Я быстро поднялся по ступеням княжеского дворца. Меня подгонял вовсе не мороз и скорая метель, которая, я чувствовал, вот-вот должна была накрыть город. Мной двигало желание поскорее закончить неприятный разговор. В том, что беседа будет таковой, я не сомневался. Не просто так правящий князь вспомнил о своем сводном брате и приказал немедленно явиться в столицу.
Привратник распахнул передо мной неприметную дверь, которой пользовались лазутчики, соглядатаи и прислуга. Грамоту или иные документы никто не спросил. Значит, о моем приезде стражу уже предупредили. Знать бы еще, к добру или к худу?
Слуги, завидев меня, сворачивали в сторону. Мальчишка-поваренок последовал было за остальными, но остановился. Повертел головой влево, вправо. Видимо, решал, что страшнее: опоздать на кухню и получить нагоняй от кухарки или перейти дорогу чародею. Развернулся, не удержал равновесие и шлепнулся. Ушат выскользнул из рук, перевернулся. Вода с шумом выплеснулась, разлилась по полу. Свежевыловленные, еще живые окуни, выскользнули из посудины. Били красными плавниками по черному мрамору, открывали рты в немом крике.
– Свят, свят, свят, – запричитала старуха. Впрочем, так и не показалась на свет, осталась в тени ниши. – Не успел появиться…
Я повернул голову, и причитания тут же смолкли. Дурная репутация сыграла мне на руку: а ну, как прокляну? Никакая бабка-шептунья не поможет.
По щелчку пальцев рыба затихла. Поваренок, не поднимая глаз, быстро покидал ее в ушат и со всех ног бросился на кухню. Я, спиной чувствуя полные ненависти, страха и любопытства взгляды, продолжил путь. Поднялся по винтовой лестнице, пересек галерею, что опоясывала второй этаж дворца. Остановился в десятке шагов от кабинета брата, охраняемого двумя караульными.
В приемной, где обычно толпились просители, никого не оказалось. Возможно, даже ждать не придется. Вряд ли князь кого-то принимает в половине шестого вечера, но может нарочно тянуть время, чтобы заставить его нервничать.
Отстегнул медную фибулу, снял теплый плащ, повесил на сгиб локтя. Этикет запрещал появляться перед князем в верхней одежде, а задерживаться я не собирался. Княжеский дворец никогда не был для меня домом, несмотря на близкое родство с его хозяином.
– Доложите обо мне, – попросил караульного.
Юноша вытянулся в струнку, щелкнул каблуками начищенных до блеска сапог, коротко кивнул. Трижды постучал, получил разрешение войти и тут же скрылся за дверью. Его сослуживец остался один в карауле. Смотрел прямо, в одну точку, но стоило мне отвернуться, как солдат с любопытством воззрился на него. Еще бы, не каждый день своими глазами увидишь чародея, который поднимает мертвяков. Кажется, это самая свежая сплетня обо мне. Впрочем, я давно не был в столице, не знал, кому перемывает косточки высшее общество в перерывах между балами и дуэлями.
– Светлейший князь примет вас, – отрапортовал караульный и снова щелкнул каблуками.
– Благодарю! – ответил ему. Сам открыл и закрыл за собой дверь. – Долгих лет жизни, светлейший князь Александр Дмитриевич, – приветствовал брата как любой подданный и даже поклонился. – Чем обязан чести?
– Не можешь ты без фиглярства! – попенял князь. – Вызвал, значит, надо. Присаживайся. Сейчас ужин принесут, а после поговорим.
Я нехотя повесил плащ на спинку стула, сел. Обвел взглядом скромно, с учетом того, кому он принадлежал, обставленный кабинет и сосредоточил внимание на самом хозяине. Если последний откладывал разговор на неопределенное время, значит, ничего хорошего это не сулило.
– У меня мало времени, – попытался разговорить его.
– Как будто у меня много, – перебил меня князь. – Сиди и слушай! Мне самому эта идея не по душе, но я дал слово и от него не отступлюсь.
Не дожидаясь вопроса, Александр Дмитриевич начал рассказывать совершенно невероятную историю даже для многое повидавших людей. Я даже ущипнул себя незаметно, чтобы убедиться, что не сплю. Не бывает такого в жизни, не должно быть. И все же брат был более чем серьезен, когда поведал, как сватал для своего старшего сына и будущего правителя Турово-Залесского княжества невесту. Девица оказалась с гонором. Не только прилюдно отказала наследнику, еще и высмеяла его за острый подбородок, сравнив с птицей. Павел разозлился, но проявил неожиданную твердость и заявил, что выбор свой менять не намерен. Можно было бы обойтись согласием отца, боярина Нефедова, но неудачливому жениху этого оказалось мало. Он решил проучить разборчивую невесту.
– От меня ты чего хочешь? – не выдержал я. – У меня своих детей нет, в воспитании я не силен.
Князь потер гладко выбритый подбородок, выругался. Видимо, затея не нравилась ему самому, но данное слово держало крепче цепи, камнем тянуло вниз.
– Семен Андреевич в сердцах возьми и скажи, – продолжил он, – что выдаст дочь замуж за первого, кто утром постучится в ворота его дома. Сгоряча сказал, а Павел вцепился в эти слова, как клещ в собаку, и потребовал, чтобы боярин сдержал обещание. На том и порешили, но… Ты же понимаешь, что я не могу отпустить будущую невестку абы с кем. Так что тебе предстоит сыграть роль того самого “первого встречного”. Тебя в столице плохо знают, а честь для тебя не пустой звук.
– Я не стану этого делать, – ответил брату. – Это подло по отношению к девушке, да и сыну твоему счастья не принесет. Любовь нельзя навязать.
– Какая любовь? – спросил князь. Отпил из высокого бокала можжевеловой настойки. – Нефедовы принадлежат к древнему боярскому роду, владеют обширными землями на юге страны, состоят в родстве с множеством других семейств, в том числе и тех, кто далеко не так лоялен ко мне, как хотелось бы. Этот брак выгоден нам, всему нашему роду, да и у тебя перед семьей долг. Ты же помнишь…
– Помню, – перебил его, – как твой отец выдал мою мать за конюха, как только узнал о беременности, и не вспоминал о нас больше двадцать лет, пока ему не донесли о моих способностях.
– И только поэтому я дал на него согласие, – как ни в чем не бывало продолжил Александр, будто не слышал меня. Впрочем, его слух всегда отличался избирательностью. – Павел тоже не отступится. Хочет потешить свое самолюбие, пусть!
Я умерла вчера. Это случилось так неожиданно, что я не успела привыкнуть к новому статусу и по привычке проснулась в шесть часов утра. Собрала волю в кулак, приготовилась к медицинским процедурам, которые должны были еще немного продлить мою жизнь, но уже не гарантировали выздоровление.
Потянулась, утопая в мягких перинах, и поняла, что эта постель никак не может быть жесткой больничной койкой. Более того, после аварии, в которую я попала полгода назад, даже правой рукой двигала с трудом. О том, чтобы самостоятельно подняться, и речи быть не могло. Тем не менее сейчас я сделала это с легкостью: отбросила теплое одеяло, тяжелое, как то, какое было у меня в детстве. Согнула ноги в коленях, пошевелила пальцами. Как же мне этого не хватало!
Если таков рай, я возражать не стану. Любое место лучше, чем белоснежная палата, в которой я провела последние месяцы. Печалиться обо мне тоже некому. Мама умерла семь лет назад. Лишь перед смертью призналась, кем был мой отец, и взяла с меня обещание разыскать его. Я слово сдержала, но встреча никому не принесла удовольствия: ни родителю, на которого свалилась пятнадцатилетняя дочь, ни его жене, ни их детям. Я так и осталась для всех чужой. Благо отец оформил опеку, чтобы избежать отправки в детский дом, устроил в училище художественной росписи и добился для меня комнаты в общежитии. Не оттолкнул, помог получить профессию и встать на ноги, но так и не стал для меня по-настоящему близким человеком. Для друзей и знакомых я оставалась просто Катей, его дальней родственницей, не более.
Я помнила свой последний день в той, прошлой жизни. Вечером я подписала бумаги, став донором органов. Утром уже не проснулась. Тогда я не думала о будущем. У меня его уже не было. Только хотела, чтобы моя смерть не была напрасной. Еще помнила маленькую девочку Аню, которая иногда заходила ко мне и читала вслух сказки. Свое сердце я отдала ей во всех смыслах.
Видимо, какие-то высшие силы подарили мне второй шанс. Упускать его я не собиралась, пусть даже мне предстояло жить в другом мире или другой эпохе. В конце концов, человек ко всему приспосабливается.
Я потерла руками лицо, прогоняя остатки сна, все еще не веря, что могу это сделать. Как мало, оказывается, нужно для счастья! Бегло осмотрела комнату, в которой очутилась и в которой, видимо, мне предстояло жить. Два высоких окна выходили на улицу или в сад. Отсюда виднелись лишь припорошенные снегом деревья. Остальное мешали рассмотреть плотные бежевые шторы. Мягкое даже на вид покрывало было подобрано в тон им. Кресла с розовой обивкой хоть и не слишком контрастировали с ними, но смотрелись довольно странно. Казалось, в комнате жила не девушка или женщина, а маленькая девочка. Об этом же говорили и многочисленные куклы, расставленные на полке рядом с туалетным столиком, и беспорядок, царивший здесь. Разноцветные ленты клубком лежали на полу. Чуть поодаль сверкали осколки разбитых баночек с кремами и духами. Ароматы последних соединились в какую-то ядовитую смесь, от которой непрестанно хотелось чихать.
Подавить рефлекс не удалось. Я громко чихнула, но прежде успела схватить носовой платок. Движение получилось настолько естественным, будто я знала, что где лежит. Но так не бывает! Я не экстрасенс, чтобы угадывать такие вещи.
Вытянула руку перед собой. Нет, это не моя рука и не мои пальцы. Кожа слишком нежная, ухоженная, ногти чуть удлиненные, без следов лака. Казалось, будто хозяйка этого тела никогда не знала тяжелой работы.
Это неправильно! Так не должно быть. Если реинкарнация и правда существует, если я переродилась, то моя душа сейчас должна находиться в теле какого-нибудь розовощекого младенца, что мирно посапывает в люльке, а не занимать тело взрослого человека.
Я принялась ощупывать себя и спустя несколько мучительно долгих мгновений убедилась, что попала в чужое тело. Благо оно оказалось женским, даже скорее девичьим. Об этом свидетельствовала и небольшая упругая грудь, и плоский живот, и стройные ноги.
– Ну, и что мне теперь с этим делать? – спросила, обращаясь скорее к самой себе, чем ожидая ответа от кого-либо. – Еще интереснее, что стало с хозяйкой всего этого. Вдруг она вернется, а я останусь неприкаянной душой? Кажется, так становятся призраками.
Превращаться в призрака мне категорически не хотелось, особенно теперь, когда я вновь обрела контроль над телом, пусть и чужим. Стараясь не думать о том, что это временно, решила как можно скорее разузнать все подробности и решить, как действовать дальше. Будто от меня что-то зависело. Пока же мне предстояло знакомство с новой собой.
Я нашла взглядом большое напольное зеркало. Не мешкая, встала, вытянулась в полный рост. В отражении увидела невысокую, не просто стройную, скорее худую девушку, одетую в длинную старомодную ночную рубашку. Казалось, что та, другая, чье место я заняла, тоже перенесла тяжелую болезнь или нарочно изводила себя диетами. Оставалось только надеяться, что теперь пошла на поправку. Не хотелось бы снова пережить все ужасы прошлого. Думаю, я заслужила немного счастья, а оно, как известно, без здоровья и любви не бывает полным.
Вдоволь насмотревшись на свое новое тело и мысленно попросив прощения у его предыдущей хозяйки, я вернулась к осмотру комнаты. Увиденное более чем радовало: просторно, светло, тепло. Если навести порядок, то можно жить не тужить.
– Спит? – услышала приглушенный голос за дверью и сама замерла прислушиваясь. – Как думаешь?
– Почем я знаю? – вторил ему другой, тоже женский, но чуть более грубый. – Открой и посмотри.
– Ага, посмотришь тут! Не ровен час, барышня опять посудой станет бросаться.
– Не станет. Она у себя уже все перебила. Фарфоровые куклы одни остались. Только если в коридор выйдет да любимую матушкину вазу расколет.
– С нее станется!
Чем дольше я слушала, чем явственнее понимала, что сказка вот-вот закончится. Предыдущая хозяйка этого тела явно не пользовалась уважением в этом доме. Может быть, у нее и были причины скандалить, осуждать ее рано, но что-то мне подсказывало, что не все так просто.
Девушки недоверчиво переглянулись. Видимо, решили, что я их испытываю или нарочно разыгрываю. Да, хороша же была та Катя, в чьем теле я оказалась, совсем людей запугала. Благо пока можно было сослаться на последствия падения, тем более что голова и правда болела. Потом решу, как вести себя дальше. Превращаться в настоящую стерву и хамку только для того, чтобы не выйти из образа, не хотелось.
Я отступила в комнату. Горничные, осмелев, вошли вслед за мной. Осмотрелись, видимо прикидывая, сколько им придется убирать, но вслух не сказали ни слова. Думаю, поступили так не из уважения, а из-за страха. Неприятно.
– Так, кратко и по делу напомните мне, что вчера случилось. По одной, – добавила, поскольку девушки заговорили одновременно. – Начни ты.
Русоволосая горничная приосанилась, бросила короткий взгляд в сторону своей товарки, и ответила:
– Не спали мы, значится, с вечера. Все гадали, неужто ваш батюшка, Семен Андреевич, да продлят боги его жизнь, да даруют ему здоровья, и правда решится отдать свою единственную дочь, свою кровинушку…
– Хватит! – перебила ее. – Так мы до вечера проговорим и ни до чего не договоримся.
– Она вечно воду льет, – тут же воспользовалась возможностью вторая девушка, даже пшеничного цвета косу перестала нервно теребить. – После того, как вы княжича высмеяли да дали ему отворот поворот, батюшка ваш пообещал, что отдаст вас за первого встречного.
– Так уж и за первого? – не поверила им. Может, теперь они проверяли меня? – Что же он, на улице мне жениха искать станет?
Девушки опять недоверчиво переглянусь. Одна из них бросила взгляд на пол, туда, где лежали разбитые флаконы. Теперь понятно, почему другая Катя устроила этот погром. Я на ее месте тоже возмутилась бы. Что за средневековье?
– Отчего ж на улице? Сказал, первый, кто постучится в двери, тот и зять.
– Мы-то сначала не поверили. Думали, он вас стращает.
– А утром, чуть петухи пропели, раздался стук в ворота…
– А за ними, чур меня! – русоволосая повторила охранный жест, коснувшись по очереди правого и левого плеча тремя пальцами. – Сам!
– Кто? – спросила шепотом, чувствуя, что сердце ушло в пятки. Тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, вызванного рассказом чересчур впечатлительных девушек. – Не молчи!
– Владимир Чарторыйский, чародей и отступник.
Я не сдержала нервный смешок: чародей, как же! Может быть, у них тут и ведьмы существуют, драконы похищают принцесс, а домовые помогаю по хозяйству? В магию, гадания и прочую ерунду я никогда не верила. Все фокусники и экстрасенсы шарлатаны, которые хотят поживиться за чужой счет. Оставалось надеяться, что и Семен Андреевич, Катин отец, придерживался того же мнения.
– Так, – попыталась я вернуть разговор в конструктивное русло, – пришел и…
– И посватался, – выдала русоволосая горничная.
– Прямо с порога?
– Почти. Я не сразу пришла. Дуня лучше знает.
Далее последовал совершенно невероятный рассказ, который напомнил мне одну из детских сказок, потому что только в сказках такое и бывает. Я хорошо ее помнила: Анечка накануне вечером читала мне ее. Странное совпадение, но не стоит делать преждевременных выводов. Главное, я узнала, что батюшка слово сдержал: не только благословил на брак свою дочь, но и позвал жреца. Так что Катя, то есть я, теперь официально считалась замужней женщиной.
– Ну, и где же он? – задала животрепещущий вопрос. – Испугался? Передумал забирать ее… то есть меня из отцовского дома?
– Так вы же сказали, что не пойдете. Кричали, посуду били, а потом…
– Что?
В голове уже успели пронестись образы того, что Катя не только посуду разбила, но и с новоявленным супругом что-то сделала. Она только на вид хрупкая. В умелых руках любой предмет может превратиться в оружие, особенно если это руки доведенной до отчаяния женщины или, того хуже, избалованной девушки. Почему-то второй вариант мне показался более правдоподобным. Перед глазами вдруг возник образ, как ее, мои, руки схватили горшок с геранью, размахнулись и… Дальше почему-то была пустота.
– Напомните, как я упала.
– Вы взяли цветочный горшок, тяжеленный такой, но не удержали и шлепнулись.
– Упали с лестницы и головой ударились. Чародей вызвался за лекарем съездить, а батюшка вас покамест дома оставил. Лекарь вас осмотрел, повязку наложил, а после вы…
– Что?
– Кричали, словами нехорошими выражались, ругательными. В комнате закрылись и просидели здесь до утра. Мы с Груней уже чего только не подумали.
– Испугались, как бы вы часом не померли.
Да, неприятная вырисовывалась картина. Ничего, разберемся. Мне не привыкать решать проблемы. Хотелось бы, конечно, чтобы их было поменьше, но ничего, справлюсь. Один вопрос, правда, так и остался нерешенным: где муж? Неужели отступился? Будь я на его месте, именно так и поступила бы. Зачем ему жена-скандалистка? Неужто тайно влюблен в нее или решил поживиться за счет приданого? Нет, альфонсов мне не надо, решила для себя и все же постаралась не торопиться с выводами. Сначала надо во всем разобраться, а потом принимать решения.
– Развод? – задала вопрос вслух.
– Боги с вами, Екатерина Семеновна! Шутить изволите? Какой развод?
– Нет? – переспросила, теряя надежду.
– Конечно, нет! Позора не оберетесь!
– Ну, и ладно! Не очень-то и хотелось! Так что с мужем?
Не знаю, почему, но этот вопрос волновал меня больше других. Может быть, потому, что теперь моя жизнь будет связана с этим человеком, незнакомцем, которого я и в глаза не видела. Может, дело было в интуиции, которой я привыкла доверять, или в памяти самой Кати. Отдельные бессвязные образы нет-нет, да и всплывали в моем сознании. Оттуда же пришла мысль, что чародей, по случайности ставший мужем этой барышни, так просто не отступится. Ничего, и с его мотивами тоже разберемся.
Горничные, смекнув, что опасности для них я не представляю, тут же взяли меня в оборот. Груня занялась уборкой в комнате. Дуня накинула мне на плечи домашний халат и вызвалась проводить в местный аналог ванной.
Муж? Какой муж? Я думала, что получив такой “теплый” прием, он больше здесь не появится. После рассказа Дуни и Груни я сомневалась, что молодых связывали нежные, трепетные чувства. Как не верила в то, что они могли вместе придумать план, чтобы избежать навязанного брака с неким княжичем. Если только не разыграли представление нарочно.
Нет, вряд ли. Когда я обращалась к памяти Катерины, то не находила никакого отклика при упоминании имени Владимира Чарторыйского. Возможно, они даже знакомых не было и до сего дня. Эх, узнать бы о нем побольше, но горничные даже слухами о нем не успели со мной поделиться.
Катя наломала дров, а мне-то что теперь с этим делать? Я обеими руками “за” брак, семью, но только по любви. Был у меня один не слишком удачный опыт отношений, построенных на иных чувствах. Уважения и общих интересов оказалось недостаточно. Попытка превратить дружбу в нечто иное провалилась. Так что я с легким сердцем отпустила Петра, когда он признался, что встретил девушку мечты. Романтик, хоть и математик, мой первый мужчина и лучший друг, которого я потеряла.
Стоит ли говорить, что теперь все мои мысли были заняты вовсе не купанием? Я, конечно, привела себя в порядок, в очередной раз отметив, что тело мне досталось очень даже привлекательное, но делала все как-то автоматически. Не могла получить удовольствие от процесса. Быстро искупалась, вымыла волосы, вытерлась насухо и завернулась в это же полотенце. Не сидеть же голой в ожидании горничной, что обещала принести чистую одежду.
– Барышня! – робко позвала Дуня. – Откройте! Я платье принесла.
Я отодвинула засов, впустила девушку. На какое-то время забыла о тревогах. Любопытство оказалось сильнее страха: мне не терпелось узнать, какие наряды носят местные женщины. Судя по тому, что все мы говорили по-русски, не стоило ожидать чего-то экзотического. Хотя для меня и сарафан с кокошником будут такими же непривычными, как шаровары с туникой или сари. Ладно, разберемся!
Перво-наперво я сунула любопытный нос в сверток с бельем. Пусть эти предметы гардероба не были видны под одеждой, но именно красивое белье придавало женщине уверенности. Итак, что тут у нас? Милые хлопковые панталончики до середины бедра без кружев и прочей ерунды и своеобразный корсет. Прелесть последнего была в том, что он имел чашечки и лямки: поддерживал грудь, не стягивая, не деформируя ее. Ленты-завязки располагались спереди, позволяя затянуть его так, как хотелось. Одной проблемой меньше: хотя бы одеваться и раздеваться я смогу без посторонней помощи. Правда, сейчас делать это пришлось при Дуне. О личном пространстве здесь, как я поняла, не слышали, а слуги, видимо, частенько помогали господам при купании. Стоило ли удивляться, что ни о каком уединении и речи быть не могло.
Одежда, слава всем богам, оказалась достаточно привычной и странным образом мало чем отличалась от той, что носили горничные. Разве что была ярче: снежно-белая блузка с высоким воротником, украшенном вышивкой, и длинная темно-синяя юбка. Мне казалось, что семья Кати состоятельная, даже богатая. Может, у них принято носить скромные наряды? Жаль, что даже спросить не у кого.
Горничная все же не утерпела и принялась мне помогать. Спасибо, хоть чулки позволила самой натянуть. Следующие десять минут я чувствовала себя манекеном, механической куклой, от которой только и требовалось, что поднять руки, опустить руки, повернуться туда, повернуться сюда. Дуня надела на меня нижнюю юбку, закрепила завязками, затем блузку и, наконец, верхнюю юбку. Благодаря ее опыту и ловкости на все про все ушло немного времени, хотя я еле выдержала и уже не так завидовала графиням и принцессам прошлого.
В дверь опять постучали.
– Катерина Семеновна, барышня, – послышался голос Груни, – Семен Андреевич гневается, что вас так долго нет. Поторопились бы.
– Иду! – бодро ответила ей, а у самой сердце в пятки ушло. Сколько бы ни убеждала себя, что ничего плохого мне не сделают, волновалась как никогда прежде. Мне снова предстояла встреча с отцом, пусть не моим, но от этого не стало легче.
Я сделала шаг и едва не упала, запутавшись в подоле длинной юбки. Пришлось чуть приподнять ее. Не хватало снова упасть с лестницы или откуда-нибудь еще. Боюсь, этот раз может стать последним.
И тут меня осенило: что, если Катя и правда умерла, не сразу, а от последствий травмы? Я же по какому-то нелепому стечению обстоятельств заняла ее место. Голосов я не слышала, раздвоением личности не страдала. Значило ли это, что я получила новое тело в безраздельное пользование и теперь могу прожить жизнь заново, с того места, где остановилась?
Мысленно поблагодарила высшие силы, которые сделали мне столь щедрый подарок, и попросила прощения у Кати. Пусть покоится с миром или же получит новое воплощение в том мире, где она будет счастлива.
– Барышня, а как же прическа? – поздно спохватилась Дуня, но я лишь отмахнулась. Это все мелочи по сравнению с теми перспективами, которые открывались передо мной. Главное теперь – проявить осторожность и не допустить новых фатальных ошибок. Хотя в той аварии я была пострадавшей стороной, но теперь решила, что лучше перебдеть, чем снова лишиться здоровья иди свободы распоряжаться собой.
Желая поскорее покончить с делами, я не стала задерживаться. Собрала волосы в низкий хвост и завязала лентой. Благо последняя нашлась у запасливой горничной. Отказавшись от помощи Дуни и Груни, сгоравших от любопытства, я отправилась в гостиную, где по обыкновению хозяин принимал гостей. Я уже перестала удивляться тому, как много знала, и даже была благодарна: Катина память меня ни разу не подвела, хоть и отличалась некоторой избирательностью. Например, о прошлом вечере я совершенно ничего не помнила.
В мягких домашних туфлях, лишенных каблука, я неслышно подошла к высоким двустворчатым дверям, распахнутым настежь внутрь. Спряталась за одной из тяжелых зеленых штор, что обрамляли вход, решив немного понаблюдать. Чем больше я буду знать о будущем муже, чем быстрее пойму мотивы его поступков, тем скорее обрету свободу. Да-да, жить с незнакомцем, расплачиваясь за чужие ошибки, я не собиралась. Чародей и отступник, сказали о нем мои горничные. Вдруг он еще и подлец, бабник и прохвост или какой-нибудь извращенец? Даже если просто старик, то вряд ли станет относится ко мне как к дочери. Не для того он вчера женился на мне, то есть на Кате.
Так не бывает, потому что нельзя влюбиться с первого взгляда. Невозможно, впервые увидев человека, понять, что он именно тот, кого ты ждала все двадцать пять лет своей жизни. Я понимала это умом, а сердце забилось быстрее, стоило мне только глаза моего мужа – темно-синие, как небо перед грозой.
Дура ты, отругала одновременно и Катю. Ее за то, что та так неосмотрительно оттолкнула от себя этого мужчину, и себя за глупый вид и надежду, что все еще можно исправить.
– Катерина! – повысил голос отец.
Я будто очнулась, поздоровалась, протянула руку для поцелуя. Последнее получилось само собой. Наверное, мышечная память дала о себе знать.
Владимир, я не сомневалась, что это был именно он, приподнял вопросительно бровь, но все же не оттолкнул мою руку. Прикоснулся губами к тыльной стороне ладони и тут же отпустил. Неужели ему даже прикасаться ко мне было неприятно? Впрочем, после истерики, которую Катя устроила накануне, это было неудивительно.
Я не сдержала горестный вздох. Что за напасть? Встретила мужчину, от одного взгляда которого на губах расцветает улыбка, а он и не смотрит на меня. Дождался, пока я села на диван, устроился в кресле напротив, взял со стола фарфоровую чашку. Конечно, чай намного приятнее, чем общение со вздорной барышней. И смотреть на меня не нужно, и разговаривать тоже, достаточно отвечать Семену Андреевичу.
Я же, несмотря на все попытки сохранить гордый, независимый вид, нет-нет, да и посматривала в сторону так называемого мужа. Пыталась убедить себя, что первому впечатлению не стоит верить. Оно обманчиво. Нет во Владимире ничего такого, чего нет в других мужчинах. Не самый красивый, если уж на то пошло: глаза хитрые, с прищуром и немного печальные, нос прямой, без горбинки, чисто выбритый волевой подбородок с небольшой ямочкой. Иссиня-черные волосы неплохо бы подстричь и уложить, чтобы не лохматились. Еще руки: ладони слишком большие или не слишком? Что-то я уже запуталась.
Кстати, я так и не узнала, за что его прозвали отступником. Как проявляются его способности чародея? Что, если… Точно! Как я сразу не догадалась? Он каким-то образом заколдовал меня. Может, приворожил? Я, конечно, в подробную ерунду никогда не верила, но вдруг? Есть же вещи, необъяснимые с точки зрения науки. Например, мое появление здесь. С другой стороны, что мешало Владимиру применить это же колдовство к самой Кате? Не рассчитывал на такой прием? Подходящего заклинания не нашлось? Был уверен в своей неотразимости? На бабника вроде бы непохож. Хотя как их узнать? На лбу не написано, будет мужчина хранить верность женщине или станет гулять направо и налево.
– Катерина! – громко, видимо, уже не в первый раз, позвал меня Семен Андреевич. – Ты ничего не хочешь нам сказать?
Я скажу, знать бы, что вы хотите от меня услышать. Я же весь разговор пропустила, пока безуспешно искала недостатки во внешности Владимира. Придется импровизировать.
– Отец, – начала я, надеясь, что именно так моя предшественница обращалась к родителю. – Я подумала…
– Не юли, – прикрикнул он, теряя терпение. – Говори, пойдешь с мужем по доброй воле или…
– Пойду! – воскликнула, не веря своим ушам. Если Владимир не отказался от меня, значит, у меня еще есть шанс показать себя с лучшей стороны, вернее, настоящую себя. Вдруг я ему тоже понравлюсь, как он мне?
Семен Андреевич открыл и тут же закрыл рот. Несколько мучительно долгих мгновений не сводил с меня пытливого взгляда. Видимо, ждал новой истерики с битьем посуды или что-то похуже. Нет, господа, не на ту напали. Я всегда старалась избегать конфликтов или решать их сразу, пока еще не сказаны обидные слова и можно договориться.
Я встала. Мужчины поднялись вслед за мной. Что, вот так, сразу придется уйти? Даже не попрощавшись?
Отец и муж молча взирали на меня, видимо, ожидая каких-то слов или действий. Так, Катя, не тушуйся. Возьми себя в руки и действуй.
– Дайте мне десять минут собрать вещи.
– Какие вещи? – переспросил Семен Андреевич.
– Самые необходимые, – ответила ему, – только то, что смогу унести сама. Я же не прошу у вас приданого.
– Десять минут, – подтвердил Катин отец, демонстративно вынул из кармана жилета круглые часы на золотой цепочке. – Время пошло.
Я ничего больше не сказала ему. Не видела смысла спорить или что-то доказывать. Молча вышла из гостиной, поднялась в спальню. Глупо было обращать внимание на его слова, но я чувствовала обиду. Мой родной отец тоже не нуждался во мне. Мы созванивались раз в месяц, обменивались парой ничего не значащих фраз и только. Я понимала, что ему было сложно, и не осуждала его.
Поведение Катиного отца меня, напротив, удивило. Неужели его совсем не волновала судьба дочери? Честь или данное слово оказались важнее отношений с собственным ребенком? Может быть, устал терпеть ее выходки? Чаша терпения переполнилась. Гадать можно было бесконечно, но вряд ли я смогу докопаться до правды. Нужно перевернуть эту страницу не моей жизни и открыть новую. Самой начать творить собственную историю.
Я открыла верхний ящик массивного деревянного комода, достала нижнее белье, чулки, пару сорочек, сложила на кровать. Брать с собой много вещей не видела смысла, но и нищенкой выглядеть не хотелось. Я заглянула в шкаф, машинально нащупала скрытую от посторонних глаз дверцу, нажала на рычаг. Тайник открылся. Внутри оказалось несколько мешочков золотых и серебряных монет и драгоценности. Последние я трогать не стала, не хватало еще обвинений в воровстве. От денег же не отказалась. Сложится у нас что-то с Владимиром или нет, неизвестно, а выживать в новом мире как-то придется.
– Барышня, – окликнула меня Груня, – я вам саквояж принесла. Еще Семен Андреевич передал…
Горничная замялась. Увидев вещи, тут же принялась укладывать их в небольшую дорожную сумку. Избегала смотреть мне в глаза.
– Говори уже. Неведение хуже горькой правды.
– Батюшка ваш сказал, чтобы вы много не брали, мол… Сказал, что теперь вам эти вещи точно не пригодятся.
На улице нас ждал экипаж – черная карета без герба или каких-либо иных знаков. Впереди на козлах сидел мужичок, закутанный в овечий тулуп. Только покрасневший нос торчал.
– Едем, барин? – зычным голосом спросил он.
Владимир повернулся ко мне. Я кивнула. Меня здесь никто не ждал, не было смысла задерживаться. Только слуги высыпали на порог и во двор. Люди улыбались, не скрывая облегчения и даже радости. Не удивлюсь, если они устроят праздник по поводу моего отъезда. Ох, Катя, Катя, что же ты за человек такой была, что никто о тебе даже не печалится?
Чарторыйский сам открыл дверь, подал мне руку, помогая сесть в экипаж. Поднялся вслед за мной. Мой саквояж поставил тут же, на пол.
Да, не сундук с приданым, который пришлось бы крепить сзади. Конечно, традиция уже изжила себя, но то в нашем мире, где мужчина и женщина могут жить вместе годами не состоять в браке, никто не готовит подушки и перины, когда девушка достигает совершеннолетия, где муж может жить в доме, и никто его за это не осудит. У нас все намного проще. Здесь же даже извозчик удивился, как мало у меня багажа. Благо не сказал ни слова.
Владимир тоже молчал. Подперев подбородок кулаком, смотрел в окно. Хмурился. Меж черных бровей залегла морщинка.
Я смотрела на него и гадала: зачем ему это? Он не выглядел влюбленным, одержимым страстью или охотником за приданым. Даже на авантюриста не был похож: слишком серьезный, будто уже успел хлебнуть горя.
– Куда мы едем? – спросила не слишком вежливо. Просто не знала, как правильно обратиться: по имени, имени-отчеству или просто “мой господин”? Надеюсь, здесь жена не превратилась в собственность мужа. Судя по отсутствию какого-либо интереса со стороны Владимира, о такой “собственности” он мог легко забыть.
– Домой, – ответил он, повернулся ко мне. Смотрел долго, пытливо, будто сравнивал меня с кем-то или искал подвох. – Туда, где нет тяжелых ваз, цветочных горшков и подобных предметов, если только вам самой не придет в голову посадить бегонию.
Запомнил. Еще бы, не каждый день девица, к которой ты пришел свататься, бросается не на шею, а глиняной посудиной. Так и убить можно, но Катю, видимо, подобный исход не волновал.
– Хорошо, что у вас есть дом, – ответила в тон ему. Было обидно, что приходится расплачиваться за чужие ошибки. – Вдруг пришлось бы жить в хижине.
– В хижине? – переспроси Владимир. – Может, вы и правы. Я получил его в подарок от отца, принял по настоянию матери и был там лишь однажды. Если бы не… некоторые обстоятельства, то и не вспомнил бы о нем.
Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу, мелькнула в голове шальная мысль. Будь Чарторыйский бедняком, отец не подарил ему целый дом, а он не забыл о таком щедром подарке. У него этих домов, поместий и прочей собственности, видимо, столько, что он и не помнит всего. Я даже представила, как он встает утром, выпивает чашку черного кофе, разворачивает карту страны и думает, на что бы еще потратить деньги, где бы обзавестись собственностью.
– Вы уже улыбаетесь, – заметил Владимир. – Строите новые планы?
– Угадали! Не врут слухи, вы и правда колдун, – ответила ему, подалась вперед.
– Чародей, если хотите знать. Можете верить слухам, если вам так удобнее.
Опять закрылся, как рак-отшельник в своей раковине. Что же такое о нем говорят, что он так отреагировал? Нужно срочно разузнать. Интересно, здесь уже печатают газеты? В них есть колонка светских новостей, или проще сходить на базар и послушать, что люди говорят?
– Владимир Дмитриевич…
– Да, Екатерина Семеновна.
Ох, какой официальный разговор у нас получается! Может, я ошиблась, и не было никакого приворота? Тогда дела обстоят еще хуже, чем я думала. Не хватало влюбиться в собственного мужа, еще и с первого взгляда. Но, кажется, я поздно спохватилась. Впрочем, у меня впереди достаточно времени, чтобы разочароваться и понять, что Чарторыйский не так хорош, каким кажется.
– Я хотела бы извиниться, – начала скороговоркой, пока не передумала. Надо же как-то налаживать отношения. – Вчера я вела себя отвратительно. Стресс, нервы, сами понимаете.
Владимир вновь приподнял левую бровь. Какая она у него подвижная. Не верил или искал скрытый смысл в моих словах. Имел право, и все же я надеялась на лучшее. Я сделала шаг навстречу, могла бы и еще десяток сделать, чтобы помириться, хотя и не ссорилась с ним, но это не имело смысла, если Чарторыйскому это не было нужно. Он был вежлив, тактичен, что свидетельствовало о его воспитанности, но ничего не говорило о чувствах ко мне. В том, что хоть какие-то чувства существовали, я с каждой минутой сомневалась все больше.
– Я сегодня не завтракал, а время приближается к полудню, – ответил он. – Как вы смотрите на то, чтобы пообедать? Какую ресторацию предпочитаете?
Я, было, воспряла духом, и решила, что не все потеряно, но последние слова Владимира испортили впечатление. Ресторация, то есть ресторан, если я правильно поняла. Значит, вот какого он обо мне мнения. Избалованная, высокомерная девица с завышенными требованиями – такой он видел меня. Что ж, придется его разочаровать.
– Доверюсь вашему вкусу, – ответила ему. – У вас же есть любимая, где вы проводите вечера и, может быть, ночи.
Ой, что-то меня понесло. Я представила, как Владимир, как всякий представитель “золотой молодежи” сутки напролет развлекается в обществе таких же мажоров и не слишком разборчивых в связях женщин. Фу!
– Простите, – неожиданно извинился он, чем ввел меня в ступор. – Вы правы, давайте забудем вчерашний день и просто пообедаем. Я в вашем городе нечастый гость, мало что знаю. Куда бы вы хотели поехать?
Так, Катя, думай. В роли близкого к провалу разведчика сейчас оказалась ты.
– Меня батюшка в ресторации не пускал даже с подругами. Мы всегда едим дома.
Я даже выдохнула, когда Владимир кивнул соглашаясь. Ударил по стене кареты. Извозчик остановился, спросил, чего желает барин.
Как ресторан здесь называли ресторацией, так и кафе гордо именовали кофейней. Двухэтажное здание из светло-синего кирпича с белыми двустворчатыми дверями, позолоченными ручками казалось сказочным и безумно дорогим. Я же, переступив порог, надеялась, что в меню будут не только сладости и напитки. Хотелось чего-то более сытного, того же борща или котлет, как бы прозаично это ни звучало.
– Приветствую, господа, – как из-под земли, словно гриб после дождя, появился парень лет двадцати с небольшим. – Столик на двоих или ждете гостей?
– На двоих, – ответил Владимир.
– Понимаю, – улыбнулся официант. – Могу предложить места на втором этаже нашей кофейни с видом на реку. Там вас никто не побеспокоит.
Владимир кивнул. Мы оставили верхнюю одежду в гардеробе, получили какие-то бирочки. Вслед за провожатым поднялись по винтовой лестнице. Вид отсюда, благодаря высоким окнам с узкими рамами, и правда открывался замечательный. Внизу серебрилась река, еще не скованная льдом. Солнце отражалось в его почти неподвижных водах как в зеркале. Казалось, будто в мире появилось два солнца – небесное и земное. В его лучах драгоценными камнями сверкали снежинки, мягким покрывалом укрывшие землю, деревья, фонарные столбы.
По набережной неспешно прогуливались пары. Знакомые раскланивались при встрече, останавливались ненадолго и продолжали путь. Лоточник нахваливал свой товар. Слов я не слышала, но судя по тому, что подле него то и дело кто-то останавливался, торговля шла бойко. Стайка ребятишек, оббежав взрослых, с разбегу прыгнули в сугроб. Две женщины, подхватив подол длинных юбок, тут же бросились к ним.
Официант отодвинул стул, на который не слишком элегантно опустилась. Не привыкла к подобному обхождению. Не теряя время, взяла меню – три листа плотной бумаги, скрепленные маленькими колечками. Мне, впрочем, хватило одного. Я пробежалась по нему глазами: большинство блюд относилось к русской кухне и было мне знакомо. Только в ценниках я не разобралась – дорого или дешево? Видимо, моя предшественница такими вопросам не интересовалась. Привыкла жить на всем готовом. Деньги я опрометчиво оставила в саквояже. Не думала, что они так быстро понадобятся мне. Я не имела представления о том, как долго Владимир будет притворяться нищим, как далеко готов зайти, прежде чем признается, что он и есть тот самый отвергнутый Катей князь. Я пока следовала не мной установленным правилам, делала вид, будто ни о чем не догадывалась. Даже в еде ограничилась гречневой кашей с мясной подливой и чашкой чая.
Муж никак не прокомментировал мой выбор. Что заказал он, я не знала, не прислушивалась. Отвернулась к окну, слишком глубоко ушла в свои мысли. Только когда спустя четверть часа вернулся официант, я поняла, что Чарторыйский ограничивать себя не собирался. На столе помимо моей скромной гречки и корзиночки с черным хлебом появилось целое блюдо отварного картофеля с зеленью, большой кусок жареного со специями мяса, салат из свежих овощей. Я завистью поглядывала на огурчики с помидорчиками, но молча ела кашу. Гордость не позволила попросить что-нибудь еще.
Владимир тоже молчал. Больше внимания уделял пище, чем мне, хотя пару раз я поймала его полный недоумения взгляд. Ничего, пусть тоже помучается вопросами о том, какого кота в мешке получил.
Когда с основными блюдами было покончено, чай выпит, посуда убрана, и повода задерживаться, кажется, не осталось, я поднялась первой. Спустилась, пока Чарторыйский рассчитывался, оделась и вышла на улицу. С тоской смотрела на вывеску кофейни, в которой я так и не попробовала сладостей. Дело, конечно, было не в них. Слишком многое я пережила за одни сутки. Меня начинало знобить. Я нервничала, хотя новых причин для беспокойства не появилось. С тревогой ожидала наступления вечера, того момента, когда мы с Владимиром окажемся наедине. К сожалению, это было не сладостное предвкушение первой брачной ночи, тем более что делить постель с незнакомцем я не собиралась. Мной овладел страх. Только сейчас я поняла, в какой ситуации оказалась. Ее сложно было назвать сказочной. Мне предстояло жить бок о бок с мужчиной, которого я утром увидела впервые в жизни, от которого не знала, чего ждать.
– Вы побледнели. Вам плохо?
Голос Чарторыйского прозвучал совсем близко. Я обернулась и едва не столкнулась с мужем. Нарочно, что ли, подкрался? Отступила на два шага. Смотрела на него и пыталась понять, что скрывается этим красивым мужественным лицом, что за человек мне достался. Чем он жил? О чем думал? К чему стремился?
– Катерина Семеновна?
– Все хорошо. Давайте уже поедем, пока не стемнело.
Владимир кивнул, и дальше повторилась недавняя сцена. Он протянул мне руку, помог сесть в экипаж, но не последовал за мной. Неужели решил, что на сегодня достаточно? Устал притворяться или вовсе решил, что оно того не стоит. Нет, не верю, не хочу разочаровываться в нем. Глупо, наивно? Может быть, а я все равно верила в лучшее. Потому сидела в экипаже и терпеливо ждала, когда он вернется.
– Трогай!
Услышала голос мужа. Карета тронулась, а сам Владимир вскочил в нее на ходу.
– С ума сошел? Сошли! – от страха я забыла, как здесь принято обращаться. От страха же принялась его отчитывать. – Как только такое в голову пришло? Если бы попали под ноги лошадям или под колеса, сломали позвоночник.
Я все это пережила в прошлом и даже врагу не желала подобного. Вовремя замолчала, чтобы не выдать себя. Сердце колотилось в груди. Я никак не могла успокоиться. Набрала в грудь побольше воздуха, чтобы продолжить, но Чарторыйский перебил меня.
– Напугал? – виновато улыбнулся он. – Простите. Вы правы: пора возвращаться. Это, кстати, вам.
Только сейчас я заметила, что его руки были заняты. Владимир протянул мне небольшую картонную коробку наподобие тех, в которые упаковывали торты в Советском Союзе. Я такие в кино видела. Только вместо “Птичьего молока” или “Праги” на белом фоне голубыми красками была выведена надпись “Русские сладости”. Внутри на бумажных салфетках лежало восемь продолговатых пирожных.
Не знаю, как так получилось, но дорогой я задремала. Размеренное покачивание экипажа, стук колес убаюкали меня. Наверно, события последних суток не прошли даром. Организм потребовал отдыха.
Спала бы и дальше, если бы извозчик не остановил лошадей. Я открыла глаза и обнаружила Владимира рядом с собой. Моя голова покоилась у него на плече. На коленях лежала коробка с пирожными.
– Приехали, – произнес Чарторыйский, то ли заметив, то ли почувствовав, что я проснулась. – Идемте, посмотрим, какое наследство мне оставил родитель.
Я уловила нотки пренебрежения в его голосе. Видимо, с отцом их связывали не слишком близкие отношения. Знакомо. Не стала заострять на этом внимание. Мне любопытно было посмотреть на дом Владимира. Конечно, было бы лучше, окажись этот дом жилым. Увидев его собственными глазами, я смогла бы лучше понять его хозяина, но что есть, то есть.
Чарторыйский первый покинул экипаж. Я, было, собралась последовать за ним, даже встала, но так и не решилась сделать последний шаг. Как выйти, когда тут столько снега намело, что даже дороги не видно? Одни ели торчали из сугробов, распушив голубые и зеленые колючие лапы. Местность выглядела запущенной. Здесь давно никто не бывал и к нашему приезду не готовился. Значит, слуг в доме нет. Может быть, мой супруг решил меня испытать, проверить. Ну-ну, пусть попробует. Эх, не бывал он в моей деревне в три двора, не не видел, какие мы строили в детстве горки и крепости. Я смотрела по сторонам и понимала, что именно в таком месте хотела бы жить: тихо, в стороне от дороги, но не совсем на отшибе. Если обернуться, что я и сделала, заглянув через плечо мужа, то можно увидеть соседние дома и даже лавки в отдалении.
Владимир, стоя по колено в снегу, осмотрелся, кивнул каким-то своим мыслям и попросил меня подать ему саквояж и подождать. Получив вещи, обошел карету, какое-то время повозился сзади и продолжил путь. Я прикрыла дверь и прильнула к противоположному окну. Должна же я знать, что задумал мой супруг. Его самого упустила из поля зрения. Зато отчетливо видела двухэтажный деревянный дом, не особняк, но и не лачугу. Мало ли, вдруг мне, как героине известной сказки, предстояло бы жить в хижине? Чарторыйский же, как я успела заметить, ценил комфорт.
– Катерина… Семеновна, – позвал он, – не будем задерживать извозчика. Идемте.
Легко сказать “идемте”. Как идти по таким сугробам в коротких ботиночках и длинном платье? В первые сразу насыпется снег, второе промокнет. Ладно, была не была. Я, боясь поскользнуться и упасть, глядя под ноги, ступила на подножку и тут же была подхвачена на руки.
– Что вы делаете?
Глупый, конечно, вопрос. Я прекрасно понимала, что, но ничего умнее в голову не пришло. Зато рука сама, честно-честно, обняла Владимира за шею. Надо же было как-то держаться? Вдруг уронит? Вес-то немалый, учитывая пусть короткое, до середины бедра, но все же зимнее пальто.
– Не хочу, чтобы вы простудилась и заболели, – ответил Чарторыйский на вообще-то риторический вопрос. – Это не входит в мои планы.
– А что входит? – осмелела я.
– Не важно.
Вот и поговорили. Ничего, главное я уже выяснила: я ему не совсем безразлична. Можно, конечно, объяснить его поведение обычной порядочностью, но мне показалось, что здесь что-то иное. Будь это не так, разве стал он угощать меня теми пирожными, а сейчас нести на руках добрых метров сто, если не больше, утопая по колено в снегу? Вряд ли. Еще одно противоречие, с которым мне предстояло разобраться.
Дом, который я могла рассматривать, не опасаясь застрять в сугробе, вблизи оказался еще более запущенным, чем мне показалось. Входная дверь, стекла в окнах были целы, но запылились и потемнели. Хорошо хоть, следов проникновения не было видно, а то знаю я таких любителей поискать “свое” в чужом дворе. Кое-где торчал чертополох и репейник, придавленные снегом к земле.
Чарторыйский остановился на входе, прочитал какое-то заклинание, и на моих глазах свершилось чудо. Из его кармана, словно влекомый какой-то силой, выскочил ключ и вошел в замочную скважину. Послышался щелчок. Владимир толкнул дверь плечом и внес меня внутрь как настоящую невесту. Мне даже платья и фаты не нужно было, лишь бы не отпускал, не с рук (держать меня он, наверно, устал), из жизни.
Муж бережно поставил меня. Мы синхронно оглянулись. Да, не в сказку попали. Стекла на окнах потемнели. Толстый слой пыли лежал на полу, чехлах, закрывавших мебель, что из белых превратились в серые. От растения, ставшего у входа в гостиную, остались лишь несколько сухих веток.
– Вы можете так же, как с ключом, применить магию? – спросила Чарторыйского. – Раз, и чисто!
– К сожалению, мои способности имеют другую природу. Трюк с ключом просто трюк, передвигать предметы силой мысли мне не под силу.
– Какой магией вы обладаете?
– Лучше вам этого не знать.
Да, не на такой ответ я рассчитывала, но, как говорил мой сосед дядя Вася, танки грязи не боятся. Я сняла пальто, повесила его на ручку двери, завернула рукава.
– Значит, будет действовать по-старинке, – огорошила Владимира. – Мне потребуется вода, желательно горячая, но подойдет и теплая, тряпка, метла или веник, совок, швабра, ведро для мусора. Ах, да, фартук тоже нужен. У меня не так много платьев, чтобы пачкать их. Подскажите, где лежит инвентарь?
Надо было видеть лицо моего мужа в этот момент. Его брови, обе, между прочим, полезли на лоб, глаза округлились. Что? Не ожидал? Я работы не боюсь, истерику закатывать не стану, слуг не потребую. Еще не хватало пользоваться чужим трудом. Не маленькая, не больная или дряхлая старушка, сама со всем справлюсь.
– Вы уверены, Катерина Семеновна?
– Еще как, – улыбнулась ему. – Можно просто Катерина или Катя, а я вас буду звать Владимиром. Все-таки мы теперь не чужие люди.
Я смотрел на стоявшую напротив меня девушку и пытался понять, что скрывалось за ее хорошеньким личиком, какие мысли роились в ее голове.
Еще до встречи я успел навести справки о единственной дочери боярина Нефедова, потому не питал иллюзий. Девушка слыла красавицей. Она уже два сезона выходила в свет. По слухам, получила несколько десятков брачных предложений, но ни на одно из них не ответила согласием. Каждый свой отказ умудрялась облечь в такую форму, что многие претенденты при встрече в общественных местах не раскланивались с ней. Некоторые и вовсе избегали ее.
Что в ней нашел Павел, для меня оставалось загадкой. Быть может, именно слава капризной девицы, отказывавшей другим мужчинам раз за разом, привлекла его? Взыграл азарт? С племянником мы не были близки, да я и не стал бы говорить с ним об этом.
Увидев Катерину впервые, я не мог не отметить, как она хороша, но стоило ей заговорить, понял, что лучше вовсе не жениться, чем взять за себя такую девушку. Она кричала и ругалась, требовала уважения к себе, не выказывая его другим. Откровенно насмехалась надо мной и совершенно не слушалась отца. Даже брачную церемонию посчитала розыгрышем. Узнав, что жрец был настоящим, попыталась избавиться от навязанного мужа раз и навсегда. Не думая о последствиях, попыталась бросить в меня цветочный горшок, но не удержала его в руках, упала и едва не лишилась жизни.
Этим утром по дороге в дом Нефедовых я размышлял, что еще придет голову барышне, но Катерина снова меня удивила. В тихой, робкой девушке я едва ли узнал вчерашнюю разбойницу и бунтарку. То же лицо, та же фигура, но ее губы больше не кривились в презрительной усмешке, глаза не метали молнии. Даже голос ее изменился. Из него исчезли капризные нотки, так раздражавшие меня накануне. Она вела себя так, как подобает порядочной воспитанной девушке. Несмотря на резкие, порой обидные слова отца, сохраняла достоинство.
Я растерялся. Не знал, что сказать, как вести себя. Тщательно продуманный план укрощения строптивой девицы рассыпался карточным домиком. Он и прежде не нравился мне, хотя я надеялся, что надолго барышни Нефедовой не хватит, значит, свобода близка. Теперь понял, что она выбрала иную тактику и стратегию. Словно опытный полководец, провела рокировку войск и устроила западню, в которую я едва не попал.
Дорогой, в кофейне и позже я продолжал присматриваться к ней и прислушиваться к собственным ощущениям. Если бы не знал Катерину, решил бы, что ее подменили.
Что она? Я себя не узнавал. Задержался в кондитерской и попросил завернуть самые вкусные пирожные. Внес Катерину на руках в дом, будто любимую жену, с которой собирался разделить жизнь. Если бы сам не был чародеем, решил, что она меня приворожила. Вот только ей такой муж, как я, человек с сомнительной репутацией, лишившийся всего, а потому вынужденный вспомнить о подарке великого князя, не был нужен. Нельзя навязать любовь, как ни старайся, зато обмануть и обмануться можно. Дело оставалось за малым – понять, что задумала барышня, Нефедова, и попытаться перехитрить ее.
Пока же она была на два шага впереди меня. Как еще объяснить то, что я, засучив рукава, принялся выгребать золу из печи? Закончив, принес три охапки дров и отправился к колодцу за водой. Двух больших ведер моей супруге должно было хватить, что бы она ни задумала. А я ни за что не пропущу спектакль под названием “барышня-служанка”. Поговаривали, что за все восемнадцать лет своей жизни она даже пяльцы в руках никогда не держала, не говоря уже о чем-то еще. Не приучена была девица к труду.
Когда я вернулся на кухню, то не поверил своим глазам. В печи весело потрескивал огонь, создавая ощущение тепла и уюта, хотя комната еще не успела прогреться. Катерина, вооружившись найденной в кладовой метлой, смахивала паутину со стен.
– Пауков разгоняю, – улыбнулась она, поймав мой недоуменный взгляд. – Я кастрюлю нашла. Налейте туда, пожалуйста, воды и поставьте на плиту.
Точно заколдованный, я выполнил ее просьбу. Второе ведро оставил на полу. Нашел колченогий табурет, сел и принялся наблюдать. Казалось, я попал в сказку. Как иначе объяснить перемены, произошедшие с госпожой Нефедовой за одну ночь? Где та капризная барышня, с которой я имел несчастье познакомиться накануне? Как вести себя с этой новой Катериной, чтобы и данное великому князю слово сдержать, и не предать свои принципы?
Новоявленная хозяйка, меж тем, закончила, как она выразилась, гонять пауков и принялась бороться с пылью. Достала деревянную бадью, плеснула туда воды из ведра и потянулась к кастрюле. Я опередил Катерину. Взялся за ручки, сжал зубы, чтобы не закричать, и опрокинул содержимое в ту же бадью.
– Горячая же! – воскликнула Катерина. – Как же вы так, Володя?
– Помочь хотел, – развел руками. Пальцы горели от боли, а я улыбался.
– С виду взрослый мужчина, – вздохнула она, – а простых вещей не знаете. Где тут у вас лекарства?
– Не знаю. Я здесь бывал лишь однажды. Подписал документы и не собирался возвращаться. Не переживайте. На мне все быстро заживает.
– Так уж и быстро? – не поверила Катерина.
Я вытянул руки ладонями вверх. Следы от ожогов затягивались на глазах. Несколько мгновений, и от них не осталось и следа. Лишь кожа в этих местах была чуть светлее.
– Магия, – ответил просто, – одно из проявлений моей силы.
– Полезное, – протянула Катерина, недоверчиво глядя на мои руки, – но вы все же не геройствуйте больше так. Вы мне… еще пригодитесь в хозяйстве.
Я не смог сдержаться и рассмеялся. Не знаю, что хотела сказать Катерина, почему передумала, но последняя ее фраза изрядно позабавила меня. Чтобы оправдать доверие, спросил:
– Чем именно могу быть полезен в вашем хозяйстве?
– В нашем, – поправила меня супруга. – Дел еще вагон и маленькая тележка. Если вы уже выздоровели, то принесите еще дров. Эти почти прогорели. Не будете же вы до вечера сидеть на табурете как барин.
Остра на язык, этого у нее не отнять, но справедлива. Если бы кто-то мне еще вчера сказал, что я буду восхищаться этой девушкой, я принял бы его за безумца. Теперь то и дело ловил себя на мысли, что было в ней некое очарование. Желал помочь ей, поддержать, сделать хоть что-то, чтобы она чаще улыбалась.
Я чувствовала себя Золушкой, самой настоящей. Так же, как она, должна была переделать кучу дел, но в награду получала не бал, а возможность жить в чистом уютном доме. Принц в данной ситуации меня мало интересовал. У меня уже был свой чародей. Вел он себя порой более, чем странно, но менять его на другого я не собиралась.
Закончив протирать полки и столы на кухне, я взялась за посуду. Нашла какой-то чан, налила туда воду и принялась перемывать все, что мне попалось: кастрюлю, тяжелую чугунную сковороду (настоящий раритет, в моем мире такие днем с огнем не сыщешь), пару вилок, большое деревянное блюдо и нож. Не густо. Хоть в чем-то Владимир не солгал, когда сказал, что никто в этом доме не жил. Следов пребывания людей здесь и правда не наблюдалось.
Пока я приводила в порядок кухню, Чарторыйский тоже не сидел без дела. Принес еще дров, сложил их в специальное углубление в печи, чтобы не мешались под ногами, вынес золу и прочий мусор, который я собрала, снял чехлы с мебели. Для князя и будущего правителя он оказался удивительно неприхотлив. Может, в их в семье принято воспитывать детей в строгости, чтобы не зазнавались? Если так, то нынешнего великого князя уже за одно это стоило уважать. Мне даже было приятно, что я ошибалась в отношении его сына.
На этом неожиданности не закончились, но уже не радовали. Владимир сообщил, что должен срочно уехать, и оставил меня одну. Неприятно, конечно, хотя я понимала, что надолго бросить дела он не мог. Интересно, что придумает в следующий раз, как оправдает свое отсутствие? Неужели просто поставит в известность, как сейчас?
Я разложила посуду на столе сушиться, подложила дрова в печь, вымыла полы на кухне и отправилась на экскурсию. Поскольку муж не мог показать мне дом, я решила осмотреть его сама. Надо же определиться, где продолжать уборку. За один день два этажа у меня точно не получится привести в порядок, но хотя бы что-то успею до наступления темноты.
Мышцы с непривычки устали. Видимо, Катя, дочь боярина, не слишком утруждала себя. Я же была рада этим почти забытым ощущениям. Самое главное, что двигалась, управляла руками и ногами. Усталость пройдет, здоровое тело останется. У меня еще вся ночь впереди, чтобы отдохнуть.
Кстати, о ночи. Надо бы найти спальню и навести там порядок. Перспектива ночевать в кресле в гостиной или на полу меня не прельщала. Дом хоть и деревянный, но холодный. Печку я видела только на кухне. Если в комнатах есть камины, то придется в каждой топить. Этак я до утра прокручусь и даже не отдохну.
Я поднялась по лестнице на второй этаж. Увидела четыре одинаковые двери и две совсем небольшие в простенках между ними. Толкнула первую и попала в большую светлую спальню, такую, как показывали в кино про богатых людей. В центре, чуть ближе к окну стояла кровать. Справа и слева от нее располагались две тумбочки, чуть дальше два двустворчатых шкафа темного дерева. Видимо, это была хозяйский спальня. Навести порядок, постелить белье и можно жить. Решено, я сплю здесь! Хотя… Надо осмотреть остальные, прежде чем сделать выбор. Вдруг другая комната мне понравится больше или вид из окна оттуда будет лучше?
На всякий случай я выглянула, увидела темно-зеленую еловую рощу, припорошенную снегом, и отправилась дальше. Три другие комнаты мало чем отличались от этой, разве что мебели в них было меньше. Где-то не хватало тумбочек. Зеркал не оказалось ни в одной из них, как и стульев или кресел. При ближайшем рассмотрении мне показалось, что не так давно кто-то все же побывал здесь. Может быть, дело было в интуиции, а, может, на эту мысль меня навело неплотно закрытое окно. Его размеров было достаточно, чтобы вытащить небольшие предметы мебели, тот же табурет или что-то еще. Пустующий дом был слишком большим соблазном для воров, а отсутствие каких-либо ценностей могло сподвигнуть их на кражу других предметов. Не уходить же с пустыми руками.
Я захлопнула ставни. Здесь уже достаточно проветрилось. Нечего дом студить. Спустилась на кухню за водой и тряпкой и снова занялась уборкой. Тщательно протерла стекла, смахнула пыль, вымыла полы. За окном уже смеркалось к тому моменту, как я закончила. Если бы не несколько свечей, обнаруженных на кухне, и подсвечник к ним, дальше своего носа уже ничего не видела бы.
Хотелось есть и спать, а прежде принять ванну. Найти бы ее еще. Собрав волю в кулак, я продолжила заниматься делами. Вышла на улицу, обошла дом, вылила грязную воду и присыпала снегом. В темноте, конечно, не видно, но не хотелось засорять пространство рядом с домом. Надо бы узнать, куда Владимир отнес мусор.
Кстати, о Чарторыйском. Интересно, вернется сегодня или останется ночевать в своем дворце. Конечно, в пустом холодном доме ему нечего было делать. Даже появление жены не было достаточным поводом, чтобы остаться. Он был вежлив, внимателен, и только. Правда, пирожные сбили меня с толку. На мгновение показалось, будто с Владимира слетела маска, я увидела его его настоящим.
Я тяжело вздохнула. Невеселая у меня пока получилась сказка про уставшую, голодную жену и потерявшегося мужа. С другой стороны, насильно мил не будешь, а навязываться я не привыкла. Захочет, придет, нет так нет. Второй вариант меня, конечно, не устраивал, но я сама себе пообещала не бегать на Чарторыйским. Можно сделать сотню шагов навстречу, но, если другой человек стоит на месте, нам не суждено будет встретиться.
Устав ждать, я закрыла дверь на засов. Так надежнее, а ключа у меня все равно не было. Правда, несколько минут спустя мне все же пришлось открыть ее и отправиться за водой. Я надела пальто, подхватила ведра, выскочила на улицу да так и замерла на пороге. К ночи прояснилось. Небо, усыпанное звездами-самоцветами, что сверкали как драгоценные камни, напоминало дорогой ковер, расшитый серебром. В городе такое не увидишь. Ни одно созвездие не показалось мне знакомым, сколько я ни вглядывалась в них. Впрочем, удивляться этому тоже не стоило. Все-таки я попал в другой мир, пусть и не верила это до конца.
Что с ним прикажете делать? Оставить так? Утром лицо будет помятым. Спина разболится, а поясница точно. Если разбудить, вдруг потом не уснет? Бессонницей будет мучиться. Да и где ему спать? Постельное белье я нашла. Его, конечно, неплохо бы проветрить, но пока и так сойдет. Сложнее с комнатами. Их четыре, а убрала я только в одной. Не звать же Владимира с собой. Он, конечно, был моим мужем, нравился меня как мужчина, даже больше, чем просто нравился, но это не значит, что я готова разделить с ним постель прямо сейчас. Мы знакомы всего-то сутки.
– Что же мне с тобой делать? – повторила вопрос вслух. Рукой коснулась непослушных черных локонов. Волосы на ощупь оказались не такими жесткими, какая думала. Провела ладонью по ним, еще и еще раз.
– Я задремал?
Владимир открыл глаза, а я поспешно отдернула руку.
– Вы уснули за столом, – констатировала и без того очевидный факт. – Ложитесь в комнате. Я убрала в одной. Как-нибудь разместимся.
Ой, кажется, я сказала что-то не то. Не собиралась же его звать, но мои слова выглядели как приглашение. Нужно быть дураком, чтобы не понять их, а Владимир таковым не был. Мне иногда казалось, что он видел меня насквозь и знал, чья душа поселилась в теле госпожи Нефедовой.
– Благодарю, – ответил он. – Какую из комнат я могу занять?
Теперь я со всей ясностью осознала, что загнала себя в угол. Если скажу, что ночевать ему предстоит в моей спальне, что он подумает? Правильно, я бы тоже решила, что это предложение провести ночь вместе. Только та самая первая брачная ночь пока в мои планы не входила.
– Катерина, что с вами?
Вот, он уже меня по имени назвал, без отчества, значит, уловил посыл. Как теперь выкручиваться? Сказать, что он ошибся, и предложить ему ночевать в пыльной спальне на голом матрасе или все же разделить с ним постель? Вдруг он начнет приставать? Что, если я уступлю? Ой, что-то меня понесло.
– Устала, – призналась и почти не соврала. – С комнатами проблема. Там еще убирать и убирать…
– Хотя бы одна есть? – уточнил Владимир, я внутренне напряглась. – Вам есть где спать?
– Да, – осторожно ответила, не понимая, к чему он клонит.
– Хорошо, потому что я тоже устал. Лягу в гостиной. Доброй ночи!
Чарторыйский оказался настоящим мужчиной: сказал – сделал. Покинул кухню, оставив меня наедине с собственными противоречивыми мыслями. Как его понимать? Он устал, поэтому для него не имело значения, где спать, или же признался, что сил на исполнение супружеского долга тоже нет? У нас как-никак первая брачная ночь на носу. Не то чтобы я мечтала провести ее в объятиях малознакомого, хоть и привлекательного мужчины, но получить отказ тоже было неприятно. С пятой стороны, не очень-то то и хотелось!
Я поднялась на второй этаж. Достала с полки, спрятанной в простенке, одеяло и спустилась. Как бы там ни было, дом еще не прогрелся, а я не хотела, чтобы Владимир простыл. Вручила ему одеяло и вернулась в свою комнату. Очень быстро переоделась и юркнула в постель.
Запах трав, которыми были переложены простыни и пододеяльники, еще не выветрился. Он напоминал о теплом солнечном лете. Зато само белье оставалось холодным, как и воздух в комнате. Я не нашла здесь ни печь, ни камин, ни какое либо еще устройство для обогрева. Долго лежала в ледяной постели, которая, словно вампир, впитывала мое тепло, ничего не давая взамен. Уснула под утро и ничего не видела во сне.
***
Проснулась и первым делом пошевелила пальцами, проверяя, что по-прежнему могу управлять телом. Руки и ноги двигались. Отлично! Значит, вчерашний день мне не приснился, я и правда чудесным образом перенеслась в другой мир.
Да здравствует новая жизнь!
Я поднялась с постели. С удивлением обнаружила, что в комнате стало намного теплее, чем накануне вечером. Обошла комнату, осмотрела еще раз, но так и не обнаружила источник тепла, только какой-то странный куб, назначение которого для меня оставалось загадкой. Провела над ним рукой, опасаясь прикоснуться, но не ощутила тепла. И тут меня осенило: пол. Я ходила босиком и не чувствовала холода. Чудеса! Нет, в моем мире полы с подогревом существовали давно, но и стоили немало денег. Я больше удивилась тому, откуда они взялись здесь, в мире, где не существовало автомобилей, сотовых телефонов, а люди верили в магию.
Еще одно приятное открытие сделала, пока осматривали комнату. За неприметной дверью, сливавшейся со стеной, обнаружилась уборная. Для купания она, конечно, не предназначалась, но мне и раковины хватило, чтобы умыться.
Вентиль здесь был только один. Я повернула его, но не спешила подставлять руки. Как оказалось, правильно сделала. Фырча как ежик, разбрызгивая капли, оттуда потекла мутная коричневая вода. Пришлось выждать какое-то время, пока она сольется и станет прозрачной. Не умываться же не пойми чем.
Десять минут спустя я была готова к новым свершениям. Осталось только переодеться. Вчерашнее платье годилось только на то, чтобы продолжить уборку. За завтраком не хотелось выглядеть неряхой, тем более перед Владимиром.
Вещи остались в гостиной. Вчера я о них даже не вспомнила, как не подумала о том, чтобы взять из дома сорочку или какой-нибудь халат. Катин отец так спешил избавиться от дочери, что совсем не дал времени на сборы. Пришлось спать нагой. Это была еще одна из причин, почему я не позвала мужа в комнату. Места на кровати хватило бы обоим, но больно пикантная ситуация вырисовывалась.
Что делать теперь? Завернуться в простыню и спуститься, надеясь на то, что Чарторыйский еще спит и не заметит меня? Не лучшая идея. Попросить его принести вещи к двери? А, что? Это мысль. Осталось только докричаться до него.
И тут я заметила свой саквояж. Он стоял за туалетным столиком. Видимо, поэтому я не сразу увидела его. Значит, Владимир заходил в мою комнату, пока я спала. Зачем? Чтобы принести вещи или для чего-то еще? Зачем? На мою честь он явно не покушался, хотя его вчерашние слова можно было трактовать двояко. Ладно, разберемся.
Первым порывом было обидеться. Я вчера весь день работала не покладая рук, приводила дом в порядок, еще и этого нахала одеялом накрывала, а вместо благодарности получила укор. Между прочим, я тоже могла бы упрекнуть супруга в том, что он пропадал несколько часов не пойми где и не удосужился объяснить свое отсутствие.
Ко мне, как к дочери боярина Нефедова, в принципе не должно быть претензий. Что должна уметь девушка ее статуса и положения? Рисовать, музицировать и отдавать приказы. Никаких полезных навыков по ведению хозяйства в памяти Кати я не обнаружила. Зато она знала все знатные семейства этого и близлежащих княжеств, десяток бальных танцев, два иностранных языка и этикет.
Немного поразмыслив, поняла, что не хочу начинать утро с ссоры. Отношения только-только стали налаживаться. Стоит ли портить их из-за ерунды? Поругаться мы всегда успеем, мириться сложнее будет.
Мысленно окрестив себя мудрой женщиной, решила не поддаваться на провокации, а повернуть ситуацию в свою пользу.
– Какого холостяка? Я таковых здесь не замечаю.
Владимир, надо отдать ему должное, сумел сохранить не только лицо, но и удержать горячую сковороду в руках. Только левая бровь, к которой так хотелось прикоснуться, выдавала его эмоции. Она, кажется, в принципе жила своей жизнью.
– В бытность холостяком я только так и питался, – признался Чарторыйский. – Искусство кулинарии мне не подвластно.
Так, кажется, все не так плохо, как я подумала, или супруг тоже успел остыть. Неважно. Можно сделать вид, что ничего не было, и спокойно позавтракать, если Владимир, конечно, пригласит меня.
– Тарелок нет, – добавил он, – и нож только один.
– Ничего, мы по-колхозному.
– Как? – переспросил муж, хотя прекрасной слышал, что я сказала. Я поняла, что рано расслабилась.
– По-крестьянски, со сковороды, – попыталась исправиться, но не удержалась от колкости, – если это, конечно, приемлемо для вашей светлости.
В ответ прозвучал громкий мужской смех. Таким мне, конечно, Владимир нравился больше, но причины веселья я не понимала. Он же князь, не иначе, а ведет себя как обычный человек без всяких аристократических заморочек, еще и на шутки не обижается.
– По-крестьянски, так по-крестьянски, – согласился он. Поставил сковороду на стол, положил хлеб и вилки. – Приятного аппетита!
– И вам! – ответила в тон ему.
Яичница с кусочками копченого мяса пахла восхитительно. Я порезала ее на порции и, не откладывая, начала есть. Вкус оказался выше всяких похвал, хотя это блюдо сложно испортить. И правда, завтрак холостяка. Ничего, это мы поправим, было бы из чего готовить.
– Какие планы на день? – поинтересовалась между делом. Обвела кухню взглядом, но так и не нашла ни чайник, ни другую подходящую емкость. Впрочем, тут и заварки не было. Придется есть пирожные всухомятку.
Владимир отвлекся от еды и теперь смотрел только на меня. Сколько в этом взгляде было недоверия! Мне даже неуютно стало. Казалось, перед ним сидел не такой же человек из плоти и крови, а пришелец. В некотором роде так и было, но муж не мог знать об этом.
– Нагревательные артефакты я отрегулировал, – начал он. – Можно посмотреть…
– Это благодаря им в доме теперь тепло? – не слишком вежливо перебила его, просто ухватилась за тему. Надо же о чем-то говорить. – Можно обойтись без печи?
– Не совсем, – Владимир улыбнулся. – Артефакты лишь сохраняют полученную энергию, но им тоже нужен источник. Огонь в печи способен напитать их часов на пять-шесть. При правильной расстановке можно достаточно долгое время поддерживать нужную температуру. Простите, я увлекся, а вам это, должно быть, совсем не интересно.
– Вовсе нет, вы очень интересно рассказываете. Куб, который я видела в спальне, и есть тот самый артефакт?
– Да, экспериментальная модель, моя выпускная работа.
Муж замолчал. Видимо, не ожидал такого внимания с моей стороны. Мне же и правда было любопытно узнать, как тут все устроено. Катина память ничем мне помочь не могла. Эта девушка интересовалась только балами, нарядами и развлечениями. Любые сложности вызывали у нее тоску и апатию.
У меня на тоску времени не было: еды нет и готовить не из чего, уборка не закончена. Тут работы на неделю, если не больше. Придется очень постараться, чтобы превратить это место в уютное гнездышко, в которое хочется возвращаться. Именно таким я видела свой дом и собиралась исполнить мечту.
Идея, с чего начать, родилась внезапно. Лишь бы муж ее поддержал. Я, конечно, привыкла все делать сама, но хотелось бы ощущать его поддержку. В конце концов это и его дом тоже, в первую очередь его.
– Идемте гулять, – предложила ему. – Погода отличная, а я в этой части города никогда раньше не бывала, – как и в других, но признаваться не собиралась. – Посмотрим, что тут есть поблизости, заглянем на базар. По магазинам обещаю вас не водить. Понимаю, что вам будет скучно.
– Вы хотите выйти на улицу?
– Что в этом такого? Вы собираетесь держать меня взаперти?
– Нет, но… Я думал, что вы не захотите, чтобы вас видели здесь со мной.
Так, это уже интересно. У моего мужа комплексы или я должна испытывать неудобство? Ничего не поняла. Надо срочно разбираться, ловить момент, пока он достаточно откровенен.
– Вы меня стыдись, Володя? – спросила в лоб. Он покачал головой. От сердца сразу отлегло. – Вот и славно, потому что я снобизмом не страдаю.
Владимир, видимо, не слишком поверил и продолжил меня пытать каверзными вопросами.
– Если встретите давних знакомых? В этой части города подобное маловероятно, но все же давайте представим себе такую ситуацию.
Я пожала плечами. Нашел чем напугать.
– Все и так знают, что вы мой муж. Не вижу причин скрывать это.
– У вашего отца на этот счет иное мнение. По официальной версии вы уехали к родственникам поправлять здоровье.
– Ничего себе!
Совсем не аристократичная фраза вырвалась сама собой. То есть ни свадьбы, ни гостей не было потому, что Нефедов хотел сохранить в тайне новый статус дочери. Интересно, на что рассчитывал? Ах, да, по задумке я должна была оказаться женой князя, а не чародея с сомнительной репутацией. Я почему-то упрямо верила, что попала в сказку в том смысле, что все события развивались по ее канонам. И все же мне не до конца было понятно, как много знал Семен Андреевич. Был ли он в сговоре с моим мужем или ни о чем не догадывался?
Я собралась в рекордно быстрые сроки. Подсознательно опасалась, что Владимир передумает или найдет какой-нибудь повод никуда со мной не идти, или снова замкнется в себе. Ни один из вариантов мне не нравился, так что я решила воспользоваться моментом.
На улице царила настоящая зимняя сказка. Белый пушистый снег покрывал все обозримое пространство. Иней ледяными кристаллами сверкал на ветках деревьев, будто диковинная бело-голубая листва. Солнце отражалось в каждой снежинке. Вместо вчерашних сугробов, по которым муж мужественно пронес меня вчера, расстилалась широкая дорожка. Кое-кто не сидел без дела, пока я спала.
Владимир запер дверь, спрятал ключ в карман, подставил локоть, за который я с удовольствием ухватилась. Как чинная супружеская пара века эдак девятнадцатого мы отправились в пешую прогулку.
Мне все здесь было в новинку, потому я только и делала, что крутила головой. Рассматривала крепкие деревянные дома вроде того, в котором жили мы с Владимиром, припорошенные снегом дорожки, редких прохожих. То ли мы слишком рано встали, то ли, наоборот, горожане уже успели разойтись и заняться своими делами. Не у всех было столько времени, чтобы тратить его на прогулки.
За домами, наконец, показались лавки: булочная, молочная, бакалейная, хозяйственная, скобяная, текстильная, кожевенная и другие. На каждой помимо названия красовалась табличка, которая позволяла даже неграмотному человеку понять, чем здесь торговали. Некоторым даже указатели были не нужны. Аромат свежеиспеченного хлеба я почувствовала издалека, так же как и специй. Мне хотелось заглянуть в каждую, посмотреть, потрогать, попробовать и выбрать самое лучшее. Дома-то шаром покати. Захочешь приготовить что-то, и то не получится.
– Базара здесь, видимо, нет.
Я скорее констатировала факт, чем спрашивала, но Владимир все же ответил.
– В этой части города, кажется, нет. Вам чего-то не хватает?
– Нет, но на базаре продукты свежее и поторговаться можно.
– Да? – переспросил муж, многозначительно глядя на меня. – Не думал, что вы посещали подобные места.
Я поняла, что снова едва не выдала себя. С Чарторыйским мне было легко и спокойно, потому я постоянно забывалась и переставала следить за словами. Надо бы быть повнимательнее, но так не хочется притворяться.
– Вы многого обо мне не знаете, как и я о вас. Расскажите о себе. Где вы учились, чем интересуетесь, кроме артефактов, что любите?
– Вам действительно это интересно, Катерина?
Ну, что ты будешь с ним делать? Откуда такое недоверие?
– Нет, конечно, – вспылила я. – Я спросила просто так. Разве меня может интересовать собственный муж?
– Катерина…
– Не нужно, Володя. Не хотите говорить, ваше дело.
Я не отпустила его руку, но смотрела в другую сторону. Лавка готового платья попалась на глаза весьма кстати. Нужно будет зайти сюда на днях. Шить я, к сожалению, не умела, с какой стороны подойти к швейной машинке, не знала. Буду по старинке брать то, что есть.
– Простите, если обидел вас, – наконец, произнес Чарторыйский. – Мне казалось, что я последний человек, о котором вы хотели бы говорить.
– А я надеялась, что мы уже прояснили этот вопрос, но вы продолжаете ворошить прошлое.
Нет, я не играла на его чувствах. Мне действительно было обидно. Сколько еще можно припоминать прошлые обиды? Неужели ему самому нравится тревожить старые раны, или его самолюбие так сильно задето? Очень может быть. Не просто так он затеял эту игру в нищего. Видимо, решил наказать меня таким образом. Так, может быть, мне тоже не стоит идти у него на поводу? Хочет видеть рядом с собой капризную избалованную барышню? Пожалуйста! Я в училище в КВН играла, какой-никакой опыт есть. Играть и притворяться я совсем не хотела, но я настоящая, видимо, Чарторыйскому была не нужна.
Последний, однако, сумел удивить. Остановился посередине улицы. Взял меня за руки и спросил, глядя в глаза:
– Катя, что мне сделать, чтобы вы простили меня?
Я даже растерялась на мгновение. Только приготовилась изображать из себя стервозную барышню, трепать мужу нервы, изводить его бесконечными придирками и требованиями, как он перехитрил меня. Главное, говорил так искренне, что не поверить ему было сложно. Может, мне самой хотелось верить ему?
– Просто дайте мне второй шанс, – попросила его. – Вдруг то, что с нами происходит, не случайность?
– Вы верите в судьбу? – тепло улыбнулся Владимир.
– Не знаю, – ответила, пожимая плечами. – В мире столько непознанного. Так много вещей и явлений, которые нельзя объяснить с точки зрения науки… и магии.
– Вы удивительная, Катерина!
– Катя, пожалуйста. Если вам несложно, зовите меня именно так, а то слишком официально получается, будто мы с вами совершенно чужие люди.
По большому счету так и было. Мы и знакомы-то были всего два дня, но я старалась всеми способами сократить пропасть, разделявшую нас. Хотелось бы, чтобы и супруг сделал хоть шаг навстречу.
Решено: дам ему пару дней, а заодно и себе, чтобы разобраться в собственных чувствах. Если за это время не замечу с его стороны хоть каких-то попыток наладить отношения, неволить не стану. Предложу ему мирно разойтись во всех смыслах. Кое-какие деньги у меня были. Если постараться, можно снять комнату и найти работу. До чужих интриг и планов мне не было дела. Жизнь заставит, и посуду пойду мыть, и полы. Всякий труд почетен.
– Хорошо... Катя, пусть будет по-вашему, – согласился Владимир. Я улыбнулась. Даже в ладоши захлопала бы, но он по-прежнему держал меня за руки. – Поскольку я виноват, то вы вправе назначить мне любое наказание.
Он не отвел взгляд, но его глаза прямо-таки лучились весельем. Знал, что я не позволю себе ничего оскорбительного, не стану унижать его. Что ж, было бы глупо отказываться от столь заманчивого предложения. Когда еще выпадет такая возможность?
– Звучит соблазнительно, – ответила. – Помните, Володя, что вы сами предложили. Назад пути нет. Итак, – я нарочно выдержала паузу, наслаждаясь тем смятением, которое отразилось на его лице, – вот вам моя воля! Сегодня целый день будете сопровождать меня в походах по магазинам. Ну, как, страшно?
В наследство от Катерины я получила множество воспоминаний, но, лишенные эмоций, они подчас были бесполезны. Например, сейчас я смотрела на хорошенькую блондинку с фарфоровой кожей, понимала, что знала ее, но не представляла, кем она была для Нефедовой: другом, врагом, случайной знакомой. И ведь не спросишь: “Барышня, мы с вами дружим или как? Если дружим, то по-настоящему или против кого-то?”
Будь девушка далеко, я и правда могла бы сделать вид, будто не услышала ее или не заметила, но она подошла слишком близко. Пытливо смотрела на меня и ждала ответ.
Я с тоской оглянулась на дорожку, ведущую к дому. Володя, наверно, уже поставил чайник, сделал бутерброды, а я все маялась здесь вместо того, чтобы быть рядом с ним. Даже обед голодному мужу не приготовила. Кому нужна такая жена?
– Так и будешь притворяться, будто не узнала меня? – спросила блондинка. – Быстро же ты забыла старых друзей.
Ага, чую, с такими друзьями врагов не надо.
– Нет, Лизавета, – ответила, подражая ее манере речи, сочиняя на ходу, – я выбирала папеньке подарок и была бы весьма признательна, если бы ты не привлекала ко мне внимание. Еще лучше, если ты вовсе “забудешь” об этой встрече.
Блондинка прошлась по мне критическим взглядом. Разве что руку ко лбу не приложила, чтобы проверить температуру, или не покрутила пальцем у виска.
– Никогда не замечала за тобой теплых чувств к Семену Андреевичу. С чего вдруг такие перемены?
Так, то ли они с Катериной и правда были близки, то ли та совсем не скрывала свое отношение к отцу. Чего хотела добиться? Внимания? Жалости? Боюсь, мне этого не понять. Семейные ссоры и проблемы я не имела привычки выносить на люди. Нефедова, напротив, обожала играть на публику.
– Повздорили мы с ним, – нашлась я, – крепко. Придется прощение вымаливать.
– Ах, Катя! Только тебе в голову могла прийти такая мысль – покупать отцу подарки на его же деньги, чтобы помириться с ним.
Лизавета громко рассмеялась собственной шутке. Смех у нее был звонкий, заразительный, но голубые глаза остались холодными, как льдинки.
– Так ведь других нет, или ты прикажешь мне работать?
– Фи! Что за глупости ты говоришь? Такие девушки, как мы, рождены, чтобы украшать собой мир. Пусть дурнушки работают, – вынесла она вердикт. – И все же почему ты именно здесь, на окраине города?
– А ты?
– Я? – блондинка оглянулась. Тот, кого она, как мне показалось, ждала, не спешил появляться или же боялся огласки. – Так… неважно. Ты на балу у Репниных будешь? Глупый, конечно, вопрос. Разве ты пропустишь его?
– Если с папенькой помирюсь.
– Помиришься. Ты та еще лиса. К любому подольстишься, если нужно.
Да, хорошая репутация у Катерины: вздорная, капризная, своенравная эгоистка. Что в ней только нашел Владимир или не нашел, а по какой-то причине вынуждено терпел?
Я не успела додумать эту мысль. Лизавета, наконец, заметила кого-то и поспешила проститься со мной. Я так и не поняла, какие отношения связывали их с Катериной, но что-то мне подсказывало, что они были скорее соперницами,чем врагами или подругами. Меня не оставляло ощущение, что это не последняя встреча с прошлым, что ничего хорошего от таких свиданий ждать не стоит.
Едва блондинка села в экипаж без герба и скрылась, я, подобрав подол платья, поспешила домой. Замерзла, проголодалась, да и Владимира надолго не хотела оставлять одного. Вроде бы только расстались, а я уже скучала.
Поднялась на крыльцо. Несколько раз топнула, стряхивая снег с ботиночек, отряхнула платье. Ощущала себя почти Снегурочкой. Только взялась за ручку двери, как услышала недовольный голос мужа.
– Чтобы ноги твоей здесь не было! – крикнул он. – Неужели не ясно, что я не желаю тебя видеть? Прямо нужно сказать? Изволь: вон!
Я от неожиданности чуть не выронила коробку с сервизом. Чужих следов я не видела, только наши с Чарторыйским. Значит, никто посторонний в гости не заходил. Владимир один и невероятно зол. Оставалось надеяться, не для меня репетировал речь. Я, конечно, чувствовала холодность с его стороны, но не думала, что вызываю настолько неприятные эмоции. Хотел проучить отвергнувшую его девицу? Проучил. С меня довольно. Задерживаться не стану.
Преисполнившись решимости разобраться во всем раз и навсегда, я открыла дверь. Тут же что-то ударилось мне в грудь и упало к ногам. Не больно, но неприятно. Опустив глаза, увидела взъерошенного черного ворона. Он лежал на боку, распластав крылья, и не шевелился.
– Бедненький! Ушибся, – я поставила коробку на пол и наклонилась к птице. – Как тебя угораздило залететь в дом?
– Катерина? – Владимир выглянул из кухни. – Катя, бросьте его. Он не заслуживает вашей жалости.
Сейчас Чарторыйским и правда был похож на колдуна-чернокнижника: на скулах проступили желваки, губы поджаты, черные глаза едва не мечут молнии. Но теперь, когда я знала, что его гнев направлен не на меня, нисколько не боялась. Если бы не страх показаться навязчивой, непременно разгладила складку между нахмуренных бровей, поцеловала и попросила не сердиться. Сейчас могла только задавать вопросы, надеясь получить честный ответ.
– За что вы так с ним, Володя? Это всего лишь несчастная птица, залетевшая в дом.
– Птица? – переспросил муж. – Это не просто птица, это вестник дурных новостей, лазутчик и доносчик в одном лице… морде… клюве. Этот самый клюв он вечно сует не свои дела.
Я подняла ворона с пола, осмотрела. Никаких внешних повреждений не обнаружила, но он по-прежнему не подавал признаков жизни. Если бы его грудная клетка не поднималась, решила, что он погиб.
– Забавно! Вы говорите о животном будто о разумном существе. Я не говорю, что они глупые. Того же ворона можно научить произносить слова или даже передавать с ним почту, но не стоит наделять его какими-то особенными способностями.
Владимир усмехнулся и покачал головой. Птица на моих руках зашевелилась, подняла голову, посмотрела черными круглыми глазами.
Владимир говорил про какой-то пожар, редкие книги, которые удалось спасти, о необходимости ехать за ними. Я слушала вполуха. Ловила себя на мысли, что начинала уставать от этой ситуации. И брак у нас какой-то ненастоящий, и медовый месяц пройдет в разъездах, и лжем мы друг другу больше, чем политики перед выборами. Разве это жизнь?
– Делайте, как считаете нужным, – ответила мужу. Подняла коробку, отнесла на кухню. Мне нужно было отвлечься, чтобы не думать, не накручивать себя заранее. Была у меня такая дурная привычка. Фантазия богатая, надо же куда-то девать.
Я распаковка сервиз, расставила чашки и блюдца. Ошпарила кипятком заварочный чайник. Высыпала несколько ложек крупнолистового чая, заварила и оставила. Пусть настаивается.
Нарезала лук кольцами, морковь соломкой, обжарила на сковороде с небольшими кусочками говядины. Засыпала крупой, напоминавшей перловую, залила водой. С местными специями пока решила не экспериментировать. Ограничилась солью. Накрыла крышкой и оставила тушиться на медленном огне.
Налила чай. Он всегда меня успокаивал лучше всякой валерианки. Грела руки о тонкую фарфоровую чашку. На кухне было тепло, даже жарко. Холод царил в душе.
– Катя, – позвал Владимир.
Только имя и ничего больше, а у меня даже сердце быстрее забилось. Разве можно так реагировать на мужчину? Прямо-таки как героиня любовных романов, над которыми я всегда смеялась. Теперь сама млела от одного только звука голоса.
– Катя, – повторил муж. Большие теплые ладони легли на мои плечи, – я был бы рад остаться, но…
– Я понимаю.
– Нет, не понимаете! – воскликнул Владимир, развернул меня к себе. – Поверьте, я не хочу оставлять вас здесь одну, но и с собой взять не могу. Мне придется поехать туда, чтобы… Неважно, просто поверьте и… не держите на меня зла. Мы не всегда вольны действовать так, как того желаем.
– Все могут короли, – ответила ему, вспомнив слова старой песни. – Вы не обязаны отчитываться передо мной.
– Вы так считаете?
Его черные глаза сейчас немного пугали. Он не просто смотрел на меня, будто пытался проникнуть в мою душу. Не знаю, мог ли, но я на всякий случай представила красную кирпичную стену и отгородилась ею. В какой-то книге по психологии читала, что так можно защитить свое сознание от чужого негатива. Стена получилась крепкой, но обида оказалась сильнее.
– Какая разница, что я думаю? Никому нет до этого дела.
– Мне есть.
Я, кажется, даже дышать перестала. Нет, это не признание в любви, хотя мне даже сравнить не с чем. Мне в чувствах никто не признавался. С Петром мы уважали и понимали друг друга, дружили с первого курса. Оба были одиноки и в один прекрасный день решили стать парой. В тот момент это казалось отличной идеей. Только много позже мы поняли, что одной симпатии мало, чтобы обрести счастье. Потому и разошлись миром. Даже созванивались иногда, но не искали встречи. Думаю, Петя так же, как и я, пожалел о том, что мы рискнули перевести наши отношения в горизонтальную плоскость. Мы потеряли дружбу, друг друга, зато приобрели опыт.
Почему я сейчас вспомнила о Петре? Потому с ним было весело, уютно, но он никогда, даже в минуты близости, не вызывал во мне тех чувств, что Владимир. Я бы решила, что это лишь влечение, страсть, которой мне так не хватало в прошлых отношениях, но себя не обмануть. Мне было мало только физической любви, хотя муж даже ни разу не поцеловал меня. Мне хотелось быть рядом с ним, стать частью его жизни. Встречать с работы, готовить ужин, расспрашивать о том, как прошел его день, и делиться планами на будущее.
Владимир молчал, будто ждал ответа от меня. Я чувствовала себя так, будто от моих слов и правда что-то зависело, будто мне предстояло принять некое решение, от которого зависела не только моя судьба. Что я могла сказать? Что хотел услышать муж? Я не знала, но, видимо, сумела удивить его, сказав:
– Я обед приготовила или почти ужин. Я потеряла счет времени.
Мы с Владимиром синхронно повернули головы. За окном еще не стемнело, но день уже клонится к вечеру. Снова пошел снег. Снежинки, кружась, медленно оседали на землю, защищая ее от мороза, укрывая пуховым одеялом. Настоящее волшебство!
Я часами могла бы любоваться этим зрелищем. Наверно, так и сделала, если бы не почувствовала чужой взгляд. Пока я смотрела в окно, Владимир смотрел на меня. Он так и не отпустил меня. Я бы соврала, если бы сказала, что тепло его рук, его близость не волновали меня. Я облизала губы, он сглотнул, но ни один из нас так и не решился сделать еще один шаг.
– Вы говорили про ужин, – произнес Владимир.
– Да, – ответила, попыталась улыбнуться. – Надеюсь, он еще не остыл. Присаживайтесь!
Муж наконец или к сожалению (я так и не разобралась, какое чувство было сильнее) убрал руки. Вместо того, чтобы занять место за столом, принялся искать посуду, которой у нас не было. Порции еды, которая уместиться на чайном блюдце, явно недостаточно, чтобы накормить взрослого мужчину. Пришлось бы снова есть с одной сковороды, но тут вмешался случай.
Кто-то постучал в дверь. Поскольку гостей мы Чарторыйским не ждали, то оба, не сговариваясь, вышли в гостиную. Муж сказал, что откроет, а я не смогла сдержать любопытство.
На пороге стояли двое молоденьких парней. В руках у них были уже знакомые мне коробки из плотной бумаги.
– Госпожа, мы принесли ваш заказ, – произнес один из них.
Поскольку он обращался именно ко мне, Владимир ничего не сказал, лишь распахнул дверь шире и впустил юношей. Не сводил внимательного взгляда, пока я не расплатилась с ними и не отпустила, поблагодарив.
– Теперь можно и поесть.
– Катя, что это?
– Это? – я открыла одну из коробок прямо в гостиной, продемонстрировала ему глубокую тарелку. – Посуда. Вам нравится?
Мне набор понравился сразу. Каждый предмет был расписан узором из зеленых дубовых листьев и золотистых желудей. Работа тонкая, кропотливая – я, как специалист, сразу оценила. Еще и разглядывала добрых минут пять.
Я проводила Владимира до порога. Дальше он запретил. Сказал, что женщине не стоит на ночь глядя одной отправляться на прогулку даже в экипаже. Я подозревала, что таким образом он пытался скрыть от меня, куда поедет на самом деле. В его рассказ про сгоревший дом и уцелевшие книги верилось с трудом. Впору бы обидеться, но у меня тоже были свои тайны, которыми я пока не собиралась делиться. Правильно говорили наши предки: два сапога – пара. Мы с мужем стоили друг друга.
И все же Чарторыйский был верен себе. Признался, что еще в первый вечер расставил снаружи, по периметру дома, магические ловушки, так что бояться воров или других преступников не стоило. Значит, мне не показалось, он тоже видел чьи-то следы или подозревал, что кто-то наведывался сюда, пока хозяина не было.
Ненавязчивое внимание и забота Владимира, тактичность, уважение, с которым он относился ко мне, не могли оставить меня равнодушной. Его сегодняшние слова, тот скромный поцелуй снова заронили в сердце надежду на то, что я тоже не безразлична ему. Не стал бы он притворяться? Хотелось бы верить, что нет.
И все же муж держал дистанцию. Порой я ловила на себе его взгляд, Владимир позволял себе редкие прикосновения, но не более. Будто что-то мешало ему, не позволяло проявить чувства. Нет, я не думала, что он в меня влюблен, но по какой-то причине женился же на Катерине. Сколько бы ни пыталась разгадать эту головоломку, понять его мотивы, так и не смогла. Зато поймала себя на мысли, что начала скучать еще до того, как Володя скрылся из виду.
Нужно было срочно отвлечься, занять себя чем-то. Лучшее средство от хандры – это работа, говорил мой дед, давал мне в руки тяпку и отправлял полоть картошку. Дед искренне верил, что все глупости люди совершают от избытка свободного времени. Человек должен быть при деле.
Здесь у меня картошки не было, хотя мысль разбить хотя бы небольшой огородик, соток на шесть, пришлась мне по вкусу. Земли вокруг хватает. Несмотря на близость то ли леса, то ли рощи, оттуда никто из диких зверей не забегал. Даже волчий вой не слышался. Значит, подрыть, вытоптать или просто съесть будущий урожай некому. Вот Володя удивится, когда узнает о моих аграрных планах.
Я так увлеклась мечтами о том, что где посажу, что потеряла счет времени. За окном совсем стемнело. Я убрала со стола, помыла посуду. Решила, что утро вечера мудренее, и отправилась спать. Пусть весь мир подождет.
***
Весь следующий день я посвятила уборке. Владимир предупреждал, что вернется не раньше чем через двое суток. У меня было достаточно времени, чтобы привести дом в порядок к его приезду. Монотонная работа успокаивала. Я снова смахивала паутину, протирала полки и мебель, мыла полы. Когда мое новое жилище, наконец, засияло чистотой, я едва ли могла передвигаться. Тело Катерины не привыкло к таким нагрузкам, хотя тут и более выносливый человек устал бы. Шутка ли, привести в порядок три комнаты и гостиную, в которых последний раз убирали при царе Горохе?
К вечеру сил уже не осталось, как не осталось желания что-нибудь готовить. Весь день я обходилась бутербродами с чаем, зато поужинала кашей с мясом. Решила завтра непременно разыскать рынок, если он здесь существовал, и в целом посвятить день знакомству с новым миром. Знаний госпожи Нефедовой катастрофически не хватало, а мне здесь еще жить и жить.
Проснулась с первыми лучами солнца. Навела порядок в последней оставшейся комнате. Ее я мысленно окрестила кабинетом из-за массивного стола и кресел с высокими спинками. Отчетливо представляла, как Владимир будет там заниматься делами или читать те самые книги, о которых он мне говорил. Книг, кстати, очень не хватало. Полки без них выглядели как-то по-сиротски. Что ж, посмотрю, что привезет с собой мой супруг. Я и сама не отказалась бы от какого-нибудь романа, чтобы скоротать время. Оставалось надеяться, что поблизости найдется книжный магазин, лавка или библиотека.
У меня оставалось еще достаточно денег. Муж добавил к ним своих. Переживал, что я без него пропаду. Не жил он в моем мире, не знал, каково это, когда зарплату и пенсию не платили месяцами. Приходилось в буквальном смысле выживать. Благо выручал огород, иначе мы с мамой и дедом умерли бы с голода. Те оладьи без яиц и простокваши, которые мама замешивала на воде и жарила без масла на раскаленной сковороде, я никогда не забуду.
Я смахнула непрошеные слезы, даже умылась холодной водой. Переоделась, заперла дом и отправилась на прогулку. Нет смысла горевать о прошлом. Так можно не заметить настоящее и не построить будущее. Нам ли быть в печали?
За ночь намело снега. Он скрипел под ногами, больше радовал, чем доставлял неудобства. Зимнее колючее солнце слепило глаза. Легкий морозец бодрил. Сейчас бы прокатиться в санях на тройке с ветерком, как в старых сказках.
Я улыбалась собственным мыслям. Прохожие недоумевали, глядя на меня, хотя ребятишки чаще улыбались в ответ. Один мальчуган даже бросил в меня снежком, но тот рассыпался еще на подлете. Его бабушка тут же приструнила мальца и заставила извиниться. Я не стала раздувать скандал. По правде говоря, сама с удовольствием устроила бы снежную баталию, но, боюсь, взрослые не поняли бы меня.
Сорока сорвалась с ветки, напугав меня. Что-то прострекотала и скрылась в ветвях деревьев. Хотелось бы верить, что она принесла добрые вести. Вдруг Владимир вернется пораньше?
Воодушевившись этой мыслью, я ускорила шаг. Первым делом заглянула в посудную лавку, поблагодарила ее хозяина за быструю доставку. Заодно спросила у него, где можно приобрести свежие овощи. Оказалось, в конце каждой недели жители слободы организовывали ярмарку. Так я узнала, что мы жили даже не в городе, а в его пригороде, Александровской слободе. К своему стыду, что собой представляла эта административная единица в прошлом, я не знала. Катерина и вовсе не интересовалась подобными вещами.
Любопытно, Владимир специально отвез меня подальше, чтобы избежать встреч со знакомыми, или это вышло случайно? Может быть, это лишь совпадение, а я сама себе что-то придумала. Ох, уж эти тайны! Они хороши в книгах и приключенческих фильмах. В жизни хотелось честных, доверительных отношений.