Азалия

1

День выдался на редкость жарким для этих мест. Здесь не видели такой жары уже много лет. И одинокий всадник был единственным живым существом, не считая лошади, на этом огромном поле, где не было видно даже маленького кустика уже больше двух миль. Вокруг все казалось безжизненным, ведь даже трава высохла здесь, и бедная лошадь еле делала шаги. Ее хозяин, увидев это, пожалел свою любимицу и слез с нее. Он вытащил флягу и, намочив себе ладонь, обмыл водой губы животного. Потом он отпил сам несколько глотков воды и отставшую воду вылил себе на ладоши, и  поднес их к лошади, которая выпила ее одним глотком.

Герцог де Виньи уложил флягу обратно в сумку, что была на седле. Взяв лошадь за поводы, он повел ее дальше полем. Шли они еще час. Теперь даже герцог устал до полусмерти, тяжело дышал и каждую минуту вытирал рукавом пот со лба. Он начал уже сожалеть о своем решении - отправиться в монастырь святой Терезы без своего друга. Он  был уверен, что следовал всем его советам, но все-таки, наверно, он где-то сделал промах и сбился с правильного пути, как вдруг его лошадь ускорила шаги. Он сразу же понял, что она учуяла шум воды. Герцог присмотрелся, но впереди была одна трава и небо. Однако он заметил, что трава была зеленая. Это значило, что кобыла была права.

Герцог де Виньи поспешил за ней, как вдруг она исчезла, пока он вытирал себе лоб от пота. Он мигом остановился. И правильно сделал, иначе бы еще шаг и он покатился бы вниз. Оказалось, что он стоял на холме. Его лошадь была уже внизу и поедала сочную травку на небольшой лужайке, за которой раскинулся лес.

Друг герцога говорил, что монастырь находиться за лесом. Это его обрадовало, потому что он достиг цели. Он сбежал с холма, взял  лошадку за повод и повел в лес. Под пышными кронами дубов, сосен и берез они нашли приют от жаркого солнца. На звук журчащей воды они вышли на чудесное место с рудником. Они принялись утолять жажду. Потом лошадь  начала поедать травку. Герцог решил обследовать местность. Рудник тянулся вглубь леса и кончался  небольшой лагуной. Вода в ней была чиста, как девственница. Почему ему пришло на ум такое сравнение? Наверное, потому что он всегда мечтал жениться на юной девственнице и сделать ее женщиной, своей женщиной. Он устал от всех тех женщин, с которыми он удовлетворял свою похоть. У него ведь никогда не было неопытной девушки. Все его любовницы были столь искусны в любовных играх, что их трудно было назвать девственными. Даже сделала его мужчиной подруга его матушки, герцогиня де Бомон, которая любила смазливых юнцов.

Он снял с себя рубашку, пропахшую всю потом, сапоги для верховой езды и штаны. Оставшись только в том, в чем мать родила, он окунулся в воду. Лагуна оказалась глубокой, и он с наслаждением поплавал в ней. Около лагуны лежали три огромных камня, и герцог решил на них взобраться и погреться на солнышке. Только он это сделал, как вдруг из-за дерева вышла монашка. Она с ног до головы была укутана монашеской рясой. Одно лишь лицо было видно. Она подошла к лагуне и присела. Она окунула руку в воду. Потом встала и сняла с себя рясу. У герцога де Виньи раскрылись широко глаза от увиденного. Перед ним   престала ослепительной красоты девушка, цветок, затмевающий своими изумительными формами все на свете. С распущенными волосами и в одной белой рубашке, которая на солнце просвечивала все ее тело, как вуаль, она, босая, шагнула в лагуну, и что-то весело бормоча себе под нос, окунулась в воду. Девушка хорошо плавала.

Герцог прижался к камням и затаил дыхание в предвкушении того, что он увидит, когда она выйдет из воды. Вот она досталась берега и выбралась из  воды. Герцог увидел сквозь промокшую рубашку девичье тело со стройными, длинными ногами. Ее маленькая грудь с вздернутыми сосками притягивала взгляд мужчины, словно магнит. Он почувствовал такое возбуждение, что его мужская плоть дала о себе знать, стирая его стойкие, моральные принципы. Он сильно прижал свое ноющее место к камню, однако тихо дышать ему было сложнее и сложнее. Девушка взялась выкручивать свои волосы. Ее движения были так грациозны и легки, что герцог не мог не сравнивать ее с цветком – хрупким, нежным и чистым, как глоток прохладной, родниковой воды. Он шептал про себя, будто умоляя ее: «Повернись! Повернись ко мне, пожалуйста!»  Будто услышав его просьбу, она повернулась лицом в  его сторону. Пожирая ее глазами и облизывая губы, громко дыша, он со всей силой прижал свои бедра к камню, но это было бесполезно. Его мужская плоть была готова к любви, и герцог сгорал от желания подойти к юной русалке, заключить ее в свои объятия, и вонзиться в нее со всей своей силой и страстью, и ласкать ее тело до изнеможения.

Девушка, не подозревая о том, что кто-то за ней наблюдает, прячась за камнями, спокойно выкрутила края рубашки, напевая веселую детскую  песенку, такую всегда пела его младшая сестренка.

2

Герцог продолжил наслаждаться ее красивой, хоть и небольшой грудью, но такой пленительной, как два сочных и спелых яблочка, которых ему так хотелось съесть. А, глазея, на черный треугольник между ее ног, он мысленно представлял себе, как она раздвигает свои ножки и он с  такой жаждой впивается в ее губы, спрятавшиеся под густыми волосами. Он их жадно целует, а она изливает из своего тайного местечка сок любви, который он с таким наслаждение слизывает.

Пьянея от таких мыслей, он продолжал следить за промокшей девушкой, которая продолжала выкручивать рубашку, поднимая ее края все выше и выше. Когда рубашка была уже выше колен, и медленно поднималась к тому заветному месту, которое так хотел увидеть герцог,  не удержавшись от неутолимого  голода, он выбежал рысью из своей засады, и побежал по берегу в сторону своей соблазнительной жертвы, громко рыча в предвкушении пира.

Увидев голого мужчину, девушка отпустила рубашку и побежала за своей рясой, которая лежала в метре от нее. Но герцог достался ее одежды  вместе с ней. Он схватил ее одной рукой, а девушка крепко вцепилась в нее своими руками с другой стороны. Бедная малышка была перепугана до смерти и тряслась, то ли от холода, то ли от его ненасытного взгляда. Но хватка у нее была сильная, и она неистово сверкая глазами, пыталась вырвать свою одежду у него. 

- Отдай! – потребовала она.

- Не бойся меня, красавица, - пытался ее успокоить герцог.

- Я тебе не красавица! Я монашка! – кричала она. – Не смей на меня глазеть, похотливый болван!

Таких слов он не ожидал от монахини. Где она их набралась? Да и он вообще не ожидал увидеть под монашеским убогим одеянием такое сокровище, такой прелестный цветок.

- И тебе стоило бы прикрыть свой срам, похотливый дурак! – продолжала ругаться девушка, не выпуская свою рясу.

- Вот, ты, какая бойкая! – удивился герцог, заметив, что его мужская плоть очень неприлично торчит вверх.

Он очень обиделся, что девушка назвала его мужскую гордость срамом. И не просто девушка, а монашка!

- А я на твоем месте не был бы такой смелой и грубой со мной, девочка. Я тебе советую не дразнить меня и не обзывать мою мужскую гордость срамом!

- А как называть твой срам? Прелестью, что ли, похотливый ублюдок? Как ты посмел за мной следить, болван? Отдай! – потребовала она, продолжая отбирать одежду. – Что ты на меня глазеешь? Я тебе не шлюха,  чтобы меня так рассматривать! Не смей на меня смотреть!

- Осторожнее со своим язычком, девочка! А то мне и так трудно себя сдерживать. Смотри, а то наброшусь на тебя сейчас, и сделаю то, что мне мой  срам подсказывает.

- Ты не посмеешь! Я монашка! – гордо и самоуверенно ответила девушка без капли страха в голосе, но как ему показалось, в ее глазах он увидел не просто страх, а отчаяние. – И я буду кричать, и на мои крики сбежится весь монастырь!

- А ты не боишься, что будет поздно, когда они придут тебе на помощь? Что если я уже завладею тобою и успею насладиться до того, как они явятся?

- Только попробуй и я тебе все глаза выцарапаю! - продолжала бушевать девушка.

- Ты такая красивая и соблазнительная, что я не могу больше сдерживать себя, - произнёс ласково герцог и неожиданно для девушки притянул ее к себе. Он жадно стал целовать ее губы, прижимаясь к ней сильнее своим телом. Его мужская плоть рвалась в ее девичье лоно, но ряса преградила путь туда, будто напоминая ему о том, что она монахиня.

Но девушка оказалась не из пугливых, а наоборот. Она укусила его нижнюю губу так сильно, что оттуда хлынула кровь.

- Руки прочь от меня, самодовольный болван! – завопила девушка, пытаясь изо всех сил вырваться от него. - Фу, как мерзко! Всю меня обслюнил!

- Больно же! – сказал герцог.

- Так тебе и надо, мерзавец! Отпусти меня немедленно!

- А что если я это не сделаю?

- Тогда получай! – ответила она, и сильно ударила его коленом в пах.

Герцог от боли отпустил ее и схватился за больное место. Девушка же схватила свою одежду и ботинки, и побежала быстро отсюда прочь.

***

- Сестра Азалия, где ты была? – спросила монахиня около тридцати лет юную послушницу.

- Я … Я … - запинаясь, стала оправдываться Азалия, пряча глаза вниз. - Я ходила погулять в лесу.

- Почему одна? Ведь ты знаешь, что это небезопасно.

- Господь наш всегда меня защитит, сестра Винни.

- Почему у тебя волосы мокрые? Ты ходила купаться?

- Нет, сестра. Откуда ты это взяла? У меня сухие волосы.

- Не лги, сестра Азалия. Господь все видит и все слышит. И он накажет тебя за твою ложь и за непослушание.

- Я не вру.

- Тебя выдал твой локон, торчащий из-под твоей рясы.

Сестра Винни стянула из девушки головную накидку, и оттуда посыпались мокрые волосы.

- Не хорошо врать, сестра Азалия.

- Прости меня, сестра Винни, - попросила прощение девушка. – Только умоляю, не рассказывай об этом никому.

3

- Сестра Сюзанна, тебя ожидает гость, - сообщила настоятельница монастыря. Это твой брат, герцог де Виньи. Он приехал, чтобы тебя забрать. Так что потом можешь собрать свои вещи.

- Хорошо, матушка, - ответила юная послушница.

Сюзанна вышла из кабинета настоятельницы и пошла в комнату для свиданий. Открыв двери, она увидела высокого, стройного мужчину, который смотрел в окно.

- Сестренка! – обрадовался он, подходя к девушке. – Как я рад тебя видеть! – Он обнял ее так, что ее пятки уже не могли коснуться пола. – Как ты выросла и похорошела! – Отпустив ее на землю, он добавил: - Почти уже догнала меня.

- Все равно ты выше на целую голову. Ты у нас, как был неотразимым красавцем, так и остался, Мишель! Ну, признавайся, сколько женских сердец покорил и разбил зеленоглазый блондин?

- Ах, Сюзанна, вижу, что в монастыре тебе подрезали твоего язычка.

- Как видишь, брат, что нет. Наверное, матушка будет очень расстроена этим.

- Она – да. Но я знаю одного молодого и очень привлекательного джентльмена, который этому будет только рад.

- Джон! – обрадовалась девушка, но сразу же погрустнела. – Мой любимый Джон! Он, наверное, уже женился, и нарожал кучу детей.

- Нет, Сюзи. Это не так. Он только собрался жениться.

- Видишь, я была права, говоря, что он меня забудет и не дождется. Когда его свадьба?

- Через месяц. И твоя тоже, сестренка.

- Нет, только не это, - расстроилась сильно девушка. – Я не выйду замуж. Лучше останусь здесь в монастыре.

- Сюзанна, ты меня не так поняла. Это твоя свадьба и Джона. Твоим мужем будет твой Джон Соммерс.

- Что? – воскликнула девушка, не веря своим ушам. - Неужели матушка согласилась на наш брак? – Она пребывала на седьмом небе от счастья.

- Да, сестренка. Джон не мог приехать, ведь он готовиться к свадьбе. Хочет, чтобы весь Лондон плясал у вас на празднике.

- О, Мишель! – обняла брата девушка, рыдая. – Я так счастлива.

- Ты чего плачешь? Радоваться надо. Ведь ты три года этого ждала.

- Да, ты прав, - ответила Сюзанна, вытерев слезы рукавом.

- Иди и собери свои вещи, и мы уедем прямо сейчас.

- Подожди. Что прям-таки сейчас?

- А ты разве этого не хочешь?

- Мне просто нужно с кем-то попрощаться.

- С кем?

- С подругой. Мы подружились за то время, что мы провели вместе.

- Конечно, - согласился герцог. – Я с удовольствием подожду часок, другой. Я ведь так устал с дороги. А у  вас здесь есть лошадь? – спросил герцог.

- Да, и не одна. Три лошадки и один лошак.

- Это хорошо. Ты возьмешь одну из них, а то моя лошадь очень устала после поездки. Мы доберемся к одному постоялому двору, здесь недалеко, всего шесть часов езды. Потом отправим лошадь обратно в монастырь. А оттуда мы возьмем экипаж, и уже поедем в наше имение сперва около Парижа, а потом, передохнув, уедем в Лондон.

-  Скорее бы! – с грустью вздохнула Сюзанна, вспоминая Джона.

- Сюзи, я хотел тебя о чем-то спросить, - попросил герцог.

-  Спрашивай.

- Понимаешь, я ищу кое-кого, но не знаю ее имени.

- Так чем я могу тебе помочь?

- Она из вашего монастыря.

- Жан-Мишель, ты, что соблазнил одну из наших монахинь? – испугалась девушка.

- Ну, еще не соблазнил…

- Но пытался, - окончила сестра за брата.

По глазам брата она поняла, что так и было, и продолжила его бранить:

- Да, как ты мог, Жан-Мишель?! Для тебя, что нету вообще ничего святого?

- А что тут такого? Она такая красавица, что трудно от нее глаза отвести!

- Нет, этого не может быть! – испугалась Сюзанна. – Я знаю, о ком идет речь. В монастыре есть только одна такая красавица. Я сначала даже не могла поверить, что она хочет стать монашкой. Но есть одно но!

- Какое?

- Эту девушку ты не смог бы соблазнить. Она прям святая! Или ты ее силой взял?

- А кто говорил, что я ее соблазнил. Просто разок поцеловал.

- И все? – не поверила девушка. – И как ты смог удержаться, целуя такую красавицу?

- Сестренка, что за вопросики? Тебе не стоит употреблять такие словечки. Ты же пристойная леди, а не  какая-то торговка цветами с улицы.

- А ты не искуситель монашек? Что с тобой такое, Жан-Мишель? Ты себе такое еще не позволял.

- И не позволил бы, если не хотел на ней жениться.

- Что? – удивилась Сюзанна. – Ты в нее влюбился?

- Ну, это громко сказано! Я ее видел всего полчаса.  Я пленен ее красотою и хочу непременно ею владеть. Никому не позволю к ней притронуться. Она моя!

4

Азалия стояла  на коленях и усердно молилась уже больше часа. Она была заперта в маленькой комнатке с сырыми стенами и маленьким окном, где не было даже стула. Она молила о прощении в Господа Бога за свое гнусное и  непростительное поведение. Она не должна была идти к лагуне, ей следовало бороться с искушением, пойти искупаться там в последний раз. Ведь завтра она должна была стать монахиней, невестой Господнего сына, Иисуса Христа. А что если ей не позволят это сделать теперь после ее прегрешения? Она этого не выдержит. Ведь если она не станет монахиней, то ее отец выдаст замуж, а вот этого-то она допустить не может.

Вдруг ее мысли прервал шум в коридоре. Двери комнаты отворились, и она увидела сестру Элизабет.

- Пойдем, сестрица, - попросила она. – Ни о чем меня не спрашивай, куда я тебя должна отвести. Ты сама все увидишь.

Азалия послушно последовала за сестрой. Она вошла в кабинет настоятельницы. В комнате было очень душно и много монахинь. Во главе была матушка, с другой стороны стояли сестры Винни, Тереза и еще две старшие монахини, помощницы настоятельницы, Кетрин и Анна.

- Вы меня звали, матушка? - спросила тихо Азалия.

- Да, дитя мое. Подойди ближе.

Азалия так и сделала.

- Может, ты догадываешься, почему мы все здесь собрались и тебя позвали?

Азалия молчала.

- Значит, догадываешься. Так давай начнем. Ты сегодня без разрешения пошла в лес, к лагуне. Да?

- Да, матушка, - тихо ответила девушка.

- Что ты там делала?

- Я … я … - растерялась Азалия. – Плавала.

- Одна?

- Д - да, - еле вымолвила она, предчувствуя беду. Откуда они могли обо всем узнать?

- Не ври, дитя мое. Бог все видит и слышит. Помни об этом.

- Да, матушка.

- Посмотри на этого человека, - попросила настоятельница, указывая рукой в правую сторону от себя.

Она послушалась. Там в тени стоял человек, которого она не заметила, войдя в кабинет. Человек подошел ближе, и Азалия отчетливо смогла разглядеть каждую черту на его лице. От увиденного она растерялась и испугалась, сильно побледнев.

- Ты видела когда-нибудь этого мужчину? – спросила строго настоятельница.

Азалия опустила глаза вниз, не смея на него смотреть.

- Говори.

- Н-н-нет, - ответила она, стуча зубами  от испуга.

- Не ври, дитя мое. Говори только правду. Ты ведь знаешь этого господина, не так ли?

- Д - да, - молвила Азалия, разрыдавшись.

- Вот, твои слезы все сами за тебя говорят. Ты раскаиваешься в содеянном, деточка, не так ли?

- Конечно, матушка, - продолжая плакать.

Ей было неуютно от пристального взгляда этого господина. Она хоть и не видела, смотрит ли он на нее, но она чувствовала всем своим яством, что он испепеляет ее своим взглядом. И это заставило ее, вспомнить каждое его прикосновение и  каждое слово. Ей от этого сделалось еще хуже. Ей не были мерзкими его ласки, но они ее пугали. Чего она их так боялась? Почему на нее так действовал этот странный человек? Она должна была его ненавидеть за то, что он посмел себе в отношении к ней, но почему-то она на него даже не сердилась, только ужасно боялась. Боялась не того, что он может ей что-то плохое сделать. Нет, она боялась другого. А чего именно она пока не могла понять.

- И ты признаешь, что сделала большой грех, позволив этому господину к себе прикасаться?

Азалия от стыда хотела провалиться сквозь землю, чтобы сейчас не быть в центре внимания. Она не верила, что это происходило с ней. Все было, как в тумане.

- Д - да, - еле прошептала она, еще громче залившись в слезах.

- Теперь, дитя мое, ты должна выйти замуж за этого господина, а о монастыре ты должна забыть.

От услышанного у Азалии начало все мутнеть перед глазами и кружиться, и, наконец, она упала в обморок. Герцог де Виньи успел схватить ее на руки.

5

Когда Азалия очнулась, то увидела, что она лежит в своей постели. Около нее сидела ее лучшая подруга.

- Ты очнулась наконец-то! – обрадовалась она. – Как ты себя чувствуешь? Голова не кружиться?

- Нет, - ответила девушка, поднимаясь с постели.

- С тобой точно все в порядке?

- Нет. Как со мной может быть в порядке, если такое случилось! – Азалия резко села в кровати, тяжело дыша. - Это кошмар! Я этого не выдержу.

- Почему это кошмар? Ты же выходишь замуж за такого красавчика, да еще герцога!

- Мне все равно, что он красавчик и герцог. Я за него не выйду никогда!  - Девушка вспотела только от одной этой мысли. - Вот увидишь!

- Что ты за глупости говоришь, подруга? – испугалась Сюзанна. – Да, как ты можешь такое говорить. Он сделал тебе  такое одолжение!

- Одолжение? – засмеялась Азалия. – Мне? Какое, например?

- Он сберег твою честь, Азалия! Опомнись, подруга. Или ты не понимаешь, что с тобой будет, если он тебя не возьмет в жены? Ты все равно после этого происшествия не сможешь стать монашкой.

- Тогда я уеду домой к отцу, - ответила Азалия.

- А что будет там, ты хорошенько подумала?

- Да, хорошенько. Я смогу спокойно жить вместе с отцом и матушкой.

- Нет, подруга, ты ошибаешься. Прости меня за то, что я тебе сейчас скажу. Я знаю, ты будешь обижаться, ну и пусть.

Сюзанна встала с постели и отошла в сторону от подруги.

- Говори же, Сюзи. Я не из обидчивых,  ты это знаешь.

- Ты дура, Азалия! – выпалила ей Сюзанна. – Дома тебя ждет жалкое существование. Тебя никто больше не возьмет в жены, и ты состаришься в старых девах.

- Сюзанна, это ты дура! – ответила ей Азалия, не обидевшись на подругу ни капли. – Ты слишком юная, тебе всего недавно исполнилось восемнадцать, и ты мало понимаешь в браке. Не понимаю, почему ты так стремишься выйти замуж? Да это же худшее, что может случиться с девушкой! Пойми, глупышка!

Сюзанна застыла на месте от слов подруги.

 - Тебе же придется делить с мужем не только  один дом, но и одну постель.

- Да, я это знаю, - спокойно ответила Сюзанна, в то время, как Азалия билась в истерике.

- И тебя это не пугает? – удивилась Азалия.

- Нет, - спокойно ответила Сюзанна. – Я наоборот этого очень хочу.

- Сюзи, милая, какая ты же все-таки глупышка! Ты видимо не все знаешь, что происходит, ну … в постели. Это же кошмар! – воскликнула Азалия от жуткого видения. - Мне даже стыдно об этом говорить.

- Нет, постой, подруга! Это видимо ты не все об этом знаешь. Это надо же придумать такое! Кошмар?! Никакой это не кошмар, Азалия! Это удовольствие и наслаждение быть в объятьях мужчины! –с восторгом говорила Сюзанна. 

- Ты, что Сюзи? Как можно это называть наслаждением? Это же издевательство со стороны мужа заставлять жену делать то, что он с ней делает. Тебе видно матушка твоя не все тебе рассказала об этой стороне брака. А мне моя все рассказала. Она меня очень любит и не желает мне поэтому такой же судьбы, что и у нее, и у моей старшей сестры, да и у всех других женщин. Мужчины это самые коварные и хтивые твари в мире. Они то получают от этих сношений удовольствие, а женщины то бедные мучаются от боли и мерзких прикосновений и … - Азалия остановилась, морщась от этих мыслей, как от чумы.

- Азалия, что тебе наговорили? – испугалась за подругу Сюзанна. – Если это по любви, то это самое прекрасное, что бывает в мире. Но если  девушка не любит мужа, то это, конечно, для нее ужасно гнусно и гадко!

- Так и я тебе о том же говорю. Я же не люблю этого герцога и не хочу за него замуж.

- Но ты его непременно полюбишь.

- Ты что, подруга? Ни за что! – Азалию стал бить озноб.

- Почему? Он что тебе настолько противен? Но он же такой красавчик!

- Это он в одежде красивый, а ты бы видела его без штанов, то такое о нем бы не говорила. – Перед глазами девушки всплыл образ обнаженного герцога, и от этого ее бросило в жар. – Это такая мерзость, то что я видела. Даже страшно вспоминать об этом Сюзи.

- Не говори о моем брате такие гадости! – разозлилась Сюзанна на подругу. - Он красавец из всех красавцев в одежде и  без нее! За ним все женщины сохнут и умоляют его хотя бы об одной ночи любви с ним! А ты говоришь о той штуке, что у него между ног – мерзость! Да, ты дура из дур! Ты же не знаешь, какое удовольствие тебе может дать эта прелесть.

- Сюзи, Сюзи, замолчи! Фу, какие ты гадости говоришь!

- Нет, это ты замолчи, дурочка! – разозлилась Сюзанна. – Ты сама виновата в том, что случилось. Нечего было купаться в лагуне и выставлять все свои девичьи прелести напоказ. И еще ты виновата, что мой брат в тебя влюбился. И теперь ты непременно станешь его женой и будешь выполнять свой супружеский долг, как полагается. Ведь мой брат очень страстный  мужчина. Он тебя часами не будет выпускать из вашей спальни.

Азалия расплакалась, закрыв лицо ладонями.

6

Солнце садилось за горизонт. Азалия сидела у окна своей комнатушки, и в последний раз наблюдала за этим зрелищем. Завтра она должна была стать невестой Господнего сына, Иисуса Христа, а судьба с ней сыграла жестокую шутку и завтра она станет невестой герцога де Виньи. Бедная девушка снова горько зарыдала. Она не могла допустить этой свадьбы. Ведь она прекрасно понимала, что случится в брачную ночь, и во все последующие тоже. А этого она не сможет пережить. «Если бы брак был без этих гадких и постыдных сношений, - размышляла Азалия, - то я с радостью бы вышла за этого герцога де Виньи. Ну, почему мир так жесток к девушкам? Лучше бы я родилась мужчиной и отец был бы безумно рад, что у него есть сын, наследник, а мне не пришлось бы чувствовать ту боль, что я сейчас испытываю. » Она решила любым способом предотвратить эту свадьбу. Она будет  умолять отца не выдавать ее за этого герцога, будет плакать, и отец непременно смягчится над ней, как уже делал это и не раз. Пусть она не станет монахиней, но она сможет жить вместе с матерью. Она будет изучать иностранные языки, рисовать, петь, играть на рояле, садить цветы в саду. Размышляя обо всем этом, она уснула.

Утром Азалия собрала свои вещи, хотя их было и не много, сняла с себя монашескую рясу, и надела простенькое платье. Она села у окна и принялась расчесывать волосы. Они у нее были густые и пушистые, цвета пшеницы. Ей сегодня пришлось бы распрощаться с ними навсегда, а она очень гордилась своими волосами. Азалия завязала волосы в пучок и, встав со стула, в последний раз посмотрела на свою комнату. Она взяла чемоданы и вышла во двор. Здесь ее уже ждал экипаж с кучером ее отца, который взял ее багаж и открыл ей дверцу.

- Садитесь, мисс Беккет, - сказал он.

Азалии было очень грустно, ведь с ней никто не  пришел проститься. Она понимала из-за чего это, и ей было еще хуже от этого. Хотя она не была виновна в том, что ее презирали и считали недостойной быть невестой Иисуса Христа. И она вдруг затаила злобу в своем сердце на герцога де Виньи. Это он один был виновен во всех ее несчастьях.

- Мисс Беккет, мы должны торопиться, - настаивал кучер. – Иначе в дороге вам будет очень жарко ехать.

Азалия еще раз посмотрела на монастырские двери, стены и, вытерев слезу со щеки, села в экипаж.

ÝÝÝ

После долгих дней дороги Азалия, наконец, приехала в Англию. Еще несколько часов и она будет дома. Выбравшись из монастыря после года затворничества, она не могла не налюбоваться светским миром. Люди на улицах куда-то торопились, кареты громыхали, повсюду царил гам, шум, балаган. Но Азалии это нравилось всегда и даже после года в закрытом обществе монахинь ей стало это еще ближе и дороже. Она всегда любила красивые платья, танцы, внимание, хотя ее мать не позволяла носить слишком красивые и открытые платья, не позволяла подолгу бывать на балах и долго пребывать в компании молодых джентльменов. Она говорила, что Азалия и без дорогих нарядов была слишком красивая и  привлекала очень многих джентльменов на балах. А ведь все их внимание и галантность вела к свадьбе, а потом к супружескому долгу. Из-за этого Азалия часто соглашалась с решение матери никуда не выходить и ни с кем не общаться. Единственный, кто был этим не доволен так это ее отец. Он непременно  хотел выдать дочерей замуж. И как-то приехав в очередной раз домой, он сообщил, что забирает ее и сестру в Париж, где имел особняк. Он почти все время проводил в Париже и только изредка приезжал к ним в Лондон. В Париже сестры-красавицы бывали на всех светских мероприятиях. Они носили бешено дорогие наряды и драгоценности, ездили в очень красивой карете и наконец-то все деньги, истраченные их папенькой на то, чтобы привлечь богатых женихов дали результат. Известный в парижских кругах вдовец граф Жофруа Клемонт, владелец нескольких прибыльных фабрик, заинтересовался старшей сестрой Луизой. Хотя она уже считалась старой девой, ей уже было двадцать два, но ее красота пленила пятидесятилетнего джентльмена. Несмотря на возраст и седины в волосах он был  еще очень привлекательным мужчиной. Отец дал согласие на это брак. И через полгода состоялась шикарная свадьба. После этого отец взялся за младшую дочь, которая была еще красивее старшей и, кстати, его любимицей. Найти ей мужа не составило проблем. Много герцогов, графов, баронов выстроились в очередь за ее рукой. И отец выбрал самого богатого из них герцога. Но Азалия не хотела выходить замуж, как и ее сестра, но ей все-таки удалось уговорить отца подождать еще два года, пока ей не исполнится столько же, сколько было ее старшей сестре, когда она выходила замуж. Но после двух лет Азалия так и не изменила своего решения, и отец, освирепев от этого, отослал ее в монастырь святой Терезы во Франции.

У Азалии потекли слезы, вспоминая это. Ей удалось с трудом избежать замужества и попасть в монастырь, где она укрылась от мира, но этот герцог де Виньи все разрушил, и вот теперь над ней снова нависла опасность замужества. Как она его за это ненавидела всем своим сердцем.  

-  Мисс Беккет, мы приехали, - услышала Азалия голос кучера.

Она посмотрела в окно и увидела такой родной ее сердцу дом, небольшой, всего два этажа и который уже нуждался в ремонте. Она вышла с экипажа, а навстречу ей вышли из дома ее родители. Ее мать была по-прежнему красива, хоть и грустная. А отец все еще стройный  был, но с седыми волосам и тоже с грустными глазами, хотя он и сейчас весело улыбался, обнимая и целуя дочь.

- Как ты добралась, милая? – спросил он.

- Хорошо, папа, - ответила Азалия.

7

После обеда Азалия пошла в свою комнату. К ней присоединилась ее мать.

- Здесь ничего не изменилось с тех пор, как я уехала в монастырь, - сказала Азалия, - даже моя кукла лежит на постели.

Она взяла игрушку в руки и начала ее рассматривать,  сев на постель.

- Как быстро пробежали годы, моя девочка, - молвила баронесса Беккет. – Вы с сестрой выросли, стали красавицами. Луиза уже замужем, имеет детей и уже знает о тяжести брака. Как мне ее жалко, бедняжку. Только ее дочери дарят ей радость.

- А граф Клемонт по-прежнему посещает ее спальню? - спросила грустно Азалия.

- Да, дочка, по-прежнему. Бедняжке еще, наверное, долго придется терпеть его издевательства над ней.

- Бедная Луиза.

- Твой отец перестал приходить в мою комнату только тогда, когда тебе исполнилось восемь лет. Только тогда я вздохнула спокойно и жизнь для меня стала милее. А до этого я каждый вечер ложилась спать, страшась того, что может этой ночью придет мой муж и мне нужно будет, сцепив от унижения зубы, исполнять свои супружеские обязанности. Ах, Азалия, если бы не эта сторона брака, то я, наверное, была бы счастливой с твоим отцом. Он очень добрый, внимательный и я даже уверена, что он меня любил и еще любит.

- А ты его любишь, хоть немножечко? – спросила Азалия.

- Наверное, да. Особенно я ему благодарна за то, что у меня появились вы, мои дочери. Но то, что он сделал с Луизой, я ему не прощу никогда. И вот теперь он это делает с тобой. Я этого не выдержу, мое дорогое дитя. – Она обняла свою дочь. – Он не должен был давать разрешения на твой брак с этим герцогом.

- Мамочка, я не хочу замуж, - разрыдалась Азалия. – Я не хочу как ты и как сестра, каждую ночь трястись от ужаса ожидая, когда придет он ко мне и … и …

- Моя девочка! Мое солнышко! Что я могу теперь сделать для тебя? Твой отец уже все решил и ты не сможешь его убедить в обратном, - баронесса Беккет погладила дочь по волосам. – Моя красавица, как я хотела  тебя уберечь от этого, но не смогла, даже монастырь тебя не уберег от этого. – Она взяла руку дочери и поцеловала, спрашивая ее:

- Доченька, Азалия, этот герцог де Виньи тебя силой взял тогда у лагуны или ты ему уступила по своей воле? И если по своей воле, то тебе понравилось то, что он сделал с тобой? Если да, то почему ты не хочешь за него замуж?

Азалия не могла разобраться в том, что ее мать спросила.

- Я не понимаю о, чем ты говоришь, мама. Что я ему уступила или что он мог взять силой?

- Он прикасался к тебе?

- Да.

- Как именно и к каким частям твоего тела?

- Он прикасался губами к моим губам и удерживал руками мои руки…

-  И все?

- Да. Правда я видела его без одежды и у него такая страшная нижняя часть тела. Фу, гадость! – Азалия поморщилась от ужасных воспоминаний.

- А он не видел тебя голой?

- Нет, конечно. Я была в рубашке, хотя и мокрой.

- Понятно. А этот герцог не входил в тебя своим дрючком?

- Каким дрючком? – переспросила девушка, не поняв вопроса матери.

- Ну, ты сама говорила, что видела его нижнюю часть тела. Тогда ты непременно должна была увидеть его большой и мерзкий дрючок, весь окружен волосами.

- Фу! – скривилась опять Азалия от воспоминаний. – Так эта гадость и есть дрючок?

- Да. Еще его называют фаллос.

- Мамочка, умоляю тебя, давай не будем об этом говорить. Мне от этих воспоминаний мурашки по коже бегают.

- Хорошо, милая. Но еще один вопрос? Это очень важно.

- Нет, мамочка. Не мучай меня.

- От этого зависит твоя судьба и твой брак. Если это так, как я подозреваю, то ты сможешь избавиться от этого герцога де Виньи и свадьбы.

- Неужели? Тогда спрашивай, - обрадовалась она.

- Он входил в тебя этим своим гадким дрючком?

- Нет, конечно. Я ему бы этого не позволила. Он, правда, грозил, что это сделает и пытался это сделать, прижимаясь ко мне, но моя ряса, которую я держала в руке, мешала ему это сделать. И еще я ударила его коленом по этому гнусному месту.

- Молодец, милая, что ты не испугалась. Ты у меня умница. Все! Теперь ты за герцога не выйдешь и он еще поплатиться за свою ложь и за твою испорченную репутацию.

- Что ты имеешь в виду?  - удивилась Азалия.

- Он соврал настоятельнице монастыря, что ты ему по собственному желанию уступила, и он избавил  тебя девственности. 

 - Что? Не может этого быть! - разозлилась Азалия. – Вот гнусный врун и подлец! Вот из-за чего меня выгнали из монастыря и принудили к этому браку. А я-то думала, что мой грех в том, что я видела голого мужчину и он меня целовал.

- Нет, милая. Из-за такой ерунды из монастыря не выгоняют.

- Дура, я безмозглая!  Сама виновата в том, что не рассказала все, как было на самом деле. Тогда я уже была бы монахиней, а не невестой этого подлеца. Я же еще сама признала свою вину в содеянном. Но я-то не знала, что имела в виду матушка под словом грех, - Азалия расплакалась. – Дура, я дура!

8

Утро было замечательным. Летний прохладный ветерок развевал герцогу де Виньи волосы. Его конь с легкостью мчал по пыльной дороге. Прошел уже час, как он выехал из своего особняка недалеко от Лондона. Он снял сюртук, потому что солнце стало припекать. Он был в хорошем настроении. Жан-Мишель думал о своей Азалии. Он еще раз и еще раз вспоминал те события, случившиеся в лесу около ручья. Он думал о своей невесте каждую минуту и не мог дождаться встречи с ней. А еще больше он ждал их первой брачной ночи, когда он сможет схватить Азалию в свои объятия, целовать ее губы, ее плечи, ее грудь, чувствовать аромат ее кожи, такой сладкой и нежной. При этих мыслях у герцога всегда ныло в паху. И он облизывал губы, представляя, как входит в нее. В ее трепещущее тело, в ее горячее и влажное девичье лоно. И он, сперва, медленно, осторожно, чтобы не причинить ей боль, начинает двигаться, а потом его  толчки стают все быстрее и быстрее, и в конце приходит сладчайшее удовольствие, и он изливает свое семя в ее уже женское, без девственной плевы, лоно.

Увидев за поворотом дом Беккетов, герцог усмирил свой пыл и еще быстрее помчал на лошади. Он потратил десять минут, чтобы добраться туда. Около дома его встретил дворецкий, пригласив в дом. Ступая за дворецким, Жан-Мишель осматривал все вокруг. Обстановка, правду говоря, ему показалась унылой и устарелой. Мебель в доме была ужасного цвета, ковры на полу были страшно истоптаны и изношены, стены и потолок нуждались в немедленном ремонте. Войдя в кабинет, а не гостевую, герцог увидел барона и баронессу. Отцу Азалии было уже за пятьдесят. Хотя выглядел он еще не плохо. Лицо его было привлекательным, а седые волосы аккуратно уложены.

- Здравствуйте, барон Беккет, - поприветствовал герцог отца своей невесты, подав тому руку, но барон намеренно не подал гостю свою руку.

- Садитесь, герцог де Виньи, - предложил он ему, усаживаясь в кресло за рабочим столом.

Герцог удивился таким холодным приемом, соизволив постоять, поскольку баронесса стояла около мужа, сверля его гневным взглядом. Если бы ее глаза могли метать молнии, то она непременно бы испепелила его.

- Простите меня баронесса Беккет за такой неряшливый вид, - обратился он к хозяйке дома. – Просто я хотел быстрее увидеть Азалию и поэтому взял лошадь, а не экипаж, как полагается порядному джентльмену.

- Мне кажется, милорд, что вы и в сюртуке мало были бы похожи на порядочного джентльмена, -  сказала баронесса холодно.

Герцог де Виньи молчал, размышляя о сказанном баронессой.

- И вам не стоило так сюда быстро мчать. Все равно вы больше не увидите мою дочь.

- Как это? Почему? – удивился Жан-Мишель. – Что вы такое говорите? – Испугался он не на шутку. – Барон Беккет, - обратился он к отцу Азалии, - что такое говорит ваша супруга? Объясните мне, пожалуйста. Будьте столь любезны.

- А почему мы должны быть с вами любезными, милорд, после того, как вы повелись с нашей дочерью, - бушевала баронесса.

Герцог удивился, откуда взялось столько злобы в такой очаровательной красавице, какой была мать Азалии. Вот откуда взяла свою красоту его невеста! Но взгляд Азалии был нежнее, чем у ее матери, когда она злилась.

- Джоанна, дорогая, давай я сам поговорю с герцогом де Виньи, - попросил барон супругу.

- Хорошо, Франсуа, - согласилась баронесса. – Надеюсь, милорд, что мы с вами больше не увидимся, - гневно попрощалась она с герцогом и вышла из кабинета.

- Садитесь, милорд, - еще раз предложил барон и Жан-Мишель сел на стул напротив хозяина дома.

- В чем дело, барон Беккет? Что случилось?

- Вы очень красивый мужчина, герцог, - сказал барон. – Красивее, чем я себе представлял.

- Но ваша дочь куда красивее меня и любой девушки в мире.

- И еще очень  искусны в комплиментах. Должно быть вы не обделены женского внимания, даже наоборот, наверно, слишком им одарены. Я не ошибаюсь, милорд?

- Нет, не ошибаетесь, барон Беккет, - согласился Жан-Мишель. – Но если думаете и опасаетесь того, что я буду изменять вашей дочери, то вы в этом глубоко ошибаетесь, и вам не стоит этого опасаться.

- Я опасаюсь не этого герцог де Виньи, - сказал серьезным  тоном барон. – А боюсь того, что моей дочери будет все равно -  будете вы ей изменять или нет. Она даже будет рада тому, что вы ходите налево, только бы вы ее не трогали.

- Я не понимаю вас, барон Беккет.

- Сейчас поймете. Вы соврали настоятельнице о вашей близости с моей дочерью, не так ли? – спросил он, внимательно изучая реакцию герцога.

- Да, - ответил твердо Жан-Мишель.

- Почему? – продолжал допрос барон. – Только говорите мне правду, герцог.

- Хорошо, - согласился Жан-Мишель, поднимаясь со стула. – Хотите голую правду во всех мельчайших подробностях, барон Беккет?

- Да, милорд.

- Ну, так слушайте. Я соврал настоятельнице, чтобы ваша дочь не стала монахиней. Ведь вы понимаете, что после пострига она стала бы для меня недоступна. А я этого не мог допустить.

- Почему?

- Увидев Азалию без монашеской рясы в мокрой рубашке, - начал герцог, вспоминая первую встречу с Азалией. – Вы понимаете, что мне были видны все ее девичьи прелести. А я  прятался за камнями совсем голый. О-о-о! – застонал Жан-Мишель, пьянея от сладких воспоминаний. – Как я хотел ее тогда! Как бурлила моя кровь во мне, представляя себе, что я целую ее губы, но не те, что на лице, а те, что между ее ног, в ее самом потайном местечке …

9

Дочь герцога Берри была самой красивой девушкой в Лондоне. В целой Англии и Франции не сыскать было ей ровни. Барон Беккет был не богатым приезжим французом, всех светских сплетен он не знал. Он только перед самой свадьбой узнал от старухи няни, которая нянчила два поколения семьи Берри, что все женщины из этого рода были фригидны. Но я не верил старухе. И подумав, что если это было и правдой, то непременно растоплю своей любовью холодность своей невесты. Однако не так-то вышло, как я себе представлял. Старуха, оказалось, не врала.  Именно поэтому герцог Берри отдал свою дочь в жены какому-то неизвестному барону из Франции. Эта правда была ужасной! Почему я не послушался этой старушки? – разрыдался горько барон.

Жан-Мишель еще никогда не видел, чтобы мужчина так горько плакал. Ему было ужасно жалко того.

- В нашу первую брачную ночь я даже не смог поцеловать свою жену в губы. Она расплакалась и забилась в уголок, умоляя ее не трогать. Я подумал тогда, что она просто боится, как все девственницы, поэтому я набрался терпения и начал ждать, думая, что она меня узнает поближе,  полюбит и отдастся вскоре. Но шли дни, потом недели, потом прошло два месяца. Я начал замечать ехидные ухмылки на лицах моих слуг, потом знакомых. Весь  Лондон знал об этом и шептался за моей спиной. Но я продолжал верить, что моя любовь к жене растопит ее холод и лед в сердце. Я даже ей не изменял. Однако Джоанна продолжала быть сдержанной, холодной, как снег и неприступной, как скала. Я очень страдал от ее безразличия. Однажды я немного выпил вина и еще один мой друг мне прямо в глаза сказал, какой я мужик, если моя жена до сих пор девственница. Я с ним тогда подрался и, вернувшись домой, застал  Джоанну в гостиной с ее подругами, которые мило хихикали, шепчась о чем-то. Мне тогда показалось, что они смеялись надо мной, и я не выдержав больше этого, схватил свою жену за руку, крикнул ее подругам убраться вон и потащил Джоанну по лестнице в нашу спальню, точнее ее спальню. Заперев двери на ключ и закрыв окна, чтобы слуги не слышали криков, я быстро разделся догола. Джоанна сидела в своем уголке и плакала. Я подошел к ней, силой дотащил ее к постели и начал разрывать ее платье. Она умоляла меня этого не делать, била меня руками, как могла, но я был сильнее ее, конечно. Поэтому сняв ее разодранное платье и все другое, я навалился на нее и без предварительной подготовки, поцелуев и ласк вошел в нее. Она так закричала от боли, что мне еще до сих пор слышится ее крик по ночам. Тогда я, не обратив внимание на ее горькие слезы,  продолжал удовлетворять свою похоть больше часа. А она бедняжка, пока я наслаждался ею, чувствовала только боль, кошмарную боль и ненависть ко мне.

Барон Беккет снова разрыдался и еще сильнее, чем тогда. Он встал со стула.

- Я ненавижу себя за это. Ненавижу, ненавижу! – кричал он.

Герцог де Виньи был раздавлен морально его страшным признанием.

- Я ж ее так любил и посмел причинить ей такую боль.

Она меня не простила за это и думаю, никогда не простит.

Барон Беккет вытер слезы рукавом и опять сел за стол.

- Я насиловал ее еще десять лет, пока однажды во мне что-то надломилось, и я оставил ее в покое. Я уехал в Париж, завел там любовниц, но покоя я не знал. Во сне мне всегда слышался ее крик и слезы, когда я ее изнасиловал впервые.

Он замолчал, смотря в потолок. Герцог тоже молчал. Эта тишина была невыносимой, и Жан-Мишель первым сказал:

- Но Азалия не может быть такой, как и ее мать. Я не верю в это. Барон Беккет, когда я ее целовал, то чувствовал, что ей не были противны мои прикосновения и поцелуи.

- Вам просто хотелось, чтобы так было, милорд. После моей истории, я надеюсь, вы понимаете, что таким девушкам, как Азалия, нужно идти только в монастырь, а не замуж.

- Нет.

- Вы будете несчастны с ней, а она с вами, поэтому я не разрешаю вам женится на ней.

- Нет.

- Это ради вашего же блага и блага моей дочери. Я не хочу, чтобы моя малышка пережила все то же, что и ее мать.

- Барон Беккет, пожалуйста, не отвергайте мое предложение, - умолял его Жан-Мишель. – Я не выдержу, если она не будет моей женой.

- Усмирите свой пыл, герцог де Виньи! – рассердился отец Азалии. – Вы думаете не головою, а одним похотливым местом, что находится между ваших ног.

- Барон Беккет, что мне сделать, чтобы вы поверили в то, что я сделаю вашу дочь счастливой? – спросил Жан-Мишель, встав на колени. – Прошу вас, всеми святыми вас заклинаю, отдайте Азалию мне в жены.

- Встаньте, милорд. Это меня не убедит в обратном.

Он встал.

- Ну, почему вы не хотите дать своей дочери шанс на счастье? Почему вы так уверены, что она тоже фригидна? А если вы ошибаетесь, барон Беккет? Если она полноценная женщина, способная чувствовать радости любви? Тогда вы понимаете, что вы избавляете ее счастья  быть любимой и тоже отдаваться любви!

Они замолчали. Барон Беккет раздумывал над словами герцога, а тот следил за ним, давая ему возможность поразмыслить об этом.

- А может вы и правы, герцог, - начал барон после размышлений. – Может вас Бог послал моей Азалии сделать ее счастливой. Она должна была уже стать монахиней, а тут явились вы и … полюбили ее, как вы говорите. Может это провиденье Божье? Может он этим хочет мне сказать, что я ошибаюсь?

10

Мисс Беккет вышла из дома. На крыльце ее уже  ждал отец. Он крепко ее обнял и поцеловал в лоб.

- Будь умницей дочка, - сказал он ей. – И не держи на меня зла. Ты знаешь, как я тебя сильно люблю и желаю только добра. Будь вежливой и ласковой со своим женихом. Он очень хороший человек. И не причинит тебе никакого вреда.

- Да, папа, - ответила холодно Азалия.

- Ты на меня злишься. Я вижу это. Но  знаю, что вскоре после свадьбы ты будешь меня благодарить за это.

- Где мама? – спросила она.

- Я не разрешил ей с тобой прощаться. Она плохо на тебя влияет и настраивает против герцога де Виньи. Вы увидитесь в день твоей свадьбы. И я тоже, конечно, приеду и твоя сестра.

Азалия, измерив отца сердитым взглядом, села в экипаж. Она всю дорогу размышляла о том, что ее ждет в поместье герцога де Виньи. Ее мысли были не радостными, а, наоборот, зловещими. Как ее встретят там? Будут ли хорошо с ней обращаться, а особенно этот герцог, ее жених. Азалия была не из пугливых, но почему-то увидев огромное здание семейства де Виньи, она растерялась. Ее охватило чувство страха и то такое сильное, что она не могла и слова вымолвить сначала кучеру, а потом дворецкому, который проводил ее в большой дом. Здесь все было таким изысканным и дорогим, что Азалии стало еще хуже. Она до этого даже не думала, каким богатым окажется этот герцог де Виньи. Мисс Беккет рассматривала фамильный потрет семьи де Виньи, когда вошла Сюзанна и ее брат.

- Добро пожаловать, сестричка! – поприветствовала она подругу, обняв ее крепко. – Прости, что мы тебя не встретили возле кареты. У нас с Мишелем возник как раз спор.

- Ничего страшного, Сюзанна, - ответила Азалия, опустив глаза вниз. Ей было неловко от пристального взгляда герцога де Виньи, который по-прежнему еще молчал.

- Жан-Мишель, что ты молчишь? – спросила Сюзанна, стукнув его локтем. – Скажи что-нибудь своей невесте-красавице.

- Азалия, я рад тебя приветствовать в моем доме, - наконец-то молвил Жан-Мишель, - и уже в скором будущем нашем доме.

- Спасибо, милорд, - ответила Азалия, мельком заглянув ему в глаза. У него были темно-зеленые глаза, очень красивые и какие-то загадочные и  определенно очень добрые.

- Надеюсь, что ты скоро свыкнешься с жизнью здесь. Вижу, ты рассматривала наш фамильный потрет.

- Да. Но я никого не знаю на картине.

- Нет, знаешь. Этот мальчик – твой жених Жан-Мишель, - вмешалась Сюзанна. – А это наши родители.

- Отец, к сожалению, уже умер, -  сказал Жан-Мишель.

- Как это грустно! – молвила Азалия.

- Но теперь у меня есть другой отец.

- Какой?

- Это барон Беккет.

- Мой папа? – удивилась Азалия.

- Да, твой папа. Я его теперь называю отцом, а он меня своим  сыном. Он ведь сделал мне величайшую услугу, отдав мне свою дочь в жены и сделав меня самым счастливым человеком в мире.

Азалия очень смутилась от столь лестного комплимента, спрятав глаза под ресницами.

- Брат, ты своими словами смутил бедную девушку, - улыбнулась Сюзанна.

- А почему тебя нет на потрете? – спросила Азалия, чтобы перевести разговор на другую тему.

- Меня еще тогда на свете не было. Ведь у нас с Мишелем очень большая разница в возрасте.

- Двадцать два года. Если быть точным, - сказал герцог.

- Тогда вам, милорд, уже … - начала Азалия считать.

- Да, мне сорок лет. Что очень стар?

- Нет, милорд.

- Хватит меня называть милордом. Зови меня Мишель. Ведь мы жених и невеста с тобой.

- Не могу, милорд.

- Почему?

- Мне неловко, - смутилась Азалия.

- От чего?

- Ну, мы еще не муж и жена.

- Азалия, но это совсем не причина. Вот, мы с Джоном еще тоже не женаты, но я его зову по имени и на ты, конечно. Вот бы он удивился, если я ему сказала б милорд, - рассмеялась Сюзанна. – Я его даже лапочкой называю.

- Интересно, как ты будешь его звать после  первой брачной ночи, сестричка. Мой зайчик, котик? – улыбнулся герцог сестре, дразня ее.

- Не знаю я пока, как буду звать своего мужа после свадьбы. Но зато уверена, что твоя жена после вашей первой ночи будет тебя по-прежнему звать милордом.

Жан-Мишель умолк, сверля сердитым взглядом сестру. Азалия же побелела от упоминания о первой брачной ночи. Она чувствовала себя отвратительно, ноги ее подкашивались, и она еле держалась на них.

- Господин, какая у вас красивая невеста! – обрадовалась старушка, входя в гостевую. – Просто слов не хватает, чтобы ее описать.

- Спасибо вам, няня, - поблагодарил ее герцог. – Зови ее тоже няня, - обратился он к Азалии.

- Няня? Почему, милорд? – спросила она.

- Ведь вскоре я буду нянчить и ваших малышей, мисс Азалия, - ответила старушка, искренно улыбаясь. – Наконец-то и в этом доме будет снова слышен детский смех и плач.

11

- Не бойтесь, милая, не бойтесь, красавица! – успокаивала старушка девушку, побледневшую от ужаса. – Там есть две кровати и между ними есть дверь, которую можно закрыть, когда вам этого захочется.

- Ну, слава Богу! – успокоилась Азалия. – А то я подумала, что мне придется спать в одной кровати с герцогом.

- Сегодня не придется, милая, но скоро вас все-таки ждет одна постель с моим господином. Но вы не бойтесь, красавица. Мой милый Жан-Мишель очень хороший господин и будет очень ласковым и нежным мужем для вас. Вы, наверное, свадьбы ждете - не дождетесь, деточка, да?

Азалия молчала, не зная, что сказать милой старушке. Она боялась, что не удержится и выскажет ей все, что думает о ее замечательном господине и об этой свадьбе. Но она вспомнила слова отца о том, что она должна быть вежливой и тогда другие будут такими же с ней.

Она молча последовала за няней. Старушка остановилась у красивых дверей с золотым орнаментом и ручкой. Няня отворила двери и впустила Азалию первой. Комната оказалась огромных размеров и очень светлой с большим окном и верандой. Кровать была напротив окна и была такой огромной, что на ней поместились бы три человека сразу. Покрывала на постели были нежного розового цвета. Поручни были сделаны из бука и с орнаментом в виде  роз. Сверху над кроватью свисал балдахин белого и бежевого цветов. С двух сторон кровати стояли тумбы с цветами: розами и лилиями.

- Господин, не знал, какие цветы вам больше нравятся, - объяснила няня.

В другой стороне стояло большое зеркало с тумбами и пуфиком.

- Мисс Сюзанна накупила множество разных духов, пудр, всяких и много другого. Я даже не знаю, как это все называется и для чего оно, - открыв дверцы одной тумбы и указывая рукой на разные флакончики и баночки.

Около зеркала были дверцы с красивыми орнаментами в виде разных цветов. Няня открыла их и перед Азалией возникли множества нарядов, таких изысканных  и изящных фасонов, что все они разбегались перед ее глазами.

- Это все тоже ваше, мисс Азалия. Сам господин их заказывал с помощью, конечно, мисс Сюзанны.

- А откуда милорду известно мои размеры? – спросила она.

- Это все известно было мисс Сюзанне. Ведь вы были подругами в монастыре. Так она рассказывала.

- Свадебное платье для вас, мисс Азалия, тоже выбирала мисс Сюзанна.

- Платье? Мое? – удивилась девушка.

- Вы, наверное, хотели сами себе выбирать фасон? Да? Но времени осталось так мало, что мисс Сюзанна за вас это сделала. Вы не обижайтесь на нее, госпожа.

- Я не обижаюсь, няня. И не надо меня звать госпожой. Я ведь еще не хозяйка этого поместья.

- Для меня вы стали хозяйкой сразу же, как переступили порог этого дома в роли невесты герцога де Виньи. Да, и ждать этого события совсем недолго. Какая-то неделя осталась! Пробежит, как один день.

- Как неделя осталась? – Азалия побелела, как полотно. – Но ведь свадьба должна состояться только через месяц!

- Должна была. Но разве вы не знаете? Вам не сказал господин, что ваша свадьба состоится в один день со свадьбой мисс Сюзанны и герцога Соммерса? Нет? Так он еще просто не успел. Понимаете, герцогиня де Виньи решила, чтобы ее дети женились в один день. И правильно! Зачем делать торжество два раза?!

- Няня, пожалуйста, оставьте меня одну, - попросила Азалия, чувствуя, что вот-вот разразится воплем и слезами.

- Хорошо, мисс Азалия. Отдыхайте, - согласилась няня и вышла.

Как только закрылась дверь, Азалия расплакалась. Ей было страшно и обидно. Обидно, ведь ее отец обвел вокруг пальца, сказав, что венчание будет через месяц. А страшно потому, что так мало осталось времени к тому моменту, к той проклятой первой брачной ночи. Она легла на постель и проплакала около получаса, а потом решила, что хватит слез и, вытерев глаза и щеки, она поднялась с постели и решила для себя, что она добровольно не отдастся этому гнусному герцогу, она заставит его горько пожалеть о том, что принудил ее к этому браку.

Азалия вошла на веранду и посмотрела по сторонам. Вид отсюда открылся просто замечательный. Эта сторона дома выходила на сад, огромных размеров. Куда не кинь глазом – деревья и цветы, аккуратно ухожены. Птицы пели здесь, как в раю. Азалия  с первой минуты полюбила этот сад, ей показалось, что она очутилась дома. Посмотрев в другую сторону, она увидела, что веранда тянется дальше, чем комната. Она решила пойти туда. Увидев такую же дверь, как и у ее комнаты, она рискнула зайти туда, поскольку дверь была не заперта. Войдя в огромную комнату, еще больше, чем у нее, она поняла, что это комната герцога де Виньи и хотела быстрее отсюда выйти, но ее вечное любопытство заставило девушку остаться и исследовать неизвестную ей территорию.

Первым, что ей бросилось в глаза это кровать, где могли поместиться четверо человек. Неужели герцог здесь спал один? Укрыто оно было белым шелковым покрывалом. Поручни и столбики были светло-коричневого цвета. Балдахин был белым с розовыми пасмами. «Но что это? - подумала Азалия. – Какие странные поручни?» Она подошла ближе к постели, чтобы хорошо все рассмотреть. Однако увидев поручни ближе, она покраснела и закрыла глаза руками. На поручнях были вырезаны совсем голые женщины и мужчины в непристойных позах. Азалия была слишком любопытной девушкой, и ее любопытство перебороло ее стеснительность и страх. Она убрала ладоши с глаз и внимательно принялась разглядывать высеченные рисунки.

12

Женщина и мужчина были повсюду те же, но сначала они были одеты. Потом мужчина понемногу раздел женщину и сам разделся. Мужчина был виден только сзади и его мужские принадлежности были не видны. Зато женщину было хорошо видно. Даже уж слишком! Каждый изгиб ее тела был вырезан очень искусно. Потом мужчина прижался губами к женской груди и на этом рисунки кончались.

- Не так уж это страшно и ужасно выглядело, - сказала в голос Азалия, отойдя от кровати и  рассмотрев внимательно другие закутки комнаты. Напротив кровати в самом дальнем кутке комнаты стоял камин, очень роскошный. Около него лежал большой коврик с овечьей шерстью. «Наверное, это  для собаки! – подумала Азалия. – Место, где она спит»

Около шкафа лежала белая рубашка. Наверно герцог очень спешил и не спрятал ее в шкаф. Азалия привыкла в монастыре к порядку и решила спрятать рубашку в шкаф. Девушка подняла ее. Ткань, из которой была сделана она, была очень шелковистой и очень дорогой. Азалия учуяла аромат от нее, и поднесла ее поближе к носу, вдыхая необычный, но очень приятный запах духов. Девушка открыла дверцы в шкаф и увидела много нарядных костюмов, рубашек, сюртуков. Она повесила рубашку на пустую вешалку и хотела уже закрыть дверцы, но увидела что-то в углу, похоже на рамку от картины. Азалия, сгорая от любопытства, что это могло бы быть, решилась все-таки хоть одним глазком взглянуть. Она наклонилась и, откинув один из костюмов, увидела, что это была действительно картина.

- Жаль, ничего не видно, - молвила она. – Нужно ее развернуть передом.

Она взяла картину в руки и повернула ее. На нее смотрела точная ее копия. Волосы ее были распущены и влажные. Одета она была в одну рубашку и то мокрую, и она так прилипла к ее телу, что были видны ее части тела. Азалия обомлела на месте и не могла  оторвать глаз от картины. «Неужели я такая красивая и привлекательная? – подумала она. – Почему я этого раньше не замечала?»

- Это что получается, герцог де Виньи видел все-все-все это? – заикаясь, спросила она себя. – О Господи! Какой ужас! И он это нарисовал по памяти?

Азалия не могла сдвинуться с места от шока. Но услышав шаги по коридору, она будто ожила и быстро положила картину обратно, закрыв дверцы шкафа. Она еле успела выбежать через веранду, когда услышала, что двери входные открылись, и в комнату кто-то вошел.

***

         Герцог де Виньи вошел в свою комнату с грустными мыслями. Ему няня сообщила, что слышала, как Азалия плакала в своей комнате после того, как она ей рассказала, что свадьба состоится через неделю, а не через месяц, как раньше предполагалось. Но увидев, что занавески на дверях веранды шатались, будто кто-то недавно здесь проходил, он быстро откинул грустные мысли с головы. Почему-то он подумал, что это была Азалия и, услышав, как закрылись двери в ее комнату, он был в этом уверен. «Что она делала здесь? – спросил себя Жан-Мишель. – Неужели рассматривала мою спальню? И постель!»

- Интересно, ей понравились эротичные фигурки голых молодят? – спросил себя вслух.

Жан-Мишель сел на кровать, рассматривая их, как бы впервые. Он пытался представить себе, что думала Азалия, рассматривая эту гадость, как она любила выражаться. Мишель встал с постели и снял с себя сюртук. Ему было очень жарко в нем. Он решил прокатиться на лошади, поэтому пошел к шкафу, чтобы повесить брюки и одеть что-нибудь для верховой езды.

- А где рубашка, что валялась на полу? – удивился герцог.

Он открыл одну дверцу и повесил сюртук на свободную вешалку. Потом снял брюки и тоже аккуратно повесил на него. Ища глазами что-то поудобнее, он увидел ту самую рубашку, что утром, когда спешил, уронил на пол. Кто-то ее сюда поставил!

- Азалия! Какая же ты все-таки любопытная! – обрадовался Жан-Мишель. – А это что такое? Я помню, картина стояла к стене, а сейчас наоборот.

Он взял портрет своей невесты в руки и внимательно  на него посмотрел. Каждый раз, когда он смотрел на него, то он вспоминал их первую встречу. И сейчас он также припомнил все те события.

- Тебе понравилась эта картина, моя дорогая Азалия? – спросил он девушку на портрете. – Понравилась, я уверен.

13

После прогулки Жан-Мишель переоделся и спустился к ужину. Его сестра и невеста уже сидели за столом и о чем-то мило беседовали.

- Я опоздал, дамы? – спросил он галантно.

- Нет, ты как раз вовремя.

Жан-Мишель сел во главе стола. С правой стороны сидела его сестра, а с левой его будущая жена.

- О чем вы тут разговаривали? Можно мне узнать? Или это секрет?

- Мы разговаривали о модных фасонах платьев. Тебе интересно?

- Да, безусловно. Мне интересно все, что касается женщин, ты же знаешь.

- Да, Мишель, ты неисправимый ловелас.

- Нет, Сюзи. На этот раз ты не права. Я был ловеласом. Но с тех пор, как я встретил мою невесту, - он посмотрел на Азалию, которая внимательно слушала их разговор, - я больше не смотрю на других женщин. Они все меркнут в лучах твоей красоты, Азалия. – Он взял ее руку и поцеловал.

Мисс Беккет смутилась, опустив глаза вниз.

- Я тебе обещаю, милая, что никогда больше не посмотрю в сторону другой женщины. И Сюзанна тому свидетельница. Ты мне веришь, Азалия? – спросил он ее.

- Да, милорд, - ответила она тихо.

Вошла служанка и принесла ужин. Ели они молча. Все о чем-то размышляли. В комнате было так тихо, что было слышно ржание лошадей с конюшни.

- Можно мне о чем-то спросить вас, милорд? – неожиданно задала вопрос Азалия.

- Конечно, Азалия, - ответил Жан-Мишель. – И не нужно у меня спрашивать разрешения, чтобы меня о чем-то спросить. Просто спрашивай.

- Вы разрешите мне изучать иностранные языки?

- Да, изучай. А какие ты хотела бы изучать?

- Итальянский и испанский.

- Это отличные языки. Я могу тебе даже помочь в изучении итальянского. Я немного им владею.

- Спасибо, милорд.

- Тебе, наверное, будет легче, если я найму учителя. Ты не против?

- Нет. Это отличная идея. Но я не хочу вас обременять моими делами, милорд.

- Азалия, запомни раз и навсегда. Я сделаю для тебя все, о чем ты меня попросишь. Только не стесняйся и проси все, что тебе будет нужно. Хорошо?

- Да, милорд.

После ужина они пошли в бальный зал. Он был очень большой. Потолок был очень высоко и стены были огромных размеров. Пол был сделан из мрамора, нежно бежевого цвета. И танцевать на нем было одно удовольствие!

- Какой изумительный зал! – воскликнула Азалия, когда они вошли туда. – Я такой красоты еще не видела!

- Ты любишь танцевать? – спросила Сюзи у подруги.

- Когда-то любила. Но теперь боюсь, что забыла все танцы.

- Ничего вспомнишь. А Жан-Мишель тебе в этом поможет. Да, братец? – обратилась она к герцогу.

- Непременно. Но я не могу без музыки.

- Сейчас, будет музыка, - сказала Сюзанна, сев за рояль и положив пальцы на клавиши, она заиграла вальс.

- Можно тебя пригласить на танец, моя дорогая?  - спросил Жан-Мишель, протягивая ей руку.

Азалия молчала.

- Я тебя не укушу, не бойся, милая.

- А я и не боюсь, милорд, - ответила бойко девушка, протянув руку герцогу.

Он взял ее за руку левой рукой, а правую поставил ей на плечи, чуть выше бедер. Она положила свою руку ему тоже на плечо. Когда Жан-Мишель прижал ее к себе очень близко, даже ближе, чем позволял этикет, то ее ладонь начала вздрагивать, а сама Азалия отводила от него глаза и часто глотала слюну. Жан-Мишелю нравилась ее робость и застенчивость. Еще ни одна женщина не тряслась в его объятиях, танцуя с ним. Это было так мило и заманчиво! Ее губы были так близко от его губ, что он не отводил от них взгляд.

- У тебя такие соблазнительные губы, шептал он ей на ухо.

Азалия сглотнула опять слюну, начиная нервничать.

- Они созданы, словно, для поцелуев. Для моих поцелуев.

Жан-Мишель медленно опустил голову и его губы были уже напротив ее, они чувствовали оба дыхания друг друга и еще секунда и его губи накрыли бы ее сочные губки.

- Вот вы где, мои детки! – услышали они  женский голос у себя за спинами.

Жан-Мишель, облизав губы, выпустил невесту из объятий. Сюзанна прекратила играть, направив свой взгляд на элегантную женщину в непристойно дорогом платье и с большим декольте.

- А я вас ищу, ищу. А вас нигде нету. Пока няня не сказала мне, что вы в бальном зале.

- Матушка! – обрадовались Сюзанна и Жан-Мишель одновременно.

Азалия внимательно посмотрела на женщину, которая вскоре станет второй матерью. Это была очень красивая женщина с голубыми глазами и белоснежными волосами, как и у ее детей. Сколько ей было лет, трудно было сказать. То ли сорок пять, то ли пятьдесят. Сколько бы ей не было лет, но одно Азалия могла твердо сказать, что это была женщина, которая делала все невозможное, чтобы выглядеть моложе своего возраста.

14

- Почему вы так быстро приехали, матушка! – спросил ее сын. – Мы вас не ожидали раньше четверга.

- Вижу, что хорошо сделала, что раньше приехала.

- Почему?

- Думаешь, я не видела, какие ты страстные взгляды кидаешь на свою невесту, Мишель? Ай–яй-яй, мой мальчик! – кивнула на него пальчиком герцогиня де Виньи. – Хорошо, что я здесь и не позволю тебе ничего лишнего до первой брачной ночи.

Азалия, поняв, о чем она говорила, покраснела.

- Матушка, вот вы какого мнения о своем сыне! – обиделся герцог.

- Мама, вам не о чем волноваться, ведь Азалия ему ничего не позволит лишнего до свадьбы. Можете быть в ней уверены.

- Кому мне верить, так это не тебе, моя дорогая Сюзанна, - ответила мать дочери. – Ты что уже забыла, как я тебя застала наедине в твоей спальне с  этим Джоном Соммерсом, полураздетыми в постели. Тебе только пятнадцать исполнилось тогда.

Сюзанна не стала перечить матери и молчала, слушая ее упреки.

- В нашу семью все девушки входили девственницами. И этим я горжусь, и буду этого требовать у всех. Вы меня все поняли, особенно ты Сюзанна. Азалия, деточка, к тебе это не относится, - обратилась она к девушке. – Я уверена, что ты не ветряная, как мои распущенные детки.

- Спасибо, вам герцогиня де Виньи, - поблагодарила девушка будущую свекровь.

- Э, нет! Так не пойдет, милая. Зови меня миссис Амели. Хорошо, деточка?

- Да, миссис Амели.

- Какая ты все-таки милашка! Повезло тебе, Мишель, с невестой! – сказала она сыну. – Сказочно повезло! Такой милой, тихой и неслыханно красивой девушки я еще не встречала.

Азалия покраснела от таких комплиментов.

- Неужели тебе уже двадцать три? – спросила герцогиня.

- Да, миссис Амели.

- Но ты выглядишь еще моложе Сюзанны, хотя ей уже восемнадцать. Да, природа тебя любит и балует уж слишком! Все что можно было собрать  хорошее и прекрасное в мире, она собрала в тебе, деточка.

- Мама, хватит смущать мою невесту, - вмешался Жан-Мишель. – Вы лучше расскажите, как вы доехали.

Герцогиня де Виньи была болтливой с самого рождения, поэтому ее рассказ о том, где она была, что видела, как добралась, растянулся на целый час.

 - Матушка, может, вы что-то покушаете? – спросила Сюзанна, перебив маменькин рассказ. – Мы уже поужинали без вас к сожалению.

- Нет, Сюзи. Я после семи ничего не ем. Разве ты забыла? У меня диета.

- Ну, да!

- Азалия, солнышко, слышала, что ты прекрасно играешь и поешь. Сыграй нам что-то веселое, - попросила она девушку.

- Я играю совсем немножко и пою не очень хорошо, - ответила ей Азалия. – Но если вы просите, то я с удовольствием  сыграю.

Она села за рояль и касаясь клавиш, начала петь и играть. Кончив песню, она сказала:

- Немного не попадала в тон, но это думаю простительно, ведь я давно не играла.

Жан-Мишель сперся локтем о рояль, молчал, о чем-то мечтая. Герцогиня де Виньи вытирала слезы платком, тяжело вздыхая. Только Сюзанна улыбалась, напевая мелодию.

- Ты чудесно играешь и поешь, Азалия, - похвалила она подругу. – Да, матушка была права, сказав, что тебя природа одарила красотой, добротой, скромностью. Но она забыла добавить, что природа тебя одарила еще и талантом.

- Спасибо, Сюзи, - поблагодарила она девушку и обратилась к герцогине:

- Миссис Амели, почему вы плачете, ведь песня веселая?

- Деточка, я плачу о прошедшей молодости и любви, - ответила она. – Это была наша любимая песня с Роджером.  И ты мне напомнила о нем.

- Миссис Амели, простите меня. Я не хотела вам сделать больно.

- Нет, милая, - она взяла руку девушки и накрыла своей ладошкой, - не извиняйся. Ты мне подарила миг радости и счастья. Я будто перенеслась на сорок лет назад в этот же бальный зал в день нашей с Роджером свадьбы. Я так и вижу, полон зал гостей, сияние свечей, улыбки, разговоры, танцы и вот эту песню, под которую мы с Роджером танцевали наш последний танец. А потом мы простились с гостями и уединились в нашей спальне, - герцогиня де Виньи мечтательно улыбалась, рассказывая об этом. – Жаль, что этого нельзя повторить.

- Как это замечательно и грустно, мамочка! – молвила Сюзи, обняв за плечи.  – Скоро в этом же зале я буду танцевать с Джоном на нашей свадьбе.

 - Да, дорогая, это будет самый счастливый день в твоей жизни! Хорошо, что я пересмотрела свои взгляды на этого молодого человека. Вижу по твоим глазам, что ты его любишь сильно, также, как и я любила твоего отца. Что я говорю? Я его по-прежнему люблю, хоть он не с нами.

- Мамочка! Я вас сильно люблю, - поцеловала Сюзи мать в щеку. – Так значит, вы на меня не злитесь за тот проступок, из-за которого вы меня  отослали в монастырь?

- Нет, не злюсь, милая моя, - ответила герцогиня, поцеловав дочь в лоб. – Как я могу злиться на мое солнышко, мою деточку, мою кровиночку! – целуя ее в щеки.