Без значка, но не без памяти

Глава 1. Хлеб и тень

Утро в Мельбурне начинается с дождя. Не с сирен, не с кофе, не с новостей. С серой пелены, что опускается на город, как старое одеяло — потрёпанное, но родное. Дождь стучит по стёклам, скользит по листьям магнолий, стекает по кирпичным стенам пригорода. Воздух пахнет влажной землёй, кофе и чем-то ещё — чем-то, что невозможно назвать. Возможно, это запах одиночества.

Алекса Кроу стоит у кухонного стола. Её руки — в муке. Тесто — живое. Оно дышит. Она чувствует каждый сдвиг, каждое сопротивление. Замес — не просто процесс.

Это медитация. Это контроль. Когда она месит тесто, она не думает о смерти. Не вспоминает лицо Гэрри. Не слышит выстрелов. Она просто здесь. В этом моменте. В этом дыхании.

— Ты опять разговариваешь с ним, — говорит она вслух.

Кот, лежащий на подоконнике, поднимает голову. Его зовут Бигглсворт. Он смотрит так, будто всё знает. И всё осуждает.

— Не разговариваю, — отвечает она себе. — Просто вспоминаю.

Бигглворт моргает. Это его версия "врунья".

Алекса откладывает тесто в миску, накрывает полотенцем. Оно будет подниматься два часа. Как и всегда. Как и вчера. Как и позавчера. Ритуал. Без ритуала — хаос. А хаос — это путь к воспоминаниям.

А воспоминания — это Гэрри. А Гэрри — это боль. Она моет руки. Вода тёплая. Мыло — с запахом лаванды. Её выбор. Не потому что нравится. А потому что этот запах не ассоциируется ни с чем. Ни с кем. Она одета в простую футболку, джинсы, фартук с надписью: " Если ты голоден — иди в полицию. Там всегда кто-то сидит". Подарок Мэдисон. С юмором. Как и всё, что приходит от Мэдисон. Кафе "Багет и баланс" — её убежище. Не дом. Дом — это было с Гэрри. А это — просто место, где она печёт хлеб, пьёт чай и иногда разговаривает с котом. Она включает радио. Льётся джаз. Тихий, ленивый. Как будто город ещё спит. И тут — звонок в дверь. Не звонок. Звон. Резкий.

Настойчивый. Как будто знает: она не хочет открывать. Алекса смотрит на часы. 8:17.

Киран Хасси никогда не опаздывает. И никогда не приходит без причины. Она открывает. Он стоит на пороге — мокрый, как будто прошёл сквозь дождь без зонта. Плащ прилип к плечам. В руке — папка. Старая, потрёпанная. С надписью: "Маршалл. Случай № ML-104".

— Я не просила тебя приходить, — говорит она, не пропуская его внутрь.

— Я знаю, — отвечает он. — Но ты должна это увидеть.

Она смотрит на папку. Потом — на него. Глаза Кирана — уставшие. Но в них — не усталость от работы. А от бессилия. От того, что ты знаешь: что-то не так. Но не можешь доказать.

— Я не детектив, Киран.

— Нет. Ты — лучше. Ты видишь то, что другие пропускают. Даже когда не хочешь.

Она вздыхает. Отступает. Пропускает его. Он садится за стол. Снимает плащ. Кладёт папку перед собой.

— Лина Маршалл. 42 года. Архитектор. Жена. Никогда не нарушала ПДД. Упала с балкона своего пентхауса в 23:17. Официально — несчастный случай. Сердечный приступ. Потеряла равновесие.

Алекса молчит. Наливает ему чай. Без сахара. Как он любит.

— А неофициально?

— Соседи слышали крик. Не один. Два. Как будто кто-то кричал "остановись".

Она берёт папку. Открывает. Фото: женщина на балконе. Лицо спокойное. Рука — в луже.

Волосы — не растрёпаны. Никаких следов борьбы. Никаких царапин.

— Она не падала, — говорит Алекса. — Она шагнула.

— Или её столкнули, — добавляет Киран. — Но дверь была заперта изнутри. Никаких следов взлома. Никаких отпечатков, кроме её и мужа.

— А муж?

— Марк Маршалл. Утверждает, что был в гостиной. Смотрел документалку о кенгуру.

Алекса фыркает.

— Серьёзно?

— Я проверил. Там действительно была передача. Но камеры в доме — "сломались". Как по заказу.

Она листает дальше. Фото балкона. Перила.

След на металле — как будто кто-то упирался ногой.

— А дождь?

— Лил всю ночь.

— Тогда почему след сохранился?

— Потому что пол протёрли, — говорит Киран. — После.

Алекса смотрит на него.

— Ты уже знаешь, что это убийство.

— Я знаю, что что-то не сходится. Но у меня нет доказательств. Нет орудия. Нет мотива. Нет свидетелей. Только ощущение. А ощущения — не улики.

— А я — не твой детектив.

— Нет. Ты — Алекса Кроу. — Он смотрит на неё.

Не как на бывшего коллегу. А как на человека, который чувствует смерть. Как она чувствует тесто — по текстуре, по весу, по запаху. Он встаёт.

— Оставь папку, — говорит она. — Я посмотрю.

Он уходит. Дверь закрывается. Дождь не прекращается. Алекса садится за стол. Не открывает папку. Смотрит в окно. На город.

На жизнь, которая течёт мимо. Она вспоминает Гэрри.

Его последние слова:

" Ты слишком много думаешь, Алекса. Иногда надо просто жить".

Она не ответила. Потому что не умела.

Теперь она живёт. Но не просто. А с хлебом, котом и папками, которые не должны её касаться. Вечером, когда город засыпает, она включает лампу. Берёт папку. Открывает. И впервые за долгое время чувствует: что-то внутри — просыпается. Не месть. Не боль.

Интрига.

Глава 2. Следы на балконе

Алекса проснулась от дождя. Не от будильника. Не от кошачьего мяуканья. От звука — тихого, настойчивого: капли по стеклу, как будто кто-то стучится изнутри.

Она лежала в постели, не открывая глаз.

Перед внутренним взором — лицо Лины Маршалл. Не посмертное фото. Нет. Живое.

Улыбающееся. С кружкой чая в руках. Слово, вырезанное на память: "как будто она знала".

Она встала. Не сразу. Сначала — ритуал: вода, умывальник, взгляд в зеркало.

— Ты не обязана, — сказала она отражению.

Оно не ответило. Но и не спорило. На кухне — тесто уже поднялось. Пузырились белые горки под полотенцем. Алекса аккуратно опустила его, добавила муку, снова начала месить.

— Ты слишком много думаешь, — прошептала она, повторяя слова Гэрри.

— А ты слишком мало, — ответил бы он.

Она улыбнулась. Впервые за неделю. Кафе "Багет и баланс" открылось в девять.

Первым пришёл старик с газетой. Потом — пара студентов. Потом — тишина. До тех пор, пока не появился Киран. Без плаща. С синей папкой в руке.

— Ты взяла дело, — сказал он, не здороваясь.

— Я его рассматриваю, — поправила она. — Это не одно и то же.

— У тебя глаза изменились.

Она посмотрела на него.

— В каком смысле?

— В смысле — ты уже в деле.

Она не стала спорить.

— Дай доступ к месту происшествия, — сказала Алекса. — Хочу увидеть балкон.

— Ты не имеешь полномочий.

— А ты — совесть.

Он вздохнул.

— Через полчаса. Только на час. И ты — как консультант по безопасности.

— Как скажешь, сержант.

Он ушёл. Она осталась одна. Бигглсворт, кот, прыгнул на стойку.

— Ну что, поехали ломать правила? — спросила она.

Он моргнул. Это значит — "давно пора".

Через тридцать минут Алекса стояла перед дверью пентхауса на 27-м этаже. Здание — стекло и бетон. Вид на залив. Тишина.

Слишком тишина. Киран ждал у двери.

— Полиция ушла. Только мы.

Она кивнула. Дверь открылась. Квартира — идеальная. Белые стены, чёрная мебель, картины в минималистичных рамках. Всё на своих местах. Слишком на своих.

— Никаких следов борьбы, — сказал Киран. — Ни царапин, ни перевёрнутых стульев.

— А где она стояла?

— На балконе. Сигарета в руке. Но она не курила.

— Фальшивка, — сказала Алекса. — Кто-то пытался создать образ: ушла покурить, потеряла равновесие.

Она вышла на балкон. Ветер. Холод. Дождь всё ещё моросил. Перила — стеклянные.

Высокие. Никаких следов.

— Пол протёрли, — напомнил Киран.

Алекса опустилась на колени. Осмотрела швы между плитками.

— Здесь что-то было, — сказала она.

— Что?

— След. Царапина. Как будто кто-то упирался ногой.

Она провела пальцем по краю.

— Кто-то стоял здесь. Сзади. Надавил.

— Но дверь была заперта.

— Значит, он ушёл не через дверь.

Она огляделась.

— Крыша.

— Что?

— Люк на крышу. Где-то здесь.

Киран пошёл проверять. Алекса осталась.

Она смотрела на город. На огни. На жизнь, которая кипит внизу. И вдруг — поняла.

— Он не прыгал, — сказала она. — Он стоял.

— Кто?

— Тот, кто столкнул. Он был выше.

Она встала, подняла руку. Сравнила с перилами.

— Чтобы столкнуть её, нужно было стоять на чём-то. Или быть очень высоким.

— Марк — 180.

— А след на перилах — на уровне 190.

Киран нахмурился.

— Кто-то встал на стул. Или…

— Или он уже был на балконе. Ждал.

Она вернулась в квартиру.

— Где камеры?

— В коридоре, у лифта, на парковке. Но на этаже — нет.

— А на балконе?

— Никаких.

— Странно. В таком здании?

— Может, не установили.

— Или убрали.

Она подошла к окну. Осмотрела раму.

— Здесь что-то было. Крепление.

— Ты уверена?

— Я не уверена. Я вижу.

Киран записал.

— Проверю.

Она вышла на балкон снова. И вдруг — заметила. На стекле перил — отражение. Не её. А соседнего здания. И в этом отражении — кусок крыши.

— Посмотри, — сказала она.

Киран подошёл.

— Что?

— Угол. Отражение показывает не то, что должно быть.

Она постучала по стеклу.

— Здесь что-то скрыто.

Они нашли люк через десять минут. За фальш-панелью на потолке технического шкафа.

— Он ведёт на крышу, — сказал Киран.

— И кто-то им пользовался.

На краю люка — грязь. Свежая. И следы, как будто кто-то спускался.

— Кто-то ушёл наверх, — сказала Алекса. — Потом спустился по пожарной лестнице.

— Но зачем?

— Потому что дверь заперли изнутри. Чтобы создать иллюзию, что никого не было.

— А если он был ранен?

— Тогда он хромал.

Она посмотрела на Кирана.

— Проверь камеры на соседнем здании. Ищи хромающего мужчину.

— Уже запрашиваю.

Она вышла на балкон в последний раз.

— Она не кричала от страха, — сказала она. — Она кричала ему.

— Кому?

— Тому, кого знала. Кому доверяла.

Киран молчал. Алекса посмотрела на город.

— Это не несчастный случай, — сказала она. — Это убийство.

— Но зачем?

— Потому что она что-то знала.

— Что?

— А это, — улыбнулась она, — мы ещё узнаем.

Она пошла к двери.

— Ты вернулась, — сказал Киран.

— Я не уходила, — ответила она. — Я просто притворялась.

Дождь усилился. Алекса шла по улице, не замечая влаги. В голове — картина: женщина на балконе. Мужчина за спиной. Стул. Тень.

И один вопрос, который не давал покоя:

"Кто знал, что она не курит?"

Глава 3. Жизнь за фасадом

Алекса вернулась в кафе под проливным дождём. Не потому что забыла зонт. А потому что не заметила дождя. Когда мозг работает на полную, тело перестаёт существовать. Ты не чувствуешь холода. Ты не чувствуешь усталости. Ты чувствуешь только недостающее звено. Она сняла мокрую куртку, повесила на крючок.

— Вы выглядите так, будто только что выиграли в лотерею, — сказал голос из-за стойки.

— Или проиграли в суде, — добавил другой.

Алекса подняла глаза. За стойкой сидела Мэдисон — в розовых кедах, чёрной водолазке и шляпе с пером, как будто собралась на скачки в 1920-х. Рядом — её ноутбук, открытый на трёх экранах одновременно.

— Что ты тут делаешь? — спросила Алекса.

— Пью ваш чай. Ем ваш хлеб. И читаю ваши мысли. Вы думаете о балконе, о люке, о хромающем мужчине и о том, почему никто не видел, как он уходит.

— А ещё я думаю, зачем ты съела мой последний круассан с миндалём.

— Он был одинок. Я его спасла.

Алекса вздохнула, налила себе кофе.

Чёрный. Без сахара. Как её настроение.

— У меня есть кое-что, — сказала Мэдисон, закрывая ноутбук. — Но сначала — вопрос: вы готовы услышать, что ваша идеальная жертва была не такой уж идеальной?

— Никто не идеален, — сказала Алекса. — Даже я. Хотя, честно говоря, это сомнительно.

Мэдисон ухмыльнулась.

— Лина Маршалл. 42 года. Архитектор. Жена. Любит чай с лимоном, собак, и… бывших любовников.

— У неё был любовник?

— Был. И не просто. Арло Вейн.

Алекса нахмурилась.

— Мошенник. Специализация — "я тебя люблю, дай деньги, исчезаю". Был осуждён за кражу личных данных. Отсидел два года. Вышел год назад.

— И они снова встречались?

— Не просто встречались. Переписывались. Удалили сообщения, но я их восстановила.

— Ты взломала её телефон?

— Я освободила его от цифрового рабства. Разница есть.

Алекса посмотрела на неё.

— Ты нарушила три закона.

— Четыре, если считать нарушение авторских прав на её обои.

— Продолжай.

— Они встречались три недели назад. На крыше.

— На крыше?

— Да. Запись в календаре: "встреча с А. — 21:00, на крыше".

— "На крыше" — это романтично или глупо?

— Судя по переписке — и то, и другое.

Мэдисон открыла ноутбук.

Прочитала:

.

Алекса замерла.

— Он угрожал ей?

— Или просто напоминал, какой он чудесный человек. Сложно отличить.

— А последнее сообщение?

— От неё. В день смерти. 20:47.

"Я всё знаю. И если ты не исчезнешь — расскажу Марку. И полиции".

— А он ответил?

— Нет.

— Зато пришёл на балкон, — сказала Алексa. — И столкнул.

— Или Марк столкнул. Чтобы защитить тайну.

— А может, они оба знали.

Мэдисон откинулась на стуле.

— О, мне нравится, куда вы клоните. Это как салат "Цезарь" — много ингредиентов, но в итоге всё равно просто листья с подозрениями.

— А где деньги? — спросила Алекса.

— Какие деньги?

— Если он шантажировал — должен быть перевод.

Мэдисон застучала по клавишам.

— Есть.

— Где?

— Счёт Лины. Три дня назад — перевод 50 тысяч на анонимный кошелёк.

— Подпись?

— "За молчание".

— Чудесно. Значит, она заплатила. Но потом передумала.

— И решила, что лучше умереть, чем терпеть?

— Или решила, что он не уйдёт.

Алекса встала.

— Найди Арло.

— Уже ищу. Но он, кажется, исчез.

— Все исчезают, — сказала Алекса. — Пока не становится слишком поздно.

— А если он мёртв?

— Тогда кто-то очень хочет, чтобы мы думали, что Лина упала сама.

— А если это он упал?

— Тогда он хромал. А значит — оставил след.

Мэдисон улыбнулась.

— Вы снова в деле.

— Я никогда из него не выходила. Просто делала перерыв на хлеб.

— А теперь — на убийство.

— Это не убийство. Это патология семейных отношений с элементами мошенничества.

— Звучит как название сериала.

— Уже занят.

Она подошла к окну. Дождь не прекращался.

— Он был на балконе, — сказала она. — Хромал. Пытался уйти. Но не смог.

— Кто-то помог ему?

— Или убрал.

— Вы думаете — Марк?

— Я думаю, что мужчины, которые любят своих жён, не продают их обручальные кольца в тот же день, что и смерть.

— Проверим?

— Уже.

— Ты даже не спросила.

— Я уже спросила. В ломбарде на Флиндерс-стрит.

— И?

— Продано. В 23:50. В день смерти.

— А деньги?

— Переведены. На счёт Арло Вейна.

Мэдисон свистнула.

— О, это уже не просто шантаж. Это соучастие.

— Или убийство по заказу, — сказала Алекса. — А потом — расплата.

— Марк убрал Лину. Арло — свидетель.

— А потом Марк убрал и Арло.

— Или… Арло ушёл. И теперь ждёт, пока всё уляжется.

— Тогда он где-то рядом, — сказала Алекса. — Раненый. Хромающий.

— И очень, очень глупый, если думает, что его не найдут.

— Глупые живут дольше, — сказала Алекса. — Потому что не думают.

— А вы слишком думаете.

— Это мой единственный талант.

Она закрыла окно.

— Завтра идём на крышу.

— На ту крышу?

— На ту, где они встречались. Где он сказал: "Я сам тебя столкну".

— И вы думаете, он сказал это всерьёз?

— Нет. Я думаю, он сказал это как шутку. А потом решил, что это — идея.