Счёт шёл на секунды. Превозмогая боль и звон в ушах, подполз к технику. Обхватив его руками и ногами, я несколько раз перекатился с ним в сторону траншеи, чтоб как можно быстрее уйти с траектории движения УРАЛа.
- Давай! Ещё немного, - крикнул я, крепко прижимая к себе раненного.
Горящая машина пронеслась в метре от нас. Однако керосин уже подступал к горящим ящикам около Су-25го. Нужно было передвигаться быстрее. Но не так уж и просто преодолевать эти метры бетонного покрытия. Вдобавок, моё лицо заливает пот с кровью раненного.
Мы уже почти докатились к траншее, как из неё вылез Дубок. Схватив меня за край куртки, он потянул нас на себя, втаскивая в укрытие и падая сверху.
Раздаётся мощный взрыв. Всей нашей группе было уже весьма тесно в яме, поскольку прибежал ещё личный состав, работавший на стоянке.
На полосу прилетали снаряды, дробя её на части, поднимая в воздух кучи камней от бетонных плит. Сейчас, при всём желании, взлететь не получится. У нас просто нет полосы.
Ещё несколько разрывов, и вот уже снаряды бьют недалеко от командно-диспетчерского пункта. Один, второй снаряд и сквозь дым я заметил, что взрыв раздался рядом с окном, где находилась комната лётного состава.
А взрывы продолжали грохотать. Самолёты, что были с боевой зарядкой, тушить никто не станет. Остальные - уже поздно. В этом едком дыму целыми ещё стояли самолёты нашей эскадрильи. Ни один снаряд не прилетел в них.
Сквозь крики, вой сирен и взрывы, послышался звук вращения винтов. Мы наблюдали за тем, как готовятся взлететь два вертолёта. Пара взмыла в воздух и заняла курс, уходя в сторону горного хребта Шингар.
Сейчас наши вертолётчики должны будут поразить все огневые точки противника. И ведь духи не перестают обстреливать базу, которая задыхается в чёрном дыму.
Но вот с земли произведён пуск. Ми-24 начал уклоняться от ракеты ПЗРК. Уйти не удаётся, и в воздухе происходит взрыв. Вертолёт начал дымить, а затем и гореть ярким пламенем. Через пару секунд он столкнулся с поверхностью.
Второй принялся отстреливать всё, что у него было на борту. В бой пошли неуправляемые снаряды, а также большая вереница ловушек. Но и это не спасло ребят от очередной ракеты.
Кажется, так и не сможем мы поразить этих тварей. Полоса не в работе, магистральная в огне, а дежурному звену вырулить мешает горящий топливозаправщик, который техники смогли лишь оттолкнуть в район рулёжки.
И вот на горизонте очередные вертолёты, резво выполняющие отвороты по курсу и заходящие на цель. Залп, и многочисленные снаряды летят по наземным целям. Теперь заходит второй и также отрабатывает. В течение пары минут два «крокодила» Ми-24 и один Ми-8 непрерывно подавляют огневые точки. На этом мучения базы прекращаются.
Я смотреть в сторону командно-диспетчерского пункта. В стене, как только немного улеглась пыль, показалась большая дыра.
- Твою мать! - выругался я и побежал к своим товарищам.
Возможно, уже никого и нет в живых, если реактивный снаряд прилетел в комнату. Преодолев магистральную рулёжку, я уже был рядом с разбитой стеной. Из дыры выполз Барсов, схватившийся за уши. Видимо, его здорово оглушило, раз он не понимал, что происходит.
- Марк? Слышишь? - кричал я, но Барсов лишь смотрел на меня с непониманием.
- Не слышу, Серый! Вообще, не слышу, - громко сказал Марик, держась за голову.
Гнётов, прибежавший следом, потащил меня в комнату. Внутри всё было в пыли и забросано камнями. Хороший интерьер был испорчен, кондиционер от взрыва отбросило в шкаф с документами, а магнитофон слабо играл легендарный хит группы Оттаван про поднятые вверх руки.
Ни одного стона, ни криков и ни единого признака жизни. Кажется, всех завалило разрушенной стеной. Я принялся руками откидывать кирпичи в надежде, что докопаюсь и найду чьё-либо тело. Григорий Максимович делал то же самое, но никаких следов.
- Как думаешь, наших завалило камнями? - спросил Гнетов, и тут же толкнул меня в плечо.
У дальней стены открылась дверь. Как ни в чём не бывало, в разрушенную комнату протиснулся Гусько. Осмотрев разрушенное помещение, он поставил руки в боки и посмотрел на нас.
- А вы говорите, что не помогает верблюжья колючка. Вон, из-за неё я в туалет побежал, а тут началось, - крикнул Гусько и стал продвигаться к нам. - Не ранены? - предложил он нам сигареты, но мы с Максимовичем отказались.
- Мы-то да, а где остальные? - спросил я.
- Кушать пошли. Мы с Мариком решили не травить себя такой едой, - сказал Гусько. - Пошли помогать.
- Не знаю как ты, а я устал, Сергей, - произнёс Гнетов, присаживаясь на груду камней.
- Марк, ты как? - спросил я и тут же повернулся на выкрикивающего что-то Барсова.
Тот ещё оставался глухим, и что-то у него спросить было бы сложно.
Оставаться здесь смысла не было, и мы направлялись бегом к стоянке самолётов.
Вскоре мы уже начали грузить раненых в «таблетку», чтобы отправить в госпиталь. Афганская стоянка ещё взрывалась, и тушить её никто не собирался. При беглом взгляде, можно сказать, что их авиацию уничтожили полностью.
У нас же потери в технике были гораздо меньше. Можно сказать, кроме Су-25го и повреждённого спецавтотранспорта потерь и не было. Наши МиГ-21 ещё не осматривали, но визуально они были целыми. Другое дело с людьми.
- Тихо брат, - говорил я обгоревшему технику, чьё лицо было совершенно покрытым волдырями от ожогов.
Сам он сильно трясся и стучал зубами.
- Так-так, давай дружок! - подбадривал Гусько пухлого парня, который лишился ноги.
Тот самый Мамочкин, художник, так натурально рисовавший девушку в палатке техсостава.
- Ну вот, а я хотел бегать начать по утрам, - не терял крепость духа пухляшь, когда его грузили в машину.
Пока мы помогали медикам, на посадку зашли «крокодилы». К вертолёту уже бежали Араратович, техники, которые ещё были в строю, и ехал ГАЗ-66 с медиком, чтобы забрать раненых.
Полосу латали очень быстро. В Шинданде базировался отдельный батальон аэродромно-технического обеспечения ОБАТО, которому пришлось выполнить очень тяжёлую работу. Восстанавливать аэродром после таких повреждений нужно было как можно быстрее. Из афганских союзников работники никакие.
Так что потребовалось усиление. Занимались ремонтом полосы аэродромщики как с нашей базы, так и прибывшие им на подмогу специалисты из Союза.
Материалы притащила целая эскадрилья вертолётов Ми-6 и Ми-26, совершавших рейсы почти всю ночь. Не знаю, как можно оценить труд людей, которые в жару меняют покрытие, заливают специальным составом швы между плитами, а также латают бетон буквально на глазах.
Обиднее всего было наблюдать, что начальник всё того же тыла с интересной фамилией Хватов, «кормивший» командующего армией хорошей едой, вёл себя с прибывшими специалистами и нашими БАТОшниками очень уж некрасиво.
Один из эпизодов меня просто убил морально.
Мы с Дубком проводили работы на самолёте, поскольку помощников у него не осталось, а на «усиление» ребята прилетят только завтра. Несколько солдат во главе с прапорщиком заливали швы прямо напротив нас. Тут подъехал этот товарищ на «служебном» РАФике. Тот самый микроавтобус с зазнавшимся водителем, которого мы с Валерой встретили в самый первый день прилёта в Шинданд.
- Так, прапорщик, я у тебя солдат забираю. Они по моему плану будут заниматься, - сказал полковник Хватов с видом настоящего помещика.
Что же это за стратегическая задача, что прямо сейчас ему нужны бойцы.
- Товарищ полковник, это не военнослужащие местного БАТО. Они прибыли по указанию вышестоящего штаба, а именно ТуркВО, - начал объяснять седой прапорщик. - Забирать их нельзя.
- Ты меня не понял? Они пойдут сейчас работать по моему плану, а ты тут сам как-нибудь, - повысил голос полковник.
Вид у солдат был потерянный. Кажется, им совсем не хотелось уходить с полковником. Я решил, что нужно вылезти из кабины и пойти оказать какую-то помощь прапорщику. Хотя, чем может ему сейчас помочь простой лейтенант, как я. Лейтенант КГБ мог бы.
- Ты у меня сегодня под арест пойдёшь, воин седовласый, - грозил полковник.
- Товарищ полковник, лейтенант Родин, разрешите обратиться? - спросил я.
- Лейтенант, ты чего пришёл? Сидел в своей кабине, вот и сиди, - гаркнул на меня Хватов.
- Я просто хотел бы быть свидетелем того, как вы отдаёте приказ товарищу прапорщику переподчинить вам этих бойцов. А вы, куда их отправляете? - спросил я.
- Слушай, лётчик, иди отсюда. Пока я тебя вместе с ним на губу не отправил, - выругался Хватов. – Были бы в моём подчинении, я вас всех лодырей авиационных заставил бы лес рубить.
- Как нам повезло, что в Афганистане лес не такой густой, - вздохнул я.
Тут полковника понесло. Во всём у него виноваты все, только не он. В первые ряды он меня и прапорщика записал.
В конце концов, бойцов пришлось с ним отпустить, поскольку полковник отдал приказ, приложив руку к голове.
- Против такого не попрёшь, сынок, - тихо сказал прапорщик. - Разрешите идти, товарищ полковник? - спросил он у Хватова и тот указал ему вернуться к заделыванию скола на магистральной рулёжке.
- А ты лейтенант чересчур разговорчивый, - подошёл полковник ко мне ближе. - Доложу куда надо, чтобы с тобой провели беседу.
- Зачем же? Готов лично доложить о сделанных мне замечаниях своему командованию, - сказал я, после чего глаза Хватова вылезли из орбит. - А не уточните, когда будет выдача обмундирования?
- Пошёл вон! - крикнул полковник и указал мне на самолёт.
Кажется, теперь заточил на меня зуб тыловик. Эх, а с Гороняном в Баграме лучше было. Тот был более хозяйственным, чем этот полковник.
Хватов являлся старшим оперативной группы управления тылом на направлении Кушка - Герат - Шинданд – Кандагар. Всё «хозяйство» было на нём. Трудился он и, правда, очень много. Вот только в наших желудках это не чувствовалось. И не только в наших.
Постепенно стали возвращаться в строй и наши товарищи. Валера и Паша прибыли посвежевшими, но безрадостными. Пить нельзя, пока не проколят весь курс лекарств. На то, что необходима реабилитация после болезни решили не смотреть.
Врач Коля Немцов начал уже «бить в колокола», что местного питания недостаточно для нормальной лётной работы. Тому было много примеров. Например, очередь в туалет утром нужно было занимать с вечера. Запасы активированного угля и другие таблетки от и для желудка у врача стали подходить к концу, поскольку каждый день на предполётном осмотре у вертолётчиков кто-нибудь требовал спасительное лекарство.
Вечером наш врач пришёл к нам, чтобы обсудить какое-то дело с Гусько. Но сначала Немцов поведал, что сегодня двое бойцов получили травмы при обустройстве бани.
- Это как? - спросил Барсов, зачёсывающий свои светлые волосы назад.
- Что-то взорвалось там. Бойцов, которые приехали с Союза полосу чинить, использовали не по назначению, - сказал Немцов, и я понял, о ком идёт речь.
Доктор рассказал, что у одного оторвало пальцы на руке. А я вспомнил, что это те самые солдаты, которых сегодня взял с собой Хватов. Вот же зараза! Теперь парни поедут домой с травмами, полученными на ровном месте.
- Я так не могу, - жаловался нам Коля, мотая своей рыжей головой в стороны. - Звоню в Кабул, а мне говорят, что всему виной вода. Мол, кормят нормально, а вы, «авиация» просто зажрались!
- Пока поймут беспечность тылового начальства, ещё куча народа сляжет, - задавался столь сложным вопросом Гнётов, помешивая макароны в кастрюле.
Сегодня нам провели свет от генератора, так что теперь он должен быть у нас постоянно. У Николая решил кое-что спросить, раз он приехал на место Ольги.
- Коля, ты с Вещевой не пересекался перед отъездом? - спросил я, отведя его в сторону.
- Неа. Сам же знаешь - я в вертолётном полку был, а она в вашем. Мне разнарядка пришла и через два дня я уже в Баграме был.
Хреков был весьма недоволен моими высказываниями. Может, я и не прав, что начал перепалку с полковником, но терпеть произвол и молчать уже надоело.
- Лейтенант Родин, за пререкания со старшим по званию объявляю вам выговор! - громогласно произнёс генерал.
- Есть выговор! - ответил я, выпрямляясь по струнке.
- И запомните, чтобы не происходило, я никому не позволю разговаривать на повышенных тонах со старшим по званию, - сказал генерал, оглядывая грозным взором собравшихся. - Садись!
Конечно, проще всего сейчас было заткнуть меня и ничего не делать. Я уже подумал, что наш Хреков изменился за последнее время в лучшую сторону. Ошибся, похоже.
Пока все присаживались, полковник гордо выпячивал грудь, радуясь за такое разрешение конфликта.
- А теперь, товарищ полковник, покиньте класс. Здесь идёт постановка задачи лётному составу, - сказал генерал, толкнув большой конверт, чтобы тот проскользнул по столу к Хватову.
- Само собой. Спасибо, что передали, - сказал полковник, весело ухмыльнувшись.
- У вас хорошие часы, - указал на левую руку Хватова генерал. - Японские?
- Подтверждаю, товарищ генерал. Разрешите идти? - спросил полковник и Хреков кивнул, присаживаясь на своё место.
Хватов неторопливо пошёл к двери, но генерал его остановил, громко прокашлявшись.
- Что-то случилось? - повернулся к нему тыловик.
- Да, товарищ полковник. Я кое-что забыл вам отдать, - сказал Хреков, достал из кобуры пистолет и положил перед собой.
- Это важно? - заинтриговался Хватов.
- Очень, - ответил Хреков, вынимая магазин из своего Стечкина.
Генерал последнее время прилетает на вертолёте, пилотируя его самостоятельно. Оттого он всегда экипирован для боевого вылета.
- Не понимаю, - занервничал Хватов, наблюдая, как генерал медленно разрядил один патрон из магазина.
- А стоит, товарищ полковник, - сказал Хреков, взял патрон и бросил его тыловику.
Хватов, выронив папку и фуражку, поймал патрон двумя руками.
- Советую вам поторопиться с налаживанием поставок, - произнёс Хреков и отпустил тыловика. - Продолжим постановку.
Хватов быстро ретировался из класса, ничего в ответ не сказав. Интересный способ воздействия у генерала!
Мог бы полковник понять намёк Андрея Константиновича и заняться выполнением поставленных задач, так нет же пошёл жаловаться Полякову. Однако, никаких санкций к Хрекову не было. Генерал также сел в вертолёт и улетел в направлении Кабула. Вечером Бажанян рассказал, что особист, выслушав все жалобы от тыловика, предъявил тому столько эпизодов недостачи и халатности, что Хватов собирался слечь в госпиталь на время, пока всё не утихомириться.
- Одно мне непонятно. Почему тянул особист с этими эпизодами? - задумался Гнетов, когда мы потребляли квас Савельевича.
Сегодня, на удивление, никто не бегал в туалет. Видимо, наши желудки начали привыкать к этому напитку.
- Есть прекрасная фраза, Григорий Максимович - всему своё время, - сказал я.
- Тут ты прав, - кивнул Гнетов.
Рядом с нашей палаткой остановился микроавтобус РАФ. Кажется, сам Хватов решил почтить нас своим присутствием.
- Так, авиация, продуктов подвезли. Вот решил вам подгон сделать, - подошёл к нам полковник с большой картонной коробкой.
В ней были консервы, сахар, макароны. Даже парочка бутылок водки. К чему бы такая щедрость?
- Товарищ полковник, правда, не стоило, - сказал Бажанян ради приличия.
Коробку наш зам командира тянул на себя так, что чуть руки не оторвал нашему гостю.
- А что пьёте, братцы? - поинтересовался Хватов, заглядывая ко мне в кружку.
- Квас, - ответил я. - Вам налить?
У всех глаза на лоб полезли. Выпьет сейчас полковник и понесёт его сразу в туалет. Не привык же ещё к такому экологически чистому продукту.
- Давай, - махнул он рукой. - Я, вообще, брезгливый к такого рода отварам, но ваш напиток попробую.
Ох, и зря он это сказал! В глазах Гусько тут же взыграли огоньки. Наш замполит, похоже, проработал план мести тыловику.
- Ну как, товарищ полковник? - спросил Савельевич, когда тыловик выпил залпом кружку кваса.
- Очень хороший! Надо девок заставить в столовой такой приготовить, - довольно улыбнулся Хватов.
- Вот-вот, а то мухи задрали уже, - сказал Гусько и картинно стал махать рукой над открытым термосом с квасом.
- Как... мухи? - спросил полковник, подавляя в себе отрыжку.
- Ну а как же? Квасок удался, вот паразиты и слетаются, - расстроено вздохнул Гусько. - Мы уже привыкли к этому.
Всем было уже тяжело сдерживаться, чтобы не заржать. А мне даже становилось жаль полковника. Всё же, с миром пришёл.
- Прив... ик... привыкли? - снова удивился Хватов и уже с трудом удерживал себя от рвотных позывов.
- Мухи - это ещё не так страшно! Вчера полкружки опарышей с бака снял, а сегодня мышь еле спас, чтобы она не нырнула внутрь, - продолжил говорить Гусько, и тут не выдержал такого давления Хватов.
Стоит ли сказать, что в машину он не шёл, а бежал. Вроде успел до момента, когда ему стало совсем плохо.
Наутро я смог передать письмо через штурмана Ан-12, экипаж которого решил заночевать в Шинданде. Оказалось, что это был тот самый экипаж, который я прикрывал во время налёта на Джавару. Штурман меня чуть не расцеловал около самолёта. Я его понимаю, сам запомнил тот день, когда мой МиГ был сбит ракетой, и пришлось катапультироваться. До сих пор боли в спине напоминают.
Поговорить у нас не получилось, поскольку мне уже надо было идти к самолёту. Вылет на сопровождение у нас был строго по времени.
- Сергей, всё сделаем! Если надо, то и привезти сможем твою Олю с Осмона, - сказал мне командир экипажа.
- Везти, думаю, не нужно. Пообщаться нам надо просто, а военной корреспонденцией письмо будет долго идти, - ответил я, потихоньку надевая на себя подшлемник и шлемофон.
- Мы завтра вернёмся. Ответ можем тебе передать, - сказал штурман.
Не знаю, что меня сильнее сегодня поразило - появление МиГ-29 над моей головой или новости от штурмана экипажа Ан-12. Слова про свадьбу, эхом продолжали отдаваться у меня в ушах.
- Сергей, ты только не...
- Расстраивайся? - перебил я штурмана, пытавшегося меня приободрить. - Да, всё нормально. А вы о свадьбе-то как узнали?
- Как мы обещали тебе, цветы купили и пошли в часть передать весточку. Нам сказали, что она в отпуске. Поинтересовались у врача, где она живёт. На что нам был задан вопрос: «- А зачем вам?».
- Так, я надеюсь, вы объяснили?
- Естественно тебя не выдали. Сказали, что в благодарность за оказанную медицинскую помощь от лётного состава транспортного полка, хотим передать презент. Но нам, таким красивым, подтянутым, да ещё с цветами, посоветовали к ней не соваться. У неё свадьба сегодня, а жених из ВДВ больно ревнивый и во всех смыслах на голову контуженый.
- А вы чего?
- Ну, мы решили не рисковать. Там же свадьба. Где один десантник женится, там их целый взвод бухает.
- А вам ещё обратно лететь, ВЛК проходить… Теперь понятно, почему письмо не дошло до адресата.
- Мы подумали, что будет не к месту. Серёга, представь, что ты избавился от 45и килограммов лишнего веса. Я вот три раза так делал и до сих пор стройный, каждый развод приносил облегчение. Будто крылья вырастали, даря непреодолимое чувство свободы. Тебе ещё повезло, что сразу избавился от головной боли и бумажной волокиты, - сказал парень, и мы с ним попрощались.
Я и шёл со стоянки в класс на разбор. Потный, уставший и с букетом. Всё как у лошади на свадьбе - в цветах и мыле.
Взгляды техников в мою сторону не особо волновали. Кто-то пытался пошутить по поводу хризантем, мол, теперь так награждают за сбитый.
- Сергеич! - окликнул меня Дубок, шедший ко мне быстрым шагом.
- Слушаю, Елисеич.
- Ты мне про полёт не всё рассказал. Всё у тебя работало? - спросил Дубок.
- Ничего экстраординарного не заметил. А что?
- Вот ты не увидел ничего «экстра», а я обнаружил, - сказал мой техник и протянул пулю. - Дарю.
Я не мог придать значение этому трофею, поскольку до сих пор не получалось сосредоточиться. Новость про Олю заставила слегка тормозить. При ближайшем рассмотрении я сразу определил, отчего пуля.
- Ну, это ДШК. Калибр 12.7, марку пули точно назвать не могу. К чему этот подарок?
- Это с твоего самолёта. Застряла в подголовнике катапультного кресла, - серьёзно сказал техник, будто он стал свидетелем чего-то фантастического.
- Повезло мне. Спасибо за подгон. Буду теперь её хранить...
- Сергей, это знак. Для тебя уже второй, - сказал Дубок, подойдя ближе. - Катапультирование - это раз. Пуля - это два. Как я слышал, ты в училище самолёт в поле посадил...
- Ой, Елисеевич! - отмахнулся я. - Сегодня вообще не тот день, чтобы ещё мне о предзнаменованиях каких-то рассказывать. Предлагаешь не летать?
На этот вопрос Дубок отвечать не стал.
- Ты бы ещё перекрещивал меня перед каждым вылетом, как Макарыч в известной картине, - сказал я, укладывая в карман пулю. - Не переживай, я заговорённый.
- Дай Бог... - тихо сказал Дубок, и тут же замолчал.
Не сильно в эти годы приветствовалось в армии быть верующим. В основном все были атеистами.
- Ладно, пойду. Если хочешь, можешь крестить меня, - улыбнулся я.
- Сергеич, я тут хочу над фюзеляжем покумекать, - сказал Дубок, показывая мне трафарет со звёздами. – Не против, если оформлю?
- Не возражаю, Елисеевич, - ответил я и направился на разбор.
У входа на КДП встретил Марика, которому было интересно, где я достал такой букет. Тут же у него возникло много вопросов.
- Кому? А как достал? - спрашивал он, не давая мне возможности ответить.
- Никому. Где достал, там уже нет. Ты чего пристал? - поинтересовался я, замахнувшись на него цветами.
- Эй, нет! Ты если использовать букет не будешь, то мне продай. С ними же реальный вариант... расслабить партнёршу, - ехидно улыбнулся Ален Делон местного разлива.
- Так забирай. Мне не пригодились, - отдал я ему цветы, собираясь уже идти в класс. - А ты на разбор чего не идёшь?
- Я отпросился. Зубная боль у меня острая, - отмахнулся Марик.
- Её не Ефросиньей зовут, зубную боль твою? - спросил я.
- Я всегда двигаюсь вперёд, Родин. Не оглядываюсь назад и ищу новых для себя ощущений. Тебе самому не надоела Вещевая?
- Всё уже. Замуж вышла Ольга, - сказал я.
- Блин, Серый, поздравляю! - кинулся ко мне обниматься Марк. - Совет да любовь! Любите друг друга, как я... а я никого не люблю, кроме Родины и мамы.
- Да погоди ты поздравлять, - пытался я его оттолкнуть, но Барсов никак не отставал.
- Неа, слушай дальше. Я специально готовил эту речь, - отошёл он на шаг назад и гордо начал поздравлять, словно поэму рассказывал со сцены. - Чтоб меньше было разбросанных носков и пересоленных борщей. Чтоб пилила в доме только пила, а горькими были только попки от огурцов. Чтоб...
- Ты закроешься или нет? - перебил я его. - Замуж вышла не за меня Вещевая.
- Тогда вдвойне поздравляю, Серёга! Баба с возу, коню легче! И вообще, мы так молоды ещё, нам гулять и гулять! – одну руку он положил мне плечо, а вторую устремил в звёздное небо. Это ж какие перспективы открываются!
Марика ничего уже не изменит. Я сбросил его руки и пошёл в класс не обращая внимание на звучащие в мою спину поздравления о сохранении меня в Красной книге холостяков.
И почему мне сейчас как-то не по себе. Есть ощущение, что меня кинули. Да и как такое может быть?! Тут времени прошло не так много, а Оля уже и замуж выскочила. Сколько с ней непоняток возникает!
Получается, что со мной Вещевая была ради «здоровья». Потрясающий доктор!
- Ты чего такой, Серж? - спросил у меня Бажанян.
- Думаю.
- Ну, ты давай быстрее думай. У нас разбор идёт, - спокойно сказал Араратович, и тут же вернул меня в реальность.
Как я понял, Араратович собирается мне рассказать сейчас по Вещевую. Вот только я этого ждал от своих однополчан раньше.
- Как узнал, что она вышла замуж? - спросил у меня Бажанян.
- Случайно, - ответил я и рассказал о своём послании через ребят-транспортников.
Темнит Араратович. Судя по его задумчивому виду, подбирает слова, чтобы не сильно меня обидеть. Как будто, это что-то изменит.
- Раз ты всё узнал, можешь теперь сосредоточиться на вылетах и..., - начал он говорить после моего рассказа, но я решил его прервать.
- Тигран Араратович, зачем вы скрывали и продолжаете скрывать от меня якобы ужасную правду? В чём смысл? - спросил я.
- Расстраивать тебя, Серёга, не хотели, - ответил Бажанян, присаживаясь на скамейку рядом с палаткой. - На самом деле все догадывались, по какой причине уехала с Баграма Ольга Онуфриевна, но точно никто не знал. А тут командир недавно прояснил ситуацию, когда уходил на больничный.
- Вы хотели сказать – слёг в госпиталь? - переспросил я Араратовича, присаживаясь рядом.
- Мамой клянусь, он ещё ложиться не хотел. До последнего сопротивлялся, пока лицо не пожелтело…
- Так что там с Ольгой? – перебил я Бажаняна.
- До твоего распределения к нам в часть, у Оленьки был жених. Красавец, джигит, спортивный такой! Васькой зовут, по прозвищу Катапульта.
Катапульта… уже наводит на мысль, что парень не простой.
- Ну да, мне сказали, что десантник. А где он до этого был? Получается, что она при женихе со мной гуляла?
- Та не…, - почесал затылок Араратович. - Любили они друг друга. Потом война началась, и его в Афган направили с полком. Тут он и пропал и почти год числился пропавшим без вести. Все считали, что жених Ольги погиб.
- Печальная ситуация, - сказал я совершенно искренне.
- Ага. Но жизнь идёт, а Вещевая замкнулась. Девчонка красивая, и одна. Многие у нас в части к ней клинья подбивали, но она была кремень. До последнего надеялась, что он жив и вернётся. Шли долгие месяцы неизвестности. И тут ты появился напористый, красивый…
- Джигит, спортивный такой и дальше по списку.
- Ну да, да! Всё так! - улыбнулся Бажанян.
- То-то вы спорили насчёт наших с ней отношений.
- Ты это! Если что я на тебя ставил. Ты ж свой! – похлопал меня по плечу Араратович. – Вот, видимо, вернулся Васька, и Оленька сделала свой выбор.
- Мне от того, что она определилась не легче, - сказал я, вставая со скамейки.
- В жизни всякое бывает, Серж. Главное, что человек жив.
Вот тут я согласен с Араратовичем полностью. Парень вернулся живой. Девушка осталась с ним, хотя могла спокойно сказать, что любовь прошла и помидоры завяли. А то, что у неё кто-то был в это время - злые языки в военном городке поговорят и перестанут.
- Я всё понял Тигран Араратович. Вы за меня не переживайте. Мы с Ольгой друг другу ничего не обещали. В любви она мне не клялась, я в принципе тоже. Поэтому у меня к ней претензий нет.
- Ну, хорошо, что тебе было хорошо и ей приятно. Провели время с пользой. Ладно, иди отдыхай.
Ага. Только вот осадочек у меня остался. Ощущение, будто меня использовали как аэродром подскока. Могла же ведь Вещевая сразу внести в наши отношения ясность, чтоб я по самолётам не бегал за ней и голову не ломал в раздумьях причин её молчаний и побега.
За спиной было слышно, как Буянов продолжал грозить Марику всеми возможными и невозможными наказаниями. Если бы, хоть один процент этих планируемых мероприятий Гаврилович воплотил бы в реальность, то Марик уже давно женился и забыл дорогу «налево». Хотя, это не факт. Барсов настырный.
За всеми размышлениями, я вошёл в палатку, в которой находился только один человек. Мендель рассматривал небольшую фотографию. Рядом с ним лежали несколько писем, а сам Паша выглядел весьма бледно.
- Серый, эт... т... ты? - дрожащим голосом спросил Мендель, убирая фото и письма. - Перечитат... тать решил.
- Паш, случилось чего? - спросил я.
- Нет. Напряжённо сегодня было, вот и устал, - натянуто улыбнулся Мендель, снимая с себя куртку от комбинезона.
- Сходил бы, умылся холодной водой. Бодрит хорошо, - сказал я, готовя свою кровать к отбою.
- Да. Ты прав, - кивнул Паша и мощно выдохнул.
Что-то не так с ним. Нервное напряжение от встречи с «Томкэтами»? Так он после этого ещё летал несколько раз и был вполне спокоен и собран. А сейчас ему впору успокоительное принять.
- Паша, ты точно в порядке? Руки чего дрожат? - спросил я, когда Мендель пытался взять футляр с зубной щёткой из сумки.
- Серёга, расслабься. Просто я устал, - улыбнулся Мендель. - Ты тоже на разборе был задумчивый. Наверняка из-за Ольги?
- Это было так заметно? - спросил я, укладываясь в кровать.
- Ага. Ты, когда вошёл, Гусько в расстройствах сказал, что в споре на ваши с ней отношения его чуйка не сработала уже окончательно.
- Жаль, что разочаровал его.
- Значит, Вещевая вышла замуж, - сказал Паша, покачав головой. - У вас серьёзно всё было?
- Как видишь, нет, раз у неё серьёзные чувства были к другому человеку. Мне, вообще-то, не очень хочется об этом говорить, - сказал я, взяв книгу Пикуля.
- Ладно. Если что, обращайся. Лучший способ склеить разбитое сердце — это время и друзья, - произнёс Мендель.
Вот, вроде бы, социальных сетей нет, чтобы такие статусы можно было почитать. Странно как-то слышать от Паши такие напутствия, да ещё и после его нервного вида.
- Паша, ничего у меня не разбито. Спокойной ночи, - ответил я, и погрузился в чтение.
Мендель больше ничего не сказал и вышел из палатки.
Утром на постановке задач понимания, чего от нас хочет командование, не было от слова «вообще».
- Где расположены основные укрепления духов в Луркохе? - спросил Паша Мендель у представителя разведки 4й мотострелковой дивизии.
- Этого точно мы сказать не можем. Главная задача сейчас...
- Как это вы не можете? Вы предлагаете нам сбрасывать куда попало? - возмутился один из лётчиков Су-25х.
Пульс резко подскочил до заоблачных значений. Все мышцы напряглись и внутри сжался огромный ком. Сказать честно - обосраться в такой момент было бы не самым плохим последствием. Тут и до разрыва сердца недалеко.
Торос кричал так, будто это в него летит самолёт и, столь сильный надрыв голоса, ему поможет. Помощь нужна нам с Бажаняном.
Мне показалось, что я смог разглядеть огромные глаза лётчика, мчащегося навстречу.
- Вправо! Вправо! - услышал я команду от Бажаняна.
Я резко переложил самолёт в правую сторону, наблюдая, как Араратович прижался ко мне вплотную. Если я заложу крен сильнее, то могу уйти в сваливание и машину уже не выведу, а если мало - ведущий меня зацепит.
- Не могу держать. Снижаюсь! - сказал я, продолжая нестись в ущелье.
На дне этого узкого желоба тонкая нить горной реки. Самолёт можно не вытянуть. Пошла большая просадка. Внизу расположен кишлак, а у меня полная зарядка. Надо пытаться вывести самолёт, чтобы не погибнуть на этих склонах, уводя самолёт в гору.
Выравниваю самолёт по крену, но высоты очень мало. Перетягивать ручку нельзя. Тоже есть вариант свалиться. Кишлак уже подо мной.
- Серый, не выведешь, прыгай! - слышу голос Араратовича.
Начинаю вытягивать самолёт, но ручка почти не слушается. Вот-вот сейчас зацеплю крыши домов!
- 202й, прыгай! - кричит уже мне авианаводчик, чей голос тонет среди помех.
- Кишлак! - отвечаю я, продолжая тянуть ручку на себя, удерживая самолёт педалями от скольжения.
- Прыжок, прыжок! - снова грозная команда от Араратовича и я взмываю, устремляясь вверх.
Выравниваю самолёт по горизонту. Впереди вижу своего ведущего, плавно набирающего высоту в развороте.
Давно не испытывал такого облегчения в душе. Перед глазами стояла очень печальная картина, что я мог бы сейчас погибнуть. Я не думал, были ли в кишлаке духи в тот момент. А вот о детях, женщинах и стариках очень даже. И все они хотят жить, как и я.
- 202й, наблюдаю, разрешите пристроиться слева.
- 216й,ух... разрешил. Что там, на земле? - устало спросил Бажанян, будто пробежал стометровку.
- Смотрю, - сказал я, бросая взгляд влево.
Над районом, где был кишлак, поднимается дым. В километре был объект, по которому отработали штурмовики. А сейчас туда сбрасывают бомбы остальные.
- Не разобрать, 202й, - пристроился я к самолёту Араратовича. - Слева на месте.
- Понял. Куда остальные попали, Торос? - запросил Бажанян у передового авианаводчика ПАНа.
- Наблюдаю, 202й, - ответил он. - Первый заход отработали хорошо. Цели поражены.
Мои нервы, которые были натянуты, словно струна, начали расслабляться. Во рту всё пересохло, а левая рука только начала успокаиваться после тряски. Вот только в спине снова боль появилась. Не такая, чтобы сразу идти на посадку, но ровно сидеть мешает.
В эфире уже пошли доклады от летчиков нашей группы, о занятии безопасной высоты и готовности к повторному заходу на цель.
- Почему медленно? Продолжать работу. Динамика, динамика! - дал команду в эфир Хреков. - 202й, вашей паре на посадку. Потом поговорим.
- Понял. Торос, я 202й, с вами конец связи. Ухожу на Янтарь, - сказал Бажанян.
- 202й, понял. Спасибо за работу, - как ни в чём не бывало, попрощался с нами авианаводчик.
- Да ну вас! - громко сказал Бажанян.
Тут же мы перешли на стартовый канал, где очень громко передавал свои эмоции Афанасьев. Его голос я узнал сразу.
- Кто это был? Дайте мне позывной этого балбеса, и я с ним поговорю сейчас на земле! - ругался рыжий подполковник в эфир, совершенно не стесняясь, что его услышат.
Сильно мешает он своими разговорами. Группе руководства полётами не даёт нормально сформировать поток самолётов на посадку.
- Какого лешего происходит? Вы откуда появились, «грачи»? - выругался в эфир Бажанян.
И этот туда же! Сядем, а потом хоть морды бейте. Не желательно, но посмотреть было бы интересно, хоть и драться между собой нехорошо.
- У меня встречный вопрос. Вы чего там делали, «весёлые» вы наши? - отвечал ему Афанасьев.
Что-то мне подсказывает, что на земле будет о чём поговорить двум подполковникам в ожидании генерала. Правда, надо ещё сесть.
- 202й, рассчитывайте заход с ходу, посадку парой, - дал нам команду руководитель полётами.
Это разумно, поскольку скорость на посадке у нас больше. Взлетели мы раньше, значит, и топлива меньше. Но Афанасьев думал по-другому.
- Янтарь, я 301й. Мы готовы парой с ходу зайти. Уже в районе третьего разворота, - вышел он в эфир.
Визуально, я обнаружил пару Су-25х. Вот только третьим разворотом там и не пахло. Идут они в нескольких километрах от нас. То есть, находятся дальше от аэродрома, чем мы, а у нас место явно не на третьем развороте полёта по кругу.
- 301й, вам правый вираж. На посадку после пары 202го.
- Понял, - недовольным голосом ответил Афанасьев.
После посадки и заруливания, Дубок отчего-то был очень даже радостным. После того, как он вынул меня из кабины, протянул мне интересный эскиз.
- Хм, не совсем понимаю. А что это? - спросил я, разглядывая лист с рисунком, выполненном в карандаше.
- Я попросил кое-кого в штабе тебе эмблему нарисовать. Человек не отказался.
- Неплохо. Надо у Араратовича лучше спросить, чтобы он был не против наших с тобой украшений фюзеляжа, - сказал я и заметил быстро идущего в мою сторону Бажаняна. - Только не сегодня.
- А чего ждать? Вон, же он...
- Родин, за мной, - прорычал Бажанян, пролетев мимо нас, словно раненый секач.
- Я понял, Сергеич, - кивнул Дубок. - Лучше не сегодня. Чего случилось?
- Да, мы во время полёта...
- Живее! Я не хочу после него прийти в класс, - крикнул Бажанян, отойдя от нас на несколько метров.
- Потом поговорим. Классный рисунок, Елисеевич, - сказал я и отдал бумагу Дубку.
- Погоди. Я посмотрел, куда пуля попала, - тихо сказал мой техник.
Странное объяснение со стороны Афанасьева. Даже предположений нет, что там могло случиться.
- 202й, вам переход на связь с Торосом, - дал команду руководитель полётами. - Работаете самостоятельно.
- Янтарь, 202й, понял. Курс 140, высота 5000, - сказал Бажанян.
Продолжаем левый разворот и выравниваем самолёт по направлению к южной части Луркоха.
Небольшие манипуляции с оборудованием связи в кабине, и вот в эфир врывается Торос.
- Воздух, воздух, есть кто на канале? - запросил нас авианаводчик.
- 202й, ответил вам Торос.
Постоянные помехи, будто в уши кто-то льёт воду. Ничего не разобрать, что нам говорит наш ПАНовец.
- Торос, не разбираю. Повторите, - переспросил Араратович.
- 202й, вертикальные сейчас будут работать, нужно цель обозначить, - буквально выкрикнул в эфир авианаводчик.
Небольшое замешательство со стороны Бажаняна наверняка вызвано тем, что в прошлый раз такие перенацеливания закончились неразберихой с «грачами». Да и обычно это нам обозначают цель, чтобы отработать бомбами, а не мы.
- 202й Торосу, как приняли? - повторно запросил ПАН.
- Понял, Торос.
- 202й, занимайте 5000, левый разворот на курс 160, - дал команду авианаводчик.
Выполнили с Араратовичем разворот, и снова перед нами узкие расщелины Луркоха. Сложно в такой местности визуально обнаружить объект.
Я посмотрел вправо, и заметил приближающийся рой вертолётов, проходящих одну вершину за другой.
- Торос, прошли отметку 1664, дайте целеуказание, - запросил Бажанян.
- 202й, снижение 3000, с курсом 160.
- Понял, снижение... и рааз! - сказал Араратович, и мы плавно начали приближаться к горным вершинам.
Перешли на снижение, но у меня в голове сразу запустился мыслительный процесс. Ищу глазами цель и понимаю, что кроме гор, русла небольшой реки и отдельных лесистых участков ничего нет.
- Цель в ущелье. Ряд строений и разрушенная крепость на северном склоне, - выдал нам информацию Торос, вот только ничего нам это не говорит.
Прошли мы парой всё ущелье. Горы как горы, ущелье как ущелье. Где там эти строения, совершенно непонятно.
- 216й, на повторный. Смотри внимательно, а то я уже слепой, видимо, - сказал мне Бажанян, и мы начали выполнять разворот. - Снижаемся 2700.
Ещё прижимаемся к вершинам, чтобы попробовать рассмотреть и найти эту цель. Результат аналогичный.
- Торос 202му. Конкретнее, где наша цель? - запросил Бажанян, когда мы выполнили второй проход по ущелью.
- 202й, проходите с севера на юг, далее от пересечения с другим ущельем отворот на восток, курс отхода 80. Цель будет строго под вами.
Прекрасно объяснил! Я прям понял. Представляю, что сейчас хочет ему сказать Араратович.
- Торос, 801й, группой вертикальных подходим к точке высадки. Цели обозначены? - запросил ведущий группы вертолётов.
Краем глаза рассмотрел, что они всей толпой идут по южной окраине Луркоха. Проще им самим уже отыскать эти цели, но вертолёты слишком уязвимы для ПВО. Вот и ждут, когда мы обозначим им район работы.
- 801й, я 202й, работаем в этом направлении сейчас, - сказал Бажанян, пока мы следовали в очередной раз по верхней кромке горных вершин.
Вот и пересечение с ущельем. Разворачиваемся на курс 80°, и тут же выравниваемся. Смотрю под собой, и снова ничего. Снизились уже в само ущелье, которое намного шире чем то, что тянулось с севера на юг. И никаких объектов, требующих воздействия. Ну, и по нам никто не стреляет. Ущелье уже переходит в пересохшую долину, уходящую за пределы Афганистана в сторону Лашкаргаха и Кандагара.
- 216й, на обратный. Высота 4000, - дал мне команду Бажанян. - Торос 202му, никаких строений и крепостей.
- Так... - выдыхает авианаводчик, который не понимает, как такое возможно.
Вполне возможно. Тут всё одно и то же в округе! Одни и те же горы, ущелья и остальные элементы ландшафта. Мне самому уже хочется высыпать эти бомбы, чтобы не везти их второй раз на базу.
- 202й, координаты 32.20.76 и 62.45.88, квадрат 15, по «улитке» 4ка, ближе к пятёрке.
Ох, я бы эту карту с «улиткой», всунул Торосу в одно место! В том квадрате, о котором он нам рассказывает, мы уже три раза были и ничего!
- Торос, выводи нас на себя, а то так мы не отработаем сегодня, - начал уже злиться Бажанян. Представляю, как нервничают вертолётчики. Они уже десять минут кружат в зоне ожидания на входе в ущелье.
- 202й, понял, я в том же квадрате, по улитке 5, - ответил нам авианаводчик.
- А, кроме тебя, там есть ещё ориентиры?
- Рядом лес и цель в километре.
Потрясающе! Никогда не видел здесь леса. Он бы ещё горы назвал в качестве ориентира. Кажется, сейчас мы будем буквально ползать по всем ответвлениям этого ущелья, ища нужный нам лес, или пока Торос не закричит, что нас видит.
- 216й, держим высоту 2600, скорость 800, - дал команду Бажанян, и мы в очередной раз за сегодня жмёмся к склонам ущелья. - Торос, увидишь нас, кричи.
И мы снова начали считать ущелья. Внешний фон нам разбавлял Торос, рассказывающий о характерных камнях вокруг него, вьючных животных, насекомых, птицах и так далее. В общем, акын собственной персоны.
Прошли мы очередной поворот, и голос Тороса стал затихать. Выполнили разворот на обратный, и снова слышу его радиообмен. Лучше всех слышно воздушный пункт управления с позывным Эллипс. Оттуда требуют уже доклад, почему цель ещё не поражена.
- 202й Эллипсу. Цель поражена? - уже в десятый раз за последние десять минут спросил у нас ОБУшник.
- Нет. Мы её ещё не нашли, - спокойно ответил Бажанян, но представляю, как он сейчас матерится в кабине.
- 202й Эллипсу, подскажите расчётное время выхода на боевой курс?
Да что они заладили?! Мне показалось, что самолёт моего ведущего слегка затрясся. Хоть бы Араратович не сломала там приборную панель.
- Через час подскажу, - ответил Бажанян.
Тем временем стрелка расходомера медленно двигалась влево. Показания были уже меньше 900 литров, и загорелась лампа выработки первой группы баков.
Парня звали Юра Орлов. «Авиационная» фамилия, как и его огромное желание, стать испытателем. В авиацию он пошел, как и большая часть мальчишек - увидел однажды самолёт в небе и «заболел» лётным делом.
- У него есть кто? Жена или девушка? - спросил я.
- Не везло ему на девушек. Вроде парень статный и симпатичный, а не в тех влюблялся, - сказал седой. - На всё ему времени хватало - и полёты выполнять, и с девчонками знакомится. Как этот ваш, белобрысый, - кивнул он в сторону Марика.
- Завидуете? Не красит это вас, товарищ майор, - расстроено парировал сказанное в свой адрес Марк.
- Барсов, ты уже и в штурмовой эскадрилье прославился? - спросил Буянов.
- Товарищ командир, это клевета!
Пару минут споров всё же выявили у Марика склонность к частым сменам девушек. Популярно это ему доказал Буянов, а потом и сам Марк решил не гневить комэска и перестал спорить.
- А девчонок, как наш Юра в полку щупать пытался? - улыбался один из штурмовиков, довольно солидного возраста и с большой залысиной.
- Помню, как он к одной подошёл в столовой, а она любовница начальника тыла оказалась. К другой, пышногрудой блондинке Мане, а та замужем за замполитом. Юра ей цветы подарил, а замполит его на губу хотел отправить надолго. Комэска отстоял, - выдохнул седой.
- А как он от начфиза бегал? - рассмеялся парень, который закончил пить воду. - Познакомился с его женой. А та... как вам сказать... ну не по любви за него вышла. Детей нет, она его не любит. А тут наш молодой и красивый! Баба поплыла.
- И как он убегал? - спросил Барсов.
- Марик, опыт перенимаешь? - резко сказал Буянов. - Ну, ладно. Как было дело?
- Ну как. Пришёл он к ней, пока начфиз в наряде. Стол, цветы и предохранительные приспособления. Спальня нагрета, и тут появление нашего Отелло. Братишка наш бежал так быстро, что прыгал через ограды так высоко, что даже начфиз не остался равнодушным, - посмеялся седой. - На соревнования его записал по военному многоборью и сказал без призового места не возвращаться.
- И как? Занял призовое? - спросил я.
- Выиграл. В одну калитку порвал всех. Правда, так и не срослось ничего у него с женой физрука, - ответил лётчик с залысиной.
- Так и не появилось у него девушки... - выдохнул седой.
За спиной послышался звук чего-то тяжёлого, упавшего на стол. Барсов уронил какую-то увесистую железку, а теперь пытался её поймать. Тут же Марик получил порцию критики и сравнений с некоторыми рогатыми животными.
- Я тебе эту пулю сейчас промеж глаз залеплю, - пригрозил ему Буянов.
- Виноват, товарищ командир, - сказал Марик, рассматривая свой трофей.
- У меня тоже есть, - сказал я, показав свою пулю, которую мне дал Дубок. - Техник выковырял из самолёта.
- Ну, это на память тебе, - сказал седой, попросив у меня мой трофей. - Не знал, что у МиГа прочный фюзеляж. Пуля чуть меньше стала.
- Как меньше? - спросил я. - Обыкновенная от ДШК. Ваш фонарь выдерживает попадание?
- От ДШК спасает однозначно. Не открыл бы наш молодой блистер, ничего бы ему не было. Калибр 12.7 фонарь выдерживает. А кабина и того больше, - ответил мне лётчик с залысиной.
Не могла пуля деформироваться. Я ещё раз посмотрел на свой трофей и натолкнулся на одну мысль. Правда, за неё меня могут посчитать весьма опасным человеком.
- Марик, дай свою пулю, - сказал я и Барсов передал мне свою находку.
Сопоставив пули, мысль моя была подтверждена сразу.
- Я ж тебе говорил — деформировалась, - махнул рукой седой, когда заметил, что пуля Марика больше моей.
И откуда здесь мог появиться НАТОвский патрон, когда у духов сплошь да рядом пулемёты советского производства? Пожалуй, надо подойти к Полякову.
Бажаняна я нашёл в отделе кадров, когда он с командиром штурмовиков собирал документы на погибшего лейтенанта. Отойдя с ним в сторону, я вкратце обрисовал ему, зачем мне нужно к Полякову.
- Серж, ну, попали в тебя в полёте из ДШК. Жив остался и хорошо. Там у Полякова сейчас голова совершенно другим занята, - отмахивался он. - Или ты, какой-то другой с ним вопрос хочешь обсудить? - спросил Бажанян, пристально посмотрев на меня.
- В сексоты меня определить хотите? - недовольно спросил я, что аж рядовой Кисель отвлеклась от своей работы.
- Не бузи. Нужно к Полякову? Я тебя не держу, можешь идти и побеседовать, но уверен, что ты его только отвлечёшь от более важных дел, - сказал Араратович и вернулся к бумагам.
Найти Полякова, как и любого особиста, было несложно. Кабинет Михаила Вячеславовича знали все, чтобы обходить его дальней дорогой.
- Разрешите войти? - спросил я, заглянув в кабинет, где особист с кем-то общался по телефону.
В своей жизни я бывал в его владениях в училище и вот снова стою перед столом Михаила Вячеславовича. Поляков всё так же односложно разговаривает с кем-то по телефону, просматривая параллельно какие-то бумаги в папке.
- Пускай. Нет препятствий. Безопасно. До свидания, - закончил свой разговор Поляков и положил трубку. - Слушаю вас, Сергей Сергеевич.
- Михаил Вячеславович, есть у меня кое-что для вас, - сказал я и положил перед ним патрон.
- И? - спросил Поляков.
- Посмотрите на размер пули. Замерьте её. Она не такая, как в ДШК, - сказал я, выкладывая перед собой на стол свой «вещдок».
- И? - повторил Поляков.
Ну, завёл свою игру особист! Сейчас начнётся что-то вроде допроса, хотя это я сам пришёл с докладом.
- Михаил Вячеславович, разве есть у нас крупнокалиберное стрелковое оружие с такими пулями? Не из зарубежных ли стран оно? - спросил я, присаживаясь на стул перед особистом, хотя разрешения сесть он мне не давал.
На эту мою наглость Михаил Вячеславович никак не отреагировал. А вот мой намёк, что таких пуль у нас нет и предположение о наличии подобного оружия из-за рубежа, его заставил задуматься.
- Оружие зарубежных стран есть. И из Пакистана, и из арабских стран. Любой из лётчиков должен это знать. Какие именно страны ты имеешь в виду? - сказал Поляков, отложив один лист в сторону.
Подменить Барсова не получится. Вызвали всё звено. В капонирах уже гудели машины аэродромных пусковых агрегатов, а техники спешно меняли номенклатуру вооружения. Похоже, не на сопровождение будет сейчас вылет.
К самолёту подъехал штурман, чтобы передать нам фотопланшеты района удара. В это время техники заканчивали подвеску зажигательных баков ЗБ-500.
- Вот здесь ущелье, - показал штурман на фотопланшете нашу цель. - Пехота идёт по ущелью. Пробивается с трудом, но идёт.
- Ты понимаешь, что здесь слишком узко? На дне ущелья и вовсе минимальное расстояние между склонами, - сказал Валера. - Предлагаешь работать боеприпасами, у которых высота сброса менее 200 метров?
- Не зальёте их напалмом, ребята на ночь останутся в ущелье. Их и так накрыли с двух сторон, - сказал штурман, вставляя в рот сигарету, но Валера тут же выхватил её.
- Вредно и возле самолёта нельзя, - произнёс Гаврюк, сминая табак.
- Им нужно пробиться к центру Луркоха? Почему поддержку раньше не оказали? - спросил Паша, окинув взглядом самолёты, которые уже заканчивали готовить.
- Не ко мне вопрос. Артиллерия работать не может, бронетехника тоже не прошла. Мотострелки послали подкрепление, но тщетно. Прорваться не могут. Резервов нет. С охраны аэродрома тоже не снимешь, поскольку наших солдат по периметру нет. Одни афганцы, - сказал штурман.
Валера почесал подбородок, просматривая фотоснимок, где можно разглядеть позиции боевиков на склонах и их огневые точки.
- Что скажешь? - спросил Валера, не отрываясь от карты.
- Сложно, Петрович. Давай отработаем с 1000. Как работали штурмовыми бомбами, - предложил Паша, который явно не хотел совершать слалом по ущельям Луркоха.
- А ты, Серый? Твоё мнение, - спросил у меня Гаврюк.
Не понимаю я этого вопроса. Да, задача сложная. Согласен, что разбиться в таком узком пространстве раз плюнуть. Подтверждаю, что пикировать в ущелье нельзя. А ещё, дело близится к закату и вот-вот работать станет архисложно.
- Приказ есть приказ. Только нужно войти в ущелье в самом начале и идти прямиком на цель. Вот он изгиб перед основными позициями, - указал я на отчётливый поворот хребта Сиахбанд - самого высокого в системе Луркоха.
Паша посмотрел на меня с удивлением, словно я сумасшедший. Даже слегка прицокнул.
- Типо бесстрашный? - спросил он.
- Типо грамотный. Ты предлагаешь ещё дольше нам тут разбираться, пока парней там будут кромсать? - высказался я.
- Ну, вам с Валерой виднее. Вы уже столько излазили ущелий, что после войны можете гидами тут подрабатывать, - улыбнулся Мендель, похлопав меня по плечу.
- Тогда по самолётам, - сказал Валера.
Странно, что штурман не обратил внимание на наш неполный состав. Наверное, ни у кого не возникнет мысль, что кто-то не придёт на боевой вылет.
Как только поступила команда, первым делом Валера отправил водителя дежурной машины за нашим ловеласом. Интересно будет посмотреть, как Марик будет догонять нас у самолётов.
Снаряжение Марика я предложил взять с собой, чтобы он уже не забегал в домик.
- И тебе не противно таскать за ним снарягу, словно оруженосец? - спросил у меня Паша, когда мы вышли из домика и направились к стоянке.
- Не противно. И причины здесь две, - сказал я, накинув на плечо подвесную систему Марика, а его шлем, взяв подмышку. - Не прибежит этот хрен, и большие проблемы будут у Валеры. А если ещё и мы не выполним задачу, то и у командира.
- Если честно, чужие проблемы меня мало волнуют, - сказал Мендель, подходя к своему самолёту. - И тебя тоже не должны волновать. Занимай своё место в кабине.
Раньше не замечал за Пашей такого отношения к коллегам. Он вообще последнее время меня удивляет со знаком минус. Чувствуется, что у него появляется отвращение ко всему вокруг.
На войне вполне себе такое возможно. Нервные стрессы, физическая усталость организма, а также отсутствие домашней обстановки. Всё же, Павел - человек семейный.
Солнце начало заходить за горизонт, рассеивая последние лучи этого дня. Небо хмурилось, а горные хребты начало затягивать облаками. Я передал снаряжение технику Барсова и залез в свой самолёт в ожидании команды на запуск.
- 101й, Янтарю, - запросил руководитель полётами Валеру на стартовом канале.
- Ответил.101й, группой готовность один заняли, - доложился Гаврюк, вращая головой по сторонам в своей кабине.
Определённо он искал Барсова, который всё никак не появлялся. Может влететь Валере за такое самоуправство.
- Вас понял, группе «воздух»! - дал нам команду руководитель полётами. - После взлёта отход с курсом 180, высота 5000. Сбор группе на догоне.
- Вас понял, - сказал Валера и взял небольшую паузу. - Группе запуск.
Никто отдельно не стал докладывать в эфир, что начали запускаться. У любого руководителя полётами это может вызывать подозрение, когда доложились не все из группы. Запросит сейчас Барсова, а тот и не ответит.
Через минуту уже нужно выруливать, но кабина самолёта Марика по-прежнему пуста. Техник уныло носит рядом со стремянкой снаряжение в ожидании лётчика, а того всё нет и нет.
- 101й готовы выруливать? - начал уже спрашивать руководитель полётами.
Валера молчал. Я смотрел по сторонам, но никаких бегущих людей не было. Похоже, в Союз с огромной записью в служебной карточке после сегодняшнего дня поедут двое. Ими станут кавалер трёх орденов Красного Знамени Валерий Гаврюк, лётчик первого класса и... А, стоп. Выговор отменяется. Кретин Барсов, успел. Бежит без ботинок по бетонке!
Мимо самолёта Паши промчался Марик в одних носках и расстёгнутой куртке. На голове был криво одет подшлемник, а на руках только одна перчатка.
- Янтарь, 101й, у 102го проблемы на запуске, - назвал Валера позывной Марка, когда техник помогал ему запрыгнуть в подвесную систему, а другой в этот момент надевал ему на голову шлем.
- 101й, у 102го повтор запуска будет? – спросил руководитель полётами.