ЧАСТЬ 1

В Марьине в дождливый августовский день произошло ужасное несчастье. Погиб Николай Петрович Кирсанов: во время грозы его пролетку протаранило огромное дерево, когда он возвращался с полей.

Оплакав и похоронив родителя, Аркадий уехал в Никольское, дабы поскорее развеять печаль свою, забыться. Да и чего греха таить: истосковался он по женскому обществу, по Катерине Локтевой и Анне Одинцовой.

За Фенечку и за сводного своего братца Митеньку Аркадий был совершенно спокоен: они оставались под присмотром добропорядочного дядюшки — Павла Петровича Кирсанова.

А Павел Петрович начал изводить осиротевшую Фенечку, обвиняя ее в гибели своего брата. Стало совсем худо, когда Кирсанов увлекся горячительным: он не давал молодой женщине проходу, домогался, всюду преследовал ее.

Первые дни Фенечка не покидала комнаты Николая Петровича. Сквозь слезы, застилавшие глаза, все глядела она на его портрет с траурной лентою и тихонько всхлипывала.

— На кого ж ты оставил нас с Митенькой, Николай Петрович? — приговаривала девушка, отчаянно кусая кончик платка. — Мы теперь одни-одинешеньки. Ах, что ж мне делать, как жить дальше…

Фенечка зарыдала и опустилась перед портретом на колени. Такой и застал ее Павел Петрович, вошедши в комнату.

— Ну полно, полно, Федосья Николаевна! Мертвого слезами не воротишь! — тихо молвил он, своим странным, полным неги, взглядом окидывая Фенечку.

Та замерла, еще ниже опустив голову.

— Нехорошо вам меня избегать, милая Федосья Николаевна! Я не дикий зверь какой, поверьте!.. Одни мы с вами остались. Аркаша — славный малый, скоро начнет сам вить свое гнездышко… А я о вас с Митенькой сумею позаботиться, обеспечу вам будущность.

Фенечке не хотелось принимать помощи от Павла Петровича, слишком она боялась его. От одного его взгляда ее трясло, а уж когда он, словно невзначай, касался ее, ей мерещился намек на нечто большее, на нечто постыдное.

Кирсанов становился с каждый днем все настойчивее, а намеки его — всё откровеннее. Он злоупотреблял спиртным и терял терпение. Бедняжка не знала, куда ей податься, и подумала вдруг о Базарове: ей очень хотелось верить, что Евгений Васильевич не откажет в помощи ей и Митеньке. Марьинские слуги подсказали Фенечке, где находится его усадьба, и однажды ночью Фенечка вместе с верной своей Дуняшей решились бежать. Девушки погрузили нехитрые свои пожитки на старую телегу с покореженным колесом, усадили Митю на мягкое сено и, благословясь, тронулись в путь — благо Дуняша умела недурно править лошадью.

К дому Базаровых беглянки прибыли лишь на рассвете; погони за ними не было. Видимо, Павел Петрович изрядно выпил накануне вечером и завалился спать.

***

С тех пор, как Базаров после дуэли с Павлом Петровичем покинул Марьино, Фенечка довольно часто думала о нем…

Он был, по обыкновению своему, очень хмур и угрюм, и только с нею — отводил душу и охотно беседовал. Они встречались большею частью по утрам, рано, в саду или на дворе, однако в комнату к ней он никогда не захаживал…

Она нисколько его не боялась, при нем держалась вольнее и развязнее, чем при самом Николае Петровиче. Трудно сказать, отчего это происходило; может быть, оттого, что она бессознательно чувствовала в Базарове отсутствие всего дворянского, всего того высшего, что и привлекает, и пугает. В ее глазах он и доктор был отличный, и человек простой.

Фенечке очень нравился Базаров; но и она ему нравилась. Даже лицо его менялось, когда он с ней разговаривал: оно принимало выражение ясное, почти доброе, и к обычной его небрежности примешивалась какая-то шутливая внимательность.

Как-то раз, часу в седьмом утра, Базаров, возвращаясь с прогулки, застал в давно отцветшей, но еще густой и зеленой сиреневой беседке Фенечку. Она сидела на скамейке, накинув, по обыкновению, белый платок на голову; подле нее лежал целый пук еще мокрых от росы красных и белых роз. Он тепло поздоровался с нею.

— А! Евгений Васильич! — проговорила она и приподняла немного край платка, чтобы взглянуть на него, причем ее рука обнажилась до локтя.

— Что вы это тут делаете? — спросил Базаров, садясь возле нее. — Букет вяжете?

— Да; на стол к завтраку. Николай Петрович это любит.

— Но до завтрака еще далеко. Экая пропасть цветов!

Фенечка подняла на Базарова лучащийся взгляд.

— А знаете что? Ведь с тех пор, как вы мне те капельки дали, помните? уж как Митя спит хорошо! Я уж и не придумаю, как мне вас благодарить; такой вы добрый, право.

— А по-настоящему, надо лекарям платить, — заметил с усмешкой Базаров. — Лекаря, вы сами знаете, люди корыстные.

Фенечка стушевалась, задумалась: как же, в самом деле, отблагодарить ей лекаря, а он… выпросил у ней одну розу. Она ахнула, улыбнулась изумленно, радостно и протянула ему небольшой алый цветок.

— Понюхайте, как славно пахнет роза, что вы мне дали, Федосья Николаевна!

Фенечка вытянула шейку и приблизила лицо к цветку.

— Постойте, я хочу понюхать с вами, — тихо промолвил Базаров, нагнулся и крепко поцеловал ее в раскрытые губы.

Она дрогнула, уперлась обеими руками в его грудь, но уперлась слабо, и он мог возобновить и продлить свой поцелуй…(*)

Вскоре между Павлом Петровичем и Базаровым произошла крупная ссора, за которой последовала дуэль. Фенечка знала, что причиною дуэли являлась именно она и сильно волновалась, в особенности за Базарова. Волновалась, несмотря на то, что была сердита на Евгения Васильевича и подумывала, уж не хотел ли он самоутвердиться, используя ее, наивную и глупую? Своим вольным обращением Базаров нанёс Фенечке глубокое оскорбление: девушка отчитала его за поцелуй, дала ему понять, что поступил он с нею очень дурно.

Между тем скромная и тихая Фенечка незаметно для себя полюбила Базарова. Его тонкий ум, бесстрастность и цинизм очень привлекали ее. Она не замечала в нем безрассудства молодости, но в его чувствах и действия в отношении Фенечки раскрывались неожиданные черты его характера.

Загрузка...