Башня Вемовея 1. Душеспасательница

Пролог

Вемовей – потомок опального рода, лишенный наследства. Он жаждет отомстить за смерть прадеда и вернуть поместье. Но судьба будто в насмешку кидает его в череду злоключений и приводит в высшее военное училище для колдунов.

Здесь юная душеспасательница Полина попытается вытащить тьму из его души. И сама незаметно становится для него светом. Только Вемовей пока не знает, что эта девушка - дочь его смертельного врага.

(Книга также вышла на бумаге в издательстве АСТ)

ПРОЛОГ

Месяц Циве, 9027 г. от сотворения Хорна,
Столица Кулчан (Золотой город), Шуя

Посреди Золотого склепа на одре лежал седой император в красном погребальном одеянии. Над ним горел иероглиф «Великий тигр Тун Сул», созданный лучом вэи*. Рисан презрительно выпятил нижнюю губу. Отец не стоил такого звания. Сын гиены, который всю жизнь поджимал хвост от страха – вот кто он был. Благодаря ему Шуя давно не вела войн и стала дешёвой торговой лавкой.

Стены склепа украшали яркие фрески. Запечатленные на них предки походили на героев легенд. Они сражались и побеждали, являя собой прямой укор жалким потомкам. Ему укор. И он, Рисан Сул, тридцать пятый император Шуи, не уйдет так бесславно в мир иной, как его отец! Отмахнувшись от дыма парящих благовоний, молодой император широким шагом покинул склеп. Подданные падали ниц пред ним.

Приказав слугам подготовить для него императорские покои, Рисан задержался в тронном зале. Он огладил рукой золотой подлокотник, затем уселся в кресло власти. Победным взглядом оглядел пустой зал. Красные шелковые стяги свисали длинными полотнами с потолка. Сколько раз Рисан представлял себя сидящим на троне – не счесть. Теперь его мечты осуществляются.
– Мой император, – появился советник Хи Зу, самодовольная хищная ящерица, что при любой власти устроится. За шиворот он выволок тщедушного лысого монаха. – Я привел пророка, слышащего шепот духов в священном Озере Мертвых. Он процитирует предсказание слово в слово, – и ткнул в ребра старика скипом. – Говори!

– Молодой тигр горяч, – прошептал слепой, приподнимая голову. И после второго тычка процитировал: –

В год пяти затмений святыня осквернится!

В пятнадцать весен истает до огарка сьянтан*.

Вэя просочится сквозь Хорн, как в вода уходит в брешь.

Если Якорь-Лун не найдется и не воссияет над миром,

Две великие державы с северных пределов

В единый год падут под южным соседом.

И польется река крови по долинам меж хребтов…

– Хм. Южный бьет северных... – перебив монаха, сощурился Рисан, – то есть Лароссия и Панокия падет?

– Я говорил об этом вашему отцу, мой император, но он не слышал меня, – пожаловался советник, преклоняя голову. – Вот послушайте. В Лароссии нашлась Башня Лунхана, как раз в год пяти знамений. Недавно я, наконец, понял, о чем говорилось в пророчестве! Ослабление соседних государств уже началось! Мои соглядатаи принесли хорошую весть. Если оставшиеся десять лет мы «подготовимся к прыжку», то завладеем миром!

Хи Зу продолжал говорить, и с каждым словом Рисан Сул все выше поднимал подбородок. Алчная пелена застлала его глаза.

– Только нужно действовать скрытно, мой император. У Лароссии сильная шпионская сеть. Надо сделать так, чтобы они о наших планах прознали, как можно позже. И самое главное – уничтожить этот артефактус, называемый Якорь-Лун!

– Где искать его? – прорычал Рисан Сул.

– Говори! – советник воздел руку, которой удерживал старика, и ворот сдавил горло прорицателя.

– Мой повелитель, вы бы выслушали все пророчество, – просипел тот, судорожно скользя истоптанными чувями* по натертому сандаловому паркету. Прежде чем озвучивать конец Шепота, он хотел донести то, о чем предупреждали духи – если Якорь-Лун не пробудится, вслед за северными державами падут и остальные и начнется тысячелетие смут. Только это не интересовало молодого тигра. Новый император Шуи настроился на многолетнюю подготовку к войне.

___
*сьянтан – шуйская палочка благовоний
*чуви – шуйские туфли с загнутыми носами
*лучом вэи – магическим лучом

1. Правнук отступника

Спустя пару лет.
Июль, 9029 г. от сотворения Хорна,
Лароссийская империя, Шустовский уезд Солуховской губернии

Мздоимщик Григорий Брыга стал сегодня на сотню рублей беднее. А как он улепетывал по кладбищу, перепрыгивая могилы наперегонки с ямщиком! Невольно залюбуешься. Главное было узнать, что грозный собиратель налогов боится гостей с того света. А дальше дело за малым – поваленное в нужном месте дерево, единственно удобная дорога для поездки в город через старое кладбище, отличный спектакль с летающим жмуриком, и вот, пожалуйста. Это уже двадцатая удачная вылазка с деревенскими ребятами из Рыбихи.

– Спускай, – велел Вемовей.

Невидимый после принятия колдовской пилюли Косьма Нырков, присел на корточки, позволяя слезть со своей шеи предводителю шайки подростков. Рыжий Прошка Семирек запустил срезанный кошель в руки Вема:

– Ну ты и правда страшной, яко смерть. А выл-то как, выл! У меня мураши по шкуре бегали. Скажи, Нырик.

Вемовей кровожадно оскалился. Он знал, как впечатляюще выглядит в лунном свете – грим на лице и лохмотья превратили его в бескровного мертвяка с того света.

В телеге на обратном пути разделил с ребятами навар и спрыгнул на перекрестке. Пешком до имения минут десять. Летняя ночь веяла теплым бризом с моря, в траве звенели сверчки. Под ногами шуршала галька. Ближе к имению, как всегда, настроение испортилось. Даже оттянутый монетами карман не смог удержать улыбку на лице. Когда на фоне звездного ночного неба очертился абрис внушительного особняка с высокой башней, взгляд мальчишки потяжелел. Это старинное владение вэйновского рода Гранёвых должно было достаться по наследству именно ему. Но в насмешку судьбы теперь эта земля, и все что на ней, принадлежало семейству, чье родство – седьмая вода на киселе, а сам Вем числился здесь никем иным, как жалким приживалкой. И всякий раз возвращаясь сюда, он острее ощущал несправедливость судьбы.

Во дворе к пришедшему потянулись сторожевые собаки и завиляли хвостами. Мальчишка взлохматил теплые холки. И псы тоже должны были принадлежать ему. Как и чистокровные лошади в конюшне. Гадство.

Черным ходом парень решил не пользоваться, парадным тем более. Не стоит кому-то видеть его в дырявых обносках и гриме "мертвеца". Не то, чтобы он жалел чувства местных служек или новых хозяев, либо страшился очередной взбучки дядюшки. Просто не желал, чтобы кто-то сопоставил его внешний вид с событием на кладбище. А что о последнем вскоре засудачат, не сомневался.

Вемовей подцепил перочинным ножиком раму окна и нырнул в подсобку, располагающуюся на первом этаже в удаленном крыле. Наступив в ведро и получив шваброй по подбородку, чертыхнулся. Темень стояла – глаз выколи. Когда же наконец в нем окончательно проснется дар Вэи*! Вмиг бы осветил эту конуру, а так приходилось выбираться на ощупь. Он почти прокрался в свою комнату, когда в коридор выглянул его враг. То есть два врага. Нет, все три. Трое кузенов, что оккупировали его дом вместе со своими занудными родаками. Они стояли в дверном проеме своей спальни и глазели на него с раскрытыми ртами.

– Чего уставились? – рыкнул на них Вемовей, и троица вздрогнула.

Коль, старший из братьев, поднял над головой подсвечник с двумя горящими свечами, оценивая его вид:

– Что еще за дешевый маскарад, Гранёв?

– Вас решил попугать.

– Мы тебя не боимся, грязный отступневый ублюдок! – средний братец, Родька, как всегда напоминал злого лопоухого крысеныша.

– Научись сначала говорить правильно, неуч. Чему вас только в кадетском корпусе учат? И да, за ублюдка жди ответку, – пообещал Вем, с удовольствием замечая страх в глазах мальчишки. Уж он умел мстить, и об этом они уже знали. И все равно нарывались.

– Чем ты намазался? Можно мне тоже? – пискнул мелкий Сенька. Его тут же осадили старшие и запихнули в комнату, чтоб не высовывался.

Вемовей усмехнулся. Если бы кому и разрешил бы остаться в этом доме, то мелкому. Малек имел добродушный нрав и все время тянулся к нему. Всю остальную семейку Вем не переносил на дух. Сослал бы в ледяную Ярую равнину на корм синим гайдакам без сожаления.

– Ты ничего мне не сделаешь!

– Посмотрим. Готовьтесь, дорогие недокузены, скоро мое пятнадцатилетие. Вэйновский дар предков проснется, сами понимаете, чем это вам грозит. Я верну себе поместье. Покатитесь вы в свою дыру, откуда приехали. Как там она называлась Семилыщина? Семидырщина? Мусорная яма, как раз для таких лизоблюдов, как вся ваша семейка!

Ядовитые слова достигли цели.

– Тварь! Сволочь! – бросился на него Родька и в один миг оказался лежащим на половике коридора. Вем прижал его коленом так, что тот беспомощно извивался и кряхтел.

– Слезь с него! – Коль пристроил подсвечник на пристенной тумбе и попытался сбить Вемовея со своего брата, но не смог. – Я позову родителей!

Пришлось отпустить лопоухого, и тот шустро утек за спину Коля.

– Хотите еще поговорить по душам, милости просим, – прошипел Вем, как никогда в этот момент напоминая явившегося из испода* призрака – черноволосого, бледнокожего с острыми чертами лица и синяками под черными впадинами глаз, – затем скрылся в своей комнате.

– Бешенный, – прошипел Родион вослед обидчику.

– Я говорил, не связывайся с ним, – Коль отвесил легкий подзатыльник среднему брату, загоняя того в комнату и закрываясь на засов. – Он опасен. А после известия о смерти прадеда не в себе.

Вемовей ловко под умывальником смыл с лица театральную краску и, запалив печь, бросил в огонь рваную одежду. Стычка с кузенами немного улучшила настроение. День в целом неплох. К накопленным деньгам добавилась неплохая сумма. Скоро у него будет достаточно денег осуществить задуманное. Взгляд мальчишки скользнул по книжной полке, уставленной учебниками, и задержался на художественной миниатюре в бронзовой рамке. С потемневшего от времени портрета на него смотрел средних лет брюнет в военном мундире времен второй Панокийской войны. Мужчина как с тяжелым как подбородком, так и взглядом.

2. Лишак

Через четыре месяца.

Пятнадцатый день рождения стал для него черным.

– Дар так и не проснулся! Что это значит, можете мне объяснить?! – Вемовей влетел в кабинет Хольманова. Голос его срывался. Он так сжал в кулаке стеклянный шар перехода, будто собирался его раздавить. – Я не чувствую потоков вэи в себе. Ничего не чувствую!

Бледный от недосыпа, с красными глазами и сизыми кругами под глазами, он требовал ответа так, будто от него зависела его жизнь.

– Давайте сюда руку, проверим в последний раз потенциал, – Рафий невозмутимо достал из выдвижного ящика стола нечто похожее на карандаш из белого камня. Вем подставил запястье и позволил Хольманову загнать его себе в запястье. Определитель на крови считался самым точным. Боли не было, разве что душевной – на белом агатите проявилась шкала, на которой у толстой засечки в самом низу алело число – «0,1 вПт».

Хольманов поднял взгляд на бывшего подопечного и покачал головой.

– Сожалею. Ты не вэйн и никогда уже им не будешь. Сам знаешь, святая Вэя одаривает своей силой только юных, и никого старше пятнадцати лет.

– Не может быть! Не может… – Вем смотрел на отметку шкалы и не мог отделаться от мысли, что его жестоко обманули.

– Увы. И в семьях потомственных колдунов рождаются лишаки.

Конечно, Вем знал, что все с потенциалом дара ниже двойки среди колдовской братии назывались лишаками. Но не предполагал, что это постыдное прозвище придется носить ему.

– Но в тебе есть зачатки вэйна, и сдается мне, что и зачатки дара убеждения тоже.

Ага. И весь он – пожизненная личинка. Хольманов продолжил говорить. Что-то о договоре, о том, что он с сего дня перестает курировать его обучение, поскольку по пункту такому-то для продолжения ученик должен быть вэй-одаренным. А раз нет – так и до свидания.
Вем опустил голову и до боли сжал кулаки. Когда же через пол минуты он взглянул на Рафия, тот осекся.

– Я понял! Можете не продолжать.

***

Новость о том, что у правнука отступника дар так и не проснулся, Душнины разве только не праздновали. От довольного вида Авдотьи Вема чуть не выворачивало. Дядька Сильвестр не скрывал облегчения и порывался лезть с душевной беседой – мол, это не конец, и без дара можно прожить. Идиот. Именно, что конец, всем чаяниям и планам!

– Лиша-ак! – Родька, зараза, ржал громче всех, стоя на крыльце, и получил по уху.

– Ты думаешь, если я не вэйн, то позволю тявкать безнаказанно? – зря этот лопоухий к нему полез сегодня, ох, зря.

– Меня Коль защитит! У него в отличие от тебя семерка, и он собирается поступать аж в Вемовейское училище! Я тоже буду колдуном, вот посмотришь. А ты – лишаком так на всю жизнь и останешься! – пищал гаденыш, извиваясь пиявкой в его руках.

Вемовей ощутил жажду задушить эту сволочь, так, чтобы замолк навечно, но вместо этого пнул лопоухого так, что тот полетел в корыто с грязной водой для мойки обуви, выставленное у ступеней крыльца. Авдотье должен понравиться вид драгоценного сына – весь в грязи, как свинья. То, что надо.

Поздняя осень холодила спину. Ветер трепал волосы. Вем вошел в конюшню и оседлал Буяна. Конюхи Макарыч и Корявый уже давно зареклись возражать молодому барину и лишь молча проводили взглядом всадника, когда тот понесся по аллее прочь из имения.

– Сам изнань*, – проворчал Макарыч.

– Чует мое сердце, это не все. Хлебнут еще лиха с ним хозяева-то.

Вемовей направился в деревню. Но, завидев вдали соломенные крыши хат и колья с развешанными сетями, свернул на дорогу, поднимающуюся на утес. Он не желал видеть никого, даже пацанов из шайки. Когда тропа стала слишком отлогой, оставил Буя. Спустя полчаса подъема, он стоял на краю скалистого обрыва под моросящим дождем и смотрел вниз на шторм. Под угрюмым ноябрьским небосводом волны бешено терзали валуны у подножия скалы. Вздымаясь пеной, море оседало, затем снова накатывало. Бушевало. Как и чувства в его душе. Вем отступил, затем молча без спешки скинул с себя одежду. Оставшись нагишом, отошел от края.

Глотая дождь и морща лицо, застыл...
Затем разбежался и прыгнул.

Пролетающая над утесом чайка громко крикнула, с любопытством наблюдая, как белое человечье тело несется с высоты вниз. Его, словно песчинку заглатывает пучина. Покрывает, пережевывает. И нет глупого человека. Бескрылый, а туда же еще. Летать пытался.

Холодная вода оглушила и втянула в бесконечный водоворот. Сдавила со всех сторон, ни вздохнуть, ни всплыть. Швыряла так, что, казалось, еще чуть и выбьет из него дух. Вемовей спускал из легких воздух понемногу и боролся.

Он не сдастся. Никогда! Как учил прадед.

Минули долгие семь минут до того, как голова мальчишки показалась на поверхности. Вемовей совершенно выбился из сил, когда его ступни коснулись галечного дна. Он попытался встать, но очередная волна сбила с ног. В этот момент чьи-то руки подняли его. Прошка Семирек, это был он. Подставил острое плечо и потащил его на сушу. Усадив Вемовея у подножия торчащего из песка осколка скалы, разразился причитаниями, точно плакальщица на похоронах. По конопатому лицу мальчишки текли слезы.

– Ты чего ревешь? – сфокусировав зрение на Прошке, просипел Вем.

– А ты чего прыгнул?! – шмыгнул носом Прошка. – Мать меня к Самойлихе за солью послала, а тут ты – на утес, а потом с него. Добечь не поспеваю! Ну накой ты в море сиганул, ась?

Вемовей устало прикрыл глаза.

– Чтобы жить…

– То бишь?

Вопрос остался без ответа. Вемовей какое-то время молчал, ощущая боль в легких, а потом велел:

– Сгоняй за вещами на вершину. И Буя прихвати.

***
Спустя год и 10 месяцев.

Сентябрь выдался теплым. В лесу пахло осенью и морем. Листья на дубе шевелились на ветру и горели золотом в лучах заката. Вем схватился за ветку и подтянулся. Оседлав ее удобно, зашарил руками в дупле – очередном выбранном в лесу тайнике. Вытащив оттуда мешочек с деньгами, он вложил туда приличную добавку из карманов. Монеты звякнули, зашелестели облигации. Вем перевязал мешок и вернул на место.

3. Превратности влюбленностей

Спустя пять лет.
Апрель, 9036 г. от сотворения Хорна,
Лароссийская империя, город Крассбург

– Полина Демьяновна? Куда она подевалась.
– Полечка, где вы?

От толпы поклонников девушка спряталась за тяжелой портьерой в алькове и уселась на белоснежный резной подоконник. Стоит согласиться на один танец, как потом парни начинали водить вокруг нее хороводы. Кровь лесовиц тому виной, спасибо кровной матушке. Которая, надо сказать, предпочла сбежать из этого мира в свой «деревянный» мир вместе с кровным батюшкой, оставив ей это сомнительное наследство.

Танцевать Поля очень любила, наряжаться по моде еще больше. И когда в четырнадцать вдруг из девочки-толстушки она вдруг превратилась в довольно фигуристую стройную девушку с идеально чистым личиком, то пользовалась своей красотой по полной. Резвилась от души, не пропуская ни одного приглашения на бал. Тогда толпу поклонников сдерживал вид батюшки, дожидающегося ее у стены. И его должность заместителя управного спецстражи Вэйновия. Кому понравится нарваться на гнев одного из сильнейших колдунов империи? А вот как стукнуло семнадцать приемному чаду, отец ослабил надзор по совету матушки. Та посчитала, что пугать поклонников дочери чревато в будущем иными проблемами, и Поня (так звали ее самые близкие) уже взрослая. Пусть девочка сама, мол, разбирается со своими почитателями.

Эх, лучше бы родители оставили все, как было.

За окном сад дышал ранней весной. Деревья тянули ветви с набухшими почками прямо к серому с просинью небу. А на клумбах цвели куртины разноцветных крокусов, мускарей и прострелов.

Портьера качнулась и в нишу протиснулась Зоряна Чумилкина. В отличие от Поли она так и осталась пышечкой, как была. Но это ее совсем не портило. Веселый нрав и миловидная внешность делали девушку приятной для окружения.

– Знала, что ты здесь, – хихикнула подружка. – Снова прячешься?

– Просто решила передохнуть.

– По-моему, ты задаешься. Так танцуешь красиво. Они все у твоих ног, мне бы так, – не скрывая зависти, заблестела глазами Зорька.

Полина откинула светлые локоны за плечо, и сморщила нос:

– Лишь легкое увлечение у всех. Ни одного, кому бы я всерьез понравилась. Ни один не чувствует ко мне хоть что-то по истине стоящее.

– Знаешь, Поля, дар твой хуже врага.

Тут, пожалуй, стоит согласится.

Полина не была чтецом, как Юлий Жигаль, папин друг, читать мысли людей не умела, зато великолепно считывала эмоции, чувства, желания и порывы. Порой ей казалось, уж лучше бы ей было суждено копаться у людей в головах, чем в сердцах. Мысль прочел и все. Никаких волнений. А вот от чужих эмоций и с ума сойти недолго. В детстве ей для определения чужих чувств требовалось прикоснуться к человеку. Благодать, не иначе. С возрастом дар усилился, и можно было не подходить близко к человеку, чтобы узнать, что у него на душе. Скорее всего у нее бы снесло крышу, кабы учитель вовремя не научил ставить заслон. Он гасил общий поток эмоций от толпы, выбирая нужный или отсекая все по желанию.

Полина выглянула в просвет портьер. Вот в толпе бравый вэйн Бадков, стяжав остатки вежливости, кивает говорливой старушке Никитовой, а сам искрит раздражением. Матушка Арины Вольской не подает виду, как сильно волнуется о дочери, почему? А, понятно. Та слишком близко стоит к кавалеру. Парня захлестнули волны страсти цвета спелой малины. Девица в надеждах и тоже сияет. Если их не разнять, то будет пожар! Вот хозяйка бала графиня Лилия Политова, одетая в откровенный фуксиновый наряд, улыбается пожилому мужу и за веером томно целует его в губы, но при этом полна досады и зависти. И Поля прекрасно знает почему. Найдя взглядом своих родителей, убедилась. Ну точно. Отец улыбался матери. Их счастливый вид и отравлял всякий раз существование Лилии Политовой. Ведь графинька втайне влюблена в отца и часто из кожи вон лезла, чтобы привлечь его внимание. Глупая. Только Поля знала, насколько сильны чувства мамы и папы. Они крепкие, как миллион стальных цепей в связке. И переливаются жемчужно-радужными цветами заботы, любви и доверия. Для себя Полина давно решила, если она, когда и выйдет замуж, то только по такой же сильной любви.

– Там десерт принесли, – выглянув из укрытия, Зоряна оценила огромный торт, что служки покатили мимо на низком столике.

– Ты иди, я еще тут побуду.

– Ну как хочешь!

Подружка сбежала. Полина снова рассматривала сад. Вид здоровых растений всегда умиротворенно сказывался на ее настроении. Через четверть часа девушка готова была выскользнуть из укрытия, когда услышала дребезжащий голос старика Телегина – вечно всем недовольного отставного советника. О нет, она еще тут посидит.
– Гляди куда мир катится, Афоня! – вещал вредный старик своему собеседнику. – Еще дюжину лет назад не было энтого безобразия в столице. Эти заклятые вэй-тарантасы или как бишь их нынче называют…

– Вэйвозы, Никифор Акимович…

– Вот-вот, гудят да гудят под окнами, исподни демоны, спасу нет! А народ-то, народ! Бежит, торопится, по этому бесову артефактусу трещат, точно сороки в горячке.
– Вэйгласу?
– Ему. Тьфу, изнанщина!

– О, будьте философом, любезный мой друг. Нам довелось жить в эпоху перемен, как пишет «Имперский Вестник». Наблюдаем, стало быть, скачок научного развития-с.
– Кабы не доскакали все до конца света. Он близок! Помяните мое слово, сударь мой: мир летит в бездну, прямиком в самое пекло испода.
– Ну не будьте так строги, милейший Никифор Акимович.

– А молодежь! Она уже не та что, была! Кругом вопиющее неприличие. Этикету не соблюдають. Погляди на тех, срамников. Глупцы, лоботрясы, бесстыдники, никакого почтения... Вы слышали, как они-с изъясняются? Великие лароссийские учителя словесности Ларевич и Фотин не иначе как в гробу переворачиваются. Нет, на эту молодежь я бы и медяка не поставил. А девицы! Девицы стыд потеряли вперед мужчин в Советы лезут.
– Вы о несчастной княжне Синицыной?
– Да, о ней, голубушке бедовой. Сидела бы девка дома, косу плела да чад рожала, так нет, политикус ей подавай. Вот и допрыгалась кузнечиком. И я баю вам точно – Единый ее покарал за гордыню не иначе...
Полина облегченно выдохнула, когда собеседники удалились от ниши. Слава святой Пятерке. Она побаивалась бывшего советника. Тот всегда смотрел с укоризной на нее, а сейчас дедуля даже сквозь приподнятый заслон пышел злорадством.

4. Практика и помолвка

Надо ли говорить, что терпения Поли хватило лишь на половину званного обеда. Вид счастливого улыбчивого Рича и вежливой скромницы Регины отбил весь аппетит. А еще эти поздравления домочадцев. И планирование торжества на лето. Рич не сводил глаз со своей избранницы. Так что при удобном случае, Полина рванула с места под удачным предлогом:

– У меня практические занятия в городской лекарне!

И это было правдой. Единственно, практика начиналась только часа через три. Но это ничего. Недалеко от лечебного учреждения простилался Гурьевский парк, второй по величине в столице, где вполне можно посидеть и восстановить потраченные нервы.

Семейный вэйвоз или коляску Полина не взяла. Взбудораженной душе требовались движение и толчея. До места Полина добралась на городской конке, более быстрые и комфортные вэйбусы ходили очень редко. А там присела у фонтана на скамейке, разглядывая купающихся в луже голубей. Ранняя весна радовала ярким солнцем, зеленеющей местами травкой и высохшими парковыми тропинками. Клумбы представляли собой яркие орнаменты из тюльпанов. Почки на деревьях разворачивали клейкие листики. Воздух благоухал ненавязчивым сладким ароматом. Все бы идеально, если бы не помолвка брата.

Тут и нашел ее Геннадий Ромашкин или просто Ромашка. Так звали за глаза его все девчонки на уроках душеспасательства. Добрейший парень и к ней неравнодушный, чего никогда не скрывал. Между прочим, младший сын графа Евсея Ромашкина, хорошего спокойного человека, судя по состоянию его эмокарты. Видела она его как-то, заезжал за сыном.

Гена был на пять лет старше ее и уже доучился до четвертого курса на лекаря, а врачевательство душ изучал как дополнительную дисциплину. И при всем этом ни разу не кичился.

– Полина Демьяновна, верил, что найду вас здесь, – легкий приветственный поклон вежливого человека. Парень присел рядом на скамейку и уже более приватно добавил: – Ты чего такая печальная, кучеряшка?

– Вот еще, – пробурчала она, дернув себя за светлый локон. – Я просто невероятно возмущена.

Он заглянул в лицо собеседницы.

– Тебя кто-то обидел?

– Да нет, – призналась. – Это я злюсь. Брат сделал предложение руки и сердца девице, которой даже не симпатичен. Я его предупредила об этом, а он меня еще и обвинил! А теперь сидит с ней у нас дома и чаи распивает с медовыми кренделями.

Геннадий Ромашкин слушал ее и действительно сочувствовал. Вот за это его Поля и любила. Он какой внутри, такой и снаружи. И добродушный всегда. Она с девчонками с училища проверяла. Как-то пыталась его вывести из себя. Бесполезно. Толстокожий как древоед*, ей-богу.

– Представь, Рич сказал, что я останусь старой девой с моим отношением к ухажерам, – захотелось вдруг пожаловаться.

– Не останешься, – уверенно произнес Ромашка.

– Почему?

– Я женюсь на тебе, – выдал парень. – Да хоть завтра. И правда, кучеряшка, выходи за меня, а? Мне кажется, мы отлично поладим и составим завидную партию.

– Ты серьезно? – хихикнула Полина.

Хм, а ведь он не шутит, – ответила она самой себе, прочитав даром. И благодарно улыбнулась. Этот коренастый среднего роста парень с наивным взглядом и яркими губами бантиком, ей очень нравился. Жаль, что всего лишь как друг.

– Обещаю, ты будешь первым о ком я подумаю, если решу вить гнездо, – заявила она.

– Думай, хм, птичка. Летай. Я подожду сколько надо.

Настроение и впрямь улучшилось. Обещания Геннадию было достаточно, он вообще легко смотрел на жизнь. Был из тех, что во всех событиях видят волю судьбы. Его чувство к ней просматривалось хорошо, мягкое и теплое, как родное одеяло. Такое, что усыпляет спокойствием, но к сожалению, и вызывает зевоту. Вот только Полина все же мечтала найти взаимную любовь как у мамы с папой. Такую, чтобы в миллион цепей. Эх.

Дуться на Рича уже надоело, и Полине захотелось мороженого. Геннадий Ромашкин остановил коробейницу, и купил лакомство. Пара провела в парке за легкой беседой еще час.

В назначенное время для практики Полина вошла в главный корпус городской лекарни при академии вэй-лекарских наук имени Стефанова. Старинное трехэтажное здание, два длинных крыла которого были выстроены полукругом. Так что с высоты птичьего полета лекарня должно быть выглядела как большая подкова. Известный душеспасатель Федор Колымакин, учитель и патрон Полины по практическим занятиям, оказался на месте – в своем кабинете и перебирал бумаги за письменным столом.

– Можно, Фед Федорович?

– Заходи. Садись, – душеспасатель поправил пенсне и всмотрелся в очередной исписанный лист.

Поля уселась на стул и какое-то время глядела на стрелки латунных часов, висящих под потолком. А потом как обычно патрон выложил кипу папок больных на стол и предложил подопечной выбрать пять «жертв» на сегодня.

Полина пролистала папки, вчиталась в диагнозы. И как обычно самых сложных отложила в сторону. Она еще не готова принять на себя чувства людей с тяжелыми душевными травмами, эмоции смертельно больных или же переживающих недавнюю смерть близких, умалишенных и им подобных. Нет, нет. Пусть этим занимается кто-то более зрелый и опытный, только не она.

Учитель удовлетворился ее выбором. И они вместе поднялись в приемный покой и там в свободной палате, Полина вела прием под присмотром патрона.

Одного за другим пациента девушка потихоньку выводила на откровенные разговоры. Дар мягко удерживал больных в относительно спокойном настроении, и он же незаметно лечил покалеченную психику. Ее способы лечения несколько отличались от обычно используемых душеспасателями. Те чаще практиковали общим вторжением в сознание, иначе гипнозусом. Она же видела сгустки тьмы на эмоциональной карте и старалась их снять без оного. Хорошо, что ей в учителя достался единственный во всем Крассбурге душеспасатель с даром как у нее. Отличия были, но несущественные. Ранее Федор Федорович Колымакин практиковал в приморском городе Уславске Солуховской губернии, имея лишь временное на то разрешение. И грешил слабостью к горячительным напиткам, пропадая в портовых кабаках, что сильно вредило его лекарской репутации. Однако отец Поли убедил его перебраться в столицу, помог с оформлением нужных бумаг и должностью. И слава Единому, с тех пор учитель забыл прежнюю пагубную страсть.

5. Возвращение в Лароссию

Парой месяцев позже.
Июнь, 9036 г. от сотворения Хорна

Во мраке звуки ударов вгрызались в мозг: «Б-бум!.. Бум!». Стена, за которой некто ломился к нему, сотрясалась от необычайно мощных толчков. Неотступно, остервенело. Как набат. А затем послышался рык разъяренного зверя, приглушенный преградой: «Я доберус-сь до тебя!».

Черноволосый парень лежал на мокром песке ничком. Пенный прибой омывал его туфли с загнутыми носами и мочил края шуйского алого плаща с золотым парчовым подбоем. Любопытные чайки с опаской обходили тело и продолжали вытаскивать мелких рачков из песка. Когда человек пошевелился, птицы рванули в небо.

Вемовей сел, превозмогая боль в мышцах. Поморщился. Бред про долбёж в стену отпечатался в памяти очень ярко. Оставалось надеяться, что это не начало обещанного сумасшествия от того, что он надышался парами божественного шуйского фимиама. К влажному от холодного пота лбу прилип морской песок, и парень вытер его рукавом.

– Дракон дери, свободен, – прошептал, оглядев пустынный берег и темную полосу моря. Затем подскочил, будто и не лежал только что без сил. Взбежал на ближайшую дюну и впился взглядом в горизонт. Вдали в туманной дымке виднелся берег, так сильно напоминающий Колпачный мыс. Он в Лароссии! Точно!

Ликующий крик изо рта вырвался сам, но кашель быстро погасил его. Парень содрал с пояса флягу с водой и впился в горлышко бутыли.

События недавнего прошлого заворошились в памяти. Много, очень много огня. Затем ярый шторм в ночи. Оцепеневшее от напряжения и озноба тело, дикое желание удержаться на драконе, который его нес на себе. Ослепленные молниями глаза, ливень и ветер, что били наотмашь. Ларец с бумагами…

Вем ощупал себя за пазухой: «Уф, на месте».

Но тут вспомнился миг, когда два увесистых мешка с золотом срываются в пасть водной стихии.

– Дракона мать! – прошипел с досадой. – Сдохшая ха-ши, – добавил на шуйском ругательство.

Лучше бы документы выронил. Плевать. Но деньги…
И что же дракон? На горизонте ящера не видно.

– Свалил. Я бы на его месте поступил бы так же.

Вытряхнув песок из туфель, снова их надел. Поправил набедренную портупею с пристегнутыми к ней кинжалом и дедовым скипом. Определив нужное направление, бодро зашагал вдоль полосы прибоя.

Но дракон-таки объявился. Спустя час пути вынырнул из моря с тюленем в пасти.

– Тварь чешуйчатая, – прорычал Вем, отчего-то мгновенно заводясь. – Я же снял с тебя побрякушку с рабским подчиняющим накладом, чего еще тебе надо?

Черный крылатый ящер выполз на берег, догладывая добычу. Сильный, жилистый, блестящий от стекающей с него воды. Песок под его лапами с шипением вдавливался, образуя следы-ямы.

На несколько мгновений двое уставились друг на друга с вызовом. Дракон пригнул голову и первым отвел взгляд. А потом спустил кожистое крыло, приглашая седока.

– Привык подчиняться? – процедил с презрением Вемовей. – Что ж. Ты упустил свой шанс вернуться.

Гортанный рык недовольства в ответ. Но крыло не сдвинулось с места, и Вем по нему взобрался на холку древнего, в седло. Рывок и стремительный полет. На этот раз без риска для жизни.

***

В особняке погасли огни в окнах, и Вем проник в дом, как в детстве, через кладовую. Снова чертыхнулся, угодив ногой в ведро и получив шваброй по подбородку. Тут все по-старому, разве что сад безобразно зарос. И, кажется, этими коридорами он шел миллион лет назад. Сейчас казалось Вему, что он сам древний старик, как и слуга, живущий за неприметной дверью коморки.

– Вемовей Павлович! Это вы, барин?
Служка сидел на койке в мятом исподнем и щурился при свете свечи. Собирался ко сну, да гость нагрянул.

– Я, Акоп.

– Единый милосердный! Очам своим не верю, – заохал, закряхтел старый. – Как вы изменились, барин. И на вашего прадедушку похожи стали…

– Как поживает семейка захватчиков? – сменил тему Вем.

– Эт вы про Авдотью с Сильвестром, чай? Да усе так же. Толича вот слыхал еще две манухактуры разорились. И продали половину земель. А сынки-то хорошо устроились. Старшого ажно в Вемовейское училище взяли. Средний в благочинном в столице учится. У него дару вэйновского колдовского, как у старшого нету. Младшой в помощниках писаря самого министру, и дар Вэи есть, но малый. На их устройства-то деньга с земель и пошла.

Вем презрительно фыркнул. Бездари. Когда-то он мечтал себе вернуть поместье. Но похоже скоро и возвращать будет нечего, кроме родового имени.

Старик продолжал лепетать уже то, что его мало интересовало.

– Ладно, спи. Я ненадолго здесь и уйду.

– В-вы хотите порешить хозяев во сне, ваше барство? – просипел старик, посерев лицом.

– Чушь не городи.

Он покинул каморку слуги. Акоп принялся отчаянно накладывать на себя святые знамения и шептать молитвы.

– Истинно, молодой дьявол. Боже спаси хозяйское семейство!

***

Вем беззвучно пробрался в кабинет. В нем исчезли последние крупицы той строгой обстановки, которая наблюдалась ранее при прадеде. Стол завален амбарными книгами и заемными расписками. Кружка с недопитым морсом на дне, огрызок пирога на щербатом блюдце, созвездие из крошек на палисандровой столешнице, как отборное оскорбление. На спинке кресла полинявший плюшевый плед служил накидкой. На полу урна ломилась от горы бумажного мусора. Несколько белых бумажных комков запятнали дубовый пол.
Вем полистал бумаги и ругнулся через зубы. И денег не позаимствуешь у этих никчемных недородственничков.

Он наклонился и ощупал торец стола, нажал потайную кнопку в скрытой выемке, шепнул ключевое заклятье. Сработало. Стол на миг объяло свечение, и из воздуха соткался еще один добавочный ящик. Вем заглянул в него. На дне блестела стеклянными боками пара шариков. Все бумаги, которые здесь некогда лежали, прадед лично сжег в свой последний визит перед смертью. А портальные шары случайно забыл или бросил за ненадобностью. Ранее Вем надеялся, что с пробуждением дара, сможет пройти этими вэй-переходами. Но после полного нуля на вэйшкале, намерения рухнули в испод. И вот сейчас, когда в нем с некоторых пор поразительным образом тонюсенькой ниточкой тлела вэя, Вем вспомнил о портальниках*. У зеленого шара меньшего размера вязь наклада подсказывала, что это разовый переход на одну, максимум две персоны. Второй же шар серого цвета крупнее, тут дед постарался, красиво нити уложил, невольно залюбуешься. Этим переходом могла пройти, наверное, и пара сотен человек. Положив шары в карман, Вемовей заставил ящик исчезнуть очередным нажатием на потайную кнопку. Затем сделал пасс рукой над стеной и с удовлетворением наблюдал, как медленно ткалась в воздухе карта Хорна. Крупицы вэи оказалось достаточно для запуска ее наклада.
Предстояло подумать, как сбыть с рук ларец с обличающими Шую документами и при этом не попасть в лапы доблестной пограничной вэйностражи.

6. Прыжок

Сегодня никто не подрался среди курсантов, никто не истерил, и никто не требовал разговора по душам среди преподавателей. Потому душеспасатель Вемовейского училища Антон Серафимович, приспустил очки и с милейшей улыбкой отпустил помощницу восвояси, позволив ей покинуть уютный кабинет с мягкими креслами.

Ближе к трем по полудню Полина начала готовиться к свиданию с любимым. «Лю-би-мым». Как приятно было произносить это слово вслух. Илья ухаживал за ней все два месяца, пока она пребывала в училище, не позволяя себе лишнего, и только недавно случился их первый поцелуй. Он был корректен и нежен, и до обидного короток. Как тут распробовать? Но ее неунывающая натура предвкушала будущие встречи. И возможно именно сегодня он снова ее поцелует.

Поля крутилась перед зеркалом, пока выбирала платье. Остановилась на неброском нежно лазоревом с воротом-каре, оно в этом сезоне модное. Завитые крупными спиралями светлые локоны закрепила черепаховыми вэй-гребешками, что сидели на голове, как влитые, даже если танцуешь бойкую кадриль. В уши вдела маленькие сапфировые сережки. Бальзам из аптеки мамы со вкусом малины прекрасно смягчил и слегка подрозовил губы. Ресницы и брови у нее от природы красивой формы и темного цвета, можно не подкрашивать. Юная сероглазая девушка в отражении ей понравилась. Свидание обещало быть приятным.

В четыре Илья так и не появился. Подождав, надумала разыскать его сама. Ступая по идеально вымощенным дорожкам с рядом бронзовых вэй-фонарей по сторонам, она вспоминала свой первый день прибытия в Вемовейское. Тогда она испытала восторг от вида неприступной строгой крепости, единственной в Лароссии полностью возведенной силой вэи из красного гранита. А также от великолепного пейзажа за крепостными стенами. Ведь посмотреть было на что – хоровод величественных гор на сотни верст кругом дремал в сизой утренней дымке на горизонте. Темно-синий залив омывал подножия скалистых склонов. Где-то там внизу маленький барк держал курс в бухту прибрежного зеленого поселка. А еще драконы, они кружили над скалой-дракушней, так близко, что дух захватывало. Что говорить, она несказанно рада провести лето в таком живописном месте. Можно смело утверждать: именно оно дало ей душевных сил посетить скороспелую свадьбу брата и вернуться, не затеяв там нелицеприятной ссоры с Региной Устюкиной.
В общежитии привратник сообщил, что «Илья Терентьевич с утреца туточки не появлялся». И Поля направилась в «штаб» седьмой вэйскадры.

Столбы крыльца подпирала парочка знакомых из «семерки» в голубых кителях и при фуражках – вэйскадровцы Елисей Глицкий и Яша Бондарь.

– Добрый день! Ребята, не подскажите, где мне найти Илью Терентьевича?

– Так у Онуфриевича он.

– Начальника по вэй-безопасности? Что-то случилось?

– Да на облете выловили одного подозрительного лишака с бумагами в ларце, похоже важными. Илья и отправился доложить.

О лишаках Полина слышала, так называли колдунов с потенциалом ниже двойки и равным ей. Да уж. Неприятное прозвище, ничего не скажешь. Собиралась задать еще вопрос, когда ее заслон пробили чужие эмоции. Некто остро досадовал, злился, пылал надеждой алчной и злонамеренной. А потом она ощутила определенный интерес. И по опыту поняла, что к ее персоне. Она ожидала восхищение, и оно последовало, да только такое откровенное, что девушка накрыла щеки ладонями и подняла взгляд на окна второго этажа. За ней наблюдал парень. Худощавое лицо, обрамленное черными спутанными волосами. Бесстрастно он рассматривал ее несколько секунд, а потом отстранился от окна. "Восхищение" оборвалось, будто отрезали, и на смену вернулась досада и холодная решимость.

Однако какие у этого пойманного виражи эмоций.

– …А нам охраняй пока этого ушлого, – продолжал говорить Яков Бондарь. – О, вот и Илья Терентьевич!

Поля увидела шагающего к ним Илью и улыбнулась. Он склонил в приветствии голову, а потом невесомо прикоснулся губами к ее ладони:

– Полина Демьяновна, простите, что не пришел в срок. Решается, как оказалось, важный вопрос.

Илья всегда называл ее при посторонних по имени отчеству и на «вы», выказывая тем самым уважение. Как и она его, хотя ей было сложно временами сдержать пресловутое «ты». Как она поняла, родители Ильи до сих пор звали друг друга по имени отчеству, хотя прожили вместе полвека.

– Ничего, Илья Терентьевич.

Он выглядел взволнованым и торопился.

– Сейчас я доставлю задержанного в главный корпус, а потом весь в вашем распоряжении, – дождавшись кивка девушки, он развернулся к подчиненным. – Приведите его! – и уже когда его товарищи скрылись в дверях, добавил шепотом. – Поли, если хочешь, подожди немного, я скоро освобожусь, вместе поужинаем.

Из корпуса вывели того самого лишака. Он оказался высок ростом, как и Илья, только в отличие от него более сухощав и жилист. Лицо его казалось неподвижной маской, если бы не взгляд. В отличие от черных волос, которые словно поглощали свет, чернильного цвета глаза блестели, как острый клинок.

Стоило Полине только окинуть его внутренним взором, она отпрянула. Очень много негатива на карте. Да он почти весь во тьме, объятый всполохами зла, сожаления, зависти, горечи, мстительного устремления. Пришлый действительно опасен. Он как раненый зверь, не знаешь, когда кинется. Надеюсь, Илья это понимает. Она хотела было предупредить, но мужчины уже удалились. Бежать за ними не стала.
Но, помедлив, все же последовала за вэйскадровцами, рассчитывая подождать Илью у главного корпуса в сквере под сенью кедров. Тут ее соседки по общежитию и заметили.

– Эй, Полина Войнова! Ты чего тут? – рослой и статной Аглае очень шла форма курсантки военного отделения. Длиннополый синий китель, узкие брючки с лампасами и легкие сапожки из телячьей кожи, ну и облегченный женский березовый скип на пояске.

– Да Илью Терентьевича верно ожидает, – вторая курсантка Оленька Росина понимающе улыбнулась. Большие с поволокой глаза на круглом будто фарфоровом личике придавали девушке кукольный вид. Она даже двигалась медленно и плавно.

7. Отшельник

Он знал, чем ему может грозить вертикальный вход в портал, потому постарался сгруппироваться. Помогло отчасти, по крайней мере, из него не вышибло дух, и позвоночник не сломался пополам, как бывало у некоторых таких же отчаянных. Плечо, левая нога и затылок дружно взорвались болью. Вемовей сцепил зубы и сдержал стон. Какое-то время приходил в себя. Затем опираясь на скип, как на посох, медленно поднялся с земли. Он оказался на широкой лесной поляне в гуще папоротниковых зарослей. Хоровод вековых лиственниц подпирал небосвод, плотно затянутый облачной хмарью. Далеко видимо его забросило, если он из светлого полдня попал в сумрачный вечер.

Боль немного притихла, вместо нее тело холодила вечерняя сырость. Ночевать в лесу желания не возникло – комары да медведи могут потревожить, и Вем захромал в сторону, где ему почудился просвет меж толстыми стволами. Он не ошибся с направлением. Уже через полчаса пути вышел на опушку и вдали разглядел в сумерках то, что искал – спящая деревня.

Ему повезло – хозяева ближайшего крайнего дома еще бодрствовали. На крыльце стояла женщина толстоногая в сарафане, растрепанные волосы доставали до ее пят. Мужик мелковатый при ней, но жилистый. Трое детей. Он остановился за кособоким тыном и махнул им рукой.

– Вечер добрый, уважаемые хозяева! Я пришел с миром. Иду издалека, держу путь в ближайший город, не пустите на ночлег путника?

Они не торопились отвечать, повернув головы, слушали.

– Я хорошо заплачу, с задатком...

Он оборвал свою речь. Сердце кольнуло дурным предчувствием, а ему он научился доверять. Что-то смущало. Возможно, то, что семейка выстроилась полукольцом и стала приближаться, или то как неестественно плавно просочились сквозь журавлевый колодец тело мужика. А лица...

Дракона мать!

Они же мертвы! Все мертвы. С глаз словно пелена спала и открылась явь: крыши изб провалены, вместо них торчали обугленные стропила, стены черные без окон, и нигде ни огонька. А семейка, так алчно взирающая на него, отличалась потрескавшейся кожей, лоскуты которой слетали при движении призраков седым пеплом. Как известно, привидения людей, ушедших через страдания, способны тянуть силы из живых.

Они уже были совсем рядом, когда Вем крутанул скип, пустив на защиту себе лишь жалкую горстку искр. Призраки перестали наползать. Временно, конечно. Поэтому парень рванул с места, превозмогая боль в колене. Со всей возможной прытью он бежал, опираясь на скип. А в голове проносились мысли: «Уже второй раз бегу за день. Не жизнь, а дерьмо ха-ши!».

В какой-то момент силы закончились, ноги подкосились, и он покатился со склона холма, собирая шишки и ушибы. На поляне его тело завершило головокружительный спуск. Вем замер, лежа на боку. Дышал через раз, превозмогая острый приступ боли. Ему очень нужна была передышка. Тут он ощутил, как в него тонюсенькой струйкой вливается вэя. Снова. Жаль, что так помалу.

На последних секундах перед тем, как отключиться, сложил скип и сунул за пазуху. Сколько пролежал без сознания, не известно. Видимо его сильно вырубило, раз не услышал дрязг подъезжающей телеги. Вем открыл глаза, лишь когда над ним склонился косматый дед, дремучий, как здешние места. Старик сцапал Вемовея за подбородок, повертел. Потом ткнул пальцем в больное плечо, хватанул колено.

Поморщившись, Вем смахнул чужую руку.

– Полегче, старик! – прохрипел. Затем превозмогая боль медленно поднялся. Скип на сей раз не собирался светить, мало ли.

Дед промычал что-то, а потом указал на телегу.

Сообразил не сразу. Наконец, понял. Похоже, ему предлагали прокатиться.

Космарь вернулся к телеге, груженой бревнами. Развязал бочину, и бревна с грохотом скатились на землю. Гнедая лошадь тяжеловес даже ухом не повела, продолжала обгладывать листву с растущей рядом осины. Дед вернулся, и приглашающем жесте указал на телегу, не рискуя больше хватать чужака. Парень мешкал недолго. Проковылял к телеге и улегся на дощатое дно, присыпанное сеном.

Ехали по бездорожью. Вем все время беззвучно шипел на ухабах. Когда телега выкатила на поле, и лес отступил, вдали на холме в сизом утреннем мареве открылся взгляду недостроенный сруб. Похоже старик туда лес и возит. Но кому понадобилось строить жилище в такой глуши, да еще в соседстве с неупокоенными душами?

– Ваши тут в курсе, что погорелая деревня голодными призраками полна? Слышишь, дед? – Вем переспросил и дождался кивка. Да, мол, знаем.

– И чего? В вэйностражу обращались? Место обязаны колдуны забелить.

Старик не ответил. Немой, не иначе. Они ехали часа два. Конечным пунктом оказалась хибара отшельника на опушке соснового леса. Надежда увидеть нормальное поселение рухнула.

Внутри избушка удручала еще худшим видом, чем снаружи. Грязи на половицах по щиколотку, потолок и стены густо паутиной обросли. С печи золу дикарь прямо на пол выгребал, похоже. Сама печь вполне неплохая, крепкая. Кровать или скорее лавка на которой спал старик заброшена засаленными шкурами. Ничего съедобного не наблюдалось, разве что кусок сухаря на краю грубо рубленого стола и кувшин. Вем на миг задумался. А с добрыми ли намерениями его сюда дедуля привел? Может он его убить решил во сне. Вон и топор при нем. Но отмел подозрения. Мужик хоть волосатый, но кровожадным не выглядел.

Хозяин избушки тем временем подтолкнул гостя в сторону своей лежанки. Впрочем, Вемовею сейчас плевать на чем валяться подранным волком. Парень присел на жесткое лежбище. Немой приказал жестом раздеться по пояс. Вем послушался и, сцепив зубы, стянул сюртук и рубаху, скип опять-таки нарочно придержал под ворохом одежды. Отшельник прощупал его плечо, а потом взял за локоть. Вем догадался, что за сим последует. Но все равно едва не выматерился, когда хрустнул сустав. Потом оценил:

– Вправил, надо же, – одобрил, вращая рукой. – Благодарствую, дед.

Старик хмуро кивнул. Из какого-то закутка достал банку с жутко вонючей мазью и через слабое сопротивление гостя вымазал его спину, а потом сунул банку в руки. Мажь мол остальное. Вем не особо верил в лечебное действие этого вонючего снадобья, которое на его взгляд могло лишь в обморок повергнуть слабых носом. Но послушно обмазался, и не пожалел. Боль, как и жар, спали в половину уже через час.

8. Из двух зол

Минуло больше трех седмиц, и парни из седьмой вэйскадры снова вернулись ни с чем из очередного рейда. Никто не знал пропавшего парня, никто не видел его. Он, будто невидимка, неизвестно откуда прилетел на драконе в эти края и куда порталом подался тоже. Надо сказать, шуйский древний, лишившись седока, сгинул в тот же памятный день. Просто рванул к горной цепи, и вскоре истаял точкой. Догонять проворного как ветер горца было бессмысленно.

У старого кострища на поляне вэйскадровцы ничего не нашли, хотя перерыли все как кроты. Когда Полина появилась на пороге их штаба, командир и его группа ожидали вызова от начальника вэй-безопасности в подавленном состоянии.

– Онуфриевич обещал расформировать вэйскадру, если не найдем лишака, – зачем-то снова объяснил Илья то, что Полина и так знала.

– Может все же погорячился? – она обозрела картину вселенского уныния.

– Это вряд ли. Заломин всегда держит слово, – вяло протянул Елисей Глицкий, начищая скип лоскутом замши так, будто собирался уснуть на нем.

Здоровяк Ассаев подпирал спиной стену. Запрокинув голову, он хмуро смотрел в потолок.

– Как же моя Молния? – вздыхал который раз Николай Олейников. – Древняя только ко мне привыкла.

Полина могла предложить единственное в помощь ребятам:

– А мне с вами можно зайти к Глебу Онуфриевичу?

Илья сначала встрепенулся, он был в курсе особенных способностей ее дара и понимал, что Полина могла повлиять тайком на жесткий настрой начальника, смягчить, но потом отрицательно качнул головой.

– Не пропустят.

Скорее такой способ влияния ему показался недостойным. Илья очень щепетильно относился к собственной репутации и слово «честь» для него не пустой звук. Что определенно похвально. Только жаль, парни потеряют возможность летать из-за того, что не нашли беглеца. Полина подошла к окну. Вспомнился тот день, когда пришлый смотрел на нее с этого места. Даже сейчас щеки потеплели. Бывают же такие неприятные люди, которые раздевают, нет, не взглядом, взгляд у него как раз холодный и колючий. А вот чувствами. Поля передернула плечом, сбрасывая воспоминание.

– Ваш кактус скоро совсем пропадет, если не полить немедленно.

Растение на подоконнике бодало колючей головешкой раму. Нездоровый желтый вид говорил сам за себя, да еще какие-то нитки на иголки намотались.

– Погодите, – Полина присмотрелась. – Похоже, это клочок от рубахи вашего лишака. Под камзолом на нем была сорочка как раз в рубчик.

Илья сорвался с места, а за ним и вся его пятерка. Все жадно уставились взглядом на колючку.

– Полина Демьяновна, вы уверены?

– Поли, это точно?

Какие они сейчас серьезные до смешного, ей Богу.

– Что касается одежды, можете быть уверены, такие вещи я прекрасно запоминаю. К тому же точно знаю, что он к этому окну подходил в тот день.

Тут такая суета началась.

– Понесли видящим! Куда грабли тянешь! Весь цветок, давай, берем. Осторожно, он сломается! Быстро за водой и полить! И палку для подпорки найдите.

И чуть позже процессия вызывала улыбку: шестеро крепких лбов как драгоценный кубок несли горшок с колючкой через площадь в отдел видящих.

Результат поиска по именной вещи, а именно по прилипшему мотку ниток, Полина узнала позже. Илья появился в кабинете душеспасателя ближе к вечеру, когда она в одиночестве складывала папки в стол.

– Он нашелся, Поли! – командир подлетел к ней и потряс листом бумаги с законспектированным результатом поиска. – Наш лишак далеко, аж в Ломовске, живехонький! Руководит подозрительной компанией. Ждан Васильевич видел его, когда они деньги делили после очередного дельца. А в субботу с подельниками собирается ловить какого-то жулика на скачках за хорошее вознаграждение. Вот там мы беглеца и схватим!

Глаза командира победно заблестели.

– Повторю, с этим лишаком нужно быть осторожным, – подалась к нему Полина.

– Помню-помню, он вроде кого-то убил. Буду осторожен, не волнуйся.

Короткий поцелуй… в нос? Полина потянулась навстречу и поймала уже воздух. Да он ее за ребенка что ли держит? Хотела возмутиться, но смолчала. Илья уже пребывал мыслями далеко отсюда.

– Через полчаса вылет. Не серчай, душа моя. Поймаем Ранева, и наступят спокойные дни.
Второго невесомого поцелуя удостоилась ее ручка, и парень вихрем вылетел из кабинета.

***

Стена во мраке хоть и тонка, но отлично держится. Удары слышны редкие, зато ошеломляюще сильные. Чудовище почуяло его присутствие и на время затихло, точно хищник, выслеживающий жертву. «Червя-як! Явилс-ся!». А почему собственно не ответить? «Чего тебе надо, исчадие мрака?». Послышался лязг когтей по каменной преграде, демон явно не ожидал беседы. «Тебя!» – прошипел он. Как ново. «А мне тебя не надо. Вали откуда пришел». Бешенный рев, а затем удар в стену, так что посыпались крошки. «Ты никуда не денеш-шься от меня! Доберусь! Доберусь!..». Лучше бы Вем молчал, тогда бы не пришлось помимо грохота, взрывающего его воспаленный мозг, еще и выслушивать демоновы хотелки.

Мошенник и проныра Ося Шарапец по кличке Крыса был оборотнем. И на скачках выловить его без факта неожиданности – дело трудное. Для поимки Вемовей придумал простецкий план, но именно за счет его простоты, он мог сработать. Толстяка Жеруна переодели в женщину. Собрали лоток из красиво нарезанных ломтиков сыров и колбас, среди которых и пара-тройка редких сортов. И графин с наливочкой ко всему. Жерун должен был носить лоток пред зрителями. Сам Вем, переодетый в хозяина коробейницы – топтаться неподалеку.

К назначенному часу все шло по плану. Жерун отлично выглядел в чепце и платье, прямо-таки пышущая здоровьем коренастая баба. Вему мешали накладные усы, но без них он слишком молодо смотрелся для хозяина. С трибуны объявили пятый забег, и лошади понеслись по залитому ясным солнцем кругу, неся на себе седоков. Зеваки и те, что поставили свои гроши на лошадей, кричали и подбадривали своих ржущих избранников. Жерун растянул улыбку пред новым покупателем, надумавшим откушать яства. А потом они увидели его. Ростом ниже среднего, острые мало запоминающиеся черты лица. Мешковатая одежда, чтобы за пазухой вынести больше награбленного, и скользкий взгляд, который то и дело возвращался к лотку. Он только что носом не шевелил.

9. Снова в неволе

Вемовей удивился, когда Мостовцев предложил ему перебраться в курсантское общежитие. Перечислил все плюсы, будто уговаривал. «Там лучшие условия. Уборная собственная, а не в коридоре. Умывальник, вэй-купель с холодной и горячей водой. Платяной шкаф…».

– Отдельное жилье?

– Отдельного нет, на двоих. Но если никого не подселят, то будет полностью твое. Подумай.

– Я уже подумал.

– И?

– Веди. Эта конура собачья осточертела.

– И правильно. А что разве в плену у шуйцев комфортнее жилось? – на последнем слове Илья кашлянул.

Вем в упор взглянул на собеседника.

– Вызнавание сведений не твое, командир. Лучше не берись.

Илья не обиделся, наоборот кивнул, будто груз сбросил:

– Ладно, Ранев, следуй за мной.

Новые комнаты, которые даже можно было назвать квартирой, Вемовею показались относительно удобными. Гостиная вмещала в себя вешалку, обувницу и зеркало у входа; по центру устроился продавленный диван; к противоположным стенам приставлены два широких письменных стола при стульях. Три двери. Первая вела в умывальню с уборной и купелью, вторая в кухонный уголок. Третья в спальню, в которой теснились две кровати и платяной шкаф.

Когда он свалит отсюда, то приобретет на скопленную выручку сперва мыло от видящих, затем просторную квартиру на самом верхнем этаже. Да уж. Когда-то он собирался вернуть целое имение с причитающимися мануфактурами, а сейчас мечтает уже о простой квартирке. Неудачник. Внук отступника. Раб. И просто нищий лишак. Мысли снова затопила тьма. Захотелось удушиться или кого-то удушить.

Четверть часа он валялся в предоставленных ему покоях, бесцельно глядя в потолок. Затем принялся за дело. Обошел заново комнаты и обнаружил четыре прослушки на мелких предметах – подарки от отдела вэй-безопасности. Найдя огниво на кухонной полке, подпалил лучину и аккуратно вывел из строя каждый наклад. Спасибо прадеду, научил. Жаль с вэй-поводком на запястье этого не сделать. Чтобы нейтрализовать ограничитель, пришлось бы себе до костей руку спалить, да и то, получилось бы или нет, еще вопрос.

Затем обошел территорию училища. Начал с крепостной стены, отмечая охранные пункты. Заглянул за зубцы и побился лбом о недавно поставленную мощную защиту от падений. Что толку, все равно не повторил бы прошлого подвига. С поводком на запястье это невозможно.

Двинулся вглубь и уделил внимание башням безопасников. Затем обошел пятнадцать корпусов, где курсанты день за днем постигали вэй-науки. Здания оружейной и секретки, как и храм Единого располагались в отдалении от других зданий.

В многочисленных дуэльных квадратах сверкали вэей колдуны, в котлованах валяли друг друга лепухи – громилы из камня и металла. Но да ему сейчас не до зрелищ. За котлованами начинался тот самый парк, который он видел с высоты драконьего полета.

Портальные арки училища не реагировали на него. Лишь доступ в рысарню и дракушню оказался свободным. В насмешку, не иначе. Это Вемовей понял уже спустя пять минут, когда оседлал ездового стрелохвоста и попытался взмыть в небо. В первые секунды взлета проклятый поводок засиял одурью и принялся сжимать запястье, наращивая болевые ощущения и грозя отхватить полезную конечность. Пришлось резко поворачивать дракона на посадку с угрозой сорваться. Благо этот позор на запястье был виден только ему и колдуну, создавшему ограничитель. В его случае – Мостовцеву. Пока Вем не нарушал границы дозволенного, конечно. Но стоило пресечь черту, как колдовская верига начинала снова полыхать алым светом и причинять невыносимую боль.

Возвращался Вемовей в общежитие в самом мрачном расположении духа. Да, его теперь не держат в рабской конуре. Кормежка бесплатная обеспечена в курсантской столовой, и за которую не надо гнуть спину ежедневно. Местные верховоды пытаются выказать расположение, но это был все тот же плен. Но ничего, из любого места можно сбежать, нужно только выждать своего часа. Это он знал по собственному опыту.

Мало ему печали, так ночью очухалось чудовище в его голове. И тут же дико зарычало: «Ты меня обманул! Ты открыл душ-шу, но не покорился мне, гадкий ч-червяк!». Его зубы заклацали показательно возмущенно, а хвост шлепал по полу, или что там есть в измерении подсознаний? «Обойдешься, – фыркнул ему в ответ. – Договор был о чем? Ты просил впустить – я впустил. Какие вопросы?». Гневный рык оскорбленного монстра: «Я все равно покорю тебя!». «Мечтай дальше. Но у тебя есть большой шанс заболтать меня до капитуляции». Похоже демон насупился. Обидчивое чудовище досталось ему в подселенцы.

***
На следующий день Вем споро позавтракал в столовой омлетом с кусками свежезапечённого бекона, выпил яблочный компот с сахарной булкой. Основной поток курсантов уже откушал, к его удовлетворению. Не пришлось наблюдать за зажравшимися одаренными детинами. Завершив трапезу, сложил самоочищающиеся столовые приборы в футлярчик и направился через сквер к портальным аркам.

С утра откапал легкий дождь. Солнце еще только пыталось проскользнуть сквозь облачные сети. Мощеные дорожки были идеально выметены. Омытые красноствольные сосны и раскидистые кедры покачивали пушистыми лапами. Из портального грота Вем переместился на площадку для драконов с посадочными кругами.

Пройдя по открытой галерее с колоннами, которая вплотную примыкала к скале, воспользовался внутренней системой вэй-переходов и оказался на желаемом седьмом уровне. Как ему объяснил смотритель дракушни, там располагались стойла свободных драконов, не закрепленных ни за кем.

Пройдясь по пещерным коридорам с древними жильцами, остановился у одного отсека в полном изумлении. В нем, положив голову на черное крыло, посапывал шуйский горец. Или по-шуйки – шань-най.

– Хэйван? – выдохнул Вем, но дракон услышал и открыл глаза. – Ты что здесь делаешь?

По рассказам командира древний исчез в горах после его прыжка в портальную воронку. Тогда как это понимать?

10. Уроки подметания

К вечеру в дверь постучали. Интересно, кто это пожаловал? Вемовей открыл. На пороге во все зубы улыбался незнакомый курсантик. Форма с иголочки, воротничок застегнут на все пуговки. Волосы приглажены на косой пробор.

– Я ваш новый сосед! – радостно оповестил этот мальчик-аккуратист.

– Заходи, – флегматично кивнул Вем. – Только не садись на мою койку, если не хочешь потом чесаться.

И он поскрёб пятерней свою шею так, что выступили красные пятна.

– Чесаться? – курсант ошалело округлил глаза.

– Угу. Приболел маленько, пройдет... наверно. Да ты не стесняйся, – протянул руку для знакомства. – Вемовей Ранев. А тебя как по батюшке?

Пучеглазый курсантик отскочил от протянутой руки, как от гадюки, и попятился.

– Я… мне надо к к-коменданту!

– Ты возвращайся, – бросил уже в пустой коридор Вем. – Скучно без соседей.

Хлопнула закрывающаяся дверь.

***

В столовой сгорбленный старик уборщик заметал крошки в совок, шаркая веником. Вемовей одним из последних ужинал, погруженный в мысли и ковыряя овощное рагу вилкой. Однако резкий смех компании в соседнем ряду вынудил его отвлечься.

– Глядите, опять уборщик вылез из своей мусорки! – заржал один рыжий, словно конь.

– Да ладно, Павлос, пусть сегодня отдохнет, чего ты.

– Не-ет. Пусть снова потрудится, ему за это платят, – и сбросил на пол огрызки из тарелки.

За прилавком раздачи женщина в чепце недовольно поджала губы, но замечаний не сделала, продолжая убирать кастрюли и чаны в окошко для мойки.

Старик, который уж было собирался присесть на табурет в углу столовой, направился к компании и безмолвно замел мусор в совок. Не успел отойти, как рыжий вытряс на пол хлебницу с остатками крошек. Сцена повторилась. Старик безропотно убрал сор. Курсант не успокаивался и опрокидывал на пол содержимое тарелок, одно за другим, хохоча и веселя компанию.

На остатках борща, растекшимся по половицам, терпение Вемовея закончилось. Молча он отодвинул старика в сторону. Затем вздернул за шкирку Павлоса, заставляя его подняться на ноги со стула.

– К сожалению, свиньи за собой убирать не приспособлены, – едко произнёс он, вручая обалдевшему курсанту веник и совок. – Воспользуйся шансом, покажи, что ты относишься к роду человеческому.

Рыжий вытаращил на него глаза, раскраснелся вмиг:

– Это ты мне?! – взвизгнул он. – Ты кто вообще такой? Ничего я убирать не буду! – совок и веник полетели на пол. Мальчишка схватил было скип с портупеи, но направить не успел – Вем ловко вывернул его из рук и бросил на стол.

– Все-таки свин, – ощущая себя папашей, отшлепывающим отпрыска, взял за руку курсанта, да так, что тот от боли скривился, и повторил: – Берем инвентарь.

– Не буду! Ай! Изнань!

Борщ все-таки был убран курсантом. "Черт! Больно! Извините. Старость надо уважать»: им же было выдавлено уборщику. Но после того, как вырвался из болевого захвата, Павлос снова осмелел.

– Ты пожалеешь! – кричал он, пока друзья волокли его к выходу под руки. – Ты еще не знаешь с кем связался. Мой брат из тебя лепешку раскатает! Он у меня чемпион по бою на скипах! У него медаль в Межучилищных соревнованиях.

Компания испарилась из столовой, а Вемовей невозмутимо сел на прежнее место в тишине доедать остывшее блюдо.

Старик подошел бесшумно и поклонился:

– Благодарствую, молодой человек. Но зря вы вступились. Энтот Павел Заблицкий сын важного чиновника, что при самом министерстве вэй-безопасности-то служит. А Григорий Заблицкий его брат на самом деле первый умелец в училище по-боевому искусству.

Вемовей кивнул:

– Мне достаточно одного спасибо, старик.
Но уборщик задержался:

– Звать меня Осип Потапович Плошкин. Коль надумаете, когда меня найти, я в каптерке, барин. Всегда к вашим услугам. С меня как с той паршивой овцы – шерсти клок, да авось пригожусь. Может вы до чтения охочи? Так я у сестры могу какую книжецу для вас исспросить. Она в библиотеке при архиве служит.

– Запомню, Осип Потапович, и попрошу обязательно.

– Может, добавочки? – из-за прилавка ему улыбалась тетка раздатчица. – У нас много чего осталось.

Вем был не против еще одной отбивной. И спать.

Днем чудовище так не доставало с болтовней, как ночью. Дела насущные отвлекали от присутствия соседа в голове. Ночью же этот клыкастый заявлялся без спроса в его сознание и доставал занудствами. А в последние разы, убедившись, что Вемовей не собирается вести с ним беседы, принялся гонять по миру на высоченной скорости, когда при перемещении размываются окружающие виды. Останавливаясь лишь там, где ему интересно. А интересовало его буквально все. И Вемовею приходилось вынужденно рваными фрагментами наблюдать, как извергается вулкан, мечут икру скаты, как хлеборобы убирают поля пшеницы, чем питаются личинки майских жуков, как император Панокии откушивает оленину в красном вине и так далее. Хитрый демон догадался, что он не в восторге от полетов. И сегодня похоже решил Вемовея проверить на прочность.

Сначала была пыточная. Мол гляди «червяк» и наслаждайся. А затем… о драконьи яйца!.. родильный дом. Если первое он еще мог вынести, то второе…

«Да ты издеваешься!?», – чуть было не завопил Вем, но вовремя сдержался. Как говорится, дышим, дышим правильно, т.е. не показываем некоторым ушлым подселенцам слабину.

Гад лукаво прорычал:

«Дай мне завладеть твоей душой без остатка! И я перестану тебя таскать по вашему тухлому мирку».

Вем готов был поклясться, что чудовище в данный момент злорадно щерилось.

«Таскай. Безразлично. Все это я давно видел».

Злобный яростный рык и лязг когтей в ответ.

***

11. Тяжелый случай

Поездка с Ильей на званый вечер с танцами приближалась. В этот раз им ничего не должно помешать. Кремовое платье, которое она заказала у столичной швеи весной, радовало глаз. Сидело по фигуре прекрасно. Длинные кружева, тонкие, как паутинка, модные в этом сезоне, покрывали плечи. Уши украшал редкий розовый жемчуг. В дверь постучали, и Полина впустила Ладу. Умелая девушка служила в местной цирюльне и часто укладывала волосы по просьбе барышень в их комнатах. Так что спустя полчаса волосы Поли были убраны в элегантную прическу, а не лежали светлой копной «внезапно налетел ураган».

Илья появился строго ко времени. Тоже при параде. Увидев ее, расплылся в восхищенной улыбке:
– Поли, какая ты сегодня красивая!

Полина довольно улыбнулась. Ее Илья всегда говорит правду. И сейчас он действительно восхитился ею, а не выдал дежурную фразу. Все-таки они хорошо друг другу подходят.

И хорошо, что он не курсант, а служащий. Иначе не видать бы им безотчетного выхода за пределы училища.
Городок зажег вечерние огни, когда они сошли с двуколки и поднялись по мраморной лестнице в дом Славиных. Это богатое семейство с завидным постоянством давали балы и не считали приглашенных. Просто на выданье насчитывалось аж пять дочерей, потому их батюшка делал все, что мог для их пристроя. Полина уже была у них пару раз и знала, что милой улыбки и кивка из дальнего угла залы хозяевам достаточно. Тех больше интересовали незанятые кавалеры. Вот их они бдительно высматривали. Илья как всегда принес ей бокал игристого вина и розетку с виноградной кистью.

Сегодня они так и не смогли полностью влиться в компанию вэйскадровцев, которые звали их к себе. Лишь послушали, как Елисей виртуозно играл на гитаре, исполняя романс.

Полина старалась избегать танцев. Но Илья все же вытянул ее под конец бала. Они кружили по залу, и мужчины снова то и дело касались ее взглядами. Благо их эмоций Полина не слышала. Это только с лишаком защита сбоила.
– Ах, какая у вас прекрасная невеста, молодой человек! – старичок Невеселов подмигнул.
– Смотри в оба, Илья Терентьевич, а то уведут невесту, – приветственно отсалютовал Роман Сомов, командир третьей вэйскадры.

– Мои восхищения вашей наипрекраснейшей партнерше. Может, вы удостоите меня танцем, богиня? – усатый мужичок, которого некогда ей представили, но имя которого она напрочь забыла.

Полина всем вежливо улыбалась, пока не почувствовала взгляд. Обернувшись, она увидела молодого мужчину, стоящего чуть в стороне от веселящейся толпы, и сердце на миг обеспокоенно екнуло. Настолько жадным и пристальным ей показался взгляд незнакомца. Аристократично стройный, даже гибкий. Длинные волосы скреплены на затылке. Голубая радужка глаз настолько светла, что глаза казались лишены ее вовсе.

– Кто он? – прошептала она Илье, указывая на мужчину.

– Впервые его вижу, Поли.

– Давай уйдем отсюда, – попросила она.

На улице свежий ветерок заиграл подолом платья. Илья накрыл плечи девушки своим парадным белым мундиром и махнул ямщику. Крытая повозка домчала их до служебного портала – небольшое здание у лодочной станции. Переход работал в двух направлениях. Из городка в училище, что находилось на вершине отвесной скалы, и из училища в Ласточкино, а именно на его набережную.

Пара не торопилась возвращаться. Вода в заливе тихо плескалась. Ряд лодок мерно раскачивался.

– Пройдемся по пирсу? – предложил Илья и они неторопливо зашагали по мосткам, держась за руки. Дар считывал мягкое сияние его чувств к ней. Полина улыбнулась. Он такой хороший, ее Илья. Конечно, их взаимному чувству очень далеко до родительских, но ведь такая крепкая и сильная любовь, как у мамы с папой – это скорее исключение. А Илья добрый, милый и хорош собой.

– Тебе понравился вечер, Поли?

– Да, он просто замечательный, – другого она не могла сказать.

– Мне тоже. И весь вечер я мечтал поцеловать тебя. Ты позволишь?..

В сумраке Илья притянул ее к себе и наконец-то поцеловал. Приятное тепло разлилось по телу. Полина зажмурилась, стараясь предаться ощущениям на полную силу. Но воздух чуть треснул, и поцелуй оборвало облако говора, появившееся туманной дымкой над их головами.

– Командир, ты где?! Твой подопечный лишак в лазарете. Кажется, он при смерти.

***

Полина и сама не поняла, зачем увязалась за Ильей, лекарни она обычно избегала. Все потому, что в те времена, когда еще не умела ставить щит от эмоций, фон боли, страданий, а порой безысходности слишком ее давил. В лазарете училища, казалось, сам воздух был пропитан дезинфицирующим раствором. Бондарь, который и выслал говор, подозвал их к койке.

– А где? – Илья с мрачным видом оглядел пустую смятую постель и кучу использованных бинтов со следами крови на тумбочке.

Полина тоже предположила самое худшее, однако Яша пожал плечами:

– Вон у милой помощницы лекаря спроси. Она стояла грудью, чтобы не выпустить этого обалдуя.

Грудь у девушки на самом деле была впечатляющая и вполне могла остановить мужчину на скаку.

Илья воспринял совет всерьез.

– Это неслыханное безрассудство! Что я скажу лекарю Аркадию Гордеевичу? – причитала девица в голубом лекарском халате. – Как только очнулся после восстановительной процедуры, снял с себя бинты и сбежал. А ведь сам еще шатается. Бедненький. Травмы восьмой тяжести – это не шутки.

Илья хмыкнул:

– Безрассудство – это нормальное состояние Ранева. Благодарю за сведения, как вас по батюшке?

– Раиса Кузьминична.

Илья повторил благодарность, после повернулся к Бондарю:

– И кто его, ты знаешь?

– Заблицкий старший. Патрульный Семен сказал, что видел, как он его вэй-градом засыпал и кулаками высшей категории. Мол, Ранев его младшего брата чем-то задел.

– Идиот. Мог ведь реально убить. И ведь снова с рук сойдет.

Они направились к выходу, когда их окликнула помощница лекаря:

– Если увидите Вема, убедите его пожалуйста вернуться в лазарет.

12. Наблюдатель и предложение

После смены Илья Мостовцев нашел ее в дракушне:

– Так и знал, что застану тебя здесь. Все нормально?

– Да. Горуша еще волнуется, но уже не так, как прежде.

Командир без разговоров забрал у нее плетеную летнюю сумочку и понес. Вместе выбрали длинный путь домой – прогулку по мосту над пропастью. Илья рассказал, чем был примечателен облет приграничья. Полина любила слушать, что вэйскадровцы обозревали с высоты драконьего полета. Вот сегодня нарушителей не застали, зато стадо кочующих зубров шествовало в долине меж хребтов.

Обнявшись, пара остановилась посреди моста и как обычно залюбовалась видом. На закате диск солнца веером распустил лучи, разливая огненное золото по горным склонам, как топленое масло. Зеркальный залив полоскал в своих водах желто-лиловые подушки-облака. Парень ее поцеловал. И Поля наблюдала, как Илья закрывает глаза во время поцелуя. Это так мило и трогательно. Полина сама зажмурилась, настраиваясь, но вместо наслаждения почувствовала, как в ее заслон застучались чужие эмоции. Нет, ну когда она сможет нормально провести время со своим любимым? Кто ответит?

Кто-то не справлялся со своей завистью, и направлена она была на Илью. Полина прищурилась и поискала взглядом источник, и заметила лишака, вольготно лежащего на ветви кряжистого дуба с кипой каких-то книг в руках. Опять он. А кто же еще так запросто пробивает ее защиту?

Поля поняла, что ничего не выйдет с таким-то фоном, и отстранилась от Ильи. Раздраженно поправила сбившиеся от ветра волосы. И следом за завистью пришло яркое восхищение напополам с влечением. Вектор уже конечно указывал не на командира. Надо ли говорить, что ее щеки снова заалели маками. Однако поток восхищения притушила легкая брезгливость и недоверчивость.

«Подумаешь, профессия моя тебе не по нраву, – фыркнула мысленно Поля. – Я тебя тоже недолюбливаю».

– Что с тобой? Ты будто огорчена, – обеспокоился Илья.

Нет, это надо прекращать. Сегодня же она займется медитацией и усилением заслона. Это, в конце концов, выводит из равновесия. О каком благородстве этого человека она размышляла? Он без зазрения совести позволяет себе подглядывать за чужими отношениями.

– Пойдем отсюда, мы здесь как на ладони, – попросила Поля.

Вэйскадровец оглянулся, никого не увидел, но последовал за девушкой.

На душу Полины легло смятение, почему она не поделилась с Ильей, не сказала о соглядатае на дереве? Возможно, чтобы его не беспокоить. Да, именно поэтому.

Уже на подходе к женскому общежитию позволила себе прямой вопрос:

– Сколько еще этот лишак будет здесь находиться? Ты говорил, должны приехать чтецы из ССВ.

– На следующей седмице, слыхал, прибудут.

– Вот и отлично. Хорошо, если бы его отсюда поскорее забрали!

***

Снова в дверь постучали. На сей раз перед ним вырос румяный крепыш.

– Сосед? – спросил Вем.

– Сосед.

– Третьим будешь.

– Мне сказали, что тут всего один жилец, – удивился курсант, деловито спуская с плеч огромный вещевой баул.

– Один жилец, и одно привидение. Ты третий, – пояснил Вемовей, неторопливо застегивая запонку на манжете рубашки.

– П-привидение? – заикнулся парень, оглядываясь.

– Оно смирное, не тронет. Сосет жизненные силы, только если разозлишь. Ты же не разминаешься по утрам? Очень не любит, когда руками машут. Пытались изгнать, да верткое больно. Возвращается.

Через минуту крепыша и след простыл. Какие щепетильные нынче курсанты пошли. Вот бы и того соседа, что каждую ночь дятлом долбит его мозги, так же легко спровадить получилось.

***

Зажав под мышкой папку с бумагами и стопку книг, Вемовей подыскал тихое безлюдное место для чтения. Взобрался на толстоствольный кряжистый дуб и полулег на широкой раздвоенной ветке. Вдали открывался вид на драконью скалу и музейный мост. Высоко в небе лиловые облачные кучи, подгоняемые ветром, точно стадо овец, пробирались на север. Вверх по соседней ветке пробиралась цепочка трудолюбивых муравьев.

Сначала он, пролистал устав, остановился на параграфе «Провинности и наказания» и вчитался. В частности, его взгляд остановился на абзаце, где рассказывалось о нарушениях, которые влекли за собой отчисление из училища. Тут он глубоко задумался. А потом поднял взгляд.

Вдали по мосту гуляла знакомая влюбленная парочка. Вем снова хотел было вернутся к чтению, но зрелище становилось с каждой секундой интереснее. Илья привлек к себе свою возлюбленную и поцеловал. Осторожничал. Видимо у них только самое начало отношений. Девчонка прильнула к нему и зажмурилась. Поцелуй продолжался, а Вемовей же внезапно ощутил укол зависти. Завитые светлые локоны девушки растрепались на ветру, и она постаралась их усмирить. Вем невольно залюбовался чужой пассией. Она, словно в противовес ему, вся была соткана из света. Грациозная, легкая и в то же время с очень сочными формами. Зачем только мозгомойную профессию выбрала? Он вспомнил ее в кабинете душеспасательства и мотнул головой. И лезет же всякая чушь в голову.

«Тебе просто не хватает женской ласки, друг», – признался сам себе. Жаль, что он не из той породы мартовских котов, кидающихся на все, что движется. Врожденная брезгливость, дракон ее дери, не позволяла ему расслабить тело одноразовыми связями. Меж тем влюбленные уже сошли с моста, словно кто-то спугнул. И Вем заставил себя сосредоточиться на книгах. Отыскав в первой раздел «Вэйплетения ограничителей», углубился в изучение схем.

***

В понедельник по полудню служебным порталом явились Крассбургские чтецы – хмурая пара в серых хламидах. И начальник по вэй-безопасности Вемовейского училища немедля отправил подчиненного за лишаком. Тот явился с еще более наглой мордой, чем раньше, что бесило Глеба Онуфриевича Заломина невероятно. Присутствие ректора удержало от вертящихся на языке ругательств. Но вскоре стало ясно, что все усилия канули в пустоту. Столичные чтецы также не смогли ничего сделать с башкой этого паршивца. Слабаки!

13. Душевные процедуры

Полина сама не знала, зачем пошла на поводу у начальника по вэй-безопасности, поддалась на уговоры. Даже Илья говорил, не соглашаться напрочь, но она дала слабину. Глеб Онуфриевич говорил то, что она твердила Илье почти ежедневно – лишак Ранев опасен, возможно, он засланный диверсант. Какой еще малоодаренный может похвастаться настолько мощным ментальным блоком, что даже чтецы спецстражи опустили руки. Мол, раз просветить его мозги невозможно, пытки исключены ректором, то осталась одна надежда на ту, кто отлично читает души. А Антон Серафимович, ее расхваливал, как отличного душеспасателя. «И вы уж не подведите».

Полина оглядела кабинет и в очередной раз поправила стопку папок на столе.

– Ладно, хватит, Понька, – сказала сама себе. – Не убьет же он тебя на самом деле.

И действительно, когда на пороге показался высокий молодой брюнет, она уже чувствовала себя хозяйкой положения.

– Присаживайтесь, Вемовей Павлович, – девушка указала на мягкие кресла посреди комнаты.

Он молча сел, но не в кресло, а на обычный стул у кадки с традесканцией. Похоже, не скажет и слова, настолько враждебен. Как же его выбить из этого состояния?

– Вы будто меня боитесь. Я такая страшная?

Парень сверкнул черными глазами:

– Провокационный вопрос, душеспас. Не доводите до греха.

Полина улыбнулась. С ним, как с тем же рогоносом нужна поступательная тактика.

– Тогда может позволите задать вам три вопроса. Всего три ответа откровенных, и вы свободны сегодня.

– Что, разве руководство вам не составило список, длиной с древний свиток?

Полина рассмеялась. Этот парень быстро соображает и больно остер на язык.

– Свиток хотели всучить, да я не согласилась взять.

– Лукавите.

– Боитесь.

Брюнет мрачно усмехнулся:

– Ладно, задавайте свои вопросы.

Полина почувствовала, как стена его отчуждения немного опустилась, а рядом возникло холодное любопытство. И конечно ведро презрения тут же стоит. А как же! Мы же не выносим головомойку!
Первый вопрос она приготовила из практики душеспасательства. Он должен расслабить пациента, разговорить и настроить на доброжелательное общение.

– Вспомните детство. Какое у вас самое светлое воспоминание? Возможно, любовь родителей или…

Полина осеклась и ужаснулась. Дар позволил видеть все изменения в эмоциональной карте. Этот вопрос, казалось бы, самый простой, вызвал вихрь тьмы. Смерч из обиды, злости, горечи, муки. Да что же такое! Она не знала, какие воспоминания мучают этого человека, но явно они были не из приятных.

Тот день был ослепительно светлым от выпавшего снега. Мальчишку одиннадцати лет доставили в здание суда. Холодное с высокими потолками. Он увидел тех, чьи лица давно стерлись в памяти и жадно вглядывался, стараясь запомнить их снова. Мать – еще молодая женщина с черными, гладко зачесанными волосами, забранными под шляпку с вуалью. Яркие черные глаза выражали испуг. Отец высокий подтянутый мужчина обнимал ее за плечи и хмурился.

Судья в парике бил молотком по столу и задавал вопросы. Велся раздел дедова имущества. И потом вызвал и их.

– В связи с кончиной Войслава Ивановича Гранева его правнук Вемовей Павлович Гранев остался без опекуна. В списке тех, кому мы можем предложить возложить на себя заботы о ребенке, первыми стоят ваши имена. Вы его кровные отец и мать. Согласны взять на попечение собственного сына?

Мать заплакала, пряча в ладонях затравленный взгляд.

Отец вышел вперед пред судьей:

– Нет, ваше верховенство. Мы отказываемся от опекунства.

Мир в глазах ребенка перевернулся. Они ушли, а в его душе потухла надежда, вместо нее ярко зажглась горькая обида.

– Я отвечу, – произнес ровным голосом парень, словно его и не душили внутренние демоны. – Меня любил только мой прадед. Самое светлое из детства? Возможно, как он лечил меня после того, как я свалился в овраг. Дальше.

Поля тронула свой лоб ладонью, глядя во тьму души сидящего напротив. Да в нее же провалиться можно, как в окно болотной трясины. Она было потянула за одну из нитей, и через несколько секунд поняла, что вот-вот захлебнется мраком. Сбросила привязку и тряхнула головой. К горлу мгновенно подкатила тошнота.

– Впрочем для пробного душеспасательного приема и одного вопроса достаточно. Если желаете, идите домой, продолжим в следующий раз.

Брюнет едко усмехнулся, глядя на растерянную девушку. Затем резко поднялся, скрипнув стулом, и покинул кабинет.

Вот тебе и первая душевная процедура. Пять минут, а тяжесть накопителя уже свинцовая. На что она только подписалась? Теперь придется лететь за пределы училища сбрасывать негатив земле.

Для полета Полина взяла рысака из рысарни училища. Покладистая крылатая рысь Изюминка буланой масти, или коротко – Иза, привыкла летать с курсантами. Она легко подпустила к себе девушку и даже замурлыкала, когда та почесала ее за ухом, увенчанным кисточкой. Полетаем?

Поля припала к мохнатой шее, когда древняя раскрыла перепончатые крылья и оторвалась от земли. Спланировала над заливом. Полина выпрямилась вздохнула, ловя лицом встречный прохладный ветер. В другое время она бы любовалась видами, но не в ее теперешнем состоянии.

Направила рысака на север, вглубь империи. Через полчаса лета, впереди показались холмы, покрытые лесом. Место далеко от границ, и потому облеты здесь редки, узнавала. Значит не будет случайно поймана за странным действом пограничными вэйскадрами. То, что нужно. Выбрав с высоты поляну вблизи извилистого ручья, Поля посадила рысь. Под сенью раскидистых вязов, не мешкая, скинула с ног чулки и туфли и закружилась. Быстрее, руки и ноги исполняли древний танец лесовиц. А из тела в траву, корни и землю вытекал чужеродный черный поток. Очистившись, Полина какое-то время приходила в себя, слушая журчание ручья и вдыхая ароматы трав. Потом ополоснув ступни в ручье, обулась и подозвала Изу. Вернулись в обратно в училище как раз, чтобы успеть к ужину.

14.Встреча в лазарете

Помощница лекаря отомкнула сырьевую. Вдоль стен на полках с вэйновским накладом, поддерживающим необходимую температуру и влажность, выстроились в пузырях микстуры, лежали стопками пилюли и коробочки разных форм. Приложив вэйключ к шкафу с опасными средствами, Раиса аккуратно выставила на полку баллон с заспиртованной гюрзой, рядом с пятью флаконами дурмана и пузырьком с мышьяком. И вздрогнула, когда услышала за спиной:

– Раиса, вот вы где. Я на процедуру раньше назначенного. Вы не против?

– Что вы, конечно, – расплылась в улыбке девушка.

– Интересно здесь у вас.

– Да, тут хранятся опасные снадобья, Вем Павлович, так что поостерегитесь, – она напоказ округлила глаза и хихикнула.

– Разве их есть на ком пользовать?

– А как же, – Раиса кивнула, – курсантики-то, пока научаются на дуэльных квадратах, со всякими ранами к нам поступают. А в пору зачетов и экзаменов, так полный лазарет лежачих.

– Простите, я наверно помешал, не спорьте. Подожду вас в коридоре, – Вемовей все же отступил.

Помощница лекаря горячо обещала вскоре освободиться и заняться им.

В ожидании Вемовей обошел приемную, заглянул в подсобку. Потом проскользнул узким заковыристым коридором на задний двор, где сохли на веревках простыни и чьи-то кальсоны. Там-то он и нашел, что искал – огромная корзина с лекарским мусором. Какое-то время он раздумывал, глядя на стеклянную находку. А потом услышал оклик Раисы и поспешил обратно.

На очередное занятие Вем явился ровно к началу. Вся группа ожидала его на холме в полном сборе. Курсанты сидели ровным рядом на своих местах – то бишь прямо на траве и негромко переговаривались. Увидев учителя-лишака, привстали и поздоровались. А потом посыпались вопросы.

– Вемовей Павлович, а вы покажите еще раз тот прием с подсечкой?

– А можно повторить блок еще раз.

Вем поднял руку, и все смолкли:

– Начнем урок. Все разберем, обещаю.

Сегодня он хотел рассказать им, что знал. Пока еще есть время до начала войны.

– Итак Шуя, что вы знаете о манере борьбы шуйцев? Их обучают стандартно, есть некий список заклятий, который они чаще всего используют в бою. Есть и хитрые уловки, из которых можно выйти победителям, лишь зная о них заранее.
Он перечислил по памяти, что знал. Затем показал и разобрал некоторые приемы, как мог. Бои вэйнов на арене он так же хорошо помнил.
– Я лишак, как вы знаете, и не могу провести с вами реальный бой на скипах. Но у вас есть дуэльные площадки и опытные преподаватели. Теперь вы знаете, на что обращать внимание.

Он глядел на этих ребят, он видел их лица, знал, что годами им ровесник, но только годами. Какой бы опыт не давало училище, для реальных боевых схваток его мало.

– Время вышло. Сейчас расходимся, следующий урок в четверг.
После проведенного занятия Вемовей поспешил подняться в летнее небо – чистую лазоревую высь с редкими росчерками облаков, прохладную и горячительную одновременно.

Он все чаще стал выгуливать черного горца. Полеты на драконе приносили ему удовольствие и короткое обманное ощущение свободы. Парадокс, но виражи на грани риска странным образом его умиротворяли. Хэйван слушался беспрекословно. А самодельные ремни держали тело в седле, позволяли делать пике и кувырки. Порой он не замечал, как становился объектом наблюдения. А курсанты все чаще приходили на крепостные стены, чтобы посмотреть на «безбашенного лишака».

Отлетав, Вемовей настойчиво просиживал до полуночи за расчетами. Стол был еле виден под книжной горой, водруженной на нем. И парень каждый раз старался взять эту вершину знаний. Схема поводка постепенно вырисовывалась на исписанных листах. Он уже нащупал слабину в плетении. Поводок, это не печать раба. Потребуется время, но он справится со своей привязью, иначе быть не может. Он сломает наклад, пусть даже его вэя выдает луч толщиной с треть ногтя, не суть.

Ночами его внутренний демон снова развлекался с его сознанием, закидывая россыпью картинок из своих исследовательских полетов. Бывало, чудовище поднималось так высоко, что Хорн превращался в огромный шар, парящий среди звездных туманов. Затем спускался в недра испода и наблюдал, как в покореженной изнанке мира кублятся изнани разных видов. Парочку созданий испода Вемовей даже видел впервые. Конечно, демон продолжал его склонять к передаче души в полное его владение, но уже не так агрессивно, как раньше. Похоже решил всерьез вначале изучить «мирок», который обязан лежать у его когтистых лап. И флаг ему в пасть.

***

Горуша сегодня случайно оцарапала ее. Развернулась неудачно, и рука напоролась на один из спинных шипов. Оторвала кусок подола нижней юбки и обмотала ранку. Лазарет оказался по пути в общежитие, и Полина решила заглянуть. Дверь в лекарскую приемную была приоткрыта, и Поля толкнула ее. Сцена, которую она застала, относилась к ряду интимных. Иначе в каком еще случае парень и девушка могут стоять так близко друг к другу. Вемовей Ранев придерживал лекаршу за талию, а та прижималась пышной грудью, обтянутой голубым халатиком, к его голому торсу. Она хлопала воловьими ресницами, держа в опущенной руке забытый позаброшенный фонендоскоп. На плече Вемовея Ранева виднелся шрам в виде креста.

– Прошу простить, – попятилась Поля, – зайду в другой раз.

– Оставайтесь, – ответил лишак, подняв на вошедшую взгляд, – я уже ухожу.

Он натянул на себя рубашку и набросил на плечи сюртук.

– Вем Павлович, но я еще ваш пульс не пощупала, – возразила помощница лекаря.

Полина на смогла скрыть едкую усмешку:

– Что вы, Вемовей Павлович. Это вы оставайтесь, мое дело не скорое, – и добавила девице в халатике. – Щупайте, Раиса Кузминична, внимательно щупайте.

Она развернулась и быстро зашагала по коридору.

Парень нагнал ее на крыльце лазарета.

– К чему так убегать? Что с рукой? Дайте, – он остановил ее силой за плечи и поднес к глазам руку с окровавленным лоскутом ткани.

15. Холодное блюдо

Раиса снова раскрыла шкаф с опасными снадобьями, чтобы добавить на полку порошок хиям от судорог, смертельно ядовитый, если не соблюдать точность меры. Тут ее и застал Вемовей Ранев.

Он снова хотел уйти ждать в коридор, но задержался, глядя на великолепную грудь, в вырезе нового халатика бирюзового цвета. Девушка мысленно себя поздравила, наконец этот брюнет ее оценил по достоинству, а то ускользает и ускользает. Она придвинулась ближе и сама обвила руками его талию.

– Вем Павлович, можете не уходить так быстро. Я...

Договорить Раиса не успела, парень накрыл ее губы страстным поцелуем. Мужская ладонь стиснула ее плечо. Страсть была столь велика, что их парочка сдвинулась и врезалась в шкаф. И с полки рухнул один из стеклянных бутыльков. Синяя жидкость растеклась по паркету, испачкала ботинки брюнета.

– Ах, – всплеснула руками Раиса, – целый флакон дурмана!

Вем присел. Зажав себе нос пальцами, принялся собирать осколки.

– Простите, этого больше не повторится, обещаю, – прогундосил. – Что вам грозит за растрату, Раиса Кузьминична? Я могу посодействовать деньгами.

– Не надо денег, – отмахнулась она, распахнув зарешеченное окно. И смирившись с потерей, добавила. – Я скажу, что из опытного крыла снова сбежали мыши, они и опрокинули. Вы же не выдадите меня?

– Можете рассчитывать на мое молчание.

Жаль, к поцелуям они так и не вернулись. Пациент выбросил осколки, и сославшись на срочное забытое дело, вновь сбежал. К тому моменту зачарованный пол уже был чист.

В общежитии Вемовей закрыл дверь на засов до упора. Вынул из внутреннего кармана сюртука сосуд с ультрамариновой жидкостью. Целый и невредимый.

Аккуратно налил в фарфоровую чашу на дно дурман. И действуя медицинским пинцетом, опустил в него пару носовых платков с вензелями. Их было заполучить проще всего, просто вытащив из целого вороха подобных в служебной гладильной. Тщательно промокнул. Затем выложил платки на поднос, присыпал бесцветным порошком и оставил высыхать. Синева не оставила пятен, лишь освежила белый цвет.

Ему оставалось наведаться в комнаты одного должника и оставить гостинцы. А учитывая, что он уже изучил распорядок дня рыжих братцев, как и замок на дверях их номера, дело вполне решаемое.

***

Григорий Заблицкий сегодня соизволил явиться на занятия. На перемене как обычно собирался засесть со свитой в беседке. Однако в этот раз там смердело навозом так, что все разом благородные юноши вытащили платки и закрыли свои нежные носы, как их с пеленок учили.

– Куда только эти скоты-уборщики смотрят?! Пойдем отсюда, – скомандовал Григорий, и через миг чихнул.

Урок Военной истории проходил в лекционном зале. Вел его известный приглашенный профессор, родственник министра по казнотратам. Занудство, да не прогуляешь.

Компания направилась на верхние ряды, где, выжив "слабаков", вольготно разместилась.

Седовласый профессор, поправив пенсне, заглянул в собственные записи и упомянул, что вскоре ждет от всех курсовые.

– Конев, напишешь за меня, – велел Григорий, натирая нос платком до красна.

И прыщавый паренек, наловчившийся отлично подделывать почерки, кивнул:

– А тетрадь?

– Тетрадь..., – произнес Григорий, – Апчхи!

Посреди лекции о Второй Панокийской войне, а в частности о переломной битве под Зрянском, Григорий Заблицкий вдруг встал с места и согнулся, рассматривая собственные колени. А потом мелко затряслись его плечи.

– Григ! Эй, что с тобой? Что там?

Приятели, недопонимая, зашикали со своих мест. Заблицкий тем временем разогнулся и стало понятно, что он смеется. Да еще как! Взахлеб.

– Ха-ха! – Григорий сел на ступени, устланные ковровой дорожкой и стал снимать с ног ботинки. Красивые, цвета вина, из кожи ягненка.

– Григ, зачем!?

– Они не нужны мне, – воскликнул весело парень. – Вы все! Снимайте с ног кандалы! Они нам больше не нужны! К изнаню это вонючее училище! – он заскочил босиком на парту и, залихватски разведя в стороны руки, принялся приплясывать. – Чего стоите? Снимайте! В испод всех занюханных профессоров! К драконовому дрыну ректора! И батюшку моего! К изнаням, пусть гады сожрут его с потрохами! Задрали его сволочные приказы! – горя шальным взором, парень раскрутил в руке за шнурок ботинок и со всей силы швырнул его. Тот тяжело взвился под потолок над рядами парт. Лектор слеповато поправлял очки на носу, когда ботинок феерично приземлился ему в лоб, а затем шлепнулся на трибуну, припечатав ведомость.

– В яблочко! – Заблицкий затряс кулаком над головой.

Все, кто пытался в тот неудачный урок утихомирить Григория, получали от него пяткой в глаз.

***

Весть о том, что Заблицкого старшего отчислили за употребление дурманного нектара, облетела училище со скоростью бешеного дракона. На сей раз ни совет училища, ни высокородный отец курсанта не смогли замять произошедший инцидент. Мало того, что гневался почтенный профессор из столицы, получивший ботинком в лоб, так еще кто-то из шустрых учеников записал происходившее в лектории сие непотребство на агатит и поделился с друзьями. В тот день произошел обыск в номере братьев Заблицких, и в фарфоровом супнике с золотой каемочкой был обнаружен патрулем дурманный нектар.

Григорий все отрицал, но, когда ему предложили отправиться на полное дознание к чтецам, отказался.

На утро собралась толпа зевак, пришедших поглядеть, как чемпион покидает училище. Полина как раз направлялась в отдел душеспасательства, когда застала процессию. Григорий Заблицкий с сопровождающими следовал в сторону портального грота. На дракушне его ждал дракон-перевозчик, ибо по слухам переход порталом старик Заблицкий сыну не предоставил. Чемпион прятал загнанный взгляд от толпы. Полина спустила заслон и прочла на его эмокарте море обиды и праведного возмущения. Парень считал себя незаслуженно выгнанным и дико злился, а еще присутствовали и нотки отчаяния. Григорий на миг запнулся, глядя куда-то в толпу зевак, а потом вспыхнул яростью.

16. Чужая невеста

После ужина, забрав у старика Осипа Плошкина пару новых книг, Вемовей собирался отправиться за пределы крепости к пирсу. Он как раз шагал мимо женского общежития, когда услышал брань и крики. А затем и увидел, как щуплый паренек в одних кальсонах ловко спрыгнул с окна второго этажа. Сверху на его голову посыпались пожитки: белье, ботинки, носки. Портки галифе взметнулись флагом и осели на его шее.

– Ну, Римочка, рыбка моя, – молил неудачливый курсант, – ты все не так поняла!

– Я все отлично поняла. Изменник! – в окне второго этажа ярилась круглоликая дивчина. – Чтобы духу твоего в моей комнате не было, забирай свое тряпье и не показывайся больше на глаза.

– Меня в общагу назад снобы не пустят, – пожаловался он.

– И правильно сделают. На их месте я тебя еще бы и из училища вышвырнула. Лишак бездарный! Чтоб тебе рыжий хвост лепух отдавил!

– Злая ты, Римочка! Хвост жалко.

– А мне нет! Пошел вон, Сидя, а то кипяток на голову вылью.

Парень поднял в охапку нехитрый скарб и шустро отбежал подальше от потенциального места обстрела, там и наткнулся на Вемовея.

– Это правда, что ты лишак? – отчего-то услышанное Вема зацепило.

– Угу, потенциал четверка. Для местных задавак я тут никто, – поморщился Сидя.

– А что в Вемовейском делаешь? – полюбопытствовал Вем.

– Да дедуля сюда запихнул. Он старый приятель батюшки нашего ректора. Уверился, что, я бесценен как шпион против Панокии. Я ведь оборотень, в белку превращаюсь. Плюс еще есть редкий дар не привлекать к себе внимания. Никто не чувствует присутствия. Вот меня и приняли на мои тяжкие муки. Однокурсники с первого дня лишаком дразнят. А вообще я Сидор Радужкин, – представился паренек. – Можно просто Сидя.

– Вемовей Ранев.

– Слушай, друг, а у тебя можно переночевать, а? Правда, позарез нужен ночлег. Жить негде, чесс слово.

На плутоватом лице высветилось выражение вечной скорби, он даже ладони сложил вместе, и ноша в виде шмоток тому не помешала.

Вемовей задумался, прокручивая в уме, чего это ему будет стоить. Сосед – неудобство еще то, но он уже устал отбиваться от новых подселенцев. Так, хоть на его условиях заселится.

– Можешь.

– О, спаситель! – оборотень чуть было не запрыгал на месте.

– Но у меня есть ряд требований. Я люблю, когда тишина в доме.

– Да я тих, как склеп в ночи, – жарко откликнулся новый знакомец.

– Не выношу запах табака, – прадед не курил, и в этом Вемовей пошел в него.

– Не курю, вот те святая звезда.

– Чтобы не гадил, немытые тарелки, крошки, мусор не терплю...

– Все будет в чистейшем виде, мамой клянусь! Языком лизать стану, хвостом мести.

– Увижу клочки шерсти по углам, вылетишь.

– Вычесывать себя ежедневно буду, вылизывать...

– Избавь от подробностей. И никаких девок по ночам в койках.

– Оу, – грустно выдохнул оборотень. Последний пункт курсантика почти подкосил, но он-таки сдюжил.

– И самое важное: обо мне ни с кем ни слова. Устраивает – заселяйся.

Вздохнув так тяжело, будто его на заклание ведут, оборотень согласился. Вемовей подумал, не совершил ли он большую ошибку, приютив этого артиста. Но решение уже было принято.

***

С залива веяло прохладой. Тишина. Лишь утром да в обеденные часы тут бывало многолюдно, когда к пирсу причаливали, а потом отходили торговые да грузовые судна. Вечера же оставались покойными. Вода в бухте обычно смирна, не то, что на родном побережье. Там даже в безветрие по морю гуляли кудрявые буруны, а в шторма волны лупили так, что казалось раздробят утес.

Вемовей привычно улегся на дно причаленной лодки, спугнув пару чаек, и раскрыл книгу по вэйплетениям. Затем придался размышлениям, выстаивая в голове очередную версию взлома поводка.

Не заметил, как свечерело. В небе зажглись робкие бледные звезды, когда послышался разговор. Вем узнал их. Командир и душеспасательница неспешно прогуливались по мосткам, держась за руки. Явно возвращались с какого-то светского приема, поскольку Мостовцев щеголял парадным белым кителем, а душеспас сияла как ангел в платье из золотистого атласа.

– Поли, душа моя, я уверен, что лучше девушки мне не найти. Твой батюшка в отъезде, и я дождусь его. Позволь мне просить твоей руки у него! Ты же выйдешь за меня?

Полина удивленно смотрела, как парень становится пред ней на одно колено.

– Прошу тебя стать моей женой!

В его руке блеснуло колечко.

Поля накрыла щеки ладонями и растерянно уставилась на него. Пауза затянулась, и парень занервничал. Это словно разбудило девушку, и она с улыбкой прошептала:

– Хорошо, Илья. Да!

Командир надел украшение на пальчик избранницы и вызвал говор: "Давайте, ребята!". Миг, и небо озарилось вэйновским салютом. Вэя рисовала узоры и распадалась водопадами искр. Яркое зрелище. Пятерка вэйскадровцев дружно свистели им с берега и кричали поздравления. Хлопнула бутылка игристого вина, послышался звон хрустальных бокалов.

Когда пирс опустел, Вемовей откинулся снова на спину и с силой зажмурил глаза, чтобы не видеть звезд. Острая горечь появилась во рту, которую невозможно сглотнуть. Он и сам не мог понять собственной реакции. Это же душеспас. Чужая невеста, с въедливым характером. Он же это знал. А еще необычайно одаренная, с опозданием, но он это понял. Прочувствовал, так сказать, на собственном опыте. Выходя из кабинета после каждой процедуры, он ощущал, будто с его свинцовой души снят очередной камень.

– Полина, – прошептал он.

Дивно красивая, избалованная, по слухам из богатой и именитой семьи. Он же лишак-голодранец, с очерненной родословной, внук отступника. Ни денег, ни титула. Он ей не то, что не пара. Он и мыслить о ней не имеет права. А вот, изнань возьми, мыслит.

– Она не твоя, – процедил он сам себе. – И никогда не будет. Уймись, дракон тебя дери! – кулак с силой ударил о борт лодки.

Ноги сами принесли его к дракушне. Плевать, что в ночь, его никто не останавливал.