Айви на Первой охоте. Восточная академия

Глава 1

Проспала?!

Что может быть хуже, чем в первый же день опоздать?

Голова как чугунная, от подушки не оторвать, но я всё же пытаюсь освободиться от слишком тяжёлого одеяла, разлепить глаза и понять, есть ли у меня хоть какой-то шанс прийти сегодня на занятия. За прогулы, насколько я помню правила Восточной академии, отчисляют.

Сбоку мерещатся посторонние звуки.

Кофе бы глоток.

Одеяло поддаётся моим усилиям и сползает на пол.

— Встаю… Могла бы на первую лекцию и разбудить, Фыречка…

— Куда? — откуда-то сбоку раздаётся пропитанный насмешкой звонкий женский голос, незнакомый. — Вы, леди, все лекции пропустили. Не только первую, но и вторую, и третью, и десятую.

Откуда посторонние в моей спальне?!

Неужели за опоздание на занятия меня уже отчисляют?!

Я резко сажусь, пытаюсь найти взглядом свою собеседницу, но в глазах темнеет, и я заваливаюсь обратно на подушку. Во рту появляется неприятный металлический привкус, вместе с ним приходит слабость.

— Не преувеличивайте, — выдыхаю я.

— Количество ваших пропусков, леди, я приуменьшила, — возражает женщина.

Ну и пусть.

Прежде чем глаза закрылись, успеваю заметить самое важное: я не своей комнате, а в палате лечебного корпуса, и рядом со мной женщина в форме целительницы. Выходит, я не прогуливаю. Я отсутствую.

Меня касается магия, и становится легче.

— Как долго я здесь? Что со мной?

Помню, как во мне, обжигая изнутри, кипела сила, как я выбралась из астрала и как потеряла сознание на руках у Розена Эльдатта. Да, должно быть, это он принёс меня в лечебный корпус. Сколько я спала — день или даже два?

Целительница устало вздыхает:

— Восемь дней, леди. С возвращением… Признаться, ваши энергетические структуры были настолько повреждены, что я до сих пор не понимаю, как ваша душа удержалась в теле. Слава Многоликому!

Ха…

Раздаются шаги, затем приглушённый хлопок двери — целительница вышла.

Оставшись одна, прислушиваюсь к ощущениям — слабость, сонливость, а тело как неродное. Похоже я чувствовала себя лишь раз, когда только-только попала из родного мира в этот. Аккуратно приподнимаюсь. Сбоку мерещится мягкое медово-золотое сияние, и, повернув голову, я не понимаю, что вижу. Мои русо-рыжие волосы почему-то светятся, будто превратились в светодиодные волокна.

Какой же силы был энергетический шторм, что эффект до сих пор сохраняется? И как долго мне ходить с иллюминацией на голове?

Я осторожно сажусь. Целительница оборвала на корню мой порыв бежать на лекцию, но вставать-то она не запрещала, хотя идея не кажется такой уж хорошей, от смены положения начинает мутить.

Растереть виски подушечками больших пальцев помогает, я выдыхаю, собираюсь с мыслями. То, что я пропустила начало учёбы, не страшно — наверстаю. Конечно, жаль пропускать вводные лекции, но это не то, о чём следует переживать. Гораздо больше меня тревожит иное. Я не знаю, чем завершилось расследование, и едва ли узнаю, потому как развлекать меня новостями господин дознаватель точно не станет. Чарен? А с чего бы ему теперь, когда всё закончилось, навещать меня? И вообще, не он нёс меня в лечебный корпус.

— Зачем вы встали, леди?! — Целительница возвращается не одна, с ней старший лекарь и младший помощник.

— Я лишь села, — упрямо уточняю я. — Что с моими волосами?

Накручиваю прядь на палец. Волосы изменились не только внешне, на ощупь стали как жидкий шёлк.

— Вам следует быть аккуратнее, леди, быть бережной к себе.

Старший целитель проводит надо мной рукой.

— Мы сделали всё что могли, леди. До завтра вы останетесь под наблюдением. Также я даю вам освобождение от практики, скажем, ещё на неделю. Как часто приходить на осмотр, мы обговорим завтра. Отдыхайте, леди.

Младший помощник опускает на прикроватную тумбочку поднос с завтраком и, опасливо покосившись на мои светящиеся волосы, отходит подальше.

— Если почувствуете себя хуже, сразу же звоните в колокольчик.

Да…

Дождавшись, когда старший целитель закончит осмотр и все уйдут, переставляю поднос себе на колени. В пиале под крышкой густой фасолевый суп с кусочками мяса и завитками расплавленного сыра. Пахнет умопомрачительно, на вкус — ещё приятнее. Я не замечаю, как съедаю всё до капельки. Отставив пустую миску, вместо прилива сил ощущаю сытую сонливость и… уступаю ей, чтобы следующий раз проснуться то ли на закате, то ли вовсе на рассвете.

— Фыря? — зову я. — Фыречка?

За стеклом сумеречное марево. На долю мгновения мне кажется, что я вижу серый туман астрала, и по спине пробегает холодок. Встаю, торопливо подхожу к окну, убеждаюсь, что мне померещилось: никакого тумана, просто сумерки.

Нервы ни к чёрту…

Постояв у окна, замечаю, что постепенно становится светлее, а значит, всё-таки утро. Спать мне больше не хочется, наоборот, ко мне наконец вернулась бодрость. Я начинаю с лёгкой разминки. После недели неподвижного лежания осторожные движения — самое то. Час, наверное, я отмокаю в тёплой ванне, привожу себя в человеческий вид, конечно, насколько это возможно со светящимися волосами.

Уже кутаясь в полотенце, обнаруживаю, что у меня нет сменной одежды, есть только карнавальный костюм, в котором Розен меня и принёс в лечебный корпус. Ещё есть едва уловимо пахнущий больницей безразмерный халат, вполне годный, чтобы выйти из комнаты, хотя преподававшая мне этикет гувернантка высказала бы категорическое несогласие. Игнорирую колокольчик и выскальзываю в безлюдный коридор. Собственно, я не думаю, что встречу хоть кого-то, кроме лекарей, так что беспокоиться не о чем. Да и кто будет смотреть на халат, когда у меня на голове сияет иллюминация?

По обеим сторонам безликие двери, отличающиеся лишь номерами, за ними, очевидно, палаты. Где-то здесь до сих пор может быть Оливи, но искать я не буду, по крайней мере не сейчас.

Я приближаюсь к холлу и, услышав голоса, останавливаюсь. Говорят громко, не скрываясь, так что моё любопытство даже нельзя назвать попыткой подслушать. К тому же один из участников разговора мой дорогой лжебрат.