
— Авторизованный пользователь, выберите дисциплины для изучения.
Равнодушный, незнакомый голос разбил тишину, и я открыла глаза.
Кап.
Кап.
Кап.
Тяжёлые капли воды ударялись о моё лицо, и голова была почти полностью мокрой. Я лежала в луже, образованной этими каплями, явно находясь здесь какое-то время. Я потеряла сознание, когда упала, не заметив отверстие в полу.
Точнее, я не заметила металлическую дверь, похожую на ту, что ведёт в наши погреба, где мы храним картошку, лук и закрутки. Только наши двери были деревянными, грубыми и открывались наружу, а эта металлическая дверь просто провалилась под моими ногами.
Я быстро села на четвереньки и зашипела от боли — сильно ударилась головой и коленом. Но куда больше меня волновал голос незнакомого человека — я никого здесь не видела.
И не чувствовала.
А я всегда доверяла своей чуйке.
Я находилась в крохотной пещере с гладкими стенами, мягкий солнечный свет проникал сквозь квадратные отверстия в стенах. Вокруг стояли металлические ящики, обросшие вьюном. Я не могла понять их устройства — квадратные ящики были совершенно гладкими и идеальными. Я не верила, что металл можно так обрабатывать: даже лучшие столичные лудильщики и кузнецы не могли добиться такого результата. На ящиках не было ни замков, ни креплений.
— Авторизованный пользователь, выберите дисциплины для изучения, — вновь раздался голос, и я судорожно заозиралась.
Здесь точно никого не было.
Только я, одна, бастард рода Керьи, а ныне — ненавистная баронесса д’Арлейн, которую не уважают даже слуги, не говоря уже о матери и сестре моего мужа. Необразованная, невежественная баронесса, коротко стриженная, бледная и худая, ничем не напоминающая моего величественного отца, который разбивал сердца многих женщин в столице, обладая магией притягивать других.
Я та, на ком женились ради магии, что спала во мне, но которую, полноценную, могли унаследовать мои дети. Та, чьё существование едва замечал мой красавец-муж, проведя со мной лишь первую брачную ночь, а затем сразу же покинув меня, ради столицы и прекрасных дам, среди которых наверняка были его любовницы.
— Авторизованный пользователь, выберите дисциплины для изучения, — повторил голос, звучавший одновременно мужским и женским
— Кто здесь? Покажись! — крикнула я, вновь оглядываясь. Голос исходил от… стола, обросшего вьюном, прямо передо мной, его поверхность была слегка наклонена.
Никто не ответил.
Слегка прихрамывая, я сделала несколько шагов к столу и резко разодрала колючий вьюн, не обращая внимания на царапины на ладонях.
Стол... слегка светился, внушая мне одновременно страх и любопытство. Меня не зря в детстве называли «Дикаркой Керьи» — я мало чего боялась. На моём теле было множество шрамов — от бесконечных падений и драк, когда я была ребенком и остро реагировала на каждое слово. Поверхность стола была выполнена из гладкого материала, который я не узнавала, и я осторожно провела по нему пальцем, заметив множество светящихся надписей.
Я не умела читать.
От моего прикосновения одна из записей на столе сменила цвет, и голос… из стола снова заговорил со мной:
— Вы выбрали дисциплину «Сельское хозяйство и производство пищи». Подтвердите выбор или добавьте другую категорию для обучения. Нажмите на автоматическое распределение, чтобы выбрать все рекомендуемые дисциплины для вашего сектора.
Стол… разговаривал со мной. В первую секунду я слегка растерялась, но после прикоснулась к другой надписи.
— Вы добавили дисциплину «Управление водными ресурсами и санитария». Подтвердите выбор или добавьте другую категорию для обучения. Нажмите на автоматическое распределение, чтобы выбрать все рекомендуемые дисциплины для вашего сектора.
Что бы я ни тронула, это вновь… заставляло стол говорить со мной.
Что это за магия? Я не слышала ни о чём подобном, ведь магия жила в людях, а не в предметах. Но этот стол явно не был живым, он не двигался, был холодным. Как бы я ни трогала его по сторонам, он откликался только когда я касалась надписей на светящейся поверхности. И он не походил ни на что из того, что я видела раньше — у нас не было такого металла. Все наши предметы быта были грубыми, неровными, в основном деревянными.
Что за мастер построил это место?
В памяти всплыли слова старой Эспины, единственной, кто осмелился игнорировать слова моего отца и пытался научить меня считать и читать.
— Последователи Ордена Велирии не хотят, чтобы люди знали правду, но я ещё застала те времена, когда в Ксин’тере жили настоящие первооткрыватели, те, кто не боялись ходить по проклятым землям, те, кто видели закрытые двери. Как ты, Тали. Не говори никому об этих дверях, но и не бойся их. Это не проделки темного Урго, как говорят последователи Ордена, это знания тех, кто жил на нашей земле до этого. Знания древних. А знания — это сила, и Орден не хочет давать силу другим.
Слова старой Эспины были опасны — за такие можно было попасть в темницу или даже подвергнуться публичной порке. Но я молчала, никому не говоря о них.
Потому что я видела двери.
Высокие, металлические, идеально гладкие двери, неподвластные времени, встроенные в скалы. Двери, которые не видели другие люди. Они не открывались, кроме одной, за которой находилась эта пещера, где я иногда пряталась, зализывая раны, нанесённые моей гордости семьёй моего мужа и его слугами.
Я продолжала касаться надписей, набираясь всё большей смелости, и в какой-то момент услышала слова: «Энергетика и управление ресурсами» и «Социальные науки и психология». Я не знала, что такое психология, но предположила, что это очередная дисциплина, хотя и не понимала, о чем она.
Нажала на ещё одну незнакомую надпись и услышала другое:
— Вы выбрали автоматическое распределение дисциплин для вашего сектора. Подтвердите выбор или нажмите «Отмена», чтобы начать сначала.
До поместья я добиралась с трудом, едва справляясь с головной болью, от которой время от времени перед глазами всё темнело. Вместе с базовыми знаниями о «выживании и формировании устойчивой общины» мне дали и информацию о том, как эти знания должны быть усвоены — для здорового человека моего возраста рекомендовалось не более одной дисциплины в неделю. Кроме того, для каждого человека рекомендовали только те дисциплины, за которые он будет нести ответственность.
В теории я вообще не должна была получить все эти знания. Но кто-то стер стандартные настройки, ограничивавшие одного пользователя несколькими дисциплинами.
И теперь мой мозг почти кипел, пытаясь усвоить и осознать то, что мне было не положено, то, к чему я была совсем не готова, особенно, с учётом того, что я была совершенно необразованной. Даже по меркам этого общества.
Перед глазами мелькала ужасная дорога — разбитая, опасная и для людей, и для лошадей. Совершенно нелепые мысли о геотекстиле, выравнивающих и подстилающих слоях не помогали — такие технологии будут невозможны ещё долгие десятилетия. Но можно же было хотя бы сделать правильный уклон и кювет, чтобы постоянные дожди не уничтожали то, что уже было? Вместо этого прохожие месили мокрую грязь ногами, занося её в дома, вместе с болезнями и нечистотами, что оставались на их ботинках.
Об устройстве большинства домов даже думать было страшно.
Начался дождь, слегка облегчивший мою головную боль, но я почти сразу замёрзла. Длинные юбки волочились по ужасной дороге, и я сразу представила, как перекосит лица слуг… моих, в теории, слуг, над которыми у меня не было никакой власти.
Настоящая власть принадлежит тому, кому подчиняются люди. Если они выбрали этими людьми мать и сестру моего мужа, а не меня, несмотря на мой титул, я не могла их заставить.
На самом деле у меня нет никакого влияния, я не могу их уволить или прогнать. И это проблема.
Поместье тускло освещалось — в отсутствие хозяина слуги занимались только тем крылом, где проживали его ненаглядные родственники, и немного — своим собственным. Медленно подходя к двери и осматриваясь, я впервые в жизни замечала, насколько здесь всё плохо организовано.
Всё та же грязь — её было ещё больше, чем на дорогах, она была повсюду. Отсутствие планирования — хозяйственные постройки добавлялись со временем там, где было место, а не там, где было бы логично и эффективно для движения. Почти каждое строение было плохо построено и часто кренилось, хотя правильное строительство заняло бы меньше ресурсов — достаточно было добавить укосины в каркас.
Стоило об этом подумать, как голова вновь чудовищно разболелась, и я поторопилась в дом. Точнее, в отдельностоящее крыло, где я жила в отсутствии мужа — почти заброшенное, не навещаемое слугами, кроме Яры. Но сегодня это казалось мне благословением, потому что мне срочно нужен был отдых.
— Тали! — Яра подскочила ко мне, смугленькая, темноволосая и крепкая, как и все жители южных районов Ксин’теры, и такая непохожая на меня. Она была единственной, кому я полностью доверяла. — Где ты была? Тебя всюду сыщет миледи д’Арлейн!
Только этого не хватало. Больше всего мне хотелось помыться, поесть и лечь спать, но, судя по взволнованному лицу Яры, это случится не скоро.
— Какая из них?
— Старшая, и младшая тоже там жеж. Пойдем же, тебе нужно переодеться в дорогое платье, прежде чем тебя увидят гости.
Гости? Так вот почему Фирруза д'Арлейн, моя свекровь, хотела меня видеть. По протоколу, который так любили соблюдать в Ксин’тере, они не могли начать трапезу без приветствия «хозяйки дома», которой после замужества стала я, правда, только на словах. Думаю свекровь рвёт и мечет.
Я поспешила наверх, надеясь найти хоть одно целое платье, потому что показываться в том виде, в котором я была сейчас, было бы безумием. Мокрое тяжёлое платье было совершенно грязным, особенно подол, и даже в таком состоянии было видно, насколько оно не соответствовало моему статусу. Там же, наверху, в спальне, лежало единственное украшение, что у меня было, — подарок от мужа на свадьбу.
— Вот вы где! — Услышав этот голос, я похолодела. Я не успела подняться даже на один пролет. В дверях появилась Марис, а точнее, как она требовала, чтобы её называли, Мари, видимо, желая поддерживать женственный образ.
Ничего женственного в огромной высокой ключнице не было, но я была бы последней, кто критиковал людей за внешность. Вот только внешность Марис соответствовала её натуре, и её невероятная сила помогала добиваться всего, чего она хотела.
— Мы немедленно пойдём в западное крыло, хозяйка ждала вас два часа! Вам это не сойдёт с рук! — Марис подступила ко мне и схватила за руку так сильно, что я перестала чувствовать конечность.
Такое обращение служанки, пусть даже ключницы, с хозяйкой было бы немыслимо… если бы уже не было нормой в этом доме. Слуги меня не уважали, и они давно поняли, что за это им ничего не будет. Я жаловалась на такое обращение, но после этого ни одна из служанок, не была уволена или даже наказана. Тогда они окончательно поняли, что моё слово ничего не значит.
По сравнению с ключницей я была очень худой и слабой. В голове мелькнула новая порция знаний о том, почему это могло произойти, но тут же пришла головная боль — мне нужен был отдых, чтобы знания усваивались правильно.
От боли я упала на колени, но ключница даже не остановилась, волоча меня по грубым доскам.
— Встаньте! Мы опаздываем! — приказывала она мне, баронессе. — Яра, я приказала тебе немедля сообщить мне, когда она явится, но ты снова ослушалась. Две плети завтра, при всех!
Я никогда не давала Яру в обиду. И сейчас не позволю обидеть её.
Тяжело дыша от боли, я не двигалась, сидя на полу в грязном и мокром платье.
— Не смейте... так со мной разговаривать, — прошипела я, не собираясь вставать, пока вспышка боли не пройдёт.
Женщина удивлённо посмотрела на меня, но в целом это было для неё не в новинку — я и раньше сопротивлялась, пыталась оттолкнуть её и иногда повышала голос, утверждая, что она не имеет права так со мной обращаться, привлекая всеобщее внимание и подтверждая своё прозвище «Дикарки Керьи».
Пять месяцев назад я, Талира Керьи, бастард графа Икариона Керьи, стала женой барона Кайроса д’Арлейна.
Жизнь на землях отца была не самой легкой, особенно после смерти старой Эспины, которая заботилась обо мне до шести лет. Родившись бастардом со спящей магией, я с самого начала настроила всех против себя. Отец считал, что, несмотря на то, что я родилась позже его наследника, Себастиана, я каким-то образом «отобрала» магию, которая должна была принадлежать ему.
Магия решала не всё, но многое в этом мире. Те, у кого она была, как правило, жили дольше, отличались крепким здоровьем и, конечно, могли пользоваться своими силами. Магия была интуитивной и, в зависимости от дара, позволяла людям чувствовать ложь, опасность, болезни, а некоторые счастливчики даже ощущали ценные металлы под землёй. Однако такие гены давно породнились с королем.
У моего отца, Икариона Керьи, был дар располагать и привлекать. Люди, особенно прекрасный пол, тянулись к нему, хотя и не могли объяснить почему.
На меня его дар тоже действовал.
То, что он отталкивал меня, собственного ребёнка, причиняло особую боль, и в детстве я не понимала, чем отличаюсь от Себастиана.
Мне быстро объяснили.
Бастардам в Ксин'тере было не просто. Институт семьи, поддерживаемый орденом Велирии, был незыблем, и хотя разводы случались, это происходило лишь в тех редких случаях, когда семья долгое время не могла зачать ребёнка.
Бастарды в Ксин'тере были постоянным напоминанием того, что люди предали волю Первородной. Поэтому их сурово карали — им запрещалось получать образование, женщин коротко стригли, а мужчин брили налысо, чтобы все могли сразу их распознать. Родители бастардов тоже подвергались осуждению. Им не позволялось просто отказаться от детей — они были обязаны содержать их до тридцатилетия. Однако, если это происходило в богатых семьях, бастардов часто отправляли жить в самые отдалённые деревни, подальше от посторонних глаз.
В редких случаях бастардов принимали в семью, но это требовало огромных затрат. Нужно было подать прошение в столицу, в главный храм Велирии, в присутствии огромного количества людей, что бросало ещё большую тень на репутацию семьи, открыто демонстрируя неверность одного из супругов. После этого бастарды получали право на образование и возможность отращивать волосы, хотя всегда находились те, кто напоминал им о прошлом. Привязка бастарда к человеку или месту истекала через три года после принятия.
На бастардах редко женились, но были и исключения — например, если у бастарда обнаруживалась магия.
Это происходило крайне редко, потому что магия передавалась старшему наследнику, и маги были очень осторожны, осознавая, что дар открывал многие двери.
Но Себастиан, мой брат, родился без магии. А во мне, родившейся несколько лет спустя, она была, хотя и спала.
Именно из-за этого отец не отослал меня в удаленную деревню, привязав к дому, где каждый меня ненавидел или презирал. Он знал, что рано или поздно кто-то предложит приличную сумму за возможность жениться на мне.
Разумеется, мне никто этого не объяснил. Я росла как ненужная ветошь, общаясь с детьми слуг, помогая им, от скуки, пока те не получали за это наказание. Мои унижения поощрялись семьёй: я видела, как Себастиан награждал тех, кто ставил мне подножки или бросал мои вещи в навоз.
Я особо не давала себя в обиду — как и большинство деревенских детей, я была драчливой и вспыльчивой.
Однажды, когда мне исполнилось восемнадцать, меня вызвали в поместье, где находились портниха и несколько крепких служанок. Без слов, буквально таская меня из одной комнаты в другую, они вымыли меня, а после переодели в самую дорогую одежду, которую я когда-либо видела, и повели в храм Первородной Велирии.
— Что происходит? — без конца спрашивала я, почти не сопротивляясь. Очевидно, меня наряжали не для того, чтобы унизить или побить.
Впрочем, драки с моим участием прекратились ещё четыре года назад, когда Себастиан и его друзья повзрослели и осознали, что нет ничего престижного в том, чтобы драться с тощей девчонкой.
— Молчите, не позорьте свою семью, — ответила одна из служанок, подтолкнув меня в спину. — Еще больше.
В храме Велирии я никогда не бывала — бастардам запрещалось посещать воскресные службы. Когда я переступила порог, меня поразили величие светлых окон, высокие потолки и фрески с изображениями событий из жизни богини.
Некоторые присутствующие смотрели на меня с таким недовольством, будто само мое существование оскверняло священное место. Но чем ближе мы подходили к алтарю, тем сильнее билось моё сердце.
У алтаря стоял мужчина в дорогой зелёной робе, держа в руках клинок. Я не смогла сдержать улыбку, пока меня вели к нему. Рядом стоял мрачный отец — к счастью, сейчас он контролировал свой дар.
Мы оба понимали, что сейчас произойдёт.
Меня признают. Я перестану быть бастардом.
Я знала, как проходит ритуал — подслушала разговоры слуг о благословении Первородной для новорожденных.
Резкий порез, моя кровь капнула на алтарь и прислужник первородной громко произнес:
— Под взором Первородной Велирии да будет Талира Керьи благословлена силой вечного слова богини. Пусть растет, распространяя свет и мудрость её, живет, следуя заветам её, воплощая божественную волю через каждое деяние.
Вот и всё. Теперь я была официально признана Талирой Керьи и благословлена богиней. Но почему отец пошёл на это? Означает ли это, что теперь мне позволят учиться?
Ответ вскоре стал очевиден — через несколько дней начали шить моё свадебное платье. Имя жениха держалось в секрете не только от меня, но и от остальных. Было ясно, что тот, кто решился жениться на бастарде, пусть даже с магией, находился в отчаянном положении, хотя и был достаточно обеспечен.
Себастиан постоянно твердил, что для меня нашли старого, больного человека и эти слова подхватили его друзья, сёстры моей мачехи, кузены и кузины. Несмотря на изменение моего статуса, оношение ко мне осталось прежним: приказ отца не обучать меня и избегать со мной общения оставался в силе. Только Яра, как и всегда, игнорировала этот приказ.
— Слышал я такие истории… Ещё и лицо прячешь. Сразу говори, у кого стащила? Может, у меня? Я сейчас позову стражу!
Мастер-ювелир резко потянулся к моей серебряной пластине, ловко и быстро, намереваясь забрать её и обвинить меня в воровстве товара который я же и принесла. Классическая схема.
Но я всю жизнь жила среди таких людей.
Ударив его по запястью ребром ладони, резко и точно, я заставила его отдёрнуть руку. Продолжая, я нанесла удар внизу — наступила ему на ногу, прыжком перенеся весь вес, а затем острым локтем ударила в грудь.
И завершила всё это громким криком на всю ярмарку:
— Шарлатаны! Воруют то, что я принесла на продажу! — прокричала я громко и обиженно. — Пытаются обокрасть детей ради наживы!
Мои крики привлекли внимание толпы, включая второго ювелира, с которым говорила Яра. Подруга улыбнулась и тут же подхватила:
— Да что творится сестрица, неужли мастер ушлый попался?
— Замолчите! — рявкнул ювелир, стоявший рядом со мной, но нас уже было не остановить.
— Вот добрый господин в другой лавке не обманывает честной народ, пойдём к нему! — громко продолжала Яра, и я послушно двинулась вслед за «сестрицей».
— Постойте! — ювелир, с которым я пыталась договориться, попытался меня задержать, но я ловко увернулась и направилась к соседней лавке.
К этому моменту местная стража, привлечённая нашими криками, уже подошла к толпе.
— Что здесь происходит? — спросил один из стражников, обращаясь к зевакам, которые тут же указали на нас и ювелира, продолжавшего следовать за мной.
— Этот господин пытался украсть у меня товар, который мама мне отдала! — громко и горько заявила я. Лучшая защита — нападение.
— Ничего я не крал! — ювелир, привычный к ярмарочным спорам, перешёл в защиту. — Она сама и…
— А я видел, как ты тянулся к её товару, Освин! — неожиданно вмешался торговец, с которым говорила Яра. — Девчонка протянула тебе товар, а ты тут же попытался забрать его, как всегда!
Я заметила хитрый и довольный взгляд Яры. Умница.
— Да ты наговариваешь на меня, Ансельм, в который раз! — воскликнул Освин. — Все знают, что ты всегда...
— Никаких наветов! Так и было. Мы пришли из самого поместья д’Арлейн, матушка тяжело больна, попросила купить лекарства! — воскликнула я, усиливая драматизм. Взгляд стражника стал усталым, словно такие сцены были здесь обычным делом.
— Расходитесь! — громко приказал он толпе, и я почувствовала облегчение. Всё прошло так, как я и ожидала, хотя в глубине души я, конечно, надеялась, что удастся продать товар спокойно, без конфликтов, по честной цене.
Ювелир Освин подошёл ко мне и Яре, пытаясь смягчить ситуацию.
— Ладно, куплю я у тебя серебро, мелюзга. Дам один золотой. Такой цены ты нигде не найдёшь.
Люди начали расходиться, поняв что громкий скандал отменяется. Однако шепотки вокруг нас говорили о том, что Освин уже не раз обвинял людей в воровстве и ему это часто удавалось.
И Ансельм был не лучше — его тоже обвиняли в нечестности.
Понятно.
— Не обманывай детей, Освин. Цена их товару — два золотых, не меньше, — вмешался ювелир Ансельм, понимая, что если он не предложит нам больше, мы можем согласиться на предложение Освина. Он явно знал, что если его «коллега» обвиняет кого-то в воровстве, то товар действительно стоящий.
Но, на самом деле, они оба нас обманывали. Скорее всего, цена намного выше.
Яра показала на пальцах «шесть», предполагая, что настоящая цена за пластину именно такая. Я же надеялась продать её хотя бы за четыре. Я отчаянно не хотела привлекать к нам ещё большего внимания, интуиция подсказывала что нужно быть осторожной.
— Думаю, мы найдём другого покупателя, — я изобразила разочарование и двинулась в сторону торговых рядов. Но меня остановил Освин.
— Две с половиной золотых, мелюзга. И больше тебе никто не даст. И даже если предложат, ограбят по дороге обратно.
В последнем он был прав. Две худенькие девушки с золотыми монетами — слишком лёгкая добыча для воров. Но у меня уже был план.
— Предложат, — сказала я с вызовом. — Вы пытались обворовать меня, и я предпочитаю работать с Ансельмом, пусть он и заплатит меньше. Но я уверена, что найдутся те, кто предложит больше.
— Три золотых, — внезапно вмешался Ансельм, хитро поглядывая на нас.
— Четыре, — попросила я, осторожно оглядываясь. Наш торг вновь начал привлекать внимание, и я этого совсем не хотела.
— Три с половиной, — сказал Ансельм. Освин собирался предложить больше, но я быстро прервала его.
— Согласна, — решительно сказала я. Не стоило затягивать этот спор. И соглашаться на деньги Освина, после его попытки обмануть нас, было бы безумием.
Тем не менее, я планировала что-то купить у Освина позже, чтобы немного его задобрить. На всякий случай.
Деньги мы получали в лавке Ансельма. Я взяла только две монеты золотом, остальные запросила серебром. Ансельм выглядел довольным, но при этом смотрел на нас с каким-то скрытым намерением, которое я не могла разгадать.
Я всегда полагалась на свою интуицию. И сейчас она подсказывала быть осторожной, хотя немедленной опасности я не чувствовала. Скорее всего, оба ювелира — и Ансельм, и Освин — размышляли о том, есть ли у нас ещё такие пластины и стоит ли послать кого-нибудь, проследить за нами и обокрасть.
А ещё… Ансельм явно заметил, что обработка серебряной пластины отличалась от всего, что он видел. Его взгляд на мгновение остановился на храме Первородной, и у меня дрогнуло сердце. Я поняла — если я принесу им ещё что-то подобное, из схрона или проклятых земель, это может обернуться для меня серьёзными проблемами…
— Отсчитывайте по десять, — попросила я помощника Ансельма, и тот послушно начал отсчитывать серебряные монеты под моим пристальным взглядом.
Позже, сидя на крепкой деревянной скамье и наслаждаясь свежими хлебными лепёшками, мы решали, что делать дальше. Яра, как волк, озиралась по сторонам, следя за тем, чтобы никто не украл наши деньги. Я спрятала кошель ближе к груди, оставив в нагрудном кармане лишь несколько серебряных монет, которые планировала потратить.
Марис не удостоила меня и словом. Увидев растерявшуюся Яру, она подошла к ней широкими шагами и схватила подругу за запястье, тут же потащив наружу.
— Я приказываю тебе оставить Яру в покое, Марис, — громким, низким голосом произнесла я.
Откуда-то из глубин сознания всплыли уроки одной из дисциплин, которые были вложены в меня — той самой, где учили устанавливать лидерство.
«В случае проявления открытого неуважения, сохраняйте спокойствие и контролируйте свои эмоции, чтобы не утратить управление ситуацией. Говорите уверенно и спокойно, поддерживая низкий тон, демонстрируя невозмутимость. Установите чёткие границы, объяснив, что подобное поведение недопустимо, и не делайте попыток оправдать свою позицию. Ваши жесты, осанка и взгляд должны подкреплять уверенность и подчёркивать ваше лидерство.»
Марис замерла, не веря, что я открыто приказала ей. Это был первый раз, когда я использовала это слово. До этого я всегда верила, что, даже будучи хозяйкой, смогу оставаться вежливой со слугами, несмотря на то, что мои просьбы по сути являлись приказами. И это был первый раз, когда я обратилась к ней на «ты».
Женщина не обернулась ко мне, к ней медленно приходило осознание, что я больше не собираюсь притворяться, будто не замечаю, как ужасно со мной обращаются.
Спустя секунду, она снова потащила Яру к двери.
— Ты открыто игнорируешь мой приказ, Марис?
Ключница замерла и на этот раз повернулась ко мне. Конечно, она не раз уже игнорировала мои слова, но тогда это было по приказу Фиррузы д’Арлейн. Однако сейчас наш разговор касался лишь нас двоих. Моя свекровь, скорее всего, даже не помнила о существовании Яры, и желание «наказать» подругу полностью принадлежало Марис.
Я видела её глаза — расширенные, полные неверия. После пяти месяцев унижений при других слугах, я вдруг обрела голос. Раньше ей было легко игнорировать мои слабые замечания, притворяясь, что их просто не существует.
— Яра ослушалась моего приказа и должна быть наказана, — наконец, ответила Марис. Ни «миледи», ни «Ваша милость» она не произнесла.
— Яра следовала моим приказам, Марис. Повторяю: отпусти её и убирайся из моей комнаты. Это приказ, — мой голос оставался спокойным, низким и размеренным.
Глаза женщины сузились... В гневе?
Сама Яра, не узнавая меня, застыла на месте, её карие глаза растерянно блестели. Она боялась наказания, и правильно: четыре удара плетью дают только за очень серьёзные проступки.
— Яра ослушалась приказа и должна быть наказана, — повторила Марис, словно не слышала меня.
Она собиралась проигнорировать мой приказ. Ключница развернулась и потянула Яру к выходу, сжимая её тонкое запястье с такой силой, что я видела белеющую кожу подруги. Но прежде чем она смогла уйти, я сделала шаг в сторону и с силой пнула тяжеленный деревянный стул. Тот с грохотом покатился по полу и ударил Марис по ногам, перекрыв ей проход. От неожиданности она отпустила Яру, которая быстро отбежала в другой конец комнаты.
Я выпрямилась так сильно, как только могла.
— Ты считаешь, что твои приказы важнее моих? — медленно спросила я, хотя внутри меня всё кипело от гнева. Мне хотелось вцепиться в неё и расцарапать лицо за попытку избить мою подругу, но интуиция подсказывала, что это лишь навредит.
— Я слежу за порядком в этом доме, — ответила она, высоко задрав подбородок, хотя и так была на полторы головы выше меня.
— Ты не ответила на вопрос. Ты считаешь, что твои приказы, приказы служанки, важнее моих, важнее приказов жены хозяина этого дома, твоей госпожи? Отвечай!
Марис молчала, не желая признать вслух, что мои приказы, разумеется, намного важнее. Но и не собираясь произносить обратного.
Она считала свои приказы важнее.
— Я слежу за порядком в этом доме и следую воле хозяйки, — лишь произнесла она.
Хозяйки…
— Пошла вон, — процедила я сквозь зубы, указав на дверь.
Марис замерла. Если она уйдёт без Яры, она… выполнит мой приказ, и всё её нутро противилось этому. Ей казалось, что если она сейчас уйдёт, ничего не сказав, то проиграет эту маленькую битву за лидерство.
Но со стороны лестницы послышались шаги, и Марис, шагнув через стул, быстро удалилась. А меня словно разом лишили всех сил.
Она ушла не потому, что я победила, а потому, что не хотела, чтобы кто-то услышал наш разговор. Одно дело — выслушивать мои приказы и грубость при Яре, и совсем другое — при других слугах, которые сразу поймут, что я на другом уровне и имею право разговаривать с Марис таким тоном.
— Как ты её! Она совсем забыла что почти такая же служанка как и я. Но… Тали, что же теперь будет? Она не даст нам покоя! — взволнованно произнесла Яра, и я кивнула.
— Рано или поздно это должно было случиться, Яра, — я попыталась улыбнуться и растрепала её волосы, от чего она недовольно надулась — наверняка с утра долго старалась уложить свои непослушные тёмные пряди.
Я чувствовала, что это далеко не конец. Нас ждёт новое столкновение, и на этот раз — уже в присутствии остальных.
— Принеси сюда лежанку. С этого дня ты живёшь в соседней со мной комнате.
На второй этаж вела лишь одна дверь. Комнаты в этом крыле были либо пустыми, либо заваленными хозяйственными предметами. Я решила, что, раз уж мне отдали это крыло, я буду здесь хозяйкой до тех пор, пока не найду возможность уехать из этого поместья.
Замок повешу на первую же дверь, ведущую на второй этаж.
— Выбирай любую комнату, Яра. Сегодня можешь спать у меня, а завтра подготовим для тебя одну из пустующих комнат.
***
Яра?
Ночью я проснулась от криков и не сразу пришла в себя. Я уснула так быстро, словно не спала неделю. Крики доносились снаружи, но я не могла понять, как Яра могла там оказаться. Вечером мы поели, она расчистила себе немного места в одной из комнат, не желая меня стеснять, и мы повесили крепкий замок с внутренней стороны двери, так чтобы никто не мог к нам войти.
Кайрос д'Арлейн
«Твоя юная жена оказалась весьма привязана к своей служанке, и когда та должна была получить наказание за многочисленные провинности, Талира устроила отвратительный скандал и предпочла сбежать. Она даже угрожала опозорить нас перед бароном Марлоу. Мы пока не знаем, где она, но я сообщу тебе, как только мы её найдём».
Кайрос закатил глаза, отложив письмо, и устало провёл рукой по шее.
Его молодая, кроткая жена, что смотрела на него влюбленными глазами в день свадьбы, теперь превращала жизнь его семьи в кошмар. С другой стороны, он знал, что его мать любила преувеличивать, и поехала в поместье явно не с целью отдать контроль над домом и слугами новой хозяйке. Видимо, Талире так и не удалось утвердить своё главенство в доме, раз её служанка подвергалась наказанию.
Кайрос не слишком волновался — его мать и сестра были хорошими людьми. Скорее всего, женщины просто не поделили хозяйство — как это часто бывает. Со временем их характеры притрутся и, может быть, они даже понравятся друг другу.
Барон д’Арлейн не обращал внимания на варварские разговоры о том, что его жену нужно отправить в удалённую обитель Первородной Велирии. Он помнил, как держал её худенькое, но крепкое тело, как она смотрела на него светлыми, влюблёнными глазами, такими редкими в Ксин'тере. Талира была юной и неопытной женщиной, со светлой кожей, покрытой мелкими шрамами, маленькой грудью и плоским животом. Она была женщиной, а не отродьем Тёмного Урго.
Было что-то необычное и острое в том, что он женился на дикарке, девушке, выросшей среди слуг и крестьян. Она не отводила взгляда, не флиртовала, хотя в его присутствии была гораздо тише, чем её описывали граф и графиня Керьи. Талира была невинной, но не боялась — даже когда ей было больно, она смотрела на него с любовью, как будто ждала его всю свою жизнь. Она не плакала и не требовала доктора. Вместо этого она позволила ему овладеть ею ещё четыре раза в ту же ночь — это было совершенно немыслимо для девственницы.
Полная противоположность тому, что случилось с Лилеаной Муради. Юная красавица сразу же расплакалась, удалилась в свою комнату и потребовала служанку, хотя до этого и распаляла его желание горячими взглядами и случайными прикосновениями.
Но, в отличие от Талиры, с Лилеаной было приятно показываться на публике. Как только она появилась на балу, все мужчины обратили на неё внимание — фигуристая, с каштановыми волосами, высокими тонкими и бледной кожей, она была неотразима. Лилеана же не видела никого, кроме нового камергера Его Величества.
Кайрос получил эту должность сразу же после женитьбы на Талире, и уже за это был благодарен ей. Его Величество заметил преданность барона д'Арлейн, его готовность жертвовать собой и состоянием ради интересов короны. И даже если у них с Талирой не будет детей-магов, эта почетная должность останется за Кайросом. Однако наследник с магическим даром возвысил бы их род на небывалую высоту.
— Доброе утро. Почему ты не спустился к завтраку? — В комнату вошла Лилеана в изумрудном домашнем комплекте. Она выглядела прекрасно, но её появление здесь было крайне неуместным. Кайрос уже неоднократно говорил ей, что она не может просто так появляться в его кабинете, и тем более — в городском доме. Слуги, конечно, молчали, но случайные прохожие наверняка замечали невысокую фигуру в плаще.
— Я же просил тебя не заходить в мой кабинет, Лилеана, — произнёс он хмуро, в ответ на это она посмотрела на него так обиженно, будто его слова были несправедливы.
— Я... просто волновалась. Ты так много работаешь, совсем не уделяешь мне внимания. А это... Это о твоей супруге? Она снова создаёт проблемы? Ты собираешься к ней?
Девушка, оказывается, всё это время читала письмо, что было у него в руках, и Кайрос почувствовал, как в груди закипает злость. Читать чужие письма — верх невежества, а что если бы это была секретная информация от самого Его Величества?
— Я же сказал: не заходи в мой кабинет, и тем более не читай мою корреспонденцию, — зарычал он. Увидев выражение его лица, Лилеана отшатнулась.
— Прости, любимый, — её голос дрожал. — Просто я не могу перестать думать, что ты поедешь к ней, что я потеряю тебя. Я так и не смирилась с тем, что ты женился, когда ухаживал за мной. Ты же знаешь, я ради тебя пожертвовала всем. Всем…
Кайрос тяжело вздохнул, но Лилеана была права. До его брака их часто видели вместе, и, хотя он никогда специально не искал встречи с ней. Однажды кто-то даже стал свидетелем их случайных неприличных прикосновений, хотя барон и был чрезвычайно осторожным.
А вскоре после этого он женился на Талире.
На самом деле он никогда бы не женился на Лилеане — она была слишком бедна и не имела связей. Однако он жалел о том, что дал ей ложные надежды. Лилеана была благородной и невинной девушкой, которая, до их знакомства, могла рассчитывать на выгодный брак.
Не все разделяли его точку зрения.
Его друзья по охоте считали, что он попал в ловушку юной кокетки Лилеаны Муради, и что именно она охотилась за ним, а не наоборот. Особенно, учитывая, как прошла их первая ночь.
В тот день Кайрос был приглашён на королевскую охоту. Вместе с другими мужчинами он праздновал до поздней ночи, наслаждаясь мясом и вином. Взяв передышку, он решил прогуляться и дошёл до королевского пруда, где случайно заметил прекрасное видение — длинные ноги Лилеаны Муради. Главная красавица сезона сидела у воды и плела венок из полевых цветов, погружая свои светлые ступни в пруд. Всё, о чём тогда мог думать Кайрос, — это о том, как сильно он хотел бы схватить её белые бёдра и оказаться между ними. Охваченный страстью, он быстро подошёл к девушке, невероятно напугав её, и признался, что сделает всё, чтобы она стала его.
И она… пришла к нему той ночью. Но наутро он признался, что готов на всё, кроме брака — ведь он уже был женат, и она об этом знала. Вина за тот обман преследовала его до сих пор. Лилеана доверилась ему, а он не мог дать ей то, чего она так отчаянно желала.
Талира Керьи
Наше везение в какой-то момент должно было закончиться, но к хорошему так быстро привыкаешь. Вот и мы — быстро привыкли к тому, что наши животы были набиты, а ночи мы проводили в отдельной комнате на постоялых дворах. Дорога от поместья до Калдерры занимала не больше трёх суток, даже если передвигаться на телеге очень медленно. Однако мы с Ярой позволили себе задержаться в деревне на самой границе с герцогством Дрейгмор — мне нужно было понять, хватит ли у нас денег на всё запланированное.
Улыбка почти не сходила со смуглого личика Яры с того самого момента, как мы среди ночи покинули поместье. Она едва могла усидеть на месте во время движения, и как только мы оказались в Калдерре, на ярмарке, она тут же начала искать для нас еду и обновки. Но я остановила подругу — мы здесь ради другой цели. Мне нужно было в храм Первородной, в архив. У меня было всего два дня до того, как придётся вернуться на территорию баронства, иначе привязка начнёт медленно убивать меня.
Но сначала я решила продать одну из серебряных пластин. Это было опасно — пластина была высокотехнологичной, выглядела подозрительно, но гарантировала большой доход.
Столица герцогства была настолько огромной, что ярмарка проходила сразу в двух местах города. В этот раз мы выглядели куда приличнее: на моей голове был симпатичный платок и мы обе были одеты в шерстяные платья с новыми юбками, которые мы перешивали в последние дни в поместье, готовясь к отправке. Поэтому, вместо того чтобы изображать двух подростков, мы изображали горожанок из Арлайна, но это в итоге и сыграло против нас.
Когда ювелир уже готов был заплатить нам пять с половиной золотых монет, в лавке неожиданно появился… Освин, ювелир из Арлайна. Города активно торговали друг с другом и находились не так далеко, но почему из всех лавок герцогства он должен был появиться именно здесь?
Освин явно не хотел, чтобы мы продавали серебро кому-то другому, и поэтому обвинил нас, к счастью, не в связи с Тёмным Урго, а в том, что наше серебро… некачественное.
Герцог Дрейгорн нашёл нас, когда вокруг уже собралась толпа, но в опасности был именно Освин — я готова была выцарапать ему глаза, и один из стражников даже встал между нами, желая защитить мужчину. Мы с Ярой громко возмущались, говорили что он уже обвинял нас в краже в Арлайне, и что он нередко проворачивал такие дела с наивными клиентами. Освин же обвинял нас в том, что мы воровки и каждый раз придумываем новую легенду для покупателей.
Стража уже собиралась забрать нас обоих в башню, чтобы задержать и выяснить ситуацию, когда громкий мужской голос прервал гомон толпы:
— Что здесь происходит? Расчистить площадь, немедленно!
Голос принадлежал мужчине верхом на огромном тёмном коне, и толпа мгновенно замолкла, переходя в шёпот:
— Герцог…
— Герцог Дрейгорн…
— Его Светлость.
Воспользовавшись замешательством, худенький мальчишка, стоявший рядом, внезапно выхватил пластину из моей руки и побежал в сторону городских ворот.
— Стой, воришка! — крикнула Яра, бросившись за ним, но не успела пробежать и десяти метров.
— Саймон! — голос герцога был низким, но очень громким. Вдалеке раздалось ругательство мальчишки, и вскоре другой всадник, почти на таком же коне, как у герцога, медленно приблизился, держа воришку за ворот рваной старой рубахи.
Герцог спустился с коня, приблизился к всаднику, вырвал пластину из рук мальчишки, а затем… вручил воришке серебряную монету, прошептал что-то, дал лёгкую затрещину и позволил уйти.
— Это принадлежит вам? — герцог наклонился надо мной, и я впервые разглядела его лицо.
Если бы меня попросили его описать, я не использовала бы слово «красивый», — в нём отсутствовала теплота, но в нём присутствовал магнетизм, который я не могла объяснить, и странная холодная привлекательность. Я буквально застыла, не в силах оторвать взгляд от высокого лба, носа с еле заметной горбинкой, широких бровей и плотно сжатых губ. В них не было и капли мягкости — выражение его лица выдавало нетерпение и раздражение, будто происходящее на ярмарке отвлекало его от настоящих дел.
Но он всё же нашёл время успокоить толпу и вернуть мне пластину. Я настолько привыкла, что все вокруг пытаются воспользоваться нашей беспомощностью, что не сразу поверила, что получила её обратно.
— Хорошее… серебро. Думаю, проблем с продажей у вас не будет, — он кивнул ювелиру, который тут же подскочил к нам. Герцог вложил пластину в мою ладонь и встал, готовясь уйти. Ему не нужна была моя благодарность — он действовал по справедливости.
А раз он такой справедливый, я не могла его отпустить.
Я быстро, почти бесшумно последовала за ним, схватилась за его плащ и потянула, желая привлечь внимание. Мужчина сразу развернулся, сталкиваясь с моими напряжёнными глазами.
— Я баронесса д'Арлейн. И мне нужна ваша помощь.
***
Герцог Теоден Дрейгорн — один из крупнейших феодалов королевства, человек, у которого была своя армия, на землях которого находились целых двенадцать городов и несчётное количество деревень.
Об этом я узнала в деревне на границе герцогства, когда мы с Ярой планировали поездку в Калдерру. Жители любили герцога и были рады его возвращению, хотя мужчина правил такой железной рукой, что его отсутствие почти не замечалось.
Он отсутствовал в королевстве два года, отправившись на восток, и привёз назад не только товары, но и мастеров, способных ввести в герцогстве новые технологии.
А теперь этот человек сидел напротив меня, глядя на меня с подозрением.
Почти гневом.
— У вас не будет больше возможности передумать, как с первым договором, миледи д'Арлейн. Это не шутки и не детские игры.
Я смотрела на него, сузив глаза.
Шутки? Игры?
Я верила, что моя жизнь зависит от этого.
— Я понимаю, — ответила я, надеюсь, с достоинством.
Мне было страшно, ужасно страшно подписывать что-либо. Но возвращаться в баронство без документа, который гарантировал бы хотя бы частичную свободу — от поместья и женщин д'Арлейн — я не собиралась.
Я проснулась до рассвета, поёживаясь от холода — ночи на болоте были куда более суровыми, чем я ожидала. Открытые оконные проёмы не спасали от сырости и пронизывающего ветра. За окном моросил мелкий дождь, который, похоже, здесь не редкость.
Несмотря на холод, я постаралась подняться как можно тише и подошла к окну, стараясь не разбудить Яру. Ночью мы укрылись шерстяными плащами поверх одеял, но даже это не спасало от промозглого холода. Закутавшись до самых ушей, я встречала рассвет.
Это напомнило мне утро моей свадьбы, почти полгода назад, когда, как и сейчас, я смотрела на восходящее солнце с надеждой в сердце.
— Тали? Уже пора вставать? — раздался за спиной сонный голос Яры.
— Нет, всё в порядке. Спи, ещё рано.
Сегодня я планировала осмотреть территорию, обойти всё, что смогу, и определить возможные источники дохода. В голове проносились знания из курса «Выживание и формирование устойчивой общины», который в меня вложили в убежище. Мысли перескакивали с темы строительства на улучшение дорог, с производства на безопасность и экономику общины, но всё это было не то. Курс был рассчитан на создание общины с нуля, где много людей работают вместе, а у нас была совсем другая ситуация.
Мне нужно было быстро наладить производство известного и востребованного товара, чтобы через несколько недель уже начать получать доход. И только потом, имея какую-то стабильность, я начну реализовывать более долгосрочные планы.
Конечно, в крайнем случае мы могли бы продать ещё одну серебряную пластину, но интуиция кричала, что каждый раз, когда нас видят с таким товаром, мы подвергаем себя риску.
Я помнила о судьбе бастарда Веры Стэллан и стремилась избежать её участи.
— Миледи д'Арлейн, мы останемся с вами ещё на два дня… Пока всё спокойно, никого подозрительного. Может, вам нужна помощь? — спросил один из стражников.
Им явно не хотелось провести целый день ничего не делая. Младшему из мужчин было двадцать шесть лет, его звали Ларс, а старшему, Ронану, было более пятидесяти. Оба родились и выросли в деревнях вокруг Калдерры и долго служили в герцогской страже, которая, помимо всего прочего, патрулировала дороги, если землевладельцы платили герцогу за охрану.
Я попросила одного из них сопровождать меня на осмотр территории, а другого — вырубить деревья на востоке и западе от дома, сколько успеет. Яра уже поднялась и занялась завтраком, но я просто схватила хлебную лепёшку, а Ронан взял себе такую же, добавив к ней немного вяленого мяса.
— Как же вы здесь вдвоём-то? — спросил Ронан, и я мвсленно согласилась с его вопросом. Стражники герцогства регулярно патрулировали дороги, и нападения здесь были редкостью, но риск всё же оставался.
— Что вы можете посоветовать? — поинтересовалась я.
Курс по выживанию затрагивал вопрос безопасности, но, в основном, от диких зверей. О защите от людей там почти не говорилось, разве что об установлении специальной должности со смешным названием «полиция» — у нас такой явно не было.
— Я подумаю, что можно предложить, — важно кивнул Ронан, явно польщённый тем, что я спросила его совета.
Территория оказалась неоднородной: большую её часть покрывали холодные, мокрые болота, поросшие тростником, осокой, мхом и папоротниками, порой доходившими мне до пояса. Однако были и участки с проточной водой, а также редкие места, где растительность почти отсутствовала или была совсем другой.
Я поняла, что мы могли бы возобновить добычу торфа — это был главный продукт этих земель. Помимо этого, здесь росли ценные растения и грибы.
Но я надеялась на нечто большее: возможно, янтарные отложения на деревьях или пчелиные ульи, из которых мы могли бы собирать ценные мёд и воск. У нас оставались ещё два золотых, и я надеялась вложить их в первый проект, который принесёт нам стабильный и, самое главное, безопасный доход. И пока что единственным реальным вариантом был торф.
— Осторожнее, миледи д'Арлейн! — вдруг окликнул меня Ронан, указывая на тёмную фигуру впереди.
Она удалялась от нас по старой грязной дороге, а затем свернула в сторону, пробираясь по утоптанной растительности. Я без раздумий устремилась за ней, несмотря на попытки Ронана меня остановить.
Фигура двигалась медленно, и вскоре я поняла, что человек под плащом был очень пожилым. Это окончательно успокоило меня, и Ронан тоже перестал торопиться, его подозрительность сменилась удивлением. Через десять минут фигура вывела нас к крепкому одноэтажному каменному дому, стоящему рядом с двумя заброшенными — у них прогнили двери и крыши.
Местные жители…
Дверь единственного целого дома открыла пожилая женщина, впустив мужчину в плаще внутрь. Я услышала её слабый, старческий голос.
— Извините! — громко окликнула я их, махнув рукой. — Здравствуйте!
Моё приветствие до ужаса напугало стариков.
***
Германн и Марисоль Риверс прожили в «Синей Трясине» всю свою жизнь, и они были не единственными, кто остался здесь. За долгие годы они дважды видели, как благородные феодалы — сначала барон, а потом герцог — пытались вернуть жизнь на эти земли, это длилось несколько лет, но потом они исчезали. Вместе с ними исчезали стабильность, работа, деньги, уход за дорогами…
И люди.
Исчезала молодежь — те, кто хотел растить семьи, строить будущее.
Оставались только старики, которым некуда было идти или которые не хотели покидать свои дома.
— Базил живёт неподалёку от дороги на Арлайн, а Эльза и Сирил — у самой границы с проклятыми землями. Вот и все, — сказала Марисоль, подавая мне кружку воды. Я поблагодарила её с искренней теплотой.
— После наводнения пять лет назад я уж думал, что никто сюда больше не вернётся, — произнёс Германн, задумчиво глядя в окно. — Может, это влияние Тёмного Урго, из-за соседства с проклятыми землями. — В прошлом мужчина работал на добыче болотной руды, но герцог забросил эти земли, и теперь Германн помогал жене собирать лечебные травы, продавая их в Арлайне. У них даже были свои осёл и телега. — Вы уж меня извините леди, не тянете вы на ту, кто сможет изменить ситуацию. Два богатых господина пытались, а вы не выглядите как богачка. Скорее сами здесь сляжете, где только душа держится!