Басни

Басни

МЕЛЬНИК И ДЕВА

Волк смотрит в лес, сколь сытно не корми!

Мораль такую вывести посильно

Читателю, когда бы щепетильно

О благодарности мы дело повели.

Но коль в сюжет вплелась любовная канва,

То благозвучность устоит едва.

Всем сердцем к юной деве воспылав,

Задумал мельник страстное признанье

И, у реки зазнобу повстречав,

Заговорил с ней после робкого молчанья.

Но, задыхаясь от волнения в груди,

Запнулся раз, другой и в третий снова.

Так чувство пылкое бежало впереди,

Язык не поспевал за ним на слово.

К развязке устремившись поскорее,

Прибавил мельник, что она «всех красивее».

Девица раскраснелась и, не дура,

Вознаградила тотчас бедокура.

И долго заросли реки

Четы скрывали башмаки.

Читатель грамотный, конечно, возмутится,

Что, дескать, ударение такое не годится.

И вместе с тем не будет слишком строг,

Ведь, будучи влюблён, он сам бы мог

Запутаться, где тут ударный слог.

Ценитель же словесности вполне

Найдёт резон, что истина в рифме

Да и в ритме.

* * *

ИНДЮК И ЭПОЛЕТЫ

Индюк, гуляя по усадьбе летом,

Узрел возле беседки эполеты.

Какой судьбой военной доблести предмет

Нашёлся тут, у нас ответа нет.

Свиданья ли ночного уличенье

Или последствия иного приключенья –

Нам невдомёк. Да речь-то не об том.

А всё ж различья знак лежит пред индюком.

Набравшись духу, наконец,

Решается наш пёстрый удалец

Вцепиться в золочёную шнуровку

И на себя тотчас закидывает ловко.

Украсив свою перистую спину,

Индюк наряд примерил не по чину.

Но, вместо почестей, индюшачий народ

От хохота катается, ревёт.

Мораль тут разумеет стар и млад,

Для этого не нужно биться об заклад:

Сказать начистоту, без дураков,

На свете много в эполетах индюков.

Но те лишь потому смешки не вызывают,

Что под мундиры брюки надевают.

* * *

БАКЛАЖАН И СЛИВА

Куют железо молотом, покуда горячо –

Сия сентенция давно известна людям.

Мы тривиальность повторять не будем,

Мораль иную с пользой извлечём.

В одном саду на грядке земляной

Мелькал под солнцем глянец баклажана.

Над ним густой зелёною дугой

Нависла ветвь со сливою жеманной.

И фиолетовая кожура краснела,

Когда лиловое её он видел тело.

Преодолев глубокое смущенье,

Нескромное к ней сделал обращенье:

«Томлюсь тоскою, горестно в груди!

Мой друг, пади ко мне с ветвей, скорей пади!

Мы предадимся сладостным страстям,

Весь сад наш пробуждая по ночам».

Жеманница напыщенно висела

И сверху на поклонника глядела;

Вильнув плодом своим из бока в бок,

Ответствовала так ему: «Дружок!

Не для того мне соком наливаться,

Чтоб в мураве бесстыдно отдаваться.

Затмила солнце я своею красотою,

Отныне стану главною звездою».

И, как бы слива ни была желанна,

Попытки были тщетны баклажана.

И муки сердца привели б к беде,

Не будь сочувствия соседей по гряде:

«Страдание твоё не будет вечно!–

Заметил мудрый представитель огуречных.

И лето, непрестанно утекая,

Закончилось уборкой урожая.

Мораль тут заприметит и юнец,

Она встаёт здесь явственно и твёрдо:

Ты страстен, или держишься ты гордо –

А в жизни-то у всех один конец.