Бастарды Сибирской Империи

Пролог

Место было живописное — такое, что любой столичный художник заплатил бы нехилую сумму, чтобы сделать с него пару набросков. "Индустриальный пейзаж" — так это называлось в столице. Однако местные жители куда чаще говорили "трущобы" или "гадюшник".

Две заброшенные мануфактуры из красного кирпича глядели друг на друга разбитыми окнами. Тупичок между ними был завален ржавыми железяками, а дорога, ведущая к нему, давно растрескалась и поросла уже не только травой, но и вездесущими молодыми березками.

В этом-то тупичке и происходила очередная стычка. Банда молодых людей зажала в углу еще двоих ребят — бледного парня и тощую девчонку.

– Рябой, да держи ты крепче, она меня уже два раза лягнула! – возмутился один из нападающих, тщетно пытаясь приблизиться к брыкающейся жертве.

– Сам держи! Я, между прочим, тоже хочу поразвлечься! – ответил ему другой, который с трудом удерживал девушку.

– Отпустите ее! – отвлек их крик бледного парня – второй жертвы банды.

Его загнали в другой угол тупичка, но, в отличие от девчонки, этот бедолага успел вооружиться куском железа и теперь отчаянно отмахивался от целой толпы. Хотя видно было, что сил у него с каждой минутой все меньше.

В этот момент девчонка извернулась и умудрилась пнуть одного из нападающих ниже пояса. Гад взвыл, а его жертва, торопясь отвоевать свободу, укусила второго насильника за руку.

– Ах ты...! – тот разразился мерзкой бранью, отбросил девчонку на груду металла и, размахнувшись, с силой пнул ее по лицу так, что у несчастной дернулась голова. Раздался неприятный звук и сдавленный крик, больше похожий на писк.

– Лиза!! – в ужасе завопил зажатый в другом углу паренек с железякой.

Увы, зря он отвлекся. В то же мгновение один из нападающих воспользовался моментом и всадил ему нож в бок.

Это стало началом конца. Парень еще смог пару раз взмахнуть своим "оружием", но тело его подвело. Пара ударов, и вот он уже лежит на земле, а обозленная толпа принимается злорадно пинать его в живот и по лицу, вышибая последние крохи жизни.

– Ну и живучий, гад, – заводила сплюнул на истерзанное тело несколько минут спустя, когда всем уже надоело срывать на нем злость. – А мы ведь к нему по-хорошему. Даже денег за телочку предлагали.

– Ну он же типа благородный, они за даму заступаются, – пояснил другой, и банда глумливо заржала: очень уж непохожи были эти двое оборванцев на аристократов.

– Кстати о телочке, – оживился заводила и развернулся в сторону девчонки. – Рябой, ты чего это первым полез?!

Парень, которому доверили держать жертву, резко отпрянул от упавшей и вдруг принялся смущенно чесать затылок.

– Так это... я ничё не делал. Она сама...

– Сама на тебя полезла? – не поверил заводила.

– Не. Сама копыта откинула, – пояснил Рябой и неловко указал на распластанное перед ним тело.

И правда, шея девушки была неестественно вывернута, лицо превратилось в кровавую кашу. И только чистые серые глаза, не мигая, смотрели в небо.

В тупичке повисла тишина.

– Слышь, Барон, ты тока не злись, – забормотал Рябой, ощутив на себе тяжелый взгляд заводилы. – Она ж это... теплая еще. А на рожу можно и не смотреть. Главное ведь то, что снизу, да? А там я не трогал, чесслово!

Он услужливо задрал платье девушки, продемонстрировав всем вусмерть застиранное белье.

– Теплая, говоришь? – голос Барона налился какими-то нехорошими нотками, и Рябой попятился.

– Не, ну а чё, – снова забормотал он. – Правда ведь теплая еще. И мягкая...

– Да ты у меня сам сейчас будешь теплый и мягкий, – зловеще пообещал заводила, делая первый шаг.

Второго шага Рябой дожидаться не стал и дал деру. Следом за ним, прихрамывая, поспешил и его напарник с отбитыми причиндалами.

Барон некоторое время скалился им вслед, явно решая, броситься или нет. Но потом, видно, решил, что гоняться за придурками ниже его достоинства. Только смачно харкнул.

– Че, может, оттащить тела? – предложил кто-то. – А то вдруг их искать будут.

– Да кому они нужны? – скривился Барон. – Бастарды же. Оставь, собаки съедят. Только время зря потеряли.

Он снова сплюнул и, развернувшись, неспешно пошел прочь. Его банда, боязливо оглядываясь на трупы, потянулась следом.

Впрочем, один ушлый ненадолго отстал, чтобы обшарить карманы погибших. Однако не нашел даже копейки, только какая-то пыльная механическая штука в траве привлекла его внимание.

– Толян, ну где ты там? – окликнули его.

– Иду-иду! – крикнул парень, сунул находку в карман и догнал своих.

.

На заброшке снова стало тихо. “Индустриальный пейзаж” гармонично дополнился мертвыми телами. Окажись рядом талантливый художник, он определенно написал бы душераздирающую картину и заработал бы на ней миллионы. Но увы, в эти районы забредали только нищие, бандюки и… бродячие собаки.

Грязно-рыжий тощий пес, весь в лишаях и с репьями на хвосте, осторожно зашел в тупичок. Некоторое время он принюхивался и прислушивался. Пару раз трусливо вздрогнул, заслышав где-то далеко полицейский свисток и крики.

Здесь же все было тихо, и псина бочком-бочком, но добралась до трупов. Обнюхала кровавую рану на лице убитой девушки, на пробу лизнула кровь. И вдруг отскочила, зарычав.

“Труп” шевельнулся и застонал, хотя еще минуту назад у него даже сердце не билось. В шее что-то хрустнуло, и она со щелчком приняла нормальное положение, а страшная рана принялась затягиваться на глазах.

Более того, и второй “труп” вел себя похожим образом. Он болезненно застонал и скрючился, свернувшись калачиком. Переломанные кости одна за другой вставали на свои места, дыра в животе стремительно затягивалась.

При виде этой метаморфозы пес вздыбил жидкую шерсть и торопливо спрятался под ржавым железным листом – желание проверить тела на съедобность у него резко пропало.

Глава 1

Неизвестный мужского пола

– А-а… – простонал я и, не открывая глаз, схватился за живот.

Боль заливала все мое нутро. Саднило кожу в нескольких местах, крутило внутренности, а еще адски ныли ребра с правой стороны.

Щелк!

– Седые магистры! – выругался я, ощутив, как ломаются ребра.

“Впрочем, нет, они совершенно целые”, – понял я, схватившись за больное место и не найдя перелома.

С трудом разлепив глаза, я попытался осмотреть себя. Но увидел только грязь и кровь. Тогда я начал ощупывать живот, в котором, как мне показалось, были дыры. Но нет, там была только липкая влага. Живот еще болел, но глухо и где-то в глубине.

“Кажется, это не моя кровь”, – пришел я к единственному выводу, не найдя на себе отверстий.

Приподнявшись на локтях, я огляделся. Увидел заброшенные здания и мощеную узкую дорогу между ними. Кругом валялся ржавый металлолом и обломки кирпича. Все это густо поросло молодыми деревьями и травой.

– Ау… – послышался стон откуда-то справа.

Я повернул голову и увидел дико тощую и грязную девчушку лет пятнадцати.

“Хотя, нет, – поправился я. – Кажется, она старше, просто недоразвита. И выглядит, как побирушка”.

Знакома ли она мне? Хм. Пожалуй, нет, первый раз вижу. И все же…

Я ожидал ее увидеть. С самого момента пробуждения знал, что кто-то должен быть рядом.

Но задуматься об этом странном факте я не успел. Девушка села, массируя нос, и повернулась ко мне. Ее лицо было испачкано почти запекшейся кровью, и на этом фоне чистые светло-серые глаза казались пронзительно яркими.

Мы уставились друг на друга.

– Ты ранена? – первым спросил я.

– Н… не знаю, – подумав, сказала она. Ощупала себя и добавила: – Кажется, нет. Только нос очень болит. И шея.

– Что с нами случилось? – спросил я, поняв, что не помню этого. – Ты ужасно выглядишь.

– Ты не лучше, – фыркнула девушка, наконец, отпустив нос и тоже оценив мой вид. – Это с тебя столько крови натекло?

Она как раз привстала, подошла, покачиваясь, и указала на огромное пятно крови подо мной.

– Я думал, это твоя, – честно сказал я, тоже приподнимаясь. – Кажется, у меня ран нет, хотя болит все ужасно.

Девушка ощупала себя, но не нашла серьезных ранений. У нее вообще было испачкано в крови лишь лицо, тело же оказалось измазано только дорожной пылью и немного соком травы.

– Нет, я в порядке, – ответила она. – В первый момент показалось, будто нос сломан. Но потом что-то щелкнуло, и теперь он цел. Но да, болит ужасно. И слабость.

Она покачнулась. Я торопливо поднялся, чтобы подхватить ее, но сам оказался не в лучшем состоянии, и мы оба снова осели на дорогу. Впрочем, сознание не потеряли.

– Тебя как звать-то? – спросил я, убедившись, что никто из нас не умирает.

– С… – начала было девушка и вдруг споткнулась. – Слушай, я не помню.

– Наверное, головой ударилась, – сочувственно предположил я, оглядев кровавые потеки на ее лице. – Но ничего, вспомнишь. Все будет хорошо, я это точно знаю.

Я не врал. Эта уверенность в том, что меня ждет веселое приключение и что бояться нечего, проснулась даже раньше меня, и сейчас я ощущал некое предвкушение.

– Хм. Я тоже в этом почему-то уверена, – прислушавшись к себе, сказала девушка. – А тебя самого-то как зовут?

Я открыл было рот, чтобы ответить… и со стуком его закрыл. Седые магистры, да у меня в памяти пусто, будто там стая голодных виверн пробежала! Кто я? Как сюда попал и зачем? Ничего не помню.

– Кажись, я тоже забыл, – признался я.

Мы уставились друг на друга в одинаковом недоумении. Не знаю, как у нее, а у меня в голове была звонкая пустота, будто это и не голова вовсе, а колокол, по которому минут пять назад жахнули кувалдой, и он все еще остаточно гудит и вибрирует.

– Что последнее помнишь? – спросил я.

– Ничего, – подумав, ответила девушка. – В голове пусто.

– Пойдем тогда, что ли, других людей поищем, – предложил я самый логичный вариант в данной ситуации. – У них и спросим, что случилось.

– Давай, – согласилась она.

Мы оба встали. Девушка опять покачнулась от слабости, и я подставил ей плечо. Мы огляделись, выбирая маршрут. Но выбирать оказалось не из чего – дорога была только одна. Так что по ней и зашагали.

Однако стоило нам приблизиться к груде металлолома, как из нее что-то выскочило. Да так резко, что я отшатнулся и едва не уронил девушку, за что мне сразу стало неловко.

– Чтоб ты провалился! Тьфу! – в сердцах выругался я, поняв, что это всего лишь плешивый бродячий пес.

– Это ж просто собака, ты чего? – с укором глянула на меня девушка. – И он от нас бежит, а не к нам.

Псина и правда улепетывала со всех ног и уже скрылась за углом. Я покраснел: теперь все выглядело так, будто я какой-то собаки испугался. Да просто от неожиданности дернулся!

Глава 2

Неизвестная женского пола

Я глядела по сторонам и не могла избавиться от ощущения, будто приехала с классом на историческую экскурсию, и мы с другом на ней заблудились. По крайней мере, парень явно не узнавал место, а я – тем более, но все выглядело очень древним.

“Похоже на заброшенные старинные заводы или мануфактуры”, – подумала я.

Вокруг были здания из красного кирпича с высокими решетчатыми окнами. Стекла в них местами уже выбили, а те, что остались целыми, были запылены до непроглядного состояния.

“Эх, вот бы купить это местечко, – мечтательно подумала я. – Вычистить мусор, поменять битые стекла, двери нормальные установить. Потом сделать гостиную в стиле “лофт”, поставить дизайнерскую мебель”.

Я представила, как сижу в такой гостиной и пью кофе, любуясь собственным домом. Но вряд ли у меня были деньги на такое.

Осененная запоздалой мыслью, я остановилась и ощупала себя. Увы, ничего не нашла в карманах. У меня и самих карманов-то не было!

– Ты чего? – спросил парень.

– Да вот, хотела проверить, есть ли у меня деньги или еще какие важные мелочи, – призналась я. – Но, похоже, ничего. Если что-то и было, теперь этого нет.

Парень задумался и тоже принялся ощупывать свои карманы – у него-то они были. Вынул оттуда гайку, два пустых патрона и грузило для рыбалки — типичный мужской набор, ага. Мужскую суть трудно потерять, она неубиваема.

– Ни денег, ни документов, – подытожила я. – Да мы бомжи, друг мой!

– Кто такие бомжи? – тут же спросил он.

Я только рукой махнула.

Наконец мы выбрались из заброшенного квартала прямо на оживленную улицу.

Зрелище оказалось любопытным. Маленький городишко жил своей жизнью. Цокали по улицам копыта лошадей, тянущих повозки, дзынькали звонками велосипеды. И даже один мотоцикл промчался, вызвав восхищение молодежи и ругань старшего поколения.

Местных обитателей городская суета, похоже, нисколько не удивляла. А вот я не могла отделаться от ощущения, что что-то здесь не так.

– Как по одной дороге могут разъезжать телеги с лошадьми, рикши на человеческой тяге и мотоциклы? – наконец сформулировала я свое недоумение. – А спортивные штаны “Адибиси” вместе с пиджаком и тростью – это вообще что?

Я ткнула пальцем в группу нелепых “модников” и тут обратила внимание на вывеску магазина, подле которого те стояли.

– Ты посмотри, тут “ять” в названии! – ахнула я.

– Что такое “ять”? – не понял мой товарищ по несчастью.

– Ну буква такая древняя – “ять”, – пояснила я. – Ее же отменили давно.

– Ты еще что-то вспомнила? – удивился он.

– И да, и нет, – ответила я. – Смутные обрывки. Хотя вот эти “яти” и “еры” в каждом названии забавляют. И мальчишки, торгующие газетами… это похоже на…

Я защелкала пальцами в воздухе, пытаясь подобрать слово, но не справилась.

– Нет, не помню, – вздохнула я. – Специально не получается вспомнить. Просто чувство, что так не должно быть.

– У тебя хоть что-то в голове всплывает, – заметил парень. – У меня же только чувство, что я здесь никогда не был.

– Да знаешь, у меня такое же, – призналась я. – Вроде, что-то есть знакомое во всем этом. Но в то же время все кажется древним. И некоторые вещи вместе выглядят нелепо.

– Какие, например? – уточнил парень.

– Ну вот, смотри, телевизор из экипажа выгружают, – пояснила я, указав на коробку с изображением “плазмы”. – Нелепо же! Телевизор – и на конном экипаже перевозят. Соломку подстелили, чтоб не разбился от тряски. Смешно.

– А я даже не помню, что такое телевизор, – признался парень. – Хотя… вроде, он картинки показывать должен, да? Магические.

– Чего? – фыркнула я. – Он электрический вообще-то.

– А что значит “электрический”? – тут же уточнил парень.

Я хотела было ответить, но, подумав, сказала совсем другое:

– Наверное, нам с тобой надо в больницу. Мы либо головой ударились, либо чем-то отравились. Так и так лечить надо.

– Ты права. Нам точно нужен лекарь, – подтвердил он.

Мы не стали раздумывать и тут же обратились с этим вопросом к ближайшему мужичку, что курил, привалившись к фонарному столбу.

– Простите, милейший, – вежливо обратился мой товарищ. – Вы не подскажете, где ближайшая лечебница?

– А, погань! – скривился мужик и сплюнул нам под ноги – я только отскочить успела. – Совсем оборзели – к приличным людям подходить! Вы хоть в луже помойтесь, что ли, оборванцы.

Он брезгливо отряхнулся, будто даже от разговора испачкался. Вот гад!

Мы с товарищем отошли от хама и оглядели друг друга. И правда, наши одежды были не только старыми – как, впрочем, и у многих в этом городе – но и на редкость грязными. Да и засохшая кровь никуда не делась.

– Что, я так страшно выгляжу? – спросила я, заметив, какими глазами на меня смотрит мой товарищ.

Тот многозначительно промолчал.

Я подошла к ближайшей витрине. В отражении возникла невзрачная девчушка – невысокая, в простеньком коротком платье, больше похожем на перешитую мужскую рубаху. Ноги мои были такими худыми, что коленные суставы сильно бросались в глаза. Да и волосы оказались жидкими, и бантик на тощей косичке смотрелся нелепо.

– Боже, какая я страшная! – ужаснулась я, осознав, что отражение и правда мое. – Ты посмотри, я же скелетина! И вообще выгляжу так, будто гепатитом переболела.

– Чем-чем? – не понял парень.

– Гепатитом, – повторила я.

– Это что еще такое? – удивился он.

– Ну гепатит, болезнь печени, – пояснила я.

– Первый раз слышу, – признался парень. – Мне кажется, ты помнишь больше меня. Как куда ни посмотришь – обязательно что-нибудь вспоминаешь. А я все смотрю-смотрю, и только чувство, будто я тут чужак, крепнет.

– Может, ты из другого города? – предположила я. – И я, наверное, долго тут не была, поэтому город кажется мне знакомым, но изменившимся.

– Возможно, – подумав, сказал он. – Тогда как мы оказались в том тупике вдвоем?

Иллюстрации

Как известно, на вкус и цвет товарищей нет, и не все любят, когда им навязывают картинку героя. Так что если не любите, бегите из этого раздела!

Однако я придерживаюсь мнения, что иллюстрации все же создают некий неотъемлемый "вайб" истории. Хороший художник не навяжет вам свое видение героя, а лишь дополнит картинку в вашей голове.

Хотите мельком "пролистать" весь цикл и увидеть, что вас ждет помимо приключений двух оборванцев в провинциальном городке? Тогда листайте.

Прежде всего это, конечно же, сочетание магии и технологий.

Ах да, вот еще артефакт из приквела "Лавандовый снегурчик". Но этот артефакт герои только что посеяли :D

Даже хорошо, что вы еще не знаете персонажей по именам. Можно мельком увидеть их и решить, хотите ли дочитать до этого момента. Например, познакомиться со студентами-аристократами, "золотой молодежью" из второго тома:

Золотой, белый и черный в этой истории - цвета флага Сибирской Империи. Они же - цветовая кодировка одежды, знак принадлежности к высшему обществу.

Это все были иллюстрации от разных артеров. А сейчас будут иллюстрации от автора - не такие шикарные, зато отражающие приключенческую суть книги:

Часть иллюстрации взята из еще только готовящихся к публикации глав. Но так как вы еще не знаете этих персонажей, то и спойлера не будет)) Считайте, что вы просто полистали книгу в книжном магазине.

В любом случае, добро пожаловать в мои истории, где есть приключения, юмор, запоминающиеся персонажи и необычные места!

ПыСы: иллюстрации в рисовке анимэ в виду специфичности этого стиля загружаются только в группу автора. Если любите такое - ищите группу ВК "Екатерина Бунькова: фэнтези и не только" (если знаете, как открыть раздел об авторе на Литнет, то там есть ссылка). Или можно полистать блоги автора - там тоже иллюстраций больше, чем в книге

Глава 4

Маршрут, выданный городовым, оказался прост и понятен. И только один важный момент не уточнил мужчина: приют был очень далеко.

– Я не дойду, – простонала я, оценив расстояние.

После часа ходьбы мы вышли из города, и выяснилось, что та самая церковь лишь едва-едва виднеется вдали, среди холмов и участков леса.

Я и так чувствовала себя слабой и истощённой, а после долгих петляний по улицам силы и вовсе кончились. И теперь, увидев, сколько ещё предстоит пройти… Эх…

– Не сдавайся, – подбодрил меня товарищ по несчастью. – Тут осталось-то всего ничего! Еще полчаса, и мы на месте.

– Да я вижу, что ничего, – сказала я, подпирая руками усталую спину, как старушка. – Но ноги почти не ходят. Я будто сквозь желе продираюсь, с каждой минутой все труднее. И дышать тяжело. Так и хочется прилечь прямо тут, на обочине.

– Наверное, мы с тобой просто ослабли от недоедания, – предположил парень. – Мне кажется, я неделю не ел.

– И у меня в животе пусто, – признала я. – От голода даже тошнит.

– Так что давай немного отдохнем и все-таки дойдем, – подытожил он. – Авось, в приюте покормят, и нам полегчает.

– Хорошо, – согласилась я и огляделась в поисках удобного места для отдыха.

Вокруг раскинулись поля с редкими клочками кустарника. Но в отдалении виднелся и довольно густой лес.

– Смотри, речушка, – я указала пальцем вперед.

Там действительно виднелась небольшая река. Через нее были перекинуты аж два мостика – один старинный, каменный, а другой, наоборот, деревянный. Причем подле каменного берег был пологий и песчаный, а подле деревянного – крутой и заросший кустами.

– Давай вон там на пляже отдохнем, – предложила я, сразу представив, как приятно будет полежать на прогретом солнцем песке. – Умоемся заодно.

Парень проследил, куда я указываю, пригляделся, и вдруг его брови в изумлении поползли вверх.

– Что? – не поняла я и снова поглядела в ту сторону.

– Так странно, – протянул он. – Смотри, дорога раздваивается и вдалеке снова сходится. Причем одна дорогая прямая, а другая – полукругом.

– И что в этом странного? – не поняла я.

Город был на возвышении, и местность впереди была хорошо видна, так что я тоже увидела забавное ответвление дороги, напоминающее беременную мышь. Но не уловила, что здесь не так. Ну, петля и петля.

– То, что прямая дорога местами поросла травой, а грунтовка – хорошо прокатана, – сказал парень. – Зачем люди ездят в обход по длинной плохой дороге, если есть мощеная и прямая?

– Может, на брусчатке трясет слишком сильно? – предположила я. – У телег колеса твердые, без резины. Наверное, по брусчатке неудобно ездить, вот местные и протоптали себе другую тропинку.

– Хм, – протянул парень, оценивая мое предположение. – Но почему такая большая петля?

– Может, по левой дороге земляника растет, – продолжила предполагать я. – Или ключ бьет, и можно воды по пути домой набрать. Да мало ли? Или ты думаешь, что под каменным мостом прячется тролль и требует с путников деньги за проезд?

– М? – парень с изумлением повернулся ко мне. – Тролль?

– Ну, это типа сказка такая, – пояснила я.

– Что, опять в памяти что-то мелькнуло? – уточнил он.

– Ага. Флешбэк, – вспомнила я еще одно подходящее слово и улыбнулась.

А память-то и правда понемногу восстанавливается! Правда, такими темпами я год буду вспоминать все, что забыла. Ну, будем надеяться, что вид приюта подстегнет мои воспоминания, и они всплывут все разом.

– Короче, давай доползем уже до песочка и приляжем, – я постаралась собрать в кулак оставшиеся силы на последний рывок.

Парень кивнул, и мы, поддерживая друг друга, поплелись в сторону каменного моста и такого заманчивого песчаного пляжа.

О, если бы я только знала, как долго буду туда идти…

Бз-зь… бз-зь… Шлеп!

Я ударила себя по щеке, прихлопнув назойливо жужжащего комара. И тут поняла, что на некоторое время, кажется, выпала из реальности, а хлесткий удар заставил меня очнуться.

Оглядевшись, я обнаружила, что мы медленно бредем по грунтовой дороге, хотя до этого шли по брусчатке и собирались идти по ней дальше.

– Эй! – окликнула я парня, который шел и смотрел в одну точку на горизонте, ничего не видя. – Очнись! Мы не туда идем.

– А? – он встрепенулся. – Ой, извини, кажется, я задремал на ходу.

– Не ты один. Это все от усталости.

Я дружески похлопала его по плечу, да так и оставила руку, держась за товарища: без отдыха идти было все труднее, и мне уже хотелось просто присесть прямо в пыль на обочину. Но я пока держалась. По крайней мере, за друга.

– Мы пропустили поворот? – наконец и он заметил проблему.

– Я бы сказала, что мы, наоборот, зачем-то свернули в сторону с совершенно ровной дороги, – сказала я, указав назад, где городская брусчатка раздваивалась, и от нее отделялась сельская грунтовка.

Глава 5

Неизвестный мужского пола

– Господи, Лиза! Кирилл! – всплеснула руками строгая на вид монашка и выронила из рук корзину, стоило ей увидеть, кто зашел во двор приюта.

Мы с девушкой переглянулись. О, а вот и наши имена! Интересно, какое из них мужское? Звучат уж больно непривычно для моего уха. Почему – не знаю. Но такое чувство, будто раньше меня звали совсем не так.

Однако нас определенно тут узнали. Вон, монашка уже бежит к нам, смешно перебирая ногами под своим безразмерным балахоном.

– Лиза, это что, кровь?! – ужаснулась она, добежав и ухватив девушку за лицо обеими руками. – Вы опять подрались с кем-то? Кирилл, я ж тебе говорила – не лезь к городским!

Последние слова были адресованы мне, и я смущенно почесал в затылке. Значит, Кирилл – это я. И выходит, я уже не раз встревал в драки, раз претензия прилетела даже без расспросов. Я хулиган? Да вроде, не чувствую в себе ничего такого.

– Лизонька, откуда столько крови? – тем временем продолжала допытываться монашка у девушки. – Не вижу раны. А ну, пойдем в лазарет. И ты, Кир… Господи, да ты тоже весь в крови! Агафья! Агафья!

Не успели мы толком разобраться, что да где, как вокруг нас возникла страшная суета. На тесный дворик выбежала вторая монашка – смешная и низкорослая, ростом едва ли выше гномихи. Она тоже при виде нас всплеснула руками и запричитала, а потом, подобрав полы выцветшего одеяния, метнулась в пристрой. Из окон тем временем повысовывались детские мордашки.

Нас торопливо отвели внутрь здания и усадили на хлипкие стулья, выгнав любопытную малышню. Тут же та самая Агафья принесла таз воды и тряпку, и нас начали осматривать, попутно слегка отмывая: Лизе – лицо, а мне – живот.

– Не вижу раны, – озабоченно бормотала высокая монашка, оттирая кровь с моей кожи. – А на рубашке – дыры кровавые. Как так?

– Не знаю, – честно сказал я.

– Не знаешь? – возмутилась женщина, убедившись, что я не умираю и в лекарской помощи не нуждаюсь. – Явился домой весь в крови и не знаешь? Да я вот тебя сейчас розгами высеку, чтоб не повадно было! А ну, сымай порты, подставляй зад! Ишь, повадился!

Я схватился за стул, прижав к нему седалище понадежнее. Это что еще за номер? Меня розгами сечь?! Взрослого парня? За что?

Впрочем, оказалось, что угроза была пустая, и суровая тетка таким образом лишь высказала свое возмущение.

– Последнюю целую рубаху испоганил! – сокрушенно цокнула она, оглядывая прорехи в ткани, которые я увидел только сейчас. – Вам в люди надо выходить, а вы…

Отчаявшись найти слова для своего возмущения, монашка махнула рукой и отошла в сторону, где принялась что-то бормотать – кажется, начала читать молитвы.

Я немного устыдился. Женщины казались мне совершенно чужими и незнакомыми, но видно было, что они за нас искренне переживают.

– Простите, – покаялся я. – Не помню, как это случилось, но я наверняка не специально.

– Он даже не помнит, – монашка все так же адресовала свои слова потолку, то есть, наверное, своему богу.

– Мы вообще ничего не помним, – поддержала меня девушка. – С нами что-то случилось. Даже вот до приюта не знали, как добраться, людей пришлось расспрашивать.

Однако монашки, похоже, нам не поверили.

– Ой, чего только эти дети не выдумают, – отмахнулась добродушная Агафья, оттирая последнюю кровавую корочку на щеке моей подруги. – Сказочники.

– Но это правда! – сказала девушка. – Мы забыли даже наши имена. И ваши тоже.

– Лиза! – возмутилась строгая монашка. – Ну ладно, Кирюшка дурак, но ты-то чего ему подыгрываешь? Я тебя зачем с ним отправила?

– Зачем? – смутившись, послушно уточнила девушка.

– Чтобы ты за этим балбесом проследила! – монашка подошла и постучала сухим пальцем по моему лбу. – Чтоб он до купца Муратова дошел, все с ним обговорил и устроился, наконец, на работу. Ты устроился?

Она повернулась ко мне и вперила в меня вопросительный взгляд. А я что? Я понятия не имею.

– Нет, ты погляди на них, Агафья, – монашка, похоже, все поняла по моему взгляду. – Мы их, значит, растили, ночей не спали, переживали за них, весь город оббегали, ища хоть кого-нибудь, кто бастарда на работу возьмет, а они… тьфу!

– Да полно тебе, Глафирушка, – миролюбиво отозвалась вторая женщина. – А то ты не знаешь, какой Муратов скряга? Это он тебе, поди, обещал, что по десять рублей в день парню будет платить. А как Кирюшка пришел, так сразу и “Тощий ты, паря, такому только восемь платить могу”. Знает, что деваться нам некуда и работы другой нет.

– А хоть бы и восемь, и то хлеб! – суровая монашка уперла руки в боки. – Всяко лучше, чем ничего. Парню восемнадцать лет, скоро женить пора, а он все у нас на шее!

Мы с “Лизой” только переглянулись. Стало ясно, что в этом приюте мы оба живем с раннего детства, а то и с рождения. И что меня отправили в город на заработки, а я по какой-то причине не дошел – видимо, как раз-таки из-за драки, в которой и получил удар по голове. А так как Лиза была со мной, то досталось обоим.

Но все равно кое-что не сходилось. Если была драка, то где синяки? Чья кровь, если не наша? И почему мы оба все забыли?

– В общем, так, – наконец, что-то решила для себя строгая монашка. – Хватит с меня ваших игр. Все! Надоело! Наказаны оба! Сейчас пойдете в поле, картошку копать. Всю!

– Глафирушка, так ведь рано еще, – попыталась отрезвить ее Агафья.

– Ничего не рано, ботва уже пожелтела, – ответила та. – Как раз, когда до конца поля дойдут, усохнет!

– Может, хоть на завтра перенесем? Они ж голодные и устали, – все-таки не сдавалась толстушка, чем вызвала наши жгучие симпатии. Да-да, покормите нас, пожалуйста! Мы уже на ногах не стоим.

Строгая монашка вперила в нас суровый взгляд. Но, видимо, видок у нас был очень уж болезненный и замученный, так что ей пришлось немного отступить.

– Ладно, каши им остатки выдай, – велела она Агафье. – И часок на отдых. Но потом чтоб за работу!

Глава 6

Лиза

– Ну ничего себе! – ахнула я, оглядев то, что монашки называли “полем”. Кирилл тоже присвистнул, и было, от чего.

Начать с того, что картошки оказалось не видать – все густо поросло сорняками. Само же поле простиралось на все видимые просторы, и неясно было, в какой момент сорняки переходят в луга.

– Мы тут умрем, – наполовину в шутку, наполовину всерьез сказал Кирилл, оценив фронт работ.

Я поглядела на него, примеряя имя. Оно вполне подходило его внешности – в меру симпатичного парня со славянско-европейскими чертами лица. Но почему-то у меня было ощущение, будто его должны звать иначе, как и меня.

“Странно, что монашки уверены в том, что я Лиза, а я сама – нет”, – пролетела в моей голове интересная мысль.

Впрочем, подумать об этом как следует мне не удалось – к нам подбежал наш недавний плешивый знакомец и чуть пристыженно завилял хвостом. Похоже, выследил по запаху и догнал.

– О, привет, Форрест! – обрадовалась я. – Добежал-таки.

Пес тоже обрадовался, что на него обратили внимание, и попытался выразить свою преданность “вожаку стаи”, которым почему-то оказалась я – подбежал, встал на задние лапы и попытался сложить передние мне на плечи. Я же не выдержала напора собачьей радости, и мы оба повалились на землю – он оказался слишком крупным для моего тщедушного тела.

К счастью, пес не страдал страстью вылизывать лица. Напротив: уронив меня, он отступил и подобрался, будто ему стало неловко. И взгляд у него был совсем-совсем человеческий. Он будто говорил: упс, не знал, что ты такая доходяга, прости, хозяйка.

Мне стало смешно.

– Пошел отсюда, блохастый, – шикнул на него Кирилл и несильно, но оттолкнул пса ногой.

– Не обижай его, – возмутилась я и села, а затем подманила явно дружелюбно настроенную тварюшку: – Иди сюда, вояка мохнатый.

Пес будто ждал этого – тут же подбежал, виновато закачал хвостом и ткнулся широким лбом мне в плечо.

– Хороший собакен, хороший, – принялась приговаривать я, почесывая ему спину и оглядывая. Пес был большой, но тощий, да и шкура у него была не в лучшем состоянии.

– Фу, Лиза, не трогай! – возмутился Кирилл. – У него, наверное, лишай: смотри, какая шкура плешивая.

– Да нет, просто питался плохо, – не согласилась я. – Прям как мы с тобой.

– Мы хотя бы не помоечные, – сказал Кирилл, как будто оскорбившись сравнением с бродячим псом.

Пес, разумеется, не ответил, но посмотрел на парня очень умным взглядом – будто хотел ответить, но не мог выговорить человеческие слова.

– Хорошая псина, – сказала я, поглаживая крепкую голову, покрытую короткой шерстью. – Давай его оставим, а?

Я глянула на товарища.

– Ты у меня это спрашиваешь? – не понял Кирилл. – Хочешь – оставляй.

– Ну, мы же типа вместе, – смутилась я.

Мы посмотрели друг на друга, оценивая случайно вырвавшееся у меня слово. А вместе ли мы? Хороший вопрос.

Я оценила ощущения. Не чувствую влюбленности по отношению к нему. Внешность Кирилла казалась мне незнакомой и чужой. Хотя, с другой стороны, действительно имело место некое притяжение. Но это больше походило скорее на родство душ или давнюю дружбу.

– Мы не парочка, – будто проверяя, на пробу сказал Кирилл.

– Не парочка, – подтвердила я.

От этого осознания и от того, что сошлись во мнениях, мы оба вздохнули с облегчением. Да, было бы гораздо хуже, если б один из нас помнил о какой-нибудь влюбленности, а второй – нет. Тупая была бы ситуация.

– Друзья? – уточнил Кирилл.

– Полагаю, даже хорошие друзья, – оценив внутренние ощущения, поправила его я.

– Согласен, – немного подумав, признал он и протянул руку.

Мы пожали ладони.

– Ну что, начнем? – спросил Кирилл, примерившись к выданным вилам.

– Давай, – я пожала плечами и спустила с плеча коромысло с пустыми ведрами.

Работа оказалась тяжелой. Уже через пару метров Кирилл весь взмок, а я только и успевала ловить раскатывающиеся в стороны клубни. Перед нами расстилалось бесконечное поле зелени, а за нами оставались три четкие полосы: россыпь картошки, перекопанная борозда и ботва с сорняками.

Наверное, Глафира действительно думала, что наказывает нас так. Но я поймала себя на мысли, что получаю удовлетворение от работы. Да, тяжело. Но зато как красиво выглядит обработанный нами участок!

– Да, хороша работка, – вдруг довольно сказал и Кир. – Уже чувствую, как завтра будут мышцы болеть. Правую сторону уже проработал, наверное, пора с левой ноги копать.

Он перекинул вилы из руки в руку.

– Тебя радует, что мышцы болеть будут? – усмехнулась я.

– Ну да, – кивнул он. – Хорошая тренировка. Должна неплохо тело укреплять.

– Не поспоришь, – признала я, с хрустом разгибая уже порядком подуставшую спину. – Вот только, чтобы мышцы нарастали, надо бы кушать хорошо. А мне кажется, я вечность не ела: каша растворилась во мне без следа.

– Ну да, – признал он, глянув в мою сторону. – Ты выглядишь так, будто тебя месяц голодом морили. А то и пару лет.

– На себя посмотри! – я ткнула пальцем в его выпирающие ребра: Кирилл как раз разогрелся и снял рубаху, продемонстрировав мне тщедушное для такого роста и возраста телосложение.

Ну, точнее, я только хотела ткнуть его в ребра, но тут мое внимание привлекла какая-то блестящая цацка на цепочке, что висела у него на шее.

– Что это? – я взяла кулончик в руку.

Украшение представляло собой грубо сработанную фигурку орла, больше напоминающего утку. В “пузе” этой утки был заключен небольшой прозрачный камушек.

– Хм? – Кирилл только сейчас заметил, что у него на груди что-то болтается.

Он взял у меня свой кулончик и изучил его. Поковырял камушек, пошептал над ним что-то и даже лизнул. А потом вдруг нахмурился и принялся торопливо снимать.

– Ты чего? – не поняла я.

– Подозрительная штука, – пояснил он. – Видишь камушек внутри? Мне кажется, он магический. А я не люблю носить артефакты, принцип действия которых не понимаю.

Глава 7

Кирилл

– Подсечка!

Толстяк получил древком вил по ногам, упал, но попытался подняться и снова бежать.

– Еще подсечка!

Он снова получил, плюхнулся на живот, выругался и попытался уползти, но прямо перед ним в землю воткнулись вилы.

– А-а-а, Кирюха, сволочь, пусти! – возмутился он, когда я с намеком наступил ему на край рубахи, и попытался меня лягнуть.

– Будешь еще чужую работу портить? – я схватил его за ногу и привычным движением ее вывернул, начиная болевой прием.

Завершать его я не собирался – ребенок все-таки. Но и намека хватило, чтобы парень напугался.

– Я все Глафире расскажу! – завопил он. – Скажу, что ты опять дерешься!

– Ну, раз так, придется тебя выпороть крапивой, – я сделал вид, что тянусь к его штанам.

– А-а-а! – Трофим схватился за зад и попытался перевернуться, но я все еще стоял на его рубахе. Раздался треск, и рубаха порвалась.

– Кирюха, гад, ты чего? – толстяк вытаращился на порванную рубашку.

– Упс, – сказал я и убрал ногу.

– Блин, Глафира меня убьет! – парень схватился за дыру с ненаигранным отчаянием во взгляде.

– А за картошку испорченную не убьет? – фыркнул я.

– Картошку ты копаешь, тебе и отвечать! – тут же выдал он свою наглую логику. – А вот за рубаху сестры мне шею намылят.

– Сам виноват, – сказал я. – Нечего было чужую работу портить.

– Кто бы говорил! – окрысился парень, пытаясь спрятать оборванный край рубахи в штанах, подвязанных вместо ремня какой-то бечевкой. – Кто мне вчера золы насыпал на вымытый пол?

– Без понятия, – честно сказал я. Но запомнил.

Странный какой-то образ меня складывался. Как будто речь шла вовсе не обо мне. Ну, ладно еще драки с неведомыми “городскими”: кто знает, может, они те еще сволочи? Но зачем я издевался над сопливым пацаном? Чем прошлый я думал? Злость, что ли, на нем срывал? Постыдно как-то.

– Ладно, – примирительно сказал я. – Как там тебя… Трофим? Забыли, короче. Не буду я тебя обижать, если поможешь мне с картохой. Я буду подкапывать, а ты – трясти куст, чтоб клубни отпадывали.

– Ты точно умом тронулся, – вылупился на меня Трофим. – С каких пор ты так работой горишь? Ау, Кирилл!

Он помахал рукой перед моим носом, но я перехватил его за запястье.

– Ай! – Трофим скривился, ведь руку я сжал знатно.

– Я тебе мир предлагаю, а ты рыпаешься, – укорил я его. – Ты поле видел? Вдвоем явно не перекопать. Иди, хоть немного поможешь. А там и решим, кто прав, а кто нет.

– Да понял, я понял! – взвыл парень. – Пусти!

– Сила – лучший аргумент в установлении мира, – хмыкнул я и отпустил его.

.

Следующие пару часов мы трудились из последних сил, отрабатывая повинность. Причем к нам еще дважды подходили разные ребята – посмотреть, как пашут наказанные. А в итоге оставались помогать. Вилы, правда, были только одни, так что по большей части мелкие занимались тем, что переносили картошку к дому и вытаскивали из перекопанной земли сорняки.

– Как думаете, осилим? – спросил я, оценивая расстояние и заодно пытаясь отдышаться – работа шла уже несколько часов, и солнце кренилось к горизонту.

Мы таки нашли край поля, развернулись и теперь копали в обратном направлении. До другого края осталось совсем немного, но честно говоря, я уже выдохся и теперь просто искал в себе хоть какую-нибудь мотивацию.

– Отдохни, Кирюш, – предложила Лиза, с хрустом разгибая спину. – Я же вижу, что ты уже на ногах не стоишь – столько перекопал. Думаю, монашки оценят наше рвение и простят.

Она махнула рукой на почти бесконечную полосу. Мы оба посмотрели на проделанную работу. Теперь никаких полос не было, за нами оставалась только перекопанная черная земля, а картошку и зелень мелкие относили на край поля, поближе к церкви.

– Красиво, – сказала Лиза, налюбовавшись.

– Согласен, – признал я. – Все-таки есть что-то такое в этой крестьянской работе – и для тела польза, и для духа. Почти как боевые тренировки у моего…

Я осекся. Какая-то мысль мелькнула, но вновь ускользнула от меня.

– Опять не помнишь? – сочувственно спросила Лиза.

– Не помню, – признал я. – Но почти вспомнил. Я точно раньше занимался боевыми искусствами.

– Ты? – рассмеялся Трофим, который только вернулся к нам с пустым ведром и застал всех в момент перерыва. – С крапивой воевал за околицей?

– Нет. С инструктором, – серьезно сказал я, смутно вспомнив, что да, есть в моей памяти такой образ – очень жесткого воина, от которого я когда-то нехило огребал.

– Ну ты точно сбрендил, – Трофим покрутил пальцем у виска. – Кукуха поехала.

– Да? – усмехнулся я. – А как тебе это?

Я выдернул вилы из земли, сделал кувырок и совершил серию тренировочных выпадов и вращений оружия, делая вид, что вилы – это копье, с которым я когда-то упражнялся.

– Ва! – восторженно взвыла ребятня, да и Лиза взглянула с изумлением – похоже, никогда не видела подобного.

Я хмыкнул – очень уж искренней была их реакция – и решил показать удар в прыжке с переворотом. Но не успел…

– Кирилл!! – раздался резкий возглас.

От неожиданности я сбился и чуть-чуть не пришиб вилами мелкого Егора – тот только глазенки выпучил, едва не получив в эти самые глазенки железякой. А у меня аж мышцы взвыли от того, что пришлось остановить вилы в замахе.

– Ты что делаешь?! – возмущенно завопила Глафира и побежала к нам, смешно семеня ногами под своим линялым балахоном.

– Простите, – покаялся я и отвел вилы в сторону. – Я не специально.

– Господи, да за что ж мне такое наказание! – взвыла было монашка, но тут взгляд ее упал на перекопанную часть поля и гору картошки, которую мы накопали.

– Это что? – она оторопела. – Это вы?

Она принялась указывать пальцем то на нас, то на картошку, то на поле, то на гору сорняков, подготовленную, как сказала Лиза, “на перегной”.

Мы с девушкой переглянулись и кивнули.

Глава 8

Кабинет матери-настоятельницы

Три монахини стояли перед небольшим алтарем и молились. Точнее, это был не столько алтарь, сколько “красный угол”, как называли его крестьяне. Увы, но Храм Святого Митрофана не проводил службы уже так давно, что верующие люди привыкли молиться дома.

Впрочем, и самих верующих здесь было немного. Некому было нести учение божие в этот дремучий край: как-то так повелось, что храмы выгоднее ставить там, где паства богаче. А этот уральский городок был настолько нищим, что даже простенький храм взамен потерянному никто не торопился возводить.

Впрочем, нет. Сестры монастыря Святого Митрофана еще продолжали свою деятельность. Не могли они отступиться. Ведь одно дело богу молиться: для этого ничего не надо, кроме искренней веры, а совсем другое – о детях заботиться.

.

Приют открыли в незапамятные времена. Тогда страна была богата, а мир еще не познал ужас Искажения. Аристократические рода некогда великой Российской Империи были сильны и не желали допускать такого позора, как существование бастардов.

В чем, казалось бы, проблема? Ну, родился внебрачный ребенок у какой-нибудь потаскухи, ну, продала она его бездетной семье или подкинула в обычный приют. Ей – свобода, ребенку – кров над головой и пропитание. Всем вроде бы счастье, так?

Так да не так. Одно дело сирота из числа обычных людей: растет себе, умнеет, с приемных родителей пример берет и постепенно им родным ребенком становится. А бастард дворянина – это кот в мешке. Может, вырастет обычным ребенком. А может, проявит дар предка. А вокруг – никого, кто мог бы помочь.

Вот к чему обычному крестьянину, скажем, одаренный с силой огня? Рано или поздно, случайно или намеренно такой ребенок обязательно что-нибудь спалит: сарай или всю деревню вместе с лесом. Таких надо обучать, причем с раннего детства. И даже если вдруг найдется учитель, ему же надо платить. А откуда деньги у крестьян?

Да и вообще, приемных детей берут, чтобы было, кому хозяйство передать под старость лет. Крестьянам нужны рабочие руки, а такие вот одаренные обычно не хотят поле пахать, они начинают грезить магической славой и так и норовят сбежать из дому на поиски приключений.

С другой стороны, и разбрасываться одаренными детьми направо и налево только потому, что они внебрачные, стране было невыгодно. Все-таки магия – это такая же статусная статья, как внутренний валовый продукт или способность шмальнуть по соседнему государству ракетами. Правительство понимало, что правильно воспитанный одаренный может удачно пополнить армию или полицию.

Так вот и возникли приюты для бастардов. Финансировало их государство, а иногда – сами загулявшие аристократы, которые желали тайно поддержать своего случайного отпрыска. Но с Приютом Святого Митрофана все было не совсем так…

– Что Лужину отвечать будем? – спросила Глафира, обратившись к третьей монахине – настоятельнице Феофании. – Два раза уже встречу откладывали, как бы не осерчал.

Вместо ответа настоятельница только вздохнула.

– Согрешили мы, и бог ниспослал нам испытание, – сказала она, нахмурив морщинистый лоб.

Все трое перекрестились.

Когда-то давно, поддавшись чувству сострадания к брошенным детям, они решили обмануть людей в городе и стали принимать в приют не только бастардов, но и вообще любых детей, которых им подкидывали.

Однако имперскую комиссию обмануть было нельзя, и потому в списке потенциально одаренных бастардов числилось только пятеро, и довольствие выписывали только на пятерых. Детей же в приюте было уже восемнадцать.

– Испытание али нет, но что делать-то будем? – не дала отойти от темы дотошная Глафира. – Подкорытов денег требует, проценты накидывает. А отдавать нечем.

– Безбожник, – осуждающе покачала головой Агафья. – Детей грабит.

Все трое недовольно покивали. Однако женщины понимали, что сами виноваты в сложившейся ситуации. Не надо было ввязываться в “бизнес”, если ничего в этом не понимаешь. Не надо было занимать денег у ростовщика. Не надо было покупать земледельческие артефакты у непроверенного заезжего торгаша, хоть тот и прикрывался имперской грамотой.

– А Лужин тоже хорош, – нахмурилась Агафья. – Живого человека, будто скот, покупает!

– Ну, он не покупает, он откупные дает, – возразила Глафира.

– Ой, да хоть как ты это назови! – отмахнулась Агафья. – Девицу берет, за нее деньги платит – аки за рабыню! Еще и морщится – мол, тощая да бледная. А откуда румянцу взяться, коли есть нечего? Ох и дурное это дело! Нельзя так, не по-божески это.

– Да может, ей еще понравится? – возразила Глафира. – Поди, не стар Лужин, не урод. Одежа столичная и даже автомобиль есть. Мечта, а не муж!

– А вдруг не понравится? – возразила Агафья. – Что-то я погляжу, Лиза с Кирюшкой сдружилась – прям-таки ластятся друг к другу, не разлей вода. Что, ежели любовь у ребят? А мы ее – замуж. Пойдет ли? А ну, заартачится? Силой ее тащить, что ли?

Агафья опять перекрестилась, искренне переживая, как бы ее предположение не обернулось правдой.

– Какая любовь у двух оборванцев? – фыркнула Глафира. – Полгода полюбятся, дитё нагуляют, а дальше что? А дальше опять нам на шею. А мы и без того в долгах. По миру пойдем! Нет уж, никакой любви. Разводить надо их дружбу, чтоб ни-ни.

Глафира погрозила худым длинным пальцем.

– Ты-то чего молчишь, Феофания? – обернулась к настоятельнице Агафья. – Скажи, чего делать-то будем? Берем выкуп за Лизоньку или будем землю Подкорытову в счет долга отдавать?

– Нет, землю отдавать не будем, – сказала Феофания. – Лиза одна, ребят – много. Отдадим землю – с голоду помрем. Попробуем девочку подготовить. Может, сама все поймет.

– Да, Лизонька умная и послушная, – подтвердила Агафья. – Да потому и жальче ее больше всех! Знаю я этих богачей – они ее там шпынять будут, издеваться всяко. А она тростиночка безответная. Шибанет муженек посильнее – кости переломает. Ему бы другую совсем – постарше да здоровьем покрепче.

Глава 9

Лиза

Ночь была тихой. Непривычно тихой. Вокруг меня сопела малышня разного возраста. Правда, только девчонки – мальчишки спали в другой комнате.

Комнат в приюте оказалось много, и в них даже были добротные деревянные кровати. А вот постельное белье больше напоминало половые тряпки. Да и матрасы были настолько древними, что поверх них лежала для мягкости солома – тоже довольно трухлявая. Подушек же не было вовсе.

А еще в комнатах было холодно. В доме имелось несколько печей, но топили только одну – ту, что на кухне-столовой. Видимо, так делали всегда, потому что там же стояло три деревянных люльки: в них спали самые маленькие. И Агафья дремала на лавке подле печи, присматривая за ними.

Остальным же ребятам приходилось выбирать: либо мерзнуть, либо ночевать вповалку. И девчонки, похоже, предпочитали второй вариант, потому что сразу после ужина меня окружило несколько девочек возрастом от трех до тринадцати лет, и меня потащили в спальню, требуя сказку на ночь.

А я что? Я с детьми не умею обращаться, особенно отказывать им. Пришлось рассказывать полночи, пока последняя не засопела. Причем как назло, в самом начале у меня глаза просто слипались, а стоило только последнему ребенку уснуть, и сон как ветром сдуло. Закон подлости!

– Спишь? – послышался тихий вопрос.

Я оглянулась. В щель неприкрытой двери заглядывал Кирилл. Этому-то что понадобилось?

– Тебе тоже сказку рассказать? – шепотом уточнила, выбираясь из плена детских тел и подходя ближе.

– Не, я и так тебя слушал весь вечер. Тут стены картонные, похоже, – сказал он, оглядывая мое сонное царство. – Перекусить не хочешь?

– Хочу! – тут же оживилась я. – А есть, что?

– Вон, картофельное поле за окном, – сказал он, кивая на ночную темень. – Накопаем и запечем. Натуральное хозяйство, мать его.

– Накопаем и запечем? Среди ночи? – не поняла я. – Это ж долго.

– Ничего не знаю, – отмахнулся он. – Я умираю с голоду. Если ты не пойдешь со мной романтично махать вилами и жарить картошку под звездами, буду делать это один. А ты лежи тут и мучайся от голода.

Мой живот в ответ на это предательски заурчал. Черт, а он прав! Кишка кишке бьет по башке.

– Странно: мы же, вроде, только-только ужинали, почему я такая голодная? – я погладила бушующий живот.

– Потому что “Пилигрим” требует подзарядки, – туманно пояснил Кирилл.

– Чего? – не поняла я.

– Идем, – он протянул мне руку. – Нам срочно нужна еда. Чем больше, тем лучше.

Я пожала плечами и подала свою руку. Ладонь Кирилла оказалась сухой и горячей. Это и звук хорового сопения за спиной навевали чувство уюта. Но мы собирались этот уют покинуть, причем без разрешения.

– Тихо ты! – едва слышно зашипел на меня Кирилл, когда под ногой скрипнула половица, стоило мне только ступить в коридор. – Агафью разбудишь.

– Я что, виновата, что доски рассохлись? – пожаловалась я, стараясь красться потише. – Не знаю, куда наступать.

– Иди по моим следам, – посоветовал он. – Я еще вечером запомнил, где что скрипит.

– Ага.

Я шагнула ему за спину, и мы пошли дальше – по длинному темному коридору, заваленному всяким хламом, который и выбросить жалко, и к делу не пристроить. Такой всегда копится в старых домах. Чем старее дом, тем больше хлама. И только переезд может заставить хозяев провернуть переоценку ценностей.

– Ёп… – я запнулась об очередную невидимую в темноте хреновину и взмахнула руками, теряя равновесие. Взмахнула неудачно, потому что врезала Киру по уху. Тот тоже дернулся, и мы повалились на пол.

На удивление, Кир сделал это почти беззвучно, как-то ловко подставив руку. А я… я тоже шлепнулась беззвучно, потому что приземлилась на него, больно впечатавшись носом ему в плечо. Еще и локтем об него приложилась.

– Пипец ты костлявая, – прошипел Кир.

– На себя посмотри, – не осталась в долгу я. Еще он меня попрекать будет! Сам на скелет ходячий похож. Точнее, уже лежачий.

Мы разобрали перепутавшиеся конечности и прислушались. Но нет, наше падение никого не разбудило: из кухни все так же доносился богатырский храп Агафьи.

– Можно было и не таиться, – сделала вывод я. – Такую не разбудишь.

– Как там говорится? Лучше перебдеть, – сказал Кирилл.

– Не, не так говорится, – сказала я и поправила: – “Лучше перебздеть, чем обосраться”.

– Блин, Лиза, фу! – возмутился он. – Ты ж типа отпрыск благородного рода, еще и леди. Что за выражения? Ты не должна так говорить.

– Ой, тоже мне благородную нашел, – фыркнула я. – И вообще, кому я что должна? Мы с тобой приютские, находимся на самом дне общества. Нам никто не дал то, за что нужно быть должным. И знаешь, что?

– Что? – спросил он.

– Мне это нравится, – призналась я. – Нравится мысль, что мы начинаем с нуля. Есть в этом что-то такое… не могу объяснить. Просто чувство, как будто в прошлом у меня было все, но я не ценила. Или это “все” мне приелось. Так что теперь в кайф обнулиться и начать жизнь сначала.

Кирилл хмыкнул, но ничего не ответил. Мы поднялись и, уже не особо таясь, прошли на кухню. Оставленную на завтрак снедь трогать не стали – если съедим, монашки по-любому хватятся, и нам влетит. На самом деле мы пошли на кухню просто потому, что там был хозяйственный выход.

– Эх, хорошо! – потянулся Кирилл до хруста в костях, как только мы непойманными вышли на крыльцо и закрыли за собой дверь.

– Да ну, холодно, – тут же зябко вздрогнула я.

На дворе стоял сентябрь. Днем было солнечно, но чувствовалось, что солнце осеннее – оно почти не грело. А стоило ему закатиться за горизонт, как от земли тут же повеяло холодком. И лунный свет, выкрасивший округу в призрачные голубые тона, не делал ночной двор уютнее.

Издалека вдруг донесся заунывный протяжный гудок, тронувший душу тоской и ностальгией.

– Что это? – напрягся Кирилл.

– Цивилизация, – хмыкнула я, разглядев далеко-далеко у северной стороны города сверкающую полосу скоростного поезда. Состав светился – не от лунного света, а сам по себе – и его хорошо было видно даже на таком расстоянии: благо, приют стоял на холме, и обзор был хороший.