Бархатная маска

Глава 1

Утро пятого августа выдалось прохладным и туманным, как частенько бывает в средней Англии. Выпала обильная роса; небо обложили тучи, словно намекая на то, что лето заканчивается и скоро придет осень с затяжными дождями, распутицей, долгими вечерами у камина и ветром, свистящим и завывающим снаружи. Яркие летние цветы в саду печально наклонили головы, не в силах противиться этому предчувствию осени; они и хотели бы потянуться к солнцу, все еще встававшему достаточно рано, однако светило куталось в серые облака, будто столичная леди – в меховую накидку из модной в этом сезоне русской серебристой лисы.

Лаис встала рано, еще до рассвета. Пока не закончились длинные летние дни, можно было успеть так много – особенно теперь, в августе, когда косили поздние травы и собирали урожай. Все поля вокруг Джиллейн-Холла стояли голые, скошенные, и так непривычно было видеть их без яркого цветочного ковра. Кое-где в кронах деревьев уже проглядывала желтизна, а пожилые клены у подъездной аллеи – те начали ронять редкие золотистые листья, хотя было рановато; ну, да старикам простительно. Малиновки все еще пели под окнами, однако их песенки тоже преисполнялись неземной печали. Или только казалось? Впрочем, когда падал туман, малиновки не пели вовсе.

Хотя слуги обычно вставали рано, Лаис все же не сочла нужным будить свою горничную Элен в предрассветных сумерках. Одеться в простое платье и причесать волосы хозяйка поместья могла и сама, хотя камеристка часто пеняла ей за такое недостойное графини поведение. Лаис пожала плечами и занялась утренним туалетом – быстро, привычно и бесшумно оделась, прибрала волосы, накинула плащ, а потом взяла свечу и вышла из спальни.

Дом досыпал последний час, еще немного – и он проснется, потянется, зевнет и займется своими обычными делами. Застучат двери и башмаки, служанки будут весело переругиваться на кухне, повар загремит котлами, дворецкий Джейкобс (нынче без дворецкого никак, сочтут моветоном) станет громко отчитывать нерадивого помощника за какую-то пустяковую провинность, и в комнатах зазвенят детские голоса...

Первым делом Лаис заглянула к детям – сначала к Тамине, потом к Джерри. Дочка спала спокойно, свернувшись калачиком и, по обыкновению, засунув палец в рот. Почти семь лет, а все та же привычка. Ну, от этого не умирают. Улыбаясь, Лаис поправила одеяло и вышла. Сын же явно видел беспокойный сон: весь разметался, одеяло почти съехало на пол... Лаис перевернула Джерри на бок и укрыла снова, но он немедленно высунул пятки. Упрямый, как отец, этого не отнимешь.

Спускаясь по лестнице на первый этаж, Лаис мысленно перебирала дела, которыми сегодня, пятого августа, намеревалась заняться. Приедут арендаторы, и нужно разобраться со всем, с чем обычно приходится разбираться – долгами, чрезвычайными обстоятельствами и неудачами на сельскохозяйственном поприще, падежом скота, претензиями к чужим наделам, жалобами на протекающую крышу... Нужно распорядиться, чтобы проветрили залы и выбили пыль из ковров и накидок: через несколько дней прием, нельзя ударить лицом в грязь. Милый каламбур. Хотя соберутся только самые хорошие друзья, не стоит пренебрегать чистотой, а Мэри и Сьюзен плохо вытирают пыль, просто разметают ее по темным углам, это давно известно. Нехорошо получится, если лорд Эшли облокотится о каминную полку и испачкает рукав бело-голубого камзола.

Лаис отложила все эти мысли на потом. Она не затем поднималась в такую рань, чтобы перебирать дела, о которых можно подумать часом позже.

Внизу было тихо, все еще спали. Лаис взяла в ящике старого шкафа ключ от черного хода, бесшумно прошла коротким коридорчиком, задув свечу и оставив ее на столике, и привычно в полутьме отперла дверь. Потом выскользнула наружу и закрыла ее за собой.

Туман приобрел удивительный жемчужный оттенок: рассвет был близко. Надо поторопиться, если она хочет вернуться до того, как встанут слуги. Иначе Джейкобс будет опять смотреть на нее печальными слезящимися глазами и, качая головой, приговаривать:

- Опять вы ходили туда, миледи…

Ходила, и ничего не могла с собой поделать. Особенно сегодня.

К счастью, на Лаис были мягкие туфли, так что гравий почти не скрипел у нее под ногами, когда она быстро шагала по дорожке, иногда останавливаясь и срывая то один цветок, то другой. Туман расступался перед нею и снова смыкался за спиной. Он был таким тяжелым и плотным, что Лаис видела не дальше, чем на десяток футов – однако ей, знавшей все закоулки Джиллейн-Вэлли, нечего было опасаться. Этой дорогой она ходила множество раз. Да и идти-то недалеко.

Из тумана выступила кованая ограда. Лаис толкнула калитку, противно заскрипевшую, – надо сказать, пусть смажут петли, - и пошла уже медленнее, сжимая тяжелые от росы цветы. В ранней утренней дымке предметы казались больше, запахи – резче, а звуки разносились далеко. Лаис слышала, как перекликаются гуси на реке, до которой была добрая миля, и как лают собаки в соседней деревушке.

Белый мраморный склеп вдруг вырос из мглы, и Лаис на секунду приостановилась, чтобы справиться с дыханием, однако тут же вздернула подбородок и шагнула внутрь. Ее обняла другая прохлада – не свежего утра, а холодного камня. Тяжелые надгробия, угловатые буквы на ледяном мраморе… Ей не надо было далеко идти. Она остановилась перед той плитой, что лежала ближе всех ко входу.

- Здравствуй, Роберт, - прошептала Лаис и положила цветы прямо на выбитое в камне имя.

Она никогда не тешила себя иллюзией, что мертвые могут приходить, когда ты их позовешь, и услышать тебя; Роберт сейчас на небе, вместе с их первым сыном, умершим во младенчестве. Но не говорить с ними она не могла, как не могла не дышать или не проснуться утром. Когда с Таминой и Джерри занимались учителя, Лаис, бывало, выкроив несколько минут в сплошной череде домашних дел, уходила сюда, в склеп, здоровалась с Робертом и потом долго молчала. Молчать вместе с камнями очень уютно: они так привыкли это делать, что чувствуешь себя вполне комфортно, разделяя эту их привычку. Не то что с людьми: начнешь молчать, прослывешь букой, а то и заносчивой и неблагодарной. В наш куртуазный век, когда слова так много значат, к молчунам относятся по меньшей мере настороженно.

Глава 2

Она не ошиблась: не прошло и нескольких минут, как в дверь постучали.

- Войдите. – Лаис подняла голову от бумаг.

- Миледи, - в кабинет заглянул Джейкобс, - к вам приехал человек. Если не ошибаюсь, он хочет побеседовать с вами о должности учителя фехтования.

- Ах, вот оно что! – Все встало на свои места. Как удачно. – Проводите его сюда.

- Конечно, миледи. – Джейкобс поклонился и вышел; через пару мгновений незнакомец вошел и закрыл за собой дверь, а после низко склонил голову.

- Идите ближе, не стойте у дверей, - улыбнулась Лаис. – Как ваше имя?

Не ответив, он выпрямился, и молодая женщина на несколько секунд замешкалась, его разглядывая.

Незнакомец был высок, чуть выше ее милого Роберта, и очень бледен; кожа его казалась восковой, словно у какой-нибудь куклы Тамины. Ему было не меньше тридцати пяти. Черная одежда только подчеркивала белизну его лица, которое, тем не менее, удивляло мягкой красотой. У визитера были высокие скулы, тонкий нос, который мог бы показаться коротким, но на его лице смотрелся гармонично; прекрасно очерченные губы, у которых, однако, залегли глубокие складки; подбородок с еле заметной ямочкой; и, наконец, темно-зеленые глаза, в сумрачном свете дня казавшиеся карими. Светлые волосы незнакомца даже на вид были мягкими и чуть вились, выбиваясь из-под треуголки, которую он так и не снял, и падали на высокий воротник плаща. Горло его было обмотано черным же шелковым платком, по самый подбородок. Очень романтично, однако Лаис подобная романтика перестала привлекать еще в юности.

- Так как ваше имя? – переспросила молодая женщина, вдоволь наглядевшись, но не дождавшись ответа.

Он снова промолчал, зато без приглашения сделал несколько шагов вперед, дошел до стола и, вынув из-под плаща запечатанное письмо, молча и с поклоном положил его перед Лаис. Та дернулась, когда рука, затянутая в черную перчатку из тонкой кожи, опустила перед нею конверт; однако тут же расслабилась, увидав на сургуче отпечаток герба одного из своих лондонских знакомых.

- А! – промолвила Лаис, распечатывая письмо. – Видимо, это ваши рекомендации.

Незнакомец кивнул, но по-прежнему не проронил ни слова. Его молчаливость начинала раздражать графиню Джиллейн, однако она решила пока не заострять внимание на таких мелочах. И на том, что он так и не снял шляпу.

Письмо гласило:

«Дорогая графиня!

Прошу нижайше меня извинить, что не ответил на Ваше послание раньше. В Лондоне грядет осенний сезон, а как Вам доподлинно известно, двое из моих дочерей уже достигли брачного возраста, и это делает мою жизнь нынче похожей на балаган. Однако я смиряюсь и считаю все это испытанием Господним. Когда мои девочки получат достойное предложение, я непременно пришлю Вам приглашение на свадьбу. Но речь не о том.

Вы пишете, что ищете достойного учителя фехтования для Вашего сына Джеральда; зная, как искусен в воинской науке был мой покойный друг Роберт, - да хранит Господь его душу, - я вполне понимаю те высокие требования, которые Вы предъявляете к человеку, берущемуся обучать Вашего сына. Однако если Вы последуете моему настоятельному совету и возьмете на службу того господина, с которым я передаю Вам это послание, поверьте, Вы останетесь довольны.

Его имя Энджел Фламбар, он незнатен, но получил хорошее воспитание, так как его отец – управляющий у герцога Аттенборо, а Вы ведь знаете, что там плохих слуг не держат. Будучи постоянным спутником в играх детей герцога, Фламбар учился вместе с ними, и, обнаружив недюжинные таланты в воинской науке, в полной мере владеет приемами нескольких фехтовальных школ. Кажется, он даже обучался во Франции; во всяком случае, по-французски он говорит свободно, а также владеет немецким, итальянским и испанским. Как видите, у герцога Аттенборо отлично воспитывают слуг. Фламбар спокоен, выдержан и превосходно знает свое дело, он не доставит Вам хлопот. Если, однако, по какой-то причине он Вам не подойдет, прошу Вас незамедлительно написать об этом мне, так как я с ним немного дружен, насколько это возможно, и радею о его судьбе. Однако я не вижу препятствий к тому, чтобы он занял подобающее место в Вашем доме.

Остаюсь неизменно Вашим другом,

Лорд Ангус Эйвери».

Пока Лаис читала письмо, Энджел Фламбар – вот как его звали – стоял не шевелясь, будто статуя. В этой его неподвижности крылось нечто угрожающее. Лаис было неуютно от его присутствия, а также оттого, что этот владеющий несколькими языками человек до сих пор не произнес ни слова.

- Что же, мистер Фламбар, - сказала молодая женщина, поднимая глаза на визитера, - лорд Эйвери рекомендует вас с лучшей стороны. Может быть, вы все-таки сами скажете несколько слов о себе?

- Миледи. – Он произнес это шепотом. Шепотом! Что за эксцентричность. Видя удивление Лаис, Фламбар едва заметно дернул уголком рта, затем коснулся своего замотанного платком горла и пояснил: - Трудно говорить. Горло повреждено.

- О! – Лаис немедленно раскаялась в своем раздражении. – Надеюсь, время вас излечит.

- Мне это не помешает фехтовать. – К счастью, даже шепотом он говорил четко, так что Лаис без труда все разбирала.

- Тогда можете не отвечать вслух, просто кивайте или качайте головой, - предложила графиня. – Вы вправду воспитывались вместе с детьми герцога Аттенборо?