— Здравствуйте. Анализы Наполеона пришли. Печень в норме, креатинин тоже. А вот липаза и панкреатическая амилаза — повышены. У него воспаление поджелудочной, потому-то он и воюет со всеми.
Я сидела в своей любимой кафешке у метро, спокойно допивала кофе и рассказывала постоянной клиентке о результатах анализов ее любимого бультерьера. Пес, обычно дружелюбный, из-за болевого синдрома в последние дни оказался непривычно воинственным.
— Ждем за назначением после обеда. В четыре удобно? Не переживайте, воспаление снимем, боль уйдет, станет как шелковый.
После этих слов я ощутила на себе коллекцию любопытных взглядов, от влюбленной парочки за соседним столом до баристы за стойкой. Наполеона знают все, но никто не ожидал, что в XXI веке у него берут анализы.
Что там Наполеон! Не прошло и часа, как я избавила Цезаря от весеннего гона, а хозяев — от помеченных углов и тапок. Владельцы не хотели нести годовалого сибирца в клинику, лишний стресс. Любая прихоть за ваш счет, в данном случае — по полуторному тарифу. Именно поэтому у меня всегда с собой рюкзак с хирургическим набором плюс флакон с наркозом.
Мобильник опять засвистел влюбленной птичкой. На экране высветилось: «Чучундр». Дорогой сынуля — человек почти взрослый, шестнадцать стукнет через два месяца. На «Чучундра» не обижается, я в его телефоне записана как «Малида» — мама Лида.
— Ма, привет! У меня идея на миллион!
— Сынуля, излагай быстро, — попросила я. Заодно подумала, что идея и правда на миллион. Миллион моих седых волос.
Идеи у Чучундра-Пети рождаются быстрее кошек и крольчат. Например, в три года сын ушел из садика искать отца, который попал в плен к пиратам. Это он сам нашел объяснение тому, что у других детей мама и папа, а у Пети папы нет. И вот как началось с пиратов, так и по сей день фонтан оригинальности все никак не иссякнет.
— Я придумал, как заработать много денег! Мы с Тохой будем развозить по квартирам кальяны. Я уже накреативил рекламный слоган: «Дым — в дом». Антон составил бизнес-план. А стартовый капитал…
— Сына, — сказала я как можно резче и увесистей, — никакого дым-в-дома и стартового капитала, пока вечером не поговорим. Понятно?
— Понятно, — ответил сын и тяжко вздохнул.
Злая мать обломала крылья будущему миллиардеру. Угу. И кофе кончился. Значит, пора двигать дальше.
Очередной чик-чирик поймал меня на пешеходном переходе. Звонил Иван Иванович Царевич, душа и старожил клиники. Есть два четко выраженных типа людей: суетохи и плюнтусы. Иван Иваныч — типичный плюнтус. Он никогда не будет звонить с вопросом «Лидочка, ты где, долго тебя ждать?», если не случилось как минимум извержения вулкана посреди нашей приемной.
— Лидочка, ты скоро? — спросил Иван Иваныч, и у меня екнуло сердце.
— Через три минуты. А что такое?
— Не телефонный разговор, — ответил Иван Иваныч.
Я ускорила шаг, пытаясь по дороге понять — что же такое могло случиться? В любом случае клинику в обиду не дам! За своих коллег и нашего главдоктора Борменталя порву глотку. Перегрызу ее, как овчарка. Вцеплюсь мертвой хваткой, как алабай. И вопьюсь когтями в морду, как сервал.
В клинику — цокольный этаж высотки — вели восемь ступеней. Я не прошла и половины, как услышала громкий резкий крик.
В холле происходила настолько привычная история, что я печально улыбнулась, вспомнив анекдот про Вовочку, Танечку и дотошную училку: «Марь Иванна, мне бы ваши проблемы». Если бы все наши страхи и тревоги можно было свести к такому скандалу, я была бы счастлива, как дворняжка на колбасном складе.
Источником шума стала дама, высокая, ухоженная и очень энергичная. Ее энергия изливалась на Машу — нашего завхоза и ассистентку.
— Вы изуродовали Джесси! Выставка через неделю, Джесси не сможет выйти на подиум на трех лапах!
Джесси, флегматичный бельгийский гриффон, уютно устроилась на руках хозяйки, не собираясь участвовать в скандале. Все четыре лапы были на месте, только левая передняя — побрита и перевязана. Груминг, кстати, не самого высокого качества, так что дама хоть и крикливый, но не слишком опытный собаковод.
Я не мисс Марпл, но с первого взгляда восстановила картину произошедшего. Дама с собачкой явилась сдать кровь на анализ, опоздала к назначенному часу, и поэтому ей пришлось ждать, пока кто-нибудь из наших освободится. Женщина вышла покурить или позвонить, оставив песика дежурной. Федя, у которого именно в этот момент образовались свободные пять минут, утащил Джесси в процедурный кабинет и вместе с Машей осуществил стандартную манипуляцию — забор крови из вены.
— Посмотрите, что они сделали! — обратилась дама ко мне, почуяв начальство. — Я отвлеклась на минуту, они похитили собаку и успели ее изуродовать! Мне нужна справка об отсутствии бешенства и этого… леп… лептоспироза! Лучше бы я ее купила!
— Наша клиника выплатит вам компенсацию, если вы позволите взять у вас кровь из вены, не закатав рукав кофточки. Согласны? — коварно предложила я, подхватывая со стола большой шприц. Я умею говорить тихо, но так, что с непривычки народ жалуется на мурашки по коже.
Дама, сделав большие глаза, отступила от меня на шаг и быстро замотала головой. Интересно, в ее глазах я похожа на сумасшедшего доктора из ужастиков? С моими-то «полтора в прыжке и косынке дыбом».
На самом деле пациент — крепко сбитая кошка двойных размеров — был с хозяином. Если же говорить совсем профессионально, передо мной возникли два пациента: кошка с окровавленным боком и худощавый парень в буром плаще, возраста Чучундра, с серьезной кровоточащей раной — правый рукав был распорот от плеча до запястья, и с промокшей ткани на землю медленно падали черные капли.
— Шупа-шы-па-ши-пша-шапшапыш, — отчетливо сказал парень и поклонился. Уловил реакцию на моем лице, почему-то положил левую руку на холку своей крупнокошки и заговорил опять:
— Благородная глазиня, я буду благодарен, если ты поможешь мне и моей итакари.
Кто я?! Это он на очки намекает? Юморист. Ну хорошо, что не глазунья.
Углядел ключевую деталь моего облика. Или в подземелье, из которого он вылез, хорошее зрение — залог выживания?
Вся эта бесполезная философия мгновенно пронеслась по моим мозговым извилинам. Сейчас имел смысл лишь вопрос подземного незнакомца — я могла поклясться, что он или выскочил снизу, или появился в воздухе, но уж никак не встал с тропинки.
Будь парень один, можно было просто вызвать полицию и скорую — пусть решают, составить протокол или сразу в больницу. Хотя, конечно, жгут наложить пришлось бы в любом случае. Но пушистая спутница нуждалась в помощи. Как, он сказал, ее зовут?
Итакари. Необычное имя для необычного питомца. С ходу даже не определю видовую принадлежность, потому что… черт, не время.
— Иди за мной. Можешь взять животное на руки?
Парень застыл в недоумении. Потом присел на тропинку и опять обнял кошку.
— Пожалуйста, повторите ваши слова.
Иностранец, что ли? Или от потери крови в ушах звенит?
— Пойдемте со мной. Я вам помогу, — терпеливо повторила я. — Можете встать? Обопритесь о мое плечо. Ваша Итакари может идти сама?
— Я понял, спасибо, — после паузы ответил странный парень. — Мы можем.
В кармане засвистала птичка, и я полезла за телефоном, машинально отметив, как дернулись оба будущих пациента. Нервные какие... Ага. Дассена привезут через полчаса, отлично! Эти полчаса бездельем маяться не буду.
Ну что, пара вполне мобильна. Я шла не оглядываясь и слышала за спиной шаги и шорох лап.
Когда я входила в клинику, шаги стали чуть тише. Гость с удивлением глядел по сторонам.
— Первый раз в городе? — спросила я.
— Нет, — чуть помедлив, ответил парень, поглаживая кошку, — но я первый раз за гранью. Не думал… — И замолчал.
За гранью? Или он сказал «за границей», а я не расслышала? Наверное.
При электрическом свете я разглядела обоих. Парень, хотя телосложением напоминал подростка, судя по лицу, был заметно старше Чучундра. На щеке шрам, отчего левый уголок рта приподнят и в сочетании с внимательным взглядом чуть прищуренных голубых глаз кажется, что парень все время саркастически усмехается.
Одет все же не в плащ, а в подобие спортивного костюма из странной на вид ткани — то ли кожа, то ли не кожа. Впрочем, сейчас чего только не наизобретали. На ногах мягкие высокие сапоги чуть ли не до бедра. И все это драное, словно он поссорился со стаей сов крупного формата. Или кошек. Вроде той, что жалась у ног.
Вот взяли моду тащить в дом диких животных. Есть умники, которые тигрят умудряются держать в квартире. Деньги есть — ума не надо. И этот, видимо, тоже решил поиграть в укротителя. Конец такой игры — звонок в полицию: «Приезжайте, в квартире дикий зверь, он напал!» Приезжают — и конец невинной зверюшке, которая лишь проявила свои инстинкты.
Зверюшка была величиной с рысь, если не больше, землистого цвета. Напоминала каракала — однажды принесли в клинику такую экзотику. Только уши этого кота были короткие и висячие.
Что касается ран, то мне показалось, будто бок бедняги прокогтил такой же серьезный хищник. Черт! А не с подпольных ли боев эта милая парочка? А что, хватает же у людей мозгов стравливать собак, почему бы не попытаться выставить дикого кота?!
Так, Лида, выдыхай, а то под твоим взглядом, похоже, сейчас задымится драная куртка незадачливого зверовода. Сначала лечение, а потом уже будем разбираться, откуда взялись экзотические гости и куда их сдадим — в полицию или в больницу.
Раны кота выглядели не глубокими, но обширными. Пожалуй, можно много не зашивать, буквально пару швов, остальное достаточно обработать йодом. И на часик капельницу с глюкозой и аминокапроновой кислотой, компенсировать кровопотерю.
Незнакомое животное — знакомые правила. Я надела на шею кошака пятнадцатисантиметровый елизаветинский воротник, а свои руки защитила перчатками.
— Мы не кусаемся, — сказал парень.
«Зачем это, доктор, мы не кусаемся… Р-р-ра-ай-й. Доктор, у вас рука в крови! Извините, это мы только с незнакомыми! И еще вы сделали нам бо-бо». В моей профессии так бывало с каждым. Иногда оставались шрамы.
Но в этом «мы» было что-то другое.
— А нас до этого прижигали йодом? — задала я риторический вопрос и приступила к манипуляциям.
Парень обхватил руками крупную кошачью голову. Так и хотелось добавить: «что-то шепнул на ухо». Однако его губы не разжались. Киса слегка дернулась, но даже не зашипела. Потом я приготовила капельницу и попала в вену с первого раза.
На пороге стояли два парня. В сравнении с каждым из них Локсер выглядел сказочным принцем и вел себя как сказочный принц.
— Хозяйка, спасай, — сказал один из них, с почернелым лицом и чудовищно впалыми щеками. — Продай ампулы.
Второй молча протянул еще более грязную ладонь. На ней была куча мелочи и пара бумажек. В другой руке — нож.
— Быстро ушли! — сказала я. — Полиция уже едет.
— Не дури, — прохрипел первый наркоман. — За вранье мы оштрафуем.
Самое неприятное — они двигались на меня, вынуждая пятиться шаг за шагом и думать: что же делать? Таких не испугаешь. Какими же ампулами можно пожертвовать и что будет, когда они поймут обман?
Вот так я и впятилась в процедурную.
— Э, чо за глюк? — сказал первый парень, стремительно бледнея.
Я обернулась. За моей спиной стоял… мамадорогая. За моей спиной стоял здоровенный — под потолок! — монстр с рожей кота, когтями Фредди Крюгера и броней, как у черепашки-ниндзя!
Честное слово, еще секунда — и я бы завизжала, кинулась к родным понятным наркоманам и повисла у них на шее: спасите-помогите!
Но не успела, потому что наркоманы оказались то ли шустрее, то ли впечатлительнее. Один из них спер мою идею и завизжал таким высоким сопрано, что мне даже близко с ним не тягаться. Второй молча разинул рот, попятился, споткнулся и сел в корзину для использованных бахил, сразу провалившись поглубже и застряв.
Тот, который изображал приму Большого, мало того, что визжал не переставая, так еще и зажмурился, выставил перед собой свой режик и принялся размахивать вслепую.
Понятно, что монстру это не понравилось, тут я с ним прям солидарна. Зверь зарычал и прыгнул. Изящно пролетел мимо меня, только ветром обдало, с запахом какой-то дикой травы, поймал нож броней на пузе и опрокинул «солиста» на пол.
— Не убивать! — крикнула я, все же сообразив, что монстр — союзник.
Удивительно, но зверь услышал. Он лишь ударил настоящим, да еще и бронированным хвостом второго парня по тому месту, которое мужчины всегда берегут в бою. Но не всегда удачно. Парень, только выбравшийся из бахил, с воем согнулся и рухнул обратно.
Несколько секунд слышалось рычание, летели клочки, к счастью только курток. Потом зверомонстр отпрыгнул назад, гордо выпрямился и уперся котобашкой в плафон на потолке, явно любуясь результатом. Оба гостя выглядели так, будто полчаса пробирались через самые колючие заросли на свете, попутно испытывая на себе некий генератор ужаса.
И жалко, и надо бы закрепить результат. А то повадятся в клинику, ампулы искать, а карманных монстров на каждый день у нас нет.
— Кому первому поставить конскую клизму? — справившись с дрожью в голосе и изобразив, что мы с монстром давно знакомы, спросила я, доставая из ящика длинный резиновый шланг угрожающе кирпичного цвета. С большой такой промывательной насадкой.
Если наркоман способен протрезветь, то это случилось. Оборванцы еще раз хором взвыли и, пробуксовывая на кафельном полу, как Том и Джерри из знакомого всем мультика, рванули наутек.
А я осталась наедине с монстром.
Ну что, не поддаемся панике, сначала запрем дверь, чтобы новых наркоманов ночным туманом не принесло. А потом… э-э-э... может, стоило схватить рюкзак и попробовать дать деру вслед за неудачливыми любителями ампул? И дверь захлопнуть с той стороны?
Да ну. Не оставлю я родную клинику какому-то монстру, пусть даже с кошачьей головой. Мы в нее столько труда вбухали, и вообще! Он вроде не кусается…
Когда я переварила все эти мысли, стоя возле запертой железной двери, и вернулась в смотровую, то обнаружила, что никакого монстра там нет. А есть котик и парень, в прежних объемах.
— Я все сделал правильно? — спросил человеческий фрагмент… Локса.
— Да, — ответила я, медленно переваривая в усталой голове информацию. Ну да, и дурак бы догадался, откуда взялся и куда делся монстр.
И тут зазвонил телефон.
— Ой, Лидочка, добрый вечер, будем через пять минут, — сказала хозяйка Дассена.
…За пять минут я успела вымести клочья одежды, протереть пол и отправить Локсов во вторую операционную. Сомневаюсь, что их монстрячья сущность возбудится на карликового пуделя, но кто его знает. Дассен имеет привычку орать как потерпевший, только увидев шприц.
***
Пудель и хозяйка удалились, получив ночной укол, и я опять занялась Локсами, только сейчас заметив, что после инцидента парень серьезно побледнел, а у кота потускнела шерсть. Я даже провела осмотр на предмет новых ранений, но их не обнаружила.
— Ложитесь-ка под капельницы, — предложила я. — Оба. Чай будешь? — И, не дожидаясь ответа, кинула в щербатую кружку-собачку — не помню, чей подарок, — сиротливый чайный пакетик и кусок сахара.
От чая Локсер порозовел, а кот под капельницей довольно замурлыкал.
— Какое удивительное питье, — сказал пациент. — Злодеи явились в твое обиталище за ним?
Я не сразу поняла. Наркоманы, за чаем? Было бы прикольно.
— Ты что натворил, мать твою кошачью за хвост и об забор?!
От собственного крика у меня зазвенело в ушах, а с высоченных разлапистых деревьев со странной фиолетовой корой с удивленными воплями сорвалась стая серебристых птиц и одним махом унеслась за рыжие скалы, торчавшие среди буйной зелени.
— Ты совсем охренел, кошак драный?! — Монстр только коротко жалобно мякнул и попятился, когда я со всей дури врезала ему коленом туда, где броня от черепашки-ниндзя уже закончилась, а ноги только-только начались. — А ну, верни меня обратно, придурок!
Вообще-то я вежливая, воспитанная и спокойная девочка. Да. С животными и их хозяевами по-другому просто нельзя. Но когда полузнакомый монстр без разрешения утаскивает вас неведомо куда, вы еще не так ругаться и орать будете!
— Гос-с-спожа глазиня… — просипел монстр, все еще держась обеими когтистыми лапами за пострадавшее место. — Прос-стите, но…
— Верни откуда взял, рожа клыкастая, а не то лапы переломаю, когти повыдергаю, хвост оторву и им задушу! — выкрикивала я, пытаясь задавить в душе нарастающее тоскливое предчувствие.
— Не могу… — признался зверогад и развалился на составляющие. То есть на парня и кота. И оба шмякнулись оземь, отчаянно баюкая пострадавшие части тела. Ну да, по монстру-то я лупила коленом от души.
— Чего ты не можешь? — Я злобно рылась в рюкзаке, искоса поглядывая на свернувшегося клубком кота. Его мне было немножко жалко, в отличие от парня. — Сюда затащить смог? Вот и возвращай на место.
— Туда я могу только… на зов, — признался паршивец, с трудом разгибаясь и выдыхая. — Ты позвала, я пришел. А сюда… Если там тебя никто не ждет, почему ты так хочешь вернуться? Здесь ты нужнее!
— Кому нужнее?! Кто не ждет, придурок ты малолетний?! — снова обозлилась я. — С чего ты взял?
— Ты сама сказала, что у тебя нет мужа.
— А кроме мужа что, больше никто не важен? — Я уже немного успокоилась и перестала орать. И шипеть. Но сарказма в голосе не убавилось. — Умник хвостатый. У меня сын там остался, ты, чучело с ушами. И мама! И я тебе и уши, и хвост с корнем купирую и ампутирую без наркоза, если ты не скажешь, как отсюда выбраться!
— Не надо. — Парень попятился, а кот вскочил и быстренько спрятался за своим хозяином. Ну да, вообще-то, выдающиеся уши и хвост есть как раз только у него. — Я не знал… не подумал…
Кажется, до него дошло, что с мужем и прочими ждунами он здорово промахнулся. Прямо на лице написано. Я даже полыхать перестала, так явно он раскаялся. Хотя… что толку-то?
— Прости… но нам правда нужна твоя помощь, — пробормотал этот похищун иномирный. — Ты вылечила Локса. Но его раны не были по-настоящему серьезными и зажили бы сами. А в деревне есть морфы, которые без твоей помощи умрут. Или останутся калеками. Если ты не вольешь в них жизнь через волшебную трубочку и не зашьешь раны волшебной ниткой.
— О боже. — Я потерла лоб и посмотрела на парня с котом со смесью жалости и раздражения. — Даже если я соглашусь посмотреть на твоих мор… марфуток. Даже если! Скажи мне, умный мальчик, ГДЕ я возьму среди этих ваших посторонних миров с деревьями и деревнями волшебную, мать ее, трубочку и, через колено бабушку, волшебную ниточку?! Они, если ты не заметил, остались там! В клинике! На Земле! А мы с тобой сейчас здесь!
— Ну… — вздохнул парень, — я знаю, что красть нехорошо. Но у меня не было другого выхода.
С этими словами он распахнул бурую куртку, и я глазам своим не поверила. Вся подкладка этого просторного предмета гардероба состояла из огромного количества карманов. И по этим карманам были распиханы…
Системы для внутривенного вливания, флаконы с физраствором и лекарствами, катетеры, шовный материал, ампулы…
— Ты что, все ящики в смотровой выгреб, жулик малолетний? — ошарашенно спросила я, рассмотрев уворованное. — Когда успел?
— Когда вы отлучились оказать услугу пожаловавшей госпоже, — ответил парень, слегка смущенный, как и все непрофессиональные воришки.
— Молодец, — немного растерянно сказала я. — Послеоперационные попоны и елизаветинские воротники не прихватил заодно?
— У меня было мало времени и всего шесть карманов, — совсем грустно ответил парень. В его голосе послышались интонации Машеньки, как всегда не написавшей список для аптеки: «Лидпална, я все помню» — и как всегда забывшей дексафорт или дюфалак. Я даже усмехнулась.
Смех — один из этапов стадии принятия. Но, блин, я что, готова принять все это? Похитили, забросили неизвестно куда — и я должна лечить этих зверолюдов или людозверов?
Смех прочищает мозги не хуже чашки кофе. Ну да, я попала. Не в том смысле, что в другой мир, а в обычном смысле слова. А что, раньше не попадала? И экзамены заваливала. И на работе меня подставляли, под уголовную статью кстати.
А еще однажды застряла в далекой стране, с попугаями и мартышками, без языка, денег и авиабилета, зато с Чучундром.
Чучундр... Кстати, этап слез я еще не проходила. И не пройду!
Короче, всегда выбиралась. Выберусь и на этот раз…
— Гос-с-пожа, с вами все в порядке? — промурчал Локс.
— В порядке, — ответила я спокойно, но твердо и громко. — Я буду лечить ваших мор… морфов.
— Госпожа, — спокойно сказал Локс, указывая на густой кустарник в стороне от тропы, — нам нужно спрятаться.
— Поверю на слово, — хмыкнула я и полезла в заросли вслед за хвостатым проводником. Локс-человек замыкал шествие, страхуя нас с тыла. Даже интересно, от кого мы прячемся?
— Надо зарыться в листья, они экранируют тепло тел, — озабоченно прошипел Локс, сталкивая меня в какую-то яму и шустро забрасывая чем-то шуршащим, влажным и синим. Я разглядела широкие мясистые листья. Непонятно, что это за процесс: предзимний листопад или сезонная смена покрова? Потом выясним, а пока текущий момент очень уж напряжный.
Рядом так же быстро закапывался в прошлогоднюю листву кошак. Я прикрыла рот, потому что отплевываться от местного перегноя мне не понравилось, и затихла.
— С ними маг. Он смотрит, — в самое ухо прошипел прижавший меня проводник. — Плохо… Морфы не должны владеть магией, это противоестественно!
— Кто бы говорил, — пробухтела я совсем неслышно, потому что Локс вдруг навалился сверху, пригибая мою голову к земле. Черт. Когда не видишь опасности, она кажется намного страшнее! Что там за морфомаг такой страхолюдный? И действительно ли я хочу это знать? И что я обнаружу раздавленным в рюкзаке, когда открою?
Сначала я услышала клекот, потом — странные звуки, напоминавшие хлопанье. Чего? Может, крыльев. Если так, то, судя по интенсивности шума, нас посетила стая каких-то орлов. Или птеродактилей.
Вот шум стих… но не потому, что пролетели. Послышались шаги неподалеку от того места, где меня закопали в палую листву и старательно утрамбовали сверху. Какой-то орлуша вполне по-человечески шагал по соседству.
Лучше бы я три дня на срочных вызовах отработала… котик покусай мою излишнюю доброту.
Несколько минут тянулись резиной, мне еще и дышать стало трудно под навалившимся сверху Локсом. Я уже было подумала, что черт с ним, пусть нас уже найдут, тогда я как минимум надышусь вволю. Но тут хлопанье возобновилось, стало удаляться и примерно через пять ударов сердца с меня слезли.
Одна неприятность закончилась. Интересно знать, сколько их впереди?
Я покинула кусты, поблагодарив их за то, что хотя бы не колючие. Не хватало оставить им в качестве дани за укрывательство ошметки куртки и рюкзака. Из рюкзака, кстати, ничего не капало — еще одна скромная удача. Если солнышко будет так же жарить и дальше, имеет смысл запихать куртку в рюкзак, учинив ему оперативную ревизию.
Интересно, а нам вообще далеко идти? Как-то не хочется покидать место, откуда я, чисто теоретически, может быть, если повезет, могу попасть обратно на пустырь возле клиники.
Между тем Локс начал достаточно быстро и аккуратно стряхивать с меня листву. Рядом усердствовал кошак, поднявшись на задние лапы, как лев со шведского герба. В другой ситуации такая картинка меня изрядно повеселила бы. Но мое чувство юмора застряло между мирами, поэтому этот цирк с конями и морфами меня не радовал.
— Извините, госпожа целительница, — смущенно сказал Локс, — вы не сердитесь за то, что мне пришлось немного грубо и торопливо?..
— Извиню, прощу и амнистирую, — прервала я излияния, — если ты или хотя бы твой кот расскажете мне: у вас всегда так стремно или только в честь моего визита?
— Нет, — искренне вздохнул Локс, — все началось недавно. Мы были вольным народом, ну, почти вольным. У нас был свой князь. Например, когда мы хотели собрать айквы в княжеской роще, старый Студ разрешал это нам с условием, что каждый, выходя из сада, положит один плод в корзину у калитки. Нам казалось, что это несправедливость: деревья айквы высоки, колючи, а есть ли на них плод, можно понять, только когда залезешь на верхушку.
— А потом стало ясно, что это льготный режим? — предположила я.
— Потом дом Студа стал логовом Пустоглазого. Нам разрешено собирать айквы, но, выходя из сада, мы должны положить всю добычу в корзину и оставить себе один плод.
— Но что же произошло? Вы разочаровались в этом Сты… в этом Студе?
— Нет, но мы сделали глупость, — ответил Локс. — В начале войны Пустоглазый сказал, что воюет только со Студом и его братьями-воинами. А мы ни при чем. И можем не вмешиваться. Мы остались в своих поселках ждать исхода битвы. Когда она закончилась, стало известно, что у нас новый князь, который теперь называется «король», и наша жизнь тоже будет новой.
Рассказ давался Локсу непросто, но, спасибо, он не забывал поглядывать по сторонам. Я любовалась окружающим миром, оказавшимся гораздо проблемней, чем думала вначале. Гребаное средневековье, проще говоря. Только этого мне не хватало… Если вспомнить общественную гигиену тех времен, доктору, даже звериному, сразу как-то очень грустно становится. И это еще если не учитывать крепостной строй, феодальную раздробленность, религиозные войны и охоту на ведьм, к которым я, возможно, отношусь по нескольким параметрам. Очкам, например. Уф-ф.
Пока я себя жалела, мы обогнули небольшую скалу и спускались в низину. Среди густой и даже на глаз сочной травы тянулись цветы, отчаянно конкурируя ароматом за внимание таких же красочных насекомых. По сторонам от дороги синели, желтели и розовели рощи. Даже издали было видно, что ветви ломятся от плодов. В таком симпатичном мире воевать и портить друг другу жизнь — невообразимое свинство.
— Ох, кого я вижу, если не врут мои глазоньки!
Навстречу нам энергично шагала пожилая дама в широкой цветной юбке. За ней так же уверенно бежала пегая коза.
— Тетушка Долна, — шепнул Локс. — Не бойтесь, госпожа целительница, она почти всегда добра и миролюбива.
Интонация у моего спутника была такая, что, похоже, меня-то он уговаривал не бояться, а вот сам иллюзий не питал. Я оглянулась на него, оценила степень встревоженности и предпочла остановиться, а Локс вдохнул поглубже и сделал несколько шагов вперед.
— Ох, племянник дорогой, мертвенький или живой? — быстро и нараспев сказала тетушка Долна, приближаясь к нам со стремительностью вражеской подводной лодки. И тут же, без паузы, шарахнула Локса длинной палкой пониже спины. Бедняга попытался отскочить, удар пришелся по касательной, но все же был эффективным, судя по красноречивому «ой!». К счастью, коза не присоединилась к расправе. Животина флегматично встала в трех шагах и не менее философски зажевала пучок особо сочных и аппетитных стеблей.
— Оф-ф-ф, тетушка, за что? — проныл Локс. Кот, вместо того чтобы вступиться, спрятался за ногами двуногого хозяина и прижал уши. Или двуногой половинки — я с этими марфутками до конца еще не разобралась.
— Не за что, а почему? — уточнила тетушка, прицеливаясь звездануть парня еще раз. — Если ты мертвяк поднятый, тебе не больно, а если живой поганец — поделом.
— Тетушка…
— Я тебе дам «тетушка»! Мать все глаза выплакала! Ариска переломанная лежит, того и гляди калекой останется, сын вообще пропал, не иначе погань крылатая утащила! А он гуляет, смотри, с девками!
А, вот и мне прилетело ни за что ни про что. Эх, тетка, я девкой была примерно тогда же, когда и ты, судя по всему. Но лучше сохранилась, конечно. Не увлекалась мучным и жирным!
— Тетушка Долна!
— Что «тетушка», что «тетушка»?! Помру я с вами, узнаешь тетушку! На дядьку Джоя порчу навели, он вряд ли до ночи доживет! Тебя по кустам искать, то ли живого, то ли мертвого, а то и взятку падали крылатой собирать, чтоб вернула, коль сцапала! Сестра-то видела, как твоя кровища брызнула. А в это время…
— Да дайте же мне сказать! — вспылил наконец Локс. — Я не шлялся! И это не девка! Это целительница, и она согласилась нам помочь!
Ни фига себе, согласилась! Посадить бы тебя или вас вдвоем на цепь, чтоб ходили вокруг дуба и песни пели, как сами согласились!
Но злиться не было времени. Пора познакомиться со вторым обитателем этого мира — патруль, от которого мы шуганули в кусты, не считался.
Тетушка наконец-то осознала, что племянник не просто подружку выгуливал, и шагнула ко мне. Коза прыгала следом с недоеденной травой в зубах.
— Так вы этого недотепу полечили? Ой, и лицо-то у вас волшебное, и глазки у вас удвоенные. У синих колдуний мастерству учились?
— Она не с Синей горы, — уточнил Локс. — Она нам на помощь пришла.
— Значит, появленка, — воскликнула тетушка. — Пойдемте скорее, может, вы еще успеете помочь!
Появленка, надо же… интересные у них тут слова. Красноречивые. На каком, кстати, языке? Я слышу русский, но вот чего-то прямо сомневаюсь.
Тетушка тронула козу за рога, и в ту же секунду передо мной появилось некое парнокопытное величиной с небольшого коня, столь же пегое и рогатое, как исходный образец. Я испугалась, лишь когда козаконь или козакобыла слегка подогнула ноги, недвусмысленно приглашая меня сесть на спину.
— Госпожа целительница, вы не упадете! — заверил меня Локс, помогая взгромоздиться на тощую спину. — Держитесь за рога! Нам недалеко.
Спасибо моим свободным джинсам. Седло не помешало бы. Ну да ладно, «недалеко».
Коза двинулась на удивление ровным и плавным, но при этом быстрым шагом. Локс и кот не стали соединяться: парень бежал рядом, придерживая меня за руку, а кот пылил впереди, будто коза не знала дорогу.
— Это твой-йя родная теть-тя? — шепнула я, немного трясясь.
— Она, пыф-ф, уф-ф, воспитывала нас, когда родите… пыф-ф-ф... были заняты, — ответил слегка запыхавшийся Локс.
***
Мой застенчивый похититель по мелочам не врал. Не успела я разочароваться в средстве передвижения, как увидела зеленую ограду поселка. В ворота мы въехали без труда — они были выломаны. Локс пытался рассказать когда и кем, но я слышала лишь «уф-ф» и «пыф-ф-ф».
Я глазела по сторонам — все же какая-то цивилизация, пусть и средневековая. Особо страшной грязищи и тесноты не было. Домики — хижины из веток, приросшие к огромным деревьям. Или аборигены совсем не мерзляки, или морозы здесь не частые гости.
Обитателей разглядеть было труднее. Тетушка Долна уверенно везла меня к пункту назначения.
Уже скоро я увидела особо широкий и раскидистый ствол. Домишек вокруг не было. Зато рядом меня ожидали несколько самых разных существ, в порядке очереди. Если бы я была циником, то добавила бы — «еще живой очереди».
Первая, на кого я обратила внимание, была девица, чем-то похожая на Локса. Рядом с ней сидела сова, точнее сыч, габаритами с трех обычных сов. Или филин? Вот тут я не спец, признаюсь. Так, по верхам. Впрочем, для ветеринара в первую очередь важны не размеры, а состояние пациента. С этим у птицы было совсем не в порядке: правое крыло окровавлено и так вывернуто, что сомнений нет — сломано.
Джой… Это тот, на кого вроде бы навели порчу.
— Он был ранен колдовской стрелой, — уточнила Ариска, будто услышав мои мысли. — Мы вынули стрелу, но порча осталась и разрушает тело. Помогите ему… пожалуйста! — И так на меня посмотрела, что у меня в затылке заныло: я ветеринар, а не волшебница.
— Постараюсь. Где больной?
Локс, сестра и тетушка Долна повели меня к самому проблемному пациенту. Я его увидела почти сразу, и мне увиденное категорически не понравилось.
В тени высоких ветвей лежал то ли огромный пес, то ли волк. В его крупной морде было что-то человеческое. Несчастный дергался, будто танцевал страшный лежачий танец, разбрасывая лапами землю и клацая пастью с могучими зубами.
На одну секунду я взглянула в желтые глаза, звериные и человеческие одновременно. И провалилась в прошлое.
Я снова в клинике. Может, в первый день, на первом дежурстве. И нет ни обид, ни интриг, ни разочарований, даже Чучундра как будто нет. Есть только эти глаза, звериные и в то же время такие разумные, поймавшие твой взгляд и успевшие крикнуть: спаси! Кроме тебя, этого не сделает никто.
Шум вокруг ударил по ушам, солнечные блики в трепещущих листьях дерева вместо ласкового тепла вдруг впились в виски яростным жжением и невыносимо яркими вспышками, я словно почувствовала зарождение новой судороги в теле великолепного когда-то волка.
— Всем отойти! Молчать! Не мешать! Не дышать! — Кажется, я орала, но, может быть, мне только показалось. Главное — послушались. Черт-черт-черт! Ему бы не на улице, его надо в темное тихое место, но я не знаю, сколько он уже так мучается, и не уверена, что его успеют куда-то донести. Может быть, он вообще жив только потому, что не просто волк, а морф, у них, похоже, живучесть невероятная. Но счет явно пошел на минуты…
Так, соберись, Лидия.
— Покрывало! Много покрывал несите, и палки! Мне нужен навес над ним и тишина! Да бегом же!
Выкрикнула, а сама лихорадочно стала перебирать трофеи, который наворовал в клинике Локс. Надо же, не заметила, когда он успел выложить их на мою куртку. Так… ага. Самое необходимое для первого этапа реанимации у меня в рюкзаке. Я почти не глядя выхватила из него флакон с золетилом — препаратом для наркоза — и первый попавшийся шприц. Набрать препарат по сотым долям я смогу в любой.
Пока пальцы тянут поршень, голова рассчитывает дозировку, а в уголке сознания возникла история восьмилетней давности. Как учебный ролик.
На полу клиники распростерся Зигмунд, великолепный зенненхунд. Жил на своем участке, какой-то оглоед кинул через забор кусок колбасы со стрихнином. Меньше чем через час уже был в клинике. И так же корчился в страшных судорогах. И я знала, что на верхней точке очередной конвульсии у него может остановиться сердце. А самое страшное — я не знала, что делать. Так и стояла, уставившись на него в бессильном оцепенении.
К счастью, Борменталь еще не укатил домой на своем велике. Не снимая шлема и перчаток, совершил чудо. Уже к утру Зигмунд был на ногах.
Потом окрестные жители объединились, вычислили мерзавца и накормили его же колбасой, вроде не до смерти. Это хорошо, но собаки с таким диагнозом в нашу клинику восемь лет не поступали.
Значит, мне предстоит повторить волшебство, которому была свидетелем. Ладно, не в первый раз.
Тем временем в шприце уже было 0,8 мл золетила. Масса Зигмунда была килограммов под шестьдесят, а этот волк-оборотень потянет… минимум на девяносто. Значит, нужно в полтора раза больше.
Теперь мне был нужен ассистент. Благо мои вопли о темноте и тишине не прошли даром: вокруг умирающего зверя словно сами собой в землю воткнулись крепкие шесты, на которые все окрестное население побросало кучу тряпок и покрывал. Вышел тесный, но достаточно темный шатер. То что надо...
— Локс, держи его заднюю лапу. Крепко держи, не давай дергаться!
Локс, как выяснилось, отличался понятливостью, реакцией и, к счастью, силой. Он в железной хватке зажал заднюю левую лапу волколака и сел на корточки. Я быстрым движением нащупала мышцу под серой гладкой шерстью и ввела иглу. Так… так, собачка, спокойнее, спокойнее… сейчас… Главное — не ошибиться с дозировкой… но я не ошибусь!
Уже через две минуты судороги начали ослабевать. Мозг волка, отравленный местным аналогом стрихнина, издерганный звуками и светом, медленно погружался в сон. Вот так, хвостатый… поспи. Спи крепко и не просыпайся, пока не поправишься, понял? Я не знаю, как ты сумел дожить до моего появления, но теперь я тебя не отпущу. И плевать, что ты не собака и даже не волк, а непонятный морф. Я все равно тебя вытащу.
— А теперь — полнейшая тишина, — тихо сказала я, очень медленно и осторожно убирая руки от расслабившегося мехового тела. Потом подняла голову и посмотрела на окружающих. Ага. В палатке только Локс, а у входа замерла Долна. Эти поймут. — Любой звук может разбудить его, и тогда снова начнутся судороги, которые рано или поздно остановят его сердце. Джой погибнет. Никаких резких звуков. Вообще никаких звуков. Стонать, страдать, ржать и гавкать — подальше отсюда.
— Да, госпожа лекарка, — благоговейным шепотом ответил Локс, а Долна серьезно кивнула и исчезла, а еще через пару секунд я услышала, как она сердитым шепотом разгоняет толпу взволнованных зрителей. Даже удивительно, какие, оказывается, они дисциплинированные, эти средневековые странные люди-звери. Судя по едва слышным шагам — рассосались в момент. На цыпочках.
— Джой! Джой! — орал кто-то у меня прямо над ухом как ненормальный, а еще на меня, кажется, упал потолок вместе с яркой люстрой. Это что за…
Мягкие объятья сна нехотя отпустили, и только тогда я вдруг все вспомнила — клинику, пустырь, наркоманов, бронированного кота-ниндзю… иной мир.
…И отравленного иномирным стрихнином огромного волка, который должен спать! В тишине! Ну все, сейчас я сама кого-то загрызу. Сказала же, чтоб не смели орать и разбудили меня вовремя!
Когда я проморгалась, оказалось, что все еще хуже, чем думалось. Этот, который орал, обрушил палатку, защищавшую спящего волка от света. У меня спина похолодела, когда я подумала о том, что все мои труды напрасны и могучее благородное животное сейчас под этими упавшими тряпками снова выгибается в мучительной судороге.
Злость отошла на второй план. Надо спасать, разберемся потом. Я ринулась разгребать ворох ткани, надеясь, что еще успею. Разгребла. И обнаружила, что под тряпками никого нет.
Растерянно откинув ткань, я поднялась на ноги и огляделась. Вокруг собралась почти вся деревня, но больше никто не кричал, и вообще все стояли словно к месту пришитые. И смотрели мимо меня. Куда-то мне за спину.
Я резко обернулась и обнаружила в паре шагов от себя взъерошенного, очень бледного мужчину средних лет с бородой и волосами цвета «перец с солью» и янтарными глазами. А у его ног, привалившись мохнатым боком, лежал волк. Но не тот, которого я лечила, — этот зверь был гораздо меньше и… ну, просто волк. Не морф. Симпатичная серая морда, без намеков на человеческое лицо.
— Ты вылечила Джоя, — растерянно сказал у меня прямо над ухом Локс. — Прости, я не успел тебя разбудить, потому что он спал-спал, а потом взял и разделился и сразу вскочил… палатку уронил себе и тебе на голову. Хотел куда-то бежать, хотел драться, мстить. Еле успокоили.
— Уф-ф-ф… — Я выдохнула и потерла лицо руками. — Я опять забыла, что у вас тут метаболизм гораздо быстрее, чем у привычных пациентов. Так, мужчина. Постойте в сторонке, мне надо осмотреть вашего зверя.
— А не меня? — Голос у Джоя оказался глубоким и гулким, как из бочки. И на удивление спокойным для человека, который столько мучился от отравления сильным ядом, потом чуть не умер, ожил, проснулся непонятно где и собирался подраться.
— Я ветеринар. Звериный доктор. Лекарь. Я гораздо лучше пойму, если со здоровьем будет непорядок у вашего волка, чем если у вас, — все это было сказано между делом, торопливо, поскольку мои руки уже были заняты разгребанием завалов тряпья над крадеными припасами из клиники. Где-то среди них затерялся стетоскоп, который я сняла с шеи, прежде чем упасть спать.
Кажется, Джой мне не особенно поверил. И это естественно, если он не помнил последние часы в судорогах. Зато его зверь на удивление мирно отнесся к тому, что я не только подошла вплотную, но и полезла ему в пасть, смотреть цвет слизистой. И остальной осмотр волк перенес стоически, умудрившись пару раз очень щекотно лизнуть меня в ухо. Прямо как обычный дружелюбный пес. Правда, с превосходными клыками, вполне годными для моментальной ампутации не очень толстой руки.
— А нам уже можно разговаривать или дядьке Джою все еще нужна тишина? — робко спросил кто-то из зрителей.
— Можно. — Я разулыбалась от уха до уха. Волк был еще слаб, ему не помешает вколоть гамавит, если Локс его слямзил. Но опасность для жизни миновала совершенно точно. — Можно даже спеть! И сплясать. На радостях!
— Спасибо, великая глазиня, — очень серьезно поблагодарил меня стоявший ближе всех парнишка. — А теперь ты сможешь полечить остальных итакари? Они все ждали, пока ты спасешь дядьку Джоя.
А не спасла бы — съели бы всей деревней? Ладно, не будем плохо думать о людях, пусть не совсем людях. Зато подумаем о своих потребностях.
Первая — пить. По дороге я слегка утолила жажду из пластиковой поллитровки, бутылка почти пуста. Пора прибегнуть к местным ресурсам. Помню, что в средние века водопровод и канализация иногда совмещались в одной канаве. Познакомиться с местной медициной не хотелось бы, даже если коллег-ветеринаров принимают без очереди.
Кажется, придумала…
— Я смогу полечить остальных итакари, — неторопливо ответила я. — Но сейчас мне нужно укрепить свои силы водой, нагретой до белых пузырей.
Не удивлюсь, если кипяченой воды здесь не обнаружится. Вдруг, едва абориген собирается затопить печку, итакари берет верх над человеческой составляющей, а животные огня не любят.
— Вам достаточно одного линя перегретой воды? — уточнил парнишка. Я махнула рукой — будет недостаточно, пусть принесут еще парочку.
Морфы шустрили так, что не уследишь взглядом. Уже минут через пять на ровной площадке между двух кольев разгорался костер, а на поперечной жердине висел котелок. Линь воды, который в него влили, на глаз соответствовал пяти литрам.
— Госпожа целительница, вам, верно, и поесть охота, — сказала тетушка Долна. — Путь-дороженька долгой выдалась.
Я согласилась. Вода уже закипала, и если здесь дружат с огнем, значит, можно надеяться, что на обед мне не предложат сырых мышей.
Так и оказалось. Уже скоро рядом с моим рюкзаком на огромном листе местной пальмы или лопуха лежали серые лепешки и запеченные фрукты. Лепешки — из грубо смолотого зерна, зато внутри кисловатой печеной дыньки была мясная начинка, и все оказалось очень вкусно, пусть и с поправкой на мой голод. К разочарованию аборигенов, я не стала пить кипяток, зато объяснила, что нагретой водой мне надо помыть руки перед едой.
Я мысленно воззвала к духу великого Хэрриота и присела рядом с девочкой. Вообще, конечно, дело мне предстояло непростое, но пара мыслей, как с ним сладить, у меня была.
— Скажи, детка, когда я лечу рану твоего итакари, ты тоже выздоравливаешь, верно? — спросила я у Ариссы, терпеливо дождавшейся меня у самого ствола «больничного» дерева. Юная дева сидела, прислонившись спиной к шершавой темно-фиолетовой коре, и выглядела хотя и бледноватой, но вполне живой. И очень терпеливой.
— Наоборот тоже работает, — к моему облегчению, ответила девочка и даже попыталась улыбнуться. — Ты мне дала горькую косточку, стало меньше болеть и у меня, и у Ариссы. — Она кивнула на беспокойно дремлющего рядом филина.
А, ну да, у них же тут одно имя на двоих. Уф-ф-ф… ну что, приступим.
Сложность в том, что вылечить дикую птицу с переломанным крылом можно, но вернуть ей привычную подвижность почти никогда не удается. Если после выздоровления птица и будет летать, то она все-таки не достигнет прежней скорости и маневренности полета. Выпущенная на волю, она погибнет либо от когтей хищника, либо от голода. Особенно мало шансов на полное выздоровление у хищных птиц… но здесь-то у нас другой случай. Плюс надежда на повышенную регенерацию странных оборотней. А еще на то, что при разделении птица и девочка как бы отчасти «поделили» травмы. Например, у Ариссы-человека еще и ребра помяты, плюс здоровенная ссадина от левого виска до подбородка. И закрытый перелом руки. А вот у филина морда с клювом абсолютно целы, зато крыло… ой-ой. Кровь перепачкала весь бок и само крыло, значит, открытый… ладно.
— Сейчас я наложу тугую повязку тебе на ребра и шину на руку. А после займусь…
— Нет, сначала Арисса! — вскинулась девочка, и ее филин недовольно ухнул — то ли на нее, чтоб не прыгала, то ли на меня, чтобы не обижала, тут я не поняла.
— Тихо. Сначала я сложу твой перелом, и, возможно, это как-то повлияет на крыло твоей птицы. Тогда мне легче будет помочь ей и не заставлять ее страдать, понятно?
Девочка испытующе посмотрела мне в глаза и кивнула.
— Умница. Приступим. Локс, ты все принес, что я сказала?
— Да, госпожа лекарка! — тут же отозвался мой похититель и расхититель ветеринарных ценностей. — Вот полоски полотна, смолы немного, ровные деревяшки и лучина. Я все правильно сделал?
— Угум. — Я быстро разложила свои скудные припасы, присовокупив к ним местные перевязочные материалы. Так…
Через пятнадцать минут тугая повязка на ребрах была готова, а руку Ариссы я зафиксировала с помощью импровизированной шины. Выдохнула и повернулась к филину.
— Ну, малышка, надеюсь, ты мне нос с лица не склюешь, вон у тебя какое грозное оружие… Давай, покажи крыло. Тебя надо подержать или сама не будешь вырываться? Ты же умница? — «Заговаривая клюв» довольно внушительной и страшно недовольной птице, я тем временем подхватила и развернула сломанное крыло. Уй...
— Тихо-тихо, красотка, не все так страшно, как выглядит, — ворковала я, стараясь не обращать внимания, как филин шипит и переступает когтистыми лапами в сантиметре от моих рук и коленей. — Ну извини, вокруг перелома придется выщипать оперение, а потом помазать йодом… Зато никакая зараза не заведется, обещаю! Во-о-от… Локс, подай вот это. — Я ткнула локтем во флакон с перекисью водорода. — И разведи этот порошок, он называется марганцовка, буквально три крупинки, в чашке вареной воды.
Филя-Арисса шипела на меня и периодически толкала здоровым крылом, но больное не выдергивала даже тогда, когда я ликвидировала мешающие перья и ощупывала на предмет осколков. Слава богу, перелом был чистый, так что сложить косточки в правильное положение оказалось несложно. Труднее было прикрепить лучинки так, чтобы не было смещения, а потом еще уговорить здоровенную глазастую пациентку разрешить прибинтовать к туловищу оба крыла, потому что иначе, если я не держала раненую часть тела, она рефлекторно ей дергала, когда хлопала здоровым крылом.
— Умничка, теперь надо еще кетонал вколоть, — устало сказала я. С Джоем нервяков было побольше, но все прошло побыстрей. А еще к этой девчонке я успела почувствовать симпатию, в отличие от ее непутевого братца. Она же меня не похищала, не отрывала от… Стоп, никаких воспоминаний!
Она же и пострадала, защищая родню и соседей в неудачной вылазке. Кстати, я так и не поняла, стянули они то, что хотели, или, как говорится, пошли по шерсть, вернулись стриженными. Этак они еще раз намылятся в тот же проблемный сад, в ту же засаду. На сколько таких вылазок мне хватит перевязочных материалов?
Тем временем выяснилось, что местное солнышко тут не круглосуточное. Оно зашло по ускоренной программе, и настала ночь, к счастью нежная и теплая. Тотчас же на небе обозначилась местная луна, раза в полтора ярче, чем земная.
Спать пора, уснул бычок... Может, бычок с зашитым и обработанным бочком и уснул, но мне не спалось. Погода уж очень приятная, никакого желания стремиться под крышу.
Крыша, между прочим, образовалась: Локс и еще пара парней под добродушными понуканиями тети Долны соорудили небольшой шалаш или навес. Было забавно смотреть, как человек втыкает в землю заостренное бревнышко, потом сливается с чем-то мощно-копытным и, встав на задние ноги, вгоняет этим копытом бревно в землю, как свечку в праздничный торт.
— Крышу-то тебе вдвойне накрыли, — удовлетворенно сказала тетя Долна, показывая на широкий лист, — никакому дождю не прошибить.
Раис:
Я не раз слышал, что даже короли не властны над снами. Обычные короли, такие как мой отец, — да. Про них и рождаются пошлые пословицы.
А я — властен. Я мог бы превратиться во сне в парящую птицу, в солнечный луч, в безмятежно спящую заоблачную вершину. Или спать без снов.
Но я разрешаю снам выныривать из моей памяти. Они неприятны, это да. Зато после них приятно просыпаться. Например, такой сон…
…Непритязательное селение у подножия Серого Хребта. То, что дождь льет на него, когда над округой солнце, — самая мелкая неприятность для жителей. Морфов в селе раз-два и обчелся, а если есть, то такие забавные варианты, как Заморыш. Итакари Заморышу не защита, он сам защищает его. Конечно же, не кулаками, но ведь можно быть все время настороже и убежать, спрятаться от шутников...
…Утро в селе после унылого вечернего пира. Взрослые спят, детвора играет. Мальчишки — в три камня и три палки, девчонки — в кукольную свадьбу. Заморыша мальчишки играть не берут, но и девчонки начинают над ним посмеиваться — не малыш. Еще два-три года — и начнут расти усы…
…В селение въезжает конный отряд под королевским стягом. Командир машет похмельным жителям — спите дальше. Те, кто нужен нам — дети, — и так на улице. К мальчишкам и девчонкам, построенным в ряд, подходит маг — очень слабый чародей, как потом узнает Заморыш. Но в его руке сильный артефакт — скляница с каплей королевской крови. Маг подходит к каждому подростку, бормочет, прикладывает грязную ручонку к стеклу, вздыхает, протирает ароматным платком, прикладывает опять. Подростки с усами в стороне — их проверили два года назад, совсем малышам еще не срок.
Заморыша чуть не обходят стороной — смеется даже маг. Но выполняет долг. Заморыш вздрагивает, фиал светится, доносится громкий струнный звук.
— Эвон оно как, — замечает выползший мужичок. — Вон почему малого иногда байстрюком кличут. Вот, оказывается, он чей байс...
— Бастард, — уточняет командир, подкрепляя уточнение оплеухой. — В седле умеешь? — спрашивает уже Заморыша.
Заморыш, вышедший из ступора, отвечает, что только бывал возницей.
— Все равно садись, к седлу привяжем, — говорит командир.
…Он едва успел подхватить из травы Риса. Общего сердца у них тогда еще не было. Да ни у кого в деревне не было — кто станет тратить айкву на смердов?
***
Самое приятное в этом сне для меня — рожи односельчан, выскочивших на улицу и глядевших вслед мне, внебрачному принцу, навсегда покидающему село.
Откуда им знать, что таких сел в королевских владениях — под сотню, а таких принцев при дворе взрослеет с полсотни. Потому что бастардам лучше подрастать, жить, ну и умирать под присмотром. В перспективе, когда-нибудь, один займет трон. Вот объявленного кронпринца не будет. Если существует законный наследник, всегда есть соблазн сесть на трон раньше времени, не у него, так у придворных интриганов, а король не такой пьяница, чтобы это допустить.
***
Есть и другой, более приятный сон. Такой приятный, что иногда мне хочется его себе приснить. Но я этого не сделаю. Пусть придет сам...
Звон мечей, свист тетивы, азартные «гррыд, гррык». Звуки доносятся со двора, там солнце и аромат цветов. Я, теперь не Заморыш, а Задохлик, слышу их из подвала, в небольшой компании таких же задохликов, коротающих время с учителем-магом. Для мечей и булав я не годен, а магия — почти не нужна. Много битв выиграно мечами, и ни одна — чарами. Слабые заклинания выучить трудно, сильные — невозможно. Они скрыты в магических текстах, но их знатоки умерли. Попробуйте в полутьме продеть нить в пять игольных ушек, не сбившись. Сумели? Тогда беритесь за магические книги.
Потому-то старый учитель-маг не злится на учеников, щадит их головы и свои нервы. Что он может? Разве научить предсказывать дождь, глядя на облако, да и то с ошибкой в двух случаях из пяти.
Маг дремлет, ученики тоже. Не дремлет только Задохлик. Он должен сберечь своего итакари. Морфами при дворе иногда пользуются, но их не любят. А шутники-бастарды еще злее деревенских — могут бросить не только в воду, но и в очаг.
Потому что морф, владеющий магией, — это как курица с двумя головами. И как морф никудышка, и маг из него будет — селянам на смех. Ни тут ни там, ни туда ни сюда, везде пнут и посмеются.
И уж совсем плохо, когда за дело берутся бастарды постарше. Каждый из них мечтает о троне, каждый готов взойти по трупам соперников, а перед этим — поупражняться в жестокости.
Задохлик не знает, что вечером их с итакари ждет новая шутка.
— Кого повесить, тебя или его?
Задохлик отвечает: «Меня». И не ошибается — когда один шутник выбивает табуретку, второй перерезает веревку. Но не сразу. Вот смеху-то… Звереныша никто не стал бы спасать, потому что за него не накажут. А мальчишку пришлось — над жизнью и смертью своих бастардов властен только король, и, пока он не отдал приказ, за убийство слишком шустрому «наследнику» самому голову снимут.
***
Я резко сел в кровати. За маленьким окном с резными узорчатыми ставнями низко тлел рассвет. Рука сама потянулась к горлу. Темная полоса чуть ниже кадыка горела огнем, хотя прошло уже много лет. Она не исчезла даже тогда, когда мы с Рисом слились в одно сердце и остальные старые раны потихоньку рассосались. Память о том, как удавка сжимала горло дикой болью и ужасом, а где-то там, под ногами бастардов, бился и верещал маленький зверек, — это не сон. И хотел бы забыть, да не получается.
Лидия:
— Прием пернатых по предварительной записи, — сонно пробормотала я.
Протерла глаза, пригляделась, высунулась из шалаша. И ощутила себя, будто я в клинике, а вместо особо скандально-требовательного посетителя пожаловал городской ветнадзор. В лице главного инспектора.
С лицами как раз было непросто. Над площадью Одинокого Дерева кружили восемь крыломонстров. Сперва мне показалось, будто это восемь огромных орлов, но, несмотря на шок первых секунд, я все же отметила, что одна из птиц крупней и рослей прочих — вроде гигантского аиста. Такой птиц используется не для транспортировки младенцев, а доставляет на усыновление вполне взрослых дядь и теть с избыточным весом.
К орлам подошло бы подобное сравнение. Каждый из них, посетив отару, не стал бы размениваться на ягненка, а зацепил бы сразу барана поувесистей.
К сожалению, судя по диспозиции птиц, сомнений быть не могло: они прибыли не за овцами, а за дичью покрупнее. Три орла коснулись почвы, после чего разделились на пернатых хищников, все равно весьма крупных, и воинов в латах. Их шлемы заканчивались орлиными клювами, у одного — с золотым ободком, должно быть начальник. Остальные орлы и аист парили над головой.
Чучундр одно время увлекался боевиками про всякие спецназы. Передо мной повторилась такая же картинка: десант внизу, вверху летучее прикрытие. Только вместо оглушительного рева вертолетных винтов — хлопанье крыльев и негромкий орлиный клекот.
— Вы та целительница, которая недавно вылечила сломанное крыло? — учтиво спросил командир, делая шаг к моему шалашу.
Еще вчера утром я чистосердечно ответила бы «нет» — я его еще лечу. Но к вечеру Ариска заглянула ко мне, и я не поверила глазам: крыло ее фильки было цело. Кости срослись! Неужели же вся беда здешних обитателей в том, что они не умеют правильно сложить перелом и зафиксировать его?! А похоже…
Конечно, в нормальной клинике нужен контрольный рентген. Конечно, она получила совет — не махать крыльями еще дня три. Но как мне показалось, если бы ей понадобилось сейчас взлететь, она бы взлетела.
— Да, — ответила я и добавила, не удержавшись: — Ваши крылья целы. Надеюсь, вы не намерены их сломать?
— Нет, госпожа. Мы намерены доставить вас к королю, — сказал офицер.
Как-то уж очень резко. За одну секунду одинокое дерево и кривоватый шалаш показались мне родным домом, а морфы-пациенты — близкими родственниками. Кстати, не захотят ли они повоевать с пришельцами за свою целительницу? Судя по всему, особой законопослушностью они не отличаются…
Действительно, я увидела «родственничков», но в отдалении. Что интересно: и Арисса, и Локс, и тетя Долна, и дядя Джой наблюдали происходящее порознь от своего итакари. То есть сами толпились возле выхода на площадь из одного проулка, но зверушек с ними не было.
Один из орлов вышел из своего облетного круга и направился к морфам. Жители селения попятились и скрылись в прилегающих улицах.
— Как видите, — усмехнулся командир, — они не очень хотят попрощаться с вами. Прошу. — И он махнул рукой туда, где трава на поляне пригибалась от ветра, создаваемого взмахами гигантских крыльев.
Гулливеровский аист сел, но раздваиваться не стал. Я увидела упряжь и огромный закрытый гамак из кожаных ремней, прикрепленный точно вдоль живота птицы. Когда она летала в небе, выделяясь на фоне его контрастным черным силуэтом, таких подробностей видно не было.
Пожалуй, предстоит очень неприятный аттракцион. Меня в самолете всегда укачивало… А что делать? Может, хотя бы покочевряжиться для порядка?
— А нет ли другого варианта? — спросила я, оглядываясь в поисках путей отступления. Чем черт не шутит, может, ломануться в кусты, а там огородами обратно к рыжим скалам и попробовать побиться о них лбом — вдруг меня пропустит сквозь камень, и прямо домой?
— Есть, — кивнул воин. — Я могу предложить вам вот такой вариант. — Он поднял руку и сделал какой-то знак. Я сначала даже не поняла, кому именно, а потом...
Один из орлов спикировал в переулок, оттуда послышался короткий визг, возня, а потом птиц взмыл в воздух и тяжело полетел над крышами, над поляной, держа в когтях кота Локса. Локс бежал следом и кричал.
— Вашу мать! — крикнула я еще громче. — Да ваше же… отпусти зверя, гад! Поняла я все!
Видимо, у незваных гостей была какая-то невидимая радиосвязь. Орел выпустил кота, тот упал на траву, перекувыркнулся, вскочил на ноги и, к моей радости, умчался в сторону Локса как ни в чем не бывало. Вроде не ранен...
— Это другой вариант, но я по-прежнему предлагаю вам путешествие в воздушном экипаже, — спокойно заметил офицер, словно я и не орала на него, поминая предков по женской линии.
— Чтоб вам провалиться, — вежливо сказала я. — Полетели.
Воин кивнул. Я сунулась в шалаш, оглядела свое имущество, чуть не всплакнула от обиды и досады. Только чуть-чуть устроилась — и надо же. Даже попросила выкопать яму — хранить диоксидин и прочие препараты, требующие сухого прохладного места. Не холодильник, но лучше, чем на солнцепеке. И вообще… у меня оставалась какая-то подспудная надежда на то, что пока я поблизости от места перехода — у меня есть шанс. А теперь и с ней придется попрощаться.