Белая Лилия

Пролог

Юлию поставили в первый ряд, прямо напротив ворот. Её медные волосы выбивались из-под платка, несмотря на строгий приказ матери заплести косу потуже.

Солнце припекало, пыль лезла в глаза, но вся прислуга, как по команде, стояла выпрямившись, будто бы перед встречей с императором. Старший слуга поместья — строгий, угрюмый человек по имени Захар — уже десятый раз проверял, как стоят девушки и парни, кому-то цыкал, кому-то указывал место.

—Подъезжают! — шепнула Полина, соседка Юлии по спальне, тыча пальцем в поднимающееся облако пыли за дорогой.

— Говорят, столичные… — прошептала другая. — Губернатором сюда сослали. За воровство. Или за подлог.

— А мне мать сказала — заговор! Что он будто бы с декабристами водился…

Юлия слушала вполуха. Взгляд её был устремлён на дорогу. Кареты и повозки, запряжённые в тяжёлых лошадей, приближались с глухим гулом. Слуги ахнули: столько вещей! Да это не простые люди. Уж точно не те, кто готов жить в старом уездном доме.

— Тихо! — резко бросил Захар, подходя к группе болтающих. — Хватит шептаться, будете болтать — пойдёте на кухню полы драить вместо ужина!

Юлия рефлекторно прикусила язык. Папенька никогда не делал поблажек ни ей, ни её матери. Он был суров даже с родными, особенно когда речь шла о порядке и дисциплине.

Пока что она просто смотрела, как медленно останавливаются кареты. И как распахиваются их дверцы, выпуская в пыльный свет новую жизнь.

Из первой кареты вышел мужчина средних лет с седыми висками, но ещё крепкой осанкой. Он выпрямился, вдохнул полной грудью. Словно хотел показать, что рад новой жизни. Его голос прозвучал громко и бодро:

— Ах, какой воздух! Не то что в столице. Где гарь и пыль, а тут — просторы, горы, ветер…

Юлия сузила глаза. Он, видно, старался. Не для себя — для жены, подумала она.

Следом за ним из кареты вышла дама в шляпке с вуалью. Мужчина поспешно подал ей руку. Она едва коснулась его пальцев, окинула взглядом поместье, цокнула языком и сморщила нос:

— Вот ты говорил, Александр, что тут всё приведено в порядок. А это, прости, напоминает летнюю дачу, заброшенную лет двадцать назад. Где газоны? Где садовник? И к слову — запах конюшни чувствуется даже отсюда.

Слуги стояли молча. Кто-то из девок чуть скосил глаза, но быстро опустил взгляд. Захар стоял как камень. Юлия сжала губы.

Мужчина, тот самый Александр Львович, видимо, хотел возразить, но не успел — из следующей кареты донёсся голос:

— Маменька, ну не мучайте папа. Он ведь правда старается, как может.

Голос был ясным, звонким и чуть насмешливым. На крыльцо сошла девушка — лёгкая, как ветер. Она держалась грациозно, улыбка играла в уголках губ.

— А воздух действительно полезен, особенно для Лёвушки. Горный климат —поправит здоровье братца..

Дама хмыкнула, неохотно кивнув.

— Возможно… Возможно. Но всё же, придётся потрудиться.

Александр Львович посмотрел на дочь, и Юлия заметила в его взгляде что-то нежное. Он лишь молча кивнул ей в знак благодарности.

К новым хозяевам приблизился папенька. Он отряхнул ладони и, встав ровно, как на параде, представился:

— Захар, главный слуга поместья. В вашем распоряжении пятнадцать душ: трое мужчин, шестеро женщин, трое кухарок и трое в конюшне.

Барыня — та самая строгая дама — кивнула, едва бросив на него взгляд, и тут же принялась говорить, почти не дожидаясь, когда он закончит:

— Всё понятно. Придётся всё обустраивать с нуля. Мы были вынуждены срочно уехать из столицы и, увы, всех слуг распустили. Мне нужны личные служанки — одна для меня, одна для дочери. Мужу — помощника. И, конечно, учителя для Лёвушки.

Словно в ответ из последней кареты показался бледноватый мальчик лет одиннадцати. Он выглядел усталым от дороги, прищурился на солнце и, не сказав ни слова, подошёл к матери, прижался к её платью.

Юлия сразу поняла — это и есть Лёвушка.

— Есть у меня предложение, барыня, — заговорил Захар. — Моя супруга может послужить вам, а дочь — вашей молодой леди. Они честные, тихие, рук не жалеют.

Барыня кивнула молча.

…

Юлия осторожно шагнула в комнату, неся за спиной коробку с лентами. Перед ней шла молодая барышня — та самая, что говорила про воздух. Её походка была грациозной, платье ловко поднималось с каждым шагом, не собирая ни пыли, ни складок.

— Вот здесь ваши апартаменты, — пролепетала Юлия, немного запинаясь. — Если что-то понадобится — зовите. Я рядом.

Комната была светлая, с окнами на юг. Девушка прошла к туалетному столику, провела пальцем по его поверхности. Лёгкая улыбка коснулась её губ.

— А как тебя зовут? — спросила она, не поворачиваясь.

— Юлия… барыня. Я дочь Захара. Моя матушка — Марфа. Она к вашей маменьке приставлена.

Глава 1.1 Знакомство с уездом

Ужин проходил в гостиной, тускло освещённой лампами и свечами. За окнами начинал опускаться тёплый горный вечер, в доме пахло деревом, старым воском и свежим хлебом. Я сидела напротив матери и, стараясь не смотреть на скривившееся лицо той, ковырялась в еде. Матушка снова жаловалась.

—Это же не жизнь, а ссылка, — восклицала она, то обращаясь к папеньке, то в пространство. — Я прожила при дворе столько лет… А теперь — смотреть, как в комнатах с потолка сыплется известка, и слушать, как мыши скребутся за стеной! Да в Петербурге даже в подвалах уютнее, чем здесь!

Я сдержанно кивала. Мне было жаль мать. Та, что некогда блистала среди фрейлин, привыкла к позолоченным зеркалам и шелковым занавесям, теперь сидела за скромным дубовым столом. Всё её существо протестовало против этой новой реальности, и я чувствовала, как сердце моё сжимается — но спорить было бессмысленно.

Отец, наоборот, держался бодро:

—Зато воздух чистый, — заметил он, разливая чай. — И виды какие! Горы, луга… Наталья, скажи, ведь правда здесь легко дышится?

—Конечно, папа, — улыбнулась я. — Особенно Лёвушке полезно. Он ведь весь день провёл в саду и даже не закашлялся.

Мать только фыркнула и отставила чашку.

— Я рад, что вы с Наташей поддерживаете меня, — вздохнул отец, — потому что мне завтра уже нужно ехать в уездный дом. Начинать вникать в дела.

—Так сразу? — с упрёком спросила мать.

—Таков долг, Анастасия. Я не могу сидеть сложа руки.

Он подозвал Захара, который в тот же миг вошёл с аккуратно перевязанной пачкой конвертов на подносе.

—Вот, — сказал отец, подавая пачку жене. — Не успели приехать, а нас уже приглашают. Вечера, собрания, чайные приёмы. Ты ведь всегда жалуешься на скуку — вот, займись. Сделай этот уезд светским.

—Светским… — повторила матушка с иронией. — Не удивлюсь, если здешние дамы сами себе наливают чай, а из развлечений — скачки на свиньях!

Я рассмеялась:

—Маменька, вы будьте осторожны. Семья, которой вы ответите согласием, непременно пойдёт хвастаться соседям, что барыня из самой столицы выбрала их!

Папенька тоже улыбнулся, впервые за вечер по-настоящему тепло. Матушка вздохнула, но взяла письма, уже разглядывая печати и каллиграфию.

Ужин закончился почти в тишине. Лишь посуда звенела, и за окнами всё гуще сгущались сумерки. Я сидела чуть дольше всех, глядя в чашку с остывшим чаем. В этом новом мире всё казалось зыбким и незнакомым, но внутрименя теплилась слабая, почти неуловимая надежда.

Может, здесь всё и начнётся по-настоящему…

На следующее утро матушка сообщила мне, что откликнулась на одно из приглашений — отставной генерал, старый знакомый нашего отца, устраивает вечер, и следует подготовиться. К тому же, она велела собираться в город — выбрать наряды. Я отложила книгу и кивнула. Сердце защемило от лёгкого волнения: первый выезд в Майков.

Дорога оказалась живописной. Наш экипаж покачивался на ухабах, лошади шагали бодро, и я, приоткрыв шторку, не могла оторвать взгляда от горизонта.

Горные гряды вдалеке, зелёные холмы, пастбища и степь — всё было таким широким, необъятным. Ветер приносил запах свежести, пыли и трав. Внутри меня что-то отзывалось на эту первозданную красоту. Мне казалось, стоит протянуть руку — и я коснусь края нового мира.

«А вдруг здесь начнётся история? — думала я. — Что, если судьба, наконец, распахнёт передо мной двери? Любовь? Приключения? Или, может быть, я просто стану сама собой…»

Матушка, разумеется, не разделяла моего воодушевления.

—Все подходящие женихи остались в столице, — вздыхала она. — А здесь — только военные да помещики, и те, поди, не блещут воспитанием. Наталья, тебе уже пора бы подумать серьёзно о замужестве.

Я промолчала. Мне не хотелось обсуждать женихов, тем более среди степей, которые вдруг казались куда более живыми, чем все балконы Зимнего дворца.

В ателье в Майкове царила пыльная простота. Местная мода и впрямь оставляла желать лучшего. Мы с матушкой переглянулись — и почти ничего не купили. Но когда я увидела платье из лёгкой ткани, украшенное народным орнаментом — тонкие золотистые завитки по бордовой кайме — что-то щёлкнуло во мне. Я попросила примерить.

— И это ты выбрала? — матушка изогнула бровь. — Для бала?

— Не обязательно для бала, — сказала я. — Возможно… пригодится. Когда-нибудь.

Она покачала головой, но ничего не сказала. Мы покинули город с почти пустыми руками. Лишь ветер играл с лентами на коробке, где лежало моё странное приобретение.

И всю дорогу назад я думала о завтрашнем вечере — и о том, как много может начаться с самой простой поездки.

…

На следующий день, когда мы вновь уселись в карету, чтобы ехать на приём, матушка выглядела бледной и раздражённой. Лёвушка простудился, и она провела с ним весь вечер и половину ночи. Теперь же, поглядывая в окно и натягивая перчатки, она едва сдерживала ворчание:

Глава 1.2 Знакомство с уездом

Я сидела за столом, медленно размешивая чай в чашке, и лениво следила, как пар поднимается вверх. После того вечера в доме генерала всё понемногу стало обретать форму.

Елена теперь бывала у нас часто — мы обсуждали моду, которой здесь отчаянно не хватало, пересматривали журналы, присланные из столицы, и, конечно же, снова и снова возвращались к нашему маленькому приключению в оранжерее.

— А если это был какой-нибудь важный господин? — вздыхала она, пряча лицо в ладонях. — Или холостой офицер?

— Тем интереснее, — шутила я. — Будет что вспомнить.

Но в глубине души мне тоже было любопытно: кто же это мог быть?..

Прошла неделя. Казалось, всё начало идти своим чередом. И вот за завтраком отец, между тостом с маслом и свежими письмами, неожиданно поднял взгляд на матушку:

— Анастасия, нам нужно организовать приём. Праздничный вечер. Всё-таки, я вступаю в должность, пора знакомиться с коллегами в более официальной обстановке.

— Конечно, — кивнула она, — только нужно всё подготовить основательно. Не хватало ещё опозориться перед уездом.

Я глянула на отца, а он, чуть улыбаясь, перевёл взгляд на меня:

— И заодно, Наташа, ты должна познакомиться с молодыми людьми. Есть у меня один кандидат… весьма достойный. Думаю, он тебе подойдёт.

Я тут же фыркнула, чуть не пролив чай:

— Мы только приехали, а вы уже ищете мне мужа? Наверное, какой-нибудь уездный проходимец, да?

Матушка строго посмотрела на меня:

— Наталья, не говори глупостей. У твоего отца глаз зоркий. На его выбор стоит обратить внимание.

Я промолчала, но внутри всё бурлило. Я только начинала чувствовать себя свободной, как мне уже хотели подобрать спутника жизни?

…

Позже в тот же день мы с матушкой отправились в Майков. Её, как оказалось, беспокоило состояние мебели и общая обстановка в поместье. Слуга Захар поехал с нами — нужен был мужской глаз и крепкие руки для оценок.

Карета мягко покачивалась на колёсах. Я смотрела в окно, ловя солнечные пятна, пробегающие по полям и рощам. И вдруг — топот, крики, звонкий смех.

Орава казаков пронеслась мимо. Лошади громко фыркали, всадники выкрикивали что-то на бегу, и двое даже заглянули в окно нашей кареты с лукавыми ухмылками.

— Господи, что это?! — воскликнула матушка, прижимая к груди сумочку.

Захар, не моргнув глазом, ответил:

— Казачья вольница, сударыня. Уезд тут на три части делится: аристократы, казаки, да ещё горцы. И, признаться, все три стороны не особо друг друга жалуют. Бывает, ссоры случаются. Но к порядку привыкают.

Матушка всплеснула руками:

— И это называется спокойное место? Александр меня сгубит!

Я не удержалась от улыбки. Столько лет жить в столичном фарфоре — и вдруг оказаться в диком, живом, пёстром уезде…

К счастью, казачья орава осталась позади, и наша поездка прошла без дальнейших потрясений. Местные плотники в Майкове даже понравились матушке. Они были аккуратны, вежливы и с толком подходили к делу.

— Наконец-то хоть кто-то в этом уезде умеет работать руками, — призналась она на обратном пути.

Я лишь кивнула. Пусть хоть мебель принесёт ей немного утешения. А я… я продолжала думать о предстоящем вечере. И о незнакомом кашле в оранжерее.

...

Совсем скоро наступил тот самый праздничный вечер, который так тщательно готовился. Поместье преобразилось: по залам разносился запах свежесрубленных цветов, свечи уже были зажжены, и слуги сновали, поправляя последнее перед приходом гостей.

Я помогала Лёвушке приодеться — наконец-то он пошёл на поправку, и мне было приятно видеть его улыбающимся. Мы спустились вниз, где отец и матушка встречали гостей. Стоило нам появиться, как Лёва тут же отпустил мою руку и юркнул к матушке, позабыв про все манеры.

— Ах, мужчины… — только вздохнула я, качая головой.

В этот момент в главный зал вошёл мужчина— высокий, широкоплечий, с выправкой военного. Его появление словно прорезало пространство. Он двигался неспешно, но в каждом шаге чувствовалась сила и привычка к дисциплине. Лицо — строгое, сосредоточенное, будто он всё время держал в уме десяток задач.

Отец отвлёкся от разговоров и подошёл к нам:

— Позвольте представить: Алексей Семёнович Ордынцев. Один из ключевых людей в уезде. Командует гарнизоном, держит границу. Словом, надёжный человек.

Я сделала лёгкий реверанс. Он кивнул в ответ, и на миг задержал взгляд на моём лице. Не грубо, не вызывающе — скорее… изучающе. Будто искал во мне что-то. Я почувствовала, как щёки едва заметно вспыхнули.

Когда он удалился, отец, понизив голос, заметил:

— Между прочим, он участвовал в подавлении декабристов. Это многое объясняет. После этого его карьера резко пошла вверх. Сейчас без него — ни один серьёзный вопрос в уезде не решается.

Я всё ещё наблюдала за его походкой, за тем, как он держался, с кем здоровался. В нём чувствовалась сдержанная сила, будто за холодной маской прятался вулкан.

Глава 2 Всадник с холодным сердцем

Через несколько дней после бала, за утренним чаем, Захар — наш главный слуга — передал мне конверт. Он склонился с вежливостью и чуть опустил глаза, будто письмо содержало что-то особенное.

—Приглашение, юная госпожа, — проговорил он.

Я развернула бумагу и бегло пробежала строчки. Приглашение было от Зои Кабановой — пухленькой добродушной девушки, с которой мы разговорились на прошедшем балу. Она тоже тогда попала под ехидный прицел Маргариты Пожаровой.

В письме Зоя звала меня на пикник. Её матушка устраивала небольшое выездное угощение «для своих», как она выразилась. В конце письма значилось: "Отец приказал подготовить пару добрых русых лошадок — слышал, что вы в столице любили ездить верхом".

Я остановилась на этих словах. Откуда им известно, что я люблю верховую езду? Я никому об этом не говорила.

Но раздумье прервала реакция отца.

—Езжай, — сказал он, отложив газету. — С Кабановыми стоит дружить. Лошадей уезд держит на них. Казаки своим табуном не торгуют — гордость. А у Кабановых кровь степная, племенная. Для таких, как мы, это единственный надёжный поставщик.

Я кивнула. В глубине души было даже любопытно — выезд, свежий воздух, новая встреча. Кто знает, может, именно там меня ждёт что-то неожиданное…

На пикник мы приехали втроём — я, матушка и Лёвушка. Братец уже достаточно оправился после недуга, чтобы бегать с другими детьми по саду, несмотря на беспокойство матери. Она, как всегда, сетовала на то, что подходящих учителей для него всё никак не найдётся.

Зоя Кабанова встретила нас первой — жизнерадостная, как всегда, она с порога рассыпалась в комплиментах моему наряду для верховой езды. Затем, не теряя ни секунды, повела нас через аллеи поместья к пастбищам.

Сквозь рощицы и пыльные тропинки я заметила: вдали тянулись загородки, а за ними расстилались выхоженные поля, усыпанные копытными следами. Табун то и дело вызывал гулкое эхо в воздухе, будто земля сама отзывалась на топот. Было видно — здесь к лошадям относились с особым усердием.

—Это мои братья табун гоняют, — пояснила Зоя, подмечая мой заинтересованный взгляд. — За поместьем, по оврагам. Говорят, лошадь без ветра — не конь, а пугало.

Братья Зои, как и все Кабановы, были люди рослые, плечистые, немного неотёсанные — настоящие степные гиганты. На вид — простодушные, но, как говорили, себе на уме.

К моему облегчению, среди гостей оказалась и Елена. Она, чуть удивлённо, призналась:

—Меня пригласили неожиданно. Обычно нас с Кабановыми врозь разводят. После той истории с жеребцом…

Я кивнула. Её отец когда-то приобрёл одного из скакунов Кабановых, а тот вскоре пал. С тех пор между семьями шло скрытое напряжение, словно лёгкий дым от старого пожара.

—Надеюсь, сегодня всё пройдёт спокойно, — сказала я, бросая взгляд на ряды аккуратно накрытых столов и весёлую толпу гостей.

— Я тоже, — ответила Елена и улыбнулась. — Хоть раз без подков под сердцем.

На лужайке собралось немало лиц — кого-то я знала, кто-то был мне незнаком. Взрослые, как водится, кучковались возле матушки — обсуждали дела, здоровье, погоду. Молодёжь же разбредалась по группам, кто к угощениям, кто к цветникам.

Но вдруг воздух прорезал ритмичный топот. Из-за рощи, поднимая пыль, выехали несколько всадников. Впереди — братья Зои, широкоплечие и самодовольные, за ними — их отец. Но больше всего меня поразила высокая фигура на чёрном жеребце: Алексей Ордынцев.

Он держался уверенно, с прямой спиной и холодным взглядом. Я вздрогнула от неожиданности, но поспешно отвела глаза.

Мужчины спешились и подошли к собравшимся. Глава Кабановых поприветствовал мою мать — в ответ та вежливо, но с восхищением, отметила масштабы их земель и ухоженность табуна.

—Редко встретишь такое усердие, — сказала она. — У вас тут будто маленькое государство.

Разговор плавно перешёл к Алексею Ордынцеву. Его появление вызвало лёгкое удивление — такие люди нечасто бывают на светских встречах.

—Решил взглянуть на скакунов, — спокойно пояснил он, время от времени поглядывая в мою сторону — И обкатать одного для охоты. Говорят, у Кабановых есть характерные кони.

Отец Зои кивнул и, оживившись, повернулся к нам:

— Мы как раз подготовили несколько лошадей. Кто желает — может проехаться по маршруту, что сыновья обозначили. — И, посмотрев прямо на меня, добавил: — А вам, барышня, кобылица досталась. Белая, с характером. Не боитесь?

Я улыбнулась, чувствуя, как сердце уходит в пятки от волнения… и лёгкой радости.

— В Петергофе нам приходилось укрощать даже турецких лошадей, — рассмеялась я. — Так что с вашей лошадкой, мы как-нибудь поладим.

На это матушка фыркнула и, приподняв подбородок, возмущённо заметила:

—Да, выпускница института благородных девиц, а туда же… лошадей укрощать!

Мужчины весело хохотнули, и глава Кабановых приказал подать лошадей.

Глава 3.1 Горячая степная кровь

Новый учитель быстро прибыл в поместье, и им оказался двадцатипятилетний юноша из мелкой аристократической семьи. У него была утончённая внешность, мягкий нрав и большие очки на носу. Начитанный, вежливый, образованный — он сразу нашёл общий язык с Лёвушкой и начал заниматься с ним ежедневно.

По утрам Павел завтракал вместе с нашей семьёй. Матушка любила расспрашивать его о всяких научных диковинках — она всегда уважала образованных людей, даже если сама не всё понимала из того, что он говорил.

Я заметила, что Елена стала чаще наведываться в наше поместье. В один из вечеров, когда мы остались вдвоём в моих покоях, я всё же не удержалась и спросила напрямую:

—Елена, скажи, ты ведь не просто так здесь каждый день? Что тебе так интересно в наших завтраках?

Елена вспыхнула, но всё же решилась на откровенность. Она выложила всё как на духу:

—Мне очень по нраву Павел… Он такой… такой, каким я всегда мечтала видеть своего суженого. Когда он читает — я чувствую себя героиней романа. Словно попала в другую жизнь.

Я посочувствовала ей. Вспомнился её отец — генерал, прожжённый в походах, с суровым взглядом и жёсткими нравами.

—Только представь, — пробормотала я, — если он узнает о Павле… он в первую же минуту запихнёт его в мортиру и отправит прямиком на Кавказ.

Пока мы обсуждали проблемы отцов и дочерей, в покои заглянул Захар и вручил мне письмо. Я развернула конверт — и узнала знакомый почерк.

—Пожарова… — пробормотала я.

Елена тут же ахнула:

—Она что, приглашает тебя на приём?! Наташа, ты случайно не перешла ей дорогу? Просто так она никого не зовёт. У неё на всех свои причины…

Я растерянно покачала головой.

—Без понятия. Но, видимо, надо идти. Что бы там ни было — я узнаю это только на её балу…

День бала Пожаровой наступил совсем скоро. Елена, прощаясь накануне, крепко сжала мою руку и прошептала:

—Обязательно расскажи, что выкинула эта Маргаритка. Я уверена — что-то недоброе.

Я усмехнулась, но не ответила. Вместо этого выбрала своё любимое платье из столицы — нежного перламутрового цвета, с кружевным воротом и жемчужными пуговками. Пусть знает, как выглядят настоящие дамы.

Если Пожарова и задумала пакость — пусть. Я росла в Петергофе, среди сплетен и интриг. Там интриги были не игрушечными, а настоящими, с последствиями. Так что Маргариткины театральные ужимки меня не пугали. Я уже не девочка, которой можно заткнуть рот надменной усмешкой.

Бал, как и ожидалось от дочери купеческого рода, был роскошным. Прямо в центре города, в родовом доме Пожаровых, собрался весь уезд. Сладкие речи, блеск украшений, шумный смех — всё казалось таким нарочито вычурным.

«Светская львица», — так о ней говорили. Я только усмехнулась, проходя через парадный вход поместья.

Светская львица... Ну-ну. Все львицы быстро становятся не у дел, если слишком много рычат. Настоящие охотницы не шумят — они действуют молча.

Войдя в зал, я тут же наткнулась на саму хозяйку вечера. Маргарита была одета в роскошное тёмное платье с алыми кружевами. Украшения с рубинами дополняли образ, а её светлые кудри подчёркивали контраст — властная, соблазнительная, словно готовая к нападению.

С обманчивой любезностью она отвела меня в небольшую гостевую комнату рядом с залом. Усадила на мягкий диван и, с улыбкой на лице, начала расспрашивать о всякой ерунде — о погоде, новом учителе, цвете моего платья…

Но вскоре разговор, как я и ожидала, плавно свернул в сторону лошадей.

—Говорят, вы прекрасно держались в седле у Кабановых, — заметила она, поправляя прядь волос. — Белая масть вам к лицу… Хотя, конечно, удивительно совпадение. Алексей Семёнович, как раз в тот день, приобрёл жеребца из той же партии. Белая и чёрная — прямо пара, не находите?

Я промолчала.

—Ходят слухи, — продолжила Маргарита, — что господин Ордынцев… подарил вам ту лошадь. Все уши прожужжали. Представьте, какой жест! Белая лошадь… — она усмехнулась. — В нашем уезде такие подарки не делают просто так.

Она изучающе смотрела на меня, как хищник, наблюдающий за дичью. Но я тоже умела улыбаться в ответ.

—Любопытные слухи, — произнесла я спокойно. — Но, как вы знаете, многие слухи беспочвенны.

Маргарита чуть нахмурилась, но больше не настаивала. Слегка фыркнув она поднялась с дивана и удалилась из комнаты.

Я поняла, к чему она вела. Её слова, её наигранное дружелюбие — всё это было лишь ширмой. Поэтому, вернувшись в зал, я с облегчением вздохнула. Но тут же сообразила: Пожарова не отпустит меня так просто.

Весь вечер я была предоставлена сама себе. Но, к моему удивлению, одиночество оказалось не тягостным. Я разговорилась с одной из девушек — дочь губернатора всегда была интересна для уездных светских бесед. И юноши, и барышни с удовольствием вовлекали меня в разговоры — к явной досаде Маргариты.

Глава 3.2 Горячая степная кровь

В дверях, с горделивой осанкой и острым, сверкающим взглядом, появился молодой казак. Светлые волосы, заплетённые в тонкую косицу, серьга в ухе, высокий рост, сильная осанка. Он прошёлся глазами по залу — и когда его взгляд остановился на мне, губы его растянулись в широкой, задорной улыбке.

—Братцы! — выкрикнул он, поворачивая голову в сторону входа. — Давай сюда! Она действительно знатная деваха, как о ней и говорят!

За его спиной, толкаясь и перебивая друг друга, появилась шайка молодых казаков. Одни отбивались от растерянных слуг в коридоре, другие пытались протиснуться мимо своего вожака, чтобы разглядеть меня получше.

С каждой секундой сердце стучало всё громче. Не от страха… от чего-то другого. От чего-то нового, необузданного. Степь ворвалась в зал — и принесла с собой огонь.

—Дела плохи, — прошептала девушка рядом со мной. — Это Гриша Быстрых. Местный смутьян. Лучше уходи, пока не стало хуже.

Я слушала молча, холодно глядя на это представление. На миг мне показалось, что это проделка Пожаровой — выставить меня на посмешище. Но, увидев, как перекосилось её лицо, когда молодой человек ворвался в зал, я поняла — это не её рук дело.

Казак широким шагом направился внутрь.

—Надеюсь, хозяева не осудят нас! — усмехнулся он, входя в самую гущу гостей.

Как хозяйке вечера, Пожаровой всё же пришлось выйти наперерез. Голос её звучал холодно и резко:

—Вас сюда не звали. Покиньте зал.

Казак фыркнул, теребя серьгу в ухе:

—Нас не зовут. Мы сами приходим, когда нужно.

Он едва заметно кивнул. Из-за его спины выскользнула юркая девчонка-казачка, ловко обошла гостей и мягко, но решительно оттеснила Пожарову в сторону. Её лицо перекосилось от злости.

Тем временем казаки, как по команде, рассредоточились по залу. Кто-то перехватывал аристократов, кто-то шептался, кто-то просто стоял, скрестив руки. Они образовали живой коридор, в самом центре которого остались я и Григорий Быстрых.

Парень с ровной походкой направился ко мне. Когда он подошёл вплотную, я ощутила аромат степей и исходящий от него жар. Он был словно дикий зверь — сильный, опасный, но с какой-то игривой искоркой в глазах. Он смотрел на меня без стеснения, открыто, изучающе… но в его взгляде не было злобы. Только юношеский задор.

—Красивая ты, девица. Благородная, как и говорят на базаре, — бесцеремонно заявил он. — Прямо как положено столичной.

Я холодно усмехнулась:

—Вот и сидели бы у себя на базаре, не по случаю одеты, голубчик.

Мой язвительный тон вызвал хохот среди казаков. А Григорий только улыбнулся шире, прищурившись от удовольствия.

—Что вы, что вы, манерам мы тоже обучены… И танцевать умеем, — проговорил он и неожиданно резко подхватил меня за талию одной рукой, другой перехватив мою ладонь. — Всего один танец — и избавитесь от моего общества.

По залу прокатился ропот. Даже Пожарова, до этого холодная и величественная, теперь казалась потрясённой.

Я надела на лицо маску безразличия. Шансов избежать конфликта не было. Тактическое отступление — лучшее, что я могла придумать.

—Хорошо, — кивнула я.

—Вот и славно, — довольно протянул Григорий. — Что замерли, ребятки? А ну-ка, сыграйте что повеселее! — выкрикнул он в сторону музыкантов.

И мелодия началась. Танец одной пары, за которой наблюдал весь зал.

Нежная девушка в чистом наряде — и вульгарный, грубый казак с лёгкой щетиной и в походной рубахе вызывающего красного цвета.

—Насколько я знаю, партнёры должны смотреть друг другу в глаза, — фыркнул он, заметив, что я отвернулась.

— Вы больно умны, — огрызнулась я и всё же подняла взгляд, встретившись с его голубыми глазами.

Я ощущала странное чувство — этот мужчина был дик, груб, но счастлив. Он будто наслаждался моментом. Его ладонь, пусть и шероховатая, в рубцах, была тёплой… такой, что внезапно дарила уют.

Когда танец подошёл к концу, Григорий весело свистнул:

—Леди, вы задели моё сердце! А я бы не прочь повторить этот танец, да хоть прямо сейчас!

В зале раздался новый ропот — ведь все слышали, что он обещал всего один танец…

—Спасибо за танец… Теперь я понимаю, почему ваши кони такие выносливые — им, бедным, не привыкать терпеть дёрганья без ритма и чувства меры, — произнесла я с едкой усмешкой. В надежде прекратить этот цирк.

По залу прокатились сдержанные смешки. А Григорий… он не ответил. Лишь хмуро посмотрел на меня, лицо его чуть изменилось. Будто бы он разочаровался .

Не дожидаясь новых слов, он махнул рукой своим — и казаки покинули зал так же внезапно, как и появились.

Я осталась с горьким послевкусием. Я не люблю конфликты. А этот вечер всё же оказался слишком бурным.

Маргарита подошла ко мне и поблагодарила за спасение вечера. В её словах было немного искренности ия кивнула — и поспешила проститься.

Мне не хотелось оставаться в этом доме ни минуты дольше.

Глава 4.1 Под сенью абрикосов и сабель

После инцидента на балу прошло некоторое время, уезд затих в ожидании новых происшествий. Алексей Ордынцев наведался в поместье по делам уезда, а также отобедал вместе с нами.

Он осторожно поинтересовался, не напугал ли меня тот инцидент с казаками. Я лишь отмахнулась — во дворцах Петергофа и не такое видала.

После обеда мы прогулялись в саду — разумеется, по настоянию маменьки. Я решила воспользоваться моментом и спросила Ордынцева о делах уезда. Действительно ли всё так натянуто между аристократией и казачьей станицей?

Он ответил спокойно и сдержанно, как и всегда: — Вам не стоит волноваться. Безопасность уезда — наша обязанность. Доблестные офицеры императорской армии всегда стоят на страже порядка.

Мне стало немного легче, хотя я понимала — не всё так просто.

Он смотрел на меня пристально. Я чувствовала, как в его взгляде проскальзывало непонимание: — Где настоящая Наталья, а где маска? То вы взбалмошная и безрассудная, то — нежная, изящная, почти недоступная…

Я рассмеялась: — У каждой дамы должна быть своя изюминка, не так ли?

…

Через несколько дней у Лёвушки должен был быть день рождения, и я решила отправиться в город — найти подходящий подарок. Маменька в это время суетилась по хозяйству, готовя усадьбу к празднику, так что со мной поехали лишь служанка и извозчик.

Я обошла почти весь базар, пересмотрела десятки прилавков и лавок, и всё без толку. Лёвушка давно мечтал о расписной фигурке пони — такой, чтобы была похожа на Лилию. Но в городе, казалось, не знали, что это за зверь такой.

Я уже выходила из очередной лавки, чуть опустив плечи от усталости, когда вдруг услышала знакомый, чуть насмешливый голос:

— А что, и барышни теперь торгуются за игрушки на базаре?

Я резко обернулась — и, конечно же, это был он. Григорий Быстрых. Стоял, прислонившись к деревянному столбу, ухмылялся, теребя край своего пояса.

—Только не говорите, что сбежали из поместья в поисках приключений? — подмигнул он.

— А если и так? — холодно ответила я. — Уж лучше искать пони, чем вторгаться на чужие балы.

Он тихо засмеялся: — Вот уж больно злопамятны вы, барышня. Я ведь с извинениями пришёл… А мой батя — так и вовсе хотел меня живьём закопать. Вы бы видели, как он негодовал.

—Сочувствую, — отрезала я.

Он замолчал на мгновение, а потом неожиданно добавил: — А может… мне помочь вам с этим пони?

— А вы-то тут при чём?

—Связи у нас есть. Один мастер из станицы вырезает таких лошадок — хоть в Эрмитаж неси. Только вы скажите, какой нужен — цвет, грива, узор… Всё будет.

Я на мгновение задумалась. Было глупо принимать помощь от этого… дикаря. Но я вспомнила лицо Лёвушки, когда он рассказывал о своей мечте. А потом — тёплую шероховатость руки Григория во время танца…

Я кивнула: — Хорошо. Только без лишних сцен.

Он усмехнулся: — Обещаю. Ни тебе балагана, ни гармоней.

Вот так и вышло, что именно Григорий Быстрых помог мне с подарком для брата.

У меня остались странные, двоякие ощущения от всей этой встречи. Он был грубоват, нахален, но… в чём-то искренний. В чём-то живой, настоящий.

И всё бы хорошо, если бы, уже прощаясь, он не ляпнул с ухмылкой: — Ну что, теперь должна — оплата натурой?

Я вспыхнула. В следующий миг мой каблучок больно пришёлся ему по ноге.

—Мечтай, казак, — отрезала я и взлетела в карету, даже не обернувшись.

Пусть знает своё место.

…

День Лёвушкиных именин наступил на удивление быстро. Маменька суетилась с самого утра, проверяя столы, угощения и цветочные гирлянды. Были приглашены многие семьи уезда. Даже Алексей Ордынцев приехал, чем вызвал бурю восторгов у матушки. Он подарил Лёвушке изящный набор оловянных солдатиков — с точными деталями, покрашенных вручную. Каждый был с подписью — ранг, звание, дивизия.

Брат сиял от счастья, не отрываясь от коробки, а Ордынцев с неожиданным увлечением объяснял, кто есть кто. Я стояла поодаль и наблюдала. Было странно видеть его таким — спокойным, добрым, почти ласковым. И всё же в его сдержанности чувствовалась настоящая забота.

Самым неожиданным гостем стал Григорий Быстрых.

Он появился внезапно — верхом, словно явившись из самого воздуха, с пылью дороги на сапогах и неизменной ухмылкой. Его конь встал перед садовыми воротами, и на мгновение всё стихло: даже пение птиц, казалось, замерло от неожиданности.

Он спешился, обвёл глазами гостей, задержав взгляд на мне, и, держа за поводья пони, шагнул вперёд. Пони — юркий, с пёстрой гривой, живо переступал копытцами.

—Подарок от всей казачьей станицы, — сказал он, обращаясь к Лёвушке. — Этот жеребёнок — выносливый и послушный. Почти как вы, молодой человек.

Лёвушка, ошеломлённый, подбежал и обнял пони за шею.

Глава 4.2 Под сенью абрикосов и сабель

Самым недоброжелательным взглядом Алексей изучал Григория. Его лицо потемнело, стоило ему услышать, как казак в своей обычной развязной манере бросил мне очередную фразу.

Я уже собралась ответить что-то резкое, но Ордынцев рванулся со своего места и встал прямо передо мной, перегораживая ему путь.

Я почувствовала, как внутри похолодело. Дело могло принять дурной оборот.

—Оставьте свои уличные шуточки там, где им и место, — холодно бросил Алексей. — В той норе, откуда вы приползли.

Григорий, до того улыбающийся, вдруг напрягся. Его глаза вспыхнули.

— А вы, стало быть, у нас кто? Зализанная собака, из тех, что только по коврам и ходит? — Он глянул на аккуратную причёску Алексея и хмыкнул.

Я увидела, как Ордынцев начал снимать перчатку. У меня сжалось сердце.

—Дуэль… — прошептала я, инстинктивно шагнув вперёд.

—Господа! — моя мать тут же оказалась рядом. — Ни капли крови на именинах моего сына, прошу вас.

Я схватила Алексея за руку, чувствуя, как напряжены его пальцы.

—Ради Лёвушки, прошу вас… — тихо сказала я.

Ордынцев посмотрел на меня, потом — на Григория, и медленно натянул перчатку обратно. В его взгляде промелькнула тень… обиды?

Я отвела взгляд.

А потом — неожиданно для самой себя — взяла Григория за рукав и повела прочь, в сторону сада. Подальше от праздника. Подальше от толпы.

…

Прогуливаясь с ним по саду, я не удержалась:

— Вы либо очень смелый, либо безрассудный человек, раз решились сунуться сюда после бала.

Он пожал плечами.

—Хотел извиниться. По-честному. Без балагана. Тогда... всё слишком быстро пошло наперекосяк. Отец чуть не прибил меня. Михаил — побратим мой — тоже мне мозги вправил.

Я фыркнула:

—Учитесь думать своей головой. Иначе следующий балаган закончится куда хуже.

Он смущённо почесал голову:

—Это мне… проблематично. Не в моём стиле.

— А в каком, интересно, вашем?

— Я всё делаю с душой. С чувством. — И хитро на меня взглянул.

Я хмыкнула:

—Даже врываетесь на чужие праздники с чувством?

Он смутился. И это было неожиданно приятно.

— Я же извинился…

Я рассмеялась. Почему-то в этот момент он показался мне не таким уж ужасным. Даже, пожалуй… забавным.

Вскоре нас нагнала Елена. Она, понизив голос, сообщила:

—Маменька велела тебя — требует непременно.

Я поняла намёк. Это был дипломатичный способ сообщить, что пора прощаться с Григорием.

Я хотела сказать что-то ещё, поблагодарить, может быть... Но не успела — он уже свистнул, и к нему послушно подбежала лошадь. Запрыгнув в седло, он бросил мне на прощание свою фирменную фразу:

—Только начала думать обо мне в хорошем свете, а я опять за своё?

Я зло прищурилась и сжала губы. Он всё испортил. Опять.

Елена, наблюдавшая это, прыснула со смеху:

—Искры! Я же говорю — прямо искры между вами.

—Искры? — переспросила я, шокировано глядя на неё. — От этого грубияна? Даже не думай. Он и в мыслях не может у меня. Он такой… такой…

Я запнулась. Смутилась. А Елена лишь понимающе кивнула и продолжила посмеиваться.

До конца дня мне пришлось задабривать Алексея, который всё ещё был мрачен и, кажется, мечтал устроить выговор самому себе за то, что не поставил Григория на место.

Я увела его к Лилии — белоснежной турецкой кобыле, которую выиграла у Кабановых. Её белая грива развевалась на ветру, а шерсть словно светилась в солнечном свете. Лилия была парой чёрному жеребцу, которого сам Ордынцев приобрёл в тот же день.

Мы остановились у загона, и Алексей, не глядя на лошадь, сердито проговорил:

—Этот выскочка… Он заслуживает порки, а не извинений. Если бы не твой брат…

Я слабо улыбнулась:

—Алексей Семёнович, ну что вы. Это всего лишь юноша со степной кровью. Он горяч, но ведь… не злой.

Алексей перевёл на меня взгляд. Глаза были суровы, но в них промелькнула тень сомнения.

— Вы защищаете его? После всего?

Я отвела взгляд и погладила Лилию по шее.

— Я не защищаю. Я просто… не хочу вражды. Особенно когда речь идёт о дне рождения Лёвушки.

Он замолчал. Лилия тихо фыркнула, тёплый воздух коснулся моей ладони.

— А ведь вы — удивительная, — произнёс он наконец. — То вы смеётесь, то язвите, то вдруг становитесь мудрой примирительницей.

Я усмехнулась:

—Знаете, ваш край учит быть разносторонней личностью.

Я почувствовала, как он снова посмотрел на меня. И почему-то в этот момент я вспомнила совсем другого мужчину — весёлые голубые глаза, рыжеватую щетину, запах степей и тепло его ладоней.