Бесшумный

— Боже, дорогая, ты слышала, о чём весь день говорят? — Молодая официантка придорожного кафе вопросительно поднимает взгляд своих небесно-голубых глаз, которые я успел разглядеть, пока она приносила мне мой кофе, и смотрит на свою старшую коллегу. Я невольно засматриваюсь на блондиночку и прислушиваюсь к кудахтанью второй официантки, которая и начала этот разговор. — Вчера ночью в соседнем городе, говорят, убийство было! — Дамочка старается говорить шепотом, но ее эмоции настолько яркие, что, даже будь они на кухне, я бы все равно слышал их «тихий лепет».

— Еще одно? — Раздается обеспокоенный голос голубоглазки, а я из-за всех сил сжимаю руки под столом, чтобы хоть как-то сдержать свое внутреннее желание сжать пальцы вокруг ее тонкой шеи.

— Да, говорят, что убийца перерезал мужчине горло, а потом вспорол живот и развесил его внутренности по дому, как гирлянду! — Что верно, то верно… Правда никто не говорит о тех пакетах с героином, которыми до отвала был напичкан его дом. Я видел, как этот отброс общества продавал наркоту школьникам. Они захаживали к нему домой вечерами, пока я выслеживал эту скотину, дабы понять, сколько потеряет его семья, если убить его.

— Какой кошмар! Теперь ходи, бойся. — Голос молодой официантки явно напуган, и мой разум снова захватывает картина ее расправы…

— Ох, не говори, дорогуша. И у полиции, как обычно, никаких зацепок. Это чудовище уже может быть в нашем городе!

…но воспоминание о последнем убийстве немного меня успокаивает, и я снова могу спокойно пить свой черный кофе.

Пока на фоне, словно пташки, щебечут сотрудницы придорожного кафе, я устало прикрываю глаза. Усилием воли вспоминаю кровавую картину минувшего вечера, чтобы успокоиться окончательно.

Он просил меня о помощи, говорил, что у него есть ребенок, что ребенку нужен отец. Но моя потребность убивать была намного выше, чем потребность его ребенка в таком отце. Вид его изуродованного тела не принес ни толики успокоения… Значит, эта гнида не только торговала наркотой. Значит, за его плечами есть грех куда хуже этого!

Ведь, если бы вся его преступная деятельность ограничилась одной продажей, я бы сейчас мог спокойно наслаждаться невинным видом этой неземной девушки. И мог бы делать это еще очень долго! Но прошло чуть меньше суток, а мои руки уже чешутся изувечить чье-либо тело. И сейчас я из-за всех сил стараюсь не смотреть на молодую официантку, чтобы не представлять, как ее яркие голубые глаза тускнеют, как ее тело будет содрогаться раз за разом, пока я буду сжимать ее глотку. А пока она будет медленно задыхаться, я…

— Как планируете оплачивать? — Раздается над ухом ее нежный мелодичный голос. Меня всего передергивает, потому что я нутром чую, что после ее убийства буду чувствовать себя удовлетворенным. Меня не будет преследовать эта ноющая жажда насилия. Смогу прожить спокойно несколько лет, а может и того дольше.

Пытаясь взять себя в руки, все же тянусь за кошельком в задний карман джинс. Достаю пару купюр и протягиваю девушке. На секунду чувствую мягкость ее кожи, она мило краснеет и, пролепетав что-то про сдачу, немного неуклюже ступает в сторону кассы. Я врезаюсь взглядом в ее ровную спину и представляю, как касаюсь ее кожи своей мозолистой рукой, провожу пальцами по выпирающим костям, а потом вырываю ее позвоночник! Ее кровь (наверняка ярко алая) начнет плескаться, она будет кричать, молить о пощаде, пока я буду вырезать ее печень!

Трясу головой, прикусываю щеку с внутренней стороны, чтобы отогнать столь непрошеные мысли, и пулей выбегаю из кафе, пока рот наполняет металлический привкус. Стараюсь не смотреть на официанток, чтобы вновь не упасть в этот омут.

Я дал себе слово не убивать ни в чем не повинных людей!

Морозный воздух быстро приводит в чувство, и к машине я возвращаюсь уже с чистым разумом. Сажусь на водительское сидение, дверь не закрываю, потому что нужно закурить. Просто жизненно необходимо!

Первая спичка гаснет, не успеваю даже поднести ее к сигарете. Получается только со второй попытки. Откидываюсь на спинку сидения и выпускаю дым в открытую дверь.

Замечаю старшую официантку, которая видимо тоже вышла подымить. Достает из фартука телефон и звонит кому-то. Мне не важно, чем занимаются люди, но до моего слуха непроизвольно долетают обрывки фраз: да сегодня… мужа нет дома… после работы приеду…

Любовник значит. Затягиваюсь сигаретным дымом и неотрывно наблюдаю за ней. Обычная взрослая женщина, с небольшим лишним весом, темненькая. Ничего примечательного, а яйца выкручивает двум мужикам. Хотя только одному, второй, по всей видимости, в курсе о наличии первого.

Может ее? Притупить желание убивать хватит месяца на два. А если она лишь изменяет мужу, то глядишь и на все четыре. Связать ей руки и подвесить под потолком. Можно медленно располосовать кожу, и, пока она будет истошно кричать, я выпущу ее кровь, вспорю живот и…!

С силой прикладываю сигаретный окурок к тыльной стороне ладони, наплевав на то, что останется очередной шрам, тем самым приводя себя в чувство, и хлопаю дверью машины.

Достало.

Надеюсь, та тварь, которая наградила меня этим, сейчас мучается в аду и так же страдает, как и я.

Та тварь… А ведь он тоже когда-то был простым человеком, которому «посчастливилось» стать следующим. Эти мысли заставляют проявить сострадание к нему. Но только на секунду.

Задумываюсь. А ведь я был тогда совсем мал, когда стал таким. Понимаю, что разум снова уносит меня в столь болезненные воспоминания, где мне раз за разом приходится наблюдать за собственным падением в бездну.

Я не скажу, что рос в нищете, но мы не были богаты. Покупали всегда все по необходимости, и в доме всегда была еда. Но родители никогда не баловали меня новыми игрушками или какими-нибудь другими детскими вещами. Максимум, я мог получить старые, погрызенные и короткие карандаши, которые отец мог взять со своей работы.

Кажется, была зима. Я помню, что сидел дома в своей комнате, пока мать была на кухне и пила очередную бутылку чего-то красного. Это сейчас я понимаю, что это было вино, но раньше… Для меня было загадкой, почему, когда мама плакала, она пила этот напиток. Отец, вроде, задерживался на работе. Снова. Я слышал, как она ругалась с ним по телефону, постоянно спрашивая, кто та мразь, что пытается увести его из семьи. Я никогда не придавал значения их словам, да и не особо мне было интересно. В такие моменты я предпочитал сидеть тихо в своей комнате и рисовать.