Глава первая

Станислав Малозёмов

Божьи слёзы

Повесть

Глава первая

****

Сразу после пяти часов утра в маленькой спальне крохотного домика на бугре в конце села Семёновки Витюшу Шанина душил сосед и друг Лёня. Он кряхтел и вдавливал другу в рот большую подушку. Выдернул её из-под Витюшиной головы, и лежала голова на железной кровати с панцирной сеткой, прикрытой тонким матрацем. Затылком Лёнин друг чувствовал каждую ячейку жесткого панциря и ждал, когда из головы вывалится мозг. Сколько мог всасывал Витюша через наволочку и через гусиный подушкин пух тухлый воздух домашний, но, похоже, весь и высосал быстро. Окна-то закрыты. Ноябрь. Спальня как курятник вширь да в длину. Ну, и потолок в избе дед подогнал под свой маломерный рост, когда строил хату. Сорок пять лет сгинуло с того дня. Витюха как раз родился и дед Василий, батяня отца, за неделю с дружками поставил избушку.

Потому как негоже первого внука выращивать в землянке из кизяка с худой крышей, землёй засыпанной, и соломенными вязанками прикрытой поверх. Такую времянку-завалинку дед на скорую руку слепил из самана, когда от Уральска пешком да на плотах бежали они, уральские казаки, от родимой власти, которая постановила уральское казачество отменить. Проще - ликвидировать. Успели сбежать не все, но самые резвые смогли тихо исчезнуть в северной казахстанской глухомани. Никто бы там и не искал их.

Так вот в одной общей для всех жизненных надобностей комнатке этой землянки с двумя корявыми окнами и люльку повесить не имелось пространства. Дом новый для внука дед Василий поставил из сосновых брёвен, уложенных высокими штабелями на хоздворе Семёновки. Но кто-то, наверное, видел как ночью с дружками на трёх бричках дед перетащил штук двести кругляка на бугор. И через пару недель к нему приехали два уполномоченных из района в гражданских костюмах, но при хромовых сапогах.

Дом они разрешили не ломать. Пацан - сосунок, может, и спас жильё. Советская власть детей чтила как будущих борцов за власть Советов. Вождь Иосиф Сарионыч был другом всех детей. А деда увезли. Насовсем. Тридцать пятый год был. Строгое время. Воровать у социализма и морщить лоб на него тогда было очень нехорошо. И стрельнули, видно, деда. Потому как писем не слал дед вообще и областная милиция понятия не имела, в какой тюрьме или на какой зоне тянет он срок. Двести брёвен у государства скоммуниздил Василий! Плевок в социализм смачный. Это вам не табуретку из клуба тиснуть.

Отец молча обиделся на власть, и на много лет стал злой и нервный. Крепче стал выпивать в связи с печалью по батяньке Василию, и, когда Витюше ещё только семь лет пробило, ушел из семьи насовсем. Вышло так, что он крепко подрался с дружками по питью заполночь второго января нового года. Очень ненавидел Иван Васильевич всё и всех окружающих, а потому бился после литра самогона с кем ни попадя. Трое их было или пятеро - никогда не считал. Зачем бился - не думал и объяснить на временно трезвый ум не мог. Говорил только, что за отца мстил, но почему мстил собутыльникам, а не областному прокурору, уже растолковать не получалось у него.

Всегда вроде целым выходил из любой свары, а в ту ночь покромсали - порезали его с головы до ног, он и не дополз до дома.Замёрз в маленьком озерце своей крови. Мама пожила долго еще. Лет восемь. Плакала постоянно по вечерам после смены на свиноферме, а когда Витюша закончил семь классов, купила ему в городе велосипед «Орлёнок». Через месяц ей на день рожденья, на тридцать пять лет, сестра с мужем добыли в городе дорогое выходное платье из светлого парчового баберека с блестящими узорами на крученой ткани. Мать выпила немного водки, надела платье, обняла сестру с Витюшей, а потом вышла вроде бы «по нужде» и повесилась в сарайчике. Под ногами на сене оставила раскрытую тетрадку и там карандашом написала немного.

Мол, Витя уже большой, пятнадцать лет, мужик почти, а её покойный Иван каждую ночь во снах зовёт далеко за край неба, где нет социализма и свиноферм. Только воля и покой. Да Божья любовь. А Витюше отдельно и специально добавила дрожащим почерком, что они с отцом будут ждать его. Чтобы снова была полная семья.

После похорон сестра мамина хотела к себе забрать сироту. Отказался Витя. Сказал, что он на машдворе будет учиться на слесаря и кормится - одеваться сам сумеет на зарплату. Поохала сестра Настасья, но насильно Витю приручить не решилась. И он стал жить один с пятнадцати годов до сегодняшних сорока пяти. Женился как - то по случаю и мимоходом на приезжей, но она быстро обалдела от перегара бесконечного и тупых Витюшиных пьяных разборок. Пять лет назад развелась с ним и смоталась из Семёновки неизвестно куда.

Главное место в деревне, куда любыми способами желал попасть любой мужик и там трудиться всему, чему научат, был в Семёновке «машино - механический изготовительно - ремонтный цех». Огромный, с парой десятков зданий, он занимал больше двух гектаров. Пахать там было так же престижно, как иметь пару медалей «за трудовую доблесть» Научился - то Витюша на слесаря за год всего, в шестнадцать умел всё делать, но не работалось ему с удовольствием, тяжко было на душе. Рыдала душа и просила покоя. И вот как ей не горевать?

Деда любимого расстреляли, отца зарезали, мама руки на себя наложила. А как выпьет Витюша угрюмый сто граммов самогонки, какую бабушка Тарасова продавала за копейки литр, то и горечь сердце не так травит, душа не ноет громко, а скулит тихо, как слепой ещё щенок. И годам к двадцати без «поллитры» в день Витюша уже не жил. А сейчас, в сорок пять своих, работал он редко и недолго. Из слесарей с машдвора его удалили очень давно и закономерно. Портил пьяный Витюша любую работу.

Лёня тоже вылетел на волю с машдвора из бригады механиков по той же беде. И не жалел. Попал туда чудом, чудом и отпахал там аж несколько лет в стабильном нетрезвом состоянии. Тогда стали они с Витюшей подрабатывать на «черных шабашных» работах по временному найму. Но всё одно - убирали обоих отовсюду через неделю и раньше, да не принимали, гады, обратно на машдвор. Но зато в день меньше двух бутылок самогона и парочки «огнетушителей», портвейна в таре 0,7 литра, они теперь не пили никогда. И денег вроде у них не водилось, а пьяные были всегда к вечеру как тамада на свадьбе.

Глава вторая

Глава вторая

- Открывай, мать твою! Эй, Алик - дикий человек, ты с гор на хрена спустился? Нас поутряне лечить пивком! Откупоривай входную, Албас-джан! - толстую деревянную дверь, обитую жестью, которая закрывалась на современный внутренний потаённый замок, пинали ногами как минимум трое. Они же орали и стучали по металлу чем-то острым. - Алик хренов! Пусти, мля! Сдохнем сейчас. Трубы горят, аж плавятся! Ну, открывай, дорогой наш доктор Айболит!

- А сколько времени? - Лёня протирал глаза грязным рукавом и смотрел себе на руку. Часов не было. Забыл: они с Витюшей на трассе за деревней ещё в прошлом году продали свои часы частникам на «москвичах» за пять рублей два экземпляра. Но зато от дешевой унизительной сделки образовалась бутылка «московской» и две плодово-ягодного, тяжёлого для употребления вина по рублю и две копейки.

- Вон на стене у Алика часы.- Витюша поднялся, держась за горячую батарею.- Двадцать минут седьмого, мля! Ещё сорок минут кемарить. Кто там горланит, бесы? В семь Алик придёт. Без пяти.

- Да поровну нам - когда он заявится. Мы тут кони двигаем. Вчера залудили у Кобзева Михи ведро первача. Четверо! Витька, ты что ли? Это ж я, Серёга Замашкин.

- Не узнаём, - отозвался Лёна из-под батареи. - Пищишь что-то. А у Серёги голос грубый как гудок у «МАЗ»а.

- А меня узнаёте? - крикнул второй и грохнул сапогом по жести.

- Другой базар! - Витюша тоже постучал по двери. - Ты - Потапов Володька. Только мы тут заперты. Ночевали тут. Албас-Алик нас закрыл. Ключ только у него. Чё, сорок минут не продержитесь?

- Какой там в хрен! - запищал Замашкин. Перебрал первача, похоже, солидно. Связки, видно, ссохлись. Щас тут скончаемся, потом Алик долго будет доказывать мусорам, что семи ещё не было, как мы лыжи отбросили.

- Короче, мы заходим, - третий, по голосу - шофер с элеватора Вася Ступин, воткнул в тонкую щель между дверью и косяком монтировку.

Покряхтели мужики минуты три и язычок замка сломался. То, что ввалилось в распахнутую дверь, было похоже на смешной рисунок из «Крокодила». Носы у всех натурально красно-синие, морды в щетине трёхдневной, а глаза бешеные как у волков, которые за неделю никого не догнали и уже одурели с голодухи. Первым за стойку вломился Вася и монтировкой выковырнул из бочки деревянную пробку. Пена взлетела к потолку и, возвращаясь на пол, осела на всех, и потекла по телогрейкам в сапоги.

Замашкин притащил пять чистых кружек, а Володька Потапов, здоровый бычок тридцатилетний, наклонил бочку и заполнил все кружки. Все трое молча закинули внутрь себя ароматное от первоклассного солода пиво и повторили процедуру ещё пять раз. Ожившие мужики сели на пол, сказали хором ласковое: «Ну вот, твою мать! Живём дальше».

- А вы чего на пивняк молитесь? Не бухаете хрена ли? - удивился Вася. - Леонид Ильич заругает? Так мы заступимся. Он кто? Секретарь всего. АВова Потапов зам.начальника автобазы. У него у самого секретарша имеется. Да покрасивше Ильича. И в койке, думаю, получше него. Кто пробовал - согласятся.

Потапов и Замашкин кивнули.

- Мы в завязке, - очень убедительно шепнул Лёня.

- Три дня будем жить всухую, а потом один человек нам даст денег, и мы уедем в Зарайск, - Витюша потёр ладони. - Там устроимся работать и жить. Новая эра, мля, начинается. Бухло в гроб сведёт не сегодня, так через полгода точно.

- Не, пацаны, так не пойдёт, - мрачно сказал Потапов и прихватил Лёню за руку. - Кружку взял-ка быстренько! Не обижай дядю Володю и оставшихся друзей. За такое неуважение мы к тебе на день рожденья не придём. Когда он?

- Шестого декабря, - Витюша взял полную кружку. Уже и пена на пиве улеглась. - Так нас и не будет тут. Мы в Зарайске устроимся работать. И, может, вообще не вернёмся.

- Тогда тем более. Пейте «отвальную».- Вася Ступин заржал искренне и весело. Принял с пользой его организм золотой напиток. - И с одной кружки чего будет? Считай, и не употребляли ничего. Это ж почти безалкогольный лимонад - пиво. Тут и градусов-то нет. Чё вам будет с кружки-то? Только уважение наше. Не обижайте корефанов. В одном мире кувыркаемся. В Семёновке. А тут все казаки - родня.

Витюша с другом переглянулись и пиво выпили.

- Да натурально фигня - одна кружка, - вздохнул Лёня.

- Вы подождите, а мы сбегаем к бабке Токаревой. Она самогон цедит - хоть на ВДНХ его отправляй для получения первого места и почетной грамоты, - Потапов поднял друзей за воротники и они убежали.

- Пошли и мы, - минут через десять Витюша обнял двумя руками свою голову. - А то вернутся и нахрюкаемся с ними опять в зюзю. Заставят же. Считай - первый день мы простебали. А потом опоздаем к Лидке, она и не даст тугрики.

Только рванули они на воздух и как раз в распахнутых дверях налетели на Алика, у которого было очень удивлённое и страшное выражение красивого лица, а из фетровой бурки он выхватил длинный кавказский нож, похожий на кинжал.

- Вы какого бабая сломали дверь!? - закричал он и кинжал приставил к Лёниному горлу. Так вместе с Лёней на острие ножа под подбородком он прошел за стойку, где, не опуская лезвия, матерился минут десять на двух языках, размахивая свободной рукой и грустно глядя на бочку без пробки.

- Ну, как теперь эти помои продавать, а? Весь дух ячменя ушел, одна моча осталась. Сейчас, да милостив ко мне будет Аллах, я залью вам в глотки всё, что осталось.

Он сунул два пальца левой руки в дырку и приподнял бочку, не опуская кинжал от Лёниного горла.

- Литров сорок ещё будет. И вы, я вашу маму видал, тут и лопнете. И я закопаю что останется от вас за пивной под подсобным хозяйственным блоком. И креста, маму вашу видал я, не позволю никому поставить. Сгниёте и памяти про вас даже на кресте не будет! Шакалы, ас хъа до тырд!!

Глава третья

Глава третья

За воротами по центру дороги уличной с истошным мычанием бежала корова. За ней, шлёпая по слежавшейся осенней пыли широкими подошвами сапог, неслись хозяева домашнего животного и пробовали остановить корову строгими командами.

-Луша, стой, зараза! - верещала хозяйка Папанина Алевтина.

- На мясо пущу, стервоза!- орал суровый Папанин Виктор.

- Да не шумите вы, - советовал голос ветеринара Ляшко, который сильно отставал от всех. - Сама очухается и вернётся. Подумаешь - укол ей всадили. А ты не болей! Говорил тебе, Алевтина, не пускай её на выгон. Никто уж не выгоняет пастись. Трава посохла, затвердела и горло ей подрала. Отсюда и кашель с хрипом. А так - она скотина здоровая. Хотя укол не повредит. Чего корове бояться уколов - не понимаю!

Голоса и громкие шлепки копыт да подошв стихли, удаляясь. Раз Витюша это всё слышал, значит проснулся. Замёрз он, заснувший под калиткой, дрожал так, что воротник рубахи подпрыгивал от основания шеи до подбородка. А ног не чувствовал Витюша вообще, так как из коровника с сеновала бегал блевать на воздух босиком. Так и свалился часа в четыре утра под ворота, промахнувшись мимо двери сарая, где дрыхли друзья-товарищи.

А до зимы один день оставался. То есть ночью конца ноября температура уходила недалеко в минус. Витюша лёжа постучал ногами по завалинке дома и слышал стук. Но ноги от ударов не гудели, не трещали косточки, а пальцев как бы вообще не было. Витюша сел, согнул ноги в коленях и увидел пальцы. Они были бледно-голубого цвета с белыми прожилками. Такого он нигде никогда не встречал.

- Эй мужики! Лёня! Миха! - громко, как ему показалось, не прокричал, а прокашлял Витюша.

Так позвать друзей пришлось раз пять. Крепко в тепле сена отсыпались мужики. Потом как-то услышали и вышли, натягивая на ходу сапоги.

- Ты как туда попал, Витёк? - удивился Лёня.

- Сюда идите, - Витюша замахал руками. - Поставьте меня на ноги. Я чегой-то не могу сам.

Поставили. Витюша пошел по двору как на ходулях. Равновесие терял, на землю наступал всей стопой и широко расставлял ноги.

- Отморозил от щиколотки вниз до самых ногтей! - с ужасом завопил Миша. - Надо срочно в больничку его тащить. Можно и спиртом растереть, водкой тоже нормально, но нет ничего, бляха-папаха!!

- Понесли Витька к доктору! - Лёня схватил друга сзади под мышки.- Ноги хватай, Мишаня.

И они побежали, качаясь с глухого похмелья и дыша надсадно да туго, как перед смертью.

Доктор для всех болезней Сергей Анатольевич Сизоненко минуты три разглядывал, мял и постукивал согнутым пальцем Витюшины ступни, после чего строго поглядел ему в глаза и скучным голосом выразил мысль.

- Пилить надо до щиколоток. Ты что, в морозильнике их держал, ноги свои? Ходить, правда, уже больше не сможешь. Да и куда тебе ходить? До пивной доползёшь на коленях. Колени отпиливать пока не буду.

Такая мёртвая тишина оцепила кабинет, что карканье вороны на дереве за окном звучало как пушечные залпы. Все, кроме Анатольевича, вытаращили глаза и от ужаса испуганно открыли рты.

- Ладно. Шуток вы с похмела не понимаете, - засмеялся доктор. - По парочке уколов в каждую ступню и разотру апизартроном, который на пчелином яде настоен. Сразу оттают ноги. Но пить сегодня нельзя. И завтра-послезавтра тоже. Яд с алкоголем смешается и ты дышать не сможешь. Такой страшный эффект. Ну и дуба дашь, копыта откинешь там же, в тошниловке. До меня не успеют донести, чтобы я тебя оживил.

- Сразу несите в морг. Мимо меня. Знаете, где покойников содержим, - очень равнодушно посоветовал Сизоненко Мише и Лёне. - Вон там посидите в уголке. А ты, Витёк, ложись на кушетку.

Колол, втирал мазь и разминал конечности Витюшины Анатольевич примерно час. За это время все пришедшие стали серыми на лица, их била крупная дрожь и тёк из-под волос за воротники холодный липкий пот.

- Может, спирта граммов по пятьдесят дашь, Серёга? - без надежды произнёс Лёня. - Или неси нас тоже в морг, но сразу. Мы сейчас сдохнем с бодуна.

- Во, мля! - воскликнул доктор. - Так давайте всю забегаловку вашу сюда. Откроем тут рюмочную. А больные - хрен с ними. Зачем они нужны стране и производству, больные-то? То ли дело пьянь! Шустрые, шумные, весёлые, когда нажравшись! Со стороны глянет буржуазия - видно, что счастливый живёт при социализме народ, да? Ладно, по пятьдесят налью. Всем, кроме Вити. Ему нельзя.

- Так я с похмела загнусь, - ужаснулся Витюша. - Гангрену зачем тогда лечить? Пусть будет. Всё равно помру с бодуна.

- Ладно, дам и тебе пятьдесят. Потому как алкоголь с ядом сцепятся через полтора часа примерно, - Сергей Анатольевич разлил всем из большого бутыля в мензурки. Как раз по пятьдесят. Доверху. - А помрёшь сейчас тут - мне оно зачем? Мне лишний труп - вычет из зарплаты и отчётность портит. Если, конечно, не я сдуру сам умертвил пациента. Вот если я - мне решетка лет на пять за преднамеренную, если докажут, врачебную ошибку. А в тошниловке помирай на здоровье. Меня это уже не треплет.

Все выпили. Занюхали мазью апизартрон. Стало легче. Все порозовели, а Витюша попросился у доктора встать на ноги.

- О! Чую каждый палец и босиком идти по доскам прямо очень ощутимо для подошвы. - Витюша походил, пожал крепко руку доктору, нацепил носки, которые Лёня прихватил из коровника, а поверх сапоги свои растоптанные в постоянной ходьбе. Ходить деньги искать было дольше, чем пить и спать. - Вы, Сергей Анатольевич - волшебник. На таких мир держится.

- Да и на таких как ты. - Глянул жалостливо на Витюшу доктор.- Ты добрый, умный, мастер, говорят, хороший. Пьёшь, вот и всё твоё хорошее стремится к нулю. А потому, что слаб ты душой, воли нет, слова для себя строгого не имеешь. Сам за себя не в ответе и приказать себе ничего не можешь. Беда. А так - хороший ты человек и мне тебя жалко. Но я не лечу от алкоголизма. А сам ты ничего не нарушаешь и принудиловкой тебя в ЛТП не сдашь. Закон не позволяет. Эх, блин… Да, кстати: ноги отмороженные я сдобрил хорошей анестезией. Начнёт проходить она - будет больно. Часа через два. Ты потерпи. Полдня поболят ноги и успокоятся

Глава четвертая

Глава четвёртая

- Самолёт упал! - сразу после восхода холодного солнца услышал Витюша через оконные стёкла вопли небольшой толпы, топающей на скорости по уличной дороге к околице. Ночевал Витюша в этот раз дома. А друг Лёня у себя. Выскочили они из своих дверей с разницей в секунду. Как вроде по телефону договорились.

- Где? - Лёня уже застёгивал телогрейку и одновременно открывал щеколду на калитке.

- Какой самолёт? - испуганно спрашивал его Витюша, хотя откуда соседу было знать?

Выпили они к вечеру вчерашнему очень удачно. Наливали им дружки с разных столов, но одно вино - портвейн номер двенадцать. Завезли днём в магазин машину целую. А когда не смешиваешь - голове утром не так больно, а на душе не так гадко. Да и портвейн этот из всех дешевых вин - самый приличный. Поэтому мужики быстро настигли кучу односельчан, уже поворачивающих за угол палисадника последнего дома. Там, за углом собралась почти вся деревня. Народ окружил небольшой аэроплан, у которого крылья сверху и на борту после больших букв «ЯК - 12 LA» обозначили номер 0393, а перед этой надписью через трафарет был красиво нарисован красный крест, вписанный в голубой круг.

Самолет крылом снёс почти весь штакетниковый забор с одной стороны двора зоотехника Володи Лысенко, сам немного накренился в сторону бывшего забора. На конце крыла сидел молодой лётчик в синей тужурке, синих брюках и в синей фуражке с блестящим значком над кокардой. Витюша с Лёней нагло пробились в первый ряд и обосновались прямо напротив пилота. За крылом по серой степи медленно прохаживались две девушки в белых халатах поверх тёплых плащей. Лётчик по рации говорил с начальством из Зарайского аэропорта.

- Лонжероны фюзеляжа по обоим бортам на всю длину целые. На крыльях лонжероны тоже в норме, - тихо кричал пилот. - Элероны на передних и задних крыльях в порядке. Руль поворота и закрылки я повертел. Тросики целые, отзываются без натуги. Вот в движке отказ. Редуктор, похоже, «накрылся». Пусть ребята другой привезут. А то мотор ревёт во всю, а винт мало оборотов делает.

Тяга упала к чёртовой матери. Я с эшелона 2000 практически планировал на поле возле села Семёновка. Да целые мы и вся машина! Правое шасси только поменять. Да нет же, не всё! Стойка и амортизатор в норме. Колесо надо. Мы в забор въехали при рулении. Степь. Не ровный грунт. Напоролся на гвоздь от забора или щепкой большой проткнул. Короче - надо быстрее, Иван Михалыч. Мне до Пресногорьковки ещё три часа ходу. Хорошо, что больной там не тяжелый. Успеем, не помрет если через час вертолёт техобслуги прилетит.

- Редуктор какой у тебя? - прохрипела рация?

- К= 0,658. - крикнул лётчик. На складе пять новых лежат. Я видел недавно. Всё. Жду.

-К= 0,658, - понял тебя, Юра. Конец связи. - Рация замолкла, но тише почти не стало. Все обсуждали вынужденную посадку. В Семёновке таких событий пока не было.

Народ с удовольствием послушал много неведомых загадочных слов и проникся чувствами добрыми к умным людям, к начальнику да лётчику, некоторые любопытные граждане даже попробовали эти слова запомнить и догадаться - про какие эти самые штучки самолётные идёт беседа по рации.

- Выпей, дорогой, малость за удачную аварийную посадку! – пошел к нему из толпы со стаканом самогона в меру пьяный кузнец из МТС Выдрин.

Пилот засмеялся, спрыгнул с крыла, взял стакан, повернул Выдрина за плечо спиной к себе и вылил стакан в открывшийся от изумления рот кузнеца.

- Я дома коньяка глотну после полёта, - сказал лётчик. - Сами пейте пока за здоровье больного, к которому мы летим.

- Моя помощь не требуется? - спросил лётчика старлей Хохлов. Он приехал на мотоцикле. Наверное, самый первый.

- Де нет, мы сами, - пилот сдвинул фуражку с затылка и кокарда прикрыла глаза. - Сейчас техобслуживание прилетит. Нам одну деталь заменить и всё. Колесо поставить новое - пятнадцать минут. Это если ребята ваши помогут крыло поднять на десять сантиметров. У вас вон сколько мужиков крепких!

Медсестра и врач открыли дверь и вскарабкались в кабину.

- Часто падают ваши самолёты? - крикнул из толпы завгар Матросов.

- За последние десять лет - один упал. «АН-2», - засмеялся лётчик. - Да и как упал? При сильном боковом его при взлёте мотнуло вправо, ребята не успели рулями двинуть. Он с трёх метров и плюхнулся. Так только проволока антенны от кабины до хвоста порвалась. А так - вообще ничего. Сами отрулили на площадку. Антенну поменяли, ветер утих и они улетели по заданию. Запчасти везли в Тургай на посевную.

-Ладно, расходитесь! - крикнул Хохлов. - Сейчас вертолёт прилетит. Пятеро самых сильных останьтесь. Жора, подбери силачей, с которыми в спортзале штангу истязаете. Крыло поднимете. Остальные - пить чай перед работой. День уже начался. Шанин и Грищенко - сюда идите.

Лёня тихо матюгнулся, Витюша смутился, растерялся от неожиданности, потер шею и они пошли к участковому.

- Сейчас эксперт приедет. Он анализы биоматериала сделал. При вас будем сверять - под чьими пальцами кожа Евгения покойного. И кто-нибудь Мишу Лешего приведите. Сразу разберёмся на месте. Если никто из вас руку не приложил к погибшему - все свободны. Гуляйте, пейте пока сами не скопытитесь.

- Я за Лешим сгоняю, - и Витюша побежал на другую улицу.

На крыльце Мишкиного дома мелом было крупно написано: «Меня не ищите зря. Из деревни я уехал далеко».

Витюше стало жаль Лешего. Ведь найдут же обязательно. На Земле не спрячешься сейчас. Милиция есть даже на временных поселениях строителей-шабашников. Живёт пара сержантов в отдельном вагончике и бдит. А Миха зачем в бега сдёрнул? Мальцева-то он не убивал. Подумаешь - пальцем в шею ткнул. От этого и муха не помрёт. Просто вода холодная. Судорога прихватила Женьку. Сам и потонул. Кто хошь утонет. Вот то, что столкнул в речку - дурак, но и только. Баловался, считай. Проучить просто хотел мягко. Женька - то его обманул натурально.

Загрузка...