Больная любовь

История первая: «Любовь ушла».

Он позвонил ей среди ночи. Не проснувшись, она сняла трубку. Она давно перестала ждать, но едва он назвал её имя, сон как рукой сняло. Его голос она узнала сразу. Он просил о встрече и она не смогла отказать...

Андрей приехал примерно через полчаса, уставший, голодный и злой. Ни конфет, ни цветов — только бутылка коньяка, которую он скорее всего прихватил, подозревая, что у неё есть всё, кроме коньяка.

— Привет, — сказал он, заходя в квартиру и обнимая её, словно они супруги, которые расстались только утром.

Привет, — отозвалась она. Щёки её лихорадочно пылали и она ругала себя за слабость. Не нужно было впускать его. Он выплачется в её жилетку, заберёт у неё всё тепло, напитается заботой и выпорхнет, как это бывало не один раз, на поиски "своего" типажа.

Люба была не в его вкусе и она знала это. Единственное её достоинство — это её безоговорочная покорность, которая произрастала из безоговорочной любви.

В определённый момент ему стало даже неловко перед ней. Настолько, что как-то он решил устроить её личную жизнь, познакомив с товарищем, который искал себе верную жену. Красота не была главным условием, но когда товарищ увидел Любу, она ему очень понравилась.

Вот только Люба его отвергла и после долго дулась на Андрея.

— Зачем ты так со мной? — шептала она, уворачиваясь от его поцелуев.

— Не обижайся, я же хотел как лучше, — говорил Андрей, — ты одинока, он одинок. Хороший парень, я его давно знаю! Ну, Любочка, ну, прости ду рака.

Любовь вздыхала и прощала.

Потом Андрей снова уходил и подолгу дрейфовал у чужих кисельных берегов, даже не вспоминая о ней. А она ждала, ждала...

Дважды был женат, но оба брака его закончились неудачно, и каждый раз он шёл искать утешение у неё, у Любы.

— Что ты за дурында такая, — возмущалась её единственная подруга Александра, — он же из тебя верёвки вьёт! Найди ты себе нормального мужчину, который будет любить тебя по-настоящему!

— Он любит меня! Поэтому всегда и возвращается, — заступалась за Андрея Люба, — я знаю, он счастлив со мной!

— Так счастлив, что едва наступает утро, он, не забывая, конечно, позавтракать, летит на поиски очередной юбки. А ты потом, как Хатико, ждёшь его месяцами!

— Саша, прошу, пожалей! Мне и так тошно, — блестя дрожащими в глазах слезами, шептала Люба.

Она и в самом деле, была очень недурна собой, и на неё пока что обращали внимание мужчины. Но для неё существовал только один — Андрей.

Как-то Андрей пропал на год и восемь месяцев. Она считала дни. В то время за ней стал ухаживать её коллега по имени Владимир. Люба, наконец сдалась и приняла ухаживания. Её подруга, Александра, всячески поддерживала её, и уже подыскивала себе нарядное платье на Любину свадьбу.

Когда Люба уже была готова переехать к своему жениху, Андрей снова ворвался в её жизнь. Словно почувствовал!

Владимир как раз ночевал у неё, когда он позвонил, как обычно, ночью.

Люба разбудила неудавшегося жениха и выставила — Андрей же должен подъехать!

Андрей пробыл у неё целых три дня. Жаловался на капризы и глупость жены, пил, ел и отдыхал.

Но после этого пропал надолго. Целых три года не было от него ни слуху, ни духу. Люба уже стала думать, что он либо уехал в другую страну, либо умер.

Она пыталась навести справки через общих знакомых — те говорили, жив. Счастлив третьим браком с какой-то актрисой средней руки. Та часто мелькает в сериалах, в эпизодах.

Люба с грустью вспомнила, что и она могла бы стать актрисой. Как-то раз, к ней на улице подошёл мужчина и заявил, что режиссёр. Даже показал ей какой-то документ.

— Я приглашаю вас на пробы, — сказал он.— Вы идеально подходите на главную роль в моём новом фильме!

— Но, я не актриса, — скромно ответила она тогда.

— Это не проблема. Приходите завтра на студию, к девяти.

— На Мосфильм? — спросила она.

— Нет, у нас мобильная студия, на Прядильной улице. У нас там съемки сейчас, — он снял зубами перчатку и быстро написал на бумажке адрес, — только не забудьте!

Вечером того же дня Андрей разругался с очередной подружкой и приехал к Любе искать утешения. В итоге, она так и не поехала с утра на Прядильную.

— Не расстраивайся, Любк, — сказал ей за утренним кофе Андрей, — это вряд ли был режиссёр. У режиссеров есть визитки. А этот просто старый б#дун! Ты бы приехала, а он бы тебе мозги запудрил и...

— Не может быть...— возражала Люба, — такой приличный дядечка!

— Все они приличные! — усмехаясь, отвечал Андрей, — а Прядильная, просто рай для маньяка! Там же промзона кругом!

Позже Люба увидела по телевизору интервью с известным режиссером, в котором узнала того самого человека, предлагавшего ей главную роль в своём фильме.

***

И вот теперь, после трёх лет молчания, Андрей появился вновь. Он даже не спросил Любу, удобно ли ей его принять, был уверен, что она ждёт его всегда.

— Привет, — сказал он, заходя в квартиру и обнимая её, словно они супруги, которые расстались только утром.

Привет, — отозвалась она. Щёки её лихорадочно пылали, и она ругала себя за слабость. Не нужно было впускать его.

— Ты совсем не изменилась, Любаша, — провёл он ладонью по её щеке, — в чём твой секрет?

— Нет никакого секрета. Не пью, не курю, и всё остальное тоже, — сказала она, ставя на стол нехитрую закуску. Звякнули бокалы богемского стекла, один разбился.

Люба знала, что Андрей всем алкогольным напиткам предпочитает коньяк, и у неё специально для него хранилась пара бокалов. И вот теперь остался один. Люба тотчас усмотрела в этом недобрый знак. Расставание.

Когда бутылка опустела на треть, настала пора откровений.

— Я люблю тебя, Люба... Любовь. Ты... не такая как все они. Жанка, та... она бдь. А ты — нет. За тебя!

История вторая: «Клещ».

На танцах в доме культуры Валя давно приметила красивого, широкоплечего парня. Она то и дело ловила на себе его взгляд, и ждала, когда он пригласит её на танец. Но парень не спешил.

Тогда она пошла с Васькой с вагоноремонтного, он ей не особо нравился, но стоять, подпирая стенку, надоело, а Василий её пригласил.

— Валь, завтра здесь фильм будут показывать, афиша уже висит, — сбиваясь от волнения, сказал Василий, — не хочешь пойти? Я приглашаю.

— Я подумаю, — сказала она, но тут, вдруг вместо Василия оказался тот самый парень, который смотрел на неё весь вечер.

— Она уже приглашена, — обернулся он к оторопевшему Василию, и тот, посмотрев на Валентину, которая улыбалась не ему, вздохнул и отошёл в сторону.

— Куда приглашена? — спросила она нахала. Такие, впрочем, ей всегда нравились.

— Это неважно. Хочешь, пойдём гулять, хочешь — в кино, — он уверено вёл её в танце, и она смотрела на него глазами, полными восторга. Казалось, что вот он, тот, которого она так давно ждала.

То, что Гена ревнив, она узнала ещё до свадьбы. Но она и сама ревновала его к подругам, которые не стесняясь, кокетничали с ним, так что сочла, что ревность это непременное условие любви.

Ещё её избранник был скуповат, но влюблённая Валя во всём винила его трудное детство — мать воспитывала Гену без отца, на счету была каждая копейка.

И вот июньским утром Валентина и Геннадий поженились. После регистрации, была поездка к мосту желаний, где молодожёны повесили на кованые перила замочек с надписью "Гена+Валя". Будущее казалось им счастливым и безоблачным.

Первым звоночком стало то, что Гена попросил жену не общаться больше с подругой Надей.

— Мужики рассказывают, что она давалка, — сказал он Валентине.

— Кто? Надя? Что за ерунда, заступилась за подругу Валя, — то, что она не замужем, ещё ничего не значит!

— Я сказал, прекрати общение! Не то я сам его прекращу, — сказал он, уткнувшись в газету.

— Каким образом ты можешь его прекратить? — Валентина перестала греметь посудой.

— Увидишь.

Через некоторое время Валентина стала замечать, что подруга сторонится её.

— Надя, что произошло? Я чем-то тебя обидела? — поймала её как-то на улице Валя.

— Нет, — виновато улыбнулась Надя, — ты прости, Валюш, мама болеет, мне надо бежать.

Валентина, конечно, знала, что у Нади болеет мать, но чтобы подруга не уделила ей и пяти минут... всё это показалось Вале странным тогда, но больше к Надежде она не приставала.

— Что ты сказал Наде? — спросила она мужа, наливая ему его любимый густой фасолевый суп.

— Ничего, — пожал тот плечами и стал есть. Вдруг он поднял от тарелки глаза на жену: — суп пересолен!

— Да, извини, так вышло. Копчёности оказались жутко солёные. Надо было вымочить свиные ушки перед тем как...

Он положил ложку, и встал. Обошёл стол и подошёл к ней вплотную.

— Свиные ушки, говоришь? А ты не влюбилась? Говорят, пересоленная пища — верный признак гулящей жены.

— Гена! Кто тебе такую чушь сказал, — сначала Вале было смешно, она думала, что муж шутит. Но он, взбесившись от её смешка, схватил за скатерть и дёрнул. Тарелка с супом перевернувшись, упала на пол, но не разбилась. Валентина от неожиданности вздрогнула.

— Узнаю, убью, — глухо сказал Гена, и сев за стол, достал газету, — прибери здесь всё и свари пельмени. Только не соли, я сам.

Если бы она знала, что будет дальше, она бы убежала прямо тогда, бросив всё, включая ревнивца. Но поразмыслив, она решила, что плохое настроение мужа связано с тем, что должность, на которую он рассчитывал, досталась другому человеку, у которого были связи.

Время шло, и наконец-то Валентина забеременела. Гена порхал вокруг неё на крыльях, снова стал тем самым парнем, которого она выбрала когда-то. В выходные Гена сам ей готовил, и даже один раз помог ей подстричь ногти на ногах, потому что из-за живота ей было это несподручно. Позже она поняла, что ему было жалко денег на процедуру.

Когда родился мальчик, Гена, казалось, был счастлив. Сына назвали в честь деда Геннадия, героя войны Николая, но это не спасло мальчика в будущем от частых отцовых придирок и нотаций. Когда сын подрос, Геннадий вдруг решил, что сын на него не похож. Абсолютно! Он срочно выехал к своей матери, полдня рылся в семейных альбомах, но так и не нашёл никого, на кого бы Колька был похож хоть самую малость. И свекровь Валентины подлила масла в огонь, сказав, что в их семье никогда не было таких оттопыренных ушей, как у внука. О том, что "уши" могут быть у кого-то из семьи Валентины, они и не подумали.

Домой Геннадий вернулся сильно не в духе, но ничего не сказал. С этого дня жизнь сына превратилась в ад. Отец попрекал его всем, чем мог: куском хлеба, потраченными на него деньгами, крышей над головой.

— Что ты говоришь, Гена, опомнись! Это же наш мальчик! — вступалась за сына Валентина.

— "Ваш", мальчик! — наконец, не выдержал он, — и теперь, мне бы крайне любопытно было-бы узнать имя его настоящего отца!

— Всё! С меня хватит! Всю душу ты мне вымотал со своими придирками, всю кровь выпил, — горько сказала она, доставая с антресолей старый, запылившийся чемодан, — завтра нас с Колей здесь не будет!

— К нему побежите? К настоящему отцу? — Геннадий грубо развернул Валентину, и получил пощечину.

Он замахнулся в ответ, но вдруг рука его опустилась... он рухнул перед женой на колени, и обхватив руками её бедра уткнулся носом в махровый халат.

— Прости меня, Валечка! Я... я дурак, совсем голову потерял! Мне сказали, что у тебя есть любовник, я не верил. Но мы стали отдаляться и я подумал, вдруг не врут... а тут ещё Колька со своими восторгами.

— Какими восторгами? — уточнила Валя, — сама не замечая, как руки её непроизвольно гладят волосы мужа.

История третья: «Верная».

Первый раз случился у Ромки в четырнадцать лет.

Она была старше и чуть под хмельком. Её бросил парень, а тут Ромка подвернулся. Позже, парень передумал и вернулся, и Ромка стал не нужен… а он влюбился и страшно переживал.

Чуть было до беды не дошло: просто чудо, что отец раньше домой вернулся. Всыпал он Ромке по первое число, а после, когда волна гнева сошла, поинтересовался:

— Что, в школе неприятности? Расскажи, не стесняйся! Тебя обижают?

Мужчина воспитывал сына один, мать сбежала, когда Ромке исполнился месяц. Теперь парень вырос и смотрел на отца исподлобья.

— Я сам кого хошь обижу!

— Неужто из-за девчонки какой-нибудь? — продолжал допытываться отец, —расскажи, облегчи душу. Мне можно.

— Из-за девчонки, — Ромка отвёл взгляд, стало стыдно, — ты прости меня, пап. Сам не знаю, что на меня нашло!

— Слушай, сынок… я тебе сказать хочу, что ни одна девушка не стоит... ну, ты понимаешь… Жизнь, она длинная, и у тебя будет столько девчонок, что ты забудешь, как звали эту… из-за которой ты чуть жизнь свою не загубил!

Отец как в воду глядел. После того случая, Ромка занялся спортом, стал точить фигуру. А когда к симпатичному лицу прибавились рельефные мышцы, от девчонок отбою не стало.

В понедельник он развлекался с Женей, а в субботу уже ехал с Катей на дачу, потому что у неё родители уехали за границу. Летом он отправился на море, и разбил там сердце дочки хозяйки, у которой снимал комнату, и ещё одной девушки, с которой познакомился на пляже.

К восемнадцати годам у Ромки за плечами был опыт, которого у иных мужчин не бывает за всю жизнь. В одном был не прав отец: первую любовь Роман не забыл. Во всяком случае имя накрепко запомнил, и если ему попадалась Лена, бросал её с особым цинизмом.

Из-за того, что прогуливал пары в техникуме его отчислили, и он пошёл в армию. Там, казалось, взялся за ум. Вернувшись, устроился к отцу на завод. Но там Ромка не прижился, стоять у станка всю смену было ему не интересно.

Тогда он перепрофилировался в сантехника. Работа, конечно, не из лёгких, но зато не на одном месте, и многообещающая в плане новых знакомств. Роман на судьбу не роптал, и вёл себя более-менее прилично, пока не умер отец. Теперь некому стало учить Ромку уму-разуму, и он стал жить так, словно каждый день — последний.

К тридцати пяти годам он так и работал сантехником, но теперь у него был высший разряд, и возможность выбирать, куда идти самому, а куда послать своего помощника.

Женщины уже не вешались на него, как раньше. Многие старые подружки были глубоко замужними и выгуливая подросших детей, отворачивались, делая вид, что не знакомы с ним.

Роман немного поистрепался: поредели волосы, рельефные мышцы заплыли жирком, но… он вёл себя так, словно всё ещё неотразим, и на многих женщин это производило впечатление.

Одной из таких женщин была Люся Кащеева. Ей было двадцать восемь и она жила в доме, который "обслуживал" Роман. Как-то ей пришлось вызвать сантехника, потому что открыв стояк, чтобы списать показания счётчика, она обнаружила, что одна из труб — мокрая.

Открыв дверь, она ожидала увидеть старичка с чемоданчиком и в берете, но увидела стильного мужчину в светлой джинсовке под цвет глаз и влюбилась с первого взгляда.

В тот день Роман был в настроении и сыпал шутками, а она смеялась. Говорят, юмор сближает.

Уходя, он сделал ей комплимент, который делал всем женщинам независимо от возраста. Но Люся этого не знала, и пряча глаза, попросила его зайти в выходные, чтобы поменять смеситель на кухне.

И он зашёл. На этот раз его ждал тёплый приём: преобразившаяся хозяйка и стол с легкими закусками и вином.

Роман поменял смеситель, а после прекрасно провёл время, после чего, сославшись на срочный вызов, ретировался. Платы с Люси он не взял и на работу не пошёл — напрасно ждал его пенсионер Сысоев из сорок седьмой квартиры.

После, Роман ещё неоднократно посещал Люсину квартиру — для него это была очередная интрижка, а Люся мечтала о семье и уже слышала звуки свадебного марша.

Своими планами она поделилась с подругой, одноклассницей Гавриковой, что жила в соседнем доме, где были квартиры улучшенной планировки. Они частенько встречались на улице и обменивались новостями.

— Надо же, Люсь, ты прямо светишься! Что с тобой? — ахнула Гаврикова.

— Встретила, наконец, своего мужчину, — кокетливо моргая, ответила Люся.

— Ну, говори скорее, рассказывай! — от нетерпения Гаврикова заплясала на месте.

— Представляешь, Роман такой нежный, такой внимательный! — делилась впечатлениями о любовнике Люся.

— А сколько зарабатывает? Работает он где? — спросила практичная Гаврикова.

— Зарабатывает прилично, насколько я знаю. Там — трёшник, там— пятнашка, — ответила Люся.

— Извозом, что ли, занимается?

— Да нет, он сантехник, — впервые смутилась Люся, знающая, что муж Риты —известный пластический хирург.

— Ромка? Сантехник?! — выпучила на неё глаза одноклассница.

— Да, а что? Ты его знаешь? — тут же забеспокоилась Люся.

— Кащеева, да его вся округа знает! Бабник, каких поискать! Беги от него, пока не поздно!

— Ты…— глаза Люси наполнились слезами. Мечта о счастливой семейной жизни с Романом давала существенную трещину, — ты уверена? Может, это другой Роман?

— Ну, какой другой, какой другой! —закудахтала Гаврикова, — он у нас один на все времена! Знаешь, как его все называют? И она шепнула Люсе на ухо, как: Ромка- ёб#рь!

— Неправда!

— Кстати, я вчера его видела, он к моей соседке зашёл, у неё муж дальнобойщик, — продолжала торжествующая Рита, — так она музыку включила. Думаешь, зачем? Чтобы вопли заглушить! А в нашем доме толстые стены, не то, что у вас!

— К тебе он значит, тоже заходил? — зачем-то спросила Люся.

— Вчера нет, — многозначительно улыбнулась Гаврикова, — Люсь, погоди, ты куда?

Люся побрела к своему дому и лишь отмахнулась. Глаза разъедали слёзы, а Риткины утешения ей были не нужны.

История четвёртая: «Я иду к тебе, Марина!»

Марина Брагина, молоденькая, симпатичная девушка, каждый день из Никольского отправлялась в Москву, на работу. Электричка привозила её на Курский вокзал, где Марина, проделав небольшой путь пешком, спускалась в полуподвальное помещение типографии, в которой работала. Коллектив был маленький, всего пять человек, не считая начальника, Фёдора Андреевича.

Марину все любили, хотя и считали глупышкой — она приехала покорять Москву из маленького алтайского села, как и её знаменитый земляк, Василий Шукшин. Но покорить ей удалось только инженера Брагина, который увидел её, плачущую, у входа в московскую подземку и пожалел. В отличие от Василия Макаровича, у Марины не было ни таланта, ни хитрости, ни пробивной сибирской силы. Слёзы были по-поводу заваленного поступления во ВГИК.

Равиль Брагин был очарован хрупкостью и свежестью девушки. До недавних пор он жил с матерью, Руфиной, которая до самой смерти не отпускала от себя сына, и дай ей волю, забрала бы его с собой и на тот свет. Когда она умерла, Равиль ничего не почувствовал. Ни горя, ни облегчения.

В доме, принадлежащем его отцу, часто дребезжали стёкла: рядом была железнодорожная станция Никольское. С одной стороны — улица Чёрная дорога, церковь и погост, а с другой остановка автобуса на Балаши́ху и болото, заросшее камышом. Вот, как раз за этим болотом и был дом, в котором жил инженер.

Его отец как-то ушёл и не вернулся, и маленький Юра (так его назвал и зарегистрировал отец), сразу превратился в Равиля. Мать выправила ему новые документы. Когда она услышала, что дети в садике по привычке называют сына Юриком, забрала его и отправила к своей матери, злой старухе, которая учила мальчика татарскому языку, заставляла убирать свой большой, ветхий дом и пасти коз.

Очевидно поэтому, когда мальчик подрос, первым его желанием было сбежать подальше от матери и злой бабки. Он поступил в институт, работал и учился, чтобы поскорее осуществить свой план.

В тот день, когда он собирался сказать матери, что съезжает от них, словно ему назло, померла бабка. И он не решился расстраивать мать в тяжёлый для неё момент, и остался... на годы.

Дом старухи был продан и сын с матерью снова вернулись в дом отца, в Никольском. "Болотная развалюха" как презрительно называла его Руфина. Она не любила этот дом, и он платил ей тем же: однажды она упала с лестницы, и больше уж не встала — не срослась шейка бедра.

Теперь же, посреди той самой комнаты, из которой никак не выветривался запах лекарств, где ещё недавно лежала Руфина, стояла молодая, полная жизненной энергии девушка и деловито интересовалась: "А где у вас чайник, Равиль Иванович"?

Он предложил Марине пожить у него и поначалу не помышлял ни о чём таком... в самом деле: ему почти сорок, а ей, должно быть, лишь недавно исполнилось девятнадцать.

— Спасибо,— вежливо отказалась она, — но мне нечем платить вам за аренду.

— Какие пустяки, — беззаботно махнул рукой Равиль, — мне самому будет веселее, а то одному, знаете, скучновато! Будет хоть, с кем словом перекинуться!

— Я бы хотела поступать на будущий год, — покраснев, сказала Марина, так и не оставившая мечты покорить театральный.

— Тогда тем более! Зачем вам возвращаться, здесь проще найти работу, а весной вы... вы непременно поступите, Марина. Я в вас верю!

Он посмотрел на неё слишком горячим взглядом, смутился и опустил голову.

— Я принесу вам бельё сюда. А в выходные мы вместе отремонтируем комнату на втором этаже, идёт? — сказал он и пошёл за бельём.

— Идёт! — крикнула ему вслед Марина.

Время ремонта сблизило их. Пока он красил стены, девушка прострачивала на Руфининой машинке занавески. Дом с каждым днём наполнялся жизнью и уютом. Марина каждый день обзванивала конторы, телефоны которых обводила в газетах. Ей нужна была работа, не требующая квалификации. И вскоре она нашла такое место в типографии.

Жёлтым сентябрьским воскресеньем Марина с Равилем гуляли в обход болота. Вышли на станцию, перешли рельсы и дошли до церкви. Потом он, сам не зная зачем, привёл Марину на могилу матери и прослезился. Увидев, что девушка жалеет его, сироту, он блестяще разыграл эту карту, и вечером того же дня они оказались в одной постели, после чего он, как порядочный человек, предложил Марине руку и сердце.

Она ответила согласием. Потом отказом. Затем, схватившись за голову, сказала, что ей надо подумать. А он понял, как важен ему ответ: Теперь он стал совсем другим человеком, настоящим мужчиной.

Дело в том, что Равиль Иванович, как и Марина, был девственником. Конечно, он не сказал ей об этом, это могло быть ею неверно истолковано. Он был счастлив, что он, наконец, нашёл свою родственную душу, и был готов носить красавицу на руках.

Они расписались, пока не выпал снег. Свадебные торжества решили перенести на лето. На дворе стояли холодные, промозглые ноябрьские дни, Равиль топил печь, похожую на чёрное чудище с рогами, но в доме всё равно было прохладно. И "молодые" старались бывать там, где тепло, ходили на выставки, в кино и в театры, держась за руки, словно были не супругами, а парочкой студентов, которым негде встречаться.

***

Мартовская капель возвестила приход весны. Снег почернел и стал скользким.

— Равиль, я сегодня задержусь, — cказала Марина за завтраком.

— Почему? — насторожился он.

— Я хотела бы заниматься актёрским мастерством с репетитором, но это очень дорого, — Марина намазывала маслом бутерброд, — есть месячные курсы, там можно в рассрочку. Я бы хотела... — она замолчала, увидев, как потемнело лицо мужа, — Равиль, что с тобой?

— Я думал, что твоё замужество закрыло этот вопрос, — сказал он, — ты понимаешь, что актёры... они сейчас играют всё! Никакой морали! Мы же смотрели с тобой "Маленькую Веру"! Это таким мастерством ты решила заняться? Титьки свои показать всей стране?

Марина громко бросила нож об стол и бегом поднявшись по лестнице на второй этаж, закрылась в комнате.

История пятая: «Синьорина Валентина»

Обычной девушке из подмосковной Тайнинки итальянцы казались едва ли не существами с другой планеты. Их раскованность, постоянная доброжелательная улыбка на лице, диковинный быстрый язык, всё было для неё ново.

Уже который раз она ловила на себе взгляд одного из иностранцев. Витторио был не похож на остальных, внешне обычный русский паренёк: светленький, подкачанный, стрижка полубокс.

Он совсем не говорил по-русски, но это было необязательно, взгляды, которые он бросал на Валентину, говорили сами за себя. На дворе стоял конец июля тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года.

В разношерстную компанию, включающую в себя иностранцев, Валя попала благодаря своей подруге, Елизавете. Девушка училась в архитектурном и была комсоргом. Их институт принимал группу молодёжи из Италии и Франции.

Сама Елизавета сразу подружилась с Пьером. Все две недели, пока шёл фестиваль, он не выпускал её руки из своей чёрной, как смоль, ладони. Пьер был афрофранцуз.

Валентина каждый день ездила на электричке в Москву, где её ждали новые друзья и конечно, Витторио. В "Книжном мире" на Мясницкой, ей чудом удалось купить последний экземпляр русского-итальянского словаря.

Эта книга произвела фурор в их компании, где общались в основном, на смеси русского, английского, французского и итальянского языков. Но и без словаря слово «аморе» было понятно всем.

Быстро промчались насыщенные дни фестиваля. Витторио, чем ближе было расставание с «русской синьориной», тем больше грустил.

В последний вечер они гуляли с Валей всю ночь, она опоздала на электричку, а в студенческое общежитие, где жили иностранцы, её не пустил бдительный вахтёр. Так вышло, что утром ей нужно было на работу, и проститься толком они не смогли. Но Витторио оставил Валентине письмо и своё фото, увозя в Италию её карточку. «Я буду ждать тебья» — прочёл он ей выписанные из словаря слова.

И она надеялась, что сможет поехать к нему.

Но «оттепель» быстро закончилась и Советский Союз вновь закрыл приоткрытый было железный занавес. Валя очень переживала, ведь Витторио писал ей, что приглашает её к себе на родину, в Палермо. Что хочет познакомить её с родителями! Письмо ей перевела одна знакомая, которая немного понимала по-итальянски.

Подругу Елизавету отчислили из института, и из комсомола, как неблагонадёжную: весной пятьдесят восьмого, в роддоме на улице 8 марта на свет появился темнокожий Василий Петрович Канарейкин. Лиза дала ребёнку свою фамилию, и вступила на путь его воспитания, сплошь вымощенный молчаливым общественным порицанием. Одно дело, кинофильмы «Максимка» и «Цирк» и совсем другое, когда русская девушка, комсомолка, позволила себе неуставные отношения с иностранцем!

Валентина, несмотря на свалившиеся на подругу неприятности, завидовала ей. У Лизы подрастал красивый малыш с улыбкой Пьера, а у неё самой осталась на память лишь фотография, которую она повесила на почётное место в гостиной.

Шли годы. Из Италии вестей не было, сама Валентина написала письмо, но оно вернулось, то ли не нашло адресата там, то ли не прошло цензуру здесь.

Потом тяжело заболел отец, и Валентина ухаживала за ним, так как мама её стала заговариваться, а после того, как чуть было не взорвала дом, её определили в психиатрическую клинику. Похоронив родителей, Валентина не расправила плечи, так и осталась сутулой.

Несмотря на это, за ней пытался ухаживать женатый начальник: звал с собой на курорт Слынчев бряг. Мол, ей необходимо "развеяться". Валя сначала уцепилась за эту возможность, ведь от Болгарии до Италии ближе, но план был слишком нереалистичен, и потом с начальником пришлось бы изменять Витторио!

Начальник обиделся и дал понять, что о карьере она может не мечтать. Так она и осталась специалистом, с окладом в сто десять рэ, а более сговорчивые коллеги шли вверх по служебной лестнице и посмеивались над ней. А она... она смотрела фильмы с Мастроянни и Мазиной, посещала лекции по Итальянскому искусству и позже, по песням с фестиваля Сан-Ремо пыталась учить язык. Над ней смеялись и соседи, и коллеги, она действительно многим казалась странной.

— Вон, гляди, синьорина Валентина пошла, возомнила о себе чёрти что, мужики её наши не устраивают! Итальянца подавай! — шипела вслед одна.

— Не понимаю я её, и сдался ей этот... макаронник! — фыркала другая.

Но Валентина шла по жизни гордо подняв голову и не обращала внимание на злопыхателей. Как-то, за безумные деньги она купила у спекулянтов билет на концерт итальянской звезды, Тото Кутуньо. В сумочке у неё было послание для Витторио, она надеялась передать его Тото, надеясь, что певец найдёт способ сообщить Витторио в Палермо, что Валентина его не забыла и ждёт. Но билеты оказались слишком далеко от сцены, и у Валентины не было никакой возможности приблизиться к певцу.

И она сдалась. Ей было пятьдесят пять, когда рухнул железный занавес, и она снова помыслила о поездке в Италию. Сделать это она могла лишь продав жильё: тот самый дом в Тайнинке, в котором она прожила всю свою жизнь.

Родители её умерли и теперь она стала полновластной хозяйкой. К дому приценивался сосед, но у него не было такой суммы и он хотел "бессрочную рассрочку".

— Пойми, Валентина, тут у нас сложилося со-обчество, — втолковывал он ей, — чужака никто не хочет пускать! Вдруг ты цыганам продашь?

— Сергей, войди же в положение! Мне нужны деньги, я не могу ждать бессрочно! Если сообществу важно, чтобы ты стал новым хозяином моего дома, пусть сообщество скидывается! Я и так дешевле рынка отдаю!

— Да пойми ты, Валентина, — начинал злиться сосед, — нету у меня таких денег, откуда им взяться? Да и дом у тебя, честно сказать под снос, я картошку хотел посадить... кто теперь знает, что начнётся! Я слышал, что последним царём России станет Мишка Меченый! Сечёшь?

Вздыхая, выпроваживала его Валентина, и думала, что хорошо, что она одна. Такого мужа, как Сергей Сергеич, никому не пожелаешь!

Иногда приходили покупатели, которых направляла к ней знакомая риэлторша. Всем всё нравилось, но хотели дешевле. И Валентина была уже готова продать в убыток, как вдруг в дверь постучались. "Поздновато для покупателя" — подумала она, доставая на всякий случай из-за печки топор.