Бег с препятствиями или как воспитать дракона

Пролог

Ну и что с того, что больше половины жизни прошло? Цифры в паспорте — всего лишь пыльные отметины времени, а не приговор. Я всё так же одна — без мужа, без детей, даже кот, которого я когда-то подобрала у подъезда, в итоге предпочёл соседку с её анчоусами. Предатель.

Зато есть работа. Бесконечная, монотонная, но хотя бы предсказуемая. Босс орёт, коллеги строят козни, зарплату задерживают — зато никаких сюрпризов. В отличие от так называемой «семейной идиллии».

Взять хотя бы Натку. Всю себя положила на алтарь «домашнего очага»: двадцать лет верой и правдой служила мужу, как средневековая крепостная, растила сына — будущего «опору семьи». И что в итоге? Муж сбежал к двадцатилетней фитнес-инструкторше с накачанными губами и IQ комнатного растения. А сын-балбес, ради которого она экономила на себе, теперь живёт в другом городе рядом с отцом и звонит раз в полгода.

Нет, спасибо.

Я развалилась в кресле, потягивая вино — не то дешёвое пойло, что пьёт Наташа «для расслабления», а хорошее итальянское, которое можно себе позволить, когда не надо копить на чей-то институт. Размышлять о жизни гораздо приятнее за рулём новенькой иномарки, чем в четырёх стенах, уставленных детскими фото и выцветшими семейными реликвиями. Подтирать кому-то сопли, терпеть храп и разбросанные носки? Нет уж, моя жизнь — мои правила. И она, чёрт возьми, удалась!

…Хотя.

В этом году я решила встретить праздник с Наташей. Не то чтобы мне уж очень хотелось слушать её нотации про «одиночество — это болезнь», но оставлять её одну в Новый год было… неприятно. Если бы я знала, чем обернётся эта дурацкая вылазка за забытым горошком для оливье, ни за что не вышла бы из дома.

— Фимка, хватит ныть, — огрызнулась Ната, пока я яростно подтягивала шарф повыше, словно он мог защитить не только от ветра, но и от её болтовни.

Метель секла лицо колючими снежинками, превращая кожу в одно сплошное покалывание. Улицы были пустынны — только редкие фонари, дрожащие в снежной пелене, напоминали, что где-то ещё есть цивилизация.

— Прогулки на свежем воздухе полезны! — продолжала Ната, будто читала лекцию особо тупой аудитории.

— В такую погоду полезнее гулять между холодильником и диваном, — огрызнулась я, поскальзываясь на обледеневшем тротуаре.

— Вот потому ты и набрала лишнего, — фыркнула Ната, ловко балансируя на каблуках, как будто родилась в них.

— Не всем же быть жердями, — парировала я, но беззлобно.

Мы уже подходили к подъезду, когда из-за сугробов донёсся жалобный писк. Ната моментально преобразилась — глаза загорелись, как у спаниеля, увидевшего мячик.

— Щенок!

— Наташка, стой! — зашипела я, но она уже рванула в темноту, словно героиня дешёвого сериала, которая вот-вот нарвётся на маньяка.

Я сделала шаг за ней — и вдруг чья-то ледяная рука вцепилась мне в запястье.

Мир опрокинулся.

Закружился.

И поглотил темнотой.

Я очнулась на холодном камне. Лёд пробирался сквозь ткань куртки, цеплялся за кожу, будто пытался впитать в себя последние капли тепла. В носу стоял терпкий коктейль запахов — дым, корица, что-то горьковатое, словно пережжённые травы. Голова гудела, как после ночи в прокуренном баре, а тело ныло так, будто меня не просто переехал грузовик, но и устроил демонстрационный заезд туда-сюда.

Передо мной возвышалась статуя — метров пять, не меньше. Изваяние из тёмного камня, покрытое тонкой паутиной трещин. Лицо было стёрто временем, но ощущалось что-то… живое в этих пустых глазницах. Вокруг — каменные чаши с огнём. Пламя в них горело неестественно ровным оранжевым светом, без всполохов, без теней. Будто кто-то выключил физику и забыл сказать.

— Поговорим?

Голос низкий, хрипловатый, будто сквозь сигаретный дым и века усталости.

Из-за статуи вышла женщина.

Её платье колыхалось, словно соткано из живого пламени — то алое, то медное, то почти чёрное. Волосы, тяжёлые и густые, будто сплетённые из осенних листьев, ниспадали до пояса. Но больше всего пугали глаза. Чёрные, как смоль, но с отсветами золота — будто в них застыли крошечные угольки, готовые вспыхнуть в любой момент.

Я медленно поднялась, стараясь не делать резких движений. Руки дрожали, но я сжала кулаки — пусть лучше ногти впиваются в ладони, чем эта… сущность увидит мой страх.

— Вы кто? — голос звучал хрипло, будто я неделю не пила воды.

Женщина усмехнулась.

— Я — Омела. Дух осени.

Её губы растянулись в улыбке, но в ней не было ни тепла, ни дружелюбия. Только высокомерие, граничащее с презрением.

— И ты — в моей обители.

Я огляделась. Тёмный зал, освещённый лишь теми странными чашами. Ни окон, ни явных выходов. Только статуя, огонь… и эта женщина, которая называла себя духом.

— Мечта сектантов, — вырвалось у меня прежде, чем мозг успел подключить режим «выживание».

Омела вспыхнула — в прямом смысле. Пламя на её платье взметнулось выше, осыпая искрами.

— Как ты смеешь, смертная?! — её голос раскатился эхом, ударив в стены, в потолок, в мои барабанные перепонки. — Ты в месте, куда не ступала нога людей!

Я стиснула зубы. Ладно, надо играть по её правилам — хотя бы пока не пойму, как отсюда выбраться.

— Простите, — фальшиво улыбнулась я, складывая руки в молитвенном жесте. — Я просто… в шоке.

Она изучающе посмотрела на меня, потом вдруг рассмеялась — резко, без радости.

— Ты — Элири. Дар миру Ширеан и Западному князю.

— Дар? — я почувствовала, как кровь стынет в жилах. — То есть я… рабыня?

— Нет, — её губы искривились в усмешке. — Подарок. Равновесие должно быть соблюдено. Но не волнуйся — никто не сможет принудить тебя к чему-либо. Попробуют — и ты просто переместишься на несколько миль.

Бред. Полный бред. Но пока она говорила, я заметила узкую дверь в тени — почти незаметную. Пять шагов… четыре…

— Ты что задумала? — внезапно спросила Омела.

Я замерла.

Она взмахнула рукой — и мир снова поплыл. Тошнота. Головокружение. Темнота.

Глава 1

Первое, что я почувствовала, проснувшись, — наглые и настойчивые руки на своём теле. Благо поверх одеяла — но всё равно! Я мысленно перебрала всех любовников за последние тридцать лет — ни один не позволял себе такой дерзости с утра. Даже Сергей, тот самый, что считал себя «энерджайзером», предпочитал начинать день с кофе, а не с неуместных ласк.

А потом мозг наконец включился, и я вспомнила: накануне Нового года я поехала к подруге. И это точно не её руки — Наташа с детства терпеть не могла тактильный контакт, даже за бутылку дорогого коньяка не обняла бы меня просто так.

Я резко открыла глаза — и медленно повернулась, столкнувшись взглядом с широко раскрытыми мужскими глазами. Серые. Холодные. Как зимнее утро. В них читалось что-то между удивлением, злостью и… интересом? Сообразив наконец, что здесь что-то не так, я соскочила с кровати.

— Вы кто?! — упёрла руки в боки, стараясь не обращать внимания на то, что волосы торчат в разные стороны, а помятое лицо наверняка напоминает картины абстракциониста.

— Я кто?! — мужчина аж задохнулся от возмущения, грудь вздымалась под ровным загаром, который явно не из солярия. — Я — Сиятельный князь Западных земель! А вот что ты делаешь в моей постели, старая ведьма?

«Старая»?

Ой, ну всё, война.

Он вскочил следом за мной — и тут я обнаружила, что мужчина полностью голый, если не считать полотенца, едва прикрывающего «самое интересное». Литые, тренированные мышцы — твёрдые даже на вид, высокий рост, иссиня-чёрные коротко стриженные волосы. Красивое лицо, которое не портил даже небольшой шрам у правого виска.

«Будь я лет на десять моложе — этот экземпляр уже красовался бы в моей «коллекции».

Я так засмотрелась, что смысл его слов дошёл до меня только через несколько секунд.

— …Ведьма?

А потом — бац! — осознание.

Или это сумасшедший сон? Или я сошла с ума? Или Натка решила побаловаться и подсыпала мне чего-то в шампанское? Взгляд упал вниз — и я увидела, что стою в длинном синем платье, напоминающем наряды из восемнадцатого века. Туфли на низком каблуке, кружевные манжеты… Такого в моём гардеробе не было даже в девяностые!

— Что за…

В воздухе раздался шелестящий смех — будто кто-то невидимый наблюдал за этим цирком.

Пока я размышляла о превратностях судьбы, князь, если это действительно он, медленно приближался. Его серые глаза сузились, будто оценивая добычу — не взгляд человека, а холодный расчёт хищника. Я заметила это слишком поздно — он уже был в паре шагов, и от него пахло чем-то древесным и опасным, как лес перед грозой.

— Э-э-э, стойте! — я бочком попятилась, пытаясь сохранить дистанцию, но...

Туфля наступила на подол платья с противным шуршащим звуком.

— Ой!

Руки беспомощно взмахнулись, я потянула за собой ткань и с ужасом осознала, что в попытке сохранить равновесие вцепилась в его полотенце. Ткань слетела с его бёдер, обнажая самое интересное, сказать по правде, там было на что посмотреть.

Но падать мне не пришлось — он поймал меня в нескольких сантиметрах от пола. Его руки обхватили мою талию, пальцы впились в ткань платья так, что я почувствовала каждый сустав сквозь тонкую материю. Ожидаемого знакомства с холодным мрамором не произошло. Он вернул меня в вертикальное положение, придерживая за руки.

А потом...

Правое предплечье под его ладонью вдруг загорелось. Не по-настоящему, конечно, но ощущение было, будто кто-то прижал к коже раскалённую монету. Боль пронзила руку белым огнём.

— А-а-а! — мне не удалось сдержать крик боли.

Он резко отдёрнул руку, и я увидела, что его пальцы светятся лёгким голубоватым сиянием, как северное сияние в миниатюре. Свет пульсировал в такт его учащённому дыханию. Лицо князя потемнело, будто на него набросили тень. Губы искривились в оскале, обнажив слишком ровные, слишком белые зубы.

— Ведьма, — прошипел он, и в этом слове было столько первобытной ненависти, что я невольно съёжилась, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

Теперь он смотрел на меня не как на незваную гостью, а как на врага. Как на что-то, что нужно уничтожить. А я всё ещё не понимала, что, чёрт возьми, происходит. Но одно знала точно: если это сон, то пора уже просыпаться. Если нет... то мне очень не повезло.

То, что произошло дальше, я могу объяснить только своей больной фантазией — или тем, что Ната всё-таки подмешала в мой бокал что-то запрещённое. Но реальность оказалась куда страннее любых галлюцинаций.

Он изменился.

Прямо у меня на глазах. Кожа на его руках и шее покрылась чёрной чешуёй, будто драконья броня, с лёгким металлическим отблеском. Зрачки сузились в вертикальные щели, как у кошки перед прыжком. А из пальцев — о ужас! — выросли длинные стальные когти, блестящие, как только что заточенные лезвия.

Я замерла, сердце бешено колотилось в груди.

"Ну всё, — думала я, — сейчас меня превратят в фарш."

Но вместо того, чтобы разорвать меня на куски, он резко провёл когтями по моей правой руке — от плеча до запястья. Ткань платья расползлась по швам с характерным шуршащим звуком. Я зажмурилась, ожидая боли... но кожа осталась нетронутой.

Он уставился на мою оголённую руку с таким выражением, будто я украла у него последнюю конфету. Я тоже решила взглянуть — и обомлела. На том самом месте, окружённая покрасневшей кожей, светилась чёрная татуировка — замысловатый узор, напоминающий переплетённые ветви. Он пульсировал слабым золотистым светом.

— Омела, — глухо зарычал он, и в его голосе прозвучало что-то между ненавистью и... разочарованием? Как будто он надеялся на что-то более впечатляющее.

Снова схватив меня за руки, он притянул к себе так близко, что я почувствовала его дыхание — горячее, с лёгким оттенком чего-то пряного, как дорогой виски. От этого сочетания силы и аромата у меня слегка закружилась голова.

— Это и есть дар? — пророкотал он, оценивающе оглядывая меня с ног до головы. — Старая. Слабая.

Глава 2

На улице царила та глухая, беспросветная ночь, когда даже луна, словно испугавшись метели, спряталась за плотной пеленой туч. Ветер выл, как голодный зверь, кружа между обледеневших домов, а снежные вихри танцевали безумный вальс, засыпая всё вокруг. Холод пробирался под одежду, цеплялся за кожу ледяными когтями, и казалось, ещё немного — и лёд сковал бы даже кровь в жилах.

Я шла, спотыкаясь о сугробы, и стучала в каждую дверь, умоляюще сжимая в окоченевших пальцах последнее, что у меня оставалось — пару серёжек и тоненькую цепочку.

— Откройте… пожалуйста… я заплачу! — просила, стуча в очередной дом.

Но дома молчали, будто вымерли. То ли люди боялись ночных гостей, то ли сама метель заглушала мои удары. Через полчаса я перестала чувствовать левую ногу — та самая туфля, запущенная в мужчину, теперь казалась роковой ошибкой. Тело деревенело, суставы скрипели, словно ржавые петли, и я уже представляла, как превращаюсь в ледяную статую, которую весной найдут местные ребятишки.

Остался один дом — самый крайний, будто приткнувшийся к каменной стене в надежде, что та его прикроет от непогоды. Он выглядел так, словно его последний житель умер лет сто назад, а с тех пор здесь хозяйничали лишь ветер да всякая живность. Стены покосились, окна зияли чёрными дырами, а дверь висела на одной петле, держась исключительно на силе привычки.

— Ну хоть тут меня никто не прогонит… — хрипло рассмеялась я и, собрав последние силы, толкнула дверь плечом.

Та не поддавалась, будто обидевшись на наглую посетительницу. Пришлось навалиться всем весом — и тогда, с душераздирающим скрипом, вход «великодушно» разрешил мне войти.

Внутри было ненамного теплее, чем на улице. Ветер свободно гулял по первому этажу, завывая в разбитых окнах, а с потолка капало, словно дом плакал от моего вторжения.

— Ладно… наверх, — прошептала я, хватаясь за скрипучую лестницу.

Доски стонали под ногами так громко, что, казалось, вот-вот развалятся в труху и отправят меня прямиком в подвал. Но с каждым шагом становилось… теплее? Странно. И ещё страннее — лёгкий шорох сверху, будто кто-то спешно прятался.

— Э-эй… — неуверенно позвала я, уже жалея о своей идее. — Тут есть кто-то живой? Или… не совсем живой?

Ответом мне стал резкий скрип половицы — и в следующее мгновение что-то твёрдое и тяжёлое обрушилось мне на голову.

Последнее, что я успела подумать перед тем, как сознание уплыло в тёмную пучину:

«Чёрт… а ведь тот агрессивный мужик был хоть привлекательный…»

Очнувшись, я поняла, что меня связали. Впрочем, верёвки были натянуты не слишком туго — если постараться, можно было легко освободиться. Почему-то это даже задело моё самолюбие.

«Неужели я так мало внушаю страха?»

Надо мной возвышались трое странных существ, рассматривая меня с любопытством, смешанным с подозрением.

Первая — зелёная девочка лет тринадцати, с острыми клыками, торчащими из-под пухлой нижней губы. Её волосы цвета молодой листвы были собраны в неаккуратные хвостики, а взгляд пылал неестественным для ребёнка решимостью.

Рядом с ней ёрзали двое помладше — странные, но почему-то обаятельные чудики, лишь отдалённо напоминающие людей.

Девочка лет восьми-десяти, с огромными ушами, как у летучей мыши, мясистым носом-кнопкой и крошечными, словно бусинки, глазками. Её пальцы нервно перебирали подол платья, расшитого какими-то подозрительно блестящими нитками.

А рядом — мальчик, её точная копия, только ещё меньше. Его уши смешно шевелились, когда он наклонял голову, разглядывая меня с открытым любопытством. На вид — не больше пяти.

— Ты ведьма? — грозно нахмурила брови зелёная девочка, стараясь придать своему голосу взрослую суровость.

Я почему-то не испугалась. Да, они выглядели непривычно и даже слегка отталкивающе, но в их глазах не было зла — только детская серьёзность и капля страха.

— Не «ты», а «вы», — поправила я на автомате. — Дети, не балуйтесь, развяжите меня, пожалуйста. Извините, что вошла без спроса — думала, дом заброшен.

Затем меня осенило.

— А где ваши родители?

Вот родители таких «милых» созданий вполне могли внушить ужас.

— А у нас нет родителей! — тоненьким голоском пропел мальчик, радостно подпрыгивая на месте. — А почему ты в одной туфле?

— Виарель! — предостерегающе прорычала зелёная девочка, хватая его за руку и отодвигая подальше от меня. — Мы тебя развяжем, только когда убедимся, что ты не ведьма.

— И как это доказать? — приподняла бровь я.

— У нас на доме защита стоит, — важно пояснила она. — Отец мой ещё ставил. Если в течение часа тебе не станет плохо и не появится желание скорее уйти — значит, зла не замышляешь.

— А ведьма или нет — это Мирелия скажет, — добавила она, указывая на ушастую девочку, выступившую вперёд.

Страшненькая, но удивительно симпатичная, она присела рядом со мной на пол, выдернула волосок из своих жиденьких волос и ловко обвила им моё запястье.

Я скосила взгляд, ожидая чего-то жуткого — вспышки, дыма, хотя бы покалывания...

Но ничего не происходило.

— Ну и? — нетерпеливо спросила зелёная девочка.

Мирелия надула щёки.

— Ничего не понятно.

— И что дальше? — не удержалась я от вопроса. Лежать на не самом тёплом деревянном полу было некомфортно — сквозь щели в досках поддувало холодом. Конечно, я могла бы встать и сама снять эти верёвки (они уже натирали запястье), но... Пугать детей — последнее дело.

— Странная ты, — фыркнула зелёненькая девочка, скрестив руки на груди. — Кто ж не знает, что волос эльфа сущность показывает?

"Эльфа?!"

Я едва сдержала возглас изумления. Мои глаза непроизвольно расширились, пока я разглядывала Мирелию — эту маленькую ушастую, больше похожую на Чебурашку, чем на благородных эльфов из прочитанных мною некогда сказазок. Так вот как выглядят эльфы в этом мире?

Пока я размышляла о превратностях судьбы (ещё вчера утром я доделывала отчёт, а сегодня связана в доме, полном странных существ), волосок на моём запястье вдруг дрогнул.

Глава 3

Как только дверь захлопнулась за стражниками, в комнате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра, гулявшего на первом этаже. Я стояла, прижавшись спиной к холодной каменной стене, и медленно поднесла дрожащие руки к лицу.

Кожа…

Совершенно гладкая. Ни морщинки, ни тени усталости — лишь мягкое юное тепло под пальцами. Я провела ладонями по щекам, по шее, ниже — всё было упругим, свежим, будто годы стёрлись одним взмахом невидимой кисти.

— Неужели мне снова двадцать? — прошептала я, и голос прозвучал непривычно звонко.

Гара, прислонившись к стене, наблюдала за мной с любопытством.

— Не знала, что в нашем доме хранился чёрный вивиарн, — протянула она, кивнув на моё ожерелье. Её голос звучал непринуждённо, но в глазах мелькнула тень чего-то… настороженного.

— Это мы спрятали, — сказала Мирелия, открыто улыбаясь.

Только сейчас до меня дошло с пугающей ясностью: эта штука сама набросилась на меня — и после этого мир перевернулся.

— Что это такое? — резко спросила я, снова и снова нащупывая застёжку. Но металл, холодный и живой, будто дразнил меня — никаких зазоров, никаких щелей, только идеально гладкая поверхность, плотно облегающая шею, словно вторая кожа.

Мирелия вздохнула и дёрнула острыми ушами — точно кошка.

— Вивиарн, — терпеливо пояснила она, словно объясняла ребёнку, почему небо синее. — Эльфийский металл. Из него делали артефакты и накопители. Папа говорил, что после исчезновения Шейссера он стал дороже королевской короны.

— Вы вроде объясняете, но почему-то не становится понятнее! — фыркнула я, сжимая кулаки от досады. — Я не знаю, кто такой Шейссер! Лучше помогите снять эту штуку, пока она меня не задушила!

Мирелия склонила голову набок, уши её дёрнулись ещё раз — теперь уже с оттенком раздражения.

— Откуда ты, если не знаешь простых вещей?

— Мирелия! — вздохнула Гара, закатив глаза так выразительно, что, казалось, они вот-вот останутся смотреть в потолок навсегда. — Она же Элири. А духи всегда приводят дар из других миров.

Она ловко подошла ко мне, пальцы её скользнули по моей шее, нащупывая что-то у самого основания ожерелья.

— Мама перед сном часто рассказывала мне сказки, — тихо проговорила она. — О духах и светлых душах, способных зажечь свет даже в самых тёмных сердцах.

Ожерелье дрогнуло, на мгновение вспыхнув тусклым синим светом, но не расстегнулось.

— Но когда-то давно такие дары перестали ценить, — продолжила Гара, отводя взгляд. — На них начали охотиться. Если удавалось поймать Элири — её забирали. И тогда… светлая душа погибала. Потому что жадность, злоба и чернота сердца убивали её.

По спине пробежал ледяной холод.

— Прекрасная сказка, — ответила я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Прямо перед сном — самое то.

Что-то мне не нравились такие «сказочки».

И ещё больше не нравилось, что я, похоже, и есть этот самый «дар».

А стать чьим-то трофеем я совершенно не планировала.

Особенно если трофей — это я.

— Гара, а как вернуться назад? — голос мой звучал неестественно тонко, словно не мой собственный. Я сжала кулаки, ногти впивались в ладони — эта слабая надежда была последним якорем, связывающим меня с привычным миром.

— Никак.

Она произнесла это так просто, будто сообщала о погоде, и в последний раз нажала на украшение. Ожерелье соскользнуло с моей шеи, звякнув ей в ладони, как капля воды в пустом колодце.

— Все знают, что для Элири пути назад нет. — Гара перевернула вивиарн на свет, и синие прожилки в металле вспыхнули, осветив её серьёзное лицо. — По легендам, Элири становятся частью нашего мира.

Пока она рассказывала, я разглядывала свои пальцы — обычные, знакомые, но... чужие. Может, Гара просто ребёнок, пересказывающий сказки, в которых правды — на пару слов? Или всё это кошмар, от которого я вот-вот проснусь?

Нет. Нужен достоверный источник.

— Дети, а в городе есть общественная библиотека? — спросила я, стараясь звучать спокойно.

— Какая? — спросила Мирелия, наморщив нос.

— Место, где можно книги бесплатно читать. — Моё сердце бешено колотилось — неужели в этом мире даже этого нет?

— Таких нет. Можно только купить. Ну или... — Гара бросила на меня взгляд. — Пропуск в княжескую библиотеку добыть.

С этими словами она вышла в коридор, оставив меня наедине с ледяным ветром, пробивающимся сквозь щели. Я медленно спустилась за детьми на первый этаж, и картина открылась удручающая: горы мусора, смешанного с обломками когда-то дорогой мебели; сугробы снега в углах — ветер заносил его через разбитые окна, образуя причудливые узоры на полу; холод, пробирающий до костей, заставляющий зубы стучать в такт шагам.

Дети свернули налево, проведя меня на кухню — если это можно было так назвать. Она выглядела не лучше: две треснувшие деревянные тарелки, тщательно выскобленные до блеска; закопчённый чугунный котёл на литра два, висящий над потухшим очагом; следы плесени по стенам, образующие странные узоры, напоминающие лица.

Я не стала вмешиваться — видно было, что они привыкли к такому, как привыкают к хронической боли.

Осталось только одно — крепко подумать, как мне быть.

Пока дети ловко разводили огонь из обломков старого стула, я размышляла: стоит ли оставаться с ними?

На столе задымился котелок с кашей голубоватого оттенка. Пока дети ели, шумно причмокивая, я прикидывала в уме варианты, как белка перед зимой.

Когда они доели, я сделала глубокий вдох:

— Дети. У меня к вам серьёзный разговор.

Решила говорить на равных — они уже самостоятельные не по годам, как все, кого жизнь пнула сапогом в детстве.

— Я хочу вернуться домой. Но пока буду искать способ, хотела бы пожить у вас. Взамен — помощь, забота, всё необходимое.

Гара отставила тарелку и встала, выпрямившись с неожиданной важностью, как генерал перед битвой:

— Для Элири в любом доме найдётся место. Для нас честь, что выбрали именно наш. Но Элири нет пути назад, это все знают.

Глава 4

Как только мы вышли из лавки гнома, звон монет в моем кошельке приятно отдавался в такт шагам. Виарель то и дело подпрыгивал, пытаясь заглянуть в мой поясной мешочек, которым щедро поделилась Гара.

— Сера, Сера! — не унимался он. — Сколько он тебе дал? Хватит на пирожки? А на мясо? А на...

— Хватит на все, — рассмеялась я, — и даже на сладкие булочки с корицей, если найдем.

Гара шла чуть позади, ее зеленые пальцы нервно перебирали край платья. Когда я обернулась, она быстро опустила глаза, но я уже заметила тревогу в ее взгляде.

— Что-то не так? — спросила я, замедляя шаг.

— Нет... — она покачала головой. — Просто... обычно мы покупаем еду на рынке и готовим дома.

Я хотела возразить, но в этот момент мы вышли на рыночную площадь, и мое внимание переключилось на странное зрелище. Несмотря на обилие лоточников с едой — от дымящихся пирогов до жареных на вертеле птиц — ни одного приличного заведения не было видно.

— Как же так? — удивилась я вслух. — В таком оживленном месте и нет ни одного заведения, в котором можно спокойно поесть?

Гара, шагавшая рядом, объяснила:

— После инцидента с пьяным магом три года назад князь запретил таверны рядом с рынком. Говорят, тогда полквартала в розовый цвет покрасилось.

Мы уже собирались возвращаться, когда на углу следующего квартала я заметила яркую вывеску «Розовый гоблин» с изображением ухмыляющегося зеленокожего человечка. Заведение выглядело вполне прилично: резные ставни, цветы на подоконниках, доносящиеся оттуда аппетитные запахи.

— Вот же отличное место! — обрадовалась я и уже сделала шаг к двери, как вдруг Гара резко схватила меня за руку.

— Сера, нам туда нельзя! — ее щеки приобрели странный салатовый оттенок, что у людей с зеленой кожей, видимо, означало румянец.

— Почему? Выглядит вполне прилично.

Мирелия фыркнула:
— Это заведение для мужчин.

Моя первая мысль — бордель — оказалась неверна, когда Гара, запинаясь, объяснила:

— Хозяин — гоблин Рирра. У него правило: каждый входящий должен выпить «гоблинский фырс». А его могут осилить только настоящие гоблины... или очень-очень пьяные орки.

— И что в нем такого? — не понимала я.

Виарель, до этого молчавший, вдруг серьезно сказал:
— Дядя Торбин пробовал. Потом три дня квакал и чихал радугой.

Гара кивнула:
— После этого напитка люди... меняются. В прошлом месяце один купец уверял, что он — чайник, и пытался залезть на печь.

Я еще раз взглянула на веселое заведение, откуда как раз вываливалась группа хохочущих гномов, один из которых пытался... поцеловать собственные сапоги?

— Пожалуй, поищем что-то другое, — поспешно согласилась я. — Может, есть места с менее... экстремальной кухней?

Гара облегченно выдохнула:
— Через улицу есть «Серебряный лист». Там кормят хорошо, и самое крепкое, что подают, — это травяной чай.

— Идеально! — воскликнула я. — А потом зайдем в лавку и купим...
— МЯСА! — хором прокричали дети, и мы дружно зашагали к более подходящему месту, оставив «Розового гоблина» и его опасные напитки позади.

Мы двинулись дальше, а в моей голове не отпускала мысль о «Розовом гоблине». Я всегда была авантюристкой — в университете первой пробовала экзотические блюда на фестивалях, участвовала в рискованных экспериментах. Мысленно я пообещала себе обязательно заглянуть туда... но, конечно, не сейчас, когда на мне ответственность за троих детей.

Через десяток метров на глаза попалась новая вывеска — «Драконий жар», украшенная резным изображением огнедышащего дракона. Я потянула детей к входу, хотя Гара и Мирелия почему-то заметно нервничали.

Широкая дубовая дверь стояла распахнутой, выпуская на улицу волны аппетитных ароматов: дымка от жареного мяса, пряные нотки каких-то незнакомых трав, сладковатый запах свежей выпечки. Мой желудок предательски заурчал так громко, что проходивший мимо старик в остроконечной шляпе даже обернулся с ухмылкой.

Внутри заведение приятно удивило: столы из темного дерева, отполированные до блеска, медные светильники, мягко освещающие зал, чистые скатерти с вышитыми дракончиками по краям.

— Добро пожаловать в «Драконий жар»! — как из ниоткуда появилась официантка в сером платье и кремовом фартуке. Ее улыбка была такой искренней, что сразу располагала к себе.

Пока мы шли за ней к столику у окна, я заметила, что дети ведут себя странно: Гара сжалась в комок, будто готовая к прыжку, Мирелия беспокойно шевелила ушами, лишь Виарель радостно разглядывал все вокруг.

— Сера... — Мирелия дернула меня за рукав, когда официантка отошла. — Давай уйдем, нам здесь не место.

Ее слова словно обожгли меня. Не «здесь дорого» или «мне не нравится», а именно «не место». Я наклонилась к ним:

— Почему вам здесь не место? — спросила я как можно мягче, хотя внутри все сжалось.

Гара бросила вызывающий взгляд:
— Разве ты не видишь?

Я осторожно взяла Гару за руку:
— Ты же знаешь, что всё здесь мне ново. Объясни, пожалуйста.

После долгой паузы она прошептала:
— Хорошо... но давай дома.

Это была маленькая победа — она согласилась на диалог. Я внутренне была готова к подростковому бунту и незаметно выдохнула.

Мы заказали: горячий мясной бульон с местными травами, свежий хлеб с медовым маслом, ягодный пирог на десерт.

Наблюдая, как дети едят, к моему удивлению, весьма аккуратно, я размышляла. Их манеры выдавали хорошее воспитание. Кем же были их родители? Как они оказались одни в этом полуразрушенном доме? И главное — почему все в этом заведении смотрят на них свысока?

Ответы на эти вопросы, я чувствовала, будут ключом ко многим тайнам этого мира... и наших с детьми отношений.

После обеда я пересчитала оставшиеся монеты. Одиннадцать фенту — по моим меркам, совсем недорого за такой сытный обед на четверых. Виарель, наевшись до отвала, теперь сонно потирал глаза, а Мирелия аккуратно складывала в узелок остатки пирога «на потом».

Глава 5

— Здравствуйте, — произнесла я, делая шаг вперёд и стараясь прикрыть детей собой. Мой голос прозвучал громче, чем я хотела, — напряжение давало о себе знать. — Мне нужно узнать цены.

Женщина за прилавком не сразу ответила. Она медленно сложила руки на груди, обтянутой плотным рабочим платьем, и пристально посмотрела на Гару, изогнув тёмную бровь. Её глаза, казалось, пронзали нас насквозь.

— Кто это с вами? — спросила она холодно, без намёка на дружелюбие.

Гара ответила быстро и уверенно:

— Это Сера, моя дальняя родственница по маминой линии.

Девочка улыбнулась, но я заметила, как её пальцы дрожали, когда она прятала их за спину.

«Боже, Штирлиц никогда не был так близок к провалу», — подумала я.

Нас могли принять за родственников только под воздействием алкоголя. Гара была полуорчанкой: кожа цвета молодой листвы, острые клыки и тёмные волосы, собранные в небрежный хвост. Я же была бледной, с прямыми чёрными волосами и внешне никак не могла быть её родственницей.

Позже я узнала, что отец Гары был чистокровным орком. Он покинул общину в поисках лучшей жизни, стал кузнецом и встретил хрупкую девушку с упрямым подбородком. Они поженились, несмотря на осуждение со стороны семьи матери Гары.

Родня Гары отвернулась от неё. Они считали брак с орком позором. После смерти родителей бабушка и дедушка не желали видеть внучку. Они даже не помогали ей, но хотя бы не пытались отобрать дом или усложнить ей жизнь.

— Столько времени прошло, ишь ты, всполошились, — великанша громко рассуждала, будто комментируя погоду, но её бас разносился по всей лавке. — Небось, на детском горе нажиться решили.

Гара подняла голову, и её глаза запылали.

— Сера не знала, что папы с мамой больше нет! — выпалила она с упрямством, которое, вероятно, унаследовала от матери.

Женщина смутилась, но лишь на мгновение.

— Ладно, мы, наверное, зайдём в другой раз, — поспешно сказала я и, схватив младших за руки, вывела их на улицу. Колокольчик над дверью зазвенел, провожая нас.

На улице мы быстро свернули в узкий проулок между высокими домами. Там пахло дегтем, древесной стружкой и чем-то кислым — видимо, кто-то недавно вылил помои. Дети шли молча, даже самые болтливые притихли, словно чувствуя, что сейчас не время для вопросов.

Я оглянулась, прислушалась — ни шороха, ни шагов. Только где-то вдали кричал уличный торговец, да ворковали голуби на карнизах.

— Итак… — наконец разрядила тишину я, сложив руки на груди. — Что это сейчас было и почему вы меня заранее не предупредили?

Гара вздохнула, переминаясь с ноги на ногу.

— Сера… — начала она, понизив голос. — Я же тебе говорила — нельзя никому рассказывать, кто ты на самом деле.

— Это я помню, — нахмурилась я, — но почему именно родственница? Не хочу тебя обидеть, но… мы с тобой, как бы это сказать… ну, совсем не похожи.

Гара усмехнулась, проведя рукой по своим острым клыкам — наследству отцовской крови.

— Мамина семья — из дальнего торгового города, — быстро зашептала она, — там люди… другие. Светлее. Так что вопросов быть не должно.

Она оглянулась, хотя вокруг никого не было, и добавила уже тише:

— Акория… Она добрая, хоть и степнячка, но… Если бы мы сказали, что ты нам не родственница и мы знакомы всего день, она бы не отстала. А говорить, что ты Элири… Ты же знаешь, у степняков свои понятия о «правильном».

— Да уж… — промелькнуло у меня в голове. Степные орки не особо жаловали магию, а уж тем более — магию, связанную с Элири.

— Спасибо, Гара, — кивнула я, — но впредь — предупреждай заранее. Если возможно.

— Обещаю, — девочка улыбнулась, и мы пожали руки, словно заключая договор.

Инцидент был разрешён. Мы покинули переулок, обойдя лавку плотника, откуда доносились звуки ударов молотка и запах свежей древесины, и направились к стекольщику, надеясь, что там нас ждёт больше удачи.

Лавка стекольщика оказалась гораздо более живописной, чем я ожидала. Снаружи здание выглядело непримечательно — маленькие пыльные окна казались слишком узкими для мастера, работающего со светом и прозрачностью. Но когда мы вошли внутрь, я была поражена.

Внутри было настоящее разнообразие. Сотни стеклянных изделий переливались всеми цветами радуги, отражая скупые солнечные лучи, которые проникали сквозь грязные окна. Здесь были:

витражи с замысловатыми узорами;
хрупкие фигурки фантастических существ;
сосуды причудливых форм;
даже целые стеклянные цветы, чьи лепестки казались нежнее настоящих.

Я боялась сделать вдох, не говоря уже о том, чтобы сделать шаг. Мы с эльфами крепко держались за руки и пытались представить, сколько будет стоить случайно разбитый экспонат. В этом мире качественное стекло должно было стоить целое состояние.

Из глубины лавки появился сам мастер — человек моего роста, но одетый в настолько яркую и пёструю одежду, что от этого буйства красок слезились глаза. Его жилет переливался всеми оттенками радуги, а брюки были настолько ярко-зелёными, что могли бы посоперничать с весенней листвой.

Выслушав мои скромные пожелания, он назвал сумму, от которой у меня похолодели пальцы — половину наших сбережений! Пообещав подумать, я поспешно вывела детей на улицу. Обсуждать такие траты с Гарой при стекольщике как-то не хотелось.

— Сера, это лучший стекольщик в Аваре, — пояснила девочка, когда мы отошли. — Даже для дворца делает заказы.

— А нет ли здесь мастера попроще? — вздохнула я. — Нам бы что-нибудь поскромнее, главное, чтобы не дуло. Красота — дело наживное.

Гара задумалась, затем нерешительно ответила: «Есть один... К нему редко ходят, но Рорых делает недорого и качественно».

— Почему к нему редко обращаются? — насторожилась я, уже наученная горьким опытом неожиданных «сюрпризов».

— Он орк, — просто сказала Гара, как будто это объясняло всё. — Нас, как и эльфов, на Драконьем материке не особо жалуют. А уж к орку-стекольщику... Многие просто не верят, что он может делать хорошее стекло.

Глава 6

Орк меня пугал, но я не могла не заметить его удивительную аккуратность. В мастерской царил идеальный порядок: каждая вещь лежала на своём месте. Стеклянные заготовки были рассортированы по цветам и размерам, инструменты висели на специальных крючках, а рабочая поверхность сияла чистотой. Опилки на полу лежали аккуратными кучками, словно кто-то специально их разметил.
— Ну что, мелкие, кого вы мне на этот раз притащили? — усмехнулся он, ставя закопчённый чайник на странный плоский камень с рунами.
— Драконий камень, — с гордостью пояснил он, увидев мой интерес. — Держит тепло целый день. Подарок от одного клиента.
Я осторожно представилась:
— Здравствуйте, Рорых. Меня зовут Сера, я родственница Гары по материнской линии.
— Это хорошо. Это правильно, — одобрительно сказал он, расставляя на столе простые, но аккуратные угощения: лепёшки, мёд и сушёные ягоды. — Неправильно, когда семья от сироты отворачивается. Дети не должны платить за решения родителей.
Разливая по стеклянным кружкам ароматный отвар, он ловко управлялся своими огромными руками, не пролив ни капли. Я залюбовалась причудливыми гранями сосудов. Если это его работа, то непонятно, почему к нему не выстраиваются очереди из клиентов. Стекло переливалось янтарём, играя на свету замысловатыми узорами.

— Рорых, — сказала я, отпив немного удивительного напитка, который одновременно освежал и успокаивал. — У нас к вам дело. Нужно застеклить окна в доме для детей.

— Конечно, я помогу! — сразу ответил он, и его морщинистое лицо озарилось улыбкой, обнажив внушительные клыки. — Я давно предлагал Гаре, но она отказывалась. Если бы мог, сделал бы без разрешения, но защиту Ором поставил отличную — без желания владельца ничего не поделаешь. Нужно только точные замеры сделать.

Он укоризненно покачал головой в сторону девочки, которая беззаботно дожевывала лепешку, не обращая на него внимания. Махнув рукой, словно смирившись с её беспечностью, он отправился вглубь мастерской за инструментами.

Пока его не было, я внимательнее осмотрела помещение. На полках стояли стеклянные изделия: фигурки животных, сложные геометрические композиции и даже миниатюрная модель корабля с тончайшими парусами. В углу висел небольшой витраж с изображением солнца, который явно требовал большого мастерства. Почему такой талантливый мастер живет в этом захолустье? Ответ был очевиден — предрассудки сильнее любого искусства.

Пока Рорых копался среди инструментов, я решила задать Гаре вопрос, который давно меня волновал:

— Гара, почему ты отказывалась от помощи?

Она закусила губу, размышляя, и провела пальцами по запотевшей кружке.

— Рорых добрый, — прошептала она тихо. — Но нельзя постоянно пользоваться чужой добротой. Если бы в доме не осталось ни одного целого окна, я бы согласилась, но только чтобы дети не мёрзли.

Я невольно улыбнулась этой детской, но зрелой принципиальности.

— Достойная позиция, — кивнула я. — Ещё один вопрос... Я быстро оглянулась, убедившись, что Рорых занят. — Почему дом в таком состоянии, если его нельзя изменить без желания хозяина?

Едва Гара открыла рот, чтобы ответить, как раздался низкий, рычащий голос Рорыха:

— Дом запитан магией! — Он возник словно из ниоткуда, его тень накрыла нас. — Защита слабеет, пока хозяин не делится с домом энергией. Дети, конечно, стараются, но... Он развёл руками, и в его жесте было что-то трогательно-беззащитное. — Они же дети. Много ли они могут дать? Пока дом оставался без присмотра, нехорошие люди вынесли все ценные вещи и устроили погром. Он прищурился, глядя на меня. — Ты из деревни? Раз не знаешь таких простых вещей? Хотя речь у тебя... грамотная.

Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Меня удивило не только его знание, но и манера речи — этот орк явно получил образование, не соответствующее стереотипам о его расе. Но свои мысли я предпочла оставить при себе.

— Сера не из деревни! — резко вмешалась Мирелия, надув щёки. — Она просто не знала, что можно навредить магическому дому. Она ведь не всё о нас знает!

Рорых снисходительно улыбнулся, и на этом разговор был окончен.

Покидая мастерскую, я не могла не отметить, что знакомство с этим орком принесло мне только положительные эмоции. Нас угостили восхитительным травяным чаем, мы получили ценную информацию о доме, а Рорых любезно согласился донести нашу тяжёлую корзину.

Моё настроение улучшалось с каждым шагом, пока мы не приблизились к дому.

Возле нашего жилища я заметила подозрительных личностей. Их грязные плащи и нервные движения вызвали у меня тревогу. Но самое странное — когда они увидели нас в сопровождении массивного орка, они мгновенно скрылись в переулках.

Это внезапное исчезновение беспокоило меня больше, чем само их присутствие.

— Гара, кто это был? — спросила я, не откладывая разговор в долгий ящик, пока странные личности не скрылись из виду.

Девочка вздохнула, перекладывая покупки:
— Это братья Гильс. Они уже месяц ходят, уговаривают продать дом. — В её голосе звучала усталая покорность, будто она уже смирилась с этим ежедневным ритуалом.

Рорых, услышав это, громко фыркнул, но ничего не сказал, сосредоточившись на замерах окон. Его огромные руки удивительно ловко орудовали крошечной рулеткой, а в маленькую кожаную книжечку он записывал цифры с сосредоточенностью учёного.

Когда замеры были закончены, я решила перейти к главному:
— Во сколько нам обойдётся остекление? — спросила я, наблюдая, как он аккуратно закрывает свою записную книжку.

— Я сделаю бесплатно, — отрезал он, и в его тоне звучала сталь, не оставляющая места для возражений.

Я скрестила руки на груди:
— Нет, Рорых, так не пойдёт. Озвучь цену. У нас есть деньги, и последнее я точно не отдам — мне ещё детей кормить.

Орк оценивающе посмотрел на меня, его маленькие глазки-щёлочки прищурились. Казалось, он взвешивал не только мои слова, но и саму мою суть. Наконец, кряхтя, он сдался: