Багровые Холмы

Глава 1. Алиса

У него были светло-коричневые волосы и красивые серо-голубые глаза. Правильные черты его лица, дополненные кучерявыми волосами, складывались в прекрасную картинку то ли какого-то принца, то ли доблестного рыцаря (как раз сегодня на лекциях по истории Прежних Времен они проходили и тех и других), а его голос… низкий и нежный… заставлял вибрировать все внутри.

Алиса смотрела на своего преподавателя литературы с превеликим удивлением, явственно проступаемом на ее интеллигентном, миловидном лице. Она всегда думала о нем, как о симпатичном и умном учителе, однако никогда не чувствовала ничего сверх этого. Сверх обычной симпатии. А сегодня она посмотрела на него другими глазами. Вот как это произошло.

- Кто-нибудь знает, кто такой Сермондо? – спросил он группу.

Алиса Робертс не была невеждой, однако она также не могла быть причислена к отличникам. Она не знала, кто такой Сермондо, и почему-то стыдилась этого.

- Никто? – Щепотка разочарования, смешанного с тихой печалью, появилась на красивом лице преподавателя. – Сермондо был великим поэтом Прежних Времен, - продолжил после короткой паузы мистер Олсон. – Он жил в девятнадцатом веке и был убит на дуэли.

- Что такое дуэль, мистер Олсон? – спросил студент откуда-то с задних рядов. Алиса тоже любила сидеть в конце аудитории, но не на литературе. Здесь она всегда садилась на первом ряду, чтобы иметь возможность наблюдать Ричарда Олсона как можно ближе. Раньше она это делала безотчетно: хороший преподаватель, интересный предмет, говорит довольно тихо, почему бы и нет? Но именно сегодня она вдруг поняла, что хочет тщательно всматриваться в каждую черточку его лица.

- В Прежние Времена, - начал объяснение профессор, - особенно в восемнадцатом и девятнадцатом веках, дуэли были очень популярны. Сейчас мы не можем точно сказать почему и не знаем правил, ибо, как вы все знаете, большинство архивов были утеряны, а серверы разрушены в процессе перехода к Нашему Времени. Но мы знаем, что дуэль – это поединок между двумя людьми, один из которых почувствовал себя оскорбленным другим. Известно, что Сермондо дрался из-за девушки.

- О-о, - издали томно все девушки в группе, в том числе Алиса.

- Да, - подтвердил мистер Олсон, довольной реакцией аудитории, показывающей интерес к его лекции. – Он был влюблен в девушку по имени Валерия. Но он был беден, а она из богатой семьи. Ее родители выбрали ей другого мужа – старого аристократа с большим поместьем, который мог обеспечить финансовое благополучие их дочери. Вы знаете, кто такие аристократы?

- Да, - прозвучал громкий самоуверенный голос слева от Алисы, заставив ее подпрыгнуть от неожиданности. Это Тамара Мэйсон, подруга Алисы. Она была всезнайкой и весьма этим гордилась. – Так называли привилегированный социальный класс в Прежние Времена.

- Спасибо, Тамара. Так вот, этот человек сделал предложение Валерии. Сермондо не мог этого допустить и вызвал его на дуэль. Однако тот мужчина был стар, слаб и, видимо, трус, поэтому его родственник, молодой Мартинс, принял вызов.

- А так было можно? – спросил шокированный Пьер.

- Да. Только родные по крови могли сделать это. Дуэль велась на револьверах – это такие древние пистолеты, которые исчезли еще в Прежние Времена. Повторюсь, мы не знаем точно правил, но, следуя им, Сермондо должен был стрелять первым. Возможно, потому, что именно он чувствовал себя оскорбленным. Однако ненависть он испытывал к престарелому жениху, а не к его родственнику и поэтому выстрелил в воздух. Тогда право выстрела перешло к Мартинсу. Он нацелился и пустил пулю прямо в сердце Сермондо.

- Ах! – раздалось со всех концов немаленькой аудитории.

- Да. – Губы профессора улыбались из-за произведенного эффекта, но глаза по непонятной причине оставались грустными, словно какая-то тщательно скрываемая боль не позволяла им веселиться. – Что ж, почитаем теперь переведенную на общий язык поэзию Сермондо?

- Ага! – согласился Пьер обрадованно. Ему и невдомек, что прозвучал риторический вопрос.

Мистер Олсон принялся декламировать:

- Прощай, любовь, я погибаю.  

Свинец на части сердце рвет.

Уверен я, ты понимаешь,

Любовь со смертью не умрет!

Передо мной твой лик прекрасный:

Златые кудри, зелень глаз.

Ты знай: я умер не напрасно.

Люблю тебя и в смертный час!

Куда бы душу ни заслали:

На небо ль, в темную ли даль –

Хочу, чтоб так же мы желали

Быть вместе… Не случилось, жаль…

Вот когда это произошло. Как удар молнии. Когда преподаватель говорил «златые кудри» и «зелень глаз», он безотрывно глядел на Алису. По какому-то мистическому совпадению, она была зеленоглазой блондинкой. Как будто он посвящал эти прекрасные стихи ей.

Кровь прилила к ее лицу.

* * *

- Что бы ты ни говорила, - начала Тамара по пути домой, - а я уверена: что-то происходит между тобой и профессором Олсоном. – Она непринужденно засмеялась.

- Он прекрасен. – Невзирая на то, что тон для этой реплики Алиса выбрала неэмоциональный (видимо, чтобы сбалансировать помпезность слов), ее щеки зарделись, выдавая настоящие эмоции с потрохами.

Тамара хотела что-то ответить, да не успела: тяжело топая, их нагнал однокурсник и заговорил бодрым тоном:

- Какая удача! Увидел впереди две стройные, высокие фигурки, блондинка и брюнетка, и сказал себе: Пьер, это же Алиса и Тамара, местные модели! – Пьер сам невысокий, и, может, поэтому рост – его излюбленная тема для разговоров. Так как девушки не ответили, продолжая быстро шагать вперед, парень воскликнул: - Алиска! Ты влюбилась в учителя, да? Ровесники тебя не интересуют?

- Отвали, Пьер, - фыркнула Тамара, даже не оборачиваясь.

- А я не с тобой говорю, ботанка! Алиса, - он дотронулся до плеча девушки, - ну-ка, скажи, а со мной что не так? Почему он?

Алиса молчала. Тогда сокурсник схватил ее за руку и развернул к себе лицом, чтобы наконец состоялся контакт глазами. Несмотря на его широченную улыбку, намекающую на несерьезность разговора, Алиса поняла, что ей придется что-то ответить.

- Потому что он взрослый. А ты для меня как младший братик, которого я никогда не хотела.

Алиса не боялась его обидеть. Пьер считался балагуром, так что если он намекает, что имеет к тебе какие-то чувства, это еще ничего не значит. Чаще всего.

Пьер прыснул, оценив шутку.

- Куда путь держим?

- Ко мне, - ответила Тамара. – И ты не в числе приглашенных.

Он взъерошил волосы рукой, обдумывая ответ. Наконец сказал:

- Тогда вы обе не приглашены на мою вечеринку!

- Какую еще вечеринку? – изумилась Тамара – Ты никогда их не устраиваешь.

- А теперь устрою! – С этими словами Пьер был таков. Девчонки посмеялись над ним и спустя пять минут неспешной ходьбы достигли дома Мэйсонов.

Дом Тамары Мэйсон удачно расположился неподалеку от университета, где они учились. Алиса жила через три автобусные остановки, поэтому она частенько забегала к подружке после лекций. Тамара жила с родителями и четырнадцатилетним братом Томом, слывущим «трудным подростком». Алиса многого не знала, так как семейство Мэйсон славилось замкнутостью (отчасти потому, что родители Тамары работают в  правительстве), но однажды краем уха Алиса уловила разговор о том, что Том рано или поздно окажется за решеткой. Беседа имела место полгода назад, и сейчас, как заметила Алиса, что-то изменилось. Даже Тамара, никогда не говорившая ни единого доброго слова в адрес братца, вдруг стала относиться к нему с нежной заботой и сестринской любовью. Алисе было интересно отчего, но она не решалась спросить.

В эту минуту Том сидел рядышком, пока девчонки выполняли домашнее задание, и слушал взрослые разговоры. Алиса заметила, что Том изменился внешне. Он был очень энергичным, и эта энергия так и сочилась в окружающее пространство через ярко-синие очи. Теперь синева глаз потускнела, фигура как-то сдулась (Алиса видела в учебнике Прежних Времен воздушные шарики – это что-то вроде игрушки, и вот там было две картинки – надутые и сдувшиеся, почему-то именно со второй она сейчас ассоциировала Тома), а некогда густые черные волосы истончились, хотя по-прежнему задорно торчали во все стороны.

- Не староват ли он для тебя? – продолжала Тамара подтрунивать над подругой. – Сколько ему? Тридцать пять? Сорок?

- Кому? – Том жаждал знать абсолютно все.

- Нет! – воскликнула задетая Алиса. – Тридцать один или тридцать два.

- Кому? – повторил любопытный Том.

- Не твое дело, - сказала ему сестра с легкой улыбкой и пригладила волосы. Алиса никогда раньше такого не видела. Обычно такие фразы Тамара произносила с изрядной долей раздражения и уж точно не гладила брата по голове. – Думаешь, он женат?

Алиса настолько отвлекалась на мысли о взаимоотношениях брата и сестры, что не сразу поняла: вопрос адресовался ей.

- Не знаю. – Она покраснела. – Но кольца на пальце нет.

- Ой, ну ты и отсталая, - Тамара махнула на нее рукой, услышав явную глупость. – Никто их не носит уже несколько десятков лет. Ты должна его спросить напрямик.

- Давай не будет об этом. – Алиса быстренько открыла учебник, дабы продемонстрировать, что она занята.

Тамара хмыкнула, но согласилась не пытать больше подругу.

Когда они закончили домашку, миссис Мэйсон спросила, будет ли Алиса с ними ужинать. Алиса отказалась, сославшись на мать, велевшую ей вернуться домой пораньше, однако это было ложью. Ей хотелось найти и прочитать как можно больше произведений Сермондо до завтрашней лекции.

 Как выяснилось, не так много стихотворений этого поэта можно найти в Сети. Однако ей понравилось все, что она отыскала и прочла. Может, у мистера Олсона есть старые бумажные книги или доступ к закрытым литературным порталам?

На следующий день, входя в аудиторию, она надеялась, что профессор почитает еще несколько стихов Сермондо, но этого не произошло. Более того, они в этот раз проходили совершенно другого поэта. Поэтому, когда лекции закончились, Алиса вышла из аудитории вместе со всеми, но в коридоре притормозила и, сказав Тамаре, что забыла электронную карту студента на парте, пошла обратно. Подруга осталась ждать ее возле лифта.

Глава 2. Ричард

Ричард Олсон был слишком мал, когда завершилось Великое Слияние, и не помнил о тех временах практически ничего. Его отец рассказывал ему, что в течение двадцатилетнего периода крупнейшие и наиболее влиятельные страны медленно поглощали все остальные, одну за другой, а затем соединились в одно гигантское Объединенное Государство. Подрастая, он начал задаваться вопросом, почему это случилось. Его отец говорил ему, что объединение всегда выгодно для монополистов. Одна компания, регулирующая цены и условия сервиса в отдельно взятом сегменте услуг, или одна страна – какая, по сути, разница? Страдает всегда конечный потребитель. Раньше, если тебя не устраивало жить в какой-то стране, ты мог переехать практически в любую точку мира. Ты сам выбирал, где жить. А теперь ты не можешь сбежать в другую страну, потому что все, что осталось – Объединенное Государство. Некуда бежать. Но все остальные почему-то были удовлетворены сложившимся положением вещей. Или просто привыкли подчиняться? За эти нетривиальные воззрения его отца всегда дразнили консервативным фриком. Поначалу так думал о нем и Рик.

Однако, когда он закончил школу и решил поступать в Объединенный Литературный Университет, он осознал, что там не учат практически ничему, кроме творчества современных писателей, прославляющих Великое Слияние и Объединенное Государство. В течение первого года обучения он обращался к каждому профессору по вопросу литературы Прежних Времен. К счастью, в эти годы правительство наконец перестало уничтожать культурные и исторические артефакты, и хранить книги Прежних Времен уже не каралось тюремным заключением. С помощью стареньких профессоров, верных классической литературе, Ричард познакомился с творчеством прошлых писателей – той его частью, которое сумело пережить создание Объединенного Государства.

Вот тогда-то с ним впервые произошло что-то поистине мистическое. К нему попали стихи Сермондо. Он начал читать, и словно невидимый кинжал пронзил его сердце – это были все его мысли, его чувства, его собственный опыт. Но они были положены на бумагу такими словами и выражениями, которые Олсон никогда бы не смог использовать. Сермондо был гением. Настоящий гений не только своего времени, но и всех времен – и новых, и старых, и каких-нибудь еще будущих. Олсон прочел все произведения Сермондо взахлеб и не сразу понял, что плачет.

«Что со мной происходит?!» - удивлялся он. Он же мужчина! Мужчины не плачут – так всегда говорил его отец. И тем не менее каждое слово, каждая строчка сермондовских поэм и стихов трогала его душу так глубоко, что он не мог остановить слезы.

Олсон посвятил следующие десять лет изучению творчества этого поэта. Он постоянно организовывал экспедиции и посетил в итоге десятки музеев и библиотек, которые не были разрушены в период гонений. Он прочел каждую версию биографии Сермондо, которую смог найти. Он собрал по кусочкам все его творчество и биографию и издал одним томом – за собственный счет. Также он переговорил со всеми оставшимися в живых учителями литературы, которые вели свою деятельность в Прежние Времена. К сожалению, многие отказывались верить, что времена изменились, и боялись говорить с ним. Они видели в нем шпиона, посланного новым правительством. Однако ему удалось разжиться какой-никакой информацией.

Тогда Ричард стал читать лекции ради прославления Сермондо, на которых делился всем, что успел выяснить сам. Там-то и открылся его талант хорошего преподавателя, и вскоре ему предложили работу в Университете Культуры Прежних Времен. Ему было всего тридцать.

Первый год он наслаждался новой работой. Правительство изменило свой курс и теперь активно пропагандировало любовь к Прежним Временам. Кстати, именно правительство основало этот вуз и финансировало его. Так что профессора могли открыто просить что-то для учебы – и получать это.

Когда начался новый учебный год, Олсон и сам попросил денег на свою новую экспедицию. Маршрут пролегал мимо Багровых Холмов, но он тогда этого не знал и был весьма удивлен новости о том, что двое агентов Объединенной службы безопасности (или ОСБ) должны следовать за ними всю поездку. Профессор Даррес, тоже отправившийся в экспедицию, шепотом объяснил Ричарду, что это связано с Багровыми Холмами.

- Да что это за холмы такие? – спросил он с недоумением.

Даррес шикнул на него, чтобы понизил голос, и таинственно произнес:

- Узнаешь.

Так Олсон понял, что с этими холмами что-то не так.

Они путешествовали сначала самолетом, затем перенесли на сверхскоростной поезд. В окна Олсон наблюдал красивую местность, в центре которой располагалась гора, окруженная множеством холмов живописного красноватого оттенка. Несмотря на то, что цвет объяснялся залежами железной руды, это выглядело сказочно, как в каком-нибудь фэнтези. Холмы почти не имели растительности, хотя рядом с ними, со стороны железной дороги, земля была зеленой, с яркими мелкими полевыми цветами. Олсон раньше не был в этой части планеты, поэтому был поражен великолепием открывшегося места и не отводил глаз от окна.

- Этой горы нет на карте, - сказал он удивленно мистеру Дарресу. Ричард был прилежен во всем, что касалось его работы и экспедицией, поэтому всегда тщательно изучал местность перед прибытием. – Почему?

Его спутник вместо ответа показал глазами на агентов, которые последовали за ними даже в купе.

Внезапно один из агентов подал голос:

- Это строго засекреченная территория, мистер Олсон. Вот почему Багровых Холмов нет на вашей карте. – Он взял короткую паузу, затем добавил: - Но они есть на моей.

* * *

Экспедиция была организована в ответ на имэйл миссис Томплейт. Она являлась дочерью умершего директора музея имени Сермондо. Теперь музей был разрушен, как и большинство других, но раньше, в Прежние Времена, он был популярен в связи с его местоположением – в этом самом месте Сермондо был убит выстрелом в грудь. Ричард все еще не знал, где поэт родился или жил большую часть времени, единственное, что было известно – во время дуэли он находился далеко от дома. По одним источникам, он приехал сюда на лечение, другие же утверждали, что его отправило сюда тогдашнее правительство в качестве наказания (Ричард даже знал термин – «ссылка») за несогласие с его политикой (это называлось «вольнодумство»), что считалось серьезным преступлением. Так или иначе, после долгих поисков Ричард нашел место, куда однажды ступила нога любимого автора.

«Однажды ступила, чтобы никогда больше не уйти», – пробормотал он себе под нос, прогуливаясь по живописной поляне возле руин, когда-то бывших музеем. Он сел на бревно, погрузившись в свои мысли. «Почему жизнь так несправедлива?» – думал он. Почему такой талантливый человек должен был умереть таким молодым и таким жестоким образом? Два с лишним века назад он ходил по этой самой земле, не осознавая, что дни его сочтены…

Внезапная мысль поразила его. Два с половиной века… Что говорил Даррес? «Перевоплощение происходит примерно через двести лет после физической смерти», – вспомнил он. Сермондо умер в середине девятнадцатого века – точных данных не было. Ричард Олсон родился в 2046-м…

Рик подпрыгнул на бревне.

«Я… Сермондо?»

* * *

Экспедиция прошла успешно. Они нашли журнал под руинами музея. Он был написан от руки и, к сожалению, оказался почти нечитаемым. И все-таки! «Что, если это почерк самого Сермондо?» – гадал Олсон, затаив дыхание. Его сердце на миг остановилось, когда он в первый раз перелистнул пожелтевшие страницы. «Что, если это его записи? Может, я узнаю его лучше, если смогу что-то прочитать! Только нужен переводчик…» Олсон знал по чуть-чуть из некоторых прежних языков, но, конечно, недостаточно, чтобы свободно читать.  

Также, они нашли что-то похожее на монумент в минуте ходьбы от разрушенного здания. Там теперь господствовали натуральные заросли, но, учитывая остатки мраморной плитки, ведущей прямо к памятнику, когда-то это было место поклонения. Большая удача в том, что монумент сохранил лицо (что, к сожалению, нельзя было сказать о левой руке), и профессор наконец сумел сравнить лик Сермондо со словесным описанием, которым довольствовался до этого.

Они сфотографировали памятник и осторожно упаковали журнал и другие найденные артефакты. Поблагодарив миссис Томплейт, группа отправилась в обратный путь.

Всю дорогу в поезде Ричард избегал глядеть на офицеров ОСБ и просто пялился в окно. Проезжая снова Багровые Холмы, он по-прежнему не мог оторвать взора от этой завораживающей красоты. Однако периферическим зрением отметил, что один из агентов, тот, который был выше и крупнее и который говорил с ним в прошлый раз, внимательно за ним наблюдал. Олсон будто уменьшился в размере, ощущая на щеке этот пристальный взгляд, но тем не менее не отвел глаз от вида за окном.

Когда все члены команды прибыли в аэропорт, каждый отправился в сторону дома, кроме Ричарда. Получив багаж, он навязался в такси к Дарресу.

– Ты же живешь в другой части города… – растерянно и изумленно молвил тот, пока коллега занимал место по соседству.

– Знаю, но мне сейчас нужно в другое место. Вы ведь на Пятой живете, да? – Ричард был счастлив, что вспомнил, на какой улице жил профессор Даррес.

Спутник кивнул, таксист завел мотор. По дороге на Пятую Олсон не произнес ни слова, только ерзал и нервно оглядывался на дорогу, будто силясь определить, нет ли за ними слежки, а также с подозрением косился на водителя.

Даррес наконец не выдержал:

– Олсон, какая муха тебя укусила?

– Да не, все в порядке, – пробубнил Рик в ответ, гадая, действительно ли выглядит настоящим психом. Просто ему казалось, что шоферу нельзя верить.

Только когда они вышли из такси и машина отъехала на приличное расстояние, он смог говорить свободно.

– Даррес, могу ли я попросить вас об одолжении? Но это между нами…

– Конечно. – Капля понимания заплескалась в глазах профессора: теперь он догадался, почему Олсон вел себя странно. Очевидно, он просто не хотел вовлекать посторонних в какую-то свою таинственную просьбу. – Чем могу?

– Мне нужно встретиться с вашим отцом.

Глава 3. Ричард

После долгих колебаний Даррес сдался. Его отец работал в каком-то паршивом баре, который ночами трансформировался в секретный элитный клуб. Что это за «элита» и чем они там занимались по ночам вместе с его отцом, профессор не знал. Но он знал пароль.

Следующим вечером, уже зная пароль и адрес, Ричард переступил порог бара. Так как близилась ночь, в баре осталось только несколько пьяных дурачков, не могущих прямо стоять. Но в этот поздний час уже и они собирались уходить – вернее, уползать.

Рик подошел к бармену.

– Мы закрываемся, – изрек грозным басом мужик сурового вида, даже не глядя на посетителя.

– Знаю, – ответил Олсон. – Я хочу быть сожженным заживо.

В течение нескольких томительно долгих секунд бармен внимательно разглядывал клиента. Молча. Когда Рик покраснел, решив, что что-то напутал с паролем или сказал эту странную фразу вообще не тому человеку, брутальный мужик наконец произнес:

– Хорошо. Идем со мной.

Они направились к двери возле барной стойки с надписью «Только для персонала». В этот же момент эта самая дверь распахнулась, впуская в зал молодого человека с длинными волосами.

– Тимми, – сказал ему бармен, – запри двери. Время пришло.

Тимми кивнул и ринулся ко входу выполнять команду, а Рик и его спутник тем временем переступили порог и достигли лестницы. В эту секунду профессор задумался над тем, куда он вляпался. В то же время он понимал, что винить в этом некого, кроме него самого, чего тогда жаловаться?

Он все же рискнул спросить:

– Время для чего?

– Что? – обладатель грубого хрипловатого голоса сделал вид, что не понял.

– Вы сказали «пришло время», – терпеливо объяснил Рик. – Что вы имели в виду?

– Не задавай вопросов, училка, – ответил странный мужик. – Просто иди.

– А как вы… – Ричард хотел спросить, откуда бармен знает, что он преподаватель, но прикусил язык. Ведь это был бы еще один вопрос.

Они спустились в подвал. Мужик замер напротив железных дверей и постучал в странной манере: сначала дважды, затем трижды, потом один раз и снова один. Профессор почему принялся гадать, не повредил ли бармен руку: дверь казалась весьма твердой.

Послышался скрежет отпираемого железного засова, и Ричард увидел другого крепкого парня, открывшего им дверь.

– Что? – И голос, и интонация до смешного повторяли бармена.

– Это к Дарресу.

Второй мужик распахнул дверь пошире, чтобы Ричард мог войти.

Помещение было обставлено богато и современно – не сравнить с тем, что наверху. На стенах экраны, демонстрирующие работы современных художников. Пол меняет свой цвет при каждом шаге. Кожаный диван, кожаные кресла, стеклянный журнальный столик диковинной формы с одиноким граненым стаканом на кружевной салфетке – вот она, капля консерватизма в конце двадцать первого века.

Ровно посередине дивана сидел мужик – полностью расслабленный, сразу видно, что отдыхает. Тип, впустивший Ричарда, остался караулить возле двери.

Ричард приблизился к сидящему.

– Олсон? – спросил тот лаконично.

Профессор кивнул и уставился в лицо незнакомца. Шестьдесят с гаком, ближе, пожалуй, к семидесяти, поджарая фигура, густой загар – темно-коричневый даже, шрам на щеке. Невзирая на это, лицо выглядело, скорее, располагающим.

– Даррес? – спросил в свой черед Рик, хотя уже знал ответ.

– Да-да… Сын сказал, что ты явишься.

Это Ричард тоже уже понял. Иначе бы не знали они, что он «училка», а уж имя подавно. Умные, наблюдательные люди еще могут угадать чужую профессию с одного взгляда, но имя – никогда. Ричард внезапно вспомнил рассказ отца о том, что под конец Великого Слияния людям разрешалось называть детей как угодно. Национальности упразднили, а имя как-никак указывало именно на нее.  Но вскоре правительство, устав от кучи бюрократических ошибок, вызванных сложным написанием выдуманных имен, велело издать сборник. Туда вошли самые популярные имена стран, вошедших в Объединенное Государство. Приставку к фамилиям же решили сделать общую – мистер, миссис, мисс. В официальных документах все прочее запрещалось. Впрочем, дома тебя могли называть как угодно.

– Садись, – предложил мужчина, вернув его к делам насущным.

Рик с удобством устроился в кожаном кресле.

– Из всех паролей мира ваш самый паролистый, – рискнул он пошутить. Он не знал этого человека и не мог предугадать, как тот среагирует. Но надо же было как-то начинать?

Даррес, к счастью, задорно хмыкнул.

– Символичный пароль, сынок. В ранние Прежние Времена несогласные с общепризнанным видением мира сжигались на костре живьем. Даже если их мнение было правдивым, а мнение большинства – заблуждением. Он один, а их много – это единственное, что имеет значение в таких ситуациях. И мы здесь такие же. Мы против Великого Слияния, против нового правительства, против стиля жизни, который нам навязывают. Но сейчас мы в меньшинстве. – И безо всякой паузы или какого-либо перехода, подобающих в данных ситуациях, он предложил: – Ты бы хотел к нам присоединиться?

Глава 4. Алиса

Алиса была на небесах. Ее пригласил в гости профессор Олсон! Она увидит его дом. Узнает, как он живет, какие стены наблюдают за ним, когда он спит, какие предметы его окружают, когда он работает… И есть ли женские вещи у него дома? Он не женат, но это ведь ничего не… Ой! А что, если он все-таки женат? Тамара же говорит, что отсутствие кольца ничего не значит. Что если она тоже там будет, его жена?

– Я схожу с ума, – пробормотала она.

– Ага, я постоянно тебе об этом твержу!

Боже ты мой! Тамара была рядом, а Алиса о ней совсем забыла. Когда она думает о Ричарде Олсоне, то не замечает ничего вокруг. Разве это возможно – влюбиться так скоро и так сильно?

– Алиса, где твоя карточка?

– Что?! – Алиса подпрыгнула и инстинктивно прикоснулась к визитной карточке Олсона, сунув ладонь в карман.

– Карта студента! Ты сказала, что забыла ее на парте. – Тамара с подозрением оглядела подружку.

– Ах, да… – Алиса стукнула себя по лбу. Почему ж я такая лапша? – Да, теперь она есть у меня. В смысле, я забрала.

Тамара хихикнула и накрутила на палец прядь густых темных волос.

– Ну и ладненько…

Алисино сердце замерло. Она догадалась? Поэтому хихикает?

После лекций по истории они покинули здание вуза. Мэйсон двинулась домой, а Робертс направила свои стопы к супермаркету возле дороги, решив, что должна что-то купить. Ей стукнет восемнадцать на следующей неделе, поэтому она пока не может покупать спиртное, да даже если бы и могла – не может же она появиться на пороге с бутылкой вина! Во-первых, она не пьет алкоголь (и не потому, что это незаконно – более смелые подружки давали ей пробовать, и ей просто не понравилось); во-вторых, он все-таки ее преподаватель, как она будет выглядеть? Однако воспитание подсказывало, что являться с пустыми руками неприлично. В результате Алиса подалась к полкам со сладостями. Как только она выбрала коробку конфет, то услышала знакомый голос из соседнего ряда. Она пошла туда и увидела Тома, брата Тамары, окруженного менеджером магазина и полицейским.

– Я не делал этого, клянусь! – кричал Том.

– Что происходит? – невзирая на природную застенчивость, встряла Алиса, приближаясь к группе людей. – Я знаю этого парня.

– Меня вызвал менеджер, – ответил полицейский.

– Этот парень – вор, – выделил менеджер слово «парень», словно оно ругательное или употреблено не верно. – Каждый раз, как он появляется, пропадают продукты!

Алиса вздохнула. Она знала, что Том – трудный подросток. Но способен ли он на воровство? Видимо, да.

– Алиска, – посмотрел на нее брат ее лучшей подруги, – я не делал ничего плохого! Я не ворую еду из супермаркетов вот уже три месяца! Правда! Я пришел купить орешков. – Он продемонстрировал несколько монет. Этого действительно хватит на маленький пакетик.

– Хорошо. – Алиса поверила ему и повернулась к офицеру. – Почему вы нас задерживаете в таком случае?

Полицейский облегченно выдохнул, поняв, что не придется работать, и сообщил:

– Вы оба можете идти.

Менеджер, однако, напрягся еще сильнее.

– Секундочку… три месяца? Но в прошлый раз я поймал тебя четыре месяца назад! Я точно помню, это было в июне!

Глаза Тома забегали.

– Э-э… Наверно, я ошибся… Да-да, я имел в виду четыре месяца!

Для Алисы было очевидно, что он лжет. Для менеджера – подавно.

– Так-так-так, маленький говнюк, отвечай: что ты свистнул в прошлый раз?

– Всего лишь булочку! Одну! Клянусь! – Том повернулся к Робертс. – Алиска, это правда! Маленькую булочку!

Алиса, вздохнув, заявила:

– Я думаю, он не врет, учитывая, что пропажу вы до сих пор не заметили! Вот что мы сделаем. Я заплачу за украденную булочку и вот за эти конфеты, а Том заплатит за орешки, и мы уйдем. Договорились?

Менеджер с недовольной миной кивнул и направился к кассовому аппарату – проследить, чтобы соглашение было выполнено.

На улице Алиса взяла Тома за руку.

– Доведу-ка я тебя до дома.

– Я не ребенок, Алиска! – Том скривился.

– Мне придется это сделать. Твоя сестра – моя лучшая подруга.

Тамара сама открыла дверь и весьма удивилась такому сюрпризу.

– Че это вы ходите парой?

– Ты ей скажешь? – Алиса изогнула одну бровь, глядя на пацана.

Том понял, что имелось в виду «или скажу я», и понуро кивнул. Рассказ он закончил фразой: «Только не говори родителям!» После этого все трое отправились в спальню Тамары делать домашку (что касается Тома, он, как всегда, просто слушал взрослые разговоры).

Глава 5. Сьюзен

Нет ничего удивительного в том, что Сьюзен Черная ненавидела свою жизнь. Если бы существовала премия Мисс Неудачница, то Сьюзен, бесспорно, бы выиграла.

Вы когда-нибудь задумывались над тем, что чувствует человек, ненавидящий свою жизнь? Каково это, когда природа совершила ошибку, подселив душу не в то тело? Или дала телу и душе другой разум? Другие стремления, другие таланты, другое мировоззрение? Что, если природа по ошибке дала человеку судьбу, не отвечающую его истинному предназначению? Что, если ты однажды понимаешь, что проживаешь не свою жизнь? Что, если твои пустые годы идут, а ты все надеешься и надеешься на чудо, но в один миг вдруг понимаешь, что то, что должно произойти, уже никогда не произойдет? Долго ли может прожить человек, никогда не улыбающийся, не испытавший ни разу чувство радости, не познавший счастья? Сьюзен знала ответ: тридцать пять лет.

Она стояла на мосту, на самом краю, и вглядывалась вниз. Река была спокойна и неглубока – в отличие от состояния ее души.

* * *

Ровно год назад, на ее тридцать четвертый день рождения, она уже была готова на этот шаг. Она вышла из дома с мыслями прекратить весь этот фарс под названием жизнь, однако по пути к мосту молилась Богу, чтобы он послал ей знак. Она была верующей и знала, что собирается совершить самый страшный грех, но при этом не могла продолжать эту агонию. «Жизнь – не что иное, как долгая агония перед смертью», – часто думала она. И тогда, на полпути к мосту, она встретила свою бывшую соседку, Анну Уоллес. Ее муж был сказочно богат. Они раньше жили в следующем вверх по улице доме, но потом переехали в более фешенебельный район – Вилингтон.

– Привет, Сьюзен, – Анна поздоровалась первой, что было удивительно, учитывая ее высокомерность.

– Привет, Анна.

– Почему такая грустная? Что-то случилось?

– Да не, я… просто гуляю. Как Эмили? – Эмили – дочь Анны, с которой Сьюзен сидела время от времени, когда они жили рядом.

– Ей четырнадцать исполнилось на днях. Ты можешь в это поверить? – Затем Анна стала жаловаться на то, как скоротечна и безжалостна жизнь. Сьюзен не перебивала. Не то чтобы она очень торопилась. Суицид может и подождать. – Сью, крошка, слушай. Ты работаешь где-то?

– Нет. – Это была одна из тысячи причин, по которым она ненавидела свою жизнь.

Почему-то Анна была счастлива, услышав это.

– Прекрасно, потому что у меня для тебя есть работка. – И далее Анна поведала Сьюзен то, что мгновенно изменило ее намерения. У Сьюзен появилась надежда. Надежда на счастье. Она подняла глаза к небу и пробормотала: «Спасибо». Она знала, что теперь-то ее жизнь изменится.

…И вот она снова здесь, на мосту, год спустя. Снова так близко к точке невозврата. Только на этот раз она не молилась. Она устала от молитв. Ей просто хотелось, чтобы все это наконец закончилось.

* * *

Сьюзен Черная родилась тридцать пять лет назад в бедной семье. Ее родители сильно пили, работали лишь время от времени, а ее отец частенько бил и ее, и мать. Однако, в отличие от матери, Сьюзен не собиралась это терпеть до конца своих дней. Как только ей стукнуло пятнадцать, она переехала к бабушке с дедушкой.

Когда наступил черед поступать в вуз, она выбрала тот, что ближе к дому, потому что ее ближайшие родственники были старенькими и больными и нуждались в постоянной помощи.

Бабуля не была рада заботе Сьюзен. Она считала, что внучка заслуживает получить то образование, к которому лежит душа, и если бы вуз мечты оказался далеко от дома, она бы смирилась с расставанием.

– Сьюзи, – часто повторяла она, – тебе надо выбрать другой вуз, большой, с кампусом. Переехать туда – к другим студентам. Жизнь со стариками – не лучший выбор для молоденькой девушки.

Но Сьюзен не могла поступить иначе. Она была не из тех людей, кто предпочтет собственное благополучие благополучию других. Особенно, если теми другими были ее единственные близкие люди, спасшие ее от ада ее детства.

Таким образом она оказалась в колледже статистики. С тех пор как технологии ушли далеко вперед, обычно сбором статистики занимались компьютерные программы, но некоторые организации все еще нанимали людей, одно из них находилось буквально через дорогу от дома Сьюзен (ему же принадлежал вуз, занимающий соседнее здание), так что, получив диплом, она устроилась туда работать. Зарплата была маленькой (поэтому большинство сотрудников уже через год уходили в торговлю или еще куда-то, где специфическое образование не имело значения), как и пенсии ее прародителей, но они как-то выживали. К тому же проблема нехватки денег как-то меркла на фоне другой, гораздо большей, проблемы. У Сьюзен не было парня. Никогда.

Сьюзен не была красавицей, но и уродиной ее точно не назовешь. Она была среднестатистической. Может, она даже считала бы себя чуть лучше «среднестатистических», если бы не ее комплексы относительно роста – 156 сантиметров.

* * *

Она предложила Сьюзен стать ее ассистенткой. Вообще говоря, ассистент – слишком громкое название для ее обязанностей. Сьюзен, скорее, была поварихой и няней для тинэйджера, но один-два раза в месяц Уоллесы устраивали приемы для своих богатых и влиятельных знакомых, где Сьюзен реально выполняла роль помощницы.

Эти приемы, в принципе, походили на обыкновенные вечеринки, на которых, кстати, Сьюзен раньше никогда не была, но тем не менее велись более серьезно и цивильно. Гости сидели за обеденным столом, ели и говорили о политике, экономике и других «умных» вещах. Иногда после ужина случались бальные танцы, мини-концерты или другая культурная программа (которую Черная, как ассистентка, помогала планировать).

Уоллесы никогда не относились к Сьюзен как к служанке на этих приемах, больше как к члену семьи, что давало ей шанс слиться и казаться своей. И она была за это благодарна. Обыкновенно на приемы приходили парами (что, впрочем, не мешало некоторым мужчинам пытаться за ней приударить, в их числе, кстати сказать, Министр Здравоохранения), но иногда попадались и одинокие. Среди них – остроумный красавчик, который очень понравился Сьюзен, но, к сожалению, за полгода почтил их своим присутствием всего дважды. И Сьюзен стала ждать. Она была почти счастлива из-за надежды. Теперь ей даже не казались выходки Эмили такими уж раздражающими, а поведение Анны таким уж высокомерным. Она начала любить эту семью как свою собственную.

Шли месяцы. Она узнала его полное имя – Райан Белый. Узнала, что он владеет пятью отелями на другой части планеты. Поэтому он навещал званые ужины Уоллесов так редко, ему нужно было присматривать за бизнесом. Сьюзен посчитала добрым знаком, что его фамилия являлась противоположной ее собственной. Она жаждала поменять свою Черную на Белую. Свою константно черную полосу жизни на желанную белую.

Был прекрасный вечер. После игры нанятого музыканта, обладателя всевозможных премий, на рояле, Уоллесы открыли танцпол. Белый, посетивший гостеприимный дом уже в четвертый раз, вызвал Черную на танец. Это было чудо какое-то! Пока они кружились в вальсе, Райан прошептал, что она ему нравится и он хочет вновь ее увидеть. К сожалению, он не сможет вернуться в ближайшие пять или даже шесть месяцев из-за работы: собирается открывать новый отель.

– Мне так жаль это слышать, – с грустью отозвалась Сьюзен.

– Почему же это? Будешь по мне скучать? – предположил он флиртующим тоном.

– Возможно, – уклончиво ответила Сьюзен, и в ее лицо тут же бросилась краска.

В конце вечера Анна упомянула, что ей нужен редкий вид шелка, который можно купить только на юго-востоке Объединенного Государства. Сьюзен частенько удивлялась, откуда у планеты могут быть восточные или западные части, она же круглая, но догадывалась, что это просто устаревшие термины, которые использовались в Прежние Времена. Она же в таких случаях просто говорила «на другом материке».

– Вы такая счастливица, миссис Уоллес, – торжественно заявил Райан, – вы себе не представляете. Дело в том, что этот конкретный вид шелка сейчас у меня дома, я имею в виду здесь, на Одиннадцатой авеню. – У Белого было несколько коттеджей в разных частях страны, поэтому он уточнил.

Анна, однако, не спешила радоваться.

– Дорогой мистер Белый, я осведомлена, что вас тут не будет по меньшей мере несколько месяцев. А мне нужен шелк сейчас. Хочу заказать своему портному платье ко дню рождения Эмили. Мы устроим шикарную вечеринку. Кстати, все приглашены. Ну то есть, – она широко ему улыбнулась, – кто не покинет эту часть страны.

Улыбаясь еще шире, если это только было возможно, Райан произнес:

– Не вижу проблемы. Попросите мисс Черную съездить со мной. Я отдам ей шелк, и мой водитель отвезет ее обратно.

– О, это чудесно! – Анна засияла как помытая тарелка. – Сью, милая, ты можешь это сделать для меня?

Сьюзен показалось, что ее сердце сейчас взорвется от переполнявших эмоций. «Для тебя? Нет, для себя!»

– Конечно. – Она сумела сказать это сдержанным тоном.

Почему-то никому не пришло в голову спросить, отчего же Райан не может попросить своего водителя это сделать вместо Сьюзен. Может, для всех было очевидно, что она влюблена в него?

А как иначе? Он был прекрасен. Во всем.

Сьюзен ненавидела новый стиль в моде. Все носили темно-зеленое на вечеринки в высший свет. Двадцать «зеленых» людей из тридцати – это выглядело нелепо. Они были как сорняки на свежевспаханном поле, которые хотелось выдернуть, как делали древние люди. Даже подросток Эмили теперь носила только зеленое. В принципе Сьюзен понимала, откуда растут ноги у этой «моды». Технический прогресс стер с лица земли почти всю растительность. И модельеры решили компенсировать нехватку зелени на планете таким вот смехотворным образом. «Лучше бы снесли лишние небоскребы и заводы и посадили леса, – думала об этом Сьюзен, – вместо того чтобы ходить одинаковыми».

Сьюзен ненавидела этот цвет всеми фибрами своей души. Зеленый олицетворяет собой юность – то, чего у нее никогда не было. Теперь она начинала понимать, что имела в виду бабушка, настойчиво отсылавшая ее в студенческое общежитие.

Глава 6. Ричард

«Будь на углу 39-й и 26-й в час ночи. Не попадись».

Ричард перечитывал письмо снова и снова. Что они имели в виду под «не попадись»? Тридцать девятая и ее окрестности были известны как самая криминальная часть города. Особенно ночью. Так что не попасться кому? Грабителям и серийным убийцам или полиции? Ведь принимать такого рода записки от незнакомцев уже опасно, это вообще могло быть ловушкой. Да и время, которое они выбрали для встречи… Они реально думают, что он пойдет гулять по этим улицам после полуночи?

Как только он презрительно хмыкнул над глупостью задумки, он внезапно понял, что сделает это. Он сделает ровно то, что велит ему записка.

После получения письма ему пришлось избавиться от девушки. Ему было стыдно за то, как некрасиво это вышло, но он не мог вовлечь такого чистого человека в такую грязную историю. Она заслуживала чего-то лучшего.

Ричард сидел на диване и вновь перечитывал слова. Подписи не было, человек, позвонивший в дверь, был незнакомый. С чего он вообще взял, что записка от Дарреса?

Тем не менее, когда часы пробили полночь, он оделся и вышел из дома. Он взял такси, чтобы доехать до Двадцать Четвертой, а затем шел пешком.

Ночь выдалась темной и холодной. Ричард кутался в черную куртку из эко-кожи, тщетно пытаясь согреться. На Тридцать Девятой он прошел мимо наркоманов, затем бомжей, затем проституток. Последние не оставили его без внимания.

– Красавчик! Для тебя бесплатно!

– Нет, он мой!

Одна из них грубо схватила его за плечо, когда он проходил мимо.

– Идем со мной!

Он молча дернул плечом, освобождаясь из тисков ее рук.

– Убери свои вонючие лапы с него, шлюха! Он мой!

Короче, Олсон и моргнуть не успел, как стал яблоком раздора между двумя проститутками. Впервые он пожалел о своей смазливой внешности. Любой другой просто бы поржал над ситуацией, но не Рик. Он был раздражен. Во-первых, ему не нужны были подтверждения о своей привлекательности от отбросов общества; во-вторых, его мысли целиком заняли Даррес, Багровые Холмы и предстоящая встреча, а эти проститутки мешали сосредоточиться.

Угол Тридцать Девятой и Двадцать Шестой был занят группой байкеров. Невзирая на их миграцию с огромных топливных мотоциклов на компактные эко-байки десятилетие назад, они выглядели так же устрашающе, как он помнил из своего детства. Длинноволосые гиганты, одетые в кожу (вовсе не «эко», на сей раз), обвешанные цепями, с татуировками (перманентными, по старинке) и пирсингом, прикрывающие свои головы банданами, пьяные, громкие и агрессивные.

Ричард инстинктивно убрал телефон во внутренний карман куртки. Не то чтобы он ожидал быть ограбленным байкерами, но на всякий случай решил их не провоцировать. Некоторые байкеры покосились на него, как только он приблизился, но в основном все шло нормально. Ричард сверился с часами. Оказывается, он явился на встречу на пятнадцать минут раньше. Рик стал выхаживать взад-вперед, чтобы согреться.

Через двадцать минут к нему пришло беспокойство. Ну где же ты, мысленно подгонял он своего будущего визави, периодически сверяясь с часами. Внезапно он заметил, что байкеры его окружили. Совпадение? Но Олсон помнил, что тот толстый парень с красной банданой раньше стоял с высоким мужланом в сторонке, а теперь они заняли противоположные стороны от Рика, оседлав свои эко-байки. Более того, всего десять минут назад между Олсоном и группой была ощутимая дистанция, а теперь он оказался окруженный байкерами, и они находились так близко, что можно потрогать.

Он резко остановился. Идти вперед было нельзя, того и гляди задавят. Что происходит?

Через мгновение он поймал взором того самого толстого байкера с красной банданой. Внезапно тот поехал прямо на Ричарда и затормозил так близко от него, что почти задел.

Ричард смог не показать страха.

– Что тебе надо? – потребовал он объяснений.

Странный мужик нарезал круги на своем железном коне вокруг профессора, затем спешился. Подойдя настолько близко к Ричарду, что можно было ощутить запах пота даже через куртку, он прошептал ему не ухо:

– Рейс в понедельник. Сделай фотки на документы. Даррес сообщит, куда их принести.

Сказав это, байкер вновь оседлал свой байк и был таков.

Олсон был шокирован. Поддельные документы? Это зашло слишком далеко.

Он не мог тщательно это обдумать, потому что на улице раздался вой полицейских сирен. Ричард запаниковал, но байкеры выглядели привычными к этому.

– Мотаем! – донеслось со всех концов улицы. Панели эко-байков загорелись, предлагая владельцам выбрать скорость, с которой нужно «мотать». Уже через пару секунд все они поспешно двигали в лишь им известном направлении. Ричард же пытался не отставать на своих двоих, но нужный темп, конечно, не удержал.

Неожиданно уличные лампы потухли, погружая улицу во тьму.

Сирены были все ближе.

– Нам хана! – кто-то зарычал в отдалении, и в этот момент Олсон понял, что полиция специальным пультом отключила электроснабжение целого района. Эко-байки работали при помощи удаленного подключения к уличным генераторам, как и банкоматы, лампы и другие электроприборы. Конечно, у некоторых моделей байков были встроенные аккумуляторы, но надолго их все равно не хватало: производителям нет смысла снабжать товар более емкими аккумуляторами, когда получить электричество можно везде, даже в поле. Рик подумал с сарказмом, что уж теперь-то байкеры предпочли бы старомодные велосипеды.

* * *

Было ли это подставой с самого начала? Может, Даррес-младший доложил о нем в первый же день, как состоялся их разговор? И все прочее было одной большой подставой… Или, может, в рядах оппозиции затесался шпион? Или… Кто еще об этом знал?

Алиса! Нет, нет… Это невозможно. Она ведь не слышала тот разговор с Дарресом в университете. Или все-таки слышала? Выглядела она довольно взвинченной, когда он положил трубку, но ничего по этому поводу не сказала. И она так чиста, так невинна… А еще – Олсон знал – была в него немного влюблена. Ни за что бы она не настучала на него. Но кто настучал?

Их было двое. Пока один обыскивал площадку с фонариком, ожидая найти сообщников, прячущихся, надо полагать, за мусорными баками, второй приблизился к Ричарду и проверил его карманы.

– Есть документы, – сказал он своему напарнику.

Рик все еще стоял лицом к стене, поэтому не видел, но почувствовал, как полицейский достал у него из кармана карточку.

– «Университет Культуры Прежних Времен, Ричард Олсон, профессор литературы Прежних Времен», – зачитал он. Затем опустил Ричарду руки, повернул к себе лицом и отдал документы. – Простите, профессор. Вы можете идти.

– Что?! – Ричард на автомате убрал карточку обратно в карман, при этом пребывая в состоянии шока. Его отпускают? Он был настолько удивлен, что даже не подумал о том, что этот вопрос мог вызвать подозрения. Ведь честный человек не должен удивляться, когда после обнаружения ошибки перед вами извиняются и позволяют уйти.

Тем не менее полицейский объяснил:

– У нас есть наводка, что оппозиция частенько собирается в этом районе для планирования антигосударственных кампаний. Я вижу, что вы работаете на правительство, профессор. Так что вы делаете здесь?

Как иронично. Его работа в университете, учрежденном государством, спасло его свободу. А то и жизнь – учитывая, что они сделали с Джонсоном.

Но расслабляться рано. Им нужны ответы.

– Я был в клубе на Девятнадцатой авеню и, видимо, заплутал…

– О! – Полицейские восторженно причмокнули. – Стрип-клуб «Люси»?

Единственное, что знал Олсон, это то, что на указанной им улице был какой-то развратный клуб. Ни названия, ни специфики он не знал.

– Э-э, наверно… То есть да.

Оба заржали.

– Передавайте горячий привет Кармен, если увидите ее в следующий раз.

Ричард, естественно, не имел понятия, кто такая Кармен, и ему в принципе было наплевать, но он покорно кивнул.

Полицейские, почуяв родственную душу, предложили довезти профессора до дома или хотя бы какого-то безопасного места, откуда он мог добраться сам, но Ричард отказался и вызвал такси.

* * *

Ничего не происходило до четверга. Его встреча с байкерами состоялась два дня назад. Он сфотографировался на документы, но не знал, кому нужно передать снимки.

 Фотограф хотел переслать их сразу в Объединенное министерство документов, но Олсон настоял, что хочет отправить их сам, и попросил скинуть снимки на карту памяти. Фотограф удивился (люди уже давно используют для хранения данных Интернет, не флешки, не жесткие диски и не карты памяти) и предложил переслать файлы на имэйл. Ричард соврал, что у него нет электронной почты. Да, это опасно – так сильно шокировать людей, грозя навек втемяшиться им в память и быть потом узнанным, но использовать свой имэйл для таких вещей Ричард посчитал еще более опасным. С некоторых пор он предполагал, что почта просматривается людьми на окладе.

Он сидел в аудитории после лекций, когда всплыло окно вузовского чата с сопутствующим звуковым сигналом. Обычно чат использовался ректором, чтобы вызвать преподавательский состав на собрание. Однако ректор всегда использовал общий чат, в то время как Ричарду прислали личное сообщение.

Текст этого послания заставил глаза Рика вылезти из орбит. В эту же секунду в аудиторию зашла Алиса.

– Алиса, – прокричал он, пока девушка еще только рот открывала, чтобы поздороваться, – что такое «четвертое строение»?! Где это?! – Потому что именно этот никнейм использовал таинственный собеседник.

Алиса удивилась, словно он спросил какую-то глупость.

– Это ж библиотека, мистер Олсон.

Точно! Ричард был там лишь однажды, потому что всегда использовал собственные книги для лекций.

– Профессор, – начала она, но у Олсона на это не было времени.

– Не сейчас, Алиса! – гаркнул он и пронесся мимо нее в коридор как угорелый.

Ричард сбежал вниз и покинул главный корпус всего за несколько секунд. На крыльце он немного замешкался, вспоминая, в какой стороне нужное здание. Затем ринулся вправо. Он пронесся мимо длинного здания, а следующее, маленькое, двухэтажное, и было библиотекой.