Бонусы 2. Шопен, Президент, Монгол, Небо ледяное

Бонус Шопен (начало)

Не помню, когда именно началось. Не помню, как я вообще оказался в этом аду. Боль пришла как удар молнии — я сидел, а потом вдруг это, как в кино: ты оборачиваешься, а вокруг всё будто замедляется. Чувствуешь, как по телу проходит электрический заряд, но это не от страха. Это от боли, сука, такой, что даже дыхание не можешь взять, а тело будто всё склеивается и рушится одновременно.

Пульсация в ушах. Я слышу только себя. В груди — как кто-то железным кулаком врезал. Первые удары пуль — и я, наверное, не сразу понял, что меня стреляют. Чёрт, ну какого хрена, просто стоял… Просто хотел сказать пару слов, как всегда. А тут это — бах, ещё раз — бах! Я не мог понять, что происходит, только ощущение: кровь, горячая и липкая, хлещет, как из ведра. Пальцы — всё мокрое. Я схватился за бок и почувствовал, как моя жизнь уходит. Ноги дрожат, я падаю, а сердце, оно, сука, не хочет останавливаться. Бум, падаю на землю, лицом в грязь. Рука уже не слушается, а я всё думаю: "Чёрт, Лиза…". Её лицо. Тот взгляд, когда она смеялась. И вот так всё, за секунду, всё, что было, исчезло.

Я знал, что это конец. Но что-то в голове хрипело: не могу. Не могу так уйти. Знаешь, когда умираешь, ты просто чувствуешь, как ты падаешь. Но у меня не было падения. Я не мог позволить себе этого. Какую-то секунду я осознал, что всё, наверное, закончится здесь, и я даже не успею ей сказать — Лиза, я, блядь, люблю тебя. Пиздец как я тебя люблю, маленькая. Ты — с каждым ударом пули, с каждым выстрелом в моё тело я думал о тебе. Ты.

Тихо. Не было никого. Только я и пустота. Где-то внизу, как в туннеле, я почувствовал, кто-то меня вытащил. Он меня спас. Подкупил врачей, и теперь им приходилось держать рот на замке. Не выдавай, сука, не выдавай, — так мне казалось, когда я пытался понять, что происходит. Но я был жив. И, мать вашу, я ждал этого. Ждал этого, как никогда прежде.

Грёбаная боль, что я чувствовал. Я хотел выжить только ради неё.

Бонус Шопен (начало 2)

Она не знала. Она не знала, что я жив и мне казалось, что она одна будет по настоящему подыхать без меня. Чёрт, я сам не знал, как я это вынес. Я думал, это будет всё просто. Но она, Лиза… её не было рядом. И я не мог вернуть её. Я понимал, что все эти гады, Татьяна, её отец, они сыграли свою роль. Всё было как в паршивой продуманной игре — и они думали, что они выиграют. Они, сука, думали, что я не вернусь. Плохо знали. Я живучий чертовый хрен. Такие как я легко не умирают. Все эти твари, которые меня пытались убить, которые меня предали — я их уничтожу. Один за одним. Я не оставлю никого в живых.

Я сидел в тени, в этой проклятой комнате, и смотрел на экран. Это видео. Я смотрел на своё собственное «прощание». Чёртовы похороны. Все эти твари, которые думали, что мне конец.

Татьяна. Я видел её. Эта сука рыдала, как будто действительно горевала по мне. А ведь я жалел ее, уважал. Не хотел причинить боль. Эти её слёзы — они казались такими настоящими, такими искренними, а на деле всё было ложью. Она плакала не потому, что меня любила, а потому, что её мир рухнул. Потому что теперь она была одна. Но она так и не поняла, что я никогда не был её мужем. И никогда не был. Я использовал её, как инструмент, такая договоренность была с ее отцом. Она была удобна, пока я был жив, но теперь, когда меня нет, она горевала не о потерянной любви, а о том, что её жизнь пошла под откос. Все её жалобы — это её потери, а не мои. Мне было насрать на неё.

Я видел, как её лицо искажалось от горя, как её пальцы сжимали этот чёртов венок, который был только очередной фальшивкой. Слёзы капали, а я смотрел и думал: Ты ведь не знаешь, что я жив, да? Ты думаешь, я ушёл. Но я тут. Я стою рядом с тобой, и ты меня не видишь. Я знаю, ты не любила меня, но я всё равно наблюдаю за тобой, как ты играешь в эту роль вдовы.Интересно ты помогала папе? Или все же осталась в стороне?

Её отец стоял рядом. Этот старый ублюдок. Я видел его морщинистое лицо, его уставший взгляд. Он стоял, как победитель, как тот, кто добился своей цели. Он верил, что я мёртв. Он думал, что больше не будет последствий. Он думал, что я больше не буду стоять за спинами всех этих предателей. Но я знал. Я знал, что этот старый мерзавец ощущает под собой землю, ползущую в яму, в которую он сам меня вбил. Он не знал, что я буду ждать. Он не знал, что я вернусь и разрушу его жизнь, как он разрушил мою.

А мать Татьяны… эта старуха, с её лицемерием. Я видел, как она гладила её по плечу, утешала, но я знал, что это не утешение. Это попытка скрыть страх…страх, что кто-то узнает чьих рук это дело. Я покажу им всем, кто настоящий зверь. Чуть позже – когда встану на ноги. Пока что я гребаный овощ, который даже с постели слезть не может.