Больше тобой не болею

Пролог

— Теть Марин, а вы не знаете, кто приходит на могилку к моему Антону? Опять прибрано, цветы свежие… — она прикусила губу и посмотрела на пожилую женщину, красящую оградку через несколько мраморных плит от нее.

Старуха обернулась и как-то странно на нее посмотрела, словно Вера дурочка и спрашивает, что-то несуразное. Отвернулась. Макнув кисть в банку с синей краской, заходила кистью вверх–вниз, добивая глухим молчанием. Вера растерянно перебирала ремешок своей сумочки. Покосилась на карточку мужа, будто тот должен ей ответить… Но, что с умершего взять?

Легкий ветерок поднял ее шоколадную шелковую прядь волос и поиграл, вплетая в волосы запах весны и первых трав. Птицы щебечут. Солнце в зените. На ярком голубом небе ни облачка.

—Живи, как жила, девка… Иногда, лучше не знать правды и спать спокойней будешь, — проскрипела тетка, откладывая кисть в сторону. Утерев пот со лба, она полюбовалась своей работой. Вздрогнула, не услышав, что Вера подошла впритык и стоит за ее спиной… Только веточка хрустнула под ботинком.

— Я хочу знать, теть Марин, — проговорила вдова и обвела глазами сельское кладбище.

Здесь недалеко похоронены родители Антона и он захотел себе место именно рядом с ними. Вере приходилось мотаться из города на электричке. В связи с финансовыми сложностями, машину пришлось продать. Почти все средства ушли на лечение мужа, еще и в кредит пришлось залезть.

— Ну, смотри, — кольнула взглядом, прищурившись подслеповато пенсионерка. Вздохнув, тяжело поднялась на ноги, утирая ладони об ситцевую тряпку, вынутую из кармана тонкой болоньевой серой куртки.

«Смотрю» — кивнула Вера, и сильнее схватилась за сумку, будто у нее сейчас все вырвут из запотевших рук.

— Ходит тут одна. С мальчиком лет пяти. Папкой он зовет… Этого, — крючковатый палец, запачканный синим, неминуемо указал направление.

У Веры колени затряслись. Слова, вроде различила и смысл понятен, а в груди все вопит: «Нет! Нет! Не мог так муж с ней поступить. Не мог!». Она мотала головой, зажав рот, чтобы не заорать вслух…

— Легче стало от правды-то? Похоронила бы все и ладно… Что уж теперь, — тетка Марина пригнулась и вынула из своей котомки пластиковую мятую бутыль с какой-то мутью внутри. — На вот, кваску пивни. Сама настаивала, не побрезгуй. Бледная какая, хлопнешься еще в обморок. Оно мне надо?

Трясущейся рукой Вера схватила бутылку. Неосознанно сжала так сильно, что жидкость подпрыгнула фонтанчиком и полилась на землю обмывая липким ее пальцы.

— Пей, говорю! — рыкнула на нее бабка, подталкивая снизу за локоть.

Вера глотала через не могу, переступив брезгливость и неприятный запах питья.

— Кто она? — спросила Вера, едва отдышавшись, после того, как залпом влила в себя около полу-литра кислятины.

Ее зашатало, будто не кваса, а самогонки хлебнула. Перед глазами сплошная пелена. К горлу подкатывает тошнота. Она присела, опав на колени. Такая слабость накатила и дурман. В висках стучит барабанной дробью… Сейчас она услышит главное. Страшное. То, от чего ее станет рвать желчью и корежить, вывернет наизнанку. Но, очень важно услышать ответ.

Быстро стирая слезы, она подняла голову. Губы кривились, предательски дрожали, собираясь складками у уголков рта… И ничего нельзя было с этим поделать. Больно, когда у тебя вышибли веру из-под ног, показали насколько ты была слепая и доверчивая идиотка. На дачу он ездил. Как же!

Вспомнились последние слова мужа: «Вер, я хотел сказать тебе… Прости меня, Вера»

Пока она ждала Антона, готовила завтраки, обеды и ужины. Лечилась от бесплодия… А после… После аварии, выгребала за предателем дерьмо и держала за руку, утешала, как могла. Говорила о своей любви… Вот куда он так рвался, навешивая на уши про рыбалку, душный город, и не политые помидоры в тепличке.

Получатся, Антошенька свои-то помидорчики черри к другой бабе подстраивал.

Ве-ра. Какая же ты… Дура! Дура! Дура!

— Говорите, кто она?! — заверещала в голос, вонзая ногти в грязь. Она знала, что выглядит жалкой, уничтоженной, практически сломленной. Трясется, как шавка побитая.

Больно, когда твой родной и самый близкий человек умирает на твоих руках? Ха! До этого момента, Вера не знала, что такое боль.

— Ты знаешь…

Бабка ушла по тропинке вперевалочку, бубня себе под нос: «Я же говорила! Предупреждала… Нет, ей надо правду знать! Сдалась всем эта клятая правда…».

Глава 1

— Вер, я хотел сказать тебе… — его голос был еле слышен, приходилось наклониться ближе к едва шевелящимся губам с сухим рваным дыханием. — Прости меня, Вера. — Поймала на последнем выдохе и будто сама дышать перестала.

Знала, что этот миг настанет, готовилась. Муж уходил тяжело, в мучениях. Дорожная авария, которая вскрыла другую жестокую истину… Ее любимый муж Антон захвачен онкологией последней стадии. Стали объяснимы его боли в пояснице и тот, очередной обморок, когда он вырулил на обочину и врезался в столб. Так спешил на дачу перед первыми заморозками воду слить из бочек и из котла бани…

Казалось, бы… Всего тридцать пять и такая несправедливость. В один миг у нее погасли в душе все лампочки. Днями и ночами в больнице без сна и отдыха. Она забывала о себе… Что делала, что ела, когда спала последний раз.

И вот, все закончилось. Тоши больше нет. Ее тоже приговорили к тоске, одиночеству, и горю, испить всю вдовью чашу до дна.

***

— Здравствуй, Антошенька, — она присела на лавочку и взглянула на фото мужа.

Здесь он улыбается, счастлив, в глазах блестит хитринка. Таким она его встретила и хотела запомнить навсегда. Снег только стаял, и то не везде. Вокруг могилы мужа лежит еще окантовкой, будто здесь аномальная зона и земля промерзла глубже, чем положено. Кое-где снег потоптан и отмечен взрослыми следами и… детскими.

«Опять кто-то бродил. Хотели венок украсть?» — Вера поправила темную ленточку с надписью: «Вернуть нельзя. Забыть невозможно».

Вера впала в свое обычное состояние — воспоминания. Там она встретила веселого парня – шутника, который без умолку мог рассказывать анекдоты и смешные истории. Встретились студентами на втором курсе и больше не расставались. Ее родители были не очень рады «босому» мужику, севшему ей на шею. Когда молодые стали жить вместе, Антон пришел с одной скромной сумочкой и прятал от Веры рваные носки, зашивая их в ванной.

Она долго огрызалась матери, что дело не в том, откуда человек… Да, Антон сельский житель. Не избалован, не привередлив… Порою, слишком экономен и оттаскивал ее от прилавков с дорогими продуктами, выкрикивая: «Смотри, Вер! Тут со скидкой». Вера только качала головой и потихоньку выкладывала просрочку обратно, заменяя товары в корзине на свежие даты.

Одежду, заношенную до дыр, обновляла… Говорила, что сегодня День Космонавтики или Великий праздник Всех Святых. Антон со временем привык быть у жены на шее и принимал все как должное.

После института оба стали работать, и финансовая нагрузка должна была снизиться… Да, не тут-то было! Антон каждую заработанную копейку откладывал на «черный день». Снова жили только на Верины деньги.

— Вера, у тебя что в голове? Завела альфонса и радуешься, будто в лотерею выиграла. Вер, какая к черту любовь? Ты посмотри на него! — мать устала ей повторять одно и тоже. Хмурила брови, когда зятек после гостевания на юбилее тестя, складывал продукты в пакет, не замечая, что теща лицом меняет цвета от бледного до ярко-помидорного. — Верка, да открой ты глаза! Это же крахобор с большой дороги!

— Мам, ну что ты, — вздыхала Вера, повесив голову. Она прекрасно понимала, что родительница права, но рьяно защищала мужа. — Антоша накопил денег и купил дом в родной деревне с участком. Баню поставил, теплицу. Будем ездить на выходные… Природа, речка, чистый воздух, — говорила заученными словами, что ей Тоша вливал в уши.

Сама она в том доме, именуемым дачей была только пару раз. Предложила у забора цветы посадить, пионы…

— Здесь будет картошка, — отбил ее ландшафтные претензии муж.

— А там? — указала рукой на заросшие кустами смородины место, соседствующее с другим участком.

Вере показалось, что в дырку высокого забора кто-то с той стороны подсматривал. Ноги сами понесли проверить, есть ли там наблюдатель. Дырка на месте, а там… ничего не видать. Ближе пристроить лицо к деревянному ограждению не очень хотелось. Тут и ржавые гвозди торчат, и занозу получить не долго.

— Антош, а кто у нас соседи? — повернулась к мужу и тот тут же отвел глаза в сторону, сделав вид, что в кустах что-то ищет.

— Без понятия. Иди в дом, Вера, чайник поставь…

После, Антоша на дачу жену не приглашал, находя разные причины. Сам катался на купленном ею автомобиле каждую субботу, возвращаясь только в вечер воскресения. В августе привозил урожай, гордясь трудом своих рук.

— Вер, лучше же магазинских? Ты, попробуй, — совал ей под нос огурец. Пожимая плечами, что жена морщит нос на пожеванный овощ, доедал сам. К слову, нужно сказать, что заготовки на зиму Антон сам делал и с удовольствием уплетал с отварной картошкой.

Глава 2

Земля крутится слишком медленно, и вместе с ней Вера. Крутит ее в обратную сторону, в пустую квартиру идти не хочется. В прихожей стоит большой черный полиэтиленовый мешок с вещами Антона. Выбросить или раздать рука не поднимается. Несколько месяцев без него стали тяжелыми. Нет больше шуток и крика с порога: «Картошку пожарила? Моя ж ты красота!».

Красота в ней на данный момент спорная, если вы не любитель хоррора. Темный платок на голове покрывает волосы, заплетенные в косу. Бледное и осунувшееся лицо с темными кругами под глазами. Губы выцвели до бледно-лилового… Хоть сейчас рядом с мужем клади.

Сколько можно стоять у подъезда и считать ворон? Она стыдливо отводила глаза от соседей, проходящих мимо. Люди спешат, их там ждут. Недоуменно оборачиваются на нее.

Веру никто не ждет.

Женщина сделала над собой усилие и поднесла магнитный ключ к домофону. Осталось дойти до четвертого этажа. Пешком. Так дольше получится… Если домой ей сложно зайти, то о даче даже думать больно. Там все, должно быть, пахнет Тошей.

Телефон истошно заорал в кармане пальто. Вера уже знала, что это мать звонит и опять начнет лечить по-старому.

— Да, мам, — прокаркала, застыв на ступеньках между вторым и третьим этажами.

— Опять к нему ездила?

Послышался щелчок зажигалки. Вера живо представила, что мама сидит за столом на кухне. Перед ней старая хрустальная пепельница, еще дедовская. Рука с зажжённой сигаретой упирается локтем в столешницу. Она прищуривается при каждой затяжке и хмурит брови. Дым под потолком сделав круг, вытягивается в приоткрытое окно.

— Мам…

— Что, мам? Сколько можно, Вера? Мне пора к тебе бригаду психиатров посылать? Ты живешь как затворница, одеваешься как старуха… Практически живешь на кладбище, — наговаривала с хрипотцой, свойственной для заядлых курильщиков.

Пыхнула и выдула новую порцию никотина.

— Мне нужно время. Если ты не забыла, Антон…

— И что, Антон? Его нет, а ты — есть! Прекрати убиваться по тому, кто этого не стоит! — резанула и замолкла, понимая, что в этот раз перегнула палку. — Ты пойми, Вер. Нам с отцом больно видеть, как ты себя заживо хоронишь. Если завтра не приедешь к нам в гости, то мы сами заявимся! — продолжила с угроз, не зная, как расшевелить страдалицу.

— Хорошо, мама. Завтра я буду у вас к обеду, — нехотя сдалась Вера, прекрасно понимая, что мать не просто так не отстанет.

— Напеку твои любимые блинчики с творогом, — голос Натальи Валентиновны потеплел. — Жду к часу дня. До встречи, дочь.

— Пока, мама.

Этот бой проигран и силы выпиты до дна. Шлепнуться бы прямо тут и посидеть… Сколько-то. Но, можно до завтра лежать на кровати и обнимать подушку, на которой спал Тоша. У нее отпуск без сохранения зарплаты… Третий, кажется. Пока не увольняют, но… Лояльность на чем-то должна закончиться, ее перестали понимать коллеги и жалеть. Больше никто не пишет в мессенджере с соболезнованиями, лимит состраданий закончился. Такое чувство, что ее горе от потери любимого мужа имеет срок давности…

Подтягиваясь за перила, Вера дотащилась до двери своей квартиры. Едва дверь распахнулась, показывая темный проем прихожей, все эмоции затихли. Со щелком выключателя вспыхнул неяркий свет. До сих пор занавешенное зеркало. Покосившаяся полочка, которую так и не прикрутил муж. Его тапочки сорок второго размера торчат с верхнего отделения обувницы.

Вера, стянув с себя пальто и скинув ботики, вытянула мужнины тапки и всунула туда ноги. Качнулась на месте, облизнув пересохшие губы. Вспомнила, что утром сварила овсянку… Можно ей подкрепиться. Антон эту кашу не любил, обзывал серой слизью. Теперь можно есть хоть каждый день. Обожраться.

Глаза зацепили на кухне телефон мужа, который она зачем-то решила зарядить. Поставила и забыла, тетеря! Вон, уже полная шкала набилась.

Подержав кнопку включения, Вера шмыгнула носом. Экран вспыхнул и посыпался сигнал за сигналом. Женщина поводила пальцем по сенсорному экрану, но гаджет запросил пароль, которого она не знала. Разочарованно выдохнув ноздрями, хотела уже положить и вдруг, заиграл рингтон на входящий звонок. Абонент значился, как «База»…

«С работы? Но, они знают. Сами были на похоронах и толкали речь» — удивилась Вера и присела на стул, держа телефон мужа на раскрытой ладони.

— Але? Вас не слышно. Кто это? — спросила Вера, слыша, как колотится ее сердце.

Глава 3

— Валер, дочь явилась! Присмотри, пока я клубничный сироп доварю, — Наталья Валентиновна строго посмотрела с высоты своего немалого роста на субтильного мужа и тот, ласково ущипнул ее ниже талии.

Вообще, отец и мать у Веры — довольно странная парочка. Он работал сметчиком у строителей, она — администратором сетевого магазина. Многие спрашивали, как Валере удалось охмурить «фонарный столб» с большими ручищами и командирским голосом. На остальных мужиков Наталья смотрела, как на вредных насекомых, сделав кислую мину… Но, веркин отец — другой случай. «Мой задохлик» — хрипловато оглаживала плечи мужа Наталья, до сих пор не ровно дыша к благоверному.

— Повезло, — отвечал на полном серьезе любопытным владелец «столба» и у Валерия становились масляные глазки, при упоминании о супруге. Кадык его дергался, проталкивая слюну, будто Валера думал о чем-то вкусном и очень желанном.

Зятя не любили и не уважали оба, но выбор единственной дочери приняли.

— Ой, Валер, в кого она у нас такая тугодумка? Ведь пользуется паршивец, что Верка влюблена по уши, ноги об нее вытирает. Ну, смазливый балабол и ничего ведь больше нет, — вздыхала Наташа, прижимая голову мужа к плоской груди. — Красивая у нас дочка получилась, могла хорошего мужа себе найти, а не этого проходимца и дармоеда. Вцепился, как клещ…

— Родная, у него от природы дар — найти нужную интонацию, выбрать подходящие слова. Забыла, как он нам зубы заговаривал? Ты у него конкретного ответа ждешь, а он все хиханьки да хаханьки, уводит тему в сторону. Опомниться не успеешь, как о другом говоришь, — покрутил растопыренной ладонью в воздухе. — Не удивлюсь, если Тошка гуляет от нашей Веры, скотина двуличная. Когда-нибудь у нее наступит прозрение, — вздыхал Валерий, считая ребра жены на спине, куда мог дотянуться. Наталья его тоже руками обвивала и гладила, поглядывая в сторону: насколько близко танцевать до дивана. Сколько лет они вместе, а чувства до сих пор не угасли.

Кто же знал, что брак Веруни закончится так?

— Съешь еще блинчик, — мать подложила в тарелку еще один, пока нехочуха вяло жевала свернутого в трубочку предшественника.

— Вер, мне это… — Валера переглянулся с женой. — На работе предложили горящие путевки в Минеральные воды. Их как раз три, — выставил по ровному счету пальцы вперед. — Махнем на курорт, как в старые добрые времена, Вер. Помнишь, как здорово в Геленджике было?

— Вера, ты чего молчишь, когда отец спрашивает? — рыкнула Наталья как львица, на неразумное свое дитя.

Валера аж вздрогнул и тихонько под столом положил ладонь на бедро супруги. Стал поглаживать, как норовистую лошадь успокаивая. И без того красные щеки от гнева на вытянутом лице Натальи, ярче вспыхнули. Но, уже по другому поводу. Она многообещающе подняла бровь и прокашлялась, словно подавилась. Муж заботливо подлил ей в чашку еще чай из заварника.

— Мам, я Антошин телефон включила и на него кто-то позвонил… Мам, все знают, что его уже нет… Все знают. Понимаешь? Но, с этого номера звонят и молчат, — у нее красные воспаленные глаза стали влажными, смотреть больно.

— Номером ошиблись, а ты сразу в истерику, — нахмурилась Наталья.

— Так абонент определяется, он есть в его списке. Звонит какая-то «База», — утерев жирные пальцы об салфетку, Вера полезла в сумку, пригнувшись вниз.

Валерий выпучил глаза и покрутил у виска, гладя на жену: «А не двинулась ли наша Верка окончательно?». Наталья показала ему кулак…

— Вот, только я зайти не могу, пароль не знаю, — Вера аккуратно положила смартфон Антона на стол.

Родители вели себя странно, будто она им скорпиона под нос подкинула. Наталья одним пальцем, придавила телефон и подвинула себе. В руки взяла осторожно. Опасалась, что он укусит? Покрутила, повертела.

— Есть у меня на работе хакер один. Любую приблуду расколет. Ему отнесу. Посмотрим, что там за «База»… А ты, кушай давай! Валер, подлей ей еще горяченького, — мать встала и отнесла сотовый на подоконник, чтобы глаза не мозолил и ауру семейной трапезы не испортил.

Глава 4

Неживая обстановка квартиры опять вернула Веру в депрессивное состояние. Интерьер, который когда-то подбирался под общие с Антоном вкусы, а точнее, в основном любимые тона у мужа — серо-синие, душевного покое не приносил. Одиноко. Безрадостно. Мрачно… Хоть вой.

Бессонница сковала голову обручем. Вера, в черном помятом платье шаталась из комнаты в комнату, как неприкаянная, бессмысленно наматывая круги. Упадет на диван и скрючится, подогнув ноги и обхватив колени. Вернулась дурная привычка хрустеть пальцами, которую так ненавидел муж и она себя одергивала постоянно. Теперь можно. Можно не готовить первое, второе и третье, поклевав птичкой сырную подсохшую нарезку прямо из холодильника. Забраться на подоконник и смотреть вниз, как весна поедает снег. Небольшие кучки спрятались по тенистым углам, но скоро и их не станет.

Предчувствие беды завозилось внутри. Как ни гасила Вера тревогу, мысленно замахивалась: «Отстань от меня!», толку мало.

Что еще такого ужасного еще должно произойти? Трясущейся рукой она накапала себе пустырника в стакан с водой и выпила залпом. Вера понимала, что не может вечно прятаться за этими стенами. Плакать и впадать в воспоминания.

И, да. Ее уволили с работы. Вера просто потерялась в днях… будто пропала без вести. Телефон где-то лежит полностью разрядившийся. Умом понимаешь, что так нельзя и родители совершенно и абсолютно правы. Но, она есть, а бедный Тоша гниет в гробу. Где душа мужа Вера не знала. Прислушивалась часто, но ничего такого не ощутила. Антон ей не снился, словно обиделся…

Спасали поездки за город. К нему. Пожаловаться, как плохо одной, рассказать, что тоскует, скучает, помнит все его дурацкие истории.

На кладбище Вера наряжается основательно: режет бутерброды, наливает чай в термос. Сама тщательно одевается, чтобы теплее было и можно подольше посидеть. Новостей особо для рассказа не накопила. С Антошей и молчать не в тягость, вздыхая о прошлом.

Стоило ступить на землю безвременно почивших, мурашки бросились в атаку. Волосы под косынкой зашевелились… Всегда так не по себе, но только первые полчаса, словно тебя осматривают, прощупывают, а потом принимают, потеряв интерес.

Присев на лавочку, Вера ласкового заворковала, любуясь мужем на фотографии. Представила, что он ей тоже рад, даже шутку отвесил. Глаза опустились ниже…

«Да, что это такое!» — подскочила на месте. У самого основания креста лежали желтым пятном мелкие цветы мать-и-мачехи, будто издевательство. Опять кто-то шастал недавно. Она начала озираться, выглядывая тайного почитателя чужих надгробий. Ни-че-го! Только в отдалении гудят поезда… И тетка Марина, с которой Вера ранее перебрасывалась парой фраз, к матери пришла.

— Теть Марин, а вы не знаете, кто приходит на могилку к моему Антону? Опять прибрано, цветы свежие… — она прикусила губу и посмотрела на пожилую женщину, красящую оградку через несколько мраморных плит от нее.

Старуха обернулась и как-то странно на нее посмотрела, словно Вера дурочка и спрашивает, что-то несуразное. Отвернулась. Макнув кисть в банку с синей краской, заходила кистью вверх–вниз, добивая глухим молчанием. Вера растерянно перебирала ремешок своей сумочки. Покосилась на карточку мужа, будто тот должен ей ответить… Но, что с умершего взять?

Легкий ветерок поднял ее шоколадную шелковую прядь волос и поиграл, вплетая в волосы запах весны и первых трав. Птицы щебечут. Солнце в зените. На ярком голубом небе ни облачка.

—Живи, как жила, девка… Иногда, лучше не знать правды и спать спокойней будешь, — проскрипела тетка, откладывая кисть в сторону. Утерев пот со лба, она полюбовалась своей работой. Вздрогнула, не услышав, что Вера подошла впритык и стоит за ее спиной… Только веточка хрустнула под ботинком.

— Я хочу знать, теть Марин, — проговорила вдова и обвела глазами сельское кладбище.

Здесь недалеко похоронены родители Антона и он захотел себе место именно рядом с ними. Вере приходилось мотаться из города на электричке. В связи с финансовыми сложностями, машину пришлось продать. Почти все средства ушли на лечение мужа, еще и в кредит пришлось залезть.

— Ну, смотри, — кольнула взглядом, прищурившись подслеповато пенсионерка. Вздохнув, тяжело поднялась на ноги, утирая ладони об ситцевую тряпку, вынутую из кармана тонкой болоньевой серой куртки.

«Смотрю» — кивнула Вера, и сильнее схватилась за сумку, будто у нее сейчас все вырвут из запотевших рук.

— Ходит тут одна. С мальчиком лет пяти. Папкой он зовет… Этого, — крючковатый палец, запачканный синим, неминуемо указал направление.

У Веры колени затряслись. Слова, вроде различила и смысл понятен, а в груди все вопит: «Нет! Нет! Не мог так муж с ней поступить. Не мог!». Она мотала головой, зажав рот, чтобы не заорать вслух…

Глава 5

Почему я? Почему он?

Интуитивно Вера знала ответ, знала и пряталась от него в коробочку. Иногда подозрения возникали… Очень смутные, непонятные. Антон умел развеять их по щелчку пальцев.

— Верка, какая другая у меня может быть? Разве с такой красотой можно смотреть в другую сторону? Посмотри на себя, — разворачивал ее лицом к зеркалу. И Вера смотрела во все глаза, видев только бесконечно влюбленную брюнетку с карими глазами как у олененка, ямочками от счастливой улыбки с робким румянцем на щеках. Терялась, как девочка – подросток… А потом были руки и губы. Этих убеждений хватало надолго. Тоша умело их подпитывал.

Бред… Полный бред. Разве может человек так подло поступать с любящим сердцем?

Вера не помнила, как очутилась у калитки. Над головой забрезжил рассвет. От кладбища до поселка путь не близкий, почти пять километров. Но, она не помнила дорогу. Совсем.

Встала, вцепившись в колья забора и внимательно посмотрела во двор. У бани валяется игрушечный грузовичок. Белье постельное раздувается на веревках. Сбоку лифчик бабский приличного размера, больше чем у Веры.

Жгучая ревность и обида тяжестью налились в желудке, будто Вера камней наелась. Она точно была не в себе, когда верила его обещаниям про одну единственную. Не передать, что бушевало в голове. Казалось небо обрушилось сверху и перевернуло весь мир вверх тормашками.

Рядом у ног гавкнул пес, будто подстрекал: «Иди, трусиха! Узнай все подробно. Посмотри по кому убивалась, стеная белугой. Давай, открой этот чертов ящик «Пандоры» — шкрябнул когтями по калитке и снова залаял, будто призывал всех соседей в свидетели.

Проглотив кислую слюну, женщина просунула руку между досок и открыла задвижку. Каждый шаг вперед отдавался болью в груди, словно кувалдой отбивали, разворачивали обратно.

— Явилась не запылилась! — зашипела растрепанная блондинка, появившись во входном проеме. Обернулась назад, словно боялась кого-то потревожить. Запахнув теплый пестрый халат, подалась вперед и захлопнула за собой двери. Прислонилась спиной, показывая, что дальше порога не пустит, вела себя как хозяйка.

Миловидное круглое помятое лицо. Поджатые тонкие губы. Серые глаза ее ненавидели, презирали, хотели, чтобы Верка обратилась в пепел и самостоятельно развеялась по ветру.

Но, Вера стояла и смотрела на соперницу, всматриваясь в детали. Не моргая.

— Чего вылупилась? Меня он любил всю жизнь. Меня! Со школы мы вместе. А, ты была удобной клушей, помогла вылезти из нищеты. Любовь у нас знаешь какая была? Ради меня и сына, на все… — затрясла кулаком.

— Где же твоя любовь находилась, когда я из-под него горшки выносила, ухаживала сутками? Ты не пришла ни разу в больницу… Я бы знала, — вышло совсем без эмоций, словно их уже вытянули там, за ночь на кладбище. Разум неожиданно стал сильнее чувств, будто не она в теле, кто-то другой со стороны кукловодит ею. — Получается, вот кого кормил и обеспечивал Тоша за мой счет? — презрительно еще раз осмотрела полноватую фигуру в стоптанных тапочках… ЕЕ тапках! Вера помнила, как хотела их выкинуть, но муж сказал, что выбросить всегда успеет, можно доносить на даче.

Ага! Есть оказалось, кому за ней донашивать. Жаль, что нет машины времени, чтобы отмотать назад. Плюнуть Антону в бесстыжую рожу, отвесить пощечину. Веру и этого лишили — сатисфакции… Возможности высказать все в глаза. Больно вдвойне, учитывая сколько лет пользовались ее наивностью и доверием.

Пропустив мимо ушей об дохаживании за немощным Антоном, «истинная любовь» зашла с другой стороны:

— На дом не рассчитывай! Антон сразу же оформил его на сына. Так радовался, что наследник родился от меня… Не от тебя, пустышка. Знаю, что побежишь доказывать свои права по юристам, — говорила с неким превосходством, словно ей доставляет радость унижать Веру, тыкать ее в грязь носом. — Дом купили за наличные деньги. Тоша складывал, копил и хранил у меня, — выпятила объемную грудь, гордясь, что смогла провернуть аферу, — Не докажешь, — оскалилась желтыми зубами. — Жаль, не успели уговорить тебя на продажу квартиры.

Крашенная била и била, не жалея фактов. Раскраснелась, запыхалась, пока выдала целую речь, заготовленную заранее.

Законная, но нелюбимая жена, застыла статуей с искаженным, мокрым от слез лицом, почти не дыша. Вера испытала шок от услышанного. Ее предавали многократно и осознанно. А потом…

Вера выдала такой поток брани, столько всего наговорила… Такое вслух приличные люди не произнесут. Ее буквально тошнило ядовитым злословием, вылезла та натура, о которой она не подозревала. Что-то было между: «На чужом несчастье, своего не построишь» и «Отольются белобрысой мымре ее слезы»… один уже получил. Прекрасно увидела, как фраза достигла цели и лохудра дернулась, словно по носу щелкнули.

— Забирай его могилу, сука! — махнула рукой назад Вера.

Никогда не злите доброго человека! Последствия не знает никто: ни вы, ни он.

Пес завыл протяжно, подняв морду и подогнув одну лапу к груди.

Глава 6

Вера высказала все, что хотела и могла сказать. Стало ли это панацеей? Нет. В груди осиное гнездо расшевелилось, в глазах красная пелена ярости огненные круги рисует. Картинка затертая черно-белым кадром скачет.

Обе женщины на взводе. Накричались, срывая горло. Блондинка уже косилась на поленницу, чтобы закидать ненавистную соперницу дровами. Если бы не собака, припавшая к земле и обнажившая клыки с грозным рыком.

— Совсем сдурели, бабы, — заохала тетка Марина, поправляя платок, съехавший на бок, пока она наскоро одевалась и бежала сюда, услышав стычку и ругань… Собирались люди и шушукались, любопытно уставившись на Веру. Антошкину кикимору давно все знали, а вот на его городскую жену – растяпу поглядеть многим захотелось.

— Ой, мудак Тоха, — крякнул какой-то мужик. — Жена-то красивая, статная, не то что наша Нюрка. — показал руками округлые бока любовницы, — я бы от такой не гулял, — пригладил усы и подбоченился, выставив ногу в сапоге вперед и выпятил грудь колесом.

— Дурень, кому ты сдался? Ишь, они из-за покойника сцепились. А, ему все равно там, кобелю, чтоб его черти драли, — вздохнула тетка Марина, качая головой. — Метался, где лучше будет, да поудобней. Устроил гарем, понимаешь, а им теперь расхлебывать.

— Че, это расхлебывать? Нюрка вон похвалялась, что дом отхватила, да баню новую поставила. Живет, как королевна на все готовенькое.

На фоне разговоров, обе Антошкины жены стояли, не отрывая друг от друга взгляда. Странный это был перегляд, словно двое слепых ощупывали друг друга в темноте, пытаясь понять, насколько противник силен и опасен, что можно ожидать еще… Любовница, прикусив губу уже жалела, что растрепала законной мымре правду, из-за желания козырнуть и унизить Веру. Пред ней стояла совсем не тряпка, как Тоша ее описывал. Тряпка бы разрыдалась и убежала, поджав хвост. Эта упрямо прожигает карими глазами исподлобья, будто ищет с какой стороны в горло вцепиться…

— Что здесь происходит? — подошел местный участковый. И одним своим приходом и суровым тоном, разогнал толпу зевак.

Нюрка фыркнула и вбежала в дом, закрывшись на все замки.

Только тогда Вера перевела взгляд на представителя правопорядка, от которого он поежился.

— Ничего не происходит. Я уже ухожу, — обернулась, будто дала обещания: «Еще вернусь».

Занавеска на окне дрогнула.

***

Наталья Валентиновна не берегла свой седалищный нерв, примостившись на подоконнике. Сигарета в зубах выпускала змеящийся дым. Чем-то она сейчас напоминала Фаину Раневскую, от которой ждали каверзных замечаний.

Вера, втянув голову в плечи, сидела за столом с поникшей головой. Ее отец шею свернул, посматривая на драгоценную жену, мысленно спрашивая: «Запрягаем Ниву и берем канистру с бензином? Топор класть? Наташа, что ты молчишь, над нашей дочерью поиздевались вдоволь». Он уже прикинул, что можно взять в аренду у соседа снизу экскаватор, и сравнять к едрени холм зятька, чтобы даже трава не росла. Ждал только отмашку «генеральши». Но, Наташа курила и молчала, а Валерий не знал куда свои руки девать, скользя ими по краю стола в нерешительности. То по плечу Верку похлопает, то чайник в четвертый раз поставит на подогрев.

После протяжного вздоха, хриплым голосом было сказано пророчество:

— Вера, тебе повезло.

Дочь вскинула резко голову и брови у нее полезли на лоб. Она не понимала, в чем у нее везение. В груди дыра с Мариинскую впадину. Как верить людям теперь?

— Сколько случаев, — Наталья плавно опустила руку вниз и сбила щелчком пепел в пепельницу. — Проживут вместе век до старости, якобы душа в душу, а после… Из шкафа посыпаются столько скелетов с побочными детьми и любовницами, да манипуляции с имуществом. Не каждая выгребет. Ты еще молода, Вер, и получила второй шанс. Отпускай. Долги мы твои закроем с отцом, есть кое-какие накопления, — опустила глаза вниз, и ничего нельзя было прочитать, о чем на самом деле думает Наталья Валентиновна. Окурок тушила, будто таракана давила яростно. Всмятку. — Всю их переписку с «Базой» вскрыли, Вер, и отскринили. Можно, конечно, с этим пободаться. Но! Суды, грязь польется… Зная твою тонкую натуру, Вер, это тебя добьет окончательно. Поверь моему опыту, девочка моя. Каждая овечка получит свой крючок для выделки шерсти.

— Мам, но как же? — растерялась Вера и хлопала длинными ресницами, точно так же, как ее ничего не понимающий отец.

Поведение жены не очень клеилось с ее взрывным характером. Он помнил случай, когда товаровед был пойман Наташей за мелким воровством, не тянущим на открытия дела. Так она его закрыла в подсобке и провела подробную воспитательную беседу. Парень заикаться начал с той поры и вообще в другой город, говорят подался.

— Валер, пригласи свою семью погулять. В конце улицы новая кофейня – кондитерская открылась, — Наталья выпрямилась во весь рост и на кухне стало тесно. — По пути корм собачий купим. Как назвала свое чудовище? — все дружно посмотрели в коридор, где вытянув лапы, спокойно лежал веркин защитник, отбивая хвостом собачью преданность.

— Гамлет, — пожала плечами Вера, брякнув первое, что пришло на ум.

Лохматая дворняга подняла голову. Пес зашевелил ушами, улавливая, что это последнее слово как-то его персоны касается.

— Быть или не быть… — едва слышно проговорила мать и усмехнулась невесело, втянув щеки и свернув губы в трубочку. Главное, что семья ничего не догадались и Веру, вроде как убедила, что нужно отступить. Сама Наталья Валентиновна готова рвать и метать, только вида не подала, ни один мускул на лице не дрогнул. Пора вспомнить о старых связях.

Глава 7

«Если не согласится квартиру и накопления делить, я ей крысиного яда в заготовки добавлю и проблем не будет» — эта строчка крутилась в голове Натальи и никак не могла осесть. Колхозница не только подстрекательством и воровством из семейного бюджета занималась, она хотела иметь ВСЕ, что есть у Веры… Жизнь отнять ради наживы.

Изначально целью Антона была не учеба в институте, куда он поступил намного позже в сознательном возрасте в двадцать четыре года. Глупых девок менял, как перчатки, выискивая подходящую жертву. Заметил плачущую Веру у окна, которая узнала о кончине любимой бабушки…

«Только квартира от нее и осталась на память» — стало решающим фактором для девятнадцатилетней девчонки. Рыбу покрупнее ждать было уже не когда, в карманах ветер гулял. Антоша усиленно принялся утешать горемыку, затащив ее в кровать. На утро, как честный человек предложил пожениться.

Дочь много лет цинично обманывали, получая максимум выгоды. Из переписки открылось, куда веркины золотые серьги с сапфирами подевались, которые она якобы потеряла, весь дом перевернув. Украшение осталось еще от бабушки… Вера ныла, какая она растяпа, неужели случайно с мусором выкинула?

Не выкинула. Серьги благополучно достались «Базе» на Восьмое марта. Еще «сломанный» утюг, и «сгоревший» фен... Много чего другого. Читать эту сторону жизни зятя было сложно и мерзопакостно, до тошноты. Хотя, нужно отдать ему должное, травить Верку он категорически не соглашался… Ну, как… Ее смерти не желал, а двоих детей вытравил, добавив в еду абортный препарат, по ценному совету любовницы.

Как только Верунчик радостно сообщала мужу про «две полоски», эти нелюди сделали все, чтобы беременность прекратить.

Они лишили Веру детей, а ее внуков!

Наташу долго трясло, зуб на зуб не попадал. Что-то черное, некогда далеко упрятанное подняло голову и вздохнуло: «Я же говорил, что вернусь. Бывших следователей не бывает, детка».

Наталья Валентиновна за свою жизнь встречала не мало подлости и скотства… Но, то была иная сторона медали, не касающаяся ее дорого человечка. Ее руки защелкивали наручники на разного рода двуногих тварей.

Лишь встретив Валеру с чистым сердцем и добрым взглядом, и родив любимому мужу ребенка, она решила покинуть свою профессию и посвятить жизнь семье. Едва Вера пошла в первый класс, ее мать написала рапорт на увольнение. К тому времени жалела, что не сделала этого раньше.

Вот уж, правду глаголят, что бывших сотрудников не бывает. Только сутью ее будет не правосудие. Взвесив все факты, Наташа пришла к выводу, что «База» легко отделается: первая судимость, несовершеннолетний ребенок и степень тяжести. Даже если найдут украденные серьги… Доказать остальное будет крайне сложно, несмотря на переписку. Стерва при хорошем адвокате отделается условкой.

Чаша весов качнулась в другую сторону.

Был один должник из мажоров. Попал в разборку по пьяной глупости, а его отец, устав от выходок отпрыска пустил все на самотек. Вполне мог Глебушка за причинение тяжких телесных, когда один из пострадавших остался инвалидом, на пару лет присесть. Если бы не одно «но»! Пацан действительно защищал честь какой-то девахи, которая при первом запахе «жареного» бросила его и свинтила. Глеб один стоял против четверых отморозков. И выстоял.

Сколько лет прошло? Да, не мало. Ее фраза: «Должен будешь» и ответный кивок на разукрашенной роже с глубоким порезом на лбу, кое-как залепленный пластырем. Зеленые глаза, повзрослевшие за неделю в изоляторе временного содержания.

Наталья не следила за ним, не вспоминала… Опять же случай. На глаза попался журнал с успешными и богатыми, сильными мира сего. Бывшая следователь, криво ухмыльнулась, убедившись, что урок мажору пошел на пользу и она правильно поступила, что не сломала ему жизнь.

— Ушам своим не верю! — в трубке раздался голос не мальчика, но мужа. Уверенный. Борзый. Знающий, чего хочет. — Наталья Валентиновна? Весь во внимании, — понизил тон на серьезный и деловой.

— Возьми мою дочку на работу, Глеб, — выдохнула вместе с сигаретным дымом. — Только так, чтобы выглядело все случайно и ненавязчиво. Присмотри.

— Обидели? — напрягся мужчина.

— Сама решу, Глеб. Просто присмотри… Подробности чуть позже при встрече. Данные ее скину, — оба понимали, что Наталья даст полную наводку, не только адрес и имя. Все характеристики опишет досконально.

— Сделаю, Наталья Валентиновна, — коротко пообещал Крапивин.

Глава 8

Такие недалекие люди искреннее верят, что им все сойдет с рук. «Базе» оказалось мало манипулировать Антоном при жизни, и после смерти любовника, Нюрка решила звонить на его мобильный… Чтобы что? Сделать больнее? Показать, что Вера для мужа ничего не значила?

Наталья просматривала досье, которое удалось собрать на подружку зятя. Никаких задатков таланта и желания самореализоваться. Кое-как закончила девять классов на тройки. Мать ее устроила работать продавщицей в местный магазин, поскольку желания идти учиться девица не проявила. Но, и там не вышло. Нюрка без стеснения обожрала собственника на шоколадки, и выгребла за месяц приличную сумму наличности из кассы. У них в магазине было принято записывать сельчанам продукты в долг до зарплаты… Так эта тетрадка благополучно пропала. Доказать, кто и сколько возвращал, не удалось. Нюрку из торговли турнули и родителям пришлось выплачивать за нее долг, продав коз и поросят. Отец свой мотоблок по дешевке отдал.

Нерадивая дочь отделалась побоями, ее закрыли дома в наказание… Да, кто такую оторву удержит? Подговорив Антона, который был в нее безумно влюблен с седьмого класса, подростки сбежали в районный центр. Там, на железнодорожном вокзале начали облапошивать путешественников, разливая в пластиковые бутылки воду из-под крана и перепродавая пирожки из кулинарии втридорога.

Такая жизнь Нюре быстро наскучила. Хотелось большего, чтобы вернуться в деревню победительницей и утереть всем соседям нос. А как сделать, если работать не хочется и ничего нет, кроме самих себя? Торговать своим телом Нюрка брезговала. А вот, смазливым и веселым дружком… Почему бы и нет?

Никакой ревности к дурочкам, которых Антоша кидал на деньги, рассказывая про «выгодное дело» или давил на жалость, придумывая что матери нужно на операцию, Нюра не испытывала. Ведь любил он только ее и каждый раз возвращался только к Нюрочке. В Тошке погибал истинный актер, грех не воспользоваться такими способностями.

Наталья закрыла глаза, втянув ноздрями воздух. Она все правильно сделала, что не рассказала Вере всей правды. Одно дело осознать, что десять лет брака были ложью: муж изменял, предавал, обворовывал. Совершенно другое… Вера не должна узнать, что ее выкидыши дело рук муженька. Дочь просто не вывезет всей правды и замкнется еще больше.

И в этом есть ее вина…

Дочку с Валерой оберегали, лелеяли. Привили только светлое и праведное. Подонок воспользовался ее добром и честностью. Но, вот, что странно… Наталья возвращалась к этому вопросу постоянно и никак не могла взять в толк. Что-то не вязалось во всей истории, не клеилось. Десять лет — не малый срок. Все завершиться должно было намного раньше. Тошка мог уговорить ее продать квартиру, набрать кредитов и десять раз кинуть… Зять этого не сделал. Почему?

Хоть из могилы его вытаскивай и тряси за ноги или спиритический сеанс проводи.

Наталья Валентиновна посмотрела, как медленно томился гуляш на плите. Добавила небольшой кубик сливочного масла, чтобы мясо таяло во рту. Помешала на сковороде макароны, чтобы не слиплись.

— Неужели, Верку берег? — задумчиво посмотрела в окно. Мысль выглядела бредовой, в силу вскрывшихся обстоятельств. А если правда, что в итоге Антон оказался на «поле» своей жены и хотел развязаться? Тогда, вполне объяснима ненависть Нюрки.

Наташа вернулась к распечатке сообщений на последней странице. Дата стояла за пару дней до аварии.

«Хватит кормить обещаниями! Я тебе больше не верю. Сыну нужен отец и средства на содержание. Приезжай, поговорим»

«Приеду».

Наталья поскребла коротко стриженными ногтями подбородок и взяв телефон, набрала одну хорошую знакомую. Из опеки по делам несовершеннолетних.

Тремя днями после

— Наташ, ты была права, — женщина из социальной службы, пыталась отряхнуть запачканный грязью пиджак, пострадавший при стычке с нерадивой мамашей. Они одновременно посмотрели туда, где разыгрывалась неприятная сцена.

Блондинка зверем кидалась на сопровождение полиции, пытающихся ее удержать, в то время, как со двора уводили полураздетого дошкольника. Он не плакал, не просился обратно. Как теленка мальчика вели за руку. На мать, дико верещащую, ребенок даже не обернулся.

— Я вас уничтожу! Прокляну-у-у. Сына! Сыночко мое-о-о! — завывала Нюрка, пытаясь извернуться и укусить мужчину в форме. Она дергалась, как червяк на крючке, пинаясь и злословя. От такого отборного мата даже у мужчин уши покраснели.

— Пацана систематически били. Одна кисть руки со скрюченными пальцами, будто ломали. Сейчас, отвезем его в больницу, там конкретно дадут заключение. Из одежды обноски, которые, видимо подавали соседи. Хотя, как мать – одиночка, она получала пособие. Будем настаивать на лишении родительских прав, — подруга сидела в салоне автомобиля рядом и зачем-то шоркала грязное пятно ну рукаве, хотя и так понятно, что вывести можно только стиркой.

Наталья Валентиновна не чувствовала ни злорадства, ни раскаяния. Полный штиль. Обе женщины прикурили и молчали каждая о своем.

— Бросала и опять закурила… С такой работой сложно отказаться, — словно оправдывалась инспектор ПДН, смотря перед собой. — А ты чего не бросишь? — покосилась на Наталью.

Вместо ответа, более высокая подруга сделала затяжку и откинула сигарету в открытое окно со своей стороны на обочину дороги.