Безумное притяжение

1

Мирослава осознала себя бредущей по лесу.

Это было словно удар под дых.

Она запнулась. Замерла, в инстинктивном ужасе стискивая бесформенную футболку, прикрывавшую ее тело. Изумленно обвела взглядом вокруг себя.

Да, это был лес или что-то очень похожее. Деревья, кусты, сырая трава под ногами… Босыми ногами!

Издав судорожный вздох, девушка сжалась. Она стояла босая, в одной футболке посреди ночного леса и не помнила, как здесь оказалась. Внутри медленно поднималась ледяная волна панического ужаса.

Где-то хрустнула ветка. Сердце девушки пропустило удар. Страх, подспудный, дикий, не объяснимый ничем, заставил ее рвануться с места и побежать, не разбирая дороги.

Чутье вело ее на восток. Врожденный инстинкт направлял беглянку, не давая ей покалечиться, помогая перепрыгивать и обходить препятствия. Все тело — мышцы, суставы и сухожилия — работало в едином ритме, подчиняясь лишь одному закону — закону выживания. Рассудок в этот момент уступил место инстинктам.

Маленький пугливый зверек, запертый в человеческом теле, замер на кромке леса, втягивая резкий запах медленно остывающего асфальта. Это была дорога.

Мимо промчалась машина, разбивая ночную тишину ярким светом галогеновых фар. Громкая музыка отозвалась в мозгу тяжелым ударом, и Мирослава отпрянула под спасительную тень деревьев. Почему-то ей было страшно выходить на открытое пространство, страшно показываться на люди…

Что это с ней?

Она сунула в рот указательный палец и прикусила. Дурная привычка, оставшаяся со школы…

Со школы?

Девушка напрягла память. И тут же голова взорвалась острой болью.

Застонав, Мирослава упала в траву, свернулась калачиком.

Черт, что происходит?

Нет, она ясно помнила свое имя, помнила бабушку с дедушкой, у которых росла. И сельскую школу, и одноклассников, и выпускной. И даже последние несколько месяцев, которые проработала официанткой в сельском кафе, рассчитывая заработать денег на учебу… А еще помнила, как родные провожали ее ранним утром, как она махала и улыбалась им из окна автобуса, уезжая… Куда? Когда?

Память молчала.

Дрожащей рукой Мирослава коснулась волос. В воспоминаниях она видела себя с длинной светло-русой косой, но сейчас этой косы не было и в помине. Только жалкие свалявшиеся пряди, на ощупь напоминавшие паклю.

Холод заставил ее подняться. Нужно было идти, куда угодно, только не оставаться здесь. Что-то подсказывало — здесь очень опасно. Какая-то неведомая угроза чувствовалась за спиной, и девушка совершенно не желала знать, что же это такое.

До боли закусив губу, она двинулась вдоль дороги. Осторожно, испуганно замирая от каждого звука, сжимаясь в комок и прячась в тень при виде проезжих машин. Люди в этих машинах казались ей не менее страшными, чем то, что шло по ее следам.

Она не знала, сколько брела так, с трудом переставляя озябшие ноги. Может, час, а может, все пять… Силы быстро заканчивались, хотелось упасть на землю, закрыть глаза и отдаться на волю провидения. Все тело болело, будто избитое, саднили царапины, перед глазами все расплывалось от слез, хлынувших вдруг неудержимым потоком.

Страх, голод, жажда, непонимание острым комком застряли в груди, мешая дышать, не давая мыслить логично.

Ее слуха коснулись странные звуки. Их источник был слишком далек, чтобы она смогла разобрать, что же слышит. Но инстинкт заставил прибавить скорость.

Еще несколько минут быстрого бега и она, почти теряя сознание, вылетела к указательному щиту. На нем на двух языках было выведено название населенного пункта. Но Мирославу интересовало не это.

Буквально в ста метрах от щита трасса переходила в широкую асфальтированную площадку, на которой горела огнями автозаправка, а чуть в стороне виднелось еще одно здание, из которого лился тяжелый, забойный ритм, рвущий перепонки своими басами.

Девушка пригляделась. Яркие фонари освещали фигуры людей, бросали тусклые блики на хромированные части железных коней, припаркованных на стоянке. К музыке подмешивались человеческие голоса, крики, смех. Запахи бензина и алкоголя густым туманом висели над этим местом.

Это был байкерский клуб или бар, расположенный на окраине. Она не могла ошибиться, слишком уж антураж специфичный. Да и внешность людей, которых она смогла разглядеть, говорила в пользу ее версии.

Спасительная мысль пришла почти сразу.

Мотоцикл!

Возможно, кто-то из этих людей беспечно оставил ключ в замке зажигания? Автостоянка почти не освещается, только та часть, что находится ближе к бару. Если ей повезет, она сможет бесшумно откатить байк подальше, а там — поминай, как звали. В таком шуме вряд ли кто-то услышит тихий шорох колес по асфальту…

Главное, не струсить, не испугаться. Ей нужно бежать отсюда, спасаться. Домой. К бабушке. К дедушке. Туда, где ее никто не найдет.

Она опять сунула палец в рот. Ноготь уже был обгрызен почти до мяса. Вспомнила, как бабушка мазала ей этот палец горчицей, как ставила в угол, не пускала гулять, тщетно пытаясь избавить внучку от вредной привычки. Не вышло.

Крадучись, Мирослава приблизилась к автостоянке. Обошла фонари, стараясь не попасться в круг света, и нырнула в спасительную тень. Потянула носом, определяя еще не остывшие двигатели. Если хозяин только недавно оставил свой байк, есть шанс, что он не стал вынимать ключа, рассчитывая через минуту вернуться.

Минуты ей вполне хватит. Она была в этом уверена.

Но просчиталась.

Вспыхнули скрытые фонари, среагировав на движение. Мирослава резко сжалась, рванула из круга яркого света, внезапно залившего стоянку, но было поздно. Ее заметили.

И поймали.

Какой-то парень в коричневой косухе, весь увешанный цепями, как новогодняя елка, схватил ее за руку. Больно дернул, выкручивая запястье. Взвыв, девушка рухнула на колени.

— Бля, парни, вы только гляньте, какой сюрприз! — пробормотал он слегка заплетающимся языком.

2

Долгие раздумья не в правилах лугару. Это удел людей. Волком движет инстинкт.

Огромный зверь бесшумно вырос в ночи. Скользнул, будто тень, одним махом покрывая пространство в десяток шагов. И мягко опустился на лапы между девушкой и парнями.

В свете единственного фонаря блеснул волчий оскал. Низкий рык заставил Мирославу оцепенеть и вжаться в решетку. Волчий зад, покрытый жесткой серебристой шерстью и украшенный коротким хвостом, уперся ей в живот.

А потом животное, которое она приняла за большую собаку, совершило прыжок. И тишину разорвали крики боли и ужаса. А еще — запах крови.

Упав на колени, Мирослава сжалась в комок. Ее безудержно рвало, выворачивало наизнанку, но в пустом желудке не было ничего, кроме желчи. Грязные волосы облепили лицо, закрывая обзор. Да смотреть-то и не хотелось. На что? На то, как эта зверюга режет людей, будто овец?

Это какой-то бешеный пес, обитающий здесь, на помойке, — билась в мозгу истеричная мысль. Вот, сейчас он с ними покончит, и примется за нее…

Девушка была в полуобмороке, когда он к ней подошел. Приблизился осторожно, чувствуя исходящие от нее волны удушающей паники. Ткнулся носом в плечо.

Маленькая, худенькая, похожая на взъерошенного волчонка, который в первый раз встал на лапы. В одной рваной футболке, не скрывающей исцарапанных рук и ног.

Он фыркнул, чувствуя, как внутри появляется комок всепоглощающей, неконтролируемой похоти. Такую похоть лугару испытывают лишь к своим истинным парам.

Взять. Здесь. Сейчас.

Распластать на грязной земле, среди этих отбросов. Войти в ее тело одним ударом. Вбиваться в нее, пока не накроет безумие. Пока не помутится рассудок.

Такое с ним уже было, когда-то. Неужели судьба дала ему еще один шанс?

Нет, было бы слишком просто поверить в это. Чудес не бывает. Он-то в этом уже убедился на собственной шкуре.

Огромный волк принюхался и угрожающе зарычал. От спасенной девчонки пахло людьми и чужим самцом.

Запах людей быстро выветривался, забиваемый вонью отбросов. А вот запах другого самца исчезать и не думал. Он въелся в ее кожу, в ее волосы. Он наполнял ее тело.

Кто-то другой, мощный и темный, не так недавно сделал ее своей. Кто-то другой не так давно имел это тело!

Волна ярости затопила его, затмевая рассудок. Ярости и желания. Безумная смесь огненным смерчем промчалась по венам, напрочь снося хрупкий налет человечности.

Кому она отдавалась? Кто посмел ее взять?

Она его! И только его! Он ее никому не отдаст!

С глухим рыком волк подался вперед, повел мокрым носом по узкому плечику, с которого свалилась футболка. Втянул запах ключицы. От ее кожи исходил одуряющий аромат.

Девушка задрожала, сжалась сильнее, почти перестала дышать. Вот, сейчас, еще пару секунд — и она ощутит клыки зверя, вспарывающие ее плоть…

Он чувствовал безотчетный ужас, бившийся в ее венах. Он его раздражал, отвлекал. Мешал сделать ее своей. Тем более все его существо требовало взять ее прямо сейчас. Кровь отдавалась в висках тяжелым набатом, в паху все горело.

Острое, почти болезненное желание заставило зверя изогнуться и клацнуть зубами. Все, о чем он мог думать сейчас — это горячая, влажная плоть, от которой так сладко пахнет…

Плоть его самки, созданной для него. Его пары.

Утробно зарычав, огромный волк завис над сжавшимся в комок женским телом.

Девушка вскрикнула, вскинула руки. Маленькие ладошки уперлись в мохнатые волчьи плечи.

Она что, думает таким образом справиться с ним? Наивная. Это же зверь!

Вся жизнь пролетела перед глазами. Нет, не так Мирослава думала умирать. Не так. Не здесь. Не сейчас.

Огромный серебристый волк нагнул лобастую голову. Прижал уши. Теперь он смотрел ей прямо в глаза. И этот звериный взгляд, в котором читался человеческий разум, был ей очень знаком. Кто-то уже смотрел на нее именно так… Кто-то очень плохой.

— Нет! — выдохнула она непослушными губами, когда волк с рычанием подался вперед, почти подминая ее под себя. — Только не так!

Хищник замер. Точно слабый женский голос прозвучал для него, как приказ. В ее голосе, в ее взгляде был такой всепоглощающий ужас, что зверь отступил. Сбитый с толку, мотнул головой, коротко заскулил и вдруг сел на задние лапы, не спуская с девушки умных глаз.

Мирослава ждала прыжка. Но волк просто сидел и смотрел на нее. Да, теперь она поняла, никакая это не собака, собаки просто не могут быть такими огромными. В холке он доходил ей почти до груди. Вот он открыл пасть, полную острых зубов, и свесил язык. Розовый, влажный. Зевнул, всем своим видом показывая, что безобиден.

Он не хочет ее больше есть?

Идиотская мысль!

Мысленно перекрестившись, Мирослава начала отползать, не вставая на ноги. Ползла задом, почти распластавшись по земле и не спуская с животного напряженного взгляда. Сантиметр за сантиметром отвоевывая шанс на спасение.

Волк взрыкнул и припал к земле. Его шкура подернулась легким золотистым свечением, и в этом свечении Мирослава увидела странные метаморфозы. Тело хищника изгибалось, ломалось, вытягивалось и плавилось у нее на глазах.

И когда он вдруг поднялся на задние ноги, одинокий фонарь, раскачивавшийся над мусорными контейнерами, осветил человека.

Мужчину.

Очень высокого, мускулистого, с мощным торсом и узкими бедрами. С длинными пепельными волосами, небрежно разметавшимися по плечам. И абсолютно нагого…

Он шагнул к Мирославе, протягивая ей руку.

Это было уже чересчур. Тихо охнув, она потеряла сознание…

***

Северин застыл, не решаясь дотронуться до нее. Вот она, рядом. Только протяни руку — и она будет твоя. Но теперь, в человеческой ипостаси, инстинкты отступили, давая место холодному рассудку. И сразу возникли вопросы.

Кто она? Откуда? Как здесь оказалась?

А главное, что происходит с ним самим? Почему он вдруг решил, что она его пара? Почему воспылал такой похотью к незнакомой волчице. Да и волчице ли?

3

Мирослава действовала, будто на автомате. В голове — пустота. Тело — единый механизм, подчиняющийся заданной программе. Даже мысли не мелькнуло о том, что ее в таком виде могут увидеть посетители клуба. Словно в этот момент в мире не существовало ничего, кроме нее, дороги и этого огромного серебристого «Кавасаки», чей бак украшали темно-синие молнии. А еще тихого, уверенного голоса, который продолжал все так же шептать: иди, не бойся, я присмотрю.

Она почти не таилась, когда оседлала огромный монстроподобный байк и вставила ключ в замок зажигания. Какие-то люди, увидев ее, что-то закричали, начали тыкать пальцами. Но ей было плевать. В лицо ударил прохладный предутренний ветер. Она оглянулась. Небо над клубом порозовело — занимался рассвет.

Мирослава уже выруливала со стоянки, когда с другой стороны к клубу подлетела полицейская «Лада», сигналя мигалкой на крыше.

Северин проследил за ней взглядом, оставаясь в тени. Он перекинулся, стоило девушке лишь добраться до мотоцикла. Острый слух позволил лугару почувствовать приближение полицейской машины еще за несколько километров, но сейчас, когда стражи порядка уже были здесь, ему следовало проявить осторожность.

Крадучись, почти на брюхе, он прополз вдоль сетки, заменявшей забор на заднем дворе. Нашел место, где она неплотно прилегала к земле. Пара движений мощными лапами — и лаз увеличился. Огромный, размером с теленка, серебристо-белый волк нырнул в него, чтобы уже через секунду мчаться вдоль трассы вслед за собственным чоппером. (Чоппер — англ. chopper — от англ. «chop» — рубить. Вид мотоциклов с удлиненной рамой и передней вилкой. Зачастую это серийный мотоцикл, подвергшийся переделке для уличных гонок. У Северина чоппер марки «Кавасаки».)

Между тем Мирослава пыталась справиться с монстром, на котором сидела. Слишком мощный, слишком необычный. Она таких еще не встречала. Он словно жил своей жизнью, отвергая любые попытки им управлять.

Мимо пролетали деревья, слившиеся в одну зеленую полосу. С каждой минутой ночной сумрак отступал, и становилось все светлее. Нужно было решать, что делать.

Перед внутренним взором возник образ серебристого волка, превращающегося в человека.

Нет! Это чертова галлюцинация! Такого просто не может быть! Волки не превращаются в людей, если только действие не происходит в каком-то долбаном фильме ужасов. Не разгуливают по байкерским клубам, нападая на подвыпивших идиотов. И уж тем более оборотни не дают незнакомым полуголым девицам ключи от собственных байков!

Она подумает об этом потом, когда окажется в безопасности.

Безопасность…

Как она может думать о безопасности, если даже не знает, что с ней произошло? Все ее воспоминания обрывались на том моменте, когда она села в автобус. Точнее, она даже не помнила, что это был за рейс, только сам факт своего присутствия в этом транспорте и то, как бабушка, стоявшая на платформе, махала рукой и утирала слезы.

Куда она должна была ехать? Как оказалась в этом лесу? Что с ней случилось?

Память молчала.

Трасса вела на северо-запад, Мирослава определила это по солнцу, которое уже показалось над верхушками деревьев. Мимо пролетали щиты с указателями, но она не успевала читать, а снижать скорость боялась. Ей все казалось, что она слышит позади звуки полицейской сирены, человеческие крики и запах крови, преследовавший ее все это время. А еще тяжелый, подавляющий волю запах зверя.

Волки же, вроде, должны вонять мокрой псиной?

Она не была в этом уверена, ведь до сегодняшнего дня видела этих животных только по телевизору и на картинках. Но этот волк не пах совершенно. Точнее, от него исходил какой-то особый запах, заставляющий ее ощущать себя крошечной и никчемной, но это, определенно, не был запах собаки.

И она ощущала его не обонянием, а совсем другим чувством, названия которому пока не могла придумать.

Трасса неожиданно раздвоилась. Основное шоссе продолжало бежать на северо-запад, а влево от него, через поля с колосящейся пшеницей, пролегла грунтовая дорога с двумя глубокими колеями. Мирослава бросила взгляд на счетчик. Бак был полон почти под завязку. Неужели удача ей улыбнулась?

В конце концов, тот тип не говорил, куда именно она должна ехать…

Недолго думая, Мирослава немного притормозила, делая поворот, и через пару секунд байк, так щедро выданный ей незнакомцем, запрыгал по кочкам.

***

Северин предполагал, что девчонка захочет сбежать. Да любая бы на ее месте поступила именно так. Но мысль о погоне только подзадоривала серебристого волка. Возбуждала в нем охотничий инстинкт, свойственный каждому хищнику.

Девушка оказалась с загадкой. Лихо справилась с его байком, будто только и делала, что всю жизнь разъезжала на мотоциклах. И это несмотря на то, что была безумно напугана. А еще, судя по ее поведению, абсолютно не в курсе, как вести себя в присутствии альфы.

Впервые увидела лугару?

Что ж, вероятно.

А знает ли о том, что сама человек только наполовину?

Волк втянул носом воздух.

Маленькая шалунья!

Свернула с трассы, надеясь его обхитрить? Неужели почувствовала, что он идет следом?

Зверь издал приглушенный рык. Стало слишком светло, чтобы он беспрепятственно мог продолжать погоню. Он уловил звук транспорта, приближавшегося со стороны города, а расстояние между ним и беглянкой не сокращалось.

Свернув с асфальта, волк нырнул в прохладу лесополосы, тянувшейся вдоль шоссе. Замер, задрал морду вверх. Из его пасти вырвался тихий вой. Такой тихий, что его услышали только те, кому он предназначался.

Серебристая шкура мелькнула между деревьев. Теперь он несся напрямую через подлесок, подгоняемый бурлившим в крови азартом. Его добыча была так желанна! И он не собирался ее упускать.

…Примерно в двадцати километрах от байкерского клуба, в пикапе «Тойота», с вечера припаркованном на обочине, трое парней отложили затертые карты и вышли, услышав молчаливый приказ. В утренней тишине они деловито разделись, аккуратно сложили одежду на заднем сиденье, и через секунду три огромные четвероногие тени скользнули в пшеничное поле, растянувшееся вдоль дороги. Четвертый, оставшийся за рулем, тихо завел мотор…

4

Она была в полнейшей прострации, когда на ее глазах все три волка покрылись мерцающим туманом и начали превращаться в людей. Все, что ей хотелось в тот момент, это упасть в обморок или, на худой конец, убедить себя в том, что все это всего лишь плод ее воображения.

Но даже такой возможности ей не дали.

Она позволила взять себя за руку. А что ей еще оставалось делать?

— Быстро бегаешь, — усмехнулся блондин, когда ее маленькая ручка утонула в его огромной ладони, — я оценил.

— Что… — она отвела глаза от трех обнаженных мужчин, весьма, надо заметить, крупных и красивых мужчин, которые преспокойно натягивали штаны прямо перед ней, — что вы сделаете… со мной? У… убьете? — голос сорвался в постыдный всхлип.

— Что-о? — брови блондина взлетели вверх в искреннем недоумении. — Ты решила, что я… Черт!

Он сплюнул с нескрываемой злостью.

— Слушай, — сжал ее руку сильнее, — тебя никто не обидит, поверь. С нами ты в безопасности!

Она хотела ему поверить. Хотела. Но не могла.

Что-то сидело внутри нее, какое-то то ли забытое воспоминание, то ли неосознанное предчувствие. И это что-то шептало: нет, нельзя верить незнакомым парням, которые превращаются в волков и голышом разгуливают средь бела дня!

— Садись, — блондин открыл дверцу пикапа и кивнул на заднее сиденье, — поговорим по дороге.

Она обвела глазами остальных участников этой сцены. Водитель «Тойоты» смотрел на лобовое стекло с таким видом, будто там было написано что-то чрезвычайно важное для него. Остальные трое продолжали неспешно одеваться, даже не глядя в ее сторону. Блондин нетерпеливо мотнул головой:

— Да садись уже! Я не кусаюсь. Почти, — последнее слово он сказал очень тихо, но Мирослава услышала и вздрогнула, что не укрылось от его взгляда.

Его лицо стало хмурым.

Девушка боялась его.

Северин чувствовал ее страх, ее недоверие. Он использовал свои способности альфы, чтобы успокоить и приструнить зверя, спящего в ней. Но ее волчица была чересчур слаба, чересчур глубоко запрятана, чтобы он смог до нее достучаться. В этой девушке было слишком много человеческого, чтобы вот так, с наскока, можно было разбудить древний инстинкт.

Ну ничего, он сделает это позже, когда останется с ней один на один. Сейчас же лучше подумать о том, как скрыть собственную проблему, причем весьма не маленькую проблему, упиравшуюся в пуговицы джинсов.

А еще пришла самодовольная мысль, какой он все-таки дальновидный. Как чувствовал эту встречу заранее! Иначе, почему в этот раз взял с собой именно тех, кто уже обзавелся не только парами, но и щенками? Для этих парней его омежка не представляет ценности, как сексуальный объект. Для них она очень редкая драгоценность. Маленькая, хрупкая, нуждающаяся во внимании и заботе. Нуждающаяся в опеке. Светлая звездочка, способная принести удачу всей стае. А Гервазе это ох как нужно, особенно, учитывая то, что натворил предыдущий альфа.

Северин отбросил неприятные воспоминания. Так, сейчас не время думать о прошлых грехах. Сейчас нужно выяснить, кто эта крошка, знает ли о своих генах, откуда здесь взялась, а главное… Кто тот самец, что осмелился ее поиметь, но при этом не сделал своей, не оставил брачную метку?

При мысли о неведомом сопернике в груди лугару зародилось глухое рычание. Он почувствовал, как напряглись его мышцы, словно перед прыжком, как выдвинулись клыки.

Нет, он пометит ее сразу же, как только они окажутся наедине. Не будет ждать подходящего момента, не будет просить, уговаривать, добиваться расположения. Все это можно сделать потом.

Просто возьмет ее, как положено альфе. Войдет в ее тело. Вонзит зубы в ее сладкую плоть, в то местечко возле ключицы, которое так одуряюще пахнет.

Он будет вбиваться в нее, пока не наполнит. Пока не придет облегчение. И, если ему повезет, он почувствует отклик. Тот самый, который навсегда привяжет ее к нему…

***

Она все же забралась в машину. Покорно ссутулилась, положила руки ладонями на колени. Нагнула голову, от чего волосы упали, закрывая ее лицо и обнажая тонкую шею. Такую хрупкую, что, казалось, сожми ее посильнее — и она переломится.

— На вот, укройся, — блондин вытащил из-за ее спины большой клетчатый плед. — И не трясись, как заяц. Сказал же, никто тебя не тронет!

В его голосе явственно слышались недовольные нотки.

— Альфа, куда теперь? — подал голос водитель.

Альфа? Что за дурацкое имя? Или это кличка у него такая?

Байк закинули в кузов, и трое парней, одевшись, уселись на заднем сиденье по обе стороны от сжавшейся Мирославы. Два русоволосых и похожих, как братья — с одной, а с другой — тот, у которого волосы цветом напоминали светлую медь. Два серых волка и один бурый.

— Возвращаемся в гостиницу, собирать вещи, — блондин запрыгнул на сиденье рядом с водителем, захлопнул дверцу и оглянулся. Мирослава почувствовала на себе его странный, голодный взгляд. — Контракт мы вчера подписали, обмыли, так что оставаться здесь больше незачем. Теперь — в «Мальву», навестить старого друга.

Машина плавно двинулась с места.

Мирослава поежилась, плотнее заворачиваясь в плед. Поджала босые ноги. Парни ее не трогали, только осторожно принюхивались и почему-то довольно жмурились, будто она была куском торта или, что более вероятно, куском жареной вырезки с ароматной румяной корочкой. Девушка тоже незаметно уткнула подбородок себе в грудь и принюхалась. Может, от нее чем-то воняет?

— Кстати, — услышала она голос блондина. Нордический красавчик развернулся в кресле и теперь смотрел на нее поверх кожаной спинки. — Пора бы и познакомиться. Северин.

Уголок его четко очерченного рта слегка дрогнул, и у Мирославы что-то сжалось внутри. Какая-то тугая пружина, готовая выстрелить в любой момент. Ниже пояса разлилось тепло.

Мирослава икнула. И тут же почувствовала, как краска стыда заливает ее щеки.

— Ми… Мира… — тихо выдохнула она, пряча глаза. — Мирослава…

5

Вскоре по обе стороны дороги начали попадаться одноэтажные сельские домики.

— Через полчаса будем на месте, — лаконично заметил Северин.

Запах девчонки наполнял салон автомобиля сладким облаком, заставляя внутреннего волка нетерпеливо повизгивать. Тот был бы рад сейчас вырваться наружу, перепрыгнуть через спинку кресла и уткнуться мордой ей между ног. Втянуть в себя ее аромат. И то человеческое, что сидело в нем, с трудом сдерживало инстинкты.

Хорошо, что он догадался сесть спереди! Иначе завалил бы ее прямо там, на глазах у парней. Руки подрагивали от желания сорвать этот дурацкий плед, который он сам же ей и дал. Хотелось открыть ее тело, смотреть на него, трогать, вдыхать аромат ее кожи…

Она словно что-то почувствовала. Поежилась, сильнее стискивая ножки. Северин непроизвольно сглотнул.

Нет, с этим нужно что-то делать, черт побери! Иначе он превратится в маньяка.

Но делать ничего не хотелось. Точнее, очень хотелось только одного — почувствовать, как его горячая твердая плоть войдет в ее влажное лоно…

Увидеть, как она будет лежать, обнаженная для него, раскинув свои прелестные ножки… Увидеть, как в нетерпении будет облизывать губы и тихо просить, чтобы он взял ее…

Картинки были такими яркими, такими правдоподобными, что полоска шерсти на спине Северина встала дыбом, и, казалось, вся кровь прихлынула к паху. Член уперся в ширинку, ткань натянулась так, что металлические пуговицы с трудом удержались на своем месте. Еще чуть-чуть — и они разлетятся по всему салону, выпуская на волю его вздыбленный член!

Определенно, с этими мыслями нужно было срочно что-то решать.

Сердце кольнуло воспоминание, которое он хотел бы забыть.

Еще недавно он точно так же, с таким же безумием хотел другую…

Нет, не думать об этом. Забыть. Не травить душу воспоминаниями. Та, другая, давно умерла. Ее нет. И на этом все. Точка.

— До города двадцать минут, — лаконично проинформировал водитель.

Северин бросил на него короткий взгляд.

— Спасибо, Йен. Ты не мог бы прибавить скорость?

— Не мог бы, — Йен флегматично пожал плечами. — Через три километра пост ГАИ.

Северин шумно выдохнул.

Черт, он так увлекся своими эротическими фантазиями, что вообще позабыл о реальности. Нужно взять себя в руки. Парни косятся с понимающими ухмылочками. Они, конечно, вслух ничего не скажут, все-таки субординацию никто не отменял, но вряд ли кто-то из них еще не учуял запаха возбуждения, исходящего от их альфы.

— Мира, — в голосе прозвучала странная хрипотца, — сейчас мы едем в один городок. Мы там снимаем номер в гостинице. У тебя будет возможность помыться, поесть и выспаться перед дорогой. Скажешь, что тебе нужно — мы все достанем.

Она захлопала ресницами, словно не понимая, что он ей говорит. Поерзала, устраиваясь поудобнее. Северин голодными глазами смотрел на нее и ничего не мог с собой сделать. Определенно, она приворожила его.

— Куда вы меня повезете? — тихо спросила она. — Потом?

— Не бойся, плохого с тобой ничего не случится, — заверил он в очередной раз. — Ты же хочешь вернуться домой? — Северин дождался ее кивка. — Ну вот, молодец. Я тебе помогу.

— Вы отвезете меня домой? — она подалась вперед, широко распахивая глаза, и Северин резко отпрянул, когда ее одуряющий аромат, словно порыв ветра, ударил ему в лицо. — В Запорожье?

— Не так сразу, — прохрипел он сквозь сжатые зубы. В паху все скрутилось в один колючий комок. Отвлечься, отвлечься, не думать! — Сначала нужно выяснить, что с тобой произошло. Ты не помнишь, где была все это время?

Мирослава нахмурилась. Ее лоб прорезали тоненькие морщинки, придавая девушке озабоченный, но, вместе с тем, милый вид.

— Нет, — она расстроенно вздохнула, — не помню…

— Подумай. Может, вспомнишь какие-то события или людей?

Она нахмурилась еще сильнее, но в следующий момент ее личико искривилось от боли. В глазах блеснули виноватые слезы:

— Нет… не могу… очень больно…

— Где больно? — Северин напрягся.

— Вот здесь, — она нервным жестом потерла лоб.

— Ладно, не мучайся. Попробуем позже.

Все-таки это все выглядело более чем странно. Если один из ее родителей лугару, в чем Северин абсолютно не сомневался, то, как получилось так, что девчонка ничего не знает о своих генах? Говорит, жила с бабушкой и дедушкой? А эти бабушка-дедушка кто? Люди? Или лугару? Если лугару, то почему жили среди людей? В Запорожской области нет ни одной стаи, Северин бы об этом знал. А если они люди, то знали ли о том, что их внучка полукровка? И где родители девушки?

Столько вопросов…

Северин размышлял, бездумно поскребывая большим пальцем ямку на подбородке. Дурная привычка.

Мирослава согрелась, затихла, зажатая с двух сторон мощными мужскими телами, от которых шло успокаивающее тепло. Желудок уже не ныл, наполненный теплым узваром. Страх отступил, давая место новому ощущению. Ощущению безопасности. Кажется, она испытывала его так давно, что успела забыть, что это значит.

Веки медленно наливались свинцом. С каждой минутой голова становилась все тяжелее, все труднее было удерживать ее прямо. Мирослава то отключалась на пару секунд, то вскидывала подбородок, испуганно глядя вокруг себя. В какой-то момент она уже не смогла бороться со сном. Слишком много сил было истрачено, слишком истощенным был ее организм.

Безвольное тело девушки привалилось к плечу сидевшего справа Рома. Парень в тихом изумлении вздернул брови, бросил на альфу обеспокоенный взгляд. Тот предупреждающе сузил глаза.

Смотреть на то, как Мирослава спит, устроившись на плече другого мужчины, оказалось не просто тяжело, а практически невыносимо. Успокаивало только одно: Северин не чувствовал чужого возбуждения, только свое. Да, у него на плече она бы точно поспать не смогла. А сон это именно то, что ей нужно сейчас.

Во сне лицо Мирославы разгладилось, пухлые губы слегка приоткрылись, показывая влажную полоску зубов. Северин с трудом сдержал глухой стон. Представил, как восхитительно эти губы смотрелись бы обернутыми вокруг его члена…

6

Сжавшись в комок в углу душа, Мирослава душила рыдания. Холодные струи били ее по спине, по вздрагивающим плечам, но она этого не замечала. Даже закрыв глаза, она не могла избавиться от воспоминаний, которые вцепились в нее паучьими лапами.

… Приветственно распахнутая дверца чужого автомобиля. Нагретый солнцем салон. Странный, сладковатый запах. Улыбка парня с тарантулом, такая искренняя, спокойная.

Головокружение.

Темнота.

…Незнакомая комната с белыми стенами. Зашторенное окно. Руки и ноги не слушаются, они словно чужие. Кто-то тянет за волосы, заставляя поднять голову вверх.

Она подчиняется, как в полусне, ничего не может понять.

Это кровать. Она лежит на кровати, поверх одеяла. И ее за руки и ноги привязали к этой кровати.

Нет, это не правда! Это все сон! Страшный сон!

Ведь такого на самом деле не может быть?

Молчаливые слезы скатываются в волосы по вискам.

— Очнулась? — над ней склоняется тот самый парень с перрона.

Нет, не парень, мужчина. Теперь она видит — ему лет тридцать, не меньше. В его глазах горит пугающий, жуткий огонь. Она что-то хочет сказать — и не может. Не может выдавить из себя ни звука, как будто внезапно онемела от страха.

— Хорошая девочка, — он гладит ее по щеке. Его рука мелко дрожит, словно от нетерпения. Ладонь потная и горячая. — Ничего не бойся, теперь ты моя.

Она смотрит, как он раздевается. Что он задумал?

Вот он сбрасывает футболку, потом штаны. Она видит густую поросль, покрывающую его грудь и широкой дорожкой уходящую к паху. Видит кубики пресса, видит татуировку, покрывающую его правый бок от подмышки до бедра — черную паутину. И его толстый вздыбленный член с багровой головкой, на которой застыла мутная капля…

Понимание заставляет ее замереть, а потом забиться, словно рыба об лед. Нет, это не правда, нет, это не с ней!

Но все бесполезно.

Он намного сильнее. Его движения жесткие, четкие. Она слышит треск ткани, когда он рвет одежду на ней, чувствует, как кожу покрывают мурашки. Большое, тяжелое тело, остро пахнущее мускусом, распластывает ее, вдавливает в кровать.

А потом только боль… боль… боль… И неимоверный, панический ужас, сковывающий тело и душу…

Лучше бы она не полезла в тот чемодан! Лучше бы не видела этих фото! Тогда, по крайней мере, ей не пришлось бы заново это все вспоминать.

Подняв голову, Мирослава подставила лицо под холодные струи. Черт, кажется, она забыла отрегулировать воду. Ну что ж, ей не помешает немного прийти в себя.

Она поднялась, стянула с себя чужую футболку. Откуда она взялась? Мирослава помнила, что ее собственную похититель разорвал прямо на ней.

Нет, не похититель, насильник. Нужно смотреть правде в глаза. Ее изнасиловали и, видимо, не один раз. И все эти два месяца, выпавшие из памяти, она провела именно там. В той комнате, привязанная к кровати.

Обхватив себя руками за плечи, Мирослава привалилась к стенке душа.

Ее кормили? Пускали в туалет? Давали помыться?

Этого она пока не могла вспомнить. Да и не была уверена, что хочет. Может быть, не стоит ворошить то, что прошло? Может быть, память нарочно не хочет вытаскивать на поверхность подобные воспоминания? Хватит уже и того, что есть…

А если она забеременела?

Эта мысль пронзила ее, словно разряд тока.

Господи, почему это случилось именно с ней?

Ответа не было, да она и не ожидала его услышать.

Мокрые прямоугольники фотографий упали на дно кабинки. Она совсем забыла о них. На каждом снимке была запечатлена та же компания, только с разных ракурсов. Сомнений не оставалось, Северин и его друзья знают ее похитителя. И не просто знают, судя по всему, они с ним друзья.

Кто-то постучал в матовую стенку кабинки.

— Эй, малыш, ты там не уснула? — сквозь звук воды раздался приглушенный голос Рома. — Полчаса уже полоскаешься, а обед остывает. М-м-м, такая вкуснятина! Выползай.

— Я… — Мирослава вжалась в пластиковую стенку. Черт, что ему сказать, чтобы отстал? — Мне нужно еще десять минут.

Голос почти не дрогнул.

— Ладно, мы тебя ждем.

Это «мы» заставило ее похолодеть. Сунув в рот палец, девушка посмотрела на фотографии, плававшие у ее ног. Что теперь делать? Пусть не сразу, но эти типы заметят пропажу. Как она ее объяснит?

Выход один — нужно бежать и как можно скорее!

Но побег нужно продумать. А пока не стоит вызывать подозрения у этих…

Она даже мысленно не хотела называть их оборотнями. Мотнула головой, отгоняя лишние мысли. Покрутила краны, регулируя температуру воды, и огляделась. На блестящих никелированных полочках лежали одноразовые саше с гелями и шампунями. Как раз то, что нужно, чтобы смыть с себя всю эту грязь.

Собрав фотографии, она тщательно перервала каждую на крошечные клочки, а потом затолкала пальцем в слив. Лучше уничтожить все следы, тогда ни у кого не возникнет вопросов. А если кто-то что-то и заподозрит, так она здесь совершенно ни при чем. Главное — не выдать себя.

Сейчас же ей нужно хорошенько вымыться, переодеться в чистое и поесть. Она же бог знает сколько уже не ела…

***

Северин чувствовал себя последним мерзавцем. Мира казалась такой маленькой, такой беззащитной, а он думал только о том, как ее трахнуть. Разложить на любой горизонтальной поверхности или просто нагнуть, и одним ударом войти в ее тело. И что хуже всего, именно эта беззащитность возбуждала его больше всего…

По иронии судьбы гостиница находилась в самом центре этого городка, так что обратиться в волка и выплеснуть энергию в диком виде было невозможно. Оставался только один способ — найти женщину. Доступную и обожающую грубый секс, потому что на нежность Северин был сейчас не способен.

Ноги сами принесли его в небольшое кафе рядом с гостиницей. Вечерами это кафе превращалось в бар с живой музыкой, но до этого времени в нем можно было отлично пообедать.

7

— Сваливаем отсюда!

Дверь рывком распахнулась, и в номер ворвался альфа. Лугару, которые в этот момент с аппетитом поглощали обед, моментально вскочили. Только Мирослава осталась сидеть, судорожно вцепившись зубами в булочку с маком. И сейчас она была похожа на затравленного зверька.

Северин обвел всех глазами. Уставился на девушку. Что-то сжалось внутри. Она выглядела такой хрупкой, такой беззащитной в его одежде, казавшейся на ней просто необъятной. И какой-то напуганной…

Это он ее напугал?

Черт, надо быть осторожнее. Она выглядит так, словно готова вот-вот сорваться с места и бежать со всех ног неизвестно куда.

И она это сделает, если он не возьмет себя в руки. Он не сможет ее удержать. Точнее, смог бы, но после того, что узнал… Разве он сможет опуститься до насилия, зная, что ей пришлось пережить?

А еще на ней теперь был его запах. Он исходил от одежды, смешивался со сладковатым ароматом омеги, приобретая новые волнующие оттенки. Так могла бы пахнуть его истинная пара. Точнее, так когда-то пахла его истинная пара… До тех пор, пока он ее не потерял. И от этой мысли внутренний волк альфы взвыл, прося выпустить его на волю.

Мирослава могла стать его. Его добычей, его самкой. Его женщиной. Заполнить пустоту, возникшую в его сердце. Разве он мог позволить себе причинить ей боль? Потерять ее, не успев получить? Отдать другому?

— Что происходит? — нахмурился Игорь, переводя взгляд с альфы на Алекса, который стоял за его спиной.

— Сам хотел бы узнать, — Алекс пожал плечами.

— Мирослава, — Северин уставился на девушку тяжелым, пугающим взглядом. — Ты что-нибудь вспомнила?

— Н-нет… — она вздрогнула, съеживаясь в комок. Ей показалось, будто этот странный мужчина читает ее мысли насквозь.

— Точно? Скажи, имя Влад Корса что-нибудь тебе говорит?

Она сжала ладонями виски.

— Нет… не помню…

Руки девушки обессиленно упали на колени.

— Ладно, разберемся с этим потом, — Северин кивнул Игорю: — Здесь рядом был магазин. Ты у нас самый опытный по части женщин… Купи все, что может понадобиться ей ближайшие пару недель.

— Все так серьезно?

Игорь покосился на Мирославу. Та продолжала сидеть, забившись в угол дивана. Что ж, семнадцать лет супружеской жизни, две младшие сестры и три дочки действительно делали его «о-очень» опытным по части женщин, особенно по части того, как успокаивать их истерики и ориентироваться в прокладках. Пусть у волчиц физиология была немного не такой, как у человеческих женщин, но и им были знакомы приступы ПМС. И горе тому, кто в этот момент попадал под горячую руку.

— Более чем, — буркнул Северин. — Остальные — собирайте вещи. Через полчаса мы должны быть как можно дальше отсюда.

— Вы забираете меня с собой? — раздался тихий голос Мирославы.

Северин вновь уставился на нее, чувствуя, как его хваленая выдержка начинает давать сбой. Он спрятал руки за спину, сжал кулаки. Не стоит пугать малышку, ей и так пришлось нелегко.

— Мира, тебе придется поехать с нами, — произнес он, медленно цедя каждое слово. — Ты в большой опасности.

— Опасности? — ее губы дрогнули, словно она хотела еще что-то сказать, но вовремя осеклась.

— Да. Я все понимаю, — он шагнул ближе, нагнулся, нависая над ней и втягивая в себя ее аромат. Этого было мало, безумно хотелось стать еще ближе, коснуться ее… Но это было слишком опасно. Его самообладание, как оказалось, не бесконечно. — Ты нас боишься, но поверь, есть кое-что, что может быть намного страшнее для тебя, чем компания незнакомцев, обрастающих шерстью.

Их взгляды столкнулись. И в глазах Северина застыл такой необузданный голод, что Мирослава вздрогнула, опуская ресницы. Его горящий взгляд словно прожег ее насквозь, до самого нутра, заставив что-то сжаться внизу живота. Что-то, похожее на истому.

Пару секунд Северин смотрел на нее, борясь с желанием подчинить это хрупкое тело. Потом резко отпрянул.

— Пойду, приму душ, — бросил он, отступая. — У тебя пять минут.

Только когда за ним захлопнулась дверь, Мирослава выдохнула и огляделась. Йен, Алекс и Ром с хмурыми лицами складывали чемоданы, Игорь уже ушел. Девушка дрожащей рукой взяла со стола чашку с остывшим чаем, немного отхлебнула.

— Булку тоже доешь, — голос Рома заставил вздрогнуть. — А то до обеда еще далеко. Проголодаешься.

Она кивнула, стараясь не смотреть на парней. Лучше меньше говорить и делать все, что они скажут. Тогда есть шанс, что они займутся своими делами и забудут о ней…

И что тогда? Она сбежит? Без денег, без документов, даже не зная, куда и от кого? И как далеко она сможет уйти, пока ее снова поймают? А ведь поймают же! В этом она даже не сомневалась.

Эти парни пугали ее. Хотя, какие же они парни? Хищники. Они выглядели довольно молодо, самому старшему из них можно было дать не больше тридцати, но что-то в их повадках, в их снисходительном отношении к ней, в манере двигаться, смотреть, говорить — что-то указывало, что они намного старше.

В книжках пишут, что оборотни живут дольше, чем люди. Они злобные и жестокие монстры. Но можно ли верить книжкам? Вряд ли их авторы лично встречались со своими героями и брали у них интервью… Это все выдумки, фантазии, которые почему-то вдруг стали реальностью. И почему-то именно с ней…

***

Северин захлопнул дверь ванной и устало привалился к ней спиной. Он чувствовал себя выжатым, как лимон. И дело было не в физической слабости. Его выдержка за последние несколько часов подверглась слишком сильной атаке. Оказывается, находиться рядом с Мирой и не сметь прикоснуться к ней — настоящая пытка. Но если он позволит себе хотя бы пальцем дотронуться до нее, у него сорвет крышу. Окончательно и бесповоротно.

Альфа сбросил с себя одежду, шагнул на поддон и включил холодную воду. Ледяные струи обрушились на его мускулистые плечи, остужая разгоряченную плоть. Он опустил голову, подставляя затылок. Вряд ли это поможет, но стоит попробовать.

8

И снова она сидела на заднем сиденье пикапа. Только на этот раз компанию ей составляли Алекс и Ром. Рыжий Игорь занял место рядом с Йеном, молча крутившим «баранку», а Северин умчался далеко вперед на своем чоппере.

За окном проплывал унылый сельский пейзаж. Парни ухаживали, как умели: дали ей плед, сунули в руки бутылку с соком и пачку печенья. Мирослава сбросила кроссовки, закуталась в мягкое покрывало и с ногами забралась на сиденье. Так, свернувшись клубочком, она чувствовала себя в куда большей безопасности.

Согревшись, немного расслабилась. Стала прислушиваться к тихому разговору парней. Они что-то обсуждали вполголоса, судя по всему, какое-то событие, случившееся в недавнем прошлом. Что-то связанное с той встречей, на которую они сейчас ехали.

В динамиках зазвучала знакомая песня:

«…I need a Hero to save me now.

I need a Hero.

Save me now!

I need a Hero to save my life.

A Hero’ll save me

Just in time…»

«Мне нужно, чтобы Герой спас меня.

Мне нужен Герой.

Спаси меня!

Мне нужно, чтобы Герой спас мою жизнь.

Герой спасет меня

Как раз вовремя…»

Мирослава тихонько вздохнула, закутываясь плотнее. Да, ей бы герой тоже не помешал. Особенно сейчас. Она чувствовала себя беззащитной, крошечной песчинкой, случайно попавшей под мельничные жернова. Еще немного — и боль, которую она скрывает в себе, раздавит ее…

Как с этим жить? Как смотреть в завтра, если не знаешь, что случилось вчера? Неужели ее прошлое настолько ужасно, что разум заблокировал воспоминания, не желая травмировать душу? Но что может быть хуже незнания?

Она должна вспомнить, как оказалась в лесу. Должна. Даже если это сломает ее.

Закрыв глаза, Мирослава слушала песню. Ровный шум мотора, тихие голоса и покачивание автомобиля убаюкивали ее, словно колыбельная. Когда она спала последний раз — Мира не помнила этого. Когда последний раз чувствовала себя в безопасности?

Как ни странно — рядом с Северином.

Да, когда он был рядом, когда она ощущала его присутствие, чувствовала тепло его тела, его внутреннюю силу и мощь — вот тогда она чувствовала себя в безопасности. Какое-то шестое чувство подсказывало — ему можно верить. Этот мужчина не причинит ей вреда. И никому не позволит сделать ей больно.

Но как, тогда, быть с тем, что она увидела на тех фотографиях? Он же догадался, что она узнала мужчину с татуировкой! Что сделает Северин, когда она признается, что его друг похитил ее, держал в плену и насиловал? Поверит? А если нет? Кто она для него? Просто девчонка без роду и племени, случайно подобранная на дороге. Ради чего он возится с ней? Что ему нужно?

И почему он сказал, что ее больше никто не тронет?

Мирослава боялась сказать ему правду. Боялась, что он встанет на сторону друга, скажет, что она сама виновата. А ведь и правда, сама. Зачем доверилась незнакомцу? Зачем села в чужую машину? Сама спровоцировала…

По щекам покатились молчаливые слезы.
Стыд, отчаяние, глухая ненависть к самой себе свернулись внутри колючим комком.

Нужно смотреть правде в глаза. Она сама во всем виновата. Она заслужила все, что с ней случилось. Судьба наказала ее за доверчивость, но, похоже, урок прошел зря. Сейчас она опять доверила себя и опять незнакомцу…

Мирослава не хотела думать о Северине, но никак не могла выкинуть его из головы. Его образ стоял перед ее внутренним взором. Такой, каким она увидела его первый раз там, возле мусорных баков, когда он в одиночку разогнал пятерых неудавшихся насильников. И не тронул ее, хотя легко мог бы воспользоваться своим преимуществом. Вместо этого дал ей ключи от байка. А она? Она просто сбежала. Точнее, попыталась сбежать…

Теперь ее везут неизвестно куда. А она по-прежнему трясется от страха и боится сказать правду. Сколько еще она будет скрывать в себе эту боль?

Песня доиграла и сменилась на новую, а мысли в голове Мирославы подернулись дымкой дремоты. Образ Северина отдалился, смешался с другими, превращаясь в туман, который плотной пеленой окутал ее сознание.

Мирослава спала…

… — Мне нужно покинуть тебя до завтра. Решить одно дело, — шершавая мужская ладонь скользит по щеке, вызывая мелкую дрожь во всем теле. Хриплый голос шепчет, точно в полубреду: — Когда вернусь, мы с тобой поиграем. Тебе же нравятся мои игры, малышка?

Ладонь спускается ниже, небрежно ласкает лихорадочно бьющуюся жилку на шее. Мирослава судорожно сглатывает комок, застрявший в горле, и чувствует, как мужчина, тяжело дыша, проводит носом по ее шее. Он шумно втягивает в себя ее запах.

— Ты сводишь меня с ума… — слышит она его шепот. — Не могу оторваться…

Она всхлипывает, когда его горячее дыхание касается ее груди. Он безумен, безумен! Этот мужчина с татуировкой-тарантулом на виске. Чем она заслужила такое?

Он кусает ее за сосок и улыбается, наблюдая, как она плачет.

Сколько она уже здесь? Месяц? Неделю? Или несколько дней? Она давно потеряла счет времени.

Он кормит ее с ложки, обмывает теплой водой, которую приносит в большой пластиковой миске, подставляет судно. И все это время она заперта в этой комнате, не видя белого света. Ведь единственное окно закрыто деревянными ставнями и задернуто плотной шторой.

— Вот такой ты мне нравишься больше всего, — его улыбка выглядит так, словно это волчий оскал. — Знаешь, как действует на меня твоя беззащитность? Знаешь… Ты все знаешь, маленькая омега…

Он всегда ее так называет. Не по имени, просто омега. Почему — она не может понять.

— Мне придется освободить твои руки и ноги, — он берет ее длинные волосы и массажную щетку, медленно, прядь за прядью расчесывает, а потом заплетает в тугую косу. — Веди себя хорошо. Думаю, ты уже поняла, что бежать отсюда бессмысленно. Мы в лесу, до ближайшего жилья несколько сотен километров. Ты скорее заблудишься и умрешь от истощения или тебя задерут дикие звери. Кстати, — он усмехается, — говорят, в этих краях водятся волки… А сезон охоты еще не открыт. Нужно быть очень осторожным, чтобы гулять по этому лесу…

9

Мирославу разбудила тишина. Несколько минут девушка лежала, не открывая глаза, прислушивалась. Мотор не работал, музыку кто-то выключил, да и присутствия кого-либо в салоне не ощущалось. Машина стояла.

Девушка тихонько вздохнула. Кажется, ей что-то снилось, что-то очень неприятное. Такое, о чем она не хотела бы вспоминать. Но память тут же услужливо подсунула отвратительные картины ее недавнего прошлого.

И что теперь? Продолжать делать вид, что она ничего не помнит? Или, все же, рискнуть и сказать Северину правду? В конце концов, он не похож на мерзавца, да и его друзья, какими бы странными они не казались, до сих пор не причинили ей вреда. Но вот вопрос, может ли она им доверять?

Доверять тому, кто даже не является человеком.

Да, хватит делать вид, что это не так. Она сама все видела, собственными глазами.

Сейчас Мирослава не хотела думать об этом, гнала от себя образы волков, поймавших ее в пшеничном поле. Но они настойчиво лезли ей в голову. И она ничего не могла с этим поделать.

Скрипнула дверца автомобиля. В салон ворвался сухой августовский воздух, наполненный ароматом уже увядающей зелени, щебет птиц, шум машин и голоса людей. А еще запах Северина. Мирослава узнала его мгновенно, едва он коснулся ее обоняния.

— Спишь? — раздался тихий, чуть хрипловатый голос. — Мира?

Она медленно села. Их взгляды на мгновение встретились, и на лице мужчины промелькнула сдержанная улыбка:

— Хочешь кушать? Или в туалет?

Она молча кивнула.

— Тогда пошли. Времени мало.

Она обулась и выбралась из машины. Автомобиль был припаркован возле небольшого уличного кафе. Мирослава увидела круглые пластиковые столики, которые в три ряда располагались под огромным навесом, защищающим их от солнца. Часть столиков была занята. Мужчины, женщины, дети — все они мирно беседовали о чем-то своем, обменивались шутками, улыбались, медленно потягивая напитки и поглощая местные блюда. Никому из них даже в голову прийти не могло, что сейчас, в эту секунду, среди них находятся те, о ком можно прочитать только в книжках и увидеть в кино.

Оборотни.

Они сидели за крайним столиком, почти у края площадки. Йен, Ром, Алекс и Игорь. Все четверо. Мирослава увидела их сразу, как только покинула салон пикапа. И они, судя по всему, ожидали ее появления, потому как мгновенно насторожились и повернулись в ее сторону.

— Не бойся, — Северин взял ее за руку. — Ты вся дрожишь. Тебе холодно?

— Нет, — она заставила себя говорить, через силу проталкивая слова сквозь горло.

— Успокойся. С нами ты в безопасности. Веришь?

Ей хотелось верить, очень. Рука Северина была такой теплой, такой сильной, а его голос звучал так уверенно, что Мирослава невольно шагнула ближе к нему. Его взгляд излучал спокойствие, то самое, которого ей так не хватало. Вот только инстинкты подсказывали: это спокойствие обманчиво, под ним кроется буря, и однажды, когда она потеряет бдительность, эта буря накроет ее и снесет.

— Идем, покормим тебя, — он сжал ее руку, словно хотел передать часть тепла, — ты любишь пиццу?

Да, пиццу она любила.

Северин смотрел, как она ест, как уплетает за обе щеки и довольно жмурится. Он не мог оторвать взгляда от ее порозовевшего лица и искрящихся глаз. Здоровый аппетит Мирославы умилял его, будил странные чувства. Нет, не похоть, которую он так тщательно пытался скрыть от нее. Что-то другое. Теплое, нежное. Ему хотелось протянуть руку и кончиком пальца снять капельку соуса, застывшую в уголке ее рта. А еще лучше наклониться и слизнуть ее языком. Почувствовать тепло ее губ, сладость ее дыхания.

Такого он давно не испытывал.

Мирослава немного расслабилась. Здесь, среди людей, она чувствовала себя в безопасности. Ром увел остальных парней размять ноги, и теперь за столиком они были только вдвоем — она и Северин. Он сидел, откинувшись на спинку пластикового кресла, и не скрывал, что наблюдает за ней. Нужно было что-то сказать, но она не знала, что именно.

Наконец, он сам заговорил.

— Мира, я хочу тебе помочь, но не смогу, если ты будешь продолжать делать вид, что ничего не происходит.

Она напряглась, бросила на него настороженный взгляд.

— Успокойся. Я же сказал, что со мной ты в безопасности. Просто скажи мне правду.

Какую правду? О чем?

Она почувствовала, как внутри все сжимается в тугой колючий комок. Захотелось втянуть голову в плечи, закрыть глаза, заткнуть уши. Не видеть. Не слышать. Исчезнуть.

— Посмотри на меня.

Приказные нотки в его тоне заставили ее вздрогнуть. Мирослава подняла голову, но смотреть в глаза не осмелилась, уставилась куда-то в переносицу. Что ж, это уже кое-что. Он устал смотреть на ее макушку.

— Ты узнала мужчину на фотографии, — его голос звучал спокойно и ровно. Он не спрашивал. Он утверждал.

Мирослава кивнула. Она чувствовала себя зайцем, попавшим в силок. Все, бежать уже некуда. Сейчас он скажет, что этот подонок его лучший друг, и что она должна молчать, иначе он сам заставит ее замолкнуть…

— И, как ты поняла, этот… субъект, — Северин на секунду запнулся, не зная, как обозначить Влада, не используя матерных слов, — мне тоже знаком. Но мы с ним не друзья, поверь. Деловые партнеры. Хотя, теперь я не уверен, что даже партнеры, — последние слова он произнес с особым нажимом. — Сегодня утром, когда ты была в номере, он мне позвонил. Он знает, что ты у меня…

Он не успел договорить. Мирослава вскочила, опрокидывая стул. Со стола полетела посуда. Одно мгновение — и девушка рванула прочь от этого места, не помня себя от ужаса, нахлынувшего ледяной волной.

Далеко уйти ей не дали. Мужские руки поймали за талию, подняли в воздух, оторвав от земли, и прижали к крепкой груди. Дрожащую, задыхающуюся от истерики, которая готова была вот-вот разразиться. Знакомый чуть горьковатый запах окутал успокаивающей волной.

Северин застыл между столиками, под недоуменными взглядами очевидцев. Ему было плевать на зевак. Девушка в его руках беспомощно обвисла и судорожно хватала ртом воздух. Он прижал к груди ее голову и теперь медленно гладил по волосам. Хотя ему безумно хотелось запрокинуть ее лицо, собрать губами слезинки и шептать в полураскрытые губы, что он никогда, никогда не позволит ее обидеть. Что его не нужно бояться. Он ее никому не отдаст.

10

Ночью разразилась гроза.

Пробегав несколько часов в звериной ипостаси, лугару вернулись в отель. Но Северин по-прежнему оставался на взводе. Бросался на всех, огрызался. В каждом, даже самом невинном слове и жесте видел личное оскорбление. В конце концов, едва не переругавшись со всей компанией, опять махнул в лес.

Точнее, лесом это трудно было назвать. Так, небольшой перелесок, не слишком густой, но достаточный, чтобы побегать, размять кости.

Серебристый волк радостно вырвался на свободу. Вдохнул свежий ночной воздух, пахнущий приближающейся грозой. Коротко взвыл. В ответ ему тут же раздалось далекое тявканье собак — истеричное, захлебывающееся визгом. Да, собаки его боялись, даже те, что были натасканы для охоты на волков, чувствовали — он намного сильнее.

Запахи леса окружили его, даря успокоение. Чуткий нюх уловил куропаток в траве, перепуганных зайцев, парочку лис. Что ж, ему есть чем заняться. Что угодно, лишь бы не думать о Мирославе.

Он рассчитывал, что охота и вкус дичи принесут ему облегчение. Но ошибся. Слишком сильно подсел на запах омеги, слишком долго думал о ней. Она превратилась в навязчивую идею не только для человека в нем, но и для волка.

Волк чувствовал в ней волчицу. Маленькую, слабую, забившуюся в самый темный угол сознания. Но она там была. И когда он учуял ее, то позвал, еще там, в гостинице. Она не ответила. Не услышала. Она слишком глубоко была спрятана.

А сегодня? Когда он, ведомый инстинктом, пришел к ней под окно и беззвучно позвал. Нет, он не услышал ответного зова, но Мирослава что-то почувствовала, он мог бы поклясться в этом! Иначе, почему она не спряталась в комнате, а шагнула к окну? Она почувствовала его зов!

Набегавшись, он вернулся к отелю. Нашел знакомый домик. Напротив крыльца, развалившись на траве, сидел Алекс. Серебристый волк остановился в пяти шагах, приподнял верхнюю губу, оголяя клыки, зарычал.

Алекс поднялся, стараясь не делать резких движений, медленно отошел. Понял — альфа на грани срыва.

Волк отфыркиваясь, улегся в траву. Его раздражал запах других лугару, забивавший аромат самой Мирославы.

Над крышей домика сверкнула молния, и вслед за ней раздался раскат грома. Волк навострил уши, вздыбил шерсть и вскочил. Застыл, вслушиваясь в шум дождя.

Нет, ему не показалось. Вот, опять. Тихий протяжный стон, будто сквозь зубы. Такой мучительный, полный скрытого ужаса.

Мирослава! Она одна, там, в этом номере. И она страдает!

Огромный зверь рванул к двери, заскулил, заскреб лапами, пытаясь проникнуть в дом. Но дверь была крепко заперта изнутри. Он отступил, метнулся к окну, встал передними лапами на подоконник и прижался мордой к стеклу.

В комнате горел слабый ночник. Он тусклым светом заливал кровать и девушку, метавшуюся в плену простыней. Бледная, растрепанная, с крепко сжатыми веками, Мирослава была похожа на призрака. Ее грудь судорожно вздымалась, с губ то и дело срывались тихие всхлипы, перемежающиеся стонами. Ей снился кошмар.

Северин боролся с собой. Его звериная половина хотела в прыжке выбить стекло, ворваться в комнату и забраться на кровать к Мирославе. Растянуться рядом с девушкой, прижаться к ней, поделиться частью своего тепла. Чтобы она перестала плакать во сне и метаться. И человек в нем медленно сдавал позиции, отступая под натиском инстинктов.

Наконец, когда над отелем прогремел второй раскат грома, волк глухо взвыл и заскреб в окно. Он больше не требовал. Он молил, чтобы его впустили.

***

Кровать казалась такой чужой, такой холодной, огромной. Мирослава сжалась в комочек, натянув одеяло до самого подбородка. Она никак не могла согреться. Тяжелые мысли долго не давали уснуть, а когда она, наконец-то забылась нервным, тревожным сном, то даже во сне не нашла облегчения.

Она снова была в том доме. Одна, привязанная к кровати за волосы. Плакала, пытаясь освободить косу из захвата стальных челюстей, и не могла. Коса была слишком толстой. Как же, ее гордость. Такие же роскошные волосы были у матери, до тех пор пока…

Нет, не думать об этом. Бороться. Попробовать повернуться вот так, еще немного. Она почти достала ее зубами. Сможет ли перегрызть? Ведь руками не разорвать плотно сплетенные волосы.

Волосы были грязными, сальными, они хранили на себе запах Его рук, ведь Он так часто играл с ними. Ему нравилось, когда она лежала обнаженная, дрожащая от страха, а Он рассыпал волосы по ее плечам, щекотал кончиками локонов ее грудь и соски. И смеялся. Тихим, надтреснутым смехом сумасшедшего.

Она знала, что Он безумен, почувствовала это в первый же день, когда Он, утолив свою похоть, долго втирал ей в живот свою сперму и бормотал что-то насчет того, что теперь она пахнет, как его пара. Тогда ее вырвало от отвращения.

Потом было очень много похожих дней. Он приходил, заставлял ее есть, потом обмывал, подставлял судно. Иногда накрывал простынкой, но чаще оставлял лежать голой. Садился рядом на стул, наблюдал, что-то говорил, спрашивал, но ответа не ждал. Точнее, ей разрешалось отвечать ему только «да». Стоило сказать «нет», «не надо», «я не хочу», как он тут же взрывался неконтролируемой злобой. Несколько раз набрасывался на нее в припадке ярости. Но пока она была покорной, он не терял головы.

Ему нравилось смотреть на нее, это было видно по безумному блеску в его глазах. Нравилось щипать и мять ее тело так, чтобы подолгу не сходили следы, нравилось брать ее сзади, поставив на четвереньки, задыхающуюся от боли и слез. Нравилось двигаться в ней, держа руками за горло. Она боялась, что однажды он перейдет черту и задушит ее. Но порой ей казалось, что это единственный способ спастись из этой тюрьмы.

И вот теперь Он ушел. Его нет. А она, имея свободные руки и ноги, не может освободиться!

Злость на себя, ненависть к своему мучителю, желание жить, стать свободной — все смешалось, придавая ей силы. Извернувшись, Мирослава ухватила косу ртом, почти у самого места пленения, и начала медленно перетирать зубами собственные волосы. Отдельные волосинки тут же попали на язык, вызывая рвотный рефлекс, но девушка, сплюнув их и отдышавшись, вернулась к своей работе. Шея заныла, мышцы спины скрутила судорога, но отступать она не желала. Единственный шанс на свободу. Она не может его упустить!