Банный бизнес попаданки

Глава 1

Бал был в самом разгаре. Подаваемые на террасе напитки лились рекой. Танцы следовали один за другим, и разгоряченные гости с удовольствием рисовали на паркете замысловатые па.

Менуэт я танцевала с графом Брентоном — светловолосым красавцем, который весь вечер не сводил с меня глаз.

— Вы так красивы, Аннабел! — шептал он мне на ухо, когда мы сближались под музыку. — Вы сводите меня с ума! Как никогда не сводили прежде!

Наверно, прежняя Аннабел — та, в чье тело я попала, — была бы счастлива услышать эти слова. Кажется, в этого Брентона она была без памяти влюблена. А вот он до недавнего времени был к ней совершенно равнодушен. И только тот факт, что они были помолвлены с самого детства, заставлял его время от времени наносить ей визиты.

А когда на месте Аннабел оказалась я, ситуация развернулась на сто восемьдесят градусов. Я не испытывала к его сиятельству решительно никаких чувств. Да, он был красив, имел титул и хорошее состояние. Но вокруг него всегда было слишком много женщин, и вряд ли кто-то, будучи в здравом уме, поверил бы, что он сможет быть верным и преданным мужем.

Сначала моя холодность удивила его, потом раззадорила и, наконец, разозлила. Теперь он увивался только вокруг меня, разом позабыв про своих прежних подружек. Вспомнил вдруг, что у него, оказывается, есть невеста.

А вот я еще не решила, что с ним делать. Старый граф Арлингтон, которого я теперь называла своим отцом, настаивал на скорейшей свадьбе, но мне пока удавалось находить предлоги, чтобы ее отложить.

Впрочем, изначально она была перенесена не по моей прихоти, а потому, что настоящая Аннабел тяжело заболела тифом. Тогда-то на ее месте и оказалась я — бывшая студентка МГУ Анна Свиридова. В крутейший вуз страны я поступила безо всякого блата, пользуясь только своими мозгами. Я родилась и выросла в глухой деревне, откуда был родом самЛомоносов, и всегда мечтала учиться именно в этом университете. И вот на тебе — вместо Москвы оказаться в какой-то Эртландии, где не то, что мобильных телефонов, а еще даже автомобилей не изобрели!

Ездить в скрипучем экипаже, носить тяжеленные платья с кринолинами и мыться в деревянном корыте— то-то радость! Всю первую неделю здесь я с трудом приходила в себя, благо мои отчаяние и беспамятство приписывали последствиям тифа. Еще пару недель я пыталась найти возможность вернуться обратно. И наконец, смирилась и постаралась стать достойной дочерью графа Арлингтона.

На то, чтобы научиться танцевать, мне потребовались пара месяцев. Невелика наука! А вот здешний этикет давался куда сложней, и часто мне приходилось одергивать себя, когда с языка рвалась какая-нибудь язвительная шутка. Правила хорошего тона предписывали местным барышням поменьше говорить, поменьше есть и не забывать о том, что курица — не птица, а женщина — не совсем человек.

Вот и сейчас граф Брентон смотрел на меня так, словно я уже была всего лишь приложением к его фамилии и титулу. Впрочем, вскоре так оно и случится, если я не найду способ отсрочить брачную церемонию еще на некоторый срок.

Мы с его сиятельством, как и другие пары, как раз собирались перейти к следующей фигуре танца, когда музыка вдруг смолкла. Я с удивлением посмотрела на сидевших на большом балконе музыкантов. Неужели папенька собирался сделать какое-то объявление? Я похолодела от мысли, что это может быть объявление о нашей с графом свадьбе. Но нет, кажется, отец был растерян не меньше, чем я.

Причина остановки обнаружилась довольно скоро — когда распорядитель бала громким, срывавшимся от волнения голосом, возвестил:

— Его величество король Эртландии и сопряженных земель Дариан Семнадцатый!

По залу пронесся восторженно-изумленный вздох, а когда его величество вошел в распахнутые двери, мгновенно установилась тишина.

Король Эртландии??? Но что он делает в нашей провинции? И как он оказался на нашем балу? Я впервые видела самого настоящего короля и смотрела на него со смесью удивления и восторга!

Его величество был молод, высок и красив. И его красота, в отличие от графа Бентона, была не приторно-сладкой, а суровой, подлинно мужской — темные, волнами спадавшие на широкие плечи волосы, густые брови. Цвет глаз с такого расстояния разглядеть я не смогла, но взгляд у него был из тех, что, казалось, способны прожечь насквозь. И несмотря на нарочито небрежную щетину и на то, что одежда его была проще, чем у любого из гостей, выглядел он, несомненно, как человек, облеченный большой властью.

Я снова посмотрела на графа Арлингтона — мне показалось, что он взволнован настолько, что вот-вот упадет в обморок. Принимать самого короля — это не только большая честь, но и огромная ответственность.

— Счастлив видеть вас у себя дома, ваше величество, — папенька всё-таки нашел в себе силы это сказать.

Но король взмахом руки прервал его речь.

— Давайте обойдемся без высокопарных слов, ваше сиятельство! Мне стало известно, что в своем доме вы приютили младшую дочь Мэтью Шарлена — человека, осмелившегося предать интересы своей страны и покусившегося на жизнь вашего монарха. Вам должно быть известно, что за свое преступление он был лишен воинского звания полковника и титула маркиза. Этот титул не смогут унаследовать и его сыновья, а всё его семейство было лишено права на ту собственность, что до этого ему принадлежала.

Имя Мэтью Шарлена мне ни о чём не говорило, а вот папенька, судя по изменившемуся лицу, что-то о нём знал.

Глава 2

Я хотела выступить вперед и уже подыскивала подходящие для обращения к монарху слова, но граф Брентон схватил меня за руку и прошипел:

— Не смейте вмешиваться в это, Белла! Речь идет о слишком серьезных вещах, и защищая эту девчонку, вы можете погубить себя.

Мне было неприятно его вмешательство, и я не послушалась бы его и, наверно, всё-таки подошла бы к королю, если бы в эту минуту не заговорил отец.

— Простите, ваше величество, но эта девочка находится еще в столь юном возрасте, что не может осознавать ошибки своих родителей и нести ответственность за них. Позвольте мне воспитать ее как родную дочь, и когда она вырастет, она не даст повода усомниться в своей преданности вам.

— Безумец! — прошептал граф Брентон за моей спиной.

— Кажется, вы осмеливаетесь перечить мне, ваше сиятельство? — холодно осведомился его величество. — Ну, что же, давайте поставим вопрос так — готовы ли ради этой девочки пожертвовать своим честным именем, титулом и имуществом? Раз вы намерены через эту мадемуазель породниться с предателем Шарленом, то, значит, и вы в соответствии всё с тем же королевским указом должны лишиться всего, что вам принадлежит. Мне кажется, это вполне разумным, — он обвёл взглядом зал и получил в ответ сотни подобострастных поклонов и одобрительных возгласов. — Делайте выбор, граф!

Теперь он уже не вызывал у меня ничего, кроме презрения. Огромный лев, решивший сразиться с маленьким котенком. Как мог он обрекать ребенка на верную гибель только потому, что ее отец когда-то совершил ошибку?

— Почему он медлит с ответом? — изумился Брентон.

— Да замолчите же, ваше сиятельство! — я брезгливо дернула плечом, рядом с которым он стоял.

Но затянувшееся молчание прервал не хозяин дома, а Сондра — младшая сестра Аннабел. Этот бал был первым, на который она была допущена в качестве не наблюдательницы, а полноправной участницы, и она целый месяц ждала его с напряженным волнением и радостью. И надо же было случиться, что он был омрачен таким происшествием.

— Папенька, прошу вас, папенька! — она метнулась к графу Арлингтону из толпы. — Прошу вас, одумайтесь!

Она знала своего отца лучше, чем я, и первой прочитала на его лице решение, что он принял.

— Эта девчонка нам никто, папенька! — всхлипывала она, размазывая по лицу слёзы, отчего на густо напудренных щеках оставались разводья. — Стоит ли ради нее губить нас с Аннабел?

Я тоже подошла к отцу, но, в отличие от Сондры, ни о чём не стала его просить. Только крепко сжала его руку, давая понять, что я на его стороне.

— Прошу тебя, успокойся, дорогая, — пробормотал, обращаясь к Сондре, отец. — Его величество добр и великодушен, и он не оставит без своей милости ни нас, ни эту бедную малютку.

Мне показалось, что это был хороший момент, которой позволял королю с честью выйти из этого положения. Достаточно было одного его слова, чтобы сделать счастливыми и графа Арлингтона, и малышку Дженни. И я тоже, как отец и сестра, посмотрела на него с надеждой.

— Вы ошибаетесь, ваше сиятельство! — в голосе короля не было ни капли жалости. — Я никогда не меняю своих решений. И вы лично, и вся ваша семья будете иметь возможность в этом убедиться.

Он посмотрел на одного из своих спутников — пожилого мужчину с кожаной папкой и пером в руках, и тот мигом оказался подле него.

— Запишите, Селтон! — велел король. — С этого дня Найджел Арлингтон лишается права на титул графа, а всё его семейство — прав на это поместье и всё находящееся в нём имущество.

По залу прошел дружный вздох, а папенька пошатнулся, и рядом с ним, кроме меня, не оказалось никого, кто захотел бы его поддержать.

— Впрочем, всё это не такая большая потеря для вас, Арлингтон, — усмехнулся, добивая раненого, король. Он уже не обращался к нему как к графу, называя просто по фамилии. — Кажется, у вас нет сыновей, и ваш титул и поместье всё равно рано или поздно перешли бы в чужие руки, — тут он снова посмотрел на мужчину с пером. — Кто ближайший родственник месье Арлингтона по мужской линии?

— Его племянник шевалье Тейлор, ваше величество, — услужливо подсказал тот.

Король обвел взглядом толпу, из которой тотчас выступил кузен Аннабел Патрик Тейлор — высокий субтильный молодой человек.

— С сегодняшнего дня титул графа Арлингтона ваш, месье! И мне кажется, стоит продолжить бал. Не зря же тут собралось столько гостей.

Обалдевший от счастья Патрик рассыпался в благодарностях, но монарх не стал его слушать. Развернувшись, он покинул бальную залу, а следом за ним вышла и его свита.

Противиться желанию короля никто не решился, и музыка снова заиграла. Только теперь все гости считали своим долгом засвидетельствовать почтение уже новому владельцу «Кедровой рощи», а возле папеньки, Сондры и меня образовалась пустота.

Бывший граф Арлингтон уже не мог стоять на ногах, и я подставила ему свою руку. Сондра уже не плакала. Теперь ее слёзы не имели никакого значения. Уже ничего нельзя было изменить. Но сестра потухшим взглядом смотрела куда-то в сторону, и от этого мне стало не по себе.

А малышка Дженни, забившись в угол, закрыла лицо руками и сидела тихо-тихо как мышка.

Глава 3

Помощь нужна была им всем — отцу, сестре и маленькой Дженни. И я растерялась, не зная, как вывести из бальной залы их одновременно. А оставаться здесь нам не следовало — и музыка, и восторженные разговоры гостей теперь не вызывали ничего, кроме неприязни.

Я огляделась, пытаясь найти поддержку хоть в ком-нибудь. В нескольких шагах от меня стояла Вивиан Торндайк — дочь владельца соседнего поместья, которая была подругой Аннабел с самого детства. И пусть сама я знала ее не так много времени, она казалась мне вполне милой девушкой.

— Вивиан! — окликнула я ее. — Не могла бы ты отвести Сондру в ее комнату? Боюсь, она вот-вот лишится чувств.

Но мадемуазель Торндайк посмотрела на меня почти с ужасом, как будто бы я попросила ее совершить преступление. И даже прежде, чем просто ответить мне, она задумалась на несколько мгновений.

— Прости, Белла, но я полагаю, мне не стоит этого делать. Мне ужасно жаль, но ваша семья вызвала гнев его величества, я уверена, что папенька теперь запретит мне с тобой общаться.

И сказав это, она развернулась и поспешила затеряться в толпе.

На мгновение я встретилась взглядом с графом Брентоном, который всё еще оставался моим женихом. Но после того, как он тоже торопливо отвел взгляд, я поняла, что наша помолвка продлится недолго.

Похоже, что в этом зале рассчитывать нам было не на кого. И мне не оставалось ничего другого, кроме как сказать отцу:

— Папенька, прошу вас, уведите отсюда Сондру.

Я постаралась сказать это как можно спокойнее, и звук моего голоса вывел графа Арлингтона из той прострации, в которой он пребывал. Я так и думала, что это должно было сработать. Если бы я принялась жалеть его самого, это только расстроило бы его еще больше. А сейчас он вынужден был осознать, что в его помощи кто-то нуждался, и вспомнить о том, что он — мужчина и отец.

— Да-да, — кивнул он, — ты права.

Он подхватил мою младшую сестру под руку и повел ее к дверям. Сондра не сделала ни малейшей попытки запротестовать. Мне показалось, что она вообще не понимала, что происходит. Я боялась, как бы от этого потрясения у нее не повредился рассудок.

Когда они вышли из залы, я подошла к малышке Дженни.

— Пойдем со мной, дорогая! — ласково сказала я. — Тебе уже давно пора спать.

Я взяла ее за руку, и она послушно пошла за мной следом. Толпа, через которую мы проходили, мгновенно расступалась перед нами, словно мы были прокаженными. Я старалась ни на кого не смотреть, но иногда мой взгляд всё-таки задерживался на чьем-то лице, и я видела в чужих глазах плохо скрытое любопытство.

То, что случилось с нашей семьей, для гостей было лишь поводом для всевозможных сплетен. И я понимала, что уже завтра во всех светских гостиных провинции будут обсуждать именно нас.

Мы с Дженнифер добрались до ее уютной комнатки. Еще не все слуги знали о том, что произошло, и когда горничная заглянула к нам и спросила, не желаем ли выпить на ночь теплого молока, голос ее звучал как обычно. Да, я попросила принести нам молока и печенья. Возможно, из-за волнений малютка не сразу сможет заснуть.

— Это я во всём виновата, да, мадемуазель Аннабел? — прошептала Дженни, когда я укладывала ее в постель. — Я не сказала вам своей фамилии, когда вы нашли меня на дороге и спросили, кто я такая. Я должна была сказать, но когда нас выгнали из дома, матушка, — когда она вспомнила о покойной матери, глаза ее заблестели от слёз, — строго-настрого запретила мне это делать. Она сказала, что никто не должен знать, что мы Шарлены, а иначе с нами случится то же, что случилось с папенькой.

Бедное дитя! На нее свалилось слишком много несчастий. Гибель отца, изгнание, а потом и смерть матери от тифа. Что ждало ее, если бы граф Арлингтон не заметил ее там, на дороге?

— Ты ни в чём не виновата! — я обняла ее крепко-крепко.

— Но этот страшный мужчина сказал, что мой папенька был предателем, — она шмыгнула носом. — Но я уверена, что он ошибается, мадемуазель Аннабел! Мой отец был хорошим человеком, он бы никогда никого не предал.

Она была еще слишком мала, чтобы понять, что страшный человек — это никто иной, как король. И несмотря на его внешнюю красоту, ребенок сразу уловил в нём самое главное — тот страх, что он внушал окружающим.

Я напоила ее теплым молоком и накормила печеньем. И просидела рядом с ней не меньше получаса, прежде чем она уснула.

Теперь мне следовало поговорить с отцом, чтобы понять, что нам стоит делать дальше. Но когда я собиралась отправиться к нему в комнату, меня остановила горничная.

— Мадемуазель Аннабел, граф Брентон просил меня передать вам, что он хотел бы с вами поговорить. Он дожидается вас в гостиной. Но если хотите, я передам ему, что вы уже заснули.

Она приметила мой усталый вид и пожалела меня. Наверно, ей казалось странным, что все хозяева так рано покинули бал, оставив гостей веселиться одних, но она была слишком хорошо вышколена, чтобы спросить меня об этом.

— Нет-нет, я сейчас спущусь к нему.

Этот разговор всё равно рано или поздно должен состояться. И лучше было прояснить ситуацию прямо сейчас. Тем более, что я прекрасно знала, о чём именно пойдет разговор. Крысы стали покидать тонущий корабль. И граф Брентон не стал исключением.

Глава 4

Чарльз Брентон при моем появлении поднялся с кресла, в котором сидел и чуть наклонил голову. Этот поклон, которым он меня поприветствовал, был куда менее почтительным, чем обычно, и я не могла этого не заметить.

— Рад, что вы согласились поговорить со мной, Аннабел! Прежде всего, я хотел бы сказать, что мне искренне жаль, что всё случилось именно так. Ваш отец повел себя крайне неразумно, но теперь, полагаю, уже бессмысленно об этом говорить. Его величество суров в своих суждениях и крайне редко их меняет. И то, что он уже передал титул вашему кузену, означает, что…

Тут он замялся, не зная, как произнести то, что вертелось у него на языке, и щеки его слегка покраснели.

— Что сейчас я уже не дочь графа, — подсказала я. — И ваш брак со мной уже становится для вас мезальянсом.

— О, Аннабел, вы слишком прямолинейны! — мне показалось, он даже растерялся от моих слов. — Но я рад, что вы сами это понимаете. И речь ведь идет не только о титуле вашего отца, но и о том, что ваш папенька продолжает упорствовать в своем намерении удочерить Дженнифер Шарлен — дочь государственного преступника!

— Да, — кивнула я, — я понимаю и это, сударь. И ни я, ни мои родные не станем осуждать вас, если вы разорвете помолвку.

Я предпочла сказать это сразу. К чему было ходить вокруг да около? Еще там, в бальной зале я поняла, что его внезапно вспыхнувшая любовь ко мне не выдержит такого испытания. Он красив и успешен, ему нужна невеста, которая упрочит его положение в свете, а не потянет его на дно.

Для него брак со мной изначально был браком по расчету. И это был не его выбор, а выбор его родителей. А то, что я заинтересовала его и сама, было лишь приятным дополнением к этому.

— Поверьте, если бы я мог, я бы…

А вот здесь он затруднился выразить свою мысль и замолчал. Похоже, он боялся сказать что-то лишнее, что дало бы мне ложную надежду на то, что наши отношения могут продолжиться хотя бы в форме дружеских. Он не мог позволить себе запятнать свое имя даже этим.

— Вы не обязаны передо мной оправдываться, ваше сиятельство, — заверила его я. — Я передам отцу ваши извинения и сама всё ему объясню. И если это всё, что вы хотели мне сказать, то я вас оставлю. Этот вечер оказался слишком волнительным для всех нас.

— Благодарю вас, Аннабел!

Он всё-таки подошел ко мне и поцеловал мою руку. А потом первым вышел из гостиной. Мне показалось, что его сильно удивило то, как я отреагировала на его решение. Должно быть, он ожидал, что я попытаюсь воззвать к его благородству, закачу истерику или грохнусь в обморок. Возможно, настоящая Аннабел именно так бы и поступила. Но я была не она, и для меня граф Брентон не значил ровным счетом ничего. Я даже была рада, что он решился на этот разговор так быстро. И теперь испытывала лишь облегчение от того, что этот брак уже не висел надо мной дамокловым мечом. Хотя я понимала, что папенька отнесется к этому совсем по-другому. Ну, что же, мне придется обсудить с ним еще и это.

Я как раз собиралась отправиться в комнату бывшего графа Арлингтона, когда дверь распахнулась, и на пороге гостиной появился граф нынешний.

— Аннабел! Брентон сказал, что ты здесь, и я счел себя обязанным хоть как-то объясниться!

На лице у него было виноватое выражение, и в этой комнате он пока явно не чувствовал себя хозяином.

— Всё в порядке, Патрик, — устало улыбнулась я. — Ты ни в чём не виноват.

— Но я чувствую себя виноватым! — воскликнул он. — Мне ужасно неудобно и перед тобой, и перед Сондрой, и перед дядюшкой! Он всегда так тепло принимал меня в своем доме, а теперь получается, что я отобрал у него титул.

Мне показалось, что внутри него боролись сразу два чувства — вины и затаенной радости. И даже за второе я не могла его судить. Любой на его месте был бы счастлив стать графом.

— Ты ничего не отбирал, — возразила я. — Это была воля короля, которая для всех нас является законом.

— Да-да, ты совершенно права! — он с готовностью ухватился за эту мысль. — Но завтра же утром я всё-таки поговорю с дядюшкой. Надеюсь, он не станет меня ненавидеть. И, разумеется, вы можете оставаться в этом доме столько, сколько пожелаете! Это ваш дом, и я всегда буду это помнить!

— Ты очень добр, Патрик!

Я сказала это вполне искренне. Меня во всей этой ситуации пугало именно то, что откажи нам кузен от дома, мы оказались бы на улице. Я не знала, принадлежало ли папеньке хоть что-то еще, кроме этого поместья.

Но как только я поблагодарила Патрика, я заметила тень сомнений в его взгляде и поняла, что сейчас он добавит что-то еще. И это что-то окажется для нас не слишком приятным.

— Только дело в том, Аннабел, — пролепетал кузен, — что мое приглашение распространяется на всех, кроме малютки, что вы приютили. Мне очень жаль эту милую девочку, но ты должна понять, что я не могу предоставить ей кров после того, как узнал, чья она дочь. Оставить ее здесь означало бы проявить неуважение к его величеству, — он посмотрел на меня, ожидая моей реакции, но не дождался ее и продолжил: — Уверен, можно найти какой-то выход из этого положения! В столице есть немало приютов для сирот, и мы можем отвезти ее туда. Уверен, что там о ней тоже позаботятся.

На самом деле я видела, что он был в этом отнюдь не уверен. Но что еще он мог сказать?

Глава 5

После разговора с кузеном я отправилась в комнату к отцу, но когда я пришла туда, он уже спал. Беспокойно, вздрагивая во сне, но всё-таки спал. И я не стала его будить. Ему нужно было отдохнуть.

А утром меня разбудила наша горничная Роуз.

— Мадемуазель Аннабел, с его сиятельством что-то не то! — тараторила она, пока я поднималась. — Я, как обычно, принесла ему горячий чай, который он любит пить еще в кровати. А он лежит и не поднимается. И словно бы меня не слышит.

Я набросила на плечи шелковый халат и устремилась вслед за Роуз. Комната папеньки была чуть дальше по коридору, и когда я вбежала туда, бывший граф Арлингтон уже не лежал, а сидел в постели. Но он и в самом деле не обратил на нас никакого внимания, словно и не заметил нашего появления.

— Папенька! — позвала я его.

Он не откликнулся. При этом внешне он выглядел вполне нормально. Ни лихорадочного румянца на щеках, ни чрезмерной бледности.

Я села на краешек кровати, взяла его за руку. Руки он не отнял, но и не ответил на мое пожатие. Он смотрел куда-то вдаль, в окно, на проплывавшие по голубому небу облака. Но вот видел ли он их, я не знала.

— Ваше сиятельство, да как же это! — запричитала Роуз, но я строго взглянула на нее, и она осеклась.

А вот воздействовать на прибежавшую следом Сондру оказалось сложнее.

— Папенька, папенька! — рыдала она, пытаясь растормошить отца. — Вы слышите нас?

На крики пришел и Патрик, ночевавший, как и в прежние приезды сюда, в лучшей гостевой комнате. Он и распорядился вызвать доктора.

— Думаю, нам нужно оставить дядю в покое до его приезда. Ты же видишь, Аннабел, он ни на что не реагирует. Мы можем сделать только хуже.

Его слова звучали разумно, и я вывела Сондру из спальни отца. Мы переоделись к завтраку, но заставить себя съесть хоть что-то я не смогла. Сестра тоже беспрерывно плакала и лишь пила воду.

Доктор — месье Бинош — прибыл из города только к обеду. За время своей недавней болезни я успела с ним почти подружиться. Он был стар, сед и неплохо владел тем арсеналом средст, что был доступен эскулапам этого времени.

Мы ждали в коридоре, пока он осматривал старого графа. Он тоже пытался задавать отцу вопросы, но вынужден был сам же на них и отвечать.

— Прекрасная сегодня погода, не правда ли, ваше сиятельство? Вы не вставали сегодня с постели? И правильно, в нашем возрасте следует больше отдыхать. Позвольте я прощупаю ваш пульс. Все эти балы и прочие развлечения уже не для нас, стариков. Прошу вас, согните руку в локте. Давайте я вам помогу.

Доктор вышел к нам примерно через полчаса. На лице его была написана некая растерянность.

— Ваш отец, барышни, пребывает в состоянии, которое мы, медики, называем прострацией. Я не знаю, что именно послужило тому причиной, но полагаю, что именно то, что случилось вчера на балу. Да-да, земля слухами полнится, а такие новости распространяются особенно быстро. Вероятно, ваш папенька был столь шокирован этим, что предпочел отойти от реальности и погрузиться в полную апатию. Физически он вполне здоров, а вот его психическое состояние оставляет желать лучшего.

— И что мы можем для него сделать? — спросил Патрик.

Доктор развел руками:

— Боюсь, что пока ничего. Ему необходимы свежий воздух, хорошее питание и радостные эмоции. Я понимаю, что с последним пунктом этого рецепта могут возникнуть сложности, но вы уж постарайтесь! В его присутствии не стоит кричать, плакать, ибо это может усугубить его состояние.

— Как долго он будет в нём пребывать, сударь? — спросила Сондра.

— Я не могу ответить на этот вопрос, мадемуазель, — вздохнул месье Бинош. — Он может уже завтра вернуться в обычному себе, а может задержаться в этом состоянии на несколько месяцев. К сожалению, медицина тут бессильна.

Аппетита не было ни у кого и за обедом, но я уговорила и себя, и сестру съесть хотя бы суп. Но перед этим я заглянула в комнаты к отцу и Дженни и убедилась, что хотя бы они уже накормлены.

— Я знаю, что не должна такое говорить, — вздохнула Сондра, — но лучше бы это случилось с папенькой пару дней назад. Тогда он не совершил бы ту ошибку, за которую нам всем приходится расплачиваться.

Патрик заметно смутился. Возможно, он подумал, что она упрекала его в том, что ему-то эта ошибка как раз пошла на пользу. И, извинившись, он поторопился выйти из-за стола.

— Патрик уже сказал тебе, что он позволяет нам остаться в этом доме? — спросила сестра, когда мы остались одни. — Не правда ли, какая ирония — он позволяет нам остаться в нашем собственном поместье. Но да, я знаю, что мы должны быть ему благодарны хотя бы за это.

— Это поместье уже не наше, Сони, — мягко сказала я.

— Да-да, конечно, Но тебе не кажется несправедливым то, что папенька, из-за которого мы сейчас лишены почти всего, сам, похоже, не осознает того, что случилось? А вот что делать нам с тобой? Надеюсь, ты хотя бы намерена добиться от Чарльза Брентона того, чтобы он на тебе женился? Уверена, если ты будешь настаивать, он обязан будет выполнить данное когда-то обещание.

— Я не собираюсь настаивать на этом, дорогая! Более того, я сама не хочу выходить за него замуж.

Глава 6

— Дженни еще слишком слаба, чтобы куда-то ехать, — возразила я. — Неужели тебе ее совсем не жаль?

Если сестра и помедлила с ответом, то лишь мгновение.

— Разумеется, мне ее жаль! Не считай меня чудовищем, Белла! Но, по правде сказать, если ее родители не смогли о ней позаботиться, то почему это должны делать мы? Ее отцу следовало бы хорошенько подумать, прежде чем совершать преступление, расплачиваться за которое пришлось его семье.

— Но сама малышка ни в чём не виновата.

— А мы, Белла? — тут же парировала Сондра. — Разве мы с тобой сделали что-то дурное, чтобы лишиться титула и поместья?

Я усмехнулась:

— Этот вопрос тебе, наверно, следовало задать королю.

Сестра побледнела и посмотрела на меня почти с ужасом:

— Как ты можешь так говорить? Его величество поступил так лишь потому, что папенька осмелился его ослушаться. А если мы продолжим упрямиться и не сделаем того, о чём просит Патрик, то окажемся на улице. Сейчас у нас, по крайней мере, есть дом, и если мы проявим благоразумие, то, возможно, его величество изменит свое решение.

— Ты разве не слышала? Он сам сказал, что никогда их не меняет.

— Пусть так, — согласилась Сондра. — Но если мы поступим так, как должно поступать верным подданным его величества, то нас самих хотя бы общество не станет считать преступниками. И от нас не будут шарахаться, как шарахались вчера на балу. А что касается Дженнифер, то мы же не выгоняем ее на улицу. Мы отвезем ее в приют, где о ней позаботятся. У нее будут еда и крыша над головой, и если она будет прилежно учиться, то когда вырастет, сможет заработать себе на хлеб.

— Белла, Сондра совершенно права!

Я вздрогнула, увидев снова появившегося в столовой зале Патрика. Я и не заметила, как он вернулся.

— Девочка уже должна быть вам благодарна за то, что вы подобрали ее на дороге и поставили на ноги. Я знаю в столице по крайней мере один приют для детей из благородных семей и слышал о нём самые благоприятные отзывы.

— Для детей из благородных семей? — удивилась я.

Я была уверена, что приюты существуют только для детей из простого народа, а о детях дворян всегда заботятся их титулованные родственники.

— Да, именно так, — подтвердил кузен. — Благородные семьи тоже часто разоряются или терпят другие бедствия. И если жизнь родителей унесла война или эпидемия, а у детей не осталось средств к существованию, то такой приют оказывается весьма кстати.

— Требуется вносить какую-то плату за пребывание там ребенка? — спросила я.

— Кажется, по возможности, — Патрик затруднился точно ответить на этот вопрос. — Если родственники могут что-то заплатить, то это приветствуется. Но если нет, то дети содержатся там за счет пожертвований благотворителей.

— Мне кажется, это отличный вариант, Белла, — сказала Сондра. — И даже если потребуется внести какую-то плату за Дженнифер, уверена, наш кузен не откажется это сделать. Не так ли, Патрик? Уж эту-то малость ты теперь можешь себе позволить?

Он смутился от такого прозрачного намека на то, что именно он сейчас стал обладателем того, что еще недавно принадлежало нам, торопливо кивнул и снова вышел.

А я покачала головой:

— Тебе следует сдерживать свою язвительность в разговоре с Патриком. Мы находимся здесь благодаря его доброте. И именно он теперь граф Арлингтон. Не забывай об этом!

Лицо сестры скривилось, будто она проглотила лимон.

— Он совсем не похож на настоящего графа! Разве есть в нём та стать, то величие, что должны быть присущи такому титулу? Его отец был всего лишь шевалье.

Но я не стала слушать подобные глупости и вышла в сад, чтобы подумать над этим разговором.

Посоветоваться с папенькой я уже не могла. Он сам сейчас нуждался в помощи и заботе. А все остальные были не на моей стороне. И я понимала, что если стану упорствовать, то и мне, и Сондре, и Дженни придется уехать из этого дома. А у нас не было средств, чтобы обустроиться на новом месте. И если из-за моего упрямства малютка Дженнифер снова станет голодать, то скажет ли она мне за это спасибо?

\Быть может, приют для детей из дворянских семей сейчас и в самом деле лучший для нее вариант? Если там сытно и тепло, то она сможет обрести там друзей и научиться какому-то ремеслу, которое станет ей подспорьем. А я буду время от времени ездить в столицу и навещать ее.

И всё-таки я не представляла, как я смогу сказать ей об этом. Но Сондра избавила меня от этого неприятного разговора.

Когда вечером я пришла в комнату девочки, чтобы пожелать ей спокойной ночи, Дженни обняла меня тоненькими руками и прошептала:

— Я уверена, мадемуазель Аннабел, что мне будет очень хорошо в этом приюте! Там будут другие девочки, с которыми я смогу играть.

Но всё ее худенькое тело при этом дрожало, а в глазах стояли слёзы.

Я поцеловала ее, уложила в постель и сама легла с ней рядом. Она скоро заснула, но и то и дело вздрагивала во сне. Маленькая девочка, на долю которой уже выпало столько тревог и волнений.

Глава 7

До Эмсворта — столицы Эртландии — мы с Дженни добирались пять часов. Патрик предложил нам отправиться туда в его (а точнее, бывшем нашем) экипаже, но я предпочла воспользоваться почтовой каретой. И кузен не стал настаивать. Наверно, он вздохнул с облегчением, когда я отказалась ехать в приют в карете с гербом графа Арлингтона. Я понимала, что он предпочел бы не афишировать наше участие в судьбе Дженнифер Шарлен.

Но зато он оказался весьма щедр, и в потайном кармане моего платья лежал набитый монетами кошель.

— Ты бывала когда-нибудь в Эмсворте? — спросила я Дженни, когда мы тронулись в путь.

— Кажется, нет, мадемуазель, — она была не очень уверена в своем ответе. — Но мы тоже жили в большом городе. Правда, я забыла, как он назывался. И у нас был большой и красивый дом на площади с собственным садом.

Она погрузилась в воспоминания, и глаза ее заблестели от слёз. Наверняка она вспомнила не только о доме, но и о родителях. Интересно, что могло побудить ее отца пойти на преступление. Ведь он пожертвовал не только своей жизнью, но и благополучием своей семьи. И разве он не понимал, что за этот шаг расплачиваться придется не только ему самому, но и его жене, и его детям.

Я спросила у Патрика, не знает ли он чего-нибудь о Шарленах. Отец Дженнифер был маркизом, а значит, их фамилия должна была быть в сборнике дворянских родов страны. И преступление столь знатного человека должно было привлечь всеобщее внимание. Но Патрик только испуганно замотал головой и сказал, что ему ничего не известно.

За окном кареты проплывали залитые дождем пейзажи — начинавшие желтеть леса, луга, усеянные стогами сена, снова ставшие полноводными реки. Иногда мы проезжали через бедные грязные деревеньки или небольшие города, названия которых я не знала. Помимо нас, в почтовой карете ехали еще несколько человек, и мы сидели, тесно прижавшись друг к другу.

Теснота не доставляла мне неудобств. Куда больше меня тревожило другое — то, что уже через несколько часов я должна буду оставить Дженни в сиротском приюте. Увы, но в отличие от Патрика и Сондры, я отнюдь не заблуждалась относительно того, что ее там ждет. Вряд ли и воспитатели, и подопечные встретят ее с распростертыми объятиями. В таких местах сильные всегда обижают слабых. А наша малышка была еще очень мала и слаба, и она вряд ли сумеет постоять за себя. И здесь нет ни телефонов, ни телеграфа, посредством которых она могла бы сообщить нам, что ей нужна помощь.

Когда я думала об этом, то приходила в отчаяние. Я уже несколько раз собиралась выйти из кареты на ближайшей станции и отправиться назад, в «Кедровую рощу», которая за эти несколько месяцев стала и для меня, и для Дженнифер почти родным домом.

Вплоть до самого отъезда я еще надеялась, что отец Аннабел придет в себя и непременно что-нибудь придумает. Но нет, даже когда Дженни зашла к нему в комнату попрощаться, ни единый мускул не дрогнул на его лице. Бывший граф Арлингтон теперь целыми днями сидел в высоком кресле у окна и смотрел вдаль.

— Вы будете навещать меня хоть иногда, мадемуазель? — спросила меня Дженнифер, и ее голосок предательски дрогнул.

— Конечно, дорогая! — я обняла ее, поцеловала. — Я буду приезжать к тебе так часто, как только смогу.

Вот только в таких визитах я полностью зависела от Патрика. Женщины в Эртландии вообще имели мало прав, и у них было мало возможности заработать собственные деньги. В детстве они зависели от отцов, потом от мужей или братьев. Даже приданое, которое за ними давали, когда они вступали в брак, становилось не их собственностью, а собственностью их супругов.

Но я намерена была поговорить с директрисой приюта и попросить ее хотя бы пару раз в год писать мне о том, как дела у малышки Дженни. Ну, а если добиться аудиенции у главы приюта мне не удастся, то я попрошу об этом кого-нибудь из воспитателей.

Чем ближе мы подъезжали к столице, тем тяжелее становилось у меня на душе. Когда мы, наконец, въехали в Эмсворт, и за окном замелькали красивые улицы и площади, другие пассажиры восторженно заохали. И только мы с Дженни сидели молча. Столица не радовала, а пугала нас.

— Приют герцогини Франсис, мадемуазель, — громко сказал возница, остановив экипаж возле высоких ворот.

Мы вышли на мощеную булыжником мостовую и забрали нас саквояж. У малютки Дженни было мало вещей, и все они поместились в этой старой дорожной сумке.

На металлических воротах был помещен герб с крылатым львом, а сразу за ними находилась будка привратника. Когда мы подошли, из будки вышел пожилой мужчина в униформе и осведомился, чего мы хотим. Я коротко ответила, и он, внимательно оглядев нас, разрешил нам войти.

Мы дошли по дорожке до величественного трехэтажного здания, поднялись на высокое крыльцо и выдержали еще один допрос с пристрастием — теперь уже от строгой девушки в полосатом платье с белым передником. Я честно сказала, что мы не писали ее светлости о нашем приезде, но всё-таки надеемся, что она сможет нас принять. Горничная в ответ на это с сомнением покачала головой, но всё-таки отправилась докладывать герцогине.

И пока она ходила, мы сидели в просторном и мрачно вестибюле на деревянной скамье. Снаружи это здание казалось почти роскошным, но внутри оказалось совсем другим. Здесь не было ни лепнины на потолках, ни ковров на полах, а стены были выкрашены в темный цвет.

Наконец, девушка вернулась и позвала нас за собой. Мы прошли по широкому, плохо освещенному коридору и оказались в комнате, которая, должно быть, служила кабинетом хозяйке приюта.

Глава 8

Я не знала, что совершил отец Дженнифер, а потому слова хозяйки приюта остались для меня загадкой. Но я поняла одно — она нам отказала!

— Но, ваша светлость! — воскликнула я. — Мы прибыли в столицу издалека единственно для того, чтобы посетить ваш приют! Неужели, всё это было зря, мадам? Неужели бедная девочка должна расплачиваться за преступление своего отца?

Во взгляде герцогини промелькнуло что-то, похожее на сочувствие. Но всё же она покачала головой.

— Постарайтесь понять меня, мадемуазель. Ваша семья уже имела возможность убедиться, сколь дорого может обойтись желание противиться воле короля. А я сейчас должна думать не только о себе, но и о тех детках, которые находятся в моем приюте. Часть средств, за счет которых они содержатся, поступает из королевской казны.

Я прекрасно ее понимала и не винила за такой ответ. Сейчас мой гнев был направлен вовсе не на нее.

— Но какое же чудовище его величество, если он воюет с тем, кто гораздо слабее его!

Герцогиня протестующе взмахнула его рукой.

— Мадемуазель Арлингтон, вам не следует горячиться! Не забывайте — вы говорите о нашем короле! Мы не можем сомневаться в том, что всё, что он делает, он делает для блага страны и для нашего блага. Равно как не можем и осуждать его решения. Нам всего лишь надлежит их выполнять.

Я прикусила язык. Она права — мне следует думать о том, что я говорю. Я еще с лишком плохо знакома с местными обычаями и порядками. Свобода слова? Вряд ли в Эртландии даже слышали об этом.

— Но что же нам делать, ваша светлость? Может быть, в Эмсворте есть еще какой-то приют для детей из дворянских семей? Куда вы порекомендуете нам обратиться?

Она понравилась мне. Она производила впечатление благоразумной женщины и наверняка делала немало добра для своих подопечных. Теперь я особенно отчаянно сожалела о том, что она не согласилась оставить Дженни у себя.

— Нет, мадемуазель, в городе нет других подобных приютов. Но даже если бы они и были, вы в любом из них получили бы точно такой же ответ, что и здесь. Поэтому я советую вам обратиться в самый обычный приют — туда, где не потребуется говорить, в какому дворянскому роду принадлежит девочка. Там вы можете назвать ее любой фамилией, и никто не станет спрашивать у вас документов.

Я растерялась. Мне было трудно судить, каковы здесь детские приюты. Но всё то, что я знала о приютах в нашем мире, сильно пугало меня.

— Да, возможно, когда вы приедете туда, вы увидите совсем не то, что ожидаете после того, как побывали у нас, — подтвердила мои опасения директриса. — Но детям, которые находятся там, выбирать не приходится. И в любом случае, если выбирать между голодом на улице и таким вот местом, то выбор очевиден. К тому же там дети получают возможность научиться разным ремеслам. У нас работают несколько девушек, которые выросли в городских приютах — прачками, горничными, кухарками. Что стало бы с ними после смерти родителей, если бы добрые люди не определили их в эти заведения?

Я вынуждена была с нею согласиться.

— Может быть, вы назовете нам, ваша светлость, адрес одного из таких приютов? Мы впервые в Эмсворте и ничего тут не знаем.

Она задумалась на мгновение.

— Пожалуй, вам лучше поехать в приют, которому покровительствует граф Дайнор. Он находится на улице Ремесленников в Западном предместье. Это на другом конце города, поэтому вам потребуется нанять экипаж.

Я поблагодарила ее за помощь и вышла в коридор, где уже заждалась меня Дженнифер. Когда я взяла малышку за руку и повела к выходу, она посмотрела на меня с удивлением.

— Я ухожу с вами, мадемуазель Аннабел?

— Да, дорогая, — улыбнулась я. — К сожалению, здесь не оказалось свободных мест.

Дженни постаралась сдержать свою радость, но у нее это плохо получилось, и по дорожке к кованым воротам она бежала почти вприпрыжку.

Глупышка, она еще не понимала, что другой приют, скорее всего, окажется куда хуже, чем этот. А быть может, надеялась, что места для нее не отыщется и там.

Поездка на другой конец города обошлась нам в одну медную монету. Но когда экипаж остановился перед мрачным зданием на грязной улице, я с трудом заставила себя из него выйти. Такое же впечатление этот дом произвел и на Дженни, и когда мы вошли в парадную и стали подниматься по узкой темной лестнице, она беспомощно жалась ко мне.

Впрочем, привратник отыскался и здесь. Он посмотрел на нас с Дженни, но спрашивать о цели нашего визита не стал. Это было и так очевидно. Он сказал, что найти директора приюта мы сможем в кабинете, что находится в самом конце коридора.

Как раз в этот момент мимо нас прошли две девочки лет семи-восьми. Каждая из них тащила по большому, полному воды ведру. Мне показалось, что эти ведра весили столько же, сколько и сами малышки.

— Не слишком ли они малы для такой работы? — спросила я.

— А что им будет, этим нахлебникам? — усмехнулся привратник. — Тут все только и думают, как бы урвать лишний кусок хлеба и при этом ничего не делать.

Про «лишний» кусок хлеба он явно приврал. Потому что девочки были такими худыми, что вряд ли их кормили вдоволь. И их платьица были такими старыми, что вряд ли могли защитить их от холода, а в прорехах между многочисленными заплатками виднелась их бледная кожа. И в коридоре пахло грязным бельем и помоями.

Глава 9

На следующее утро после завтрака я отправилась в библиотеку на площадь Трубадуров, попросив мадам Леонор присмотреть за Дженни. Я не стала подзывать извозчика, предпочтя пройти эти три квартала пешком. Тем более, что мне любопытно было посмотреть и на местных жителей, и на здешние достопримечательности.

Но как раз достопримечательностей в этом районе оказалось немного — я увидела несколько красивых домов и фонтан на самой площади Трубадуров. А здание библиотеки и вовсе оказалось ничем не примечательным — довольно старое, без балконов, выкрашенное в темно-зеленый цвет, оно не шло ни в какое сравнение со стоявшим рядом с ним чьим-то частным особняком.

Я поднялась на высокое крыльцо и вошла внутрь. Несколько шагов по темному коридору, и я оказалась в просторном зале, где в ряд стояли не меньше десятка столов, а вдоль стен — примерно такое же количество наполненных книгами шкафов.

— Хотите почитать что-то конкретное, мадемуазель? — привстал из-за своего стола седенький библиотекарь. — Или, быть может, я могу предложить вам что-то, что может вас заинтересовать?

Он смотрел на меня поверх очков и доброжелательно улыбался.

Пока я шла сюда, я так и не смогла решить, как мне поступить. Должна ли я просто взять подшивку городской газеты за несколько месяцев и попытаться найти нужную мне информацию самостоятельно? Или сразу задать библиотекарю конкретный вопрос?

Второй вариант был более рискованным. Учитывая то, как реагировали все на фамилию Шарлен, можно было ожидать, что и здесь произойдет то же самое, и меня просто выставят из библиотеки. Но, с другой стороны, самостоятельный поиск информации мог затянуться на несколько часов, а мне не хотелось оставлять Дженни одну так надолго. Да и не было никакой уверенности в том, что о деле ее отца вообще писали газеты.

А потому, увидев, что в зале, кроме библиотекаря, не было никого, я всё-таки решила спросить:

— Не подскажете ли вы, сударь, где я могу прочитать что-то о деле Мэтью Шарлена? — я заметила, как вытянулось лицо старика, и подтвердила: — Да-да, того самого Шарлена!

— Но зачем вам это нужно, мадемуазель? — изумился он. — Такие дела следует предавать забвению.

Он ждал от меня каких-то объяснений, а я не знала, что сказать. Говорить правду мне совсем не хотелось. С какой стати я должна обсуждать отца Дженни с совершенно посторонним человеком?

— Дело в том, что я часто слышу, как это имя произносится в беседах, месье, — сказала я. — И всякий раз заявляется, что он сделал что-то ужасное. Но что именно, никто не говорит. А мне совсем не нравится, когда я не понимаю разговоров, которые ведутся в моем присутствии. Вот я и подумала, что об этом наверняка писалось в газетах.

— Да, писалось, — подтвердил библиотекарь, — но совсем немногое. На это дело сразу был наложен гриф совершенной секретности, и в газетах написали лишь о том, что Мэтью Шарлен был лишен воинского звания и дворянского титула в связи с преступлением против его величества и государства. И ни к чему знать больше, мадемуазель.

— Но наверняка в обществе говорилось и что-то большее? — настаивала я. — В таких случаях всегда ходят какие-то слухи. Пусть и не подтвержденные, но они обычно имеют под собой определенные основания.

— Никак нет, мадемуазель, — покачал головой старик. — Говорилось лишь, что он совершил что-то ужасное, и суд над ним проходил в закрытом режиме. Поверьте мне, мадемуазель, вам не стоит этим интересоваться. Для вас я сумею подобрать куда более увлекательное чтение, чем какие-то газеты. Вот, полюбопытствуйте — новейший роман виконта Мервеля «Разбитое сердце». Всего за одну серебряную монету вы сможете целую неделю наслаждаться волшебной историей любви!

Мне показалось, что я слушаю коммивояжера, пытающегося втюхать мне пылесос. И нет, бульварный роман меня ничуть не заинтересовал.

— Но ведь Мэтью Шарлен был маркизом и наверняка был знаком с королем, — вернулась я к волнующей меня теме. — Как же он мог решиться на подобное?

Библиотекарь вздохнул:

— В том-то и дело, мадемуазель! От этого его преступление кажется еще более чудовищным.

Я так и не смогла добиться от него ничего другого. А когда я попросила его дать мне справочник дворянских родов Эртландии, он сразу предупредил меня, что вся информация о Шарленах, которая прежде там содержалась, была вымарана чернилами сразу же после того, как преступник был осужден.

Я вышла из библиотеки в том же неведении, в котором туда пришла. Похоже, мне следовало оставить эту тему. Может быть, когда папенька Аннабел придет в себя, он сможет что-то мне рассказать.

— Дорогу королю! — услышала я зычный голос ехавшего верхом мужчины.

Я вздрогнула и огляделась.

Судя по тому, как торопливо стали расступаться в стороны люди, что были на площади Трубадуров, сюда приближалась карета короля. И вскоре я увидела ее — открытая, запряженная четверкой великолепных белых лошадей, она неторопливо катила по вымощенной булыжником мостовой. А в ней сидел тот, по чьей вине Арлингтоны лишились всего — имени, титула и поместья.

Глава 10

Карета проехала совсем рядом с крыльцом. Я, разумеется, сделала книксен, но постаралась не смотреть на монарха, потому что боялась, что он увидит в моем взгляде жгучую ненависть. И всё-таки на мгновение наши взгляды соприкоснулись, и мне показалось, что король меня узнал.

Но карета не остановилась (да и с чего бы?) и вскоре свернула вправо на улицу Жестянщиков, по которой я недавно сюда пришла.

— Мадемуазель! — зашипела вдруг на меня какая-то женщина, которая стояла неподалеку. — При приближении кареты его величества вам надлежало спуститься с крыльца. Никто не может находиться на одном уровне с монархом.

Скажи она мне это чуть раньше, я, разумеется, не стала бы привлекать к себе внимание, но сейчас уже не было смысла об этом думать. Ах, скольких еще правил поведения здесь я не знала! Впрочем, я приехала в столицу всего на пару дней, а у нас в провинции его величество вряд ли появляется слишком часто.

Обратно к «Короне Эмсвортов» я шла, не спеша. Ничего нового в библиотеке я так и не узнала. А ведь наверняка в столице можно было найти людей, которые лично знали отца Дженни и могли что-то рассказать о ее семье. Возможно, у девочки были дядюшки или тетушки, которые могли о ней позаботиться.

Но оставаться в Эмсворте и дольше было мало смысла. Похоже, никто не скажет мне ничего о семье Шарлен. Оставалось надеяться лишь, что, узнав о скандале с графом Арлингтоном, родные Дженнифер сами разыщут нас.

Я зашла в лавку сладостей, которую встретила по пути в гостиницу, и купила лакричных палочек, чтобы порадовать малышку. Здесь были и шоколадные конфеты, но они стоили слишком дорого.

Я вернулась в гостиницу как раз к обеду, о чем меня известила мадам Леонор сразу же, как только я переступила порог.

— А ваша милая сестренка играет с моими ребятишками на заднем дворе.

Я прошла на задний двор, где Дженнифер со стайкой детишек примерно ее возраста играла в игру, похожую на наших «Гусей-лебедей». Те, кто изображали птиц, пытались увернуться от злого коршуна. При этом все они — и гуси, и коршун весело смеялись.

Я впервые видела, что Дженни смеялась. Еще щечки порозовели, а рыжие волосы разметались по плечам. Впервые за всё то время, что я ее знала, она выглядела именно ребенком.

Наверно, не стоило перебивать им аппетит перед обедом, но я всё-таки отдала им бумажный пакетик со сладостями. Ох, сколько радости у них было! А Дженни, подбежав ко мне, принялась рассказывать, что коршун так и не смог ее поймать. Она запыхалась, и видно было, что подвижная игра немного утомила ее. Но то наивное счастье, что было написано на ее лице, заставило меня задуматься.

Дженни было хорошо здесь, среди тех, кто понятия не имел, кто она такая. Здесь никто не будет показывать на нее пальцем и упрекать за то, в чём она совсем не виновата.

А стоило ли нам возвращаться в «Кедровую рощу»? Ведь не было никакой гарантии, что Патрик позволит Дженнифер остаться в его доме. Да я и сама стала бы чувствовать себя там нахлебницей, которую кузен не выгоняет из дома лишь из милости.

Конечно, если бы я была настоящей Аннабел, то я захотела бы вернуться домой, несмотря ни на что. Но я ею не была. Да, я уже успела привыкнуть к старому графу Арлингтону, но он всё равно теперь никого не узнавал и вряд ли заметит мое отсутствие.

— А скажите, мадам, можно ли в городе найти работу, которая не требует особых умений? — спросила я у хозяйки, когда мы с Дженни пришли в столовую залу и сели за стол. — Я могу присматривать за детьми. Или работать продавщицей в лавке, а то и горничной.

— Да что вы, мадемуазель? — мадам Леонор покачала головой. — Видно же, что вы из благородных. Куда вам в горничные? Вот разве что вам можно стать компаньонкой какой-нибудь одинокой дамы. Но еще не известно, согласится ли эта дама, чтобы в ее доме жила ее и ваша сестра.

Она принесла нам сырный суп с поджаренными хлебцами, и мне показалось, что я никогда не ела ничего вкусней. Дженни тоже уплетала за обе щеки. Я впервые видела, как у нее проснулся аппетит. Прежде всегда она клевала как птичка. И это только укрепило меня в принятом решении.

Но от продолжения разговора с мадам Леонор нас отвлекла женщина, которая вошла в залу, с трудом держась на ногах. Сначала я подумала, что ей плохо и требуется помощь. Но когда она подошла к нам поближе, я поняла, что она пьяна как сапожник.

Она была невысокого роста, крепенькая как гриб-боровик, с темными кудрявыми волосами, в которых пробивалась седина. Определить ее возраст я бы затруднилась. Ей можно было дать и лет сорок, и все шестьдесят. Смуглые лицо и руки были изборождено морщинами, но это могло быть связано с работой под палящим солнцем.

— Кружку эля мне, Леонор! — заплетающимся языком велела она.

Она попыталась сесть на стул, но промахнулась бы, если бы девушка-подавальщица ей не помогла.

Кроме нас, в зале не было народа, и женщине не оставалось ничего другого, кроме как изложить именно нам то, что ее волновало.

— Нет, вы подумайте только! Я должна заплатить пошлину, чтобы стать собственницей того, что и так мне принадлежит! С какой стати я должна это делать?

Она смотрела на нас осоловевшим взглядом и явно ждала ответа.

— Так уж заведено, мадам Донован! — откликнулась Леонор. — Всех этих чиновников, что выдают нам документы, тоже нужно за счет чего-то содержать.

Глава 11

Женщина подняла голову и посмотрела на меня. Но сконцентрироваться надолго у нее не получилось, и она затрясла головой. А потом хрипло рассмеялась:

— За кого вы меня принимаете, мадемуазель? За благородную даму? Ха-ха, как бы не так! Нинелла Донован не белоручка! Мне не нужна компаньонка! С чего бы мне платить кому-то за то, с чем я могу справиться сама?

В зал зашли другие постояльцы, и мадам Леонор оставила нас, устремившись к их столику.

— Я могу присматривать за вашим хозяйством, — не отступала я. — Я умею шить, стирать, готовить.

Я понятия не имела, умела ли всё это делать настоящая Аннабел Арлингтон, но теперь это было уже не так важно. Мне нужно было чем-то зарабатывать на хлеб для себя и для Дженни, и я была готова взяться почти за любую работу.

Но Донаван снова посмотрела на меня и недоверчиво зацокала языком.

— Поглядите на свои ручки, мадемуазель! — сказала она. — Да они никогда не держали ничего, тяжелее столовых приборов. И уж ими вы точно никогда не стирали белья.

Тут она подняла над столом свои руки — загорелые, с огрубевшей, потрескавшейся кожей.

— Вот что такое рабочие руки, мадемуазель!

Да, Аннабел никогда не знала тяжелого труда. У нее не было в нём никакой необходимости. Но поскольку теперь на ее месте находилась я, уж я-то знала, как стирать белье. Ремесло это было нехитрое, и даже если здесь нет привычных мне стиральных порошков, уж мыло и щелок всякой найдутся.

— И мне не нужно жалованья, — сказала я. — Я готова работать за еду и крышу над головой.

— Хм, — взгляд женщины стал чуточку более осмысленным и менее ершистым.

— А едим мы с Дженни совсем немного, — я решила сразу сказать и о девочке.

Мадемуазель Донован ухмыльнулась:

— Так я и знала, что тут есть какой-то подвох! Значит, еще и девчонка! Но ты слишком молода, чтобы быть ее матерью.

— Она моя сестра, — торопливо сказала я.

Дженни посмотрела на меня с тревогой, но промолчала.

— А чем вы занимались до этого дня, мадемуазель? — строго спросила Нинелла. — И почему оказались без крова? А может, вы от кого-то скрываетесь и теперь хотите втянуть в это еще и меня?

Она была недалека от правды. Я скрывала от нее нечто важное, но поступить по-другому я не могла. К тому же раз она не была дворянкой, гнев короля был ей не так страшен. Ее не могли лишить титула, ведь невозможно лишить человека того, чего у него нет.

— Наш папенька разорился, и теперь я вынуждена искать работу, чтобы прокормить себя и сестру. Дженни еще слишком маленькая, но я научу ее мыть посуду. И мы очень неприхотливы и не будем вам докучать.

Она фыркнула:

— Да вы хоть знаете, мадемуазель, в какой дыре находится мой дом? А вы, как я погляжу, столичная штучка. Вам балы будут надобны да кавалеры. А там из кавалеров только разве что медведи.

Она думала меня смутить? Меня, которая родилась и выросла в деревне?

— Я не нуждаюсь в кавалерах, мадемуазель! Жених, с которым мы были помолвлены с самого детства, отказался от меня, как только узнал, что мой папенька лишился всего и уже не может дать за мной приданого. Так что об особях мужского пола я теперь весьма невысокого мнения.

Донован одобрительно кивнула. Похоже было, что это мое высказывание пришлось ей по душе.

— Весьма похвально, мадемуазель, что вы столь здраво рассуждаете, — она мотнула головой. — Вот только я всё равно не смогу вам помочь, потому что сама скоро окажусь на улице. Разве вы не слышали, что я говорила любезной Леонор вот только что?

Но свой главный аргумент я пустила в дело только сейчас.

— Приютите нас, мадемуазель, и я заплачу за вас пошлину в пять золотых монет!

Она вздрогнула и посмотрела на меня с изумлением. Мне показалось, что даже хмель выветрился из ее головы.

— Да откуда же у вас такие деньги, мадемуазель, коли папенька ваш совершенно разорен? — задала она резонный вопрос. — И уж коли они у вас есть, так зачем вам ехать в наш медвежий угол? Этого вам хватит, чтобы снять комнату на несколько месяцев здесь, в Эмсворте.

Это я понимала и сама. Но помимо комнаты, нам нужны были еще и еда, и одежда. А всё это в столице было ох как дорого! И я не хотела находиться рядом с теми, кто знал Дженни или саму Аннабел и при встрече мог рассмеяться нам в лицо или унизить жестоким словом.

К тому же мне было жаль саму мадемуазель Донован. Лишиться родительского дома только потому, что у тебя не нашлось денег, чтобы заплатить пошлину, было бы ужасно. И если мы с ней могли помочь друг другу, то почему бы нам этого и не сделать?

— Эти деньги — подарок кузена, и я хотела бы разумно ими распорядиться.

— Разумно? — расхохоталась Донован. — Да само ваше желание поехать со мной уже неразумно! Поверьте, мадемуазель, вам еще не раз скажут, что вы связались с сумасшедшей старухой!

Но ее слова не испугали меня. Она не была похожа ни на старуху, ни на сумасшедшую. Теперь, когда она совсем протрезвела, темные глаза ее лучились умом и какой-то хитринкой.

Глава 12

Я уезжала из столицы в глушь безо всяких сожалений. Перед отъездом я написала письмо Патрику. Описала наши походы по приютам и то впечатление, что они на нас произвели. Я надеялась, что он поймет, почему я не смогла оставить Дженни в Эмсворте. Поблагодарила его за те деньги, что он нам дал (хотя, в сущности, эти деньги были не его, а Арлингтонов, так что он вполне мог позволить себе такую щедрость). И сообщила, что пока не намерена возвращаться в поместье, а постараюсь найти какое-нибудь место службы в столице или в каком-то другом месте.

Я представляла, в какой ужас придет Сондра, когда узнает об этом. Возможно, даже решит, что, желая работать, я позорю семью. Но мне было всё равно, что она подумает. Сейчас я даже радовалась, что пока не могла сообщить им обратного адреса, и им некуда было отправить гневное ответное письмо.

Мы с мадемуазель Донован сходили в бюро регистрации недвижимости и получили документ, подтверждающий ее право на владение земельным участком в местечке Вильфранш в графстве Ланже. Нинелла свернула полученный документ и положила его себе за пазуху. При этом она покачала головой, должно быть, снова подумав о том, что какая-то бумажка не должна стоить целых пять золотых.

Я думала, что мы поедем к месту назначения в почтовой карете, но оказалось, что Донован приехала в столицу в собственном экипаже. Это была старенькая бричка с откидным верхом, который можно было расправить в дождливую погоду и сложить в солнечную. Тянувшая экипаж лошадь была немолода, а сам экипаж немилосердно скрипел, но это ничуть не испортило нам впечатлений от поездки.

Когда мы только вышли из гостиницы, Нинелла ловко вскочила на козла, и Дженни посмотрела на нее с удивлением.

— А что делать, малышка? — рассмеялась та. — Я не могу позволить себе держать кучера.

Мы выехали из столицы утром, и когда мы ехали по уже шумным улицам, Нинелла не уставала удивляться:

— И как можно не заблудиться в таком большом городе? И разве здесь нормально поспишь, когда за окном всё время ездят экипажи? А еще у нас принято здороваться с каждым встречным. Но если и тут так поступать, то, пожалуй, и язык смозолишь.

Зато, когда мы выехали за городские стены, она сразу повеселела. Леса и луга были ее стихией, а поскольку погода в этот день выдалась теплая, то мы могли любоваться теми красотами, мимо которых проезжали.

Мадам Леонор наложила нам в дорогу целую корзинку всяких вкусностей, и на обед мы остановились в весьма живописном месте на берегу реки. Поели холодного мяса со пшеничным хлебом и сладких пирогов.

— А с кем вы живете, мадемуазель Нинелла? — осмелилась всё-таки полюбопытствовать я. — Неужели вы со всем хозяйством управляетесь сама?

Наверно, стоило спросить об этом намного раньше, но мне казалось это неудобным. Дама она была с характером, могла и обидеться. Теперь же, когда мы уже проделали полпути, она вряд ли отправит нас обратно.

— Одна служанка у меня всё-таки есть, — хмыкнула она в ответ. — Так что не беспокойтесь, мадемуазель, стирать белье да готовить на кухне вам не потребуется. Но и другой работы в доме достаточно — без дела сидеть не придется.

— А дом ваш стоит прямо посреди леса?

— Возле леса, да, но не посреди. Там неподалеку есть деревенька. Возле дома огород, перед домом — речка. Прадед мой уж больно рыбу ловить любил, вот и выстроил дом наособицу ото всех, на берегу реки. По весне вода чуть не к самому дому подходит.

Строить дома на берегу реки казалось мне совершенно нормальным явлением. У нас на Севере, откуда я была родом, все деревни вдоль реки стояли — и полюбоваться есть на что, и воду в дом да в баню проще таскать.

— В нескольких лье от нас находится поместье графа Ланже. Его сиятельству мы платим налог за то, что проживаем на его землях. А еще один налог платим его величеству. А чтобы денег заработать, овощи с огорода возим в город на ярмарки. Ближайший к нам город называется Ланжерон. Он раз в десять, поди, меньше столицы. Не такой шумный, но очень красивый.

Когда мы продолжили путь, Дженни села на козлы рядом с Нинеллой, и та даже дала ей подержать вожжи.

— Вот только скучно вам там будет, барышни! — вздохнула мадемуазель Донован. — Никаких развлечений у нас там нет. Летом разве что в лес сходить можно грибов да ягод пособирать. А зимой только рукодельем заниматься. Прясть, вязать да кружева плести умеете ли?

Плести кружева я не умела. Прясть меня когда-то учила бабушка. Правда, как я ни старалась, шерстяная нить выходила у меня толстой. А вот вязала я неплохо — и шапочки, и рукавички, и носочки. Поэтому в ответ на ее вопрос кивнула. Надо будет, так освоим и новое ремесло.

Дорога шла в обход Ланжерона, поэтому Нинелла показала нам его высокие шпили лишь издалека.

— Вот и наше графство Ланже! — сказала она.

Она произнесла это с гордостью, и я поняла, что она очень любит свою малую родину.

К дому мадемуазель Донован мы подъехали уже в сумерках, поэтому разглядеть его толком я не сумела. Увидела только, что был он двухэтажным и довольно добротным — совсем не похожим на маленькие деревенские дома, мимо которых мы проезжали.

Когда экипаж въехал во двор, на крыльцо выскочила женщина среднего роста в чепце и фартуке поверх простого платья. Она поприветствовала хозяйку, а потом увидела нас и всплеснула руками:

Глава 13

– Это Летиция, – сказала мадемуазель Донован. – Она хороший человек, но скупа до крайности. И если вдруг она не станет класть вам масло в кашу или мясо в тарелку супа, то не стесняйтесь сами потребовать у нее этого.

Женщина в фартуке возмущенно фыркнула:

– Да если бы не моя скупость, мадемуазель, то вы бы давно по миру пошли!

– Не ворчи, Летти! – отмахнулась хозяйка. – Лучше покажи мадемуазель Арлингтон и ее сестре комнаты, в которых они могут остановиться. И да, еда нам тоже потребуется на троих.

Служанка замахала руками и собиралась что-то сказать в ответ, но Нинелла не стала ее слушать. Она поднялась на крыльцо и позвала нас за собой.

– У Летти доброе сердце, но не самый простой характер. И она долго сходится с людьми. У нее нет ни единой причины, чтобы им доверять. Но зато если она кого-то полюбит, то человека преданней ее вы не найдете.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж и вошли в просторную комнату с окнами, выходящими на три стороны.

– Это гостевая комната, – сказала мадемуазель Донован. – А поскольку гости у нас бывают редко, то она почти не используется.

Она зажгла лампу, свет которой позволил увидеть две массивные деревянные кровати с высокими спинками. Они были накрыты лоскутными покрывалами. На каждой горками лежали подушки в украшенных вышивкой наволочках.

Мне показалось, что я попала в детство. У нас в деревне еще можно было побывать в таких домах со множеством вещей ручной работы. В них бывало светло и уютно. И я здесь сразу почувствовала себя как дома.

А вот Дженни наверняка оказалась в такой обстановке впервые – она разглядывала интерьер с большим любопытством. Но поскольку здесь было явно лучше, чем в приюте, она улыбалась.

– Умыться можно вот здесь, – хозяйка указала на стоявший на маленьком столике медный таз. – Летти сейчас принесет вам воды. А искупаться можно будет завтра утром в речке. Отхожее место находится во дворе. Ежели еще что понадобится, не стесняйтесь спрашивать Летти. Она, хоть и поворчит, но сделает. Как умоетесь, спускайтесь вниз, будем ужинать.

Она ушла, а через пять минут Летиция принесла воду в большом фарфоровом кувшине. Вода была холодная, но про теплую я спросить постеснялась – женщина и без того поглядывала на нас безо всякого дружелюбия. Я была уверена, что мысленно она ругалась на понаехавших.

Мы умылись и спустились в большую кухню, где на столе уже дымился чугунок с кашей, а по глиняным кружкам было разлито молоко.

Когда мы сели за стол, Летиция стала раскладывать кашу по тарелкам. Она положила всем примерно поровну, а вот масло добавила только в тарелку хозяйки. Нинелла бросила на нее укоризненный взгляд и покачала головой. Этого оказалось достаточно, чтобы Летти положила по маленькому кусочку масла и нам. Свою же кашу она всё-таки не сдобрила.

Каша оказалась рассыпчатой и вкусной, но мне немного не хватило соли, и я взяла щепотку из деревянной солонки, стоявшей в центре стола. Летти посмотрела на меня как на врага, но ничего не сказала.

Может быть, соль здесь была очень ценным и дорогим продуктом? Следовало выяснить это, чтобы не тратить ее слишком много.

Когда после ужина мы вышли из-за стола, я предложила Летти помочь вымыть посуду, но она только скептически посмотрела на мои руки и отрицательно покачала головой.

Мы с Дженни вернулись в комнату, переоделись и нырнули под одеяла. Дорога так утомила нас, что мы заснули почти сразу. Сначала я услышала тихое сопение малышки, а потом и сама провалилась в на удивление крепкий сон.

Проснулась я, когда в комнате было уже светло. За окном пели птицы и стрекотали кузнечики. Я уже почти отвыкла от этих звуков и теперь радовалась им как ребенок.

У меня с собой были только два платья, и сейчас я надела второе, решив постирать ту одежду, которую мы носили в столице.

Дженни еще спала, и чтобы не разбудить ее, я вышла из комнаты и спустилась на первый этаж. Судя по всему, на завтрак тоже ожидалась каша, только если вечером была пшенная, то сейчас овсяная.

– Вам чем-нибудь помочь? – спросила я у хлопотавшей у печи Летиции.

Она фыркнула и промолчала. Но в этот раз я решила быть настойчивей.

– Я могу подоить корову, – предложила я.

А почему бы и нет? Корова-то у них была точно. И хотя сама я не занималась этим делом уже много лет, когда-то бабушка учила меня этому весьма непростому занятию.

Сначала Летти снова хотела отказаться, но потом вдруг кивнула и достала мне из-за печи подойник. Это было деревянное ведро с узким носиком.

– Мне нужна теплая вода, – сказала я.

Нельзя же доить корову, если вымя у нее грязное? И мыть его холодной водой тоже нельзя.

Теперь Летиция посмотрела на меня с удивлением. Должно быть, не ожидала от меня таких познаний. Но воду дала. А потом и показала, где находится хлев.

– А как зовут корову? – спросила я.

Во время дойки нужно разговаривать с животным и для этого лучше бы знать ее имя.

– Белянка, – буркнула Летти.

В хлев я вошла с весьма оптимистичным настроем. Там было тепло и чисто. А стоявшая там корова вполне оправдывала свое имя – она была белоснежной.

Глава 14

Не успела я подставить к корове низенькую скамеечку, как Белянка уже ухитрилась опрокинуть ведерко с теплой водой. Я внутренне зарычала, но вслух сказала почти ласково:

— Белянушка, ну, что же ты так? А хочешь, я тебе вкусняшку дам?

Кусок хлеба она слизнула языком с моей ладони, но взгляд ее ничуть не потеплел. Но я уже увидела то, что нужно. Я отставила скамейку обратно к стене и потопала в дом.

— Что же вы, мадемуазель Летиция, подшутить надо мной вздумали? — я укоризненно покачала головой. — Могли бы сразу сказать, что корову уже подоили. Или вы думали, что я пустое вымя от полного отличить не смогу?

Женщина в ответ осклабилась, показав нестройный, прореженный ряд зубов.

— А нешто вы думали, барышня, что корова до такого времени не доена может быть? Да и наша корова вас к себе всё равно не подпустит. Не любит она чужих.

Не подпустит? Ну, это мы еще посмотрим! Но спорить я сейчас не стала, решив, что сначала надо подружиться с животинкой, а потом уже что-то доказывать.

— Как спалось, мадемуазель Арлингтон? — спросила вошедшая в кухню Нинелла.

— Замечательно! — ответила я.

— И мне хорошо спалось! — заявила тоже спустившаяся к завтраку Дженни.

Глядя на ее сияющее лицо, даже Летиция не смогла не улыбнуться.

Помимо каши, на завтрак был свежий творог с мёдом — такой вкусный, какого я давно уже не пробовала. И я искренне похвалила того, кто его делал.

— Летти у нас на это мастерица, — сказал мадемуазель Донован. — У нее и сыр справный выходит, и пироги пышные.

Сама Летти ничего не сказала, но я видела, что ей была приятна моя похвала.

После завтрака мы с Дженнифер отправились на речку. Несмотря на то, что день выдался солнечным и довольно теплым, вода в реке оказалась холодной, и я запретила девочке в нее заходить. Дженни была еще слишком слаба после болезни и легко могла простудиться.

А вот я сбросила платье и, оставшись в сорочке, нырнула в воду. Немного поплавала, окунаясь с головой, пытаясь хотя бы таким образом смыть дорожную пыль. Но быстро замерзла и поспешила выйти на берег.

Я еще со своего пребывания в имении Арлингтонов знала, что купаться тут было принято в нижнем белье, и сейчас намокшая сорочка не давала мне согреться. Я кое-как натянула поверх нее платье и припустила к дому. Нет, принимать ванну таким способом мне совсем не понравилось.

— Поди, замерзли? — спросила хозяйка, услышав, как стучали мои зубы. — Садитесь к печи, отогревайтесь.

Я так и сделала. Но сначала предпочла переодеться. Насухо вытерлась жестким холщовым полотенцем, надела другую сорочку и закуталась в большую шаль.

— А как вы моетесь в холодное время года? — спросила у Нинеллы, вернувшись в кухню.

— Лохань в сарае стоит, — ответила она. — Можно согреть ведро воды и вдоволь намыться. А зимой лохань и в дом занести можно.

Но я покачала головой. Такой способ хорош для ребенка. Чтобы намыть Дженни, много воды не нужно. А вот представить в лохани себя саму я могла с трудом. Да и трудно человеку, привыкшему к комфортным ваннам и теплым баням, променять их на маленький тазик.

— А разве бань у вас здесь нет?

Судя по тому, как нахмурилась Нинелла, даже само это слово было ей не знакомо. И я принялась объяснять:

— Это такое маленькое помещение с печью, в котором можно мыться.

— Это, должно быть, у вас, у господ так принято, — ничуть не удивилась она. — А мы про такое не слыхали. Хотя у кого в домах большие печи, те, знаю, прямо в печах моются. Но это уж когда на улице совсем студено. Да и вылезаешь ты из печи чумазый как вороненок. Что мылся, что не мылся — всё едино.

Я не стала продолжать этот разговор сейчас, но решила, что нужно вернуться к нему, когда я познакомлюсь со здешним бытом поближе. Вокруг дома был лес, и густой, а значит, строительный материал для бани точно найдется. Нужно только выяснить, можно ли тут рубить деревья, и дорога ли в деревне рабочая сила. Пока же следовало сосредоточиться на том, как можно заработать деньги.

— А что из ягод и грибов сейчас есть в лесу? Если вы покажете нам, где и что растет, то мы с Дженни могли бы собирать их на продажу. Мы вовсе не хотим быть нахлебниками.

— Покажу, — кивнула она. — Чего же не показать? Места здесь красивые и всего вдоволь.

— А звери дикие? — с опаской спросила я.

— И они есть, — усмехнулась Нинелла. — Да только летом они на людей не нападают — если только к детенышам их не подойдешь. Ну, да я присказку вам скажу — произнесете ее вслух, и никакой зверь вам не будет страшен.

До обеда я решила постирать белье. Как я и думала, стирали тут со щёлоком — водным раствором древесной золы — целая кадушка с которым стояла в сенях.

За моими действиям и Нинелла, и Летти поначалу наблюдали скептически. Но я знала, что нужно делать, и умела обращаться со стиральной доской (здесь она была полностью деревянной). А полоскать белье я снова отправилась на реку. А потом ловко развесила его на протянутую между сараем и хлевом веревку.

— Что-то вы, мадемуазель Арлингтон, шибко много для благородной барышни умеете, — с прищуром посмотрела на меня Нинелла. — Или у вас в имении не было служанок? Не похоже. Ручки у вас больно белые да бархатистые, словно вы без перчаток никогда и не хаживали. Разве бы вам позволил кто стирать?

Глава 15

На следующий день мы отправились в лес сразу после завтрака. И пока мы шли по лесной тропинке, я задала Нинелле те вопросы, что меня волновали.

— А задорого ли можно продать в городе ягоды и грибы?

Она обернулась и покачала головой:

— Нет, того, что выручишь, хватит разве что на то, чтобы купить лишь самые необходимые продукты. Да и откуда же взяться высокой цене, если все, кто живет в деревне, на ярмарку с одним и тем же товаром приезжают? К окончанию торга будешь готов отдать бочонок ягод за медную монету.

Я вздохнула. Это было печально. Не то, чтобы я надеялась на этом разбогатеть, но хотела заработать хотя бы на то, чтобы нам всем тут было комфортно.

Я заметила, что на огороде, что был возле дома, росли только самые простые овощи — картошка, свекла, редька, репа, морковка, капуста да всякая зелень. За огородом было поле с овсом. Но ни пшеницу, ни рожь Нинелла с Летти, похоже, не сеяли, а значит, муку им тоже приходилось покупать. А еще сахар и соль. В хозяйстве были корова и куры, то есть молочные продукты были свои. Но вряд ли женщины занимались рыбалкой и охотой, следовательно мясо и рыба тоже были покупными. И на всё на это требовались деньги.

А ведь еще нужны одежда и всякие необходимая в хозяйстве утварь. В доме было уютно и красиво, но все предметы интерьера наверняка были приобретены еще родителями Нинеллы, а то и ее бабушками и дедушками, а значит, рано или поздно нужно будет их обновлять. Да и сам дом уже требовал ремонта.

— А за счет чего вы платите налоги?

— В прошлом году дикого меда в лесу было мало. Зима суровой оказалась, пчелы померзли. Цена на мёд сильно выросла. А я сумела его добыть. Нашла те дупла, в которых они перезимовали. Выручила тогда на ярмарке достаточно, чтобы и налоги заплатить, и продуктов на зиму купить. Брат-то у меня хорошим бортником был, многому и меня научил. Но раз на раз не приходится.

Дженни тоже пошла с нами в лес, и вот для нее-то он был полон открытий. Она впервые оказалась в лесной чащобе и, задрав голову вверх, с изумлением разглядывала высоченные сосны и ели.

Ее приводило в восторг всё — и перебежавший тропинку ёж, и большой муравейник с тысячами своих обитателей, и стучавший по дереву дятел, и громкий ручей с прозрачный водой. Чего уж было говорить про ягоды, которые она впервые сама рвала с куста?

В лесу было много земляники и красной смородины, которую Нинелла называла кислицей. Земляника была слаще и понравилась Дженни больше, поэтому она стала собирать именно ее, ползая по угору с маленьким плетеным туеском. А мы взялись за красную смородину и довольно скоро набрали по целой корзине.

Потом мы сели на поваленное ураганом дерево и съели по куску пирога с луком, запив его сладким морсом. Мне показалось, что я никогда не ела ничего вкусней!

Когда мы шли через лес обратно, я вздрогнула, услышав хруст ветвей неподалеку. А потом среди деревьев мелькнуло что-то большое и темное. Я вздрогнула и испуганно охнула.

— Медведь???

Но Нинелла спокойно ответила:

— Нет, это лоси. Они почему-то любят есть траву именно на той поляне. Будто мёдом им там намазано. Они большие, но не опасные. Разве что, когда они бегут, нельзя становиться у них на пути, а не то затопчут.

Я прежде видала лосей, а вот Дженни даже не поняла, о ком именно мы говорили, и долго еще оглядывалась, надеясь разглядеть среди деревьев и кустов большого диковинного зверя.

После обеда все дружно сели перебирать ягоды. Отрывали их от веточек и бросали в высокую кадушку, которую потом Нинелла отнесла в холодный чулан.

В доме было много мужской работы, которую им с Летти приходилось делать самим. И я снова подумала о том, что в хозяйстве совсем не помешал бы какой-нибудь работник мужского пола. Вот только на какие шиши нам было его нанимать?

На ужин Летти приготовила овощное рагу — очень вкусное даже без мяса — но оно тоже было малосолым. И я уже поняла, что соль здесь ценилась на вес золота.

— А капусту вы на зиму солите? — спросила я.

Нинелла кивнула:

— Солим маленькую кадушечку. Если, конечно, на ярмарке соли удается прикупить. Ее издалека привозят, из чужой страны Валернии, с самого морского побережья, до которого ехать много дней и ночей. А когда Эртландия с Валернией воевала, то соль и вовсе невозможно было купить. Я то время почти не помню, маленькая еще была. Но матушка рассказывала, что тогда соль была на столе только у очень знатных и богатых господ.

Я с детства любила соленое и сейчас с трудом сдерживала себя, чтобы не потянуться к солонке. И только осуждающий взгляд Летти заставил меня смириться с недосолом. Но я понимала, что полный отказ от соли мог навредить здоровью. Значит, нам нужно заработать столько денег, чтобы не приходилось отказывать себе хотя бы в самом необходимом. Вот только как это было сделать?

Утром я с удивлением увидела Нинеллу в мужской одежде. Оказалось, она собралась на реку проверять сети, так что на обед у на была уха из налима. Вот только она тоже оказалась пресной, и я всё-таки не удержалась и бросила в тарелку щепотку соли. И сразу же услышала, как Летиция тяжко вздохнула.

Глава 16

На следующий день мы с Дженни снова пошли в лес. Я уже знала, где растут ягоды, и надеялась, что мы не заблудимся. Главное было не сворачивать с тропинки до самого луга, по сторонам которого росли кусты красной смородины.

Пока мы шли, я искала и грибы. Поскольку среди них могли попасться ядовитые, я решила брать все, а потом уже разбираться с Нинеллой, какие из них можно употреблять в пищу. Дженни я тоже предупредила, чтобы, кроме земляники и смородины, она не тащила в рот никаких ягод. А то наверняка тут растут и волчье лыко, и вороний глаз, и паслён.

На обратном пути мы снова приметили лосей на той же поляне. Слова нашей хозяйки про то, что тут им «будто мёдом намазано» еще вчера заставили меня призадуматься.

И лоси, и олени любят соль. Охотники для приманивания зверей даже специально ставят в лесу солонцы.

И сюда они наверняка тоже приходят не просто так. Может быть, поблизости есть соленый ручей, и трава с кустарниками, что растут вдоль него, тоже пропитываются солью.

Но эту мою мысль Нинелла сразу отвергла.

— Во всех лесных ручьях тут пресная вода. Неужели вы думаете, барышня, что мы пропустили бы такой источник?

И чистившая возле печки чугунок Летти тоже насмешливо хмыкнула.

Но всё-таки они не переубедили меня. Даже если соленая вода не выходила на поверхность, возможно, она была под землей. А значит, можно было попытаться ее добыть.

Когда я училась в школе, я однажды выиграла областной конкурс исследовательских проектов с работой на тему соляных промыслов на Севере России. Поэтому эта тема была мне знакома, хотя и только теоретически.

Соль у нас в Поморье добывали не только на побережье Белого моря, но и далеко от морских берегов. Я бывала в Сольвычегодске и Нёноксе, где было много знаменитых солеварен. Я даже примерно представляла, как там всё было устроено — видела картинки в книгах и макеты на выставках.

Иногда соленые источники находились неглубоко, и тогда, чтобы добраться до воды, достаточно было вырыть колодец. Но иногда соленый раствор приходилось поднимать с глубины до двухсот метров. А вот это в здешних условиях уже было проблематично.

И чем глубже залегали такие воды, тем дороже обходилась добыча соли. А ведь ее потом еще нужно было вываривать. А для этого нужны дрова. Большое количество дров.

И всё-таи попытаться стоило. Но прежде следовало кое-что выяснить.

— Скажите, мадемуазель Донован, а кому принадлежит здешний лес?

— Сколько раз я просила называть меня просто Нинеллой? — недовольно откликнулась та. — Не привыкшие мы тут к благородному обращению.

— Тогда и вы называйте меня Аннабел, — сказала я. — А еще лучше просто Анной.

Имя Анна было мне ближе и родней. Так меня назвали мои родители, и слышать его снова мне было бы очень приятно.

— Хорошо, — кивнула Нинелла. — Тогда и выкать не будем, раз тут все свои. А что касается леса, то принадлежит он графу Ланже. Нынешний граф очень добр, и он не запрещает нам собирать грибы и ягоды в лесу, а также охотиться в его угодьях.

— А рубить лес на дрова? — сразу же уточнила я.

— Это уже за отдельную плату, — сказала Нинелла. — За этим присматривает графский лесничий. В деревне, бывает, находятся те, кто не гнушается завалить лесину бес разрешения. Но если об этом узнают, наказание будет суровым. Да и разве хорошо это — обманывать его сиятельство, который делает нам столько добра?

Я согласилась, что это не хорошо.

Теперь мне стало понятно, что без участия графа заняться соляным промыслом не представляется возможным. Нельзя вырыть колодец в лесу и остаться при этом незамеченным. А ведь нужно еще и построить солеварню.

Значит, это должно быть совместное дело — наше и графа. Вот только как это можно было организовать, я пока не понимала. Конечно, я могу отправиться в поместье Ланже и познакомиться с его сиятельством. Ведь Аннабел Арлингтон тоже знатная особа, путь теперь ее отец и лишен своего титула. Но что даст мне разговор с графом?

Если он типичный аристократ, не готовый ко всяким новшествам, то он только посмеется надо мной. А ведь некоторые дворяне и вовсе считали зазорным получать деньги за счет каких-то промыслов, считая это уделом купцов и ремесленников.

Но даже если его сиятельство окажется достаточно прогрессивным, то, когда я расскажу ему про свою идею, что помешает ему воспользоваться ею одному? Зачем ему брать в дело каких-то женщин, живущих на окраине его леса?

Возможно, конечно, здесь тоже существовало что-то вроде наших патентов на изобретения. Но сколько времени пройдет, прежде чем я сумею такой патент получить? И сколько денег мне на это потребуется?

Ответы на эти вопросы я вряд ли могла получить от Нинеллы. Интересно, была ли публичная библиотека в том городе, который был ближе всего к нашему дому? Кажется, он назывался Ланжерон. Стоит выяснить это, когда мы поедем туда на ярмарку.

Я сидела в комнате у раскрытого окна, размышляя об этом, когда услышала на улице голос Летти.

— На-ко вот, дитятко, тебе куколку дам.

Я выглянула в окно и увидела, как Летиция протянула Дженни тряпичную куклу.

Глава 17

В Ланжерон мы отправились, не дожидаясь ярмарки. Ягод набралось уже много, и чтобы продать их по более высокой цене, нужно было привезти их в город как можно более свежими.

У нас были целая кадушка с красной смородиной и небольшое лукошко ароматной земляники. А еще большая корзина грибов, которых сами мы даже не попробовали. В лесу было довольно сухо, и нам удалось найти только несколько десятков довольно крепких грибов, похожих на наши подберезовики. Видела я на полянах и поганки, которые Нинелла называла ведьмиными грибами. Мы обе строго-настрого наказали Дженни к ним не подходить.

По дороге в город Донован рассказывала нам про столицу здешнего графства. Ланжерон имел многовековую историю. Славился он как раз лесными промыслами, поскольку лесов в графстве Ланж было не в пример больше, чем в других провинциях. Особенно масштабной в нём бывала большая ярмарка в начале осени, на которую съезжались продавцы и покупатели со всей страны. На ней продавали ягоды, грибы, лесной мед, овощи, фрукты, ароматные сушеные травы и плетеную из лыка утварь.

— А где находится поместье самого графа Ланже? — полюбопытствовала я.

— Примерно на полпути от нас до Ланжерона, — ответила Нинелла. — Оно стоит в стороне от большой дороги и с неё из-за леса не видно. Но у его светлости есть дом и в самом городе. Вернее, даже не дом, а старинный замок — когда-то, во времена набегов варваров, он был большим и могучим, но со временем часть башен и крепостных стен разрушились, и теперь от него осталось только одно центральное здание, вокруг которого и выстроили этот город.

Мы добрались до города примерно за три часа, при этом ехали неторопливо. Наверно, если ехать верхом, то можно преодолеть это расстояние часа за полтора. А это значило, что имение графа находилось совсем недалеко от нас.

Ланжерон стоял на берегу реки Вилья — той самой, возле которой находился и наш нынешний дом. Только здесь она была более широкой и полноводной. Два берега соединял добротный каменный мост.

Нинелла хорошо знала город и потому мы не плутали по его узким улочкам, а быстро добрались до нужного места. Она остановила экипаж у таверны под вывеской «Корона и меч» на большой площади.

Мы вошли внутрь. Румяная златокудрая хозяйка в бордовом платье и белоснежных чепце и фартуке с оборками расцеловалась с Нинеллой, а потом протянула руку мне.

— Белинда Барье, — так она назвалась.

Она усадила нас за один из больших столов, что стояли в зале, а потом велела своему помощнику забрать из нашего экипажа ягоды и грибы.

— Должно быть, вы проголодались, — не терпящим возражений тоном сказала она.

Но мы и не собирались возражать. Нам действительно хотелось есть. И потому когда на столе оказалось ароматно пахнущее жаркое в горшочке и пышный, еще теплый хлеб, у меня заурчало в желудке.

Мы ели из одного горшочка, по очереди черпая деревянными ложками мясо и картошку. Блюдо было таким вкусным, что даже когда я утолила свой голод, я не могла от него оторваться до тех пор, пока мы не вычерпали всё до донышка.

А потом Белинда принесла еще и сладкие пироги, и вкусный напиток, чем-то похожий на квас. Нам с Дженни этих яств было вполне достаточно, а вот Нинелла затребовала себе еще кружку эля. Она явно хотела поболтать с хозяйкой таверны, и я решила воспользоваться этим и посмотреть город, а может, и отыскать публичную библиотеку.

Белинда про библиотеку ничего сказать не смогла. Она посоветовала нам сходить в книжную лавку на Гончарной улице, что брала свое начало от здания Ратуши.

— Ее хозяин месье Шаржен уж точно вам что-нибудь присоветует, мадемуазель! Во всём городе вы не сыщете никого, ученее, чем он.

Мы с Дженни вышли на улицу и огляделись. Я сразу увидела на другом конце площади здание старого замка, выстроенное из огромных валунов. Должно быть, это и была городская резиденция графа Ланже.

А неподалеку от него стояло двухэтажное здание с высокой башенкой по центру. Наверняка это Ратуша и была.

Площадь была вымощена булыжником, а все стоящий на ней здания выкрашены в приятные пастельные цвета, отчего казались похожими на сладкие пряники.

На башне Ратуши были огромные часы. Когда мы подошли к зданию, они пробили полдень, и расположенные на окружности циферблата фигуры в виде Солнца, Луны и звёзд пришли в движение, чем привели Дженни в восторг.

Гончарную улицу мы тоже отыскали довольно быстро — она, как и большинство здешних улиц, была довольно узкой, и если по ней ехал экипаж, то пешеходам приходилось чуть не прижиматься к стенам домов.

Поскольку это был центр города, на улочке находилось большое количество всевозможных лавок и маленьких мастерских, и из них только одна оказалась гончарной.

Потемневшую от времени вывеску «Книги» мы увидели в самом конце улицы. Мы поднялись на высокое крыльцо. На двери звякнул колокольчик.

Давка была небольшой, но в ней было столько самых разных книг, что я восторженно замерла на пороге. Книги тут были повсюду: в служившем витриной большом окне, в высоких шкафах, стоявших вдоль всех стен, и на столе, за которым сидел хозяин — рыжеволосый мужчина средних лет.

Когда мы вошли, он посмотрел на нас поверх висевших на самом кончике носа очков и мигом вскочил со стула.

Глава 18

Когда мы вышли из книжной лавки, то направились не в таверну, а в небольшой ювелирный магазинчик, который я приметила неподалеку от Ратушной площади. Когда мы вошли туда, там уже был посетитель, который выбирал подарок своей невесте, а потому нам пришлось подождать.

Я прошлась вдоль стеклянных витрин, в которых были разложены самые разнообразные ювелирные украшения. Здесь явно была мода на массивные драгоценности, которые могли показать достаток того, кто их носил. Изящных колечек и тонких цепочек тут почти не было.

— Чего желаете, мадемуазель? — обратился ко мне хозяин, когда покупатель вышел из магазина. — Могу предложить золотые или серебряные серьги с самыми разнообразными драгоценными камнями. Некоторые из них только-только прибыли из столицы и потрафят самому взыскательному вкусу.

— Благодарю вас, месье, — я покачала головой, — но я хочу не купить, а продать.

Это решение я приняла еще до поездки в Ланжерон. Мне хотелось иметь хоть немного собственных денег.

Я протянула ювелиру браслет, который я часто надевала с тех пор, как оказалась в Эртландии. Я не знала, был ли он золотым или только позолоченным и имел ли какую-то историческую ценность. И спросить об этом мне было не у кого.

Рассказать о своем намерении мадемуазель Донован я не могла — она наверняка отговорила бы меня от продажи браслета. А я в своем решении была уверена. Может быть, этот браслет и значил что-то для настоящей Аннабел, но я ею не была, и мне куда важней было то, что вырученные от его продажи деньги могли дать мне возможность купить что-то для моих хозяек или для Дженни.

— Весьма интересная вещица, мадемуазель, — сказал ювелир, внимательно изучив браслет с помощью лупы. — Но, к сожалению, много предложить вам за нее не могу — такие браслеты сейчас не в моде. Возможно, в столице вам дадут за нее гораздо больше.

Да уж, за морем телушка полушка, да рубль перевоз. Я и сама понимала, что куда выгоднее я могла бы продать браслет в Эмсворте. Но что толку было думать об этом сейчас?

— Я смогу заплатить вам за него не больше двух золотых. В некоторых местах на металле заметны потертости. И это не столь старинная вещь, чтобы кто-то согласился купить ее как историческую реликвию.

Наверняка он занизил цену как минимум раза в полтора. Поэтому я немного поторговалась, но выторговала только еще три серебряных монет. Но и это было хорошо.

— Только прошу вас, сударь, дать мне деньги мелкими монетами.

Вряд ли в деревне или в городе на ярмарке я смогу расплатиться золотыми монетами. А вот медные и серебряные были как раз кстати.

Он отсчитал мне двадцать серебряных монет и тридцать медных. Получилась довольно солидная стопка и вдобавок к монетам он дал мне и маленький бархатный мешочек. Я сложила туда деньги и спрятала их в карман платья.

Мы с Дженни вернулись в таверну как раз тогда, когда наша хозяйка уже готова была подняться из-за стола.

На обратном пути Нинелла показала мне отворотку от главной дороги, что вела в поместье графа Ланже.

— Только самого его сиятельства, должно быть, сейчас там нет, — сказала она. — Чуть не половину года он обычно проводит в столице. Что ему делать в нашей глуши? В Эмсворте балы, приемы и прочие приятности. А тут кругом леса да комары.

В таверне она явно не обошлась одной кружкой эля и сейчас была особенно словоохотлива.

Ее слова заставили меня задуматься. Я совсем не учла того, что графа Ланже может не быть дома. И если он и в самом деле отбыл в столицу, то поделать с этим я ничего не могла. Никому другому рассказывать о своем проекте я была не намерена.

— А насколько хорошо ты знаешь его сиятельство? — я не сразу привыкла обращаться к ней на «ты», но теперь мне уже приходилось прикладывать к этому куда меньше усилий.

Она пожала плечами:

— А чего мне его знать? Он — граф, а мы живем на его земле. Вот и всё, что нам надлежит знать. Но, надо признать, человек он не такой уж дурной. Вот его папаша был тем еще снобом.

Мне показалось странным, что она назвала прежнего графа снобом. В моем представлении человек, принадлежащий к высшему обществу, снобом быть не мог в принципе. Но, возможно, здесь это слово имело немного другой оттенок.

Дорога здесь была малолюдной, и по пути домой нам встретилась только одна телега, на которой средних лет крестьянин вез большую кучу травы. Когда его транспортное средство поравнялось с нашим, он сдернул с головы картуз и поприветствовал нас поклоном. Похоже было, что мадемуазель Донован здесь уважали.

— А почему наш дом находится не в деревне, а на самой опушке леса? — задала я вопрос, который давно уже меня волновал.

Сама я находила ему только одно объяснение — может быть, кто-то из предков Нинеллы служил в должности лесничего или егеря. И оказалось, что я была права.

— Прадед мой присматривал за охотничьими угодьями его сиятельства, — ответила она. — И по дозволению тогдашнего графа получил разрешение поставить свой дом возле леса на берегу реки.

— Но не тоскливо ли вам жить так далеко от людей?

Она хохотнула:

— Ты уже жалеешь, что променяла столицу на нашу глухомань? Вам, молодым, небось, хочется танцев и развлечений?

Глава 19

Поскольку ни Нинелла, ни Летти не имели представления о том, что такое баня, мне пришлось нарисовать немало картинок прежде, чем они хотя бы начали меня понимать.

— Отдельное строение для того, чтобы мыться? — недоумевала Летиция. — Это же сколько материалу всякого на него придется потратить! А мыться можно и в сарайке. Нагрел воды да и плескайся сколько хошь.

— Это что же, Анна, у вас такое в поместье было? — уточнила мадемуазель Донован. — Но, может, народу много было, а здесь нас только четверо. Стоит ли овчинка выделки?

Но я стояла на своем, и они сдались. Деньги были мои, и тратить мне их они запретить не могли. Только сокрушались, что израсходовать их можно было бы с большей пользой.

Что бы не оказалось так, что я замахнулась на что-то, что не смогу потянуть, я начала с составления сметы.

Участок для строительства у нас был. Для бани много места не нужно, и она прекрасно впишется на свободное место возле сарая. Основные затраты придутся на покупку бревен и досок и труд плотников. Но оказалось, что на это потребуется не так уж и много средств.

Я не хотела строить большую баню с отдельной парилкой, какая была у меня дома в деревне. Нам достаточно будет самого простого варианта. Но и на него потребуется не меньше семи кубометров леса. Впрочем, лес здесь был не дорогим.

Нинелла сказала, что договорится об этом с лесничим.

— Стоить это будет не меньше пяти серебрушек, — предупредила она. — А за распил на доски у нас тут мало кто возьмется. Надо будет съездить в деревню поговорить. Это же нужен специальный инструмент, который не у каждого мастера в хозяйстве есть. Заодно и работников найдем.

С лесничим дело она уладила быстро, а через день мы отправились в деревню Вильфранш, что находилась на расстоянии одного лье. Деревня оказалась большой. Тут было несколько десятков довольно приличного вида домов и еще больше маленьких, явно давно нуждавшихся в ремонте. Я обратила внимание, что отнюдь не все они были построены из дерева.

Большие (некоторые даже в два этажа) дома действительно были срублены из бревен, а вот маленькие лачуги были в-основном глиняными. И почти на всех домах были соломенные крыши.

В один из домов примерно среднего достатка мы даже вошли. Нинелла сказала, что именно здесь живет лучший плотник Вильфранша месье Робер.

Внутренне убранство соответствовало внешнему виду дома — здесь было чисто, уютно, но никакой роскоши не наблюдалось. Небольшие окна, которые впускали в комнату совсем немного света, были затянуты бычьим пузырем. И я только сейчас осознала, что в доме Нинеллы окна как раз были стеклянными, но судя по всему, для большинства крестьян это было слишком дорогим удовольствием.

Нас усадили на широкую лавку за большой стол, на который жена хозяина сразу выставила румяный пирог с ягодами. Мы были не голодны, по отказаться от еды было бы невежливо, и по куску пирога мы всё-таки съели. И только потом Нинелла приступила к разговору.

Я показала мастеру чертеж и попыталась объяснить, что именно я от него хочу. Месье Робер долго рассматривал рисунок, то и дело поднося его к окну, а потом крякнул:

— Ох, мадемуазель, и непростую же вы мне задали задачу! Нет-нет, я не отказываюсь, только вот к работе приступить смогу только после сбора урожая. Сами понимаете, что сейчас и в своем хозяйстве слишком много дел. Да и лес для построек лучше рубить не летом.

Да, про это я слыхала и в родной деревне. А потому спорить не стала. Пока у нас и у самих было немало дел на огороде и в лесу.

— А доски на пол и на потолок я вам сделаю. На это много ли умения надо? Вон топор-то у порога лежит!

И тому, что он дерево на доски не распиливать будет, а топором делать, я тоже не удивилась. У нас на Севере тоже еще оставались такие умельцы. Им ни гвоздей, ни пил не нужно было — только топор.

Договоренность была достигнута. Месье Робер сказал, что подыщет себе и помощников. За всё про всё запросил всего-то три серебряных монеты. Правда, за печь в баню он не взялся, сказал, что в этом ремесле не силен.

— Здесь ведь у нас, мадемуазель, редко кто печи с дымоходом в домах делает. Слишком уж много камней на них требуется.

Но я была согласна и на баню по-черному — так будет проще и даже, наверно, полезней. В моей родной деревне сохранились и такие бани. Правда, их оставалось уже не много, но их хозяева уверяли, что никогда не променяют их на что-то более современное.

По этому вопросу он посоветовал обратиться к месье Джонсу — работнику из поместья графа Ланже. Тот клал печи даже для графского дома.

Зашли мы и еще в одну избу — куда более скромную. Рядом с дверью был очаг действительно безо всякого дымохода, пол был не деревянным, а земляным. А крохотные окна и вовсе были ничем не затянуты — должно быть, на зиму они просто закрывались досками. Внутри было темно, хоть и горела масляная лампа в глиняной плошке.

Тут задерживаться надолго мы не стали — Нинелла просто оставила хозяйке корзину с продуктами, что мы привезли из дома. Та, поблагодарив ее, принялась отгонять от корзины своих ребятишек, которые смотрели на хлеб и молоко голодными глазами.

— Ее муж и старший сын померли во время того же мора, что и семья Летиции, — пояснила Нинелла. — А детей мал мала меньше полон дом. Тут и дети, и внуки. А мужиков в хозяйстве и нет. Мы раз в неделю отвозим ей хоть немного продуктов, чтобы они не померли от голода.

Глава 20

В поместье графа Ланже Нинелла со мной ехать отказалась, как я ее ни уговаривала.

— Чего я там не видала? — фыркнула она. — Время только тратить. А ты поезжай. Заодно деньги за лес, что для твоей задумки понадобится, управляющему его сиятельства отдашь.

И только когда она запрягла для меня экипаж, ее одолели сомнения.

— А ты лошадью-то править сумеешь ли?

Но как раз это я делать умела. У моего деда была лошадь. Он не представлял, как можно было в хозяйстве без нее обойтись. И даже когда у него появилась старенькая машина и мотокультиватор, от своей Ласточки он не отказался. Она умерла в его конюшне от старости, до конца своих дней получая овес и сено.

Когда мы, сидя на козлах, выехали со двора, Дженни попросила у меня разрешения подержать вожжи, и я позволила ей это. Ромашка была кобылой старой и покладистой, вряд ли ей взбрело бы в голову пуститься вскачь.

С большой дороги, что вела в Ланжерон, мы свернули именно в том месте, которое показывала мне Нинелла. И проехав еще какое-то время по лесу, мы вскоре выехали открытый участок, с которого имение графа Ланже было хорошо видно.

Большой и красивый трехэтажный особняк стоял на холме. Его стены были выкрашены в приятный кремовый цвет, а окна, колонны на фасаде и балкон были белыми, отчего ведь он был похож на сладкий торт со сливками.

Холм окружали золотистые поля с пшеницей и луга с зеленой травой. На одном из лугов паслись коровы и лошади, на другом — овцы. И это было так красиво, что я залюбовалась.

Я не знала, можно ли было тем, кто не значился в числе гостей его сиятельства, въезжать через парадные ворота, но поскольку никаких других ворот не увидела, то направила нашу лошадь по центральной аллее. Правда, подъехать ко крыльцу я всё-таки не решилась, а остановила наш экипаж чуть в стороне.

Но даже там нас сразу заметили. Лакей в зеленой ливрее тут же устремился к нам.

— Дома ли его сиятельство? — полюбопытствовала я.

Дело у нас было, прежде всего, к управляющему, но я подумала, что следует сначала справиться о хозяине имения. Тем более, что мне было любопытно познакомиться и с самим графом. Впрочем, я уже почти уверила себя, что Ланже находится в столице и потому ответ его слуги меня удивил.

— Его сиятельство в имении, но находится на прогулке. Но, может быть, вам будет угодно, сударыня, его подождать? Как прикажете о вас доложить?

Он смотрел на меня с плохо скрытым удивлением. Мой наряд явно выдавал во мне девицу дворянского происхождения, но с этим совершенно не вязался тот факт, что я сама правила экипажем. А ведь у каждой благородной персоны должен был быть хотя бы кучер.

И теперь лакей застыл передо мной, наверняка ожидая, что я передам ему карточку со своим именем, каковую тоже надлежало иметь, отправляясь с визитами. Но карточки у меня не было, а потому я просто сказала:

— Мадемуазель Арлингтон.

Он поклонился и спросил, будет ли нам угодно дожидаться его сиятельство внутри особняка или мы изволим провести это время на улице. Я посчитала неприличным врываться в дом в отсутствие хозяина и предпочла пока погулять в прелестном парке. Но и тратить время попусту я тоже не хотела, а потому спросила сразу и про месье Джонса, которого нам рекомендовал деревенский плотник. Возможно, это и шло в нарушение всяких правил, но мне хотелось сразу взять быка за рога.

— Я пришлю к вам Джонса, госпожа! — ответил лакей, судя по всему, удивившись еще больше.

Мы с Дженни подошли к фонтану, в котором плавали золотистые карпы. И именно там нас и отыскал мужчина средних лет в простой, но чистой одежде. Одет он был не в ливрею, из чего я заключила, что служит он не в доме.

— Вы хотели меня видеть, госпожа? — он остановился в паре шагов от нас и почтительно поклонился.

— Да, месье! — подтвердила я. — Нас направил к нам месье Робер из Вильфранш. Он сказал, что лучше вас в этих местах никто не умеет класть печи.

Мужчина зарделся от похвалы и поклонился еще ниже.

— Мне чрезвычайно льстит такой отзыв, госпожа. Чем я могу быть вам полезен?

Я коротко обрисовала ему то, что мне было от него нужно. Поскольку баня у нас будет «по-черному», печь в ней требовалась не слишком большой и без дымохода. С такой работой наверняка справился бы и куда менее искусный мастер. Но всё-таки печь в бане — это половина дела, и я не хотела рисковать. Не каждый знает, какие камни для нее подойдут.

Мне показалось, что моя затея заинтересовала Джонса, но, к сожалению, он не мог мне ничего пообещать.

— Кабы его сиятельство был в отъезде, мы бы скорее сговорились, госпожа. А пока господин граф находится в имении, для меня каждый день находится какая-то работа. Вот если его сиятельство сам разрешит…

Ну, что же, значит, мне нужно было поговорить с графом еще и об этом.

Не успели мы договорить с Джонсом, как лакей известил меня о том, что его сиятельство вернулся с прогулки и готов меня принять.

Пока мы шли к особняку, я успела нарисовать у себя в голове самые разнообразные портреты его сиятельства. То я представляла его совсем молодым человеком — светловолосым и худощавым. То суровым красавцем-брюнетом. То рыжим весельчаком. Но во всех этих образах одинаковым было одно — его интерес к моей особе.

Глава 21

И все мои фантазии разбились как хрустальный бокал — на мелкие кусочки.

Потому что граф Ланже был не похож ни на один из нарисованных мною портретов.

Он был уже не молод — на высоком лбу даже с большого расстояния были заметны глубокие морщины, а первоначальный цвет его волос я определить уже бы не взялась, потому что сейчас они были седы. Правда, облик его был полон благородства — этакий граф де Ла-Фер предпенсионного возраста.

И на меня он посмотрел хоть и с любопытством, но безо всякого тайного смысла. И взгляд его ни на йоту не изменился, когда он перевел его с меня на Дженни. Нет, невесту он себе не искал точно. А может быть, он давно уже был женат?

— Добрый день, мадемуазель… Арлингтон! А эта юная мадемуазель, полагаю, ваша сестра?

Я не успела ответить, как со стороны стоявшего в углу большой гостиной дивана раздалось тявканье. Там сидели две собачки-левретки, и похоже, они настойчиво требовали к себе внимания.

Дженни восторженно ахнула и взглядом попросила у хозяина позволения подойти к его питомцам.

Граф улыбнулся и кивнул. Дженни тут же ушла к дивану, и это было к лучшему, потому что Ланже вдруг спросил:

— Простите, мадемуазель, а не дочь ли вы графа Найджела Арлингтона?

— Да, именно так, ваше сиятельство! — пролепетала я.

Я уже ругала себя за то, что назвалась своим настоящим именем. Когда слуга спросил меня про него, мне сразу не пришло в голову, что фамилию Арлингтонов лучше было не употреблять. Мне следовало использовать любое другое, пусть даже и вымышленное имя.

А теперь расспросов вряд ли удастся избежать. И если граф Ланже окажется столь же ревностным исполнителем желания его величества, как мой кузен или герцогиня Франсис, то он запросто прогонит нас с Дженнифер со своих земель.

Но слово — не воробей. И теперь уже поздно было сожалеть о том, что я сказала.

— Я некогда знавал вашего отца, мадемуазель, — сказал граф. — Надеюсь, он пребывает в добром здравии?

Я покачала головой. Мне было стыдно сказать, что я не знала ничего о состоянии графа Арлингтона. За то время, что я не была дома, я так и не решилась сообщить домашним свой новый адрес. Впрочем, это была забота не только о себе, но и о Дженни, и, как ни странно, о самих родных Аннабел.

— Боюсь, что нет, ваше сиятельство. Когда я уезжала из дома, папенька был сильно болен.

Я не знала, должна ли я была хоть что-то говорить о немилости короля, в которую мы впали. Обманывать человека, с которым я надеялась завести деловые отношения, мне было неловко, но и сказать правду я боялась. Уж слишком дорого она нам с Дженни обходилась.

Но принимать решение по этому вопросу мне не пришлось, потому что Ланже сказал:

— Я слышал о том, что его величество лишил вашего отца титула графа. Мне очень жаль, мадемуазель.

— Если бы только титула, ваше сиятельство, — вздохнула я. — Король лишил нас всего, и это подорвало здоровье папы. Мало того, что наше поместье перешло к моему кузену, так еще и друзья и соседи отвернулись от нас. Поэтому я прекрасно пойму вас, если вы сейчас укажете нам на дверь.

Если он так и поступит, то мне придется уехать и из теплого дома Нинеллы, как бы мне этого ни хотелось.

— С чего бы мне указывать вам на дверь, мадемуазель? — мне показалось, что он искренне этому удивился. — Ваш отец не совершил ничего дурного. Насколько я понимаю, всё его преступление заключалось лишь в том, что он дал приют дочери человека, который был осужден судом как государственный преступник?

— Да, ваше сиятельство, — подтвердила я, — это именно так.

— А эта юная барышня — не та ли самая девочка, из-за которой всё произошло? — он посмотрел на Дженни, которая, забыв обо всём, играла с собачками.

— Да, — снова кивнула я. — Это Дженнифер Шарлен. Но я теперь называю ее нашей фамилией. Я предпочитаю, чтобы все считали ее моей сестрой. Она и так многого лишилась из-за того, что сделал ее отец, и мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь снова стал смотреть на нее с осуждением. Она всего лишь ребенок, и она ни в чём не виновата.

Граф вовсе не нападал на нее, но мне хотелось, чтобы он сразу понял, что я не дам ее в обиду.

— Девочке повезло, что она встретила вас, мадемуазель Арлингтон, — мягко сказал он. — И вы совершенно правы в том, что ей не стоит называться фамилией своего отца. К сожалению, и в здешнем обществе могут найтись те, кто напомнит ей о ее прошлом. Хотя и ваша собственная фамилия достаточно громкая, мадемуазель, и если вы не хотите подвергать себя пересудам, то лучше бы вам называться, например, фамилией вашей матушки.

Я поблагодарила его за совет.

— Вы совершенно правы, ваше сиятельство! Нам стоит на время забыть о Шарленах и Арлингтонах.

— Так в самом деле будет лучше, мадемуазель, — подтвердил он. — Хотя я был знаком и с маркизом Шарленом, и мне искренне жаль, что его дочь пока не может носить его имя.

— Вы были знакомы с отцом Дженнифер? — изумилась я. — Так, может быть, сударь, вы знаете, что такого ужасного он совершил? Наказание за его преступление затронуло и всю его семью, и даже тех, кто просто хотел помочь его ребенку. При этом никто не может или не хочет сказать мне, в чём же именно заключалось его злодеяние. Вам что-то известно об этом, сударь?

Глава 22

— Он пытался убить ребенка? — переспросила я, не поверив своим ушам.

Такое преступление казалось слишком чудовищным. Конечно, я помнила из истории немало случаев, когда подобное действительно случалось в монарших семьях. В борьбе за престол порой шли в ход самые гнусные средства. Но разве маркиз Шарлен имел какое-то отношение к семье короля?

— Осужден он был именно за это, — уклончиво ответил хозяин.

— Но не могло ли быть так, что его оговорили? — спросила я, почувствовав некую неуверенность в его словах. — И говорил ли он что-то сам в свое оправдание? Пытался ли как объяснить свое преступление?

— Нет, мадемуазель. Он не мог ничего объяснить, потому что к тому моменту, когда состоялся суд, Шарлена уже не было в живых. Он был убит, когда после неудавшегося покушения пытался сбежать из дворца.

Я молчала, потрясенная услышанным. И радовалась тому, что при нашем разговоре Дженнифер не было рядом. Но я понимала, что рано или поздно она узнает правду о своем отце. Когда она вырастет, кто-нибудь из «доброжелателей» непременно поставит ее об этом в известность.

— Но мне, как и вам, мадемуазель, — продолжил граф, — хотелось бы надеяться, что произошла какая-то ошибка. Не могу сказать, что я был дружен с маркизом, но я довольно неплохо его знал, и он казался мне человеком порядочным. Трудно сказать, что могло побудить его на подобное. Возможно, он находился под чарами. Но если так, то тогда в дело должен был бы быть замешан очень сильный маг. А никакого магического воздействия при проведении сыскных работ обнаружено не было. Тогда остается только сумасшествие. Если его рассудок помутился, то он уже не мог контролировать свои действия. Но в любом случае, что бы там ни произошло, мы это уже вряд ли узнаем. А бедная девочка будет вынуждена нести клеймо дочери государственного преступника до тех пор, пока она будет называться своим настоящим именем. Впрочем, довольно об этом. Вряд ли вы приехали сюда, чтобы говорить о маркизе Шарлене. И еще менее вероятно, что вы нанесли мне визит исключительно для того, чтобы со мной познакомиться.

Он грустно улыбнулся, и я поняла, что пора переходить к тому делу, что нас привело.

— Да, ваше сиятельство, я прибыла, чтобы обратиться к вам с просьбой. Но познакомиться с вами для меня большая честь.

За то время, что я провела в Эртландии, я уже успела освоить все тонкости великосветской беседы, где немалое значение имели всевозможные словесные реверансы.

— Вы обмолвились, мадемуазель, что вы покинули поместье своего отца, — тут он вспомнил о том, что случилось с нашей семьей, и виновато поправился, — вернее, то поместье, что вам принадлежало прежде. Значит ли это, что вы сейчас проживаете в графстве Ланже?

— Да, ваше сиятельство, — подтвердила я, — мы сейчас гостим в вашем графстве. И я прибыла в ваше поместье для того, чтобы договориться о покупке леса, что нужен нам для строительства.

— О, разумеется! — воскликнул он. — Вам будет отпущен лучший лес! Но где именно и у кого вы остановились?

Я вздохнула с облегчением. Граф Ланже произвел на меня самое приятное впечатление, и я подумала, что уже при нашей следующей встрече можно будет завести разговор и о соляном промысле. Он был достаточно разумен, чтобы оценить прибыль, которую могло нам принести это предприятие, и достаточно благороден, чтобы не присвоить эту прибыль исключительно себе.

— Мы остановились у мадемуазель Донован, — сообщила я.

— Так вы намерены что-то строить в ее усадьбе? — мне показалось, что он чуть переменился в лице.

— Да, — подтвердила я, снова заволновавшись.

Неужели он имел что-то против нашей хозяйки? Зная ее характер, я бы этому не удивилась. И она сама недавно говорила о графе Ланже не самые хорошие слова. А если так, то не переменит ли он сейчас свое решение?

— Но в таком случае, мадемуазель, вам вовсе не нужно было спрашивать у меня разрешения! — сказал вдруг он. — Я много раз говорил мадемуазель Донован, что она может брать для своих нужд всё то, что находится в этом лесу, по своему усмотрению! Право же, она снова решила поставить меня в неловкое положение!

Он покраснел, а я не вполне поняла, чем были вызваны его слова. Впрочем, это было не так важно. Важен был результат. А результатом было то, что разрешение на рубку деревьев, кажется, было получено.

— Значит, я могу переговорить по это этому вопросу с вашим управляющим, ваше сиятельство? — уточнила я.

— Я сам с ним поговорю, мадемуазель! — заверил меня он.

— Но как же деньги? — удивилась я. — Я же должна передать ему деньги за лес.

— Никаких денег, мадемуазель! — заявил он. — А иначе вы жестоко обидите меня.

Я подивилась такому странному повороту дела, но не стала возражать. Граф вполне мог позволить себе подобную щедрость, у нас же денег было слишком мало, чтобы я могла не радоваться возможности их поберечь.

— А еще нам весьма пригодилась бы помощь вашего работника месье Джонса, — я решила наглеть по полной программе. — Не могли бы вы, ваше сиятельство, позволить ему отлучиться из вашего поместья на пару дней?

И это разрешение тоже было получено. Граф предложил нам остаться на обед, но я посчитала, что это было бы уже наглостью с нашей стороны, и мы с Дженни откланялись.

Глава 23

К рубке леса наши работники приступили уже через пару дней, и вскоре на нашем дворе уже лежала целая гора окоренного леса. По-хорошему бы рубить из него баню нужно было не сразу. Дать время вылежаться, просохнуть. А иначе стены придется конопатить дважды — сначала при строительстве, а потом, когда бревна высохнут, и между ними образуются щели. Но откладывать стройку мне не хотелось, зимой без бани будет тяжело.

В здешнем лесу росли разные, но вполне знакомые мне деревья. Как объяснил мне месье Робер, сосна для наших целей подходила больше, чем что-либо другое. Ель сложна в обработке, дуб — растрескивается при высокой влажности, липа — слишком рыхлая. В этом вопросе я полностью положилась на его мнение. И сейчас, наблюдая за тем, как стены бани поднимались всё выше и выше, я поражалась его плотницкому мастерству. Он ловко управлялся с бревнами с помощью единственного инструмента — топора.

Крышу тоже решили делать деревянной. Привычная для местных жителей солома для этого решительно не подходила. Единственное маленькое оконце затянули бычьим пузырем. Сделали и дымовое отверстие в одной из стен.

Выбирая между баней «по-черному» и «по-белому», я остановилась на первом варианте сразу по нескольким причинам.

Во-первых, как я уже знала, здесь довольно часто случались эпидемии, а из лекарственных средств были только травы. А дым, которым пропитывалась вся баня изнутри, обладал дезинфицирующими свойствами. По сути, это был природный антисептик, который уничтожал болезнетворные бактерии.

Во-вторых, несмотря на то, что ее стены со временем станут черными, именно в такой бане всегда будет стерильная чистота. Да, лавки и стены, чтобы смыть с них сажу, придется окатывать водой, но это не так уж трудно сделать. К тому же сажа защищает древесину от грибка.

В-третьих, «черная» баня прогревается быстрее «белой», а значит, нам потребуется меньше дров.

Через две недели баня была почти готова, и оставалось только сложить в ней печь. Я съездила в поместье его сиятельства и привезла оттуда Джонса. Но обзавестись печником — это была только половина дела. Нам требовались еще камни и глина.

За камнями нам пришлось ехать вверх по течению Вильи. Для печи подходили не всякие камни, и Джонс отбирал их очень тщательно, определяя нужные каким-то своим чутьем. А потом он взялся за приготовление раствора из глины и песка.

Но, наконец, и этот этап работ был завершен. И вот тут-то даже скептически настроенных Нинеллу и Летти вдруг обуяло волнение. Первого банного дня они ожидали почти с таким же нетерпением, как и я сама.

— А ну-как и не выйдет ничего путного? — всё еще пребывала в сомнениях Летиция. — Это же какую уйму денег зазря стратили.

Я отправилась в баню сразу после завтрака и никого с собой не взяла. Я не была уверена, что сразу вспомню все банные премудрости и не хотела, чтобы рядом были свидетели моего возможного позора.

Сначала наносила с реки воды — и в большой, стоявший на камнях котел, и в деревянные кадки у дверей. С непривычки от такого труда заныли и спина, и руки. Нет, всё-таки работник мужского пола нам бы в хозяйстве совсем не помешал. Может быть, в деревне найдется кто-то, кто согласится за небольшую плату приезжать к нам на работу хотя бы раз в неделю?

Дрова для бани я взяла осиновые. От хвойных было слишком много искр, что в таком маленьком деревянном помещении было опасным.

Я сложила дрова костерком, наломала мелко нащипанной лучины, с помощью огнива добыла огонь. Присела было на лавку, дожидаясь, пока разгорятся дрова, но дым одолел, заставил выскочить на улицу.

Я спустилась к реке, смочила щипавшие от едкого дыма глаза, постояла немного на угоре, наслаждаясь прохладой. Потом вернулась в баню, чтобы еще подкинуть дров.

Сходила в дом, выпила горячего травяного чаю – и снова в баню. Разворошила кочергой жаркие, сверкающие алыми бликами угли, потом сходила в лес, наломала мягких, пушистых, ласкающих кожу пихтовых и острых, колючих, словно иголки ежика, сосновых веток. Париться я привыкла березовым веником, но на дворе было уже не лето, и таких веников взять было неоткуда.

Потом я взяла большой металлический противень и выгребла на него угли из печи, а на камни плесканула немного воды. Теперь нужно подождать еще немного, пока воздух в бане не станет совсем комфортным.

Снова пошла в дом, чтобы собрать чистое белье и позвать с собой Дженни. Но девочка вдруг заартачилась.

— Нет, мадемуазель Аннабел, я не пойду туда! — она замотала головой и попятилась от меня к стене. — Там жарко, как в печи!

Оказалось, что пока я ходила в лес за вениками, они с Нинеллой уже успели заглянуть в баню и испугаться того жара, который шел из двери. Много ли надо ребенку, чтобы навоображать себе всяких ужасов?

Летти тоже заявила, что ни в какую баню она не пойдет, лучше вымоется из лоханки в сараюшке. Да, холодно, да, неудобно, зато надежно.

Настаивать я не стала. Была уверена, что они переменят свое мнение, когда увидят результат. А пойти в баню им лучше будет как раз попозже, когда там будет уже не так жарко.

Предбанник был совсем крохотный — только, чтобы было место раздеться. Я сбросила пропахшую дымом одежду и вошла в основное помещение, служившее и моечной, и парилкой. Я переступила через порог и едва не замурлыкала, вдохнув пропитанный запаренной хвоей воздух.

Глава 24

Они заходили в баню, как в логово огнедышащего змея. И разумеется, я даже не предлагала им париться.

— Вы можете даже не закрывать дверь, тогда там будет совсем не жарко. Но уж поверьте, что мыться там будет куда лучше, чем в холодном сарае.

И Нинелла, и Летти всё еще недоверчиво покачивали головами, но всё-таки согласились попробовать и отправились в дом за чистым бельем и полотенцами. А Дженни я решила помыть уже после них. Когда она увидит, что с ними тоже ничего не случилось, то наверняка захочет пойти туда и сама. Тем более, что такой малышке, как она, там можно будет устроить даже ванну — достаточно будет перенести туда лохань из сарая.

Пока они мылись, я выставила на стол горячий чайник, пироги и малиновое варенье. И когда они пришли из бани — жаркие, раскрасневшиеся, но, кажется, вполне довольные, мы сели пить чай.

Ни та, ни другая еще не готовы были вслух признать, что им понравилось. Наоборот, ворчали, что там мало места и что в такой тесноте недолго ошпариться кипятком или обжечься о горячие камни. Но я понимала, что говорили они так исключительно из упрямства.

После чая я всё-таки уговорила Дженни помыться. Но для того, чтобы заставить ее войти в помывочную, мне пришлось настежь открыть двери в предбанник. А вот теплая вода, мягкий пар и хвойные ароматы быстро сделали свое дело, и вскоре уже в глазах девочки страх сменился тихой радостью.

А утром, едва проснувшись, я услышала разговор под окном. Летти говорила Нинелле, что впервые за долгое время она спала как младенец, и что ее не единожды застуженные колени совсем не ныли.

Это уже была пусть маленькая, но победа. И я была искренне рада тому, что смогла хоть что-то сделать для тех, кто стал сейчас моей семьей.

Разобравшись с этим делом, я решила написать письмо в поместье Арлингтонов. Сообщила, что у нас с Дженни всё хорошо и пожелала всем здоровья. Жаль было, что я не могла указать свой нынешний адрес, потому что не хотела, чтобы старый граф или Патрик вдруг решили вернуть нас домой. Здесь, в лесной усадьбе, мне было куда теплее, чем в огромном и уже чужом доме.

Через пару недель после того, как баня была готова, к нам пожаловал важный гость. Он приехал один и не в карете, а верхом. И когда я увидела его у наших ворот, то не сразу поверила глазам.

— Ваше сиятельство! Как хорошо, что вы приехали!

Я привязала его лошадь к изгороди и предложила ему войти в дом. Летти как раз вот-вот должна была позвать нас к обеду.

— Благодарю вас, мадемуазель Арлингтон, — ответил он, — но я заехал к вам буквально на минуту.

— Лучше называйте меня Анной Донован, — попросила я. — Моя хозяйка тоже решила, что будет лучше, если все станут считать нас с Дженни ее двоюродными племянницами.

— Ну, что же, это правильно, — одобрительно кивнул он. — А теперь, если вы позволите, я хотел бы посмотреть на то сооружение, о котором вы говорили. Джонс сказал мне, что он никогда не видел ничего подобного.

Я с удовольствием повела его в баню и объяснила ее устройство.

— Жаль только, ваше сиятельство, что сегодня не банный день, и я не могу показать вам всё это на практике. Но в любое время, как только вы пожелаете, я истоплю ее именно для вас, и вы сами сможете оценить все ее достоинства. Только сообщите о своем приезде, и вам не придется ждать.

— Какая любопытная затея, — улыбнулся он. — Неужели в ваших краях такое встречается сплошь и рядом?

Если я и смутилась, то совсем чуть-чуть. А потом подтвердила его предположение. Пусть думает, что в поместье Арлингтонов у нас была такая штука.

— Могу ли я нанести вам еще один визит, ваше сиятельство? — спросила я.

Я всё никак не могла выкинуть из головы идею соляного промысла. И теперь, когда я уже почти подружилась с графом Ланже, я уже решилась рассказать ему то, что не осмелилась бы доверить кому-то другому.

— Разумеется, мадемуазель! — поклонился он. — Вы могли бы не спрашивать меня об этом. Буду рад видеть вас у себя!

Пока он отвязывал своего коня, я забежала в дом и сообщила Нинелле о визите графа. Можно было не сомневаться, что она уже увидела гостя из окна, но в силу своего упрямства не пожелала выйти его поприветствовать.

— Ну, так что, — хмыкнула она, — если он прибыл, чтобы посмотреть на твою баню, то он же увидел ее, правда? Значит, мне совсем ни к чему к нему выходить.

Возможно, если бы она знала, что он не взял с нас за лес, что пошел на баню, даже медной монеты, она и отнеслась бы к его приезду по-другому. Но пока я не готова была ей об этом сказать. Сначала мне нужно было обсудить с ним свою новую идею.

До позднего вечера я рисовала на листах бумаги примерные сооружения, которые нам могли понадобиться — соляную шахту и солеварню. Там одним лесом было не обойтись, нам нужны будут и разные металлические конструкции, которые придется привозить издалека или заказывать местным кузнецам.

А на следующий день я снова отправилась в усадьбу графа Ланже. Дженни ранним утром отправилась с Нинеллой на рыбалку, так что я поехала одна. На этот раз я ехала туда уже с хорошим настроением. Но когда я въехала в ворота, настроение быстро переменилось.

У крыльца стояла карета. Кажется, у его сиятельства были гости, а это означало, что мы приехали напрасно. В присутствии посторонних я не готова была заводить нужный мне разговор. Да и отвлекать хозяина от куда более высоких особ мне совсем не хотелось.