Лето девяносто третьего дышало в лицо пылью разбитых дорог и призрачной надеждой на что-то новое, еще не изведанное. Воздух пах бензином, дешевыми сигаретами и дорогими французскими духами случайных прохожих — контраст, ставший символом эпохи. Я, Инесса, двадцатилетняя студентка филфака, пыталась найти свое место в этом хаосе, где старые идеалы рассыпались, как карточный домик под порывом ветра, а новые еще не успели родиться.
Мои бедра, пышные, как обещание южной ночи, и грудь, высокая, вызывающая, казались неуместными в этой серой действительности, где ценились скорее острые локти и быстрый ум. Черные, как смоль, волосы тяжелой волной ниспадали на плечи, а глаза… глаза, говорили, у меня были колдовские, темно-карие, почти черные, с длинными ресницами, из-под которых я смотрела на мир с наивным любопытством и затаенной тоской.
Я жила с мамой в тесной «двушке» на окраине города, где вечерами из окон неслась залихватская попса или тревожные сводки новостей. Денег вечно не хватало. Мама, инженер на разваливающемся заводе, месяцами не видела зарплаты. Я подрабатывала то репетиторством, то переводами каких-то невнятных инструкций к импортной технике, но это были слезы.
В тот июньский вечер я возвращалась домой особенно поздно. Засиделась в библиотеке, пытаясь отвлечься от мыслей о том, где взять денег на новые туфли — старые разваливались на глазах. Город уже погружался в липкую вечернюю духоту. Фонари, редкие и тусклые, выхватывали из темноты обрывки реальности: обшарпанные фасады домов, припаркованные у обочин «Жигули» и первые, еще робкие «Мерседесы» — символы новой, непонятной жизни.
Мой путь лежал через небольшой сквер, который днем был полон мамаш с колясками и стариков с газетами, а ночью превращался в приют для сомнительных личностей. Я старалась идти быстрее, крепче сжимая в руке сумку с конспектами. Сердце стучало немного тревожнее обычного.
Именно там, у старой, облезлой скамейки, я их и увидела. Трое. Типичные представители «новой волны» — короткие стрижки, спортивные костюмы, пустые глаза. Они курили, лениво перебрасываясь словами, и их смех прозвучал для меня как сигнал опасности.
Я ускорила шаг, стараясь не смотреть в их сторону. Но было поздно.
— Эй, красавица, куда так спешишь? — голос, прокуренный и наглый, заставил меня вздрогнуть.
Я не ответила, только прибавила ходу. Но они уже поднялись, преграждая мне дорогу.
— Что, гордая такая? А мы познакомиться хотим.
Страх ледяной змеей пополз по спине. Я знала, чем обычно заканчиваются такие знакомства. Их было трое, я одна. Кричать? Кто услышит? Кто поможет? Вопросы роились в голове, парализуя волю.
— Девушка, кажется, не в настроении, — протянул второй, делая шаг ко мне. Его рука потянулась к моим волосам.
В этот момент из темноты, откуда-то из глубины сквера, раздался спокойный, но властный голос:
— Оставьте ее.
Все трое замерли, как по команде. Я тоже застыла, не смея обернуться. Голос был низкий, с хрипотцой, и в нем чувствовалась такая сила, что даже эти отморозки поняли — шутки кончились.
— А ты еще кто такой, герой? — нервно огрызнулся первый, но в его голосе уже не было прежней уверенности.
Из тени выступил мужчина. Высокий, широкоплечий, в дорогом темном костюме, который сидел на нем идеально. Он двигался плавно, как хищник, уверенный в своей силе. Лицо его было в полумраке, но я видела пронзительные, холодные глаза.
— Я тот, кто сказал вам уйти, — его голос не повысился ни на децибел, но в нем прозвучала неприкрытая угроза.
Парни переглянулись. Что-то в облике незнакомца, в его манере держаться, заставило их отступить. Они не произнесли больше ни слова, просто развернулись и быстро скрылись в темноте, бормоча что-то себе под нос.
Я осталась стоять, все еще дрожа. Незнакомец подошел ближе. Теперь я могла рассмотреть его лучше. Ему было лет тридцать пять, может, чуть больше. Строгие черты лица, волевой подбородок, коротко стриженные темные волосы. Глаза — невероятно светлые, почти стального цвета, смотрели на меня внимательно, оценивающе. От него пахло дорогим табаком и чем-то еще, терпким, мужским.
— Все в порядке? — спросил он. Голос его смягчился, но сталь в нем осталась.
— Да… спасибо, — прошептала я, все еще не придя в себя.
— Меня зовут Арнольд, — представился он, и это имя, такое необычное, нездешнее, показалось мне странно созвучным его облику.
— Инесса, — ответила я, чувствуя, как краска заливает щеки.
Он кивнул.
— Провожу вас. Здесь небезопасно по вечерам.
Мы пошли молча. Я чувствовала себя неловко рядом с этим человеком, от которого исходила аура власти и опасности. Он не задавал вопросов, не пытался завязать разговор. Просто шел рядом, и его присутствие было одновременно и успокаивающим, и тревожным.
У подъезда моего дома он остановился.
— Вот мы и пришли.
— Спасибо вам еще раз, Арнольд. Вы меня очень выручили.
— Пустяки, — он чуть заметно усмехнулся краешком губ. — Берегите себя, Инесса.
И он ушел, так же внезапно, как и появился, растворившись в ночной мгле. Я смотрела ему вслед, и странное чувство охватило меня. Это была не просто благодарность. Это было что-то еще, непонятное, волнующее.
Дома я долго не могла уснуть. Образ Арнольда стоял у меня перед глазами. Его холодные глаза, властный голос, уверенность, с которой он разогнал тех подонков. Кто он? Почему оказался в том сквере? Вопросы без ответов. Но одно я знала точно — эта встреча не была случайной. Что-то неумолимо тянуло меня к нему, как мотылька к огню, опасному, но такому притягательному.
Следующие несколько дней прошли в каком-то тумане. Я пыталась вернуться к своей обычной жизни, к лекциям, книгам, но мысли об Арнольде не отпускали. Я всматривалась в лица прохожих, надеясь снова увидеть его, но тщетно. Он исчез, словно был видением, ночным призраком.
А потом он появился снова.
Я сидела в небольшом кафе в центре города, пытаясь сосредоточиться на учебнике по зарубежной литературе. За окном моросил мелкий, противный дождь, смывая пыль с тротуаров и нагоняя тоску. Кафе было почти пустым. За соседним столиком сидела парочка, что-то тихо воркующая друг другу. Я заказала самый дешевый кофе и пирожное, которое могла себе позволить раз в месяц.