Белый Лотос и Тень. Игра в куклы

Пролог. Трон из теней

Она села на высокий трон, словно на ледяной утёс, и тьма под её ногами зашевелилась. Волосы Мэн Цзыи, распущенные, тяжёлые, струились по плечам, будто волны ночи. Белая кожа сияла в неверном свете, делая её похожей на статую из нефрита, вырезанную для чужих поклонений. На ней был чёрный балахон с длинными широкими рукавами, но капюшон был откинут, и потому её лицо оставалось открытым. Красота её была резкой, почти жестокой, — в ней не осталось мягкости, только холодное величие.

Она закинула ногу на ногу, и лёгкая, почти лениво-насмешливая улыбка заскользила по уголкам её рта.

Внизу бушевала вакханалия.

Злые духи ревели и кричали, их искажённые лица сплетались в кошмарный хоровод. Одни визжали, дерзко подпрыгивая, словно сломанные марионетки; другие, похожие на обугленные тени, метались, сталкивались, падали; призраки выли и били себя в грудь, будто вырывая изнутри собственную скорбь. Танец хаоса превращал пространство в жуткий балаган, где смех и рыдания переплетались в единый хор безумия.

Кошмарное зрелище.

И всё же Мэн Цзыи, сидя на своём троне, чувствовала странное родство с этим хаосом.

«Прекрасно», — подумала она, и сердце её загудело в унисон с бешеным биением толпы.

В этот миг казалось, что её душа срослась с душами этих безобразных созданий, что её улыбка — их улыбка, её жажда — их жажда. Она смотрела сверху вниз, как царица, видящая внизу лишь копошащиеся тени, и от этого взгляда веяло странной сладостью.

Она слегка постучала пальцами по подлокотнику и звук разнёсся сухим эхом. Тогда её взгляд резко упал на одного из израненных — Призрака Е-гуя. Тот тянулся к ней своими обугленными руками, в глазах его горел голод.

Губы её изогнулись. Она улыбнулась чуть шире и тихо, но отчётливо сказала:

— Первый — он.

И тысячи глоток разом взревели.

✨ Дорогие читатели, спасибо, что открыли эту историю вместе со мной. Вторая часть «Белого Лотоса и Тени» уже находится в процессе написания, и я постараюсь завершить её к Новому году.

А пока буду очень рада, если вы сохраните книгу в библиотеку, чтобы следить за обновлениями. Ваша оценка, комментарии и подписка на мой профиль помогут истории жить и развиваться.

Спасибо за вашу поддержку! 💖

Глава 1. Траурное лицемерие

Зал духов был погружён в тяжёлую тишину, нарушаемую лишь плачем и скрипом коленей о каменный пол. В центре, на чёрном возвышении, стоял гроб, обитый тёмным деревом. Перед ним — фотографии покойного, как немые свидетельства того, что жизнь могла оборваться так внезапно.

Члены семьи Го выстроились по обе стороны, их лица исказились от искренних рыданий. Плач был пронзительнее, чем на похоронах самого Го Чена: будто именно сейчас боль коснулась каждой жилы рода.

Мэн Цзыи стояла чуть в стороне, рядом с Ло Цяньшэном. Они переглянулись и невольно вздохнули. В толпе удалось разглядеть Мастера Юнь Цзиня: он был спокоен, но отстранённый холод в его глазах будто резал воздух.

Мысли Мэн Цзыи блуждали где-то далеко. Ей чудилось странное: с момента гибели прошло уже семь дней. Почему похороны только сейчас? Что удерживало их?

Ло Цяньшэн внезапно ускорил шаг, мягко коснувшись её локтя, и провёл через толпу к учителю. Наклонив голову, он почтительно произнёс:
— Мастер, мы здесь.

Юнь Цзинь едва заметно кивнул. Рядом с ним стояло несколько старейшин, их голоса звучали приглушённо, словно сдерживаемые трауром.

— Подойдите и поздоровайтесь со старейшинами, — ровно сказал Юнь Цзинь.

Ло Цяньшэн вздохнул и первым сделал шаг вперёд:
— Приветствуем вас, старейшины. Пусть ваше здоровье будет крепким.

— Хороший мальчик, — один из стариков улыбнулся, а затем его взгляд упал на Мэн Цзыи. Глаза вспыхнули любопытством. — Это та самая ученица, что заняла первое место на испытании? Подойди, девочка, дай взглянуть на тебя.

Она шагнула ближе и поклонилась. Несколько пар старческих глаз уставились прямо в неё, словно в живую редкость.

Старейшина из рода Фан, переведя дух, произнёс:
— Зачем держать детей в зале скорби? На заднем дворе тоже собрались молодые. Пусть идут.

Ло Цяньшэн посмотрел на Юнь Цзиня, тот кивнул. И они с Мэн Цзыи удалились, поклонившись старшим.

Но даже уходя, она чувствовала на себе взгляды. Танская одежда с узором облаков — слишком выделялась, делая её мишенью для любопытства. Красота всегда приковывала внимание, живые или мёртвые — все одинаково жадно смотрели.

Для Юнь Цзиня это было лишь отвлекающей слабостью. Он отвёл глаза, и холод в его голосе прозвучал отчётливо:
— Сколько старейшин клана знают, что у моей ученицы есть возлюбленный?

Старики переглянулись. Для них вопрос прозвучал странно, почти неуместно.

Юнь Цзинь прищурился на старейшину семьи Го и произнёс:
— Кстати. Этот возлюбленный связан с вашей семьёй.

У мужчины, с пиалой чая в руках, пальцы сжались крепче вокруг фарфора. Но губы остались спокойными:
— Речь идёт о каком-то юноше из рода Го?

Юнь Цзинь холодно усмехнулся:
— Нет. Это Го Чен, глава вашей семьи. Недавно погибший. Он стал злым духом — и до сих пор преследует мою ученицу.

Глухой удар разорвал тишину. Чашка выскользнула из рук старейшины и разбилась о каменный пол.

***

Мэн Цзыи, оставив наставника и старших, не пошла ни к своим однокурсникам, ни к соученикам. Она словно растворилась в углу зала, наблюдая из тени.

Впервые умер кто-то из боковой ветви семьи Го. Она не сомневалась: Го Чен явится на похороны. Даже мёртвый, он не упустит возможности наблюдать за живыми.

Плач вокруг был искренним, даже надрывным. Люди опускались на колени, бились лбами о пол. А когда умер сам глава рода, такого рыдания не было. Парадоксальная несправедливость вызывала у неё горький смешок.

Она прикрыла рот рукой, чтобы не выдать себя, и отступила назад, подальше от людских глаз.

И вдруг шаг её оборвался. Чьи-то руки поймали её сзади, холодные и крепкие.

Рядом с ней, слишком близко, возник он. Улыбка на лице — знакомая, едкая. Го Чен, с тенью любопытства в голосе, тихо спросил:

— Над чем ты смеёшься?

Мэн Цзыи не дала святой панике овладеть собой. Она лишь медленно повернула голову в сторону тени и, не спеша, подняла глаза к Го Чену. На губах у неё играла насмешливая улыбка:

— Я смеюсь над тем, что, когда ты умер, из рода Го никто и слезинки не уронил, — прошептала она так спокойно, будто произносила простую примету погоды.

Её чёрные волосы падали каскадом по плечам, атласно блестя в полумраке. Лицо — тонкое, бледное, с провокацией в уголках рта — было красивым и опасным одновременно; белое одеяние скользило по её силуэту, как светлая вуаль. В этот момент она казалась чужой среди плача.

Из глубины полумрака кто-то ответил. Голос, холодный и тонкий, выполз из тени будто дым:

— Это крокодиловы слёзы, — произнёс Го Чен, — но ты другая.

Он шагнул из тени ближе. Его фигура возникла небрежно и вместе с тем властно; тёмный туман, словно чернила ночи, обвил его как мантию и проглотил вокруг свет. Когда он обвил Мэн рукой за талию, её плечи едва дрогнули, но она не отпрянула. Го Чен прижал её к себе, и в его голосе зазвенела тихая ехидная усмешка:

Глава 2. Бремя роскоши

После изнурительных соревнований и похорон университет подарил студентам три редких дня отдыха. Но стоило родителям Чэнь Шаосюаня услышать о том, что их сын получил ранение на третьем этапе испытаний, как они не ограничились заботой и врачами. Вместо этого они забронировали целое поместье с горячими источниками и пригласили весь класс отдохнуть там, словно роскошь могла смыть след усталости и боли.

Мэн Цзыи, слушая эту новость, приподняла брови и сдержанно усмехнулась:
— Вот он, настоящий мир богатых.

Чэнь Шаосюань, развалившись на диване и лениво похрустывая чипсами, махнул рукой, призывая друзей скорее паковать чемоданы:
— Вы зря преувеличиваете. На самом деле моя семья самая обычная.

— Я прошу тебя, — с горькой интонацией перебил его Ху Линьчжу, — лучше ничего не говори.

Когда они вышли за ворота университета, их уже ожидали три автомобиля, чёрные и сверкающие, словно лакированные драгоценности. Их полированные корпуса отражали солнечные лучи так ярко, что мимо проходящие студенты останавливались, а кто-то доставал телефоны, снимая редкую картину. Для многих такие машины были мечтой на всю жизнь, а здесь они стояли, как повседневность.

Мэн Цзыи, опускаясь на мягкое сиденье, невольно пробормотала:
— Теперь я понимаю, почему у богатых так часто на лицах улыбка.

Чэнь Шаосюань тяжело вздохнул, сделав вид, что слова Мэн его задели:
— Деньги — не всё. Тяжело, когда их слишком много, ты не поймёшь этой ноши.

— Замолчи, — резко оборвал его Линь Жуй. Белые волосы мягко качнулись на ветру, а кукла Мэйлин безжизненно свисала у него из руки.

Поместье с горячими источниками находилось в предгорьях, среди сосновых склонов и каменных уступов. Дорога заняла несколько часов, и к полудню они добрались до ворот. Персонал немедленно забрал багаж, а у входа их уже ждал управляющий — мужчина средних лет, с улыбкой, натянутой от долгой вежливости.

Мужчина раскрыл руки, словно благословляя гостей:
— Добро пожаловать! Для вас приготовлено всё: бани под открытым небом и крытые бассейны, сауны, массажные комнаты. Рядом с рестораном — зал развлечений и кинозал. Если вам что-то понадобится, просто скажите, не стесняйтесь.

С этими словами он поклонился и поспешил по своим делам.

Мэн Цзыи, следуя за Чэнь Шаосюанем через просторный холл, невольно задержала взгляд на бассейне с горячей водой: поверхность была пуста, как чёрное зеркало, ни души вокруг.
— Чэнь Шаосюань, твои родители и правда арендовали всё это место?

Тот почесал затылок и неловко рассмеялся:
— Если честно… нет. Это поместье принадлежит нашей семье. Я просто не решался сказать. В ближайшие дни оно вообще должно быть закрыто, потому что здесь произошло кое-что странное. Родители хотели, чтобы я сам всё проверил, но я испугался идти один. Вот и позвал вас.

В воздухе повисла тишина.

— Мы же друзья, — поспешно добавил он, — я не стал бы обижать вас деньгами. Просто пригласил бесплатно провести три дня отдыха. Это же неплохо, верно?

— Лучше бы ты просто раздал деньги, — с обречённой усмешкой заметил Ху Линьчжу.

Линь Жуй равнодушно засучил рукава:
— Отойдите. Не мешайте.

— Я подержу Мэйлин, — холодно добавила Мэн Цзыи.

И лишь после того, как Чэнь Шаосюань был «по заслугам» бит товарищами за излишнюю самоуверенность, воздух наконец очистился от напряжения. Они переглянулись и, только переведя дыхание, спросили в унисон:

— Ну, выкладывай. Что за странности происходят в поместье?

Чэнь Шаосюань потёр ушибленное плечо, кашлянул и попытался улыбнуться, но в его голосе проскользнула неуверенность:
— В основном… всё начинается ночью. Персонал жалуется, что после полуночи в коридорах сами собой загораются лампы, хотя масло никто не подливает. В зале с зеркалами слышны шаги и шёпоты, будто там кто-то стоит за отражением. Иногда говорят, что зеркала не отражают людей, или отражают их… не так, как нужно. Родители хотели, чтобы я проверил это, но, честно говоря, одному мне туда идти было страшно.

На миг повисла тишина, и лишь дыхание слышалось в просторном зале.

— Зеркала, — повторил вполголоса Ху Линьчжу. — Старые зеркала всегда тянут за собой чужие страдания и притягиваю зло. Запечатлеют его.

Линь Жуй чуть склонил голову, его белые волосы блеснули при свете люстры, а Мэйлин дёрнулась в его руках.

— К тому же, они являются входом в другой мир, — Мэн Цзыи провела пальцами по резному подлокотнику кресла, — грань мира размывается.

Чэнь Шаосюань мрачно провёл рукой по затылку, взъерошивая свои всегда безупречно уложенные волосы.
— Одному мне духу не хватит, это факт. Но раз уж вы все здесь... — он обвёл взглядом группу, и в его глазах мелькнул знакомый всем огонёк азарта, — тогда, пожалуй, и я не струшу.

Хотя в его позе и читалось лёгкое напряжение, сама энергия, исходившая от собравшихся, заставляла принять вызов как данность.

— О делах поговорим вечером, — мягко, но твёрдо произнесла Мэн Цзыи. — Давайте сначала немного отдохнём и придём в себя.

Визуал

Мэн Цзыи*
(*Благородная дочь (или госпожа) с достойным обликом)
Она отказывается смириться с ролью "пушечного мяса", предначертанной ей сюжетом книги.
Теперь, скрывая взрослый ум за маской неопытной студентки, она ведёт опасную игру. Её цель — не победить зло, а выжить, пока вокруг рушится предначертанная история.

Го Чен*
(*Сильный, охраняемый судьбой)
Злой дух, полный ярости, злобы и желания отомстить. Его душа была разорвана на части, но даже это не помешало ему возродиться. Он готовился к жизни после смерти...Он знал? А знает ли он кто действительно его убил? И чего он хочет от Мэн Цзыи? Убиль? Или?

Небесный Мастер Юнь Цзинь*
(*Возвышающийся в облаках)

Холодный, амбицтозный, помешан на контроле. Один из сильнейших культиваторов в романе. Его уважают, его боятся. В оригинале он помогал Го Чену отомстять. А сейчас? Что за игру он ведёт?

Чэнь Шаосюань*
(*Благородный наследник света)

Дерзкий, прямолинейный, немного наивный, но с твёрдым внутренним стержнем. Отлично владеет боевыми искусствами, не выносит несправедливости, а потому часто попадает в конфликты.

Линь Жуй и Мэйлин*
(Проницательный, скрытый, как лес и Нежная ароматная трава)

Выглядит моложе своих лет, с болезненно-бледной кожей и безэмоциональным взглядом. Его поведение молчаливое, но присутствие — зловещее. Он будто наблюдает, но никогда не участвует напрямую. В кукле заключена душа его сестры - Мэйлин.

Юй Чжаосинь*
(*Сияющая, как рассветный нефрит)

Иронична, играет с ожиданиями. Внешне — легкомысленная, внутри — проницательная и наблюдательная. Ведёт себя, как будто знает больше, чем говорит. Часто флиртует, даже с девушками, но остаётся неуловимой.

Лада Милованова

Застенчивая, мягкая, дружелюбная. Стесняется разговаривать по-китайски, но старается. Она даже не подозревает о своём истинном предназначении.

Фан Чжэнъин и Фан Чжэнхуэй *
(*Тень, идущая прямым путём и Истинная проницательность)

Близнецы из клана Фан, прямые наследники главы Школы Фан. Они владеют техникой чтения энергетических потоков. Сестра, в отличие от брата, который делает акцент на логике и стратегии, слушает интуицию.

Ху Линьчжу*
(*Гибкий, но стойкий как бамбук)

Бывший даос. Его судьба трагична, а брат окажется...

Ма Даоюй*
(*Путь силы и широты)

Сильный, молчаливый. Он словно недвижимая скала. Силен в изготовлении оружия и артефактов.

Шао Юй*
(*Бескрайний простор, сокрытый в юности)

Молодой, дерзкий, самоуверенный. Честный, принципиальный, открытый. Верит только в силу.