Богатырь под елкой

Глава первая

— Ты что, не приедешь?

У Наташки всегда интонации, словно она обижена на весь мир. Причина вообще не важна, это черта характера.

Мать говорит — настоящая женщина, не то что ты. И вздыхает.

Она хотела принцессу, а выросла я.

— Нет, котик, — ворчу я пока беззлобно. — Я не приеду. И ты прекрасно знаешь почему.

Наташка пыхтит в трубку. Мнется, я прямо вижу, как она кусает губы и размышляет, как мне сказать самое главное. Так, чтобы я не сразу озверела, а постепенно, как старая лампа накаливания.

— Ну… — бормочет она. — В общем, я же хотела как лучше. А ты не приедешь. Неудобно получится.

— Неудобно в комбинезоне в сортир ходить! — начинаю закипать я. Наташка вздыхает и припускает с места в карьер:

— Тебя муж три года назад бросил! — выкладывает она козырь. Как будто для меня это новость и я ужаснусь.

— Вот именно, — деловито хмыкаю я. — Три года прошло, а ты все не привыкнешь.

Во-первых, не бросил, а мы развелись. Цивилизованно и спокойно, по обоюдному согласию. Но Наташке сложно понять, как муж может влюбиться в другую, жена за двадцать три года знакомства к нему остыть, а дети единогласно решить, что восемь бабушек и дедушек гораздо круче чем четыре, а еще у папы можно с ноября по апрель кататься на горных лыжах и тискать мелкого.

— А ты как, привыкла? — парирует Наташка. — Тебе как, нормально? Одной в постели? Не страшно, не холодно?

Во-вторых, мне уже ничего не страшно. До того, как стать адвокатом, я пятнадцать лет отработала в органах. Чем она меня собирается напугать?

В-третьих… Нет, мне не холодно. Мне хорошо. В кои-то веки никто не храпит и одеяло не стягивает. Я высыпаться начала!

Я так ей и говорю.

— Я высыпаться начала. Ты вообще помнишь, что это такое?

— В общем… — тянет Наташка.

— Кончай сбрасывать мне весь неликвид, — перебиваю я, потому что из кухни уже потягивает уточкой. Я в нее все утро совала яблоки не для того, чтобы похоронить с почестями в помойном ведре. — Ты в прошлый раз привела Юрочку.

— Хороший мужик, — обижается Наташка уже всерьез. Я вспоминаю Юрочку и закатываю глаза.

— Мужик, идентичный натуральному.

— Работает, домашний, хозяйственный, детей очень хочет, — не сдается Наташка.

— А Леньку с Ленкой куда мне прикажешь девать? — уточняю я и шагаю в сторону кухни, пока уточка еще подает признаки вкусной еды, а не горит синим пламенем. — Обратно засунуть? А можно не надо, я их растила девятнадцать лет и девять месяцев таскала. Они тяжелые. Мне, знаешь ли, мои дети дороги, а вот чужим мужикам — нет. Забудь вообще о своих бесплатных приставках к телевизору, у меня телевизора нет, будет мужик на диване валяться без дела. Все, пока, у меня утка.

— Какая утка? — ошарашенно сипит Наташка. — У тебя секса не было уже три года.

— У меня мужика не было, секс у меня был, — выпаливаю я, и Наташка испуганно затыкается. — Нашла трагедию.

— Твоя беда, — грустно говорит Наташка, немного помолчав, — что ты никогда ни из чего трагедий не делаешь…

А вот в этом она права. Все живы, здоровы, денег полно, дети выросли — живи, радуйся! Я кидаю телефон на мягкий пуф и захожу в кухню, открываю духовку, любуюсь на уточку. Хороша, чертовка, и вся для меня одной!

Кто бы спорил, мужик — отлично. Но только такой, чтобы дух захватывало. В мои сорок два суррогат на моцике смех вызывает, а то и слезы.

Я Наташке врала, мужики у меня были. Но как-то не складывалось совсем — ни в постели, ни… Дальше не заходило. В моем возрасте сразу надо смотреть на главное. Замуж я не хочу, детей хватит, лет через пять внуки пойдут.

Уточка доходит в выключенной духовке, ждет своего часа. Я наливаю… всего-то в стакан минералки, плавно качая бедрами, иду к окну. Хороший дом, панорамные окна, уютный коттеджный поселок, а когда мы сюда приехали, было чистое поле почти — и лес.

Сейчас через кружащийся снег я вижу елку и играющую ребятню. Накатывает ностальгия — близнецы выросли, разлетелись, новый год у них «с половинками» — какая любовь на первом курсе, но дай бог, дай-то бог. Мы со Стасом же поженились? И жили прекрасно. Да, студенческий брак редко долгий, мы еще продержаться смогли столько лет.

Вся проблема, что мы похожи, я и Стас. Упорные и упертые, а что до его жены… не просто не ответить на чувства девчонки-интерна, которая сходит по тебе с ума. О, Женечка трагедию делает как салатик, из ничего, хирург из нее потому и не вышел, зато у Стаса теперь нет недостатка во всем, что из меня выжать не удалось.

Мы были друзьями, а не супругами. Остались друзьями, и это здорово. Мужа намного проще найти, чем друга.

Что поделать. Никто не в обиде. Ну, Стас женат, конечно, а я одна.

Одна, но ведь не одинока.

Глава вторая

Да, Новый год я встречаю одна. Сочувствие — к чертовой матери. Я могла бы и к родителям поехать, и к брату, и к свекрам, и даже к Стасу с Евгенией, и к знакомым… К знакомым не выйдет, они все поголовно считают своим долгом подсунуть мне очередное выбракованное сокровище. Ну неужели не ясно, что я не из тех, кто будет копаться в сто раз выбранном ящике с мандаринами?

«Другие бабы давно на работе мужика бы себе нашли! У тебя куча клиентов!» — «Да мои клиенты на нары едут через одного! Что, раз “корзиночка мамкина” не годится, надо осужденных перебирать?» При слове «осужденный» люди обычно куксятся. Стерва ты, Василиса, как есть. От женщины в тебе только третий размер и двое детей, а мать так старалась.

Сегодня я сяду за стол, налью шампанское, поставлю планшет и досмотрю наконец сериал, чем там все кончилось. Забуду на шесть часов про мужиков, работу, усталых следаков, каждого из которых я еще пацаном помню, ну, если кто не женщина, разумеется… Про бумаги, отчетность, пробки, суды, про вклады и инвестиции, и пусть весь мир подождет и обзавидуется.

Хотя бы тому, что я могу позволить себе в одно лицо умять сочную уточку. Когда у тебя после рождения близнецов талия как в двадцать лет, одна уточка не помешает. К тому же оставшиеся триста шестьдесят четыре дня в году мне не до уточек.

В доме пусто, шаги отдаются по лестницам и коридорам. Когда Ленька и Ленка тут, все ходуном, еще и Слон носится. Я наклоняюсь, подбираю с пола давно потерявший видовые признаки предмет и пытаюсь его опознать, но тщетно. Вот молодцы, забыли игрушку, теперь Слон сожрет чьи-нибудь тапочки. Два года кобелю, а все как щенок. И слава богу, я считаю.

На стенах мигают гирлянды на батарейках. Глупость, наверное, это все — уточка, сериалы. Дети украсили дом, оттого не мой праздник меня преследует. Какие чудеса в сорок два? Елку нарядили, еду пожрали, теперь давай все убирать. Это у молодежи надежда, а у меня сплошная проза. Жанр «повседневность заколебавшая».

Да нет, конечно, какая чушь. Кому сказать, на что я жалуюсь — не то что засмеют, побьют, пожалуй. До жопы денег, дом, выкупленный за гроши — своим же детям, в конце концов, Стас его продал, и их матери. Образование, карьера, связи, востребованность такая, что вздохнуть часа нет. Две машины. Отпуска, ну и что, что на выходные, зато могу хоть каждую неделю летать, только не хочется. Шикарные шмотки. Замечательная семья, в конце концов. Да я даже на косметолога не могу вызвериться — ее работа, что называется, налицо. Не выгляжу я на сорок два, хоть убейся.

Из зеркала на меня смотрит красотка с высокими скулами. Я подмигиваю ей, иду в душ, и там меня накрывает.

В конце концов, у меня три года не было мужика, а это что-то да значит. И я направляю струю туда, где больше всего мне это нужно.

По телу расходится предвкушающая волна, ноет грудь, внизу живота сжимается до предела спираль, почти раскаленная. Я представляю, как в меня вбивается твердый член, сжимаю его, воображаемый, что есть силы и получаю желанный удар током.

Ноги ватные, в голове пустота, на какое-то время мне этого хватит. Не самая высокая плата за то, что я высыпаюсь, ведь так? Заменитель оргазма.

Смеркается, и когда я выхожу опять в кухню, то вижу, как на площадке у елки суетятся пиротехники и аниматоры. Я гордо щурюсь — какого черта, весь поселок будет сегодня ночью тусить! Но утка для меня, не отдам, я все утро ее обхаживала.

К десяти вечера я накрываю на стол, сую утке в задницу пучок петрушки. Бокал один — да пропади оно все. Зато шикарное платье, сейчас выйду в расстегнутой шубке, и до конца месяца все окрестные кумушки будут расспрашивать, что за красота на мне надета и сколько стоит.

Не платье красит женщину, думаю я, застегивая колье и покачивая серьгами. И не мужик, если на то пошло. Женщину красит она сама…

По дому несется мелодичная трель, и я вздрагиваю.

Ах да, дети пришли с песнями за подарками. Господи, что в моем доме есть для детей?

Я кручу замок и судорожно вспоминаю, чем можно наградить веселящихся малышей. Где-то должен быть лего, который я не успела отправить в детский дом. И куклы, которых Ленка даже не доставала из коробок. Но мысль чирикает и вылетает, когда я распахиваю дверь.

— Здравствуйте, — говорит мне густым басом мужчина, а я поднимаю голову к самому небу.

Он выше меня на две головы и вряд ли пройдет в дверной проем. Такими в мультиках богатырей изображают.

— Здравствуйте… Вы же не грабить меня пришли? — с нервным смешком уточняю я. Но вопрос-то не праздничный… нет, не праздный.

— Я к вам Новый год отмечать приехал.

Глава третья

Ты все равно проездом, здесь никого не знаешь. А она одна, муж давно ушел, дети выросли. Да, характер не сахар, зато хорошо готовит. И не выносит никому мозг.

Карповка, дом номер пять.

Я чувствую себя идиотом. Полнейшим. Товаром на выставке. Конем краденым, которого продают. Особенно когда прохожу через площадь, где в предвкушении праздника тусит молодежь. Пиротехники готовят что-то огненное, я надеюсь, что не в прямом смысле, а люди оборачиваются и смотрят мне вслед. Как будто знают, зачем я пришел.

Какого хрена я согласился? Пошел бы себе в гостиницу спать.

В руке у меня пакет с подарком. Так стыдно мне не было никогда, но что вручили, то вручили. Сначала была мысль заехать и что-то приличное купить, потом я малодушно решил, что к лучшему. Когда эту гадость развернут, какое-то время помолчат, потом кивнут и выпнут меня с порога. Сестру не расстроил, с бабой не замутил. И волки сыты, и овцы целы.

Прежде чем позвонить, я ставлю пакет на снег. Хоть бы спер кто-нибудь, пока я буду расшаркиваться. Звонка я не слышу, может быть, вообще никого дома нет?

Но окна светятся.

Шагов я не слышу тоже. Дверь распахивается, я приклеиваю улыбку и забываю тактически отступить.

— Здравствуйте, — бодро говорю я, а мир уже сыплется песчаным замком.

К ногам таких женщин добровольно кладут полцарства и ничего не требуют за это взамен. Среднего роста, осанка императрицы, светлые волосы, идеальное лицо. Взгляд пронзительный, полный достоинства. Она значительно ниже меня и смотрит, соответственно, снизу вверх, но я снова ощущаю себя как студент в деканате. Язык примерзает, мозги начинают кипеть.

— Здравствуйте. Вы же не грабить меня пришли? — уточняет богиня, и в декольте изумительного платья такие сокровища, что я не могу отвести от них взгляд.

Я заставляю себя смотреть ей в глаза — там тоже есть чему восхититься. Огромные, темные, та самая бездна, в которую смотришь ты — она в тебя.

Правда — лучшее оружие. Все равно другого не остается.

— Я к вам Новый год отмечать приехал.

Брови женщины взлетают вверх, уголки губ подрагивают. Мимика у нее завораживает не меньше, чем то, что… Я опять приказываю себе смотреть ей в глаза.

Момент неловкий. Она на мгновение сбрасывает светскую маску, и я слышу что-то вроде «коза тупая». Радует, что это всяко не мне. Она вздыхает, я вспоминаю, что явился не с пустыми руками.

Так, ладно, это главное пережить.

Я наклоняюсь, подхватываю пакет. Сейчас будет больно, но я справлюсь.

— Это вам.

— Спасибо, — кивает она. Безветренно, но все-таки минус, и кожа плеч, и груди, и руки покрываются заметными мурашками. Женщина закусывает губу, и то, как она это делает, мне срывает крышу.

Без всякого кокетства. Без умысла. Она естественная по самое не могу, хотя и платье, и украшения, и прическа. Наверное, макияж тоже есть, но я в этом не разбираюсь. Помада — едва заметная.

— Добро пожаловать, раз пришли. Спасибо за подарок.

Ой, не благодари.

Я чуть не запинаюсь о порог — волна воздуха окутывает духами. Женщина указывает на прибор у входа — чистильщик обуви, я под ее взглядом задираю сперва одну ногу, затем вторую.

— Вкусно пахнет, — поворачиваясь, замечаю я. Забыл, как ее зовут. И не слышал.

Нет, главное я помню: бросил муж? Таких женщин мужья не бросают. Но важно сделать комплимент. Я помню — она хорошо готовит.

Мы смотрим друг другу в глаза. Шуршит пакет. Моя королева сует туда руку, я замираю.

Неловко.

Из пакета показывается розовая колбаса, увенчанная красной шапочкой. Подарок безусловно похож на…

— Это символ года, — хриплю я, потому что промедление смерти подобно, пара секунд, и меня удавят, и разница в комплекции не спасет. — Вы ее целиком выньте.

На лице змеи написана скорбь. Ей тоже нехорошо от того, на что похожа ее единственная конечность. В руках — господи, что? — змея сжимает сердце с именем «Василиса».

Может, я напрасно советовал вынуть змею? Пусть бы там и лежала?

Сейчас этот розовый хрен затянут на моей богатырской шее.

— Нет-нет, это очень мило, — задумчиво бормочет моя королева, рассматривая змею. — Я посажу ее в кабинете. В ней что-то есть.

Она говорит это не из вежливости, ей, кажется, действительно нравится мой подарок. Она сажает змею в белое кожаное кресло, заботливо подпирает нетрезво качающуюся змеиную голову хвостом. Хвост легко спутать с членом, композиция эротическая.

— Снимайте пальто. Я ничего вам не припасла, поэтому дам самое дорогое.

— И что это? — начинаю против воли борзеть я, потому что воображение услужливо намекает — у каждой женщины самое дорогое одно.

Она одинокая женщина, как мне сказали. Да ладно, здесь все равно что-то не так.

— Печеная утка с пучком травы в заднице.

А я уже губы раскатал.

Глава четвертая

Ощущение, что за мной ловушку захлопнули. С другой стороны, он не сделал мне ничего плохого, да, наверное, и не соберется. Красивый мужик, неужели Наташка никого как обычно не нашла?

Да сам этот гость — подвох.

— Как вас зовут?

— Ставр.

— Как? — абсолютно по-идиотски ору я, хотя за годы работы должна ко всему привыкнуть.

Да, я адвокат и занимаюсь всякой уголовщиной, но есть ряд клиентов, которым на развод адвоката подавай, а там чего только не наслушаешься. Каких имен только нет.

Мне даже Кхалиси попадалась. И судя по тому, что жить она отказывалась и с матерью, и с отцом, дело там было не только в имени, с которым ей еще пару лет мучиться.

— Простите, — тушуюсь я и вынимаю из серванта второй бокал, ставлю на стол. — Имя действительно необычное. Я… такое только в мультике видела, — зачем-то добавляю я, а Ставр смеется.

— Мне кажется, мать меня так и назвала в пику отцу. Так сказать, с намеком, она его всегда вытаскивала из передряг.

И по его взгляду я понимаю, что мне тоже придется представиться. Наташке голову оторву, потому что ладно мне она хотела устроить сюрприз, но мое-то имя она должна была назвать, и запомнить его не такая большая проблема.

— У меня все просто, — я жестом приглашаю Ставра за стол и думаю, что с его размерами разносолов выставлено маловато. — Родители кота хотели, поэтому я Вася. Василиса.

— Микулишна? — подмигивает Ставр, и если это подкат, то ему пора открывать курсы.

— Николаевна, — киваю я и вспоминаю змею. Уже становлюсь не уверена в курсах, для донжуана сильный прокол. — Наверное, это одно и то же. Итак, Ставр Годинович, у нас с вами утка, салат нисуаз, салат греческий, «Вдова Клико», четыре бутылки, это мне клиент подарил, у него своя сеть винных бутиков.

О том, что «Вдова» пошла довеском к значительному гонорару, когда клиент утер со лба и шеи пот и отправился в офис, а не в СИЗО, по обвинению в уклонении от уплаты налогов особо крупном размере, я умалчиваю.

Столом я могу гордиться по праву. Вижу, что Ставр тоже впечатлен. Минималистично, но со вкусом, и не только оформление, но и содержание, кулинария моя страсть, и хотя мы еще к еде не приступили, я уже польщена.

Ставр ведет себя как истинный джентльмен: открывает шампанское, разливает, произносит короткий тост — уместный: «За старый год!». Мы чокаемся, накладываем еду, и все выглядит так… как в кино, что я уже сомневаюсь в правильности своего решения.

Зачем я его пустила вообще? Такие роскошные мужики не приходят к давно разведенным женщинам. Но если подумать, а почему нет, не надо из каждой случайной встречи делать событие. Получилось — и хорошо. А если будет, что вспомнить, вообще прекрасно.

Стрелка часов движется к одиннадцати, с улицы доносится музыка. Я рада, что стол накрыт и можно избежать неловких разговоров, которые лишние почти всегда. Понятно же, у нас скоро случится секс, и если он будет так же хорош, как Ставр, или хотя бы наполовину, я буду чувствовать себя на седьмом небе.

Не знаю, как Наташка мне будет смотреть в глаза.

— У меня так давно не было женщины, — задумчиво говорит Ставр, и у меня нисуаз застревает в горле.

— Да вы хоть поешьте сначала, — советую я, справившись кое-как с нисуазом, — я вас не тороплю. Или что, так прижало?

— Господи, я не это имел в виду! — он ошалело смотрит на меня, кладет приборы на стол и, все еще не сводя с меня взгляд, отчего-то хохочет. — Я работаю с Эмиратами в основном, если вы понимаете нюансы. Я хотел сказать — исключительно как собеседника, как… ну, вы поняли, — он немного смущается. — Я отвык вести светские беседы.

— Давайте о работе поговорим, — предлагаю я. Чего мне еще от него ждать? — Хорошая тема, и сразу видно увлеченного человека. Начнем с вас, а то я могу своими рассказами неподготовленного шокировать.

— У меня бизнес в недвижимости, — отмахивается Ставр, — ничего интересного, если вы, конечно, не хотите купить апартаменты в Дубае.

Мне становится весело. Ставр понимает мой взгляд по-своему, и «Вдова» идет на второй бокал.

— Обычно на курсы успешного успеха зовут, если с сексом не получается, — замечаю я. — А вы сразу апартаменты мне впариваете. А я адвокат.

— Настоящий?

Я вздыхаю.

— Только не говорите никому — нет, все куплено в переходе, но пока, тьфу-тьфу-тьфу, об этом не знают.

Ставр улыбается и встает из-за стола. Я смотрю на него снизу вверх, и я озадачена.

— Вы что, уже уходите? А все остальное?

Да нет, я не против, просто странно, что он салаты пожрать пришел.

— На улице готовится такое классное представление, — немного извиняющимся тоном объясняет мне Ставр. — Да и вы, как я понимаю, хотели на него посмотреть? Платье, и… или… вы кого-то ждете?

Он становится грустным, будто я его разочаровала. И отчего мне кажется, дело не в сексе, просто он почувствовал себя лишним.

А как же один бокал на столе? Не может быть, чтобы он не заметил, мое одиночество было довольно знаковым.

Глава пятая

Неловкость — мое второе имя.

Я даю себе зарок пересмотреть отношение к жизненным взглядам. Я справился с людьми, просящими денежное подаяние, почему же на это знакомство повелся? Одинокая, брошенная. Пожалел? Нет, наверное. Имя им легион, брошенным и одиноким, почему для одной-единственной исключение? Не хотел конфликта с сестрой? Ну, возможно, хотя мог бы сказать, что устал или приболел. Любопытство и скука? Пожалуй.

Теперь пожинаю плоды. Они кажутся аппетитными, но неясно пока, каковы на вкус.

Василиса не брошенная и не несчастная. В меру циничная, ей плевать, какое она произведет впечатление. Очень красивая. Очень уверенная в себе. Даже то, что я приехал потрахаться, ее устраивает. Относится к этому совершенно нормально: я привлекателен, вы привлекательны, чего зря время терять.

Я не буду настаивать, разумеется. Это дикость, я цивилизованный человек и прекрасно осознаю слово «нет», когда бы оно ни прозвучало. Мне даже не будет обидно, я не пацан, чтобы не понимать — секс дело такое. По сути ни от кого и ни от чего, кроме гормонов, не зависящее.

Но ситуация выходит из-под контроля, потому что я знаю: я попал и не хочу ни проваливать, ни жать ей по-дружески руку, ни просто сидеть и болтать.

Я просто знаю, что такую, как она, вряд ли встречу. И если бы верил в новогодние чудеса, сказал бы, что это оно — чудо, но нет. Чувство, что это ошибка. И чем оно вызвано, я сказать не могу.

Нам на плечи падает мягкий снег. На волосах Василисы он тут же тает, и кажется, что ее прическа украшена тысячами бриллиантов. Мы молчим — все та же неловкость, — и не торопясь идем к центру поселка.

Тьма народу, наверное, все, кроме совсем уж малышей, собрались на площади, где фейерверки, приятная ретро-музыка, иллюминация, где артисты раздают бенгальские огни и наливают глинтвейн взрослым и какао с маршмеллоу — детям. Снега не то чтобы много, и сугробы искусственные, но фальшь, она не в том, что вокруг, а в том, кто рядом. А все собравшиеся здесь искренне ждут наступления праздника, и у актеров не уставшие ухмылки, а настоящие, беспримесные эмоции.

Нам вручают глинтвейн, мы чокаемся и пьем. Голова слегка идет кругом, но не от выпитого, а от предчувствия нового и прекрасного. Каждый год оно кружит голову, а ведь я не мальчишка, чтобы ждать, что что-то произойдет, и непременно хорошее. Наоборот, в ноль ноль одну наступят будни, и веселье будет как пир во время чумы.

У меня остается всего полчаса, чтобы схватить удачу за хвост. Чуть дальше от елки расчищена площадка для танцев, и я ставлю свой бокал на поднос и вопросительно смотрю на Василису.

Да, танцы в первую очередь про интим. Слишком близкое расстояние. Нам, конечно, никто не ставит медляк по заказу, но нет никакой необходимости, потому что я понимаю — близкое расстояние все же возможно.

Потому ли, что Василиса допускает это «на одну ночь», какой бы загадочной, сказочной и необычной эта ночь ни была?

Она просто тонет в моих руках. Маленькая и хрупкая. И странное желание — защитить ее от целого мира, спрятать и никому не показывать никогда. Иррационально и первобытно. Опасно, наверное.

Стрелки часов ближе к двенадцати, у елки разыгрывают призы, и Василиса как девчонка тянет меня за руку к огромной корзине, которую держит артист в костюме Пиноккио. Я выхватываю желтый свернутый листок, Василиса — сиреневый, к нам протискивается Снегурочка с бокалами, над головой взрываются конфетти.

Здесь нет телевизора, все вживую, даже часы — а вдруг они отстают, мелькает мысль, может быть, они остановятся и задержат эту ночь на пару заснеженных дней. Но надежды на это так мало, она такая бесплотно-призрачная, что я поднимаю бокал и смотрю, как пузырьки в шампанском взлетают вверх и снег ложится на блестящую кромку.

— С новым годом! — раздаются первые крики. Я смотрю на циферблат — без трех минут двенадцать.

— Загадайте желание, — предлагает мне Василиса с улыбкой. — Оно обязательно сбудется.

— А вы загадаете?

— Я уже, — она улыбается. Что она загадала?

Все же не связанное со мной.

Как можно влюбиться в человека за пару часов? Или это не любовь совершенно?

И я успеваю подумать еще до того, как часы начинают бить.

«Я хочу, чтобы то, что я чувствую, действительно было любовью».

Глава шестая

Вот и сказке конец. Новый год наступил, ничего ровным счетом не изменилось, и праздник машет мне ручкой: пока-пока!

Я улыбаюсь от отчаяния, чтобы не разреветься. В моем возрасте стыдно верить в чудо. Люди вокруг кричат, поздравляют друг друга, чокаются, смеются, тоже пытаются удержать ускользающий прямо из рук момент.

Ставр начинает хлопать себя по карманам, достает телефон, и я почему-то думаю — это Наташка. Ну а кто еще это может быть?

— Да?.. И тебя с новым годом! — орет в трубку Ставр, я уверена, он своего собеседника вообще не слышит. — Э-э… я не буду об этом говорить, — он косится на меня. — Кто козел? Я не слышу тебя, пока!

Если это была жена, то вид у него должен быть растерянный, но он смешно морщится:

— Сестра. Назвала меня козлом, а за что?

Я пожимаю плечами.

— А что, для этого нужен повод? Шубу купил не того оттенка — козел. Не купил — тоже козел. Купил то, что нужно, и все равно козел.

— А почему если то, что нужно, козел?

— Откуда я знаю? — хохочу я, и выходит надрывно. Ой нет, только не разрыдаться. Откуда у меня эти эмоции? Не люблю новый год, сидела бы лучше одна со своим сериалом. — Я говорю же, повод не нужен!

Наверное, он хочет спросить, был ли мой муж козлом. Нет, не был. А вот посмотреть на мою клиентуру, так козлов любят больше, чем нормальных людей.

Ничего себе у Наташки брат. Не родной, это точно. Впрочем, у нее такая тьма родственников, что правильно они свадьбу не играли.

На небольшую сцену возле елки взбираются трубач, парень-Пиноккио и Снегурочка. Рядом с ними появляется барабан, и я уже думала уйти, утащить Ставра в свою норку, но — здесь беспроигрышная лотерея, за те-то деньги, что мы платим за содержание поселка. Не то чтобы призы сногсшибательные, но я прошлом году я выиграла фирменные наушники, Ленка тут же отжала, ей как раз подошли к телефону.

Я отметаю все сомнения и тяну, как девчонка, Ставра ближе.

— Вы загадали что-то выиграть? — с сомнением спрашивает Ставр. Народу тьма, и он деликатно прикрывает меня от всех, оставаясь на расстоянии.

Удивительно, какими люди могут быть деликатными, и это не показное, он такой есть. Я чувствую запах его одеколона, меня отчего-то начинает вести.

Я загадала в нем не разочароваться. Лучше бы — выиграть миллион долларов. Лишним не будет, да и реальнее.

— На автомобиль не рассчитывайте, — пожимаю я плечами, — но призы здесь хорошие. У меня были наушники, потом еще билеты на мюзикл, обычно театр, аквапарк, квесты…

— Хорошо бы достался, — хмыкает Ставр. — Без повода я бы и не пошел, а так…

Без повода и я не пошла бы, вопрос не в том, что жалко денег или их нет.

— Дети на квест ходили. Понравилось.

— Взрослые? — интересуется он.

— Да, девятнадцать. Ленка учится в медицинском, Ленька — на математика. Они близнецы.

— Здорово, — искренне говорит Ставр.

Я с ним согласна.

Не водятся такие мужики в наших краях. Какой-то с ним есть подвох. Но если этот подвох заключается в том, что в постели у нас ничего не выйдет, какая разница, я даже как собеседника не хочу его отпускать. Немногословен, но есть в нем что-то насколько не наносное, что, черт меня побери, нельзя это не оценить.

Начинается розыгрыш, Пиноккио завязывают глаза, он наугад тащит билетики с номерами. Как и всегда, билеты на мероприятия, но одной девушке достается полет на вертолете, и вся площадка завистливо — но не очень — орет поздравления.

Не то чтобы полет этот среди собравшихся позволить себе никто не мог. Это лотерея везения.

— А ваш телефон где? — вдруг озабоченно спрашивает Ставр.

— Дома, — отмахиваюсь я. — Мои все знают, что я буду сидеть сериал смотреть или утку трескать, а значит, все равно трубку не возьму. Напишут в мессенджер.

— Номер двадцать один! — кричит Снегурочка, и я вспоминаю, что это мой номер.

Снегурочка оборачивается к стенду за спиной, рассматривает пакетики, не находит, идет за стенд. Мне становится еще любопытней — вроде бы никогда нет призов, которые пришлись бы не к месту или нельзя было передарить. Хотя вон кошачий дом — ну и ладно, заведу кошку. Слона гонять, а то зажиреет.

Снегурочка возвращается с коробкой. По виду она тяжелая — значит, еда. Я облизываюсь: не выйдет с сексом, будет обычный сладкий десерт.

Ставр заботливо принимает коробку. Он в недоумении, но я уже учуяла — и в предвкушении закусываю губу:

— Это пончики из местной пекарни. Берегите фигуру и коробку потом унесете, а то мне дети никогда не простят.

— Номер четырнадцать! Номер три! Номер восемь!

— Восемь это мое, — кивает Ставр и ждет, что Снегурочка ему притащит. Я тоже жду — еды обычно разыгрывают немного, но она никогда не лишняя.

Ставру вручают два билета — яркие, хрустящие, я сую ему пончики, выхватываю приз. Партер, второй ряд, мюзикл про Ходжу Насреддина.