Белая комната

Глава 1. Там за стеной танцевали тени*

Конец лета. На границе августа и сентября. Когда дни ещё тёплые, но в вечернем воздухе уже чувствуется прохладное дыхание осени. В это время свет становится мягче, тише: солнце не жжёт, а будто гладит золотым лучом траву и крыши домов. Ночами туман стелется низко, в него погружается всё вокруг. Так предметы кажутся ближе, теряют привычные формы, словно природа хочет укрыть всех и вся от наступающих холодов.

Такое время бывает между влюблёнными: отзыв в сердце ещё есть, но перемены уже неотвратимы.

Вот и сегодня, солнце, за стенами домов, будто катилось вниз по небу. Никита не видел его, но знал: когда оно упадёт, вместе с ним обрушится ночь. И в этой ночи, он уверен, места для него уже не останется.

Он — высокий молодой человек с каштановыми волосами. Серый вязанный блейзер, который был заправлен в чёрные джинсы, хоть и объёмный, но подчёркивал нездоровую худобу.

— Я уйду, чтоб не мешать тебе жить! — сказал Никита зло. И, не отдавая себе отчёта в словах, быстрым шагом бросился к выходу. Затем спустился вниз по лестнице со знакомым ощущением, что за ним кто-то наблюдает.

Прохладный вечерний воздух ударил в лицо, когда он выскочил на улицу. Закат уже практически забрал с собой свет дня. Молодой человек с тоской посмотрел на окно второго этажа.

Замерев у двери подъезда, он отчетливо услышал: «Тук-тук... Тук-тук». Сердце билось слишком громко, как будто отбивало ритм. Чётко. Отрывисто. Быстро. Казалось, болезненная пульсация отсчитывала последние секунды.

И вдруг в квартире прозвучал выстрел. Короткий, оглушительный, смертельный.

Мир оборвался.

***

Резкий глубокий вдох и Никита очнулся. Ослепляющий свет врезался в глаза так, что он зажмурился. Молодой человек не сразу понял: «Ссора, закат, выстрел… это сон? Или реальность? Тогда куда всё исчезло?». Одно знал точно: он любил, любит и только что всё потерял.

Никита сидел в кресле, вокруг была странная комната. Сам он в белых широких штанах. От изможденного тела тянулись провода. На маленьком мониторе, у правой руки, мерцали линии пульса. Это сердце толкало жизнь вперёд, неровно и мучительно.

Когда зрение вернулось окончательно, он какое-то время разглядывал себя, будто не узнавал. Затем стал осматривать абсолютно белую комнату: ни дверей, ни окон, свет лился отовсюду ровный и холодный, казалось, исходящий от самих стен. На левой стороне висел огромный экран, а в углу стояло прям на полу зеркало во весь рост. Ощущение, что за ним следят стало более отчётливым.

Никита встал с кресла и подошёл к зеркалу. В отражении — человек, которого он не сразу

узнал: старше, чем есть на самом деле. Плечи стали уже, чем он помнил. Слишком бледный, с заострившимися скулами и тёмными кругами под глазами. Волосы взъерошены, как после долгой бессонной ночи. Губы сжаты. Взгляд уставший, опустошённый, но живой свидетель того, что он всё ещё жив. Выглядел молодой человек так, как чувствовал себя внутри: на грани между человеком и собственной тенью.

Он провёл рукой по шевелюре, словно расчёской.

Только отошёл от зеркала, как неожиданно на середине стены ожил экран. Он не сразу понял, что это не фильм, а запись прошедшего дня, после которого он попал в это странное помещение.

***

Сначала вспыхивает воспоминание: утро того же дня.

Кухню уже ласкают солнечные лучи, заглядывая в разные её уголки. Окно открыто настежь и тянет прохладой. Запах свежесваренного кофе смешивается с лёгким ароматом духов, присущий молодым девушкам.

Никита берёт бутерброд и отпивает ароматный напиток. Лейла сидит в его рубашке, чуть склонив голову. Она поджала ноги, а ладони греет о бокал. Солнечный свет из окна окутал её хрупкую фигуру невесомым одеялом тепла. Волосы густые, тёмно-русые, с мягким блеском, будто в них спряталось летнее солнце. Отдельные пряди иногда падали на щёку, и она машинально убирала их за ухо. Глаза красивые, цвета тёмного янтаря. Внимательный взгляд был всегда пугающим, так как почти проникал в глубины его души. Такая пронзительность давала ощущение, что его прочли как книгу и он не может что-либо утаить.

Улыбка девушки, едва заметная, но в ней было столько тепла, что казалось, она способна растопить даже самый холодный день. Её мягкий голос успокаивал. Такое бывало только в утренние часы, когда дневная суета еще не загружала своими проблемами или ненужными мелочами.

Каждое утро они говорят о своей жизни, об обычных вещах. Тему будущего стараются не трогать, чтобы не потерять ощущение утреннего благоденствия. А может боятся говорить о нём, чтобы не спугнуть счастье. Для этого они оставят день, а лучше вечер: все серьёзные вопросы на потом. Они тогда слушают друг друга, будто впитывают каждое слово, но в тоже время слышат только себя.

Лейла отпила и поставила кружку на стол:

— Знаешь, иногда я думаю… если бы всё остановить на этом мгновении, то было бы идеально.

Он, как обычно, улыбается:

— Ты опять о вечности? — делает глоток и морщится, ни то от горячего, ни то от крепости заваренного кофе. — Лучше давай договоримся: пока есть этот запах кофе и твой смех, я уже в раю.

Она смеётся. Чуть склоняясь к нему через весь стол, тянет губы, вытянутые в трубочку, дожидается ответ губ с той стороны:

— Ты умеешь говорить красивые слова, когда хочешь.

Он, шутливо:

— Это мой единственный конёк?

Она, более серьёзно:

— Я не знаю этого. Ты закрываешься. Будто рядом со мной боишься себя потерять.

Он отвёл взгляд в кружку, как будто там можно найти ответ, и сказал дежурное: «Всё будет хорошо».

Она лишь скептически усмехнулась.

И лишь теперь, глядя на этот кадр, Никита осознал, что именно в этом утреннем ответе, в её разочарованной улыбке и в его пустом обещании «всё будет хорошо», уже было предчувствие вечерней беды.