Божественной тропой

ПРОЛОГ

В душном зале придорожной таверны пахло потом, дорогой и ароматом фирменной настойки хозяина. Заведение пользовалось популярностью у путников, несмотря на заметную нечистоплотность содержащих его людей. На местами прогнившем и отсыревшем полу вырастал плотный объемный мох, столы редко ласкала чистая тряпка подавальщиц, небольшие жестяные плошки, служившие вместилищами капающего воска, сплошь были залиты им и очищались лишь тогда, когда требовалось сменить свечи. Однако, несмотря на заметные недостатки, «Дом у дороги», заведение папы Бундо, любили и исправно посещали. Мягкотелые помощницы всегда были улыбчивы и позволяли уставшим мужским взглядам полюбоваться зрелищем мелькнувшей в разрезе длинной юбки желанной ножки, повару можно было прокричать о заказе из самого зала, и тотчас блюда появлялись перед просителем, как по волшебству. Ну а если не лень было поднять голову от тарелки, то на лестнице, ведущей на второй этаж, всегда можно было увидеть самого хозяина, радушно улыбающегося присутствующим. Стройный мужчина, которому на вид можно было дать пятьдесят лет, осматривал творение собственных рук каждый вечер, неизменно одеваясь в мешковатые темные штаны, рубаху льняного цвета и жилетку поверх нее. Закатанные рукава демонстрировали сильные рабочие руки, испещренные сеткой крупных вен, длинные темные волосы неизменно убирались в хвост кожаным жгутом, и только седая прядь, спускающаяся чуть ниже подбородка, оставалась свободной. Да, папа Бундо любил свою таверну на окраине Древнего города – одного из многих в Рассветном Краю. Папа Бундо привечал у себя любого заплутавшего незнакомца. Случались вечера, когда хозяин спускался со своего поста вниз и щедро наливал настойку собственного приготовления из кувшина, который никогда не выпускал из широких ладоней. Стоило напитку оказаться в алчущем жидкости чреве, и никто уже не обращал внимания на то, что сосуд у папы Бундо никогда не пустеет, а глаза зажигаются алым блеском всякий раз, как на стол после очередной порции настойки опускается обессиленная голова путника. Ослабевших забирали подавальщицы: отводили на второй этаж, устраивали в комнатах и позволяли увидеть не только полоску кожи в разрезе платья, но и молодую красоту доступного девичьего тела. В такие ночи папа Бундо не поднимался наверх после разлития настойки: сладострастные крики посетителей вперемешку с горловыми стонами его девиц из обслуги, сквозь которые остальные захмелевшие гости уже не могли слышать сдерживаемого звериного рыка, были слышны даже из обеденного зала, и держатель таверны впитывал чужие самые острые эмоции даже на расстоянии. Их хватало на всех: и на девочек, что страстно изгибались в руках осоловевших незнакомцев, и на хозяина «Дома у дороги».

Да, папа Бундо был древним демоном инкубом, его подавальщицы – суккубами на добровольной и бессрочной службе, повар – демоном соблазна и чревоугодия. Но кто же в то нелегкое время мог похвастаться безгрешностью? Питаться хотелось даже младенцу.

Именно так думал демон, в который раз собираясь обойти посетителей со своим бездонным кувшином, наполненным настойкой забвения, и разглядывая гостей вечера. Одна пара привлекла его особенное внимание: все потому, что полная женщина в годах и не менее плотный мужчина прибыли в его заведение с большой корзиной в руках, внутри которой сладко посапывал темноволосый младенец. Бундо не удивился бы, не смотрись ребенок, бережно укутанный белоснежным одеяльцем, чужим в атмосфере всеобщей бедности, в которую вписывались даже его родители, одетые в рабочую робу. Демон прокрутил в голове последние новости Древнего города и не припомнил ни одной, хотя бы отдаленно связанной с похищением ребенка. Что ж, возможно, эти двое всю жизнь копили и работали, не покладая рук, чтобы у девчушки такое вот бельишко было. Что девка, хозяин не сомневался: пацаны даже в наилучших условиях спали беспокойно, периодически просыпаясь и оглашая пространство голодным криком. Этот ангелок сопел слишком сладко для будущего покорителя женских сердец. Этот ангелок явно был рожден в любви и согласии. Только не верилось папе Бундо, что неопрятная крестьянка приходилась дитю матерью. Бабкой, убитой горем, – да. Но не из чрева этой буренки появилась девочка. Впрочем, какое ему до этого было дело? Заплатили – и ладно. Услуг девочек не заказали? Ничего, таверна от этого не обеднеет. Тем более только звякнул над входной дверью колокольчик, возвещающий о прибытии нового посетителя, так что Бундо сразу поспешил навстречу.

– Господин желает отведать фирменной настойки «Дома у дороги?» – дежурно поинтересовался он задолго до того, как начать разглядывать гостя. Прозвучавшее в ответ молчание заставило его на миг забыть о правилах приличия и законах гостеприимства.

Холодные серые глаза он увидел лишь тогда, когда задрал голову. В этом обличие инкуб был хоть и строен, но коренаст и не слишком высок. Посетитель превосходил его, пожалуй, на добрых полторы головы, и сосредоточенным взглядом обводил помещение обеденной. С каждой минутой лицо его принимало все более брезгливое выражение, но Бундо нисколько не стыдился внешнего вида своего заведения. В самом деле, что забыл богач подобного типа именно здесь? Неподалеку ведь находилось более комфортабельное место с подходящим для таких вот снобов названием. Что–то вроде «Вашего привычного уклада», кажется.

То, что незнакомец принадлежал к зажиточному сословию, Бундо определил безошибочно. Ауры он читать уже давно не мог, однако ни стоптанные сапоги пришедшего мужчины, ни его видавшая виды дорожная одежда, состоящая из брюк и плаща, под которым скрывалась рубаха, не смогли бы обмануть бывалого демона. Всему виной оказались длинные белоснежные волосы с пепельным оттенком, доходившие мужчине до середины бедра. Они сразу сигнализировали о том, что тщеславие владельца не позволило строить из себя заезжего ремесленника или направляющегося в город торговца. Бундо ощутил укол беспокойства: незнакомец ведь мог и из его братии оказаться. Но своих на территориях людей инкуб не чувствовал: не хватало силы. Лишь в том случае, если, как в случае девочек и повара, заранее знал, с кем имеет дело. Однако огромная волна брезгливости, идущая от путника, которой Бундо бессовестно подкрепился, свела на нет все сомнения, рождаемые интуицией: высшие демоны в забегаловки типа «Дома у дороги» не сунули бы носа. Остальные просто не допускали подобных мыслей. Нет, к папе Бундо зашел простой отчаявшийся аристократ, вдруг решивший, что в жизни ему явно не хватает острых ощущений.

ГЛАВА 1. ПОКА ГОТОВИТСЯ ТРОПА

– Один глаз фиолетовый, второй голубой! – обрадовано говорит чей–то на удивление мягкий голос над головой, и это становится первым воспоминанием моего счастливого и безоблачного детства.

Я не знала, как попала к двум удивительным людям, ставшим моей семьей – папа Бундо и мама Кюрюко никогда не скрывали того факта, что я у них приемная – но, не переставая, каждый день благодарила светлого бога Ёёши за то, что устроил эту судьбоносную встречу. И пусть подробностями со мной делиться не спешили даже к совершеннолетию, основные моменты я все же узнала.

Раньше Кюрюко служила у папы Бундо подавальщицей. Заведение его, «Дом у дороги», было не таким ухоженным и посещаемым, каким сейчас стал «Ветер в поле» – дом, обернувшийся для меня приютом и местом постоянного пребывания. Напротив, предыдущая таверна отца служила, скорее, забегаловкой для тех, кто совсем устал после путешествия и был не против отдохнуть часок–другой в комнатах второго этажа с одной из девушек, разносивших напитки и еду. Наверное, непосвященный человек воспринял бы этот факт с брезгливостью, не знай он, что мой папа – высший инкуб с запечатанным даром, а его девочки – знакомые и любимые суккубы. Даря постояльцам любовь, ласку и приятные сны до самого утра, они, таким образом, кормились, и ничего зазорного для демонов их вида в этом способе не было. Конечно, я жутко краснела, пока толком не понимала, кто вообще такие суккубы, инкубы и даже тот маленький мальчик Кокки, с которым я проиграла все детство, на проверку оказавшийся ни много ни мало дорроном – хранителем места, которое папа Бундо назвал своим новым домом. Это потом, много позже, когда за мое образование взялись всерьез, я стала понимать, что к чему в Рассветном Крае.

Когда великий бог Ёёши очнулся от забвения и тьмы, он не обнаружил вокруг себя ничего, кроме хаоса и разрухи. Опечалившись, впал он в состояние сна наяву, отчаянно пытаясь найти выход из тюрьмы, в которой оказался. Ничего не помогало великому богу, свет его гас в непроглядной тьме, а благие побуждения вызывали лишь насмешки хаоса. И тогда разозлился бог. И яростью своей развеял волшебные прутья заточения. И нырнул в первый попавшийся водоворот. И стал первым богом, спустившимся в мир Рассветного Края.

Оглядевшись, не заметил бог ничего нового: та же разруха вокруг, та же темнота и безнадега. Уходить собрался бог, но вдруг ощутил под ногами твердую землю, на которую ступил. Послышался богу в темноте чей–то жалобный крик, и пошел бог на этот крик и обнаружил вскоре заплутавшего в лесных дебрях ребенка. Чтобы не испугать его, принял бог человеческое обличье и спросил, что случилось с мальчиком. И помог бедному найти дорогу домой.

Привел мальчик бога в родное поселение, и оказалось, что люди, живущие там, страдают от темноты и холода и никуда не выходят в одиночку. Один лишь Омэй, поссорившись с сестрой и понадеявшись на собственные силы, ушел в лес без сопровождения, где и нашел его великий бог. Сестра, увидев младшего брата, залилась слезами радости и упала в ноги Ёёши, благодаря его и целуя кончики его пальцев в походных сандалиях. Красива была девушка, приглянулась она Ёёши, но не решился бог признаться ей, зато попросил в обмен на свою помощь пожить некоторое время вместе с ней и Омэем, объяснив это тем, что и сам заплутал и теперь не знает, как найти дорогу домой. Приняли жители бога с распростертыми объятиями, и продолжилась жизнь в людском поселении, как ни в чем не бывало.

Но затосковал через некоторое время Ёёши. Понял он, что люди не в силах скрасить его печали, что нужен ему свет и добрые помыслы. Одна лишь отрада была в жизни – Омэй и старшая сестра его, темноволосая прелестница, звавшаяся Ёёни. Хотел бог облегчить им жизнь и вскоре решился на отчаянный шаг: принес людям дневной свет. Проснувшись однажды по привычке, жители деревни закричали от благоговейного ужаса: из–за горизонта, которого никто отродясь не видел, вставал огромный золотой шар, сияющий ярко и несущий вместе с собой тепло и благодать. Испугались люди его, взглянули друг на друга – и испугались еще больше, ведь не видели они себя в лучах нового светила. И только Ёёши не поддался панике, а поспешил успокоить поселенцев, сказав, что это боги благословили край, в котором они живут, назвав его Рассветным. И увидели люди, как красив Ёёши, и стали женщины заглядываться на него, и одна лишь Ёёни продолжала ласково улыбаться и позволять ночевать в своем доме. Она, как и сам великий бог, в лучах Солнца – а именно так назвали светило жители – оказалась настолько прекрасной, что остальные принялись завидовать и тоже захотели соответствовать. Были люди Рассветного Края грязны и неухожены, собирали влагу с деревьев и кустов. И тогда помог им Ёёши во второй раз.

Стали люди уходить из деревни на большие расстояния, позволяло им светлое время отлучаться. Принялись охотиться больше и приносить в дом крупную дичь. И вот однажды прибежали они в деревню и принялись звать с собой остальных. И привели они жителей к месту, где из каменной скалы, с огромной высоты с услаждающим слух шумом падала вода. Не жалкие капли, что привыкли люди беречь и собирать для приготовления пищи, а огромное озеро раскинулось перед ними. Ёёши первым зашел в воду, чтобы искупаться. Остальные, после недолгих сомнений, последовали его примеру. И оказалось после, что вода эта целебная и очищающая. И стали жители деревни, все, как на подбор, прекрасными и светлокожими, с большими глазами и привлекательными яркими губами. Мужчины и женщины, взглянув друг на друга, поняли, насколько слепы были раньше. И принялись они узнавать друг о друге с новой силой, общаясь и рассказывая истории при свете дня. Место с бьющим из скалы источником так и назвали водопадом, а за прекрасный звук добавили ему прозвище Поющий. С тех пор Поющий Водопад стал одной из святынь Рассветного Края.

ГЛАВА 2. ДЕВОЧКА СТАНОВИТСЯ БОГИНЕЙ

Свой первый настоящий подарок я получила вместе с мамой Кюрюко спустя пять лет. К тому времени наши дела пошли в гору, и наконец–то жители Драгоценного города – ближайшего к нашей гостинице крупного поселения – стали останавливаться в «Ветре в поле». Слишком долго находились мы среди них, чтобы продолжать игнорировать чужаков. Даже люди из деревни начали принимать нас гораздо приветливее: не было больше косых взглядов в спину, когда мы с папой Бундо ходили на ярмарку, не было осторожных разговоров с торговцами, будто те опасались, что мы принесем с собой беду. Так уж повелось в Рассветном Крае: к нововведениям относились с чрезвычайной осторожностью. Многолетний уклад и общественные устои – вот то, на чем зиждились мир и покой. Для меня, однако, это время стало началом затворнического периода.

Я знала, кто я такая и почему должна вести себя примерно. Человеку, наполненному энергией и демонов, и богов, следовало однажды выбрать свой путь, иначе он рисковал погибнуть во цвете лет, не сумев справиться с величием подаренной ему силы. Папа с мамой никогда не скрывали от меня, как именно я появилась у них, как не скрывали и того, что всю жизнь находиться на распутье я все равно не смогу. Однажды придет день, и в двери «Ветра в поле» зайдет тот, кто скажет: «Девочка, я пришел за тобой», – и я безропотно должна буду подчиниться его воле. Если к нам придет бог с добрыми помыслами, то после проведенной с ним ночи и я обернусь богиней. Но если заявится демон… мне не стоило объяснять, почему мама с папой были категорически против такого варианта развития событий: в их сердцах и мыслях все еще господствовали воспоминания более чем десятилетней давности. Воспоминания из того дня, когда я второй раз появилась на свет…

Вот почему папа все реже брал меня с собой на прогулки: деревенские мальчишки начали приглядываться ко мне, а те, кто постарше, или уже ставшие совершеннолетними, и вовсе оценивающе рассматривать. Мне, глупой девчонке, это внимание льстило – слишком мало посетителей с детьми останавливалось пока в «Ветре», а общения со сверстниками хотелось безумно – а вот папа каждый раз хмурился, глядя на то, как пытаются привлечь мое внимание подростки противоположного пола. Все было просто: человеческая природа. У таких полукровок, как я, первый мужчина не мог быть обычным человеком. Я ничего не могла с этим поделать: сейчас, пока моя сила заключена в смертном теле, я была лишена права голоса. А папа и мама очень хотели, чтобы оно у меня появилось.

Я злилась. Эта черта характера начала проявляться, когда из девочки я стала превращаться в девушку. И когда, соответственно, усилился родительский контроль. Нет, против слова взрослых я не смела пойти, все же растили меня в атмосфере любви и счастья, и отца с матерью я бесконечно уважала, но некоторые ограничения порой вызывали на глазах горькие слезы. И я закрывалась в своей комнате, и тогда моя печаль была видна только Касу: в такие моменты он с сочувствием смотрел своими большими серыми глазами и вздыхал, когда у меня случались особенно жалостливые всхлипы. Как же я любила маленького коттая: с годами он не менял своего воплощения, оставаясь все тем же небольшим снежно–белым комочком шерсти, беззаветно преданным своей молодой хозяйке. Я бережно обнимала маленькое чудо, пусть и было оно порождением злого мира духов, и всегда чувствовала себя лучше, стоило ему лизнуть меня в мокрую от слез щеку. Постепенно под влиянием Касу я всегда приходила к одному и тому же выводу: все, что ни делает отец, он делает в моих интересах. А значит, я должна тренировать свое смирение, поскольку с возрастом перестаю быть той восторженной девочкой, которая во все глаза смотрела на него.

Иногда мне казалось, что сам Риндо разговаривает со мной через Касу. Наверное, действительно лишь казалось, поскольку мужчина с тех пор, как подарил коттая, у нас больше не появлялся. Я видела, как порой с грустью смотрит на дорогу, ведущую к «Ветру в поле», отец, и знала: он ждет именно Риндо и в глубине души тоскует по лучшему другу. Мама Кюрюко лишь тяжело вздыхала, когда отец уходил в себя, но ничего не говорила. Она, в отличие от меня, постигла главную женскую истину – слушаться своего мужа – в совершенстве.

Я тоже грустила по мужчине с длинными белыми волосами. Сейчас, когда выросла, я стала воспринимать нашу первую – и, к сожалению, последнюю – встречу с Риндо совершенно по–другому. Тогда я во все глаза наблюдала его магию – сейчас думала о том, как бы еще раз почувствовать его прикосновение, тогда радовалась подарку в виде лисенка – сейчас…сейчас ловила себя на мысли, каково было бы оказаться рядом с моим знакомым незнакомцем. И пусть я пыталась, как могла, гнать от себя романтический образ мужчины, день ото дня желание вновь увидеть его лишь крепло во мне. Быть может, в какой–то степени именно воспоминания о белоснежном друге отца охраняли меня от чужих посягательств: как бы ни хотела я общаться с мальчиками, близкими по возрасту, в любом из них я пыталась разглядеть именно Риндо – и, конечно, не находила. Но это продолжалось до того момента, пока в деревне рядом с нами не появился новый сапожник.

О том, что приехал мастер по ремонту обуви, папа сообщил во время одного из возвращений домой. У меня как раз прохудилась одна пара сандалий, и ее необходимо было починить. Раньше мы как–то справлялись своими силами, теперь же появилась возможность заплатить за то, чтобы обувь привели в порядок еще и качественно. С этими мыслями мы с папой и отправились в деревню.

Мастер не произвел на меня никакого впечатления. Я просто с дежурной улыбкой передала ему требующую починки пару и вслед за папой отправилась к выходу из небольшого домика, отданного под мастерскую, как вдруг в дверях показалась белокурая голова, один вид которой заставил мое сердце пропустить удар и застыть на месте, как вкопанной. Конечно, это не был Риндо. Вошедшим к сапожнику оказался его сын, который, судя по внешнему виду, был на несколько лет старше меня. Приглядевшись к нему, я поняла, что ничего общего с терзающим мысли мужчиной он не имеет. Однако моя первая реакция не укрылась от юноши, и он ответил на нее заинтересованной улыбкой. Мы не проронили ни слова в тот раз, но отец строго отчитал меня по возвращении домой, обвинив в легкомысленности и желании стать доступной. Ох, и как же я рыдала тогда у себя, прижимая к груди Касу, и даже появившийся в моей комнате Кокки, священный доррон нашей гостиницы, не смог меня успокоить. Но итогом той, самой первой серьезной стычки с отцом, стало только то, что мальчика, сына сапожника, я запомнила до мельчайших подробностей: и то, что доходила я ему едва ли до плеча, и его интересные карие глаза, выделявшиеся на бледном лице, и добрая улыбка, в которой в ту пору я не заметила примеси самодовольства. Но с папой я не разговаривала неделю – ровно столько длился его урок послушания, во время которого все время, что не было посвящено обучению и приемам пищи, я была вынуждена провести у себя. По окончании же этого срока он и принес в дом мой первый подарок.

ГЛАВА 3. ТАЙНАЯ ЛЮБОВЬ БОГИНИ

– Господи–и–и–н, – когда дверь ему открыла знакомая огненноволосая демоница, Риндо расслабленно улыбнулся: эта женщина прекрасно поняла, что ему требовалось в прошлый раз, и не натянула ни одной нити привязанности между ними. – Как отрадно видеть вас в добром здравии!

Ох, уж эти искушающие улыбки! Кюрюко ни за что не повела бы себя так – эта суккуба помнила все, до мельчайшей детали. Маюко была совершенно другой по характеру. Риндо дружески подмигнул ей – коттаи, как, впрочем, и демоны, были свободными духами – и ласково поприветствовал знакомую:

– Здравствуй, Маюко. И я рад тебе. Надеюсь, твое восстановление прошло без неприятных последствий, – имея в виду свою прошлую несдержанность, добавил он.

– Не волнуйтесь, – заверила его демоница, впуская в жилище. – Меня особенно грело ваше щедрое пожертвование. Таких вкусных мужчин я в жизни не пробовала! Желаете повторить? – шепнула Маюко на ухо блондину, помогая избавиться от хаори.

– Прости, Маюко, но сегодня я пришел к другому человеку, – объяснил мужчина, надеясь, что суккуба не обидится.

Напротив: ее глаза загорелись предвкушающим огнем, а губы тронула легкая понимающая улыбка. Ну, еще бы: они оба прекрасно знали, что человек в этом доме может быть только один.

– Позвать хозяина? – проворковала Маюко, начав источать радушие и гостеприимство, будто давая Риндо разрешение на все, что он собирался делать.

– Не стоит, Маюко, – прервал их разговор голос папы Бундо. – Я сам провожу Риндо.

При всех они обменялись лишь приветственными улыбками и традиционным поклоном, оставшись же наедине, тепло обнялись.

– Что привело тебя сегодня? – поинтересовался златокудрый демон, когда коттай разместился на дзабутоне и отхлебнул принесенного Маюко чая.

Риндо поморщился, затем поставил чашку рядом с собой и мрачно произнес:

– За ней идет Алый демон.

Лицо папы Бундо побледнело. Он вмиг постарел на несколько столетий, и глубокая вертикальная морщина прорезала середину лба, стоило протереть его ладонями.

– А боги? – со страданием в голосе проговорил он. – Неужели никто из богов не решился выступить против Алого демона?

– Он планомерно изгонял всех соперников из Рассветного Края, – ответил Риндо. – Ты же помнишь, сколько лет я у него в услужении. Я знаю, о чем говорю. Напитываясь божественной силой, он руководствовался одной лишь целью: расчистить дорогу к Мэй.

– Что же делать? – страдальчески простонал Бундо. – Мы ждали, когда кто–нибудь из них зайдет в гости, а теперь…

– Теперь за ней пришел я, – тихо сказал Риндо, заставляя давнего друга с изумлением взглянуть на него.

– Но ты ведь коттай! – не сдержался инкуб.

– И я древнее любого сверхъестественного существа этого мира, ибо создан богом, – согласился Риндо. – Решение будет зависеть только от Мэй: захочет она быть частью добра или нет. Мы можем надеяться лишь на то, что она почувствует, пусть и малую, но все же искру Ёёни, сотворившей меня.

Демон молчал. Молчал очень долго, чем заставил нервничать обычно невозмутимого Риндо: никогда коттай не видел жизнерадостного друга в столь подавленном настроении. Наконец инкуб словно очнулся ото сна, встряхнув головой, и негромко крикнул, прекрасно понимая, что его тут же услышат:

– Маюко!

Часть сёдзи отъехала в сторону, и мужчинам показалась огненноволосая суккуба:

– Да, хозяин Бундо.

– Приведи сюда Кюрюко и…отправь Мэй в купальню с горячими источниками. Затем помоги надеть фурисодэ и проводи в мой кабинет. И ее комната…должна быть готова.

Маюко с недоверием перевела взгляд с сосредоточенного Бундо на его застывшего товарища, словно не веря тому, что только что услышала.

– Ну! – жестко прикрикнул инкуб, заставляя девушку вздрогнуть, и, покаянно склонившись, она тихо извинилась:

– Будет исполнено, хозяин.

***

Я видела, как он зашел в гостиницу, еще со второго этажа. Как нежно и ласково с ним обходилась Маюко, несмотря на прошедшие с последней встречи четыре года. Как он деликатно, но непреклонно отказался от ее предложения, тем самым усмиряя вспыхнувшую во мне ревность, и как затем папа отвел его в тишину кабинета. Можно было попробовать подслушать разговор с помощью магии, но папа Бундо непременно засек бы мое ухо и потом, позвав к себе, оттаскал бы за настоящее, еще и заставив отрабатывать провинность. Как бы сильно ни было во мне любопытство, я загадала в тот момент, чтобы просто появилась возможность увидеться с Риндо. А потом за мной пришла Маюко.

Следуя за ней к горячим источникам, я все еще не понимала, что происходит. Она молчала, никак не демонстрируя желание поделиться со мной новостями, и лишь следила за тем, чтобы я не задерживалась с купанием. Потом с особой тщательностью помогала надевать фурисодэ – белое, с красивыми большими цветами по всей поверхности ткани – и долго и аккуратно сушила волосы, закручивая их вначале волнами, а затем поднимая к макушке. Что это с ней? Именно тогда мое сердце начало колотиться сильнее.

ГЛАВА 4. БОГИНЯ ИЩЕТ НОВЫЙ ДОМ

Алый демон появился спустя неделю после исчезновения Риндо. Мама как раз отправила нас с Маюко в деревню, чтобы договориться и привезти к «Ветру в поле» побольше продуктов для будущего праздника урожая. Там–то и окликнул меня смутно знакомый мужской голос.

– Мэй…

Касу, сидящий на моем плече, вздыбил шерсть и выпустил коготки так, что я застонала от боли. Маюко же первой решила рассмотреть незнакомца, окликнувшего меня.

– Ух, я бы такого попробовала, – облизнувшись и совершенно не заботясь о том, что скажут случайные прохожие наполненной торговой площади, поделилась она впечатлениями. Стоило мне оглянуться на окликнувшего мужчину, и пальцы сами собой сложились в защитном жесте, а рука поднялась вперед.

– Проклятый рёкай, мнящий себя демоном, никогда не подойдет ко мне.

– Алый демон? – пробормотала рядом ошеломленная Маюко.

Я толком не поняла, как под личиной знакомого парня, которого раньше считала простым сыном сапожника, удалось разглядеть именно его. Просто действительность внезапно поплыла, и от облика белокурого молодого человека неизменными остались лишь глаза: они сияли на лице красно–коричневыми провалами. Демон же принял свой истинный вид.

Люди на торговой площади, увидев превращение юноши в страшного рёкая, пришли в движение, и в смешавшемся общем крике страха я уловила отдельные отголоски чужих эмоций:

– Алый демон пришел в деревню…

– Алый демон не оставит нас в покое…

– Мэй накликала на нас беду!

Мне и самой было безумно страшно, но этого нельзя было показывать, иначе тот, кто сейчас стоял передо мной, непременно использовал бы это в своих целях.

– Судя по тому, что ты смогла увидеть меня в истинном свете, все мои усилия по изгнанию богов пали прахом, – задумчиво изрек рёкай. О, да, теперь я была в этом абсолютно уверена. Слишком характерным был контраст во внешности.

Бледная кожа на фоне длинных огненно–красных волос говорила о том, что один из его родителей не принадлежал к человеческому роду. Темные глаза получались лишь у тех детей, которых зачали демоны – считалось, что так проявляет себя дурная кровь. Будь он ребенком Рассветного Края, внешность оказалась бы намного более мягкой, и даже с ярким цветом волос нельзя было спутать человека с кем–то другим, кто лишь выдавал себя за него.

– Что ж, раз так, не имеет больше смысла скрывать истинную причину моего появления, – жестко улыбнулся Алый демон, укутанный в доспехи, напоминающие вторую кожу. Хлопнув в ладоши, он присвистнул, и на опустевшей после бегства людей площади, кроме нас с Маюко, появилось еще с десяток воинов – таких же рёкаев, как и пришедший за мной мужчина. Их лица были скрыты, только зоркие темные глаза выглядывали над платками, укутывавшими нос, щеки и подбородок. Я успела разглядеть всех – холодного серого взгляда среди них не было, и я с облегчением подумала, что Риндо сейчас в другом месте.

– Вижу, ты расстроена, что не застала моего доброго друга рядом со мной, – с притворным сожалением заметил Алый демон. – Но не волнуйся, богиня: когда я заберу тебя отсюда, вы с ним непременно встретитесь.

Касу на моем плече зашипел, а Маюко напряженно произнесла:

– Пятерых я за раз смогу выпить, но потом стану пьяной и ни на что не годной. Алого демона мне не усмирить…

Я взяла ее за руку и благодарно улыбнулась, призывая не выступать против захватчиков:

– Когда появится возможность, беги в один из домов на площади и постарайся укрыться. Я надеюсь, что смогу привлечь его внимание, – а затем обернулась в сторону рёкая:

– Попробуй.

В то же мгновение воины красноволосого растворились в воздухе, а сам Алый демон неспешно направился к нам с Маюко. Но этим меня было не провести. Недаром в ожидании своей судьбы я проводила столько времени за старинными свитками. Призраки, а эта десятка была именно из таких, славились именно тем, что незаметно окружали жертву, заключая в кольцо и давая Алому демону совершить расправу. То же самое они хотели сделать и сейчас. Но внутри меня проснулось древнее знание, и сила рванула наружу, ничем не сдерживаемая: ладонь раскрылась и поднялась вверх, с пальцев сорвалось яркое сияние, пришедшее из самых глубин существа, и ослепленные вспышкой света призраки повалились на землю без сознания.

– В следующий раз хотя бы предупреждай, когда соберешься творить свои божественные штучки! – прошипела Маюко, яростно протирая глаза. – И скажи спасибо моей матушке, наградившей чадо отменной реакцией, иначе одной новоявленной богине пришлось бы нелегко!

– Божественный свет… – Алый демон посмотрел на меня с уважением. – А ты ведь совсем недавно инициировалась, богиня. Кто же помог тебе? Кто стал первым? Это ведь очень древнее существо. Неужели сам Ёёши явился и в кои–то веки решил изменить своей ненаглядной?

Я упорно молчала в ответ, напряженно ожидая дальнейших действий рёкая. Расслабленная поза Алого демона не могла обмануть.

– Ты больше не сможешь сделать меня демоном, – чтобы выиграть немного времени, спокойно заметила я. – Для чего тебе богиня, которая никогда не станет жить по твоей указке?

– Ты еще довольно молодая богиня, – с видом победителя заявил рёкай. – И до сих пор подвержена простым человеческим чувствам. А что ты скажешь, если я сейчас уничтожу всю деревню?