Беспризорница

ГЛАВА 1

Лихие 90-е… Одна из самых страшных эпох, потери которой сравнимы с потерями во время гражданской войны.
Чеченский конфликт, криминальные разборки, проституция и стаи озлобленных малолеток-беспризорников.
Но даже в то страшное время было место для любви. Крышесносной и сумасшедшей, больной и болезненной. Любви нищей бродяжки к криминальному авторитету, для которого такие, как она — пыль.
Знакомьтесь! Екатерина Семечкина, она же Катька-проныра — девочка с улицы, оборванка, воришка. Эта сложная, временами жёсткая история о ней, маленькой беспризорнице, полюбившей бандита.

За идею и поддержку благодарю Бестужеву Галину.

1992 год

— Реще, бля, шевели копытами! Они рядом уже! — визжал Сенька, ловко петляя босыми ногами и перепрыгивая осколки от разбитых бутылок. — Давай, Катька! Давай! Ну чё ты тащишься?!

Я и правда старалась. Только, в отличии от Сеньки была загружена под завязку. У него всего-то парочка булок с изюмом да буханка хлеба, уместившихся за пазухой. Мне же не удалось добраться до лотка с выпечкой, а потому схватила шерстяное одеяло у старухи. Одеяло, сволочь, огромное и тяжёлое, но бросить жалко. Это же за сколько его продать можно будет? Можно, конечно, и себе оставить, да в первую же ночь и сопрут. Ещё и придушить могут.

— Бля, брось его на хер, дура! — Сенька уже перемахнул через забор, а я резко затормозила, заскользив по грязи.

Мне самой-то через этот забор не перелезть, а с одеялом  и подавно…

— Вон они! Лови, крысёнышей! — из-за угла появились три мужика с рынка, бегущих к нам чуть ли не с факелами и вилами.

Уроды. Лучше бы делом занимались. К примеру, вытаскивали бы страну из задницы. Да только не до этого им. Проще ведь в своих проблемах и нищете обвинить малолеток. Их и поколотить можно безнаказанно. Если это мудачьё меня догонит, то отобьют все почки и сломают рёбра, а последние и так побаливают после прошлого раза, когда я зацепилась курткой за забор и на нём повисла. Думала, убьют к хренам собачьим. Обошлось. Но не факт, что сейчас пожалеют. Тут уж как повезёт. Наша жизнь — рулетка.

— Бросай! Давай же! — Сенька уже готов был рвануть, но не мог меня оставить.

Нет, не потому, что наша дружба настолько сильна и его совесть сожрёт, случись чего со мной. В этом мире каждый за себя и плевать всем на ближнего. Всё дело в том, что у меня в кармане мелочь, которую мы вместе наклянчили у перехода. Так бы уже давно Сенькины голые пятки сверкали вдалеке.

Я задумалась на пару секунд. Вряд ли успею перелезть через забор, даже если скину трофей. Да и не для того я со злющей бабкой за него дралась, чтобы вот так бросить.

— А, ну тебя! — Семён, сука, махнул рукой и юркнул в кусты. Ссыкло, блин!

Мне не осталось ничего, кроме как бежать обратно. Да только куда? Как прошмыгнуть мимо этих сволочей и целой остаться?

— А-ну, попробуй догони урод жирный! — завопила приближающемуся мужику с палкой, которой он обещал отходить меня по башке и бросилась ему навстречу, обняв одеяло, словно оно сможет меня спасти.

Мужики от неожиданности затормозили, а я, ухмыльнувшись, резко рванула в сторону и прямиком мимо них.

— Отсосите, козлы!

Над головой просвистела та самая палка и я драпанула так, что беги за мной сам Сенька, не догнал бы.

Правда, так везло не всегда. Обычно всё происходило с точностью до наоборот. Так уж повелось, что нас, беспризорников, никто не жалеет и при любой мало-мальской возможности пинают от души.

Другое дело домашние «цветы жизни». Их любят, их конфетками угощают. Особенно бабули на рынке. Те самые бабули, что сегодня бросали в нас протухшие помидоры и орали матом.

— Мать твою, Катька, бля! Я думал, тебя палками забили! — увидев меня в «хате», хромающую в обнимку с испачканным в грязи одеялом, Сенька, мягко говоря, охренел. — А бабки где?

— Где, где? В Караганде! С крысами не делюсь! — хотелось вмазать полудурку, бросившему меня одну в том тупике.

Окажись я чуть медленнее, а мужики попроворней — не вернулась бы сейчас обратно. Скорее всего, валялась бы в какой-нибудь луже со сломанным позвоночником.

— Э-э-э! Ты это… Не борзей, поняла, проныра? Я чё, виноват, что ты мелкая выросла, через забор не перепрыгнешь?

Ну, тут он прав, конечно. С моим ростом особо не поскачешь. Зато я пролезаю в такие щели, где даже кошка не протиснется.

— Ладно, на свои бабки, — швырнула ему его долю и потащила одеяло к своему матрасу.

Да и наплевать, что сопрут. Хоть одну ночь посплю в относительном тепле. Если б ещё матрас нормальный был, а то одна тряпка от него осталась. Впрочем, похвастаться постельным тут никто не мог. Все на своих лохмотьях спали или же на проссаной подстилке, что некогда была периной какого-нибудь старика, а после его смерти угодила на помойку.

— Жрать хочешь? — Сенька, похоже, решил искупить свою вину и протянул мне булку, которую спёр у лоточника.

Конечно же, я хотела. Проглотила булку, почти не прожевав, и уставилась на Семёна.

— Дай ещё.

— А ты не охерела, а, проныра? Надо было не одеяло тырить, а жрачку!

Вот жлобина. А я ему еду таскала, когда встать не мог после побоев.

— Подавись, урод, — укуталась в одеяло и легла, пытаясь унять дрожь.

Похоже, опять простуду подхватила. Знобило так, что зуб на зуб не попадал.

— Эй, Катюх, — Сенька толкнул меня в бок. — Не дуйся, слышь? Ну хочешь, я тебе ещё полбулки дам? А ты мне одеяла половинку.

Хотела его послать, да больно жрать хотелось. Осень выдалась какая-то нищая. В том смысле, что ещё хуже, чем раньше. Голодно и холодно.

ГЛАВА 2

1992год

Кто-то похлопал меня по щекам и я начала выныривать из тёмного провала.

— Эй ты! А ну на меня смотри!          

 Нет, не надо. Не хочу туда! Не хочу снова боль чувствовать! Дайте мне ещё чуть-чуть насладиться этой невесомостью, где не холодно, не голодно, где тихо и спокойно.               

Но кому-то срочно потребовалось привести меня в чувство и я искренне надеялась, что очнусь и увижу маму. Свою любимую мамочку, что оставила меня на произвол судьбы и сбежала с каким-то мужиком за границу. Ту мамочку, что снилась мне в детдоме каждую ночь. Вот проснусь сейчас, а она меня завтракать позовет…

Не случилось. Открыла глаза и встретилась взглядом с тем самым братком в плаще. Тварина. Это он меня ударил.

Боль начала возвращаться, раздирая, истязая болью каждую клетку. Похоже, не ударил, а попрыгал на мне. Да так, что встать не смогу. Саднило лицо — видимо, там вырисовывается нехилый синячище. Болели ребра и бёдра — пинал, значит.

Меня схватили за шкварник и оторвали от холодной земли. Бандюк прищурился, сканируя меня своими буравчиками. Урод какой. Вся рожа в прыщах каких-то, угрях мерзопакостных, а туда же, плащик напялил.

— Серёг, смотри! Тут шмара! — сдернул мою дырявую шапку и схватил за волосы. — Нихуя себе, лохмы какие! Глянь!

Тот, который, судя по всему, Серёга, отошёл от лежащего в грязи, окровавленного Сеньки и пригляделся, гадко ухмыляясь. Сплюнул и схватил меня пятерней за лицо.

— Ты смотри какая. Если отмыть да вшей вывести может и сгодится. Сопляка здесь оставим, а её можно Марго отправить, пусть отрабатывает.

Вот так вот за палку колбасы и попадают в рабство. Только мне совершенно не улыбалось угодить к той Марго, о которой толковали бандюки. Несколько девчонок из нашего детдома сбежали, чтобы попасть «на работу» к этой суке. И ни одну я больше не увидела. Вряд ли они уехали на отдых за границу. А если учесть, что Марго — это «мамка», крышующая шлюх и поставляющая их браткам пачками, то несложно догадаться, что девчонок давно уже прикопали где-нибудь. И то, едва ли они потрудились, чтобы похоронить шлюх по-человечески. Скорее всего, выбросили на помойку.

Да и не хотелось мне шлюхой помирать. Всё-таки позорно это, хоть и модно. Ну не хочу я ноги перед всякими ублюдками раздвигать! Не шалава я по натуре. Так бы могла, конечно, хоть на жратву да какое-нибудь жильё подработать и, чего греха таить, проскакивала такая мысль пару раз, но так и не решилась.

Нет, я не хранила свою девственность. На кой-хер она кому нужна… Просто не пользовалась тем, что было, да и было-то не много. Сиськи не выросли толком, а о заднице и говорить нечего. Ещё пару дней такого голодняка и меня ветром унесёт.

Было, правда, разок с Сенькой. Но то так… Глупости. Пару раз зажимал он меня ночью. Понятное дело трахнуть хотел, да я не дала. Первый раз губу ему до крови прокусила, а второй — по яйцам зарядила. После этого Степан понял, что я не планирую с ним романтических отношений.

А тут Марго! Да я лучше с моста прыгну! Вены сама себе перегрызу!

— Отпусти, урод! — прошипела на братка и тут же застонала от боли в челюсти.          

Похоже, пару зубов уже выплюнула.

— Заткнись, сучара! — мудак в плаще замахнулся на меня, но чей-то голос позади остановил его.

— А ты, я смотрю, приоделся хорошо, да, Череп? Сразу человеком себя почувствовал? Авторитетом типа стал? — насмешливый тон подошедшего мужика вмиг остудил Черепа и тот растерянно заморгал.

— Басмач? А мы это… Ты ж сказал проверить, проверяем…

Так Череп у нас, оказывается, шестерка. Я злорадно улыбнулась разбитыми губами. Да уж, на кусок говна хоть что напялить — оно говном останется.

Серёга так тот вообще язык в жопу затянул, словно онемел. А братки боятся своего предводителя. Враз вся крутизна выветрилась. Это вам не бесзащитных бродяг пинать.

Главарь, конечно, внушал страх. Причём не только своим шестеркам, но и мне. Здоровенный амбал в чёрном костюме, в длинном кожаном плаще и начищенных до блеска ботинках. А где же малиновый пиджак и золотая цепь? Тёмно-русые волосы аккуратно подстрижены, при галстуке. Модный весь этот бандюк, сразу видно, что не на побегушках, как эти.

Молча пялилась на него, раздумывая, то ли помощи попросить, то ли молча ждать. А вот Сеньку походу вырубили — не шелохнулся ни разу. Я очень надеялась, что вырубили…

— Я сказал тебе проверить продавщицу, а не малолеток трясти, — Басмач недобро глянул на меня своими серыми, насыщенными глазами, затем перевёл взгляд на Степана. — С пацаном что?

— Дак это… Они обворовали… Колбасу украли, — как доказательство Череп поднял колбаску, испачканную в грязи.

А плевать, я и так бы её жрала. С грязью. Тем более, что уже рассчиталась за неё своими зубами и, возможно, Сенькиным здоровьем.

— Вы чё, отморозки, за колбасу детей отметелили?! — главарь презрительно сплюнул и кивнул на Сеньку. — Пацана в травмпункт, — повернулся ко мне. — А малявку отпустить. И быстро, блядь, пошли товар разгрузили!

У страха глаза велики, но голод нихрена не тётка. Из последних сил вырвала колбасу из руки Черепа и, хромая уже на обе ноги, рванула за здание магазина.

*****                                                                              

ГЛАВА 3

1992год

В голове вертелась лишь одна мысль — конец. Если меня здесь застукают, придётся очень несладко. Хотя, чего уж там… Пиздец будет. Этот браток мне голову снимет, а потом скажет, что я такая и пришла.

Отдышалась за пару секунд и, присев, спряталась за какой-то бочкой. Только бы не вошли сюда, только бы…

И конечно же, по закону подлости дверь скрипнула и послышались чьи-то тяжёлые шаги. Ну вот. Вот и капут. Судя по тяжести шагов, пришла не продавщица. Уж из её рук я бы как-нибудь да выскользнула, а вот кого покрепче мне не оттолкнуть и не напугать.И что самое хреновое, этот самый «покрепче» двигался в мою сторону.

— Бля, нихера не вижу! Серёг! Включи свет! — крикнул тот, которого называли «Басмач», а я, втянув голову в плечи, зажмурилась.

Ну всё, кранты.

Щёлкнул выключатель и на складе стало светло, как на улице.

— А где водка-то?! — снова завопил предводитель братков и, наткнувшись на моё убежище, громко заматерился. — Какой даун здесь эту бочку поставил?! О, а вот и она, водочка.

Я тихонечко выдохнула и почти расслабилась.

— Серёг, икру возьми и за мной! Отец гуляет сегодня! — отдал приказ, выходя из склада, но обо что-то споткнулся и, схватившись за бочку, удержался.

Он удержался, а бочка треклятая — нет. С грохотом на пол упала, а я вжалась в стену, вылупив глаза на бандюка.

— Опа, да у нас тут мышата завелись!

Меня отодрали от пола чьи-то ручищи и со всей дури впечатали в стену.                                                                                                                                                                                                         

— Отпустите… Я тут… Случайно я здесь! Отпустите, а? — взглянула на бандита, что одной рукой прижимал меня к стене, а второй шарил по моим карманам.

Как же хорошо, что я ничего не успела своровать. Правда, шансов уйти отсюда целой всё равно маловато. Ничего не отыскав, Басмач прищурился, и приблизил своё лицо к моему.

— Кажется, я тебя где-то уже видел.

Ещё бы. Видел он. Да мы с Сенькой еле в живых остались после прошлой встречи с ним и его шестерками. А он за неделю уже и забыл. За это я и ненавижу людей. Жестокие, циничные твари, признающие только грубую силу.

— Ага. Видели. Мы колбасу у вас украли неделю назад. А ваши помощнички нас отметелили так, что мой друг до сих пор валяется. Наверное, колбаса того стоила, — хотя, кого я обманываю? Стоила.

Не знаю, откуда во мне взялось столько дерзости, чтобы хамить братку, который в состоянии свернуть мне шею одной рукой. Наверное, разозлилась, что так и не смогу ничего утащить.

— А-а-а-а, точно! Помню, да. Так что, ты решила повторить подвиг? Не боишься, что придавлю тебя здесь? — долбанул меня о стенку и со стеллажа посыпались банки с консервами.

— Да плевать. Делайте что хотите, мне до лампочки уже, — в подтверждение моих слов громко заурчал желудок, а Басмач насмешливо хмыкнул.

— Есть хочешь, да?

Ясен пень хочу, что за вопросы? Не видно что ли по мне? В восемнадцать выгляжу на двенадцать, блин. Молча кивнула, настороженно поглядывая на Серёгу, что возник за спиной главного.

— Серый, эту вшивую ко мне на дачу, хорошо отмой и накорми. Я поехал.

Отпустил меня и, достав из кармана белоснежный носовой платок, брезгливо вытер пальцы, словно дерьмо в руке подержал. Подонок.

— А я уже не хочу есть! Передумала! — как-то совершенно не прельщала мысль, что меня увезут на какую-то бандитскую дачу, где братки моё худосочное тельце толпой иметь будут.

А иметь будут обязательно. Не верила я как-то, что накормят по доброте душевной и отпустят. Не те люди, да и нет таких.

Как-то однажды девчонку с нашей хаты отловили такие же ублюдки, да оттрахали так, что еле доползла домой. На ней живого места не было в прямом смысле этого слова. Уже после того, как очухалась, спустя несколько дней, она рассказала, как братки драли её во все дыры, в рот члены один за другим пихали, а потом тушили об неё бычки. Девчонка, правда, и так подрабатывала проституцией, так что вряд ли её это сильно подкосило. А вот я как-то не планировала начинать карьеру бандитской шмары.

— Иди, давай! — Серега схватил меня за руку и потащил на улицу, где Басмач уже садился в свою навороченную черную тачку.

— Извините, слышите?! Я не буду больше! Отпустите! Ну пожалуйста! — вопила ему в след, а браток волочил меня в другую машину.

Тяпнула зубами его за руку и оцарапала своими погрызенными ногтями, за что получила неслабую оплеуху.

— Слушай сюда, шалашовка малолетняя! — дернул меня за грудки, притягивая к себе и морщась, видимо, от запаха моей куртки, побывавшей на каждой свалке города. — Утихни, а то я тебе нос сломаю в двух местах! — открыл дверцу машины и затолкал меня вовнутрь, как мешок с картошкой, при этом еще и больно пнув ногой в копчик.

Тачка тронулась, а я забилась в угол и, тихонько подвывая, оглядывалась по сторонам, силясь запомнить дорогу. Не знаю, выберусь ли живой из этой передряги, но Сенька однозначно скопытится, ибо накормить его, кроме меня некому.

ГЛАВА 4

1992 год

— Ну чё ты? Не бойся меня. Я ж только посмотреть, — наступал на меня, сверкая в полутьме безумными глазами, а мне хоть на стенку лезь.

Единственный выход отсюда за его спиной, отступать мне уже некуда — в стену упёрлась. А быть оттраханой этой обезьяной тупоголовой вот совершенно не хочется!

— Я бы на твоём месте не лезла, понял? — встала в позу, хоть и трясутся коленки.

— А что ты сделаешь? — мудачина расплылся в улыбке, как будто у него имеется пару десятков лишних зубов.

И ведь уверен, сука, в своей безнаказанности. Одного не учёл — я на улице живу не первый день. И постоять за себя могу. Пусть даже проиграю в неравной схватке, но и просто так не сдамся. Хоть глаза ему выцарапаю, и то удовольствие.

— А я заразная! Не веришь? Зря! Потом жалеть будешь! — плохо врала, но Серёга, казалось, поверил.

По крайней мере пыл его чуток подугас. Остановился и, снова оглянувшись на дверь, остановился. Где-то вдали послышались голоса. Они звучали всё ближе, отчётливее и я не знала, то ли радоваться, то ли на стенку карабкаться от ужаса.

— Ну ничего, в принципе, у меня резина есть. А ты чё так боишься, как будто впервые? Давай, иди сюда, — поманил меня пальцем, словно дурочку наивную. — Всего разок присуну, зато бабла отстегну. Ну? Или я рожей не вышел? Так тебя сегодня не только красавцы ебать будут, — заухмылялась его противная рожа, а у меня комок к горлу подступил, вырвало бы, да нечем блевать.

Неожиданно дверь распахнулась и на пороге возник Череп, а за ним ещё двое братков, которых я не видела раньше и лучше бы не встречать их вообще никогда.

— Серёг, а ты чё тут застрял? Там Басмач уже с братвой приехали, а ты тут тёлку зажимаешь.

Это я тёлка? Да мне на вид больше четырнадцати не дашь, и то, с натяжечкой, мать вашу! Педофилы гребаные! Какая нахрен тёлка?!

— Да я по быстрому, пацаны. Подержите, а? Заебала бегать.

Череп загоготал, а остальные переглянулись.

— А кто она? — подал голос ещё один бритоголовый в спортивном костюме — ну прямо близнец Серёги, ни дать, ни взять. — Что-то мелкая совсем. Ты откуда тут взялась, соплюха? — и взглядом на меня каким-то расфокусированным смотрит.

Да он же под дозой! Я обдолбанного нарика из тысячи узнаю, навидалась их у нас на хате. Каждый день «банкет» устраивают.

— Да Басмач её притащил, братве на забаву, — Серёга кивнул Черепу. — Подержишь?

— Знаешь, раз Басмач притащил, значит, ему и решать, кто забавляться будет.

Я даже закивала, мысленно воспевая оды нарику.

— Бля, да какая нахуй разница? Всё равно выебут и нам отдадут! — всё больше распалялся Серёга, отчего-то не на шутку заинтересовавшись моей персоной.

Пока братки спорили я потихоньку засеменила к двери. Крадучись мимо обдолбыша, чисто автоматически подцепила его лопатник*, что призывно торчал из кармана его спортивок.

Под истерические визги Сереги и возражения нарика юркнула в приоткрытую дверь. Даже на какое-то мгновение стыдно стало, что своего спасителя обворовала. Правда, я быстро успокоила себя мыслью, что сейчас о душе его да здоровье позаботилась. Он эти деньги всё равно на дозу потратит да шлюх, а я пожрать нам с Сенькой куплю.

Выскочила на улицу и босыми ногами зашлёпала по грязи, придерживая полы длинного халата. Да… Проблематично, конечно, будет до хаты добираться практически без одежды. А ещё, охренеть как холодно. Только это во всяком случае получше будет, чем стая ошалелых от дури и водяры беспредельщиков, имеющих меня во все дыры.

— Не холодно? — уже у калитки услышала голос Басмача, который мне скоро в кошмарах снится будет, а потом и его увидела со «свитой».

Он смотрел на меня с лёгкой ухмылочкой, облокотившись о капот своего огромного джипа, а мужики рядом с интересом меня разглядывали.

Добегалась.

— А я это… Жарко там у вас. Подышать воздухом вышла, — и в глаза его серые, ледяные смотрю, они холодом своим прожигают.

Мужики захмыкали, нахально меня разглядывая и потихоньку переговариваясь.

— Босиком? — ухмылка Басмача стала шире.

— Ой, надо же… Забыла, — закосив под дурочку, я захлопала глазками, с ужасом представляя, что мне светит, если сейчас же не сброшу куда-нибудь кошелёк братка-нарика.

Да они меня тут на части разорвут и в снег втопчут.

— Идите, ребят. Я скоро подтянусь, — он кивнул на огромный деревянный дом и мужики молча по одному зашагали к порогу.

Я бы тоже, конечно, не против рвануть куда-нибудь и желательно подальше отсюда, да по-моему не вариант. Он рядом уже. Подходит медленно, словно крадучись. Как крадётся кошка, охотясь за мелкой мышью. Я назад помаленьку отступаю, а ноги так околели, что ничего не чувствую.

— Боишься меня? — делает один большой шаг и вот уже он так близко, что даже руку протягивать не придется, чтобы схватить бедную мышку.

— Да, — киваю и, шмыгнув носом, отступаю ещё на шажочек.

— Зря. Я детей не ем. Тебя кто-то обидел? — снова опускает взгляд на мои раскрасневшиеся ноги и возвращается к лицу.

— Меня ваш Серёга трахнуть хотел. А я не проститутка, ясно? И не давалка.

Басмач нахмурил брови.

— А ну-ка, пойдём со мной, — за локоть меня схватил и к дому потащил.

Плохо. Очень плохо! Сейчас нарик пожалуется, что я кошелёк у него подрезала и меня точно поимеют. А потом прикопают в лесочке, который недалеко от дома виднеется. Правда, сейчас земля мерзлая, вряд ли возиться станут. Просто зверям диким меня скормят и всё, что жила восемнадцать лет, что даром. И кто меня за язык дёрнул на Серёгу пожаловаться?

ГЛАВА 5

1992 год

За огромным столом, что, к слову, ломился от разнообразной жратвы, сидело десятка два братков и все не последней «масти». Ну, по крайней мере, я так подумала по их одежде и выражению наглых рож, которые перекосило явно из-за моего появления. Конечно, куда мне до элиты этой. Уж их дети точно не слоняются по грязным улицам в поиске чего-нибудь пожрать. Да и они не знают, как оно, докуривать бычок, найденный у мусорки, да в протухших помоях копаться.

— Пойдём, — Басмач, как будто не замечая моего замешательства и недовольства своих друзей, потащил меня к столу.

Честно говоря, я уже и не голодная была. С голодухи наглоталась, почти не прожевав ту рыбу, так что теперь как-то не особо за стол хотелось. Особенно с этими пираньями с золотыми печатками, фирменными часами на татуированных руках и в модной, почти невиданной среди простого народа одежде.

Однако, за стол меня усадили и никто слова не посмел вякнуть, из чего я сделала выводы, что хоть Басмач и одет попроще, без выпендрёжа, но именно он тут главный. Его сильный, звериный дух подавлял и меня. Он из тех людей, которым не говорят «нет». Никогда. Позже я это пойму и даже выучу на зубок.

— Посиди пока, пожуй чего-нибудь, — и тарелку с бутербродами мне подвигает, а у меня челюсть, по ощущениям, уже где-то под столом — с чёрной и красной икрой! — Ну что, братья, выпьем? — тут же забыл обо мне и поднял запотевшую рюмку.

Мужики все сразу ожили, встали, чокаться начали да Басмача с рождением сына поздравлять. На странную замухрыжку уже внимания никто не обращал, за что им огромное спасибо, ибо у меня тоже было чем заняться. Сама попировала, можно и Сеньке пожрать отложить, а если складывать бутерброды друг на дружку, то можно по парочке засунуть в карманы и даже запазуху. С икрой, конечно, этот номер не прокатил, потому как она сползала с хлеба и падала, а так понапрасну переводить еду я не могла. Пришлось проделать такой же маневр с колбасой и мясом, нарезанным тонкими ломтиками. Да Сенька с ума сойдёт, когда увидит эту всю вкуснятину. Нам редко так фартит. Почти никогда.

Конечно, было жалко пачкать карманы длинной вязаной кофты и теплых брюк, которыми меня одарил бандит. Но деваться некуда. А ещё, я теперь была владелицей коротких сапожек на меху и дублёнки. Да-да, самой настоящей дублёнки! И хорошо, что я оставила её в комнате, где переодевалась, а то додумалась бы сейчас в карманы чего-нибудь напихать. Грех такую вещичку портить. В случае голодухи, её и продать можно выгодно.

А Басмач почему-то извинялся, что одежда поношенная, хотя я на это сроду внимания не обратила бы. Как оказалось, это вещи его жены. На мне, правда, слегка болтались. Да чего уж там, мешком висели. Но зато чистые и к телу приятные.

Шум, гам, крики, поздравления… Увлечённая воровством еды, я даже не заметила, что за мной наблюдают.

— Какого хера ты творишь? — Басмач снова поймал меня «на горячем», что уже даже не удивляет. — Разве я тебе запретил есть? Ну-ка, быстро  выложила всё обратно.

Нет, он не кричал, даже голос не повысил. Говорил тихо, но таким тоном, что спорить с ним я бы не стала.

Молча выложила всё на стол и опустила голову. Да, это немного стыдно. Человек вон как ко мне. За стол даже свой богатый усадил. А я, как…

— Крысёныш, блядь, маленький. Опозорить меня хочешь?

Я быстро замотала головой, мол, нет, не хотела. И правда, не хотела. Просто голод не тётка, кто знает, тот поймёт.

— Я тебе дам еды столько, что лишь бы унесла. Достаточно было просто сказать, — продолжал отчитывать, а я почувствовала, как начали пылать щёки.

— Простите…

— Никогда больше не воруй у меня. Просто попроси.

Кивнула и так некстати вспомнила о кошельке, который был заткнут за пояс моих новых штанов. Вот если сейчас сюда ворвется обворованный лысый нарик — мне не жить. И просто бросить лопатник, к примеру, под стол — не вариант. Наркоши здесь нет, соответственно, и потерять тут свой кошелек он не мог. Едва ли подумают на кого-то из этих блатных.

— Что ещё слямзила? — будто прочитал мои мысли Басмач, а я почти физически ощутила, как из-под ног уходит земля.

— Н-нет, н-ничего, — захлопала глазками, надеясь на лучшее, но готовясь к худшему, то есть, поглядывая на дверь.

Добегу ли? Вполне возможно. Если, конечно, он не вытащит  пистолет, что поблескивает в кобуре, спрятанной под одеждой, и не прострелит мне ноги.

— Ну смотри мне. Воровства не потерплю. Ладно, ребята пусть отдыхают, а мы с тобой пойдём, поболтаем.

Одновременно и полегчало, и стало не по себе. Ну вот какие дела могут быть у нас с ним?

*****

— Ну, и чего струхнула? — Басмач недовольно уставился на меня, когда я, не забыв прихватить подаренную дублёнку, попыталась улизнуть на улицу. — Тебя кто-то обидел? Может я тебя обидел? Или ты, быть может, кидалово, а? — c трудом сдерживал улыбку, явно издеваясь.

А я действительно струхнула. Вот не внушал он мне доверия, хоть и по-человечески относился. Не то тут что-то, я прям задницей чуяла.

— Поздно уже просто… Меня мамка дома ждёт, — так себе сказка, но так хоть какая-то надежда была, что отпустит.

Басмач вздохнул и достал из кармана сигареты. Чиркнул зажигалкой, глубоко затянулся.

— Правило первое — не воровать в моем доме. Правило второе — не врать мне, — выдохнул дым и уселся на диван, широко расставив ноги.

— А я и не вру…

— Врёшь. У тебя нет ни мамки, ни папки, Катя, — и смотрит на меня так, будто на горячем поймал.

Ну ладно, имя своё я ему сама сказала. А с чего он взял, что нет родителей? Разные же они бывают.

ГЛАВА 6

1992год

Отрывать мою дурью башку он не стал, но кошелёк забрал. Забрал и выкинул меня, как мусор, бросив прямо на промерзшую землю.

— Снять бы с тебя эти шмотки, да отправить с голой жопой! — зарычал напоследок и сел в машину, сильно хлопнув дверью.

Тачка дернулась с места, пролетела мимо меня, развернулась и в считанные секунды скрылась из виду. Я встала и, опустив голову, поплелась дальше, к огонькам. Правда, уже без былого энтузиазма. Ни еды теперь, ни денег.

А ещё было стыдно. Басмач хоть и мудак, но отнёсся ко мне по-человечески. А я… А что, собственно, я? Я же не Басмача обворовала, а одного из его шестёрок. Ну и что, что в его доме? Хотя, конечно, это, наверное, неприятно.

В любом случае, он это переживет. А мне теперь придётся возвращаться на хату ни с чем. Помимо того, что нет жратвы, так ещё и Сенька никакой. Нас точно Пуся из дома выгонит за неуплату. Наша хата, конечно, не мечта командировочных, но всяко лучше, чем на улице. Приходилось нам Сенькой как-то ночевать в подвале. Там не выжить даже таким, как мы. Тем более, зима уже на носу, первый снег выпал и морозы неслабые, а это ещё только ноябрь. Как дожить до весны?

Мои безрадостные раздумья прервал рев мотора, внутри все скрутило от страха. Неужели передумал и решил всё-таки забрать подаренные шмотки? А может это и вовсе кто-то другой… Например, тот лысый наркоман, которого я обворовала. Решил зарыть посреди степи… Уйма нехороших мыслей посетила меня за минуту и ни одного варианта свалить отсюда с целыми костями.

Когда узнала машину Басмача даже обрадовалась. Не то, чтобы я так рада была его лицезреть, но он всяко лучше разъяренного нарика.

Бандюк порывисто вылез из своей блатной тачки и быстрым шагом пошел к пассажирской двери.

— В машину, быстро! — рявкнул на меня и распахнул дверь.

Мне хотелось вопросить, нахрен я ему сдалась, и что он задумал, но было так боязно, что рта не раскрыть.

— Оглохла?!

— Не пойду…

— Чего там пищишь? — повернулся ухом, словно не услышал.

— Не пойду! Вы меня убьёте, да?

Он как-то ошалело на меня вылупился, а через мгновение заржал, как лошадь. Вот совсем не смешно, боров ты здоровенный. Я тут, между прочим, сама чуть не померла от страха.

— Садись, давай. Не трону. Хотел бы, уже давно прикопал.

Ну, вообще-то, он прав. Возможность была и далеко не одна.

— А зачем я вам тогда? — а что, вопрос, как по мне, так очень резонный был.

Но вот Басмачу он показался забавным и тот опять захохотал.

— Да нужна ты мне сто лет. Домой отвезу, чтобы не откинулась тут. Мне потом с этим жить, — можно подумать, на нём крови нет, честный какой… Мочат друг друга, как тараканов, ещё и строит тут из себя святошу.

Но вот отказываться было бы глупо. Кто знает, когда я до города доберусь и доберусь ли вообще.

Молча потопала к нему и осторожно села в машину. Большая, красивая, пахнет чем-то и просторная, хоть живи в ней. Эх, живут же эти братки! Мне бы так. Чтобы не думать каждый день, что пожрать, где и как переночевать, чтобы проснуться наутро.

Иногда я мечтаю перед сном, как повзрослею, разбогатею и стану не существовать, а жить. Как человек. Как живут эти, которые икру ложками жрут, да в дубленках ходят. Повезло жене его, этого Басмача. Небось красивая. И одевается хорошо и ест вкусно… И ребёнок его не будет так по улицам слоняться, как мы с Сенькой. А Сенька там, наверное, голодный…

Перепрыгивая с мысли на мысль, которые роились в уставшем мозгу, как пчелы в улье, я разомлела в теплом салоне и вырубилась.

*****

— Просыпайся, мелочь, — меня кто-то настойчиво тряс за плечо, выдергивая из крепкого сна.

Было так тепло, уютно и хорошо, что просыпаться не хотелось совершенно. Потряс снова и у меня возникло сильное желание ударить будившего.

— Сенька, козёл, отстань! Дай поспать ещё чуток!

— Бля, забыл как тебя зовут… Ну-ка, подъём! — рявкнул над ухом, отчего я вскочила, как ошалелая.

— Катька! Катькой меня зовут! — завопила спросонья и завертелась по сторонам, пытаясь определить, где вообще нахожусь и почему так непривычно тепло, даже жарко.

— Тихо, тихо, — руку свою тяжеленную мне на голову опустил, как кошку погладил. — Не бойся, ребёнок. Это я.

— Ааа… Точно, — я глаза протёрла и в окно глянула.

В город въезжаем. Жаль… Я не выспалась совершенно, а из теплой машины так не хочется выходить. Прям хоть плачь.

— Ладно, Катюха, — усмехнулся и продолжил что-то говорить, а я обратила внимание, что у него на правой щеке ямочка забавная.

Вот так вот и случается… Бандит бандитом, рожа убийцы, а ты влюбляешься в улыбку с ямочкой да взгляд пронзительный. А мне тогда было-то всего ничего — восемнадцать лет. Дальше будет хуже, но я пока об этом не знала. И, разумеется, не чувствовала к нему ничего из того, что чувствует женщина к мужчине. Просто присутствовало какое-то детское восхищение. Благодарность ещё, возможно.

— Катерина? — повторил с нажимом, а я обнаружила себя бессовестно разглядывающей этого большого дядьку.

— А? Что?

— «Бэ», блин! Живёшь где, спрашиваю?

— А… Вы мне у вашего магазина остановите, там недалеко, я дойду, — а самой реветь хочется, как вспомню ту хату, провонянную ссаками да бухлом.

— Адрес говори, — буркнул, глядя на заснеженную дорогу.

— Да не надо, я…

— Не трепи нервы!

— Вишнёвая, семь, — втянула голову в плечи от его рыка и почему-то подумала, что я на его месте уже давно бы меня отметелила.

ГЛАВА 7

1992 год

Басмачёв закурил, глубоко затягиваясь и выпуская дым вверх. О чём-то задумался. Наверное, размышляет, зачем выволок меня из хаты и куда теперь девать. Что ж, я всё равно не осталась бы там одна, без Сеньки. Так хоть какая-то защита была. От наркош вместе отбивались, когда у тех глюки были. А одна не потяну… Да и не оставил бы меня Пуся. Толку от меня никакого, денег нет. Разве что оплачивать жилье, раздвинув ноги, как делают остальные. Но я на это не согласна. Уж лучше под забором замерзнуть, чем за деньги дать себя трахать. Это позорно и гадко.

— А можно и мне? — кивнула на его сигарету, но Басмач намёка не понял.

— Что?

— Сигарету.

— А по заднице не дать? Курить вредно.

— Так вы же сами курите.

— Я — это я. А ты соплячка еще, чтобы за сигарету хвататься, поняла?

Я так-то взрослая уже. По закону. Хоть и похожа на пятикласницу.

Посидели в тишине еще минут двадцать. Я втихаря поглядывала на мужчину, любуясь его мужественным профилем. А когда он о чем-то сосредоточенно раздумывал, на лбу появлялись морщинки, что в будущем для меня станет личным фетишем. Морщинки и ямочка.

— Спасибо вам… За все. Я тогда пойду, наверное… — решилась спустя время и потянулась у ручке двери.

Правда, куда именно пойду, я даже не представляла. Одно дело, когда есть крыша над головой, пусть и в притоне. И совершенно другое, когда ты остаешься на улице. Был бы Сенька, мы бы с ним друг о дружку грелись, а так… Замерзну я одна.

— Да сиди ты, — раздраженно буркнул Басмач. — Я думаю.

— Думаете? О чём?

Он вздохнул, повернулся ко мне и, прищурившись, смотрел в глаза своим ястребиным взглядом несколько минут. Затем молча завёл двигатель и тронулся с места, а я так и осталась сидеть с широко выпученными глазами.

В голове роились догадки, самые разные и ни одной хорошей. Куда он меня везет? В детдом? В бордель, может? Нет, последнее он не жалует… Но это ведь было пока он не знал точно, есть ли у меня родственники, а сейчас может и передумать. Понятно же, что никто не станет меня искать.

Но поворачивалась к нему, смотрела на его профиль — волевой подбородок, твердый взгляд… И понимала, что он так не поступит. Он не такой. Он хороший. Ну, насколько может быть хорошим бандит. Как бы там ни было, некоторые принципы у него все же имелись, если вспомнить, как он Серегу отметелил. Вряд ли это было просто выступление, да и нет ему смысла мне врать. Хотел бы — сделал бы  все, что душе угодно.

А вот вопрос с детским домом оставался открытым и мне, честно говоря, было от этой мысли не по себе. И это мягко говоря. Мы с Сенькой оттуда не с песнями да плясками ушли. Сбежали посреди ночи, прихватив шмотки воспитателей и пару кошельков. Думаю, нас до сих пор там помнят. А в тюрьму как-то не хотелось. Она только называется исправительным учреждением, на самом же деле, почти как детдом. Судьбы там ломают, да людей калечат. А когда выйду оттуда, уже старая буду.

— Куда мы едем? — спустя полчаса езды решилась задать вопрос, что уже дырку у меня в голове проел. — Вы же не сдадите меня в детдом?

Басмач быстро взглянул на меня и снова уставился на дорогу.

— Нет. Не сдам. Твоему Сеньке попроще там будет. Пацанам всегда легче в детдоме, чем девчонкам. А ты не выживешь. Была там?

— Ага, была… Мы с Сенькой сбежали три года назад. А перед этим ещё раз, но нас быстро поймали.

— Ну тогда знаешь, каково там. Что ж я на изверга похож? — усмехнулся и снова на щеке появилась та самая ямочка.

— А откуда вы знаете?..

— Я тоже там бывал.

В машине повисла тишина. Надо же, он тоже из наших, оказывается. Вот почему пожалел меня тогда и накормил. Теперь я зауважала его ещё больше. Никого так, наверное, не уважала. А вскоре еще и боготворить начну… Вернее, так я поначалу буду оправдывать свою больную любовь к Басмачеву.

— Так, значит, вы меня везете… — и замолчала, ожидая, что он продолжит фразу.

Басмач тихо засмеялся, видимо, догадавшись, что я не ради праздного любопытства спрашиваю. Всё же речь идет о моей судьбе.

— Не бойся, Катюха. Там, куда я тебя везу будет получше, чем в наркоманском притоне. Но будут свои правила. С сегодняшнего дня никакого воровства, бродяжничества и прочих глупостей. Выполнять всё, что тебе скажут без пререкательств и отлыниваний. А то, будешь наказана. Это ясно?

Открыв рот, я кивнула и промычала что-то невнятное.

— Ко мне обращайся по имени — Михаил. К той женщине, куда я тебя везу — Евдокия Прокофьевна. Никакого хамства, курения и тому подобное. Если она на тебя пожалуется, оторву голову. Всё понятно?

Можно подумать, у меня есть выбор.

— Да.

— Отлично.

Нет, я не чувствовала, что начинается новая жизнь. Ничего вообще не чувствовала. Было как-то… Никак. В одном я была уверена — переживу и это.

*****

Евдокия Прокофьевна оказалась маленькой, сухонькой старушкой, лет семидесяти, с добрыми большими глазами и теплыми руками, которыми она коснулась моих и тут же их согрела. Удивительно, но она, наверное, первый человек в моей жизни, чьи прикосновения мне нравились. Они были искренними, согревающими и такими родными… Так мне казалось, по крайней мере. Потому что я не знала ни материнских объятий, ничего другого, кроме избиений и оплеух.

Басмач просто оставил меня и, шепнув старушке пару слов, умчался в ночь, отчего я немного расстроилась. Как-то привыкла к нему уже, что ли. А тут ещё обстановка новая. Бабулька хоть и добрая, но чужая, а я с чужими людьми тяжело уживаюсь, потому и не было у меня друзей в детдоме.

ГЛАВА 8

1994 год

— Ты такая красивая девочка… С ума сойти. Можно я тебя потрогаю? Вот здесь, — жирный урод протянул свою пухлую руку в золотых перстнях и попытался облапить меня за задницу.

Сволочь мерзопакостная.

— Ну, подожди, милый, — промурлыкала заученным текстом и легким движением вывернулась из его лап. — Ты обещал подарочек, — пропела ему на ухо и упорхнула к столику с едой. — Так жарко… Фуууух... Хочешь шампанского? Ммм?

Старый кобелина смотрел на меня с таким вожделением, что казалось, сейчас закапает дорогой ковер своими слюнями. Педофил вонючий.

— Шампанского… Оохх... Деточка моя сладенькая, да я хоть яд из твоих рук… — и снова за мной ломанулся, ублюдок.

Я снова улизнула от урода и схватив бутылку наполнила бокал, жалея, что нет у меня яда. Мне бы не было жаль эту жирную свинью с его сальными глазенками и похотливыми ручищами.

По спине пробежалось стадо мурашек от отвращения. Наверное, никогда не привыкну к этим ублюдочным коммерсам и им подобным. Уж лучше всю жизнь с братками шашни водить, чем с этими мразями общаться. Нет, случались среди них нормальные, которых даже жаль было, когда парни Басмача начинали их «прессовать». Но в основном, вот такие вот, как этот… Привел малолетку в гостиничный номер и собирается трахнуть её, полностью уверен в том, что за это ничего не будет. Мне, конечно, уже двадцать, но он-то этого не знает. Сволочь уверен, что мне шестнадцать, как я сказала ему при знакомстве. Моё детское лицо, маленький рост с миниатюрной фигурой и белые гольфы с плиссированной юбкой дополняют образ девочки-припевочки.

— Ты такая смелая, — шепчет мне в лицо своими толстыми губами, а я задыхаюсь от его вони. — Пойдем со мной в кроватку. Я тебе приятно сделаю, - ага. Себе приятно ты сделал бы. Вот только сегодня ничего не выгорит.

Я снова уворачиваюсь, что удается с каждым разом все труднее и протягиваю ему бокал, мысленно костеря Черепа на чем свет стоит. Где шляется этот мудак? Неужели, сука, ждет, пока меня тут трахнут?! Но тут же успокаиваю себя, потому что знаю — Басмач любого за меня на части растерзает. Если же Череп припозднится, то на этот случай у меня под кофточкой спрятан складной ножик, но использовать его, пусть даже в целях самозащиты, не хочется.

Лучше, конечно, чтобы Миша не узнал. В прошлый раз он своим кожаным ремнём мне за такие приключения чуть кожу с задницы не спустил. Неделю сидеть не могла.

— Давай выпьем… А то у меня это впервые будет… Страшно немножко, — улыбаюсь самой скромной улыбкой из своего арсенала и отмечаю, как дергается от экстаза это вонючее быдло.

— Совсем-совсем никого не было? — почти стонет извращенец и гадко ухмыляется, чуть не кончая от собственных слов. — Ты совсем девочка, да?

И я говорю то, что мерзкой твари сейчас необходимо слышать, чтобы распалиться еще больше.

— Да.

— Ох-ох, — хватается за пах и прямо у меня на глазах начинает натирать свой обрубок, который даже не видно под одеждой.

И хорошо, что не видно, а то меня точно вывернуло бы наизнанку.

С надеждой поглядываю на дверь и уже начинаю нервничать. Хоть и не впервые мы с Черепом такой финт проворачиваем, но всё равно как-то стрёмно.

И тут, как по мановению волшебной палочки распахивается дверь и на пороге возникает Череп собственной персоной, а с ним два помощника в «адидасах» и с битами.

Интересно, а куда охрану коммерса подевали? Но тут же цепляю взглядом ноги одного из них — сидит под стеночкой, устал бедняжка.

— Вы что себе позволяете?! Кто такие?! — визжит бабьим голосом педофил и нервно застёгивает ширинку, которую уже успел расстегнуть, тварь.

— Это кто тут мою малолетнюю сестрёнку обижает, а? — Череп начинает концерт и эту сценку мы уже разыгрывали раз десять.

— Юрка! — бросаюсь к Черепу, размазывая слёзы по лицу и прячусь за его спиной. — Он меня изнасиловать хотел! — тычу пальцем в коммерса, а его глаза лезут от удивления на лоб.

Так-то, скотина мерзкая!

Мой «братец» нарочито медленно засучивает рукава и, постукивая битой по стене, приближается к коммерсу.

— Будем, значит, сейчас убивать насильника.

— Вввы… Вы что, ребят?! — жирная туша обходит Черепа по кругу и пытается сбежать, но у двери стоят два бравых молодца с кастетами и битами — прорваться не выйдет. — Да вы хоть соображаете, на кого катите бочку?! Я Федорин, мать вашу!

Фыркаем с Черепом в унисон. Ты ещё в грудь себя ударь, козлина. Перевидала я таких Федориных…

— Ты сестру мою малолетнюю сюда привёл? — Череп наступает, загоняя жирного в угол.

— Но я же…

— Привёл, спрашиваю?! — уже орёт на него Юрка.

Мой любимый момент. Первое правило рэкета — давление. От страха эти ублюдки соглашаются на всё уже с первых минут.

— Привёл, — сокрушённо кивает. — Но я же не знал, что она малолетка!

— Знал, — подаю голос и жирдяй уже почти плачет.

— Выебать хотел мою сестру? — Череп подходит к коммерсу вплотную.

— Хотел, — вздыхает. — Но…

— Ну вот и пиздец тебе, — озвучивает и так всем известный факт Юрка и, зло ухмыляясь, замахивается битой.

Коммерс визжит не своим голосом, чем вызывает омерзительную жалость.

— Стой! Стой! — выставляет руки вперёд в защитном жесте. — Мне очень жаль, что я обидел твою сестру. Может я смогу как-то компенсировать?.. — заискивающе улыбается, поглядывая то на Черепа, то на меня. — А, ребят?

ГЛАВА 9

1992 год

— Так… Держи деньги, — Михаил протянул внушительную такую пачку, отчего мои глаза полезли на лоб. — Я не разбираюсь в бабских шмотках, так что, сама выбери чего-нибудь. Можешь у продавщиц спросить, они подскажут. Я пока по делам скатаюсь, а потом за тобой вернусь. Надеюсь, справишься сама?

Справлюсь ли я? Да если бы мне столько денег дали ещё неделю назад, я бы не помнила себя от счастья. И, конечно же, наобещала бы с три короба, лишь бы дали уйти. Но сейчас я не была уверена, что справлюсь…

Во-первых, очень хорошо понимала, что если убегу сейчас, то дороги назад уже не будет. Деньги рано или поздно закончатся (это если умельцы мне подобные не обчистят раньше), а второго Басмача не найти и к прежнему не вернуться. Такой шанс даётся лишь один раз за всю жизнь и если его проворонить, то можно так и остаться по уши в дерьме.

Во-вторых, ясно, как Божий день, что даже если я останусь и выполню указания Михаила, то всё равно могу накосорезить. Я не разбираюсь в одежде. Не знаю, что там модно, что к чему идет и как одеться, чтобы не вызывать смех у прохожих. Кроме детдомовского шмотья да вещичек жены Басмача на мне и не бывало ничего другого. Одним словом — обноски.

И всё бы ничего, но он меня привёз не куда-нибудь, а в дорогой магазин! Туда, куда нога простого работяги не ступает, что уж говорить о беспризорниках, вроде меня.

— Что за растерянный вид? — процедил сквозь зубы, как будто я его раздражаю.

Мог бы не трогать меня, если так. Мне и с бабой Дусей было замечательно. Нет, приехал, забрал, привёз в магазин для богачей и чего-то хочет от меня.

— Ээээ… Может на рынок лучше? Там и подешевле и…

— Слушай! — рявкнул так, что уши заложило. Я даже назад отпрыгнула, испугавшись. — Слушай, — продолжил уже помягче, но всё ещё строгим тоном. — Если я говорю что-то делать — ты делаешь. И никак иначе, ясно? Если бы я хотел отвезти тебя на рынок, сделал бы это. Но я привёз тебя сюда, а значит, ты будешь покупать себе одежду здесь. Можешь ходить с голой задницей, если тебе так комфортней, но тогда о человеческой жизни можешь забыть. Всё понятно?

— Более чем, — буркнула, опустив голову.

Разумеется, забывать о нормальной жизни, о которой раньше могла только мечтать, я не собиралась. Это единственный шанс выбиться в люди, стать кем-то, а не бомжихой подзаборной.

— Замечательно. Через пару часов приеду. Наслаждайся.

И свалил, оставив меня стоять посреди огромного магазина. Даже не представляла, что такие бывают…

— Здравствуй, тебе подсказать что-нибудь? — позади послышался милый голосок и я повернулась к высокой, ярко накрашенной девушке.

Я улыбнулась в ответ, а вот её улыбка тут же стухла. Видимо, рассмотрела, наконец, что перед ней не богатая бандитская дочурка, а обычная девчонка в обносках, что хоть и выглядели почти новыми, но висели на мне, как на вешалке.

— Девочка, ты заблудилась? — выгнула чёрную, слишком вульгарно накрашенную бровь, а мне захотелось ответить, что да, заблудилась, мол.

И сбежать отсюда нахрен, сверкая пятками. Но я должна выдержать и это. Потом будет легче. Так ведь?

— Нет. Не заблудилась. Меня… Кхм… Родственник сюда привёз. Чуть позже заберёт. А пока я хотела бы купить у вас вещи, — ответила длинноногой стерве таким высокомерным тоном, на какой только была способна.

— Милая… Как бы это сказать помягче… Видишь ли, у нас тут дорогой бутик. Ты когда-нибудь слышала это слово? Хотя, куда тебе, — наигранно печально вздохнула и покачала головой, словно ей приходится общаться с душевнобольным человеком.

Мне, конечно, хотелось взять её за патлы и как следует отходить об стену, чтобы больше не смотрела на людей, как на дерьмо. Однако, я тут же представила реакцию Михаила и поняла, что затевать драку в этом сраном бутике (или как там его?) не следует. Да и не допрыгнуть мне до её крашеных лохм.

Проглотив обиду, я просто прошла мимо «шмары», как нарекла её про себя, и направилась к длинным вешалкам, где пестрела всякая-разная одежда. Ох, сейчас закуплюсь…

*****

Басмач долго смотрел на меня, потом на одёжки, которые я выбрала и снова на меня. Такого выражения лица я ещё не видела. Он как будто был чем-то озадачен, злился, но в то же время хотел смеяться и изо всех сил пытался скрыть ухмылку.

Рада, что смогла повеселить тебя. Гад.

Мысленно я, конечно, послала его куда подальше, но внешне оставалась спокойной и молча ждала вердикта.

— Это что? — наконец, перестал давиться смехом и кивнул на мои обновки.

А что, собственно не так? Я выбрала теплые брюки, свитер с каким-то замысловатым рисунком и сапоги с мехом. По-моему, только самое необходимое и ничего лишнего. Я бы, конечно, ещё не против парочку новых трусов заиметь, а то от старых одна резинка осталась, но как-то неудобно было… Как представлю, что он смотреть будет, так дурно становится. Я же не ребёнок уже, в конце концов. А так, кто там видит, в чём я под штанами.

— Ну… Я самое дешевое взяла… И вот, — протянула ему сдачу и, кстати, всю до копейки, не хватило совести прикарманить хоть пару рублей.

Вернее, не совести не хватило, а смелости. Вдруг у продавщиц спросит, сколько я за вещи заплатила. Я уже запомнила, что воровать у Басмача нельзя. Научена, так сказать, горьким опытом.

К слову, «самое дешёвое» стоило столько, что на эти деньги я могла безбедно жить полгода, при том ни в чём себе не отказывая. Но не моя в том вина. Куда привёз, там и купила. От рынка же он отказался, хотя это был бы самый нормальный вариант. Какая нахрен разница, откуда портки? На них ведь не написано.

ГЛАВА 10

1994 год

— Эта дрянь меня оскорбляет! Я шагу в своём доме ступить не могу, чтобы не наткнуться на эту…

— Вера, где сын? Почему ты не с ним? — послышался уставший голос Миши.

— Он спит ещё. Миш, ну почему ты всё время избегаешь этого разговора? Эта девка не дает мне жизни, понимаешь? Она то и дело говорит мне гадости и угрожает! Я боюсь её, Миш!

А в Верке погибает талантливая актриса. У меня даже зубы свело от злости. Сучка жалуется на меня, что я её терроризирую! Подумать только! И это та стерва, что всячески меня достаёт вплоть до обзываний матом.

Мишу я не видела, лишь его женушку. Да, подглядывать нехорошо, но ведь разговор обо мне. Значит, имею право знать, что эта тварь опять задумала.

— Если бы боялась, не трогала бы её. Она всего лишь отвечает тебе взаимностью, Вера. Или ты думаешь, что я настолько слепой идиот? — Басмач повысил голос, а Верка втянула голову в плечи.

Я злорадно усмехнулась, но тут же горло сдавила обида. Он подошёл к ней и, приобняв за плечи, прижал к своей груди. Внутри все в комок свернулось от ранящей ревности. Проклятой ревности, что душит меня уже несколько лет.

— Не плачь, — эта тварь ещё и рыдает там?! — На неё внимание не обращай, но и сама не лезь, — чмокнул её в лоб и руки его сползли Верке на задницу, чуть сжали. — Поняла? А то я разозлюсь. Меня уже порядком достали эти ваши тёрки.

Змея обвила его шею руками и полезла целоваться.

— Прости, любимый… Это нервы. Я просто психанула. Прости. Обещаю, что больше и слова ей не скажу. Я же понимаю, что она несчастная девчонка, всеми брошенная и никому не нужная. Вот и злится…

Дальше слушать я не стала. Слишком больно, слишком правдиво. Гадина бьёт точно в цель, как всегда. Сколько бы я не настраивалась на обратное, всё равно ранят её слова. Потому что права Верка. Во всем права. И в том, что я так и осталась беспризорницей, и в том, что ненавидит меня права. Я бы тоже ненавидела. И защищала свою территорию до последнего. Только я, в отличие от Верки, не склочничала, а просто убила бы.

— Катя! Смотли, сьто я нарисовал! — из детской выбежал заспанный Илюха в синей пижамке с барашками и со всех ног бросился ко мне. — Это папа, я, мама и ты, — протянул мне листок бумаги, с нарисованным детской рукой солнышком, домиком и четырьмя человечками, больше похожими на гусениц, чем на людей.

Но было в том рисунке что-то, чего не увидеть глазами, а лишь сердцем возможно. Какое-то тепло и радость. Чистота и детская непосредственность.

— Ооо… Очень красиво. Можно я возьму себе?

— Зачем? — светло-серые глазки уставились на меня с интересом.

— Повешу в своей комнате, — улыбнулась малышу, отчего его щёчки порозовели.

Интересно, Миша в детстве тоже так смущался?

— Холошо. Бели. А где мама?

Мама твоя на шабаше, зелье варит, чтобы меня со свету сжить. Разумеется, ребенку этого я не сказала, лишь пожала плечами и подхватила его на руки.

— Пойдём покушаем чего-нибудь.

— Да, что что, а покушать ты любишь. Только успевай холодильник продуктами забивать, — Верка подошла сзади, как обычно, бесшумно.

Если она снова начала вякать, значит, Миша ушёл. Взгрустнулось.

— Можно подумать, ты его забиваешь, — огрызнулась и сунула ей в руки Илюху. — Ребёнка своего лучше покорми, мамаша хренова.

— Мам, а сьто такое хленова?

— Никогда больше не повторяй это слово! Его используют только бездомные бродяги! — заорала на пацана и пролетела мимо меня вихрем.

Я вздохнула. Аппетит пропал совершенно, а вчерашний «разговор» с Мишей всё ещё чувствовался неприятным послевкусием.

Осознаёт ли он, что мне не бабки нужны были, когда подбила Черепа на очередное разводилово? Понимает ли, что я просто хотела доказать ему, что могу быть полезной?

Нет…

Скорее всего, для Басмача я всё тот же ребёнок, которого он подобрал с улицы и привёл в свой дом просто из жалости. Потому что сам таким был и ему также помогли. Для него я всего лишь проблемная подопечная, которой нужна помощь.

Для меня же он — центр Вселенной. Тот, без кого жить уже не смогу. Но как бы я не старалась, как бы не силилась показать ему свою любовь и преданность, всё зря. Все мои попытки дают обратный эффект.

Что ж, придётся всё же поднапрячься и поступить в институт. Нет, не потому, что я об этом мечтала. Потому, что так хочет Басмач. И я не могу его разочаровать. А потом может он и обратит на меня внимание, кто знает…

*****

А вечером сам Басмачев пришёл ко мне в комнату. Ворвался без стука, в общем-то, в своём стиле. Я от неожиданности даже учебник из рук выронила.

— Занимаешься? Похвально, — прошёлся к окну, отодвинул штору и замер, глядя куда-то вдаль. — Это лучше, чем с Черепом по гостиницам промышлять.

Я закатила глаза, но спорить не стала. Всё ещё бурлила во мне обида за те пощёчины. Не имел он права так меня унижать. Хотя где-то глубоко в душе понимала — ещё как имел. А если и нет, то ему плевать. Такой уж есть Михаил Басмачев. Правила устанавливает он один. Всегда.

Смотрела на него, ожидая, что дальше скажет и тихо млела от тех волн силы, что он излучал. Как всегда, строгий, обманчиво спокойный, даже ленивый с виду, но опасный, как хищник. В домашней одежде, что мне нравилось больше всего… Ему неимоверно шли джинсы и футболка из простой чёрной ткани, плотно облегающей рельефное сильное тело.

— Ну ладно. Я чего пришёл… Держи, — повернулся ко мне и протянул маленькую коробочку. — Подарок.

Подарок? Мне?

ГЛАВА 11

1992 год

— Поздравляю с первым сентября. Держи, — Михаил протянул мне небольшой сверток, перевязанный красной ленточкой.

 Я вылупила на него глаза, на какое-то время выпав из реальности. Не сверток меня так шокировал, а внешний вид Басмача. Каждый раз, когда вижу его без костюма, в «домашней» одежде, впадаю в ступор.

— Это что?

— Подарок, не видно, что ли? — в своей излюбленной манере изогнул правую бровь, усмехнулся и пошёл к машине. — Поехали домой, там бабуля ждёт тебя, не нарадуется.

Раньше мне никто подарков не дарил. Я ещё не отошла от нового гардероба — так мои новые шмотки называла баба Дуся. А тут снова подарок. Да для меня уже счастьем было пойти в школу, сесть за парту, вдохнуть запах знаний и почувствовать, что я теперь не беспризорница, а обычная девочка. Как все. Стать частью общества, которое я еще совсем недавно ненавидела черной ненавистью, презирала за то, что у них есть возможность вершить свою судьбу, а у меня не было выбора. Я не могла стать, кем хочу. Моя судьба — быть лишь бомжихой, вечно грязной и голодной. Уличной воровкой, не больше.

Я не знала, зачем Михаил дал мне шанс стать человеком, да он и сам вряд ли понимал свой поступок. Но моя благодарность не знала границ. Этим двоим — бабе Дусе и Басмачу я была обязана по гроб жизни и это бремя меня вовсе не тяготило, как случалось тогда, когда мы с Сенькой делили добычу. Не было того чувства долга и безысходности.

Мне нравилось считать их близкими людьми. И если бы возникла необходимость выбирать между ними и моей родной матерью, о чьем приезде я мечтала по ночам в притоне, то выбрала бы сейчас чужих мне людей, но искренних.

В свертке, кстати говоря, была книга Чарльза Диккенса «Приключения Оливера Твиста», которую я буду хранить всю жизнь, как самый драгоценный скарб. Она будет напоминать мне, кем я была и благодаря кому вылезла из того смердящего дерьма, из которого выбраться даже не мечтала.

А вечером снова был праздник. У нас был праздник. В доме, что стал для меня родным. С людьми, которые стали родными.

Баба Дуся испекла яблочный пирог, о существовании которого я узнала от неё же. А Михаил принёс конфеты и печенье.

Я же… Я просто влюблялась в него. Следила за каждым движением, улыбкой и взглядом и понимала, что он мне дорог. По-настоящему дорог. Как если бы был близким родственником, которых у меня отродясь не водилось.

Сам Михаил мало со мной общался. К примеру, когда мы оставались наедине, возникало какое-то напряжение, словно ему неприятно находиться со мной рядом. Но если бы это было действительностью, то навряд ли он бы так возился со мной, ведь правда? И тем не менее, чувствовалась какая-то неловкость с моей стороны и серьёзность с его. Казалось, даже воздух становился спертым.

Долгое время я не могла определить его отношение ко мне. То ли он выполнял какое-то обещание, может обет… То ли действительно так добр, но общение с детьми не его конёк. Иногда я чувствовала себя обузой и от этого становилось тошно. А иногда даже пыталась завоевать его внимание, хвастаясь хорошими оценками и личными достижениями.

К слову, личными были только мои трусы. Всё остальное досматривалось и проверялось вечно подозрительным Басмачем. Он словно пытался поймать меня на чём-то, чтобы выкинуть снова на улицу с чистой совестью и забыть. Оправдаться перед собой, мол, она сама виновата и больше не играть в доброго дяденьку. Чушь, конечно, но мне, в силу возраста и привычки не доверять людям, так иногда казалось.

Позже я пойму, что ошибалась. Просто Басмач такой. Он любит всё контролировать. Каждое телодвижение тех, кого он удостоил чести стать частью его жизни, каждый вздох — он всегда в курсе всего.

Иногда Михаил исчезал на несколько дней и даже недель. В такие моменты я готова была лезть на стену от ужаса. До жути боялась, что однажды он забудет обо мне насовсем и больше не придёт. Пропадал аппетит и желание учиться, как будто исчезал стимул.

А потом мой классный руководитель жаловался опекуну, то есть Михаилу (так мы называли его во избежание вопросов о моём возрасте), и тот прилетал злющий, как цепной пёс. Пару раз даже, признаться, я специально срывала урок, чтобы увидеть Басмача.

Он никогда не ругался при бабе Дусе, лишь тяжело смотрел, словно в душу заглядывал и видел каждую мою нехорошую мыслишку. Но стоило старушке куда-нибудь отойти, как начинался террор. Я выслушивала от разъярённого бандита всё, что он обо мне думает, при этом Басмач никогда не стеснялся в выражениях. Бывало, доходило даже до оплеухи, когда я смела огрызаться или спорить.

Но и за успехи меня вознаграждали. За каждую контрольную на пять или выигранную олимпиаду я получала что-нибудь новое и красивое. Девчонки из класса давились слюной, когда я приходила в школу в новых красивых сапожках или пальто. Все завидовали, зная, кто мой опекун. Только мне противно было от этого.

Я не хотела, чтобы Басмач был моим попечителем, нянькой, приемным папочкой. Я хотела, чтобы он был моим другом. Всего лишь… 

Правда, чем старше я буду становиться, тем сильнее будут меняться мои приоритеты, убеждения и взгляды.

*****

Училась я так прилежно, насколько это вообще возможно. Я готова была сидеть сутками напролет за учебниками и грызть гранит науки, пока тошно не станет. Частенько баба Дуся находила меня спящей на книжке, а утром я вскакивала ни свет ни заря, чтобы поскорее отправиться в школу.

— Да ты хоть бы поела! — кричала мне в след бабулька, но я уже неслась навстречу вожделенным знаниям и светлому будущему.

В школе у меня появились подружки и целая группа воздыхателей. Нет, не потому что я была такой непревзойдённой. Я трезво оценивала свои данные и возможности и хорошо понимала, благодаря кому являюсь важной персоной. Даже учителя относились ко мне с явным уважением.

ГЛАВА 12

1992 год

Уходить не торопилась. Всё ещё жила внутри надежда, что Михаил не выбросит меня на улицу. Наверное, даже не надежда, а последняя тоненькая ниточка, что связывала меня с нормальной, сытой и тёплой жизнью. Нет я не питала иллюзий на счет Басмача, но верила, что он не может так поступить со мной. Не после того, как спас, вытащил из той жуткой пропасти, показал, как можно жить…

— Собирай вещи, — Басмач вышел из комнаты бабы Дуси через полчаса, а меня затрясло от его слов. — Со мной поедешь.

Ну, конечно! Он не станет меня выкидывать на улицу, это подло. Но и нахлебница ему даром не сдалась. Скорее всего, решил сдать меня в детский дом.

— Не поеду… — прошептала тихо, но он услышал.

— Почему? — уставился на меня покрасневшими глазами. — Здесь, что ли, останешься?

— Ага, — хлюпнула носом, ковыряя носком дырочку в линолеуме.

— Что «ага»?! — гаркнул на меня, как озверелый, отчего я вздрогнула.

— Не хочу на улицу! Можно я останусь? Ну, пожалуйста! — не удержалась, заревела.

Басмач шумно вздохнул и тихо выругался.

— Я отвезу тебя к себе домой. Иди собирай вещи и не еби мне мозги.

Сердце быстро забилось в груди и рухнуло куда-то вниз. Это что же такое получается? Он меня в свою семью… Меня? Девочку с улицы?

— Ты не врешь? — спросила, прищурившись, на что Басмач лишь возвел взгляд к потолку.

— Я хоть раз обманул тебя? Давай, пошевеливайся, нашла время, чтобы мозги мне затрахать, — и что-то недовольно бормоча, пошел к двери. — Когда будешь готова, выходи на улицу. Сумки здесь оставь, я заберу потом.

— Миша! — он остановился, повернулся ко мне с немым вопросом во взгляде. — А как же бабуля?..

Он бросил быстрый взгляд на комнату старушки и, сжав пальцами переносицу, замер.

— Я решу этот вопрос. Завтра похороним.

*****

Дом Басмача находился за городом, большой и красивый. Такого я даже в кино не видела. Видно невооружённым взглядом, кто здесь живёт. В принципе, я уже давно поняла, что Миша не какой-то там рядовой бандюк на побегушках. Авторитет.

Внутри дом оказался ещё красивее. Приятные бежевые обои, к которым захотелось прикоснуться, огромная люстра с блестящими стеклянными шариками, деревянная грузная мебель с узорами. Дааа… Баба Дуся по сравнению со своим воспитанником живет очень скромно. Жила… Сердце снова сдавило тисками от жалости.

— Ой, Миш, ты уже приехал! — нам навстречу бросилась изящная девушка с длинными, блондинистыми волосами.

Увидев меня, она замедлила шаг и вопросительно изогнула тонкую бровь. Это, стало быть, жена? Отчего-то мне она не понравилась с первого взгляда. Мне казалось, что Басмачу не подходит такая… Такая, как она. Слишком утончённая и жеманная, что ли. Как будто каждое своё движение долго репетировала перед зеркалом. Мне же почему-то казалось, что у Миши должна быть простая жена. Красивая, но естественная, а не эта пергидрольная вешалка.

В принципе, я ей тоже не особо понравилась. Вернее, моё присутствие в их доме, о чём жёнушка Басмача вскоре мне намекнет.

— Это Катя, моя подопечная. Она теперь будет жить у нас, помоги ей с комнатой, — приобнял девушку за талию и коснулся губами её губ.

Мне даже дурно стало от этого зрелища. Неужели он и правда любит эту овцу? Никогда бы не подумала, что Басмачу нравятся такие искусственные женщины. Хотя, что я вообще о нём знаю?

— Катя, это моя жена — Вера. Если что-то нужно, спрашивай её, — это такой тонкий намёк?

Мол, я тебе крышу над головой дал и скажи спасибо. В остальном мне плевать. Так, что ли, получается?

Не то, чтобы я была неблагодарной сволочью, но как-то не хотелось мне контактировать с этой девицей. Вон как зло зыркает на меня, презрительно так, только не плюётся.

— А Кате обязательно жить у нас? — пропищала, многозначительно глядя на Мишу. — Ты же вроде говорил, что она у бабки живёт. Нет, я не против, если ты так решил… но ты сам говорил, она на улице жила, а у нас сын…

Ооо, да хозяйка этого дома настоящая сука. Вот уж свезло мне.

— Она будет жить здесь, Вера. Потому что я так сказал. Не заставляй меня повторять двадцать раз одно и то же, — с нажимом так сказал, строго.

Руку от неё убрал и протянул мне.

— Пойдём, комнату тебе выберем. У нас две свободные, — ободряюще мне улыбнулся, а я растаяла от его умопомрачительной ямочки.

Руку в его ладонь тёплую вложила и пошла без колебаний. Доверяла ему, как родному отцу. Знала, что не даст меня в обиду никому, даже стерве этой своей. Я видела это в его глазах. Сочувствие, понимание… То, с чем он сталкивался сам. Ведь Миша не понаслышке знает, каково это — быть отбросом.

В такие моменты казалось, что передо мной совершенно другой человек. Не был он похож на злого бандита, руки которого, возможно, в крови, а совесть давно почернела и обуглилась. Нет. Эта улыбка, ямочка, глаза светлые… Он был похож на обычного человека. Простого и доброго.

— Между прочим, сын по тебе скучает. Плачет все время, — бормотала его жёнушка, вынужденная шагать за нами. — Я его сегодня еле успокоила.

Басмач промолчал, продолжая идти дальше и таща меня за собой.

— Так, смотри. Вот первая комната, вон вторая, — открыл обе двери и стал у стены, пока я осторожно заглядывала в каждую. — Обе небольшие, но хорошо обустроены. Кровать, стол, шкаф, стул, кресло. Если надо будет, ещё одну тумбочку принесу. Какую выбираешь?

Я чувствовала спинным мозгом, как эта Вера пялится мне в спину, прожигая в ней дыру. Было неловко и стыдно почему-то…

ГЛАВА 13

1994 год

Таинство крещения, наверное, самое прекрасное, что со мной случилось в жизни. Никогда не была так близка с Господом, как в тот момент. Было в этом что-то теплое, уютное, какое-то умиротворение, душевное спокойствие. А ещё, рядом был человек, с которым всегда хорошо. 

Я искренне надеялась, баба Дуся сейчас видит нас. Видит, какой я стала и знает, что не зря приютила и меня, и Мишу, дала нам шанс выжить. Наша добрая, светлая старушка.

Но по возвращению домой сказка закончилась, как бывало всегда, когда в поле зрения появлялась Вера. Каждый раз, когда Миша уходит из дома, мне хочется бежать за ним. Давят стены и враждебная обстановка в доме. Если бы не Илюха — точная копия своего отца, я бы точно свихнулась.

— Занимаешься? — Верка подкралась сзади и заглянула в книгу через мое плечо. — Оооо, мы умненькими решили стать, да? Зря стараешься, эволюция обошла тебя стороной, — стерва прошла к моей кровати, брезгливо огляделась вокруг и села в кресло, закинув ногу на ногу. — А кто, позволь спросить, будет платить за дрессировку нашей обезьянки?

Я сцепила зубы, чтобы не послать её. В прошлый раз выпад в сторону этой суки обошёлся мне очень дорого. Миша не разговаривал со мной почти месяц, а когда заговорил, объявил, что его семья — табу и я не имею права оскорблять его ненаглядную женушку. Разумеется, о том, кто начал скандал он так и не узнал. Хитрая гадина ловко все подстроила.

— Вижу, ты плотно взялась за Мишу, да? — не унималась сучка, а я уже с трудом сдерживалась, чтобы не вцепиться ей в патлы.

— В каком смысле, я взялась за Мишу? — отодвинула учебник, сжимая пальцы в кулаки.

Иногда мне снилось, что я избиваю эту тварь и, честное слово, просыпалась я почти счастливой.

— А что, ты думаешь, я не вижу ничего? Думаешь, я слепая? Или тупая? Не тупей тебя, маленькая шлюшка! — вскочила и нависла надо мной, упираясь руками с наманикюренными, длинными когтями в стол. — Я всё вижу, ты, тварь! Для кого ты бельишко кружевное покупаешь, а? Думаешь, однажды он зайдёт в эту комнату, чтобы трахнуть тебя? — мерзко заухмылялась, а в очередной раз поразилась тому, насколько хорошо она играет.

В присутствии Басмача она сама невинность, а стоит ему отвернуться, даже выражение лица меняется, в крокодилью пасть превращается.

Стоп! Она что, в моём белье рылась?! Иначе, как бы она узнала о кружевах?

— Слушай сюда, овца! — я вскочила, отзеркаливая её позу. — Никогда больше не смей трогать мои вещи, поняла?! Я тебя убью, курица безмозглая, если ещё раз зайдешь в мою комнату!

— Эта комната не твоя! И вещи не твои, маленькая шалава! Они куплены на деньги моего мужа! А кто ты такая? Всего лишь грязная девка из подворотни! Я сразу поняла, чем ты дышишь! Думаешь, я позволю тебе залезть в постель к моему мужу?! В мою постель?! Чтобы ты больше не смела к нему приближаться, уяснила, шалава?! — покраснев, как помидорина, она орала на меня до хрипоты.

Кто же знал, что Миша вернётся домой раньше ожидаемого и услышит нашу ссору.

Дверь вдруг резко распахнулась и громыхнула о стену, а в проёме показался злой, как цербер Басмач.

— Иди сюда! — рявкнул на жену, отчего та аж присела.

Сразу же присмирела и невинно захлопала глазками. Я отошла в сторону, гадая, сколько он услышал из сказанного мной. Судя по тому, как гневно зыркал на Верку, её он очень хорошо расслышал. Впрочем, так ей и надо, кобре.

— Миш, она цепочку у меня украла! Ту самую, что ты мне на день рождения подарил! Я пришла забрать её, а эта дрянь начала меня оскорблять! Я не виновата ни в чём, это ты привёл воровку в дом и сделал её членом семьи! — она так искренне возмущалась, и правда можно подумать, что я её обворовала, если бы, конечно, не было очевидно, что это наглая брехня.

Я даже засмеялась от такого абсурдного заявления.

— С чего ты взяла, что она её украла? — прогремел Миша, подходя к нам, а Верка втянула голову в плечи. — Может Илья игрался и куда-то зашвырнул?

— Я видела как она шарилась в нашем шкафу, а потом полезла в шкатулку с драгоценностями. Сначала я не обратила внимания, думала, она посмотреть хочет, а сегодня обнаружила, что цепочки нет…

У меня от таких россказней аж челюсть отвисла.

— Это не правда! Я не брала! Она сама в моём белье копалась!

Только как защищаться, когда гадина снова меня обыграла. Что-что, а коварности и сволочности Верке не занимать.

Миша молча обошёл нас, открыл шкаф и начал выворачивать оттуда всё содержимое. Стало так больно и мерзко, что не передать словами. Он поверил ей! Не мне, а ей. Потому что она жена, а я всего лишь девчонка с улицы, которую Басмач уже ловил на воровстве.

Прикусив губу до крови, изо всех сил сдерживала слёзы. Только бы не зареветь, только не при этой суке.

Верка поглядывала на меня с победной ухмылкой, а я не могла понять, чему она радуется. Ведь сейчас Миша обыщет мою комнату и, не обнаружив цепочку, вкатит ей по первое число.

Но я ошибалась. Как всегда, Верка всё спланировала так, что не придраться.

Цепочка нашлась. Она была спрятана под моими трусами. Теми самыми — кружевными.

Басмачев повернулся ко мне, сжимая в кулаке проклятую цепь.

— Это что за хуйня? Что за хуйня, я тебя спрашиваю?! — он замахнулся, а я вжалась в стену, понимая, что от этой грязи мне не отмыться.

— Вот видишь! Она постоянно шарится в моих вещах…

— Иди к сыну, Вера!                                                     

*****

ГЛАВА 14

1992 год

— Ну что, на дискач идём сегодня? У меня друг там будет музыку крутить, договорится, нас пропустят, — шепнула Светка, толкнув меня локтём, и притихла, когда на нас зыркнула учительница русского.

Светка постоянно корчила из себя взрослую, чем, откровенно говоря, смешила меня. Её странные выходки и повадки иногда просто вызывали недоумение или даже сочувствие. Ну невозможно же быть такой дурой! Правда, я в последнее время частенько сомневаюсь в своём утверждении.

Одна её «боевая раскраска» чего стоит. Надо же додуматься, своровать у мамки фиолетовые тени и разрисовать ими рожу так, что кажется, будто бедную школьницу зверски избили. Примерно так я выглядела ещё год назад, когда попадалась на воровстве.

А эта её постоянная привычка жевать жвачку (причем, у меня часто возникает мысль, что это одна и та же жвачка) с громким вульгарным чавканьем. Корова позавидует.

— Не идём. Вернее, я не иду, а ты как хочешь, — попыталась сделать вид, что занята рассказом, но Светка так просто не отвяжется.

— Кать, ну ты вообще! Ну вот чего дома сидеть? Тебе ж не двенадцать!

Ага, не двенадцать.

В двенадцать у меня были другие цели в жизни. К примеру, выжить. Чего-нибудь раздобыть пожрать и при этом не лишиться последних зубов.

Светка-то небось в куклы ещё играла, пока не поняла зачем у неё сиськи растут.

— Всё верно, я уже не ребёнок. А потому у меня есть цели в жизни и чтобы их достигнуть нужно учиться. Кстати, у слов «учиться» и «шляться» разные значения, — ответила ей шепотом, пока уже злая учительница нарезала вокруг нас третий круг.

Светка замолчала на целую минуту, видимо, пытаясь переварить полученную информацию, а после констатировала:

— Да ты гонишь.

А на перемене продолжила канючить. Нет, я, конечно, совру, если скажу, что предложение сходить на дискотеку меня не прельщало. Как и все нормальные девочки я хотела научиться танцевать, хотела быть в центре внимания. И пусть даже меня не интересовали парни, но нравиться им я хотела, а шансы были стопроцентные, если учесть Светкину манеру краситься и наряжаться.

Я научилась одеваться не только так, чтобы не отпугивать людей, но и со вкусом. Что-то почерпнула от Верки (отдать должное гадине, одевается она отменно), что-то из её же журналов, которые посматриваю втихаря, когда сучки нет дома. А что-то пришло само. К примеру, сочетать цвета я научилась сама.

Вот только покрасоваться на той же дискотеке я не могла. Басмач, он же строгий опекун, очертил допустимые границы моего поведения и места пребывания, а именно — школа и дом. На все мои попытки улизнуть из дома, чтобы погулять, лишь молча сверлил меня таким страшным взглядом, что больше идти никуда не хотелось. Более того, не хотелось даже попадаться ему на глаза ближайшие пару дней.

«Твоя обязанность — учиться. Если хочешь шляться по подворотням, можешь вернуться на улицу», — его слова.

Его правило.

Правило, которое оспаривать я не решалась, потому что знала, он не шутит и второго шанса не даст. Миша вообще обладал редким даром убеждения.

— Свет, отстань от меня, а? Ну правда, сказала же, не могу.

— Почему? Боишься, что опекун твой грозный не отпустит?

И как она догадалась?

— Не боюсь. Знаю.

— Слушай, ну так это же вообще не проблема. Меня тоже мать не отпускает. Всё гундит, что учёбу запускаю и только о пацанах думаю. А мне похрену. В окно вылезла и пошла, куда и когда приспичило.

Я недоверчиво взглянула на Светку.

— Серьёзно, что ли? А если поймает?

— Ой, да как она поймает? Ночью старики спят.

Я задумалась.
На старика, конечно, Басмач не тянет, но храпит по ночам знатно. В впрочем, откуда мне знать, может это Верка…

— Ладно, во сколько там твоя дискотека начинается?

— Ура! Ура! — запрыгала Светка, хлопая в ладоши, аки дитя.

Да уж. Гулёна, блин.

Вот поймает меня Басмач, вытолкает из дома взашей и всё… Да здравствует голодная, холодная свобода. И нахрен нужна она мне, если нечего жрать?

А вечером Светка прыгала у забора, коченея от холода и мучаясь мыслями — решусь я или нет. Решилась. Правда, до последнего дрожали коленки.

— Фуууух, — выдохнула подруга, стирая со лба мнимый пот. — Я уж думала, заловили тебя.

Я усмехнулась и, схватив Светку за руку, потащила подальше от ворот.

— Я ещё и не в такие щели пролезала, что мне какое-то окно.

— Чего?

— Да так, ничего. Забудь.

*****

А дискотека была для меня в новинку. Полутемное помещение, модная музыка, от которой закладывало уши — просто кайф, как выразилась Светка. Действительно было волнующе.

Я неловко жалась у стенки, пока моя расфуфыренная под шалаву подруга отплясывала на танцполе. Не то, чтобы я была стеснительной, но как-то не решалась. Танцевать-то не умею, вдруг засмеют.

Да и оделась я, прямо скажем, не для плясок. Вернее, на танцы я, конечно, рассчитывала, но не думала, что они будут такими энергичными.

Моё синее платье в крупный горох с пышной юбкой до колен как-то не гармонировало с этим дрыганьем, которое Светка назвала танцами. Да и я, в принципе, не была готова к такой музыке, но всё же что-то держало, не давало уйти. Наверное, это те взгляды пацанов, что стояли у противоположной стены, выискивая глазами «жертву». По крайней мере, так они выглядели.

С некоторых пор мне начало нравиться внимание противоположного пола, причём если парень постарше, а этим лет по двадцать точно есть.

— Привет! — кто-то крикнул в ухо, а я от неожиданности подпрыгнула. — Ты из общаги, что ли? Первокурсница? Что-то не видел тебя раньше!

ГЛАВА 15

1994 год

Комнату всё-таки найти удалось, чему была безмерно рада. Как-то не хотелось снова кочевать на улице. Не после того, как познала нормальную жизнь. Четыре года жить по-человечески, а потом снова стать скотом. Нет уж, увольте.

Хозяин квартиры, правда, мерзкий алкаш, но с моими возможностями выбирать не приходилось. Лучше уж так, чем совсем никак.

По ночам я слышала, как он пытается вломиться в мою комнату, но каждый раз его ожидал облом. На ночь я подпирала дверь стулом и открыть её у хилого Петровича шансов почти не было. А на тот случай, если всё же удастся, у меня под подушкой лежал складной ножик.

Так прошло три дня. Работу найти я не смогла. Кому нужна девчонка без опыта? Ясно же, как белый день — никому. А в кармане, между прочим, шиш с маслом. Ещё немного и можно идти побираться.

Правда, оставался ещё один вариант, коим я поспешила воспользоваться.

Найти Черепа просто — он постоянно отирается в одном из магазинов Басмача. Правда, пойти туда долго не решалась. Не хотелось встречаться с Мишей, слишком сильно обижена на него, хоть уже и соскучилась. А еще, почему-то было стыдно. Так, словно я действительно украла долбанную цепь сучки.

Джип Миши у магазина не обнаружила и, набравшись смелости, зашла вовнутрь. Нос к носу столкнулась с Черепом и облегченно выдохнула.

— Ничего себе, какие люди! Ты к Басмачу, что ли? Так не было его еще сегодня. После обеда приедет.

Засранец так громко говорил, что продавщицы, сложив сиськи на прилавок, тут же на меня уставились.

— Хорошо, что не было. Поговорить надо, выйдем?

Юрка прищурился, цыкнул и, сложив руки на груди, встал в позу.

— А что, пришла извиниться за то, что в прошлый раз я лишился из-за тебя последних зубов?

Чувство вины, конечно, я не испытывала, но осознавала, что он имеет право обижаться. Всё-таки я славно его подставила тогда.

— Если надо, извинюсь.

Череп довольно хмыкнул.

— Если бы не Басмач, я бы тебя выеб за такую подставу.

— Но ты этого не сделаешь, потому что Басмач за это оторвет тебе яйца, — продолжила за него, на что Юрка вздохнул.

— Это да… Ну ладно, чего хочешь? Если решила опять на дело пойти, то это без меня. Мне на хуй не усрались такие залёты. В прошлый раз Басмач строго-настрого приказал не помогать тебе. Ещё раз поймает и мне пиздец.

— Слушай, Юр… Мне очень нужны бабки. Край, понимаешь? Ну хочешь, возьми себе семьдесят процентов, а? — тут уж не до жадности, приходилось идти на уступки.

Без надежного тыла никак нельзя на дело. В бетон закатают и пикнуть не успею. Однажды Юрку на входе в гостиницу задержал консьерж, так меня за это время чуть не поимели. А мне не хотелось дарить свою целку первому попавшемуся коммерсу. Не для того я ее хранила до восемнадцати. Правда, зачем хранила, сама толком не знала. Вряд ли Мишка когда-нибудь позарился бы на нее…

— Оооо, нет! Ты слышишь, что я тебе говорю? НЕТ! Мне в хуй эти проблемы не упёрлись. Иди-ка ты лучше гуляй, пока пиздюлей не отвесил. Честно говоря, не могу понять, какого хера тебе на жопе ровно не сидится? У Басмача, как сыр в масле катаешься, чего еще надо? А если тянет на приключения, то давай сама. Всё, вали отсюда, — толкнул меня к двери, а я в руку его клещом вцепилась.

— Юр, ну подожди! Мне правда деньги нужны! Я из дома ушла…

Череп на мгновение замер.

— Да ладно, серьёзно, что ли? А Басмач чё?

Я потупилась в пол. Откуда мне знать, что Басмач. Забыл небось о моём существовании, словно и не было в его жизни девочки-беспризорницы.

— Не знаю. И знать не хочу, — тут я, конечно, врала самым наглым образом.

Я бы всё сейчас отдала, чтобы знать, что по этому поводу думает Миша. Ищет ли меня? Переживает ли? Или, наоборот, плевать ему на меня с высокой башни?

— Мда… Хреново, чё… А что, вернуться не вариант? Сильно напакостила?

Я сцепила зубы, чтобы не наброситься на засранца с кулаками. Это я напакостила?! А ничего, что меня незаслуженно обвинили в воровстве? Хотя, кого это заботит… Уж не Черепа так точно.

— Не вариант. Он не пустит, да и я не захочу.

— Ух ты, бля, какая гордая. Слушай, малая, ты бы не выпендривалась на Басмача. Он не станет умолять. Или на улице лучше? Соскучилась по наркоманским притонам?

Нет, не соскучилась. Но и ползать перед ним не стану. Пусть Верочка ползает, а с меня унижений хватит.

— Ты поможешь или нет?

Юрка тяжко вздохнул, поджал губы.

— Жопой чую, я об этом пожалею. Ладно, давай так, я завтра за тобой подъеду, всё порешаем. Адрес говори.

*****

То и дело выглядывала в окно, ожидая Черепа. Боялась, что он передумает и решит послать меня куда подальше. Откровенно говоря, я бы так и сделала на его месте, но я сейчас на своём месте…

Не то, чтобы всё так плохо, как было несколько лет назад, но еще немного и я окажусь на улице. А нищенское будущее мне не улыбалось от слова совсем.

— Привет, Катюха, — пьяно икнул хозяин квартиры, с грохотом водрузив на стол бутылку самогона. — Бахнешь со мной по стопарику?

Бахать по стопарику мне не особо хотелось, тем более, с этим вечно пьяным и вонючим придурком, а потому вежливо отказалась и отвернулась к окну.

— Ой-ой-ой-ой, какие мы важные, — повертел задницей, кривляясь как обезьяна, и плюхнулся на старую, скрипучую табуретку. — Хахаля, что ли, своего ждёшь? Так ты имей в виду, я блядства в своём доме не разрешу! Не уважаю я это дело!

Я фыркнула. Ага, конечно. Блядство он, значит, не уважает, а дрочить под дверью ванной, заглядывая в щелочку, когда я моюсь — всегда пожалуйста. Козлина мерзкая.