Баба Зина и Каша для Инвестора

Глава 1. Навигатор довёл.

Навигатор соврал.

Андрей Соколов это понял в тот момент, когда его белоснежный Range Rover Sport (куплен в кредит, но коллеги этого не знают) въехал по колено в грязь на въезде в деревню Задрыщенск. Приятный женский голос из динамиков бодро сообщил: «Вы прибыли к пункту назначения», — и замолчал, словно его работа здесь закончена, а дальше разбирайся сам, дорогой инвестор.

— Сука, — негромко сказал Андрей, глядя на лужу цвета кофе с молоком, которая медленно заглатывала его двадцатидюймовые диски. — Вот же сука...

Он выключил зажигание. В наступившей тишине стало слышно, как где-то вдалеке орёт петух, совершенно не в курсе, что уже половина одиннадцатого утра и пора бы завязывать с этим средневековым будильником. Андрей глубоко вдохнул. Воздух ударил в нос сложным коктейлем: едкая сладость навоза, прелая горечь осенней травы и что-то третье, глубоко, исконно деревенское, для чего в его городском лексиконе не находилось точного слова, только смутная ассоциация с детством и дачей, которую продали.

— Аутентичность, — пробормотал он себе под нос, как мантру. — Это аутентичность. Недооценённый актив. Уникальное торговое предложение.

Он открыл дверь. Ботинок Brunello Cucinelli (замша, последняя коллекция) на миг замер в воздухе, а затем с мягким, предательским хлюпом погрузился в тёплую жижу. Звук был настолько выразительным, что казалось, будто сама деревня издала снисходительное приветственное урчание.

— Блядь, — констатировал Андрей уже с меньшим пафосом.

Выбравшись из машины, он пытался сохранить остатки достоинства, балансируя на краю лужи. Ботинки были обречены — это он понял сразу. Дорогие джинсы — тоже. Настроение катилось в тартарары. Но он не был бы собой, если бы сдался. Его воспитали иначе: отец-прапорщик вбил в голову «не ныть», мать-бухгалтер добавила «считай риски». Андрей Соколов, тридцать два года, бизнес-коуч с четырьмя тысячами подписчиков в Telegram, автор курса «Инвестируй в себя 2.0», приехал сюда с целью. И никакая грязь его не остановит.

Он достал телефон, чтобы сделать кадр для сторис: «Начало пути. Преодоление. #деревня #экологичныйтуризм #новаяжизнь» (подписчикам зайдёт, он чувствовал). Экран завис на логотипе яблока, затем показал иконку поиска сети, которая безнадёжно крутилась в пустоте. Связи не было. Вообще. Полный цифровой вакуум.

— Пиздец, — резюмировал Андрей, подбирая наиболее адекватное описание ситуации.

Деревня Задрыщенск встречала его гробовой тишиной, прерываемой лишь петухом, и плотным, влажным запахом жизнедеятельности.

Первое, что он разглядел, когда после пятнадцати минут ритмичного «газ — тормоз — молитва» выдернул Range Rover из объятий грязи, была избушка.

Она стояла в тупике единственной улицы — грунтовой колеи, больше похожей на русло усохшего ручья. Избушка была не просто старой. Она была ветхой. Брёвна, когда-то могучие, потемнели и съёжились. Резные наличники облупились, сбросив остатки синей краски и обнажив серую, иссечённую временем древесину. Крыша из волнистого шифера прогнулась. Из кривой кирпичной трубы струился тонкий сизый дымок. Забор из штакетника напоминал улыбку деревенского алкаша — где-то частокол, где-то дырка.

Но Андрей видел не это. Его взгляд был отточен годами изучения трендов. Он видел потенциал.

— О-хре-неть, — медленно произнёс он, доставая из внутреннего кармана куртки профессионально помятый блокнот Moleskine и ручку Parker. — Это же... это же...

В его голове уже складывалась презентация. Слайд первый: «Эко-лофт в русском стиле». Слайд второй: «Аутентичность + комфорт = $$». Слайд третий: график роста прибыли. Андрей чувствовал, как внутри него просыпается предпринимательская жилка, которая в последнее время дремала под грузом ипотеки и кредита на машину.

Эта развалюха была золотой жилой. Туристы из Москвы и Питера готовы платить бешеные деньги за «настоящую деревню». Ретрит-центр. Йога на рассвете. Баня. Парное молоко (его можно покупать у соседей). Инстаграм взорвётся.

Он подошёл ближе. Калитка скрипнула на единственной ржавой петле, будто сто лет не открывалась. На облупившемся крыльце, на лавке, с которой давно сошла краска, лежало нечто рыжее и пушистое, размером с добрую собаку. Сначала Андрей принял это за брошенный половик. Потом «половик» приоткрыл один глаз — жёлтый, вертикально-щелеватый, полный такого немого, вселенского презрения, что у Андрея ёкнуло под ложечкой.

Кот. Исполинских пропорций. Рыжий матёрый хаос с проплешиной на боку, словно от шрама, и одним ухом, надорванным в какой-то давней, славной драке. Он возлежал, раскинувшись во всю длину лавки, с достоинством персидского шаха, созерцающего свои владения.

— Кис-кис, — неуверенно, на автомате произнёс Андрей, протягивая для знакомства руку.

Кот медленно перевёл взгляд с горизонта на руку, потом на лицо Андрея. Помолчал. Затем зевнул, обнажив набор жёлтых, идеально сохранившихся клыков, и изрёк низким, хрипловатым баритоном:

— Икра чёрная, икра красная, икра заморская, баклажанная!

Андрей дёрнул руку назад, будто обжёгся.

— Что... что он сказал?

— Тимофей Котофеич цитаты из кино любит, — раздался женский голос откуда-то сбоку. — Больше ничё не умеет, зараза.

Андрей резко обернулся.