Баю-бай

Гипнагогия

Верно сказал Штази. Если ты чувствуешь, что под кроватью кто-то есть, то самым правильным действием будет заснуть. Сон вообще лучшее оружие против всего неизведанного, потому что он – маленькая репетиция смерти. А мёртвым бояться уже нечего, верно? В опасности всегда пребывают лишь живые и бодрствующие.

Моя беда в том, что я бодрствую, даже когда сплю. И сплю, даже когда бодрствую. Застрял где-то посередине, отчего всегда выгляжу и чувствую себя не ахти. Как будто этого было мало, да теперь ещё в добавок попал туда, откуда пытался сбежать почти всю сознательную жизнь. Или будет точнее сказать, старался забыть про это место. Хочу забыть снова. Вот бы сейчас заснуть. Спи, Стас, засыпай. Баю-бай…

.

Вибрация храпа в горле прервала гипнагогический монолог. Из-за сбившегося дыхания подступающий сон испуганным осьминогом метнулся обратно в густую чернильную темноту. Удержать равновесие удалось только благодаря рефлекторно сжавшим деревянный подлокотник пальцам.

Ошпаренный кратковременным испугом и дезориентацией быстро вспомнил, что находился на брифинге областного Следственного комитета. И также стремительно забыл порождённый убаюканным мозгом сумбур. Сколько лет живу с этим состоянием, а привычка так и не пришла. Отключиться могу где попало и когда угодно – не предугадаешь. Привыкать приходится остальным. Вот и сейчас в мою сторону покосились несколько незнакомцев.

Зато возвышающийся над трибуной Этсамое даже не удостоил меня взглядом, несмотря на свою жадность до чинопоклонства. Так и продолжил озвучивать статистические итоги работы подчинённых за первое полугодие. Полёт казённой речи главы регионального Следкома одиноким храпом не собьёшь. Тут нужна тяжёлая артиллерия, но публика пока держалась.

– Значит, число тяжких и особо тяжких преступлений в отношении несовершеннолетних, конечно, этсамое… – до невозможного убаюкивающим тоном тянул он. – О падении числа мы не говорим, но и роста не наблюдаем, сталбыть, тоже.

Спич свой он по обыкновению строил на ходу как мог – без особых претензий на красноречивость. Но вот цифры подглядывал с распечатки через линзу зажатых в руке очков.

– Оных преступлений у нас на область, этсамое, восемьдесят три, что соответствует, как бы, показателю того года – восемьдесят три, – Этсамое прочистил горло и вновь подглядел в бумажку. – Среди них умышленное причинение вреда здоровью средней тяжести – десять эпизодов, и, этсамое, убийство – одно.

Пока особо старательные коллеги – новички и практиканты – торопливо записывали за спикером каждое «этсамое», делая в блокнотах пометки по временной шкале диктофонов, я жестами попытался привлечь внимание следкомовского прессека Арины Львовны Вержбицкой, сидящей через два человека правее меня.

Если не знать Вержбицкую, то её малый рост и ломкость фигуры легко введут в заблуждение, что погубило немало так и не завязавшихся профессиональных отношений. На деле же Арина Львовна – последний человек, с которым стоит рисковать не то что панибратски общаться, а вести коммуникацию вообще. Иначе сожрёт. Психологически, конечно. Хотя кто знает, может и взаправду.

В хорошем расположении духа пока она замечена не была, а окончательно из себя её вывести способен даже хоть сколько-нибудь раздражающий вопрос. То есть любой. Казалось бы, худшая кандидатура для руководителя пресс-службы, но не стоит сбрасывать со счетов, что возглавляла она ведомственную прессуху. Такому координатору связей с общественностью лишний раз не позвонишь, а значит и не напишешь ничего лишнего. Не зря же носит погоны подполковника.

Меня, однако, врождённый гнев Вержбицкой почти всегда миновал по касательной, потому что кто ещё в этом городе, как не Стас Дрёмин из «Сторожа» и подсветит где нужно всё, как захочет Этсамое, и, если потребуется, выгодную следствию заметку из ничего состряпает.

Ну и я в этих профессиональных связях не самец богомола – свою выгоду получаю. Если видите в колонке «Криминал» что-то по части СК со ссылкой на собственные источники, то будьте уверены: источники эти самые достоверные, просто в таком случае официальные полномочия Арины Львовны комментировать инцидент, как сказал бы её начальник – этсамое, всё.

Эксклюзивные спикеры в нашем деле – главное. Как и карманные корреспонденты на их службе. От качества этих отношений у обоих зависит толщина хлеба и наличие масла на нём. Можно сказать, настоящий мутуализм в мире массовых коммуникаций. Правда, в таком случае акулами следует называть скорее прессеков, а не журналистов. Рядом с ними корры – рыбы-лоцманы или скорее даже прилипалы-реморы.

Моя акулка наконец заметила попытки привлечь её внимание. Сквозь щёки по напрягшимся мышцам стало видно, как сжала челюсти.

– Релиз, – беззвучно одними губами попросил у неё.

Кивнула и отвернулась. Ну после, так после. Главное, что напомнил о себе.

– Засим, я, этсамое, доклад окончил! – внезапно приободрившись, известил Этсамое. – Благодарю за внимание.

Арина Львовна стремительно и беззвучно шагнула к трибуне. Даже не заметил, когда та успела встать с кресла и пересечь зал. Вот что её взбесило – отвлёк в самом конце выступления главы ведомства.

– Уважаемые коллеги, не напираем! – скомандовала она, складывая по порядку листы доклада начальника. – Все выходим и спускаемся в фойе к пресс-воллу, пресс-подход будет там! Клим Азарович подойдёт через десять минут!

Сам Клим Азарович Полувалов, более известный как Этсамое, поздоровался с парой телевизионщиков, уже отправивших операторов вниз устанавливать штативы, а затем протянул руку мне.

– Здрасьте, Климзарыч, – промямлил я, поспешно поднимаясь.

Он излишне близко подступил, оставив между своим шарообразным животом и сиденьем кресла слишком мало места для комфортного рукопожатия. Вышло криво.

– Статью поставьте, Дрёмин, – передразнил он. – Ты чего, этсамое, на меня опять хрюкаешь?

– Я просто…

– Да не мямли ты, этсамое, так и признайся, что… – замялся Клим Азарович. – Как там, этсамое, Арин, литературное слово…

Он пощёлкал перед Вержбицкой пальцами, выпрашивая подсказку. Та взглядом переадресовала вопрос мне.

– Сука? – предположил я.

– Да что ты, этсамое!.. Другое… – возмутился он. – А! Соснул? Что зенки лупишь? От храпа, этсамое, лечись.

Посмеявшись своему остроумию, он хлопнул меня по плечу и поспешил в коридор.

– Надеюсь, он имел в виду значение «уснул»? – спросил я у Арины Львовны.

Та пихнула мне доклад Азаровича.

– Храп на самом деле давайте лечите, – сказала она. – Облепиховое масло там покапайте, не знаю…

Понимающе покивал в ответ. И почему все вокруг уверены, что я ничего не пытался делать?