Обеденный стол освещен свечами, разрывающими приятный полумрак гостиной. Корзины с цветами источают приятный аромат, щекочущий чувствительное обоняние.
Праздник в мою честь.
Собрались самые близкие: отец моего мужа – патриарх огромного семейства, муж с братьями и сестрами, мой папа и самые близкие друзья мужа.
И Ратмир.
Сын Тимура – моего мужа, лишь волей старших родственников попавший на ужин.
- В этот, без сомнений, приятный вечер, в который мы собрались, я хочу сообщить всем вам замечательную новость, - Тимур, источающий самодовольство, поднимается со стула, и стучит вилкой по бокалу. – Моя прекрасная супруга в положении. Через восемь месяцев у меня родится долгожданный наследник.
Тимур впервые за все время нашего замужества улыбается мне тепло и искренне, и я встаю, позволяя себя обнять. Кругом слышны поздравления, пожелания крепкого здоровья мне и моему будущему ребенку.
Пожалуй, рады все.
Кроме Ратмира.
- Через восемь месяцев? – приподнимает он густую бровь, глядя своими серыми глазами в самую мою суть.
- Да, Ратмир, скоро у тебя родится брат, - Давид – отец мужа и глава семьи по-доброму улыбается внуку. – Брат, который на двадцать шесть лет тебя младше. Обучишь его боксу, и он тоже станет чемпионом. Как и ты.
И почему все решили, что я по указке должна родить мальчика?
Да и не разрешу я своему сыну заниматься боксом. А Ратмира на пушечный выстрел к ребенку не подпущу.
- Уверен, она родит девчонку, - кивает на меня Ратмир, и звучит это весьма издевательски.
Муж кривит губы от соседства с нелюбимым старшим, рожденным вне брака, сыном, и качает головой: я должна родить сына.
Тимур уверен в этом, а значит – это закон.
- Простите, - тихо поднимаюсь со стула, почувствовав легкую дурноту от тепла свечей и смеси ароматов цветов, и сладких, тяжелых духов, которыми щедро облились сестры мужа.
Токсикоз лишь предлог, чтобы уйти с этого фальшивого праздника. Открыть бы дверь и убежать навсегда, скрыться в темноте июньского вечера.
От властного и бескомпромиссного мужа.
От мягкого отца, совершившего ужасную ошибку, отдав меня Тимуру в жены, чтобы защитить.
И от серых глаз Ратмира.
- Значит, беременна, - слышу за спиной знакомый баритон, иглами впивающийся в кожу.
Он пошел за мной.
Чтобы добить.
- Да. Можешь не поздравлять. Знаю, отца своего ты ненавидишь.
Ратмир наступает на меня медленно и вальяжно, как хищник, уже загнавший дичь. Мышка попалась, можно и поиграть.
- Ненавижу, - тихо, на грани слышимости соглашается он. – А ты разве любишь?
- Люблю, - безбожно лгу ему, но не себе, ведь правду я знаю.
- Да? – смеется Ратмир. – Любишь? А он в курсе?
Мужчина оглядывает меня, задержав взгляд на моем, пока еще плоском, животе. Краснею от столь грубого и явного намека, и нервно оглядываюсь – только бы никто не услышал.
Только бы никто не понял то, о чем я сама боюсь даже думать.
- Ратмир, я ведь просила тебя забыть о том вечере, - тихо но твердо говорю, глядя ему в глаза.
- Просила. Вот только память у меня хорошая, - он ловит меня в кольцо рук, как в капкан. – А еще мне интересно узнать, от кого ты беременна, Вика?
- От твоего отца.
Надеюсь. Очень на это надеюсь.
Только не уверена.
И неуверенность эта смерти подобна.
- Точно? – шепчет Ратмир, и от его голоса сердце, кажется, готово из груди выскочить. – А может, от меня? Это было бы забавно, не правда ли?
Чудовище.
Какое же он чудовище!
Как и его отец.
- Дорогая, - муж выходит в коридор, и я едва успеваю отшатнуться от Ратмира.
Который и не думает делать вид, что все в порядке.
Подумаешь, отец застал его со своей женой…
- Что здесь происходит?
- Ничего, - улыбаюсь Тимуру, гася в себе нервы. – Ратмир подумал, что мне дурно, и спросил, нужна ли помощь.
Муж буравит взглядом и меня, мечтающую сквозь землю провалиться, и Ратмира.
Который отвечает отцу злой улыбкой.
- Это так? Отвечай, Ратмир! – велит Тимур.
А я молюсь про себя, чтобы он подыграл. Ну же, Ратмир, хоть раз в жизни не будь эгоистом!
- Нет, это не так, - слышу я ответ Ратмира. – Пора тебе узнать кое о чем. О твоей жене.
ВИКА
Странно не хотеть ребенка от собственного мужа, но надо признаться хоть самой себе в этом.
Не хочу.
Если я забеременею – это будет означать, что назад дороги нет.
Хотя ее, итак, нет.
- Все анализы в норме, вы не бесплодны, Виктория. Организм молодой, рано или поздно вы забеременеете, если этого хотите.
Хотите, не хотите…
Выбора у меня нет, забеременеть я должна. Мой муж, Тимур Ревазов, привык контролировать все: подчиненных, расходы, доходы, и меня – свое последнее приобретение.
Наиболее ценное за последние годы.
- Дело точно не во мне?
- Ваш муж уже не мальчик, милая, и ему бы провериться, анализы сдать. Мужчины тоже, знаете ли, бывают бесплодными, просто не знают об этом из-за наплевательского отношения к здоровью, - осторожно замечает Инесса Николаевна.
- У него уже есть сын. Тимур не бесплоден. И проверяться он отказывается.
Киваю на прощание, собираю в папку все справки и выписки, и выхожу в коридор.
Пора домой. Тимур в Петербурге, и можно по полной наслаждаться одиночеством. Не притворяться идеалом женщины – притворство это в глаза бросается, вызывая диссонанс. Ну какой из меня идеал?
Смешно.
Но вместо того, чтобы вызвать такси, и поехать домой, я просто иду по улице, смешиваясь с толпой таких разных людей: у каждого свои радости и проблемы, своя жизнь и свое одиночество.
- Девушка, зайдете? – молодой, не старше меня рыжий парень, кивает на стеклянную дверь. – Второй коктейль таким красавицам, как вы, за счет заведения.
Красавице нельзя коктейли, красавица должна забеременеть.
- Нет, спасибо, - улыбаюсь, но порыв прохладного ветра заставляет меня передумать. – Хотя, зайду, пожалуй.
Просто погреться, выпить чашечку ароматного кофе.
Или две.
Бармен удивляется, принимая мой заказ, но, взглянув на кольцо, понимающе хмыкает.
- Если надумаете выпить что-то более горячее – акция насчет второго бесплатного до полуночи, - улыбается татуированный бармен, и двигает по стойке мой черничный латте.
- В это время я уже буду спать, но спасибо, - улыбаюсь обаятельному парню в ответ.
Сажусь за столик, достаю смартфон, и сигнал зарядки мигает красным. А через пару секунд экран чернеет – разрядился.
Прекрасно, просто прекрасно.
- Привет, блондинка, - напротив меня внаглую садится парень, игнорируя свободный столик по соседству. – Скучаешь?
Бросаю на нахала красноречивый взгляд, но он и не думает смущаться, извиняться, и оставлять меня в покое. Рассматривает, и я отвечаю тем же: лет двадцать пять на вид, темноволосый, короткостриженый и высокий. Бровь рассечена белым шрамом, а скула – свежим ударом.
Парень подавляет своим ростом и силой.
Никогда таких не любила.
- Не скучаю. И я замужем, так что найди другой объект для подката, - салютую пикаперу чашкой кофе, намекая, чтобы он убирался прочь.
- Ты и есть мой объект, - нахальство фразы молодой мужчина компенсирует обаятельной улыбкой. – Да расслабься, блонди, не собираюсь я набиваться в зятья твоей мамочке. Тебе скучно, мне скучно, вот и…
- Поскучаем вместе, - договариваю я за собеседника, который скидывает черную кожанку, и бросает на соседний стул.
Против воли, чисто женским взглядом, оцениваю поджарый торс, на котором красиво и контрастно смотрится белая футболка.
А еще более красивы синяки, разукрашивающие руки качка. Ужас, кто же мог так отделать этого громилу?
- Знакомиться будем? – приподнимает он бровь.
- Маша, - ехидно улыбаюсь, и отпиваю чуть остывший, но не потерявший своей прелести кофе.
- А я тогда Петя.
Из него Петя, как из меня Мария-Антуанетта: черноволосый, черноглазый, чуть смуглый. Нос с характерной горбинкой точь-в-точь как у моего мужа.
Явно с юга приехал.
Чем-то они похожи с Тимуром: острыми, четкими чертами лиц, тяжелыми скулами, и такими же тяжелыми взглядами. Оба по-своему красивы, но что до меня: я блондинов-викингов предпочитаю.
- Налюбовалась? Может, мне встать, и покрутиться? – приподнимает он бровь.
- В следующий раз, - залпом допиваю кофе, и поднимаюсь, намереваясь уйти.
Но нахал хватает меня за руку, и силой тянет на себя.
- Более уродливого обручального кольца я еще не видел, - морщится парень, рассматривая мой безымянный палец и подарок моего мужа.
- Чтоб ты понимал! Тоже мне, великий критик!
Кольцо, и правда, варварское: массивное, тяжеленное и увитое гроздьями драгоценных камней.
Фамильная ценность.
- Садись, блонди, я не кусаюсь. Мне и правда скучно, - отпускать мою руку парень не намеревается, несмотря на свою просьбу сесть обратно, и я сердито вырываю ладонь из его захвата.
Хочу развернуться, уйти.
Но зачем-то сажусь обратно за столик.
Он мне не нравится, слишком мужа напоминает. Но и домой не хочется.
Скрещиваю руки на груди в защитном жесте, и парень тихо смеется надо мной, разгадав мое смущение: ну вот что ему нужно от меня?
- Тебе никогда не хотелось рассказать о своей жизни чистую правду, без прикрас, блонди? – чуть склоняется качок над столом. – Поделиться с незнакомцем тем, что не можешь доверить близким?
- Нет, лучше уж я с друзьями поделюсь личным.
И это моя ложь номер один.
- Врешь, - «Петя» подзывает официанта к нашему столику, и делает заказ – те самые коктейли, которые так настойчиво рекламирует промоутер у входа. – Давай поиграем?
- Во что?
- В правду, блонди. Давай поиграем в правду.
РАТМИР
Иду за ней – за этой девчонкой, за которой отец увивался, наплевав на маму, и злость берет.
Вот на эту тихоню он променял мать – яркую, красивую, и без памяти любящую его?!
До сих пор ведь любит, несмотря на все унижения, через которые ради него прошла. На маме он не женился, несмотря на столько совместно прожитых лет и общего ребенка, а с этой девкой побежал в ЗАГС, едва ей восемнадцать исполнилось.
РАТМИР
Горькая девочка со вкусом ягод на губах – вот она какая, оказывается. Могу понять, что нашел в ней отец.
Печаль синих глаз.
Надежду легкой улыбки.
Она ушла, пока я делал вид, что сплю. Торопливо собралась, стараясь не шуметь, но я услышал, как птичка вылетела…
Пусть летит!
Я знаю, где ее клетка.
- Как мать? – дед сидит, прислонив трость к своему любимому креслу, и буравит меня фамильным тяжелым взглядом. – До сих пор страдает?
- Страдает.
- Бабам лишь повод дай пострадать. И нашла из-за кого – из-за моего сынка, - дед сплевывает на пол.
В других эта привычка раздражает, но не в нем. Пожалуй, за всю жизнь я только его и мать любил. И отца, будучи совсем мелким, пока не понял, что сыном он меня не считает.
- Мама любит его. Больной любовью, одержимой, - неприятно об этом говорить, но и молчать тяжело. – Она меня с ума сводит. Нашла бы уже кого-нибудь другого, и перестала хоронить себя заживо.
Смотреть противно, как она по отцу убивается: не уважал никогда, не любил, женой не сделал. Просто ведь время проводил с ней все эти годы, а как надоела – ушел.
Выкинул, как износившуюся вещь.
И самое отвратительное: захоти отец обратно к ней вернуться – приняла бы обратно. После всего, что было, приняла бы…
- Оставь Лиану в покое. Лезть в бабскую голову себе дороже, - отмахивается дед. – А с отцом бы тебе примириться, ты у него один.
Надолго ли?
Вика – горькая девочка со вкусом ягод на губах. Ей двадцать, и она здорова. Родит отцу хоть десять детей… если я не обрадую семейство «верностью» молодой жены. Жаль, на камеру не заснял, но я до мелочей ее запомнил: шрам на бедре, три родинки на животе…
… дрожащие от испуганного наслаждения губы, и длинные ресницы, прикрывающие синеву глаз.
- Он меня не примет, - просто говорю я, ведь уже отболело это неприятие собственным отцом. – Ты не сказал ему, что я в городе?
- Тимур уехал в Петербург по делам фирмы. Я ему про тебя не говорил, но встретиться вам придется – у меня юбилей, если ты не забыл.
- И я приглашен, - полувопросительно-полуутвердительно киваю.
- Да, ты приглашен, - по-стариковски раздражается дед. – Праздник будет у Тимура, там всем места хватит. Что бы он там ни говорил – ты мой внук, а так как я глава семьи – мое слово закон.
И с этим не поспоришь. Слово Давида Ревазова – закон.
- Значит, я познакомлюсь с мачехой? – усмехаюсь, предвкушая «сюрприз», который я устрою Вике.
Она в обморок упадет от ужаса – дрожащая, слабая птичка.
- Хм, Ратмир, ты ее не обижай – Вику-то, - дед выговаривает строго и чуть смущенно, сам стесняясь неожиданной мягкости, к которой никто не привык – тем более он сам. – Она неплохая, в общем-то, девчонка. Молодая совсем, глупая. Картинки малюет, художничает.
Изо всех сил сжимаю губы, чтобы злые слова не вырвались: как-же, хорошая девочка! Увела отца от мамы, а затем изменила ему с первым встречным.
Просто идеал!
- Я буду паинькой, - произношу то, что хочет услышать дед.
И, разумеется, это ложь.
Вот только как мне поступить: рассказать ли отцу, разрушив его жизнь? Пусть возвращается к матери, раз она так любит его и ноги мыть готова.
Или придумать что-нибудь еще?
Рассказать я всегда успею.
- Ладно, дед, мне пора, - поднимаюсь из мягкого, низкого и жутко неудобного кресла, и дед тоже встает, опираясь на любимую трость с набалдашником в виде головы тигра. – Скоро бой, нужно готовиться.
- Куда уж дальше готовиться – вон, в синяках весь, - ворчит он для вида, но я понимаю – гордится. Видно это: по довольно прищуренным глазам, и уголкам губ, приподнятым в невидимой улыбке. – А еще чемпион! Позволил так себя отделать, тоже мне.
- Так я от ударов, как девка, не бегаю, - смеюсь, вспоминая последний показательный бой. – Дед, от ударов нужно защищаться, и бить сильнее. В этом я лучший.
- Чемпион, - соглашается дед удовлетворенно. – Весь в меня.
Скорее всего, в тебя.
Главное, чтобы не в отца.
ВИКА
- Разве ты не должна быть в клинике?
Отец обнимает, и я вдыхаю родной с детства запах.
Как же хорошо дома. Раньше меня раздражали массивные чехословацкие шкафы, обои в неизменный цветочек и ковер на стене в комнате родителей, который я не могла уговорить их снять.
А сейчас все это представляется таким любимым.
С радостью бы променяла холодный дом мужа на свою детскую комнату в двушке родителей. Вот только никто не позволит мне этого сделать.
- Вика, ну ты чего? – папа шепчет, чтобы не разбудить маму. Гладит по волосам теплой ладонью, и, если закрыть глаза, можно представить, что я снова маленькая. – Тебе ведь в больницу нужно, Тимур сказал…
- Я уже была, - отрываюсь от папы, и иду на кухню. - Все со мной в порядке.
Еще одна ложь. В клинике я не была, и идти туда не собираюсь.
Как отъявленная прогульщица позвонила, и сказалась больной. Глупо, но как же мне это надоело: клиники, анализы, правильное питание.
Забыться бы.
Да только плохо это заканчивается, судя по прошлому разу, за который я себя корить буду всю оставшуюся жизнь. Любимый муж, нелюбимый – а верность я ему обещала.
И, как всегда, солгала.
- Пап, может ты с Тимуром поговоришь? – решаюсь я поднять больную тему. – Он ведет себя глупо, отказываясь сдавать анализы. Я здорова, а вот он, возможно, нет.
- А сама что?
- Меня он не слушает, - отмахиваюсь от вопроса также, как Тимур от любых моих слов отмахивается.
Право же, зачем прислушиваться к жене? Да еще и карикатурной, как я: к блондинке и художнице.
Узнают – засмеют. А то, что не зазорно мужчине проверить свое здоровье, будучи жителем двадцать первого века – это очень умно, да.
- Я постараюсь убедить Тимура, - как всегда тихо и незаметно отвечает отец.
ВИКА
- Сегодня к нам приедет Ратмир, - заявляет Тимур, когда я приезжаю домой.
- Твой сын? Замечательно, - улыбаюсь мужу, внутри виной терзаясь за вранье. – Наконец-то я с ним познакомлюсь! Тимур, ты давно должен был пригласить мальчика к нам.
- Он не мальчик, Вика. Он старше тебя, и я Ратмира не приглашал. Да не суетись ты, - не выдерживает муж. – Отец настоял, чтобы я пригласил «мальчика» на ужин.
Хм, тогда понятно. Своего отца – Давида – муж уважает, и боится. Несмотря на преклонный возраст, рука у Давида до сих пор тяжелая, а ум острый.
Пойдешь поперек его решения, и вычеркнет из завещания.
- Давид Расулович тоже будет? – тормошу мужа, недовольного встречей с сыном. – Тимур? Я, наверное, сама что-нибудь приготовлю. Ты не знаешь, что любит Ратмир?
- Понятия не имею. Делай что хочешь, - бросает Тимур, и поднимается на второй этаж.
Хорошо хоть про клинику не спросил, которую я банально прогуляла.
Тимур не любит, когда я готовлю – не по статусу. Но на кухне мне спокойнее: там все под контролем, и я точно знаю, каков будет результат.
Этим я и занимаюсь следующие два часа – с упоением готовлю ужин, выбросив из головы все проблемы. Из нирваны меня вырывает звонок в дверь.
- Тимур, - кричу, облокотившись о перила. – Спускайся.
Отряхиваю руки, улыбаюсь вежливо – именно так, как положено гостеприимной хозяйке, и открываю дверь.
А затем застываю в ужасе.
- Ты… ты что здесь делаешь? – выхожу на улицу, и захлопываю за собой дверь, к которой спиной прижимаюсь.
И смотрю на него – на Рустама.
С которым ночь провела.
Выследил меня? И теперь… Боже, что теперь будет?
- Какая встреча, - улыбается парень, и не понять – искренне ли встрече рад, или издевается. – Ты мне не рада?
Дверь толкает в спину – муж сейчас выйдет на улицу, и все узнает. Узнает, и убьет меня.
- Ты почему на улице? – Тимур становится рядом, и неприветливо хмурится на визитера.
Рустам не на крыльце стоит, а на земле, но почему-то я все-равно снизу-вверх на него гляжу, и вспоминаю.
- Здравствуй, Ратмир, - наконец, кивает Тимур.
А мне дурно становится.
Хотя куда уж хуже?!
Ратмир, не Рустам. Неужели я изменила мужу с его собственным сыном?
Парень разглядывает меня беспардонно – также, как и в прошлую нашу встречу. Стоит, словно к броску готовится – и волнительно, и страшно.
- Ну здравствуй, мачеха, - Ратмир улыбается, но радость эта наигранная. – Может, представишься?
- Вика.
- Вика, - он снова пробует мое имя на вкус.
Как и тогда – в прошлую нашу встречу.
Которую я до сих пор не могу забыть. Вовек не сотру из памяти.
- Рад знакомству, - он, наконец, подходит, и небрежно кивает моему мужу.
Который ничего не понял.
- Поздравляю со свадьбой, прости что припозднился с этим, - Ратмир пожимает руку Тимура, а я все жду, когда он расскажет обо мне то, что разрушит мою жизнь. – Жаль, вы на праздник меня не позвали.
- Мы и сейчас тебя не звали, - Тимур не торопится приглашать Ратмира в дом. – Если бы не отец, я бы тебя и на порог не пустил.
- Теплые семейные отношения, как я по ним скучал, - парень смеется, но смотрит не на своего отца, а на меня – впитывает взглядом мою испуганную бледность, и меня то в жар, то в холод бросает от его глаз. – Есть разговор, и впустить меня придется.
Тимур сторонится, и кивает на вход.
Разговор… сердце бьется как сумасшедшее, и я бросаюсь за Тимуром и Ратмиром, чтобы помешать этому разговору.
Который испортит все.
РАТМИР
В спорт я пришел, чтобы сбросить агрессию, выместить злость на противнике. Казалось, это идеальный способ.
Ошибался.
На ринге нужны выдержка и хладнокровие, которым я так и не научился.
- Кобра, что ты вытанцовываешь, как на дискотеке, - Карим, мой тренер орет, не сдерживаясь в выражениях. – Хватит подставляться! Защита… ну, давай…
Оканчиваю один из боев – как всегда, нокаутом, и протираю лицо полотенцем.
Опять скулы в кровь.
- Ты голову свою дурную когда защищать научишься? – шипит тренер, и прикладывает лед к горящему лицу. – Скоро бой за титул, афиши будут делать. Фотосессии и интервью, а ты на бомжа распоследнего похож.
- Заживет, - с наслаждением отпиваю холодную минералку. – Мне пора, тренер.
- Куда тебе пора? А разбор боя?
- Да знаю я, где накосячил, можете лишний раз не напоминать, - отмахиваюсь, и направляюсь к душевой. – Правая рука слабая, защита хромает. Зато в нападении я лучший!
Карим лишь головой качает и, скорее всего, мечтает выдрать меня, как в детстве бывало.
А мне и правда пора.
Интересно, она дома? Будет забавно, если «мачеха» откроет мне дверь.
… открыла.
И теперь бежит за нами с отцом, с колотящимся сердцем, стук которого и за пять шагов слышно.
- Итак, что за разговор? – как всегда нелюбезно спрашивает отец. – Говори, и проваливай.
- Был бы я с дедом, ты был бы куда более приветлив, не так ли? – смеюсь ему в лицо. – Может, хоть присесть предложишь? Тогда и поговорим.
- Я пасту приготовила, - испуганным голосом вклинивается в нашу пикировку Вика. – Все разговоры потом, хорошо?
- Вика, иди наверх!
- Тимур, позволь мне познакомиться с твоим сыном, - она так ласково гладит отца по руке, что смотреть противно. И неприятно. – Иди в гостиную, остынь, выпей. А… Ратмир, - Вика бросает на меня короткий взгляд, - помоет руки на кухне, и присоединится к тебе. Поужинаем, и пообщаетесь.
Угу, понятно. Наедине нас с отцом оставлять не хочет.
Думает, что хитрая.
Дурочка.
- Ратмир, идемте со мной, - Вика хватает мою руку, и тащит на кухню. – Милый, иди в гостиную, мы скоро придем.
И ведь не боится, что отец поймет странность происходящего.
ВИКА
- Он же не расскажет? Или расскажет? – мечусь по коридору второго этажа, то к лестнице поворачивая, то к спальне. – Что же делать?
Ратмир.
Не Рустам, а Ратмир.
Обманщик и эгоист! Он ведь ни капли не удивился, когда меня увидел. Да и с чего бы – вызнал, наверное, про отца все, выследил меня, и…
И я сама виновата. Силой Ратмир меня в отель не волок.
- Виктория? – окликают меня, а я, как дура, подпрыгиваю.
Совсем нервы расшатанными стали, скоро своей тени бояться начну. Вот что означает «нечистая совесть», оказывается.
- Да? Ян, - улыбаюсь помощнику мужа. – Не знала, что ты здесь.
- С документами работаю, - мужчина выходит из мужниного кабинета, и обращается ко мне, с тревогой вглядываясь в мое лицо: - С вами все в порядке? Или…
Или. Все не в порядке настолько, насколько это возможно.
- Просто разнервничалась, ты же понимаешь, - скулу дергает от напоминания самой себе и постороннему, по сути, мужчине о семейных проблемах.
Хотя Ян, если разобраться, Тимуру гораздо ближе, чем я.
- Может, спустимся вниз, и я согрею вам молока? – обаятельно улыбается светловолосый щеголь. – Оно успокаивает.
- Ну я же не маленькая, - смеюсь, представив себе картину, как я сижу на стуле, болтая ногами, а Ян в кружевном переднике подносит мне молоко с пенкой. – Ян, там Ратмир пришел. Сын Тимура.
- Да, я в курсе, что он должен был явиться, Тимур Давидович говорил, - Ян хмурится, и кивает на кабинет – святая святых, куда мне обычно не было ходу. – Ругаются?
- Разговаривают. О чем-то. Так странно, отец и сын, и так ненавидят друг друга…
Как же так?
Какая разница, что Ратмир от любовницы, а не от законной жены родился? Сын ведь, родная кровь. Продолжение Тимура.
- Не вмешивайся в их дела, Вика, - переходит Ян на «ты». – У них своя история. Слишком Ратмир на Тимура Давидовича похож, вот и бесятся оба. Да еще и Давид Расулович внуку благоволит, а сыну нет. Твой муж ведь в юности тоже боксом занимался, отец его сам тренировал, да не вышло. Сила есть, а пользоваться ею не научился, а Ратмир научился.
Бокс?
Я и не знала, что Тимур спортом увлекался. Он ведь даже машину поближе к дому ставит, ленится двадцать шагов сделать. И в фитнес клуб не ходит, хотя я предлагала заняться спортом вместе.
Чтобы сблизиться, как и должно нормальной паре.
- А Ратмир боксер? Потому он такой разукрашенный? – спрашиваю, вспоминая кровоподтеки, покрывающие его торс.
И краснею. Вспоминая остальное.
- Не слышала? – Ян достает смартфон, и быстро набирает что-то на экране, а затем поворачивает ко мне гаджет. – Можешь прочитать.
Пробегаю глазами последний новостной пост, и ахаю:
- Чемпионский титул?
- Да, скоро бой с американцем, - Ян морщится. Либо бокс не любит, либо самого Ратмира. Ну не американского же спортсмена.
Глупый вид спорта. Опасный. Жизнь итак сложная, а бойцы эти сами себя калечить позволяют с превеликой радостью.
Зачем?!
- То есть, Тимур не любит сына из-за бокса? – хмыкаю, отбросив мысли о сомнительности этого вида спорта. – Какая-то странная причина.
- А какая есть. Тут и обида на сам факт его рождения на свет, и то, что в боксе у Ратмира получается, - перечисляет Ян, - и их схожесть характерами, а характер мужа ты знаешь. Так Ратмир не лучше. Прибавь к этому то, что Ратмира принял Давид Расулович, который сделал это в пику сыну, и получишь общую картину.
Картину нелюбви.
Нарисовать бы ее, добавить красок, бликов, осветить неоном. Может, получится?
- Я пойду, не буду отвлекать, - благодарно киваю Яну, который единственный в этом доме меня поддерживает.
Как брат, которого у меня никогда не было и не будет.
Пожалуй, я заслуживаю знать, о чем разговаривают Тимур с Ратмиром. А значит, придется подслушать.
Одним грехом больше – такая малость к уже имеющимся.
РАТМИР
Странно смотреть на себя самого через четверть века, и знать, что постаревшее отражение тебя ненавидит.
Думал, отболело уже.
Думал, что отца ненавижу только из-за того, как он с мамой поступил, но… нет.
Сколько раз я слышал от него, что законный сын не сделал бы того, не совершил бы этого, был бы уважительным, успешным и лучше меня.
Порченая кровь.
- Дед попросил, чтобы именно я сообщил тебе новость, - говорю с наслаждением, предвкушая тот момент, когда отца перекосит.
Дед потому и затеял это – любит сына по носу щелкать. А на старости лет тем более, когда характер окончательно испортился.
- Ты больше не единственный его наследник, - после небольшой паузы сообщаю ему. – Теткам по пять процентов, тебе сорок процентов, и мне. Тоже сорок процентов всего имущества.
И согласился я на предложение деда только ради наслаждения наблюдать за тем, как отец краснеет в приступе гнева, и…
- Проходимец, - отшвыривает он тарелку с пастой, которая разлетается по гостиной, - щенок, я так и знал! Облапошил старика, и радуешься?
Ваза с цветами летит на стоящий у окна мольберт, безнадежно уродуя незавершенный рисунок. О, а сейчас, кажется, и мне прилетит?
- Не стоит, - встаю навстречу идущему на меня отцу, сжимающему кулаки. – Ты ведь понимаешь, что я тебя одним ударом уложу?
Не понимает.
Замахивается, и я ускользаю от его руки, не желая мараться об него. Хотя сколько раз мечтал о том дне, когда смогу наказать отца. Теперь возможностей хоть отбавляй.
- Отец из ума выжил. Маразматик старый, позволил обдурить себя несчастному сиротке, - выплевывает отец, кружа вокруг меня, как стареющий ястреб. – Ты ничего не получишь! Ни единого гроша!
- Дед пока жив, и умирать не собирается. А потом… потом я получу сорок процентов всего, - отвечаю, и добавляю с усмешкой: - А затем отдам все это маме. Она заслужила и побольше за все эти годы с тобой.
ВИКА
Это ужасно, но когда я смотрела на мужа, который не в силах был произнести ни единого слова, на мужа, рот которого перекосило, а лоб покрылся испариной, я…
… я о рисунке испорченном думала.
Что его не исправить.
И по памяти такой багряно-сиреневый рассвет, который неожиданно поймала на днях, я не нарисую.
Обидно.
Но Тимуру, наверное, обиднее было бы, узнай он о моих мыслях. Жена о ерунде мыслит.
Сыну, судя по каменному выражению лица, вообще плевать на здоровье отца.
- Микроинсульт, - сообщает нам Иосиф Евгеньевич, выйдя из палаты реанимации. Смотрит на меня и Яна, вскочивших при его появлении, и выставляет вперед руку: - Жить будет, успокойтесь.
- А… а говорить он сможет? – решаюсь спросить. – Или Тимур так и останется таким?
Если да – я не вынесу этого.
Изо дня в день смотреть на мужа, который не в силах сам о себе позаботиться, и знать, что этого избежать можно было. Останься я с Тимуром и Ратмиром в гостиной – беды бы не случилось.
- Сможет, нужно переждать кризис, - отвечает врач, но смотрит при этом на привалившегося к стене Ратмира, весь облик которого демонстрирует, насколько ему все-равно. – Пару дней Тимур Давидович будет находиться под нашим наблюдением, а затем вы сможете забрать его домой. Пока съездите за необходимыми вещами: смена белья, зубная щетка, и далее по списку.
- Я съезжу, - Ян останавливает рванувшую было по коридору меня, и сжимает ладонь сочувственно. – Вика, отдохни пока, сходи в кафе, прогуляйся в сквере. Здесь тебе нечего делать, в ближайшие пару часов к Тимуру Давидовичу тебя точно не пустят.
Какое кафе?
Какая прогулка в сквере?
Будто я смогу наслаждаться поздней весной, зная, что Тимур в реанимации.
- Я позабочусь о своей… мачехе, - произносит Ратмир первые за этот час слова, и почти силой отрывает меня от Яна. – А ты езжай.
Прикрываю глаза, пытаясь заставить себя не стряхнуть руки Ратмира, нагло обнимающие меня – это выглядело бы странно. Но объятия его болезненные для меня – невыносимо рядом находиться после всего того, что случилось.
- Вика? – с нажимом спрашивает Ян, но взглядом обменивается с Ратмиром.
И взгляды у обоих мужчин странные, непонятные мне. Будто они без слов общаются о чем-то неведомом женскому уму.
Мужчины…
- Все в порядке, - отпускаю я Яна. – Не забудь взять халат Тимура – тот, коричневый в полоску.
- И тапочки с ночным колпаком и кальсонами, - едко добавляет Ратмир, но Ян оказывается умным человеком, и пропускает подначку мимо ушей.
- Убери руки, - шиплю я, и сбрасываю с себя мужские ладони, едва Ян скрывается за поворотом больничного коридора. – И вообще… проваливай отсюда!
- И оставить тебя одну? Мы ведь семья, Вика, - улыбается парень. – А в такие моменты семья рядом должна быть, поддерживать друг друга.
- Ты уже натворил дел!
- Вика-Вика, - качает он головой, и подталкивает за плечи в сторону лестницы, - отец сам двинулся на теме наследства. Я здесь при чем? Драться полез на старости лет, распереживался вот. Этого следовало ожидать, что жадность рано или поздно долбанет его по мозгам. Но ничего, - хмыкает Ратмир невесело, - сейчас этот твой поклонник привезет любимый папочкин стариковский халат с тапочками, и ему полегчает.
Вот прицепился с этим халатом!
Я и сама люблю укутаться в пушистый банный халат, и нежиться в нем. Только Тимуру не особо нравится меня видеть в таком облике растрепы, потому возможность выпадает лишь когда муж в командировках.
Побыть самой собой, расслабиться.
- Эй, - вскидываюсь я, выплывая из омута своих мыслей, - куда ты меня ведешь? Я останусь…
- Не останешься. Мы идем в кафе, - подмигивает упирающейся мне Ратмир, и резко становится серьезным. – И Вика, не советую со мной спорить.
- Значит, боксер? Кулаками машешь?
- А ты картинки малюешь? – в пику отвечает мне Ратмир, и придвигает мерзкий на вид смузи поближе к моим лежащим на столике рукам. – Пей.
- Я из твоих рук больше никакую выпивку не приму!
Парень глаза закатывает, и плечами пожимает. Мол, как хочешь.
А я сама не знаю, что хочу. Сидеть с ним вот так просто – дико. И если задуматься как следует, вся эта ситуация в пятнах грязи.
Вот только что мне делать? Истерику устроить со слезами, с посыпанием головы пеплом?
Юля права, по сути: дело сделано, назад не повернуть.
- Ну, мачеха, расскажи мне сказку, - паясничает Ратмир, отпивая крутой, исходящий паром чай, - как так вышло, что ты вышла за старика?
- Тимур не старик! – спорю с ним.
Хотя еще два года назад я сама в ужасе была, когда отец заговорил об этом. В восемнадцать лет мне и тридцатилетние казались пожилыми. А уж Тимур, которого я не иначе как дядя Тим не называла, и подавно.
В волосах седина.
В уголках глаз морщины.
Брыли, опять же…
Но притерпелась. Может, рядом с ним я и сама постарела душой?
- Значит, великая любовь, м? – предполагает парень, и голос его недобро звучит.
- Да, любовь. И уважение, - добавляю я чистую правду.
- Ну да, уважение, - кривит Ратмир губы. – Именно оно и толкнуло тебя на измену? Как и великая любовь?
Резко поднимаюсь со стула, и Ратмир тут же вскакивает. Давит на плечи, чтобы я обратно села. Зачем?
Выслушивать его колкости? Так я сама себя корю, и корить буду всю жизнь.
Юля бы сказала, что жизнь длинная, и голоса совести обычно хватает на пару месяцев.
- Ладно, не кипятись, колючка. Пей смузи, оздоровляйся. Вылечится твой любимый, и будете душа в душу жить ближайшие пару лет, или сколько там ему осталось, - Ратмир снова придвигает ко мне опостылевший смузи.
А у меня перед глазами картина, как я вскакиваю.
Швыряю в него противный напиток.
И от стекает по черным волосам, в которые я с таким наслаждением зарывалась в ту сумасшедшую ночь.
РАТМИР
Странная девочка.
Злит, раздражает своей колючестью.
И непохожестью своей на тот образ, что в голове сложился – охотница за деньгами. Что-то не видна по Вике особая расчетливость.
Но ведь вышла за отца, а значит…
… внешность обманчива.
- Можете войти к пациенту, - вежливо, но чуть устало выдыхает врач, и Вика подскакивает.
Ну уж нет!
- Я пойду, - опережаю ее. – Я ведь его сын.
Она в таком раздрае, что молча соглашается, позабыв, что жена в приоритете.
Жена… поверить не могу. Мачеха.
Обхватить бы ее лицо, как той ночью, едва мы номер отеля переступили. К стене прижать, вырывая рваные всхлипы…
Хватит! И чего я о ней думаю постоянно? Были у меня девушки красивее, чем она.
Намного красивее.
- Жив? – вхожу в палату к отцу, видеть которого неприятно, и больно. Родная кровь ведь не водица. – Молчи, врач сказал, что говорить тебе пока нельзя. Ты ведь понимаешь, что я тебе говорю?
Он моргает.
Понимает, в овощ не превратился – уже хорошо.
Или плохо…
Интересно, осталась бы с ним Вика? Осталась бы, превратись он в инвалида?
- Надеюсь, ты осознаешь, что бессмысленно спорить с дедом по поводу наследства. И переживать из-за этого тоже бессмысленно, - говорю, и ненавижу себя за то, что успокоить его пытаюсь.
Отец смотрит на меня в упор, и снова моргает. Медленно и выразительно, словно говоря: понимаю, но не сдамся.
- И жить я буду с вами. Пока. Дом ведь дедов, не так ли? – отец моргает, и начинает пыхтеть. – Успокойся. Я просто присмотрюсь к наследству. Или ты хочешь, чтобы я сразу все маме передал?
Он напрягает скулы, которые пугающе выступают, делая черты лица еще более заостренными, чем они есть. И моргает дважды – не хочет.
Мама ведь приедет сразу, если шанс представится.
Поселится в доме, и унижаться начнет. И перед отцом, и перед Викой.
Чтобы не гнали.
- Хм, а что бы ты сказал, предложи я тебе такой вариант, - сам не знаю зачем, предлагаю я. И всерьез ли предлагаю – непонятно и мне самому. – Ты разводишься с Викой, а я отказываюсь от наследства в твою пользу. Ты бы согласился?
Гляжу в его глаза – отражение моих – и с замиранием сердца ответа жду. И он смотрит также напряженно, не моргая. Уже слезу текут из уголков глаз, а отец все держится.
Да?
Нет?
Сам не знает?
Оскорблен моим вопросом?
- Пошел вон, - неразборчиво и медленно шепчет он. – Вон!
- Подумай над моим предложением, - легко вскакиваю со стула, и оборачиваюсь к лежащему, неприятному мне мужчине. – Мачеха у меня зачетная.
ВИКА
- Тим, - сажусь на кровать рядом с лежащим на ней мужем, и легонько сжимаю его ладонь. – Как же так? Ты… ты обязательно поправишься.
Только бы не разреветься.
Не устроить истерику.
Тимур ненавидит женские слезы, наверное, как и все мужчины.
Но он выглядит таким слабым, беспомощным на больничной кровати. Палата обставлена как номер-люкс, но пахнет ведь больницей. И ни муж, ни я ни на минуту об этом не забываем – где мы находимся, и почему.
- Ты…
- Не говори ничего, - решаюсь приказать Тимуру. – Врачи запретили.
- Ты, - упрямо хмурится муж, и пальцы его подрагивают, - и Ратмир… ты…
Я.
Он знает!
Мышцы сводит от ужаса, как будто я стою перед мчащимся на меня автомобилем, и не могу пошевелиться. Сердце панически бьется в груди, гоня дикую кровь по венам.
Я сейчас закричу.
В обморок упаду от страха и стыда.
- Тим, - бормочу онемевшими губами, - я не… ты все не так…
- Замолчи! – муж делает над собой усилие, и приказывает привычным властным голосом. – Ратмир и ты будете пока жить вдвоем. Держись от него подальше, он вовсе не обиженный сиротка, каким хочет предстать. Поняла?
- Я поняла, Тим, - киваю радостно, что мой обман не раскрылся.
Наш обман.
И нужно бы уйти, дать мужу отдохнуть, восстановиться, но проклятое любопытство заставляет меня открыть рот, и спросить:
- Милый, а что Ратмир тебе сделал?
- Много чего, - морщится муж, и приподнимает голову, позволяя мне поправить плоскую подушку.
- А что именно?
Не сходится у меня картинка. Да, я знаю, что мужчины разные бывают, и некоторые считают своими детьми лишь тех, кто от жены родился. Не от любовницы.
Но Тимур ведь много лет был рядом с матерью Тимура – Лианой. Видел, как сын растет, становится похожим на него. Даже несмотря на все разногласия, разве мог он его не полюбить?
Матери иногда завидуют молодости дочерей, отцы успехам сыновей, но в ненависть это выливается крайне редко.
А у Тимура и Ратмира именно взаимная ненависть, которая в каждом взгляде выражена.
- Он плохое семя, - говорит, наконец, муж, когда я уже думала, что не ответит. – В детстве диким был совсем, в чужие дома залазил со всеми вытекающими. Участковый его ловил столько раз – не счесть. А затем я приехал к Лиане с крупной суммой денег, которую кое кому передать должен был…
Тимур начинает натужно кашлять, и я приподнимаю его голову, а затем подношу стакан с водой. И пока муж пьет, я осознаю, что именно он не договорил.
Можно и не продолжать, но Тимур откидывается на подушку, и заканчивает рассказ:
- Утром я не обнаружил ни денег, ни Ратмира.
Вор, значит.
- И большая была сумма?
- По тем временам огромная, - хрипит Тимур устало. – Да и по этим временам тоже. Иди, не нужно сидеть со мной рядом, будто в вечный путь провожаешь.
Поднимаюсь, целую Тимура на прощание, и выхожу в коридор, где меня ждет Ратмир.
Ненавижу воров. Их мало кто любит, но для художников воровство – бич профессии. На такой поступок – присвоить чужое – может пойти только подлый человек.
- Надеюсь, ты не решила ночевать на коврике у его ног? – Ратмир кивает на дверь палаты. – Даже если решила – придется передумать. Мы едем домой. Пошли.
РАТМИР
Нужно ли мне ненавидеть эту девчонку?
Нужно.
Или нет.
Даже когда я решил проследить за ней, ненависти я не испытывал, лишь неприязнь, и любопытство. В конце концов, что бы там мама не думала, как бы ни ругала «эту малолетку», мужчина – не баран, которого легко увести.
Отец сам так решил – уйти.
А девчонку можно понять, в столице все такие – за старый денежный мешок хотят выйти, только благодаря деду, мешок этот заметно прохудился.
Держу в руках мягкий спортивный комплект, и усмехаюсь.
- Иди, и переодевайся, - командует Вика.
Как скажешь, блонди. Мачеху положено слушаться!
И я стягиваю с себя футболку, зашвыривая на эту их супружескую кровать. Тяжело представить, что они на ней… вдвоем…
Отвратительно!
- Ты что вытворяешь? – Вика бледнеет, и пятится от меня спиной. – Иди к себе, и там переодевайся. Что за стриптиз?
- А я тебя не стесняюсь, - весело отвечаю, и стягиваю джинсы.
А Вика, как маленькая, зажмуривается.
В ту нашу ночь она была смелее. Так цеплялась за меня, вжимала в себя.
Отпускать не хотела ни на секунду.
- Я все хотел спросить, с кем из нас тебе было приятнее? С отцом или со мной? – сам не знаю зачем, продолжаю я давить на девчонку. И с внезапно, как всегда, проснувшейся злостью дополняю вопрос: - Или с Яном?
Девчонка вспыхивает.
Оскорбляется, и оскорбляется искренне.
- У меня с Яном никогда ничего не было. И не будет! – выпаливает, а я снова смеюсь.
Напоминание о нас ее уже не смущает.
А этот Ян… Вика может сколько угодно делать вид, что не замечает его взглядов, но я все вижу. Думаю, и она видит, но это ведь так удобно – купаться в любви другого человека, знать, что можешь на него рассчитывать.
И ничего не давать взамен.
Так было у мамы к отцу.
И так у Яна к Вике. Прилетел ведь по первому зову, про вещи забыл, лишь бы не оставлять меня с ней наедине.
- А у нас с тобой будет? – ложусь на кровать, и улыбаюсь. Хотя с большим удовольствием бы сжег ее. – Я могу заменить отца, хочешь? Ты ведь хочешь, Вика…
Я ожидал всего, чего угодно: скандала, обвинений в безнравственности, злости. Но не слез, маленькими хрусталиками покатившихся из глаз Вики.
- Ты чего? – подскакиваю с этой проклятой кровати, и одеваюсь по-армейски быстро. – Вика, я пошутил, не плачь…
Подхожу к ней, и не понимаю, что делать. Девушка глядит в одну точку, словно там нечто важное и нужное, и плачет. Тихо, без всхлипов и подвываний. Так, что я чувствую себя беспомощным ничтожеством.
- Прости, - вырывается у меня, и я тянусь к девушке, чтобы…
Сам не знаю.
Но смотреть на ее слезы я не могу.
ВИКА
Ратмир бестолково суетится, по плечу меня похлопывает…
Дурак! Какой-же он дурак!
- Да пошутил я, - раздражается парень, и непонятно, на кого – на себя или на меня, - Вика, не плачь…
А мне плевать на то, пошутил он или нет.
Я просто устала.
Вымоталась за этот жуткий день, и издевки Ратмира стали последней каплей.
- Уйди, - всхлипываю, и киваю на дверь, - видеть тебя не могу.
Ратмир делает неуверенный шаг к двери, и я немного расслабляюсь – сейчас он оставит меня одну, и я выплачусь в свое удовольствие. А потом пойду в свой кабинет, и буду всю ночь рисовать.
- Уйду, когда успокоишься, - глухо говорит парень, и крепко обнимает меня. – Ненавижу слезы.
- Так не смотри…
Вырваться пытаюсь, но сил не хватает. Этот громила не из хлюпиков, и мои трепыхания для него как слабый ветерок. И я…
… позволяю себе расслабиться на краткий миг.
Утыкаюсь мокрым от слез носом в его шею, и вдыхаю знакомый запах. Ратмир пахнет костром и осенью.
И немного кровью.
- И почему ты такая неженка? – шепчет парень, и проводит ладонью по моим волосам. – Обидчивая, плачешь вот. Нет бы ответить, как следует. Совсем не умеешь за себя постоять, Вика, и пора бы научиться этому.
Я могу за себя постоять.
Могла. Раньше.
- Отцу ты тоже позволяешь себя унижать? – допытывается Ратмир, и я вырываюсь из ставших неуютными объятий.
Ну вот что ему стоило молча меня поддержать?
- Нет, Тимур меня не унижает.
Ложь.
- Врешь, - это чудовище будто мысли мои читает. – Я ведь на него похож, Вика, не только внешне. К сожалению. И я видел, как он с мамой обращался, а она тоже слабая – как и ты. И слабость эта раздражает, вызывает желание… добить. Ну и, - Ратмир садится у меня в ногах рядом с кроватью, - как с тобой обращается муженек?
- Хорошо, - раздражаюсь от этих бесконечных вопросов.
- И снова ложь.
Не совсем это ложь. Тимур никогда не проходится по мне грубыми оскорблениями, он слишком хорошо воспитан. А тонкие остроты по поводу моей бесплодности, неизящности, происхождения – на это он горазд. И бьют эти остроты больно.
- Ну и откуда ты взялась такая? – Ратмир не отчаивается добиться от меня ответов. – Расскажи!
Хочу послать его куда подальше.
Не понимаю, что именно Ратмир хочет от меня услышать.
И уже открываю рот, чтобы выпроводить его, но…
- Мне было одиннадцать, и меня похитили, - тихо произношу я, глядя на сидящего на полу парня. – А люди Тимура спасли. Полиция… они работали, конечно, но слабо, и готовили родителей к худшему. Утверждали, что с каждым часом шансов найти меня живой становится меньше. А люди Тимура меня нашли, и…
… и именно к нему на руки я прыгнула около того дома на окраине, где меня держали. А по пути домой мы заехали в торговый центр, где Тим купил мне молочный коктейль.
Я думала, что он будет хорошим мужем.
- Так именно поэтому ты такая, - Ратмир хмурится, и пытается подобрать не слишком обидное слово, чтобы я снова не разрыдалась, - неженка?
- Наверное, - фыркаю, и потираю лицо ладонями. – У мамы после того случая то панические атаки, то депрессии, а отец совсем помешался на моей безопасности. И я даже скандал устроить не могла, боясь расстроить маму.
РАТМИР
Вот ведь… девчонка!
Стоит, смотрит на мотоцикл, и такое в ее глазах сомнение и усталое недовольство, что хоть сейчас доставай айфон, и фотографируй на память.
- Трусишь?
- Разумно опасаюсь, что водитель из тебя такой же, как и все остальное, - фыркает Вика, и добавляет: - Никакой.
Хорошо хоть покрепче не выразилась.
- Спасибо на добром слове, а теперь садись.
- Вот уж дудки! – смешно возмущается девушка. – Слушай, ну чего ты привязался ко мне? До художки я сама доберусь, а ты займись чем-нибудь. Или своей жизни совсем нет?
А ведь Вика права.
Зачем мне так уперлось ее подвозить?
У меня тренировка: в зале, а затем на ринге. К диетологу нужно зайти, скорректировать систему питания, фотосессия для «GQ» и «Men’s Health». Нужно изучить последние бои будущего противника, отсмотреть все, обсудить с тренером, а я…
… я ерундой маюсь.
И девчонку эту непонятную достаю, которой мое внимание неприятно.
Я ведь для нее – напоминание об измене, постоянно маячащее перед глазами. Пусть едет в свою художку сама, а я…
- Садись, - упрямо говорю ей, и банально тащу за руку к мотоциклу, за который от тренера уже успел получить втык. – Сказал, что довезу, значит так и будет. Да не упирайся ты так!
- Вот дикарь, - закатывает девчонка глаза, и смешно морщит нос, когда я надеваю на нее шлем. – Если мы разобьемся – я тебя убью!
Мисс «логика вышла из чата».
И, вот ведь вредина, даже не подумала мне адрес назвать. Хорошо, что я, как настоящий сталкер, выяснил о ней все, что мог.
Все, что мог, кроме самого главного.
- Спрыгивай, - торможу около университета, снимаю шлем, и помогаю избавиться от него бестолково суетящейся Вике. – Ну, как тебе?
- Нормально, - поджимает губы, как старушка. – Я могу идти?
- Я провожу.
Чисто из вредности иду вместе с Викой. Пусть… да, пусть увидит, как на меня другие реагируют: автографы, совместные фото, восхищение и парней, и девушек.
Лишь эта нос воротит.
- И чему вас учат?
- Рисовать.
- А ты разве не умеешь?
- А ты дурак? – отвечает она вопросом на вопрос. – Рисовать я умею, но этого мало. Есть разные техники: академический рисунок, масляная живопись, графит, фотореализм, аэрография… сегодня с натуры рисовать будем.
С натуры. Это в смысле…
- Это то, о чем я думаю? – хмурюсь, и провожу рукой вдоль своего тела.
- Ну да, - пожимает Вика плечами. – Во всех анатомических подробностях. Девушек рисовать проще, а вот парня сегодня впервые будем рисовать. Наконец-то!
Настроение стремительно летит в бездну.
И от того, что идущие рядом студенты и не думают меня узнавать, что удивительно: ни парни, ни девушки не кидаются ко мне с просьбой о совместном фото. Да еще и Вика… художница, тоже мне.
- Так не терпится на голого мужика посмотреть? – стараюсь быть насмешливым, но в голосе злые нотки слышны. – Меня бы попросила, я ведь вчера предлагал. Хочешь – рисуй, хочешь…
- Не хочу, - сердито бьет она меня в бок. – Ты достал меня, Ратмир! Еще немного, и я сама все Тимуру расскажу, ясно? Зато избавлюсь от тебя раз, и навсегда.
- Не расскажешь.
Побоится.
Вика всего боится, хотя язычок остренький. Но это все напускное. До последнего будет тянуть, обещая себе, что «завтра» поговорит с отцом, и признается. И это «завтра» будет годы тянуться.
- Я не вернусь сегодня домой, - шипит Вика, и руку из моей ладони выдергивает. – Номер в отеле сниму, рядом с больницей Тимура. Больше я терпеть твои намеки не намерена. Баста!
- Вика, - с крыльца вприпрыжку спешит чуть полноватая девушка, улыбаясь от уха до уха. – Хэллоу! Ой, а кто это с тобой такой фактурный и типажный?
- Ратмир, - киваю подружке своей… мачехи.
Боже, смешно даже. Мачеха…
- Юля, - представляется девушка, и оглядывает меня оценивающе. – Хмм, я бы тебя нарисовала, Ратмир!
- Могу организовать, - продолжает злиться Вика. – Ратмир – добрый парень, и всем подряд предлагает свои услуги. Так что приезжай к нам, он тебе не откажет.
- Ха, да я только за, - подмигивает Юля. – Кстати, натурщик наш в травмпункте, сейчас Сеня активно замену ищет, - девушка вздыхает, а затем бросает на меня еще более заинтересованный, и даже кровожадный взгляд: - Ратмир, а не окажете ли вы честь нашей небольшой, но талантливой группе? Нам очень нужен натурщик, и вы прекрасно нам подходите!
ВИКА
- Он не согласен! – вырывается у меня. – Юль, иди к аудитории, я сейчас подойду.
- А с чего ты решаешь за меня, а? – шепчет на ухо мне этот надоедливый тип.
Прибить его мало!
А Юля предательница! Знала бы она…
- Ты ведь не против? – подруга и не думает реагировать на сигналы, которые я ей посылаю, корча рожицы. – Ничего сложного: поменьше двигаться, не разговаривать и быть красивым – вот что нужно от натурщика.
- Он не умеет не двигаться и не разговаривать! Юль, Ратмир – сын Тимура, и я не позволю…
- А я согласен, - мой не слишком любимый пасынок приобнимает меня за плечи, и улыбается Юльке. – Одежда предусмотрена?
- Нет.
- Замечательно, - смеется этот эксгибиционист. – А то мне душно. Идем, Вика, выручу я вашу группу.
Выручит он.
Бесит!
«Это наказание какое-то, - убито размышляю я, пока мы направляемся к универу. А охранник даже и не думает спрашивать пропуск у Ратмира, и продолжает разгадывать сканворд. – Все же, Бог на свете есть. И тычет меня носом в мою ошибку снова, и снова».
- Лучше б ты за сына замуж вышла, чем за отца, - Юля смешно двигает густо накрашенными бровями. – Он сладкий.
- Он гадкий, - спорю я, и шепчу подруге на ухо, пока Ратмир не видит: - Это с ним я Тимуру изменила. Не знала, что он его сынок, и чуть не скончалась, когда он явился.
Говорю, и снова злюсь на то, как подставил меня Ратмир.
ВИКА
- Вика? – Ян встречает меня в гостиной, удивляясь моему заполошному виду.
Ну да, я обычно более спокойная, но не сегодня.
Сегодня я в полном раздрае. Весь день меня допекал Ратмир своими пошлыми намеками, и добил обнаженной натурой, на которую пришлось смотреть, да еще и старательно вырисовывать. А затем еще и Лиана.
- Ян, прости, я за паспортом приезжала, - убираю документ в сумочку, и проверяю, на месте ли кошелек. – Я в отеле переночую.
- Почему?
Потому что Ратмир, чтоб он провалился, притащит свою мать домой – в этом я уверена. А Лиана мне итак много крови попортила. И сидеть с ней за одним столом, терпя оскорбления, я не намерена.
- Вика, я подвезу, - Ян отбрасывает документы на стол, и быстрыми шагами догоняет меня.
Тимур бы его прибил за то, как он с бумагами обращается.
- Так что случилось?
- Лиана приехала, - морщусь, как от зубной боли. – Бывшая Тимура.
- Понятно, - просто отвечает Ян. – Не знаком с ней, но думаю, что вы друг другу не нравитесь.
Не то слово.
Разумеется, я знала, что у Тимура сын есть, и что он долгие годы жил с Лианой – никто и не думал скрывать от меня эту информацию. Но когда начались истеричные звонки и угрозы, я забеспокоилась.
- Перебесится, - ответил Тимур на мою жалобу. – Она все смириться не может, что я ушел. Просто не обращай внимания.
И я старалась. Жалела даже, что так вышло, понять старалась, что Лиане тяжело, и нужно на ком-то боль свою выместить. Пока однажды не увидела ее у нашего с Тимуром дома.
- Может, у меня поживешь? – голос Яна вырывает меня из воспоминаний.
Еще чего не хватало!
- Нет, отвези меня, пожалуйста, в отель – тот, что у сквера, неподалеку от больницы.
- Как скажешь, - Ян, кажется, обиделся на меня, судя по голосу. – А что тебе Лиана сделала?
Нервы вымотала – вот что.
- Приезжала она к нам с Тимуром после свадьбы.
Рассказываю, а сама вспоминаю. Мы только вернулись из Испании, в которой медовый месяц проводили. Пожалуй, это было лучшее время, проведенное с Тимуром – муж был со мной мягок, ласков даже, и я отвечала ему тем же. Пусть и… да, сейчас я могу себе в этом признаться: к Тимуру я как к отцу относилась.
- Утром, на следующий день после прилета я решила съездить к родителям, - продолжаю я описывать неприятное воспоминание. – Вышла из дома, и встретила Лиану…
… которая обрушилась на меня руганью, немало меня испугавшей.
А затем на колени бухнулась передо мной, и начала молить отдать ей Тимура, семью их не рушить.
- Я тогда так испугалась, - прикрываю глаза, но продолжаю говорить. – А еще мне было стыдно. Не люблю, когда передо мной унижаются, сама себя чувствую униженной в таких ситуациях. И молчу, не понимая, что ответить.
И это мое молчание Лиана восприняла как насмешку. Как высокомерие. А затем вцепилась в безымянный палец, на котором сверкало массивное, старинное кольцо, подаренное Тимуром.
- Тимур Давидович ее успокоил?
- Нет, - невольно кривлю губы, осознавая, что именно в тот момент я поняла, что мужа не полюблю. – Он вышел на шум вместе с Артемом. И охранника на нее натравил.
- В смысле? Он ее…
- Нет, Артем просто оттащил Лиану от меня, запихнул в машину, и все.
А Тимур даже не попытался поговорить с Лианой. Просто посоветовал мне забыть об этом случае, и пообещал, что больше я ее не встречу.
Обещание муж сдержал – звонки прекратились.
- Ты думаешь, что Ратмир привезет Лиану к нам? – с сомнением в голосе интересуется Ян.
- Я не знаю, но рисковать я не стану.
- Но это твой дом! – возмущается помощник мужа. – Ты в нем хозяйка, и ты можешь выставить Лиану. Ты в своем праве, Вика.
Могу, да. Но я бы никогда так не поступила.
- Я не хочу, чтобы меня во сне подушкой задушили, - вместо этого произношу я. – Ян, вот такая у твоего шефа жена. Хозяйка, сбегающая из своего дома. Плевать, мне важнее спокойствие и мир, воевать я не хочу.
- Тимур Давидович не одобрит, - Ян осуждающе качает головой, паркуясь на стоянке у отеля. – Тебе бы поговорить с ним. И с Ратмиром. Должен ведь он понимать, что не стоит Лиану привозить в дом, где хозяйка не она.
Ратмир… да он из вредности ее привезет, я бы не удивилась!
«Или нет? – начинаю я сомневаться. – Мать, все же, да и любит он ее. Своей маме я бы не позволила унижаться, силой бы удержала, угрозами. Шантажом. Но не позволила бы».
- Спасибо, что подвез, - обращаюсь к Яну, намереваясь выпроводить его, но мужчина с улыбкой качает головой.
- Вдруг мест нет. Провожу тебя.
Места, разумеется, есть – отель огромный, и все категории комнат в наличии.
- Вика, соглашайся на президентский люкс, - зудит Ян, и администратор хлопает глазами, глядя на золотую карту, выданную мне мужем.
- Меня устроит люкс.
- Вика! Узнают – засмеют, - продолжает занудствовать Ян, решивший не допустить того, чтобы я провела ночь в комфорте, а поселить меня в огромных, пугающих апартаментах.
- Уже узнали, - раздается за спиной голос. – И сейчас посмеемся. Тимур в больнице, а ты с любовником по отелям зажигаешь?
Черт! Ну я и дура, слов нет. Нашла ведь, куда приехать – в отель неподалеку от больницы.
Оборачиваюсь, и вижу Лиану, позади которой стоит Ратмир, недобро сверлящий нас с Яном взглядом.
- Ты здесь.
Ратмир не спрашивает, а утверждает.
Обвиняет даже, будто он – муж, невовремя из командировки вернувшийся, и заставший жену с соседом.
Вот только Ратмир мне никто. Даже меньше, чем никто, и забыть бы про него, выбросить из головы, но…
… но мне почему-то стыдно.
Перед ним стыдно, а не перед Лианой, скрестившей руки на груди, облаченной в мешковатую блузку невнятно-темного цвета.
- Ратмир, отведи ее к Тимуру! – приказывает Лиана, глаза которой блестят – то ли от недавно пролитых слез, то ли от предвкушения. – Немедленно! И расскажи, где застал его жену. А ты, - обращается она уже ко мне, - не вздумай отнекиваться и сказки придумывать!
РАТМИР
Это ведь простая тренировка, и мой партнер – старый друг, с которым мы еще со времени спортшколы спарринговали.
Обычная отработка техники.
Вот только с каждым ударом ярость вскипает сильнее, и сильнее. Кровавая пелена перед глазами требует выплеснуть все накопившееся, а окрики Карима набатом бьют в голове:
- Бей, бей, бей, убей, убей, убей…
Кружу по рингу, и взгляд постоянно выхватывает тонкую фигуру светловолосой девушки.
Зачем я Вику сюда притащил? Ясно ведь, что с этим додиком в лакированных туфлях у нее ничего не было, но…
… играет девчонка хорошо.
Я почти купился.
Отличная афера с похищением, просто превосходная, хоть и долгосрочная многоходовка. Вику украли, отец спас, а затем женился.
- Нокаут, - кричит Карим, и я вздрагиваю: Фара лежит в углу ринга, рука через сетку свешивается.
Он оглушен, не понимает ничего. Это не тренировка, а избиение. Нужно будет извиниться перед товарищем за то, что силу не расчитал.
Я псих. А всему виной эта девка - жена моего отца.
Обманщица.
- … ей плохо. Девушка, вы вида крови боитесь?
Перевожу взгляд на плохо освещенный зал, и сначала Регину вижу – пресс-секретаря ассоциации бокса, а затем и Вику. Покачивается, как пьяная, руками по пустоте водит, будто ищет, за что ухватиться.
- Вика, - перепрыгиваю через сетку, и отталкиваю одного из учеников Карима, схватившего ее за плечи. – Вика, что с тобой?
Неужели так вида крови боится?
Все ведь нормально было: спорила, огрызалась, а сейчас как восковая кукла выглядит. Бескровные губы слабо шевелятся, Вика нервно сглатывает, и слабо хватает ртом воздух.
- Карим, зови врача, скорее! – кричу тренеру, но он уже с трубкой у уха, вызывает нашего дока.
Девушка судорожно вздыхает, глаза ее закатываются, и Вика обмякает в моих руках.
А мне становится дико страшно: что с Викой? Отравилась? Испугалась?
- Вы что с ней сделали? – поднимаю ее на руки – легкую, почти невесомую, и обвожу взглядом сборище малолеток, рядом с которыми Вика стояла.
- Н-ничего. Она стояла, а потом вот… мы ничего…
- Да малохольная она, - насмешливо перебивает блеянье парней Регина, и проводит по покатому боку ладонью, притягивая все взгляды к своей идеальной фигуре. – Стояла, ахала, охала… Ратмир, таких не в зал водить нужно, а на утренники.
Отмахиваюсь от язвы-Регины, всматриваюсь в бледное Викино лицо, не зная, что делать.
Искусственное дыхание?
Нашатырь к носу поднести?
Привести в чувство вырубленного противника я умею, а вот что делать сейчас – без понятия, от того и страшно.
- Где Степанов? – громко спрашиваю, про себя отсчитывая секунды слишком долгого обморока.
- Да здесь я, - наш пожилой, но проворный врач вбегает в дверь, и сходу дает приказы: – Клади девчонку на стулья, а вы все брысь отсюда!
- Мне повторить? – Карим повышает голос, оглядывая собравшуюся толпу, которая и не подумала дока слушаться. – Вон пошли!
Глазеющие медленно расходятся, а Регина выходит последней, призывно подмигнув мне на прощание.
- Ратмир, не забудь: завтра нам нужно обсудить твою пресс-конференцию, - мурлычет она. – Жду тебя… сам знаешь, где.
Провокаторша.
- Дурень, девушку клади на стулья, - повышает голос Степанов. – Мне ее на твоих руках осматривать?
Делаю четыре шага, прижимая к себе легкую, почти невесомую Вику – и в чем душа держится? Морщусь от вида стульев: ну как Вика на них лежать будет?
- Мммм, от тебя потом пахнет, - шепчет Вика, наконец-то приходя в себя.
- Плохо?
- Сойдет, - слабо улыбается она, и кривится. – Поставь меня на пол, пожалуйста.
- Ни в коем случае! – подбегает док, и указывает на стулья, сердито хмурясь при этом.
С сожалением опускаю Вику туда, куда указал врач, и присаживаюсь рядом, чувствуя себя дурак дураком.
Ей плохо, она не притворяется.
Сейчас не притворяется, в отличии от всей остальной своей жизни.
Вика, как и вся ее семейка, чертова обманщица, которую стоит бы наказать. Но вместо этого я, как кретин, сижу на полу, и держу ее за прохладную руку.
И слушаю вопросы врача, достающего из своего чемоданчика тонометр.
ВИКА
- Голодом себя морите?
- Нет, - отвечаю, и сесть пытаюсь, но Ратмир нагло кладет мне руку на живот, удерживая.
- Знаю я ваши «нет», - ворчит доктор. – И в чем душа держится, вот вы бабы, дурные. Когда, и что вы ели в последний раз?
Задумываюсь, но с ответом не нахожусь.
Вроде бы я завтракала, но это не точно. Со всей этой суматохой разве уследишь?
Да и не такая я эфемерная. Некоторым лишь бы поворчать.
- Дело не в еде, а в запахах, - скидываю руку Ратмира, и упрямо сажусь на жестком стуле. – Здесь потом так несет, что любой бы в обморок упал. Никакой вентиляции, да еще и кровь.
Вспоминаю неприятную картину, как из носа противника Ратмира хлестала кровища, и прижимаю сжатую в кулак ладонь ко рту.
Фу, меня стошнит сейчас.
- Хм, так… вы вместе? – врач смотрит на Ратмира, и до меня с запозданием доходит, что он имеет в виду.
- Нет! Не вместе!
- Выйди, парень. Иди давай, тут разговор не для твоих ушей будет.
Парень до боли сжимает мою руку, в которую зачем-то вцепился, и продолжает сидеть рядом.
- Ратмир, выйди, пожалуйста.
- Нет, - просто отвечает он, - мы ведь семья, не забыла? Пока отец в больнице, за тебя я отвечаю.
Вот придурок. Отвечает он за меня, угу.
- Ратмир…
- Я все сказал, - морщится он. – остаюсь здесь.
Упрямый баран!
- Ладно, - обращаюсь к врачу, - у вас какие-то вопросы по женской части, да? Потому его выпроваживали? Задавайте, не стесняйтесь, пусть слушает.
Усмехаюсь, представляя, как Ратмир будет краснеть.
Мужчины почему-то удивительно остро реагируют на вопросы женского здоровья. Лишь однажды Тимур был со мной в клинике, и на каждый вопрос кривил губы, словно меня о чем-то постыдном спрашивали.
РАТМИР
Вика слабо трепыхается, вырваться хочет.
Дрожит.
Бьет меня в плечо, и я бы рассмеялся от этих смешных трепыханий, если бы не был так занят. Голова кружится, глаза закрыты, а я упиваюсь ею – беспомощной, холодной, сдержанной девушкой-омутом.
Сминаю ее губы своими с жадным наслаждением, граничащим с помешательством, и сильнее в себя вжимаю – так, что стук ее сердца во мне отдается.
- Пусти, - шипит Вика, и я прижимаю ладонь к прострелившей болью щеке.
Вот ведь кошка бешеная, до крови разодрала, и радуется этому: грудь высоко вздымается, глаза блестят, и в них азарт горит, с терпкой злостью смешанный.
- Соображаешь, что творишь? – сужает Вика глаза. – Я тебе поводов не давала!
- Захотел старое вспомнить, - лениво отвечаю девушке, и она еще больше бесится от моего тона.
- А тебя не смущает то, что я ребенка жду? – Вика отталкивает меня, да я и сам уже не удерживаю ее.
Беременна.
Вика беременна от моего отца. Скоро живот начнет расти, и…
… я съеду отсюда. Видеть не желаю, как они семью строят: девка из ушлой семейки, и мерзкий папаша.
«Какого черта я на Вике этой повернулся? – думаю, а сам делаю вид, что слушаю ругань девушки, которая высказывает мне что-то. – Не люблю ведь ее. Да и не нравились мне никогда такие: неяркая, сдержанная, с двойным, даже с тройным дном».
Не люблю, или… да нет, не может этого быть!
… - ты вообще меня слушаешь?
- Угомонись, - усмехаюсь, глядя прямо в Викины злые глаза, - просто поцеловал, что такого? Я в последнее время женского общества лишен, а ты рядом крутишься. Вот и не выдержал. Ничего такого не случилось, из-за чего стоит так орать.
- Просто поцеловал? – она толкает меня к двери.
Да, просто поцеловал.
А хотелось гораздо большего, но… не на этой кровати. Вот только, кажется, мне больше ничего не обломится.
- Уймись, я и сам ухожу, - разворачиваюсь, и выхожу в коридор.
Не нужно было приходить.
Но этот ребенок…
Захожу в выделенную мне комнату, которую бы разгромить, сжечь эти невыразительные портьеры, выбросить бежево-серое белье, на которое без уныния смотреть невозможно.
Что и кому я пытаюсь доказать, торча здесь?
Телефон, оставленный на комоде, вибрирует, и я беру его в руки.
Регина.
- Да.
- Мне ждать тебя? Приедешь? – низким, блюзовым голосом интересуется Регина. – Нужно обсудить пресс-конференцию, не забыл?
- И ради этого мне ехать к тебе в отель?
Она смеется, и отвечает с придыханием:
- Ну хочешь, я сама приеду? Раз уж ты такой ленивый мальчик.
- Приезжай, - валюсь на кровать, и называю адрес.
- Буду минут через десять… дорогой, - Регина привычно флиртует, и флирт ее на грани допустимого.
Она и правда является быстро: одетая уже в другое платье, но в такое-же красное, в каком была в зале – ее любимый цвет.
Красивая, манящая, и на все готовая женщина.
Наверное, это именно то, что мне сейчас нужно.
- Пошли, - у порога беру ее за руку, намереваясь сразу отвести к себе, но Регина шутливо качает головой.
- Не так быстро. Сначала мы и правда обсудим пресс-конференцию, - она оглядывается по сторонам, и кивает: - А ты у нас, оказывается, богатый мальчик. Не знала. И с этим могут быть проблемы.
- Какие проблемы?
- Твой имидж – простой парень с улицы, всего добившийся сам. А не сынок богатых родителей, которого в одно место с рождения целовали, - Регина оставляет свои намеки, и правда принимается за работу: - Но я сообщу пиарщикам. Итак, скоро фотосессия, и… что у тебя на лице?
- Кошка расцарапала, - усмехаюсь. – Да какая разница? Я – не балерина, а боксер, и вряд ли от меня ждут смазливой мордашки.
- Ошибаешься. На билбордах, на разворотах журналов ты должен привлекать, а не отталкивать. Лицо хоть побереги, - указывает она, и фыркает: - Кошка, ну да. Это та ромашка, которую ты притащил на тренировку? Кто она тебе?
Говорить с Региной о Вике язык не поворачивается.
Не должен, и все тут. А значит…
- Все разговоры потом, - хватаю Регину за ладонь, и тяну из кресла. – Раз уж приехала – идем.
- Как скажешь, дорогой, как скажешь, - улыбается она полными губами, и поднимается вслед за мной на второй этаж.
ВИКА
В животе урчит, голова кружится от голода. И я, как бы мне не хотелось остаться в своей спальне, иду к лестнице, ведущей на второй этаж.
На кухню, хоть бутерброд себе сделаю.
И слышу голоса: мужской – Ратмира, и женский. Жеманный, с легкой хрипотцой. Будто француженка какая-то разговаривает.
Красивый голос. Наверное, сирены именно такими голосами и завлекают мужчин: не звенящими колокольчиками, а бархатным контральто на грани допустимого.
Или даже за гранью.
Разворачиваюсь и, стараясь не шуметь, иду обратно к себе. Почему-то становится обидно: он ведь ко мне приходил, целовал… а затем притащил непонятно кого к нам.
Девушку какую-то.
Неужели нельзя было в отеле встретиться? И не вынуждать меня сидеть в своей комнате, как в камере?
Не смогу я мимо них пройти, и сделать вид, что меня это не трогает.
Сейчас Ратмир ради приличий выслушает рассказы этой девушки, угостит ее выпивкой, а затем отведет наверх. И утром я столкнусь с ней, одетой в мужскую рубашку и со следами близости на теле.
Ну уж нет! Видеть это я не готова, и если нужно – из собственного дома уйду.
- Теть Ань, - после пятого гудка она берет трубку, и я тараторю: - Можно я к тебе приеду? Не помешаю?
- Сейчас приедешь?
- Да, скоро. Можно?
- Приезжай, детка, - искренне радуется тетя, всегда относившаяся ко мне как к дочери. – Кстати, Вик, у меня для тебя сюрприз. Думаю, тебе понравится.
Беззвучно усмехаюсь, чувствуя горечь: в последнее время я перестала любить сюрпризы.
ТИМУР
Сбрасываю звонок, и улыбаюсь – отцом скоро стану. Вика, наконец, подарит мне ребенка – нормального, самого лучшего сына, а не ущербного звереныша, как Ратмир. Все же, полноценный ребенок только в браке родиться может, и у меня такой будет.
Сын. По-другому и быть не может.
И извечное раздражение Викой проходит, даже подобие нежности в сердце растет, и крепнет, раздувается до неимоверных размеров. Как она там одна? Как справляется?
Приеду, и… да, мягче буду с ней, нежнее. За то, что ребенка мне родит, за то, что я молодым себя чувствую снова – будто и не ноют кости, суставы не выкручивает, и даже чувствительность возвращается, ослабевшая после инсульта.
- Вам нельзя вставать! – в палату док входит, папку на тумбочку бросает, и мне на плечи давит. – Вам только сидеть разрешили, и то недолго, а вы…
- А меня жена дома ждет. Беременная жена.
Снова улыбаюсь, не обращая внимание на хмурого доктора. Мне будто снова двадцать лет, и за спиной крылья, и кажется, что все возможно. Сухость, черствость испаряются, и мне почти плевать уже и на приданое Вики, и что ребенок нужен был для скрепления договора.
Забываются эти глупости, будто и не я последние тридцать лет плетью себя бил, и дрессировал. Снова мальчишкой стал, и корежит всего от радости, от того, что я полноценный.
Семья у меня есть – настоящая теперь.
- Вас отвезут скоро, но… вы уверены, что ваша супруга в положении? – осторожно интересуется док. – Я ведь в курсе ваших проблем с зачатием, и…
- Точно. Вика беременна.
Раз сказала – так оно и есть. Знает, как я к поспешным выводам отношусь. И помнит, как через четыре месяца после свадьбы прибежала мне радостную новость о задержке сообщать, и что было после того, как выяснилось, что это просто сбой организма был.
- Хм, - Иосиф Евгеньевич указательным пальцем поправляет очки в дорогой оправе, и берет с тумбочки папку с бумагами, - я как раз по этому поводу к вам и зашел. Не только по выписке. Скажу уж как есть, сразу: бесплодны вы, Тимур Давидович. Я вам еще десять лет назад советовал полностью обследоваться, но вы только зубного и признаете. Так что, либо супруга ваша ошиблась, либо…
Либо.
Хмыкаю, отмахиваюсь от глупой новости, от которой ложью несет. Я не могу быть бесплодным: Ратмир этому наилучшее доказательство. И, кажется, еще один парень есть примерно его возраста, если та дура аборт не сделала.
Да и Вика не гулящая, проверял ведь ее, прежде чем в дом вводить. И целый год после свадьбы сторожил, присматривался. Ледышка она.
- Это вы ошиблись.
- Нет. Вы ведь лечились от венерических, да?
- А кто от них не лечился? – хмыкаю. – Дважды одну заразу цеплял. Таблетки пропил, и все прошло.
- Да, - кивает док. – Вот только детей вы иметь не можете. Уж простите, взял на себя риск, и материал ваш, что вы для ЭКО хранили, взял. И проверил. Скрининг провел, и выявил проблему, но, возможно, мы сможем вам помочь. Иногда такое лечится.
Обессиленно валюсь на кровать, с которой еще пять минут назад вскочил, чувствуя себя живее всех живых. А сейчас снова стариком немощным себя чувствую, ведь Иосиф не лжет.
Он тоже знает, что бывает, когда мне непроверенную информацию предоставляют. И врачу я больше верю, чем Вике.
… - и я советую вам задержаться, проверить…
- Вон пошел! – обрываю я этого советчика. И глаза прикрываю, перед которыми бледное личико стоит, будто сама Вика здесь находится.
Дрянь мелкая! Гуляла, значит. И ублюдка своего мне подсунуть хочет, надеясь на мою доверчивость. Я ведь повелся бы на это, как сопляк какой-нибудь.
На лунные волосы ее бы повелся, на невинные глазки – ну разве она может перед другими ноги раздвигать? Эта святоша?
Может. С каким-нибудь студентишкой в узких брюках, и идиотской прической. С одним из своих сокурсников, глядя на которых не понимаешь: баба или мужик перед тобой.
Дрянь!
Не знаю, сколько времени проходит, но всех медсестер и врачей, заглядывающих в палату я клекотом прогоняю, сатанея от ярости, которая и не думает утихать. Она лишь разрастается, превращаясь не в слепое чувство, а в холодную злость. Которая выхода требует, и я знаю, на кого она обрушится.
- Не сдох еще?
Открываю глаза, и смотрю на Ратмира. Непонятно, зачем здесь нарисовался: стоит у стены в развязной позе, и бьет своей молодостью и силой мне под дых. Специально приперся, чтобы поиздеваться надо мной.
- Я тебя переживу, сопляк. Переживу, прожую и выплюну.
- Жаль, - паясничает. – Вошел в палату, а ты лежишь, только свечи в руках не хватает. Вот и понадеялся.
- Зачем приперся?
Он молчит. Лицо нечитаемое, вызывающее даже, а в глазах растерянность: сам не знает, зачем пришел. Мерзко, но ублюдка своего я всегда понимал лучше, чем его припадочная мамаша – слишком он на меня похож. И как-то легче становится, по-настоящему хорошо от того, что Ратмир сейчас в том же состоянии, что и я.
Ярость его душит. И наша злость фамильная, от отцу к сыну передающаяся вместо ложек и сервизов.
- Я жду. Либо говори, либо проваливай!
- Женушка твоя меня выставила, - цедит сопляк. – Пришел сообщить тебе радостную новость: то, что ты не смог сделать, твоя Вика легко исполнила. Жить я у вас не буду.
Разворачивается, и выходит.
Неужели за этим приходил? Зная Ратмира – вряд ли, но чихать мне на него. Своим неурочным визитом ублюдок оказал мне самую огромную услугу в своей жизни, и услуга эта искупляет его появление на свет.
- Машина прибыла, Тимур Давидович. Больше ждать нельзя, если вы по-прежнему хотите дома долечиватьтся, - в палату заглядывает Иосиф, и ждет, что я прогоню его.
Но я остыл уже, оклемался.
- Я готов. И послушай меня внимательно: никаких анализов ты не проводил, ясно? Уничтожь их. Я не бесплоден, понятно?
- Но…
- Намек ясен? – с нажимом спрашиваю. – Счет свой пришли моему помощнику, он премию отправит. А ты сотрешь из моей карты данные о бесплодии.