Брак без выхода. Мне не нужна умная жена

«Талисман»

Сказки рассказывают не о том, что драконы существуют. Иногда мне кажется, что это знание есть в нашем ДНК, как способность дышать. Это осознанность заложена наряду с рефлексами и имеет прямое отношение к инстинкту самосохранения: мы просто чувствуем всем своим существом, что драконы, как и плохие люди — это то, что идет рука об руку с реальностью. Нет. На не нужно рассказывать о том, что драконы существуют, но иногда…так важно услышать, что их можно победить, правда? Да. Вот о чем рассказывают сказки на самом деле: ты можешь взять верх над тенями этого мира, если не забывать обращаться к собственной доблести.

Или иногда не к доблести, а к своей тьме…Да, сказки учат играть по правилам, но кто сказал, что реальность имеет общее со сказкой? Это как кому повезет…

Лили; около шести лет назад

Вокруг царит хаос.

Везде осколки стекла, стоит дикий запах гари, крики, плач, мольба…

Я дезориентирована. В ушах звенит, дышать сложно, словно мне легкие сцепило намертво суперклеем. Моргаю часто, дрожащими руками касаюсь лба, стараюсь понять, что произошло, но цепочка событий, как ни пытайся, не хочет строиться в ровную линию.

Цепляюсь за стену, куда меня отбросило. Почему меня сюда отбросило? Не понимаю…В ушах продолжает звенеть, но уже меньше. Я пытаюсь вернуть зрению фокус, а когда это получается — замираю. Страх липким ужасом оплетает кости, проникая в них морозом. Ломая.

Это был прекрасное, летнее утро. Я помню, как встала и собралась на встречу с подружками, но сначала позавтракать в свой любимый ресторан, куда меня привез мой водитель. Помню свое платье…оно было красивым, светлым. С пышной юбкой. В цветочек. Сейчас оно все в грязи и…крови, потому что когда я уже шла на выход…прогремел взрыв.

В памяти всплывают последние мгновения перед тем, как меня спустило в ад ударом ноги в грудь. Я шла по холлу на выход, писала сообщение, а потом почувствовала на себе настойчивый взгляд. Он упирался прямо в лопатки, шел наждачкой по коже и оставлял какие-то…странные ощущения. Помню, как я обернулась и натолкнулась глазами на мужчину. Помню, что подумала о нем: огромный, как медведь! И такой же косматый. У него была борода, длинные волосы и крест на самом конце его черного галстука. Не знаю, почему это так врезалось в память. Может быть, потому что мне показалось, что это открытое богохульство? Он явно не был похож на праведника. И взгляд его, которым он медленно проскользнул по мне — тем более.

Я хотела гордо вздернуть нос — это тоже помню; уже даже потянулась в своим светлым, чуть завитым волосам, чтобы отбросить их и красиво выйти из поля его зрения, но…

Тогда это и произошло.

Сильный толчок в спину, руки на моих предплечьях. Меня сбили с ног и оттолкнули в стену? Кажется, да. А потом мир взорвался и загремел…

Пару раз моргаю. Холл ресторана сиял от солнечных лучей, которые отражались от гладкой, светлой плитки. Теперь ничего не сияет. Кажется, что прошло миллион лет, а этот зал вовсе не видел никогда солнца.

В воздухе стоит пыль или дым, вокруг темень. Кашляю, потом оседаю обратно на пол и тихо всхлипываю. Паника накатывает страшной волной, когда я замечаю груду (и по-другому сказать не могу) людских тел в черных костюмах. У кого-то нет руки…она валяется рядом вместе с мясом.

Мой завтрак тут же выходит наружу.

Меня тошнит прямо на когда-то красный ковер, который сейчас прячет в себе всю эту кровь. Ее запах стоит вместе с запахом гари и пыли — так, кажется, пахнет смерть.

На меня наваливается осознание, что эта смерть лишь чудом обошла меня стороной. Я могла лежать там же, рядом с этими мужчинами, но я здесь. Все еще здесь…потому что меня оттолкнули.

Отчаянно оборачиваюсь. Сердце колотится в груди с такой силой, что, наверно, непременно разорвется. Еще секунда, и точно разорвется… как это произошло? Почему? Господи…средь бела дня в центре Москвы…

Вдруг слышу хрип. Мой мозг тут же отбрасывает в сторону глупые причитания. Я резко перевожу взгляд на звук, а через мгновение понимаю: тот самый лохматый мужик, который пялился на меня, как на кусок мяса, лежит неподалеку от меня. Живой…

Кстати, что забавно. Узнаю я его исключительно по кресту на черном галстуке.

Дальше уже не думаю. Папа всегда говорит, что характер у меня слишком нежный и добрый, мягкий, а еще он часто называет меня «сердобольной», из-за того, что я домой всех бездомных кошек в свое время тащила. Да и не только кошек, но и собак, птичек и…короче, любую живность, которая встречалась мне на пути и которой требовалась помощь. Я же считаю, что это не «сердобольность» никакая, а обыкновенная человечность, ну, да ладно. Бабушка всегда говорит: не старайся понять мужчину, Лили. У них слишком четко: либо черное, либо белое. Никаких полумер»

Слегка мотаю головой и опираюсь на руки, чтобы не упасть. Встать точно не смогу — это ясно. Голова все еще кружится, сердцебиение до сих пор шпарит, слишком быстро разгоняя кровь.

Ползу до Медведя. Кашляю, озираюсь. Страшно, что взрыв снова повторится, и мне бы сбежать? Но моя «сердобольная» душа не позволит так поступить. Сажусь на колени рядом с ним и откидываю с лица остатки когда-то красивой картины, которую разорвало на части. Сразу шумно выдыхаю. Его глаза закрыты, а дыхание…оно совсем слабое, и есть ли? Вдруг это было лишь предсмертной, прощальной агонией?

Нет-нет-нет!

Запрещаю себе паниковать, тем более плакать. Встряхиваю головой, сдуваю прядь светлых волос со лба и прижимаю пальцы к шее, чтобы прочувствовать пульс — зря; я ничего не чувствую и не понимаю, ведь мой шпарит слишком сильно. Он отдается в подушечках, мешает воспринимать другие сигналы. Черт...

Совсем девочкой я мечтала стать ветеринаром. Примерно лет в одиннадцать, когда однажды нашла раненого щенка, но не смогла ему помочь, и он умер. Потом, конечно, мечты мои трансформировались: сейчас я больше всего мечтаю работать с произведениями искусства. Еще больше — иметь свою галерею и устраивать выставки. В свое время фотография меня буквально с того света вытянула. Когда мама умирала, я вдруг осознала, что делает камера, как она на самом деле помогает…запомнить моменты. Ведь моменты — это самое главное. Тонкие, мимолетные, ты не успеешь моргнуть, а он уже растворился в воздухе...

«Предатель и шлюха»

Лили; сейчас

Я приезжаю домой раньше обычного, дико усталая, поэтому, когда паркуюсь на подъездной дорожке, выходить не спешу. Тру глаза, пару мгновений ловлю Дзен. Спать хочу дико! Сегодня всю ночь провела с доченькой — у Нади болел животик, и она никак не могла заснуть. Отравилась, как сказал наш семейный врач. Наверно, в зоопарке, подумала я.

Чертов зоопарк…

Мне еще повезло, что сегодня в моей галерее почти не было клиентов. Не знаю, как бы разговаривала с ними, но едва ли у меня хватило бы сил делать это так же вежливо, как обычно.

Откидываюсь на спинку кожаного сидения своей машины и слегка сжимаю руль. Наш особняк выглядит иногда достаточно пугающе. Хотя нет. Он всегда выглядит пугающе, а сейчас особенно. На дворе осень, рано темнеет, часто идет дождь и небо серое-серое. При таких декорациях любая постройка будет казаться отчужденной, а наш особняк тем более. Ко всему прочему еще и зловеще… Огромный дом на холме, как в фильмах ужасов. Здесь живет Дракула по всем канонам, а я слегка улыбаюсь. На самом деле, нет. Здесь живет наша семья, которая, разумеется, не похожа на майонезную, но вполне себе счастливая.

Я не очень люблю этот дом, конечно, но он уже принадлежал мужу, когда мы познакомились. Менять его он не захотел, да и я не слишком настаивала. Мне дали добро на смену внутреннего убранства, этого было достаточно, чтобы утолить свои порывы.

Наконец, киваю, беру свою сумочку с пассажирского сидения и выхожу. Пора. Надо посмотреть, как там Надя, потом зайду к Малику. Может быть, мы проведем время вместе? Его машина стоит с другой стороны круглой, небольшой площади перед домом. Поистине "царское величие", конечно…

Стучу шпильками, пересекая ее. Кошусь на фонтан, который меня немного раздражает. Иногда мне кажется, что слишком это как-то, но Малик считает иначе. Он рассуждает так:

«Все вокруг должны знать, с кем имеют дело»

Полагаю, фонтан и огромный дом, в комнатах которого иногда можно потеряться — это способ показать «с кем они имеют дело». Кто бы под этим местоимением ни прятался…

Нажимаю на холодную ручку входной двери, потом толкаю ее и делаю шаг внутрь, как вдруг со спины раздается отчаянный крик чайки. Оборачиваюсь на автомате, но на птицу не смотрю. Даже не пытаюсь ее найти глазами, меня больше интересует кое-что другое: рядом с огромным Гелендвагеном мужа стоит симпатичный, красный спорткар. Плавные линии, сексуальный, красный цвет.

У нас гости?

Опять? Закатываю глаза и уйти бы, но я продолжаю смотреть на машину, будто меня к ней прилепило. Почему-то кажется, что она женская…

Неприятное, липкое ощущение оседает где-то внутри. У нас часто бывают гости, Малик — деловой человек. К нам приезжают и его бизнес-партнеры, и просто друзья, его родственники, но женщины?…Нет, они тоже приезжают, разумеется, только никогда не делают в одинокого, а сейчас мне почему-то кажется, что это именно так…

Странно…

Все-таки отрываю взгляд от машины и захожу в дом. Ставлю сумочку на небольшой столик и сразу срисовываю другую. Не мою. Дорогая и дерзкая Биркин, а рядом моя небольшая Шанель. Почему-то ощущается дикий контраст, хотя по идее мне стесняться нечего. Моя ни чуть не хуже. Просто она другая…

Ежусь от чего-то неприятного внутри. Не понимаю этих эмоций, но будто я не к себе домой пришла, а максимум в гости. И то, при лучшем раскладе. При худшем — в дом к своему работодателю, в которого влюбилась, но куда мне? Сельпо против суки-жены на спорткаре с Биркин подмышкой.

Какой бред…

Малик, конечно, скупой на эмоции. Правда. Он до зубного скрежета прямолинейный, строгий и серьезный. Не любит «пустое сотрясение воздуха», то есть говорить о чувствах. Все, что касается этого — для него потеря времени, а значит, потеря денег. Деньги он терять не любит. У него крупная фирма, которая занимается перевозкой грузов, так что приходит он домой поздно, часто усталый, еще чаще с телефоном наперевес, по которому позволяет себе громко кричать и выражаться. Не люблю, когда он выражается, но за время отношений уже вроде как привыкла. Иногда это меня даже заводит, но сейчас неважно. Хотя…почему неважно? Свою любовь Малик показывает либо через подарки, либо через секс. Поэтому у меня полная шкатулка потрясающих украшений и нет необходимости получать удовольствие в ванной с лейкой душа.

Берусь за пуговицы на своем пальто, а сама слегка улыбаюсь. Мой муж— превосходный любовник. Что есть, того не отнимешь, конечно. Он знает, как вести себя с женщиной, и пусть мне сравнивать не с кем — я понимаю, о чем говорю. Все-таки живу не в куполе и часто слышу от своих подруг или коллег про неудачи на этом поприще. В таких разговорах я, конечно, обычно полный провал. Мне нечего сказать. Малик знает, на какую точку надо надавить, чтобы твое тело будто и не тебе принадлежало, а ему. Вот и все…

- Лилия Антоновна? - слышу голос нашей экономки и оборачиваюсь с легкой улыбкой.

Она сразу сползает с лица, правда, когда я вижу, как Марьям спешит ко мне, чтобы помочь раздеться. И нет, не потому что я и сама могу, о чем сто раз говорила. А потому что выглядит она так, будто разбила одну из дорогущих ваз, которых у нас дома несметное количество.

- Что случилось? - сразу же спрашиваю, не давая ей, и дойти до меня, - Что-то с Надией?!

- Что? Нет-нет. Малышка в порядке, она спит. Все хорошо.

- Тогда в чем дело?

- Что? - нервно усмехается она, - Ни в чем, Лидия Антоновна, просто вы рано. Давайте помогу.

Очередная неприятная волна нерва прокатывается по позвоночнику, как каток, равняющий лед. Прищуриваюсь, не сопротивляюсь, когда она забирает у меня пальто и несет его в гардеробную. Что за бред?! Она выглядела напуганной и удивленной, — неприятно удивленной, — что я приехала домой. С чего вдруг?!

Так, ладно. Что я в самом деле? Слишком загоняюсь. Придумываю. Накручиваю. В конце концов, может быть у нее личные проблемы, а я тут пристаю. Надо будет спросить попозже, аккуратненько.

«Медведь»

Лили; около шести лет назад

- …Папуль! Я дома! Представляешь… - издаю тихий смешок, снимаю шарф и стряхиваю остаток снега на ковер у двери, - Я такси ждала целую вечность! Это будет совсем наглость, если я снова подниму вопрос машины?

Не совсем. Я знаю. Мой папа владеет довольно крупной сеткой тренажерных залов. Как бывший спортсмен — боец! Он до сих пор в отличной форме. Настолько отличной, что половина моих подружек влюблена в него до последней запятой. И это бесит, хотя я и горжусь. Мне бы не хотелось, чтобы после мамы он закрылся в себе, пусть лучше работает и соблазняет своим видом молодых курочек. Я знаю, что он на них внимания не обращает, они для него — дети; как я. А это удручает, на самом деле, ведь именно поэтому машины-то у меня и нет. Он считает, что я еще маленькая; боится, что куда-нибудь врежусь и со мной что-то случится. Короче, пока не доверяет или слишком сильно оберегает? Я не уверена.

- Мы в гостиной, - звучит его низкий, хриплый голос, и я киваю.

Ладно.

Беру свою сумку, вешаю ее на плечо и иду в гостиную. Может быть, получится выторговать у него машину все-таки? Я уже взрослая, мне скоро (и даже если нет, ведь около восьми — это и не «скоро» почти…) девятнадцать! Объясню ему, что буду осторожна. Господи, кого я обманываю, да? Уже миллион раз повторяла, а он все равно ни в какую! Папа меня очень любит, я его принцесса и, наверно, всегда буду его малышкой...

Сдуваю прядь светлых волос со лба. Ну, может быть, на этот раз он меня послушает? Очень бы хотелось. Я же даже не прошу что-то спортивное или экстрадорогое! Небольшую малышку, которую я буду любить и уважать. Вот так-то.

Стоп, он сказал «мы»?

Хмурюсь, мысленно надеюсь, что он не привел в дом женщину. Не знаю почему. Моментально меня окатывает ревностью, хотя я и стараюсь ее погасить тут же. Понимаю. Папа не может быть вечно один, хотя с момента, как мама нас покинула, я не видела его с женщиной, но подозреваю…они у него есть.

Говорю же. Я не ребенок и все такое…

Бр-р-р…думать об этом неприятно. Отвожу свои мысленные мытарства в дальний угол, подбираюсь и выхожу из-за угла нашей гостиной, а потом замираю.

Отец сидит не с женщиной. Рядом с ним мужчина. И не просто мужчина, а тот самый Медведь! Тот самый!

Не могу дышать. Смотрю на него во все глаза. Как он встает, застегивает пиджак на одну пуговицу. Огромный какой...еще больше, чем я его запомнила. И уж точно не бледный. Здровый, дышит жизнью, горит ей... Галстук с крестом, кстати, тоже при нем. Только когда-то крест был из белого золота и с бриллиантами. Как я поняла, что это были бриллианты? Да очень просто. Когда нас привезли в больницу, тут же окружила целая толпа. Где-то десять черных внедорожников, куча огромных мужиков в похожих, строгих костюмах. Будто я с президентом, как минимум, в одной скорой ехала…Помню, как его тут же забрали. Помню, как один из мужчин выговаривал что-то врачу. Что? Не слышала. У меня в ушах шумело. Но я хорошо помню, как его тогда забрали, как вся толпа хлынула следом, как все вокруг расступались…

Так что, очевидно, что это были бриллианты…судя по размаху. Охраны, как я сама догадалась, было пугающе много, если честно. Потом меня отвели в отдельную палату. Очень хорошую палату. И это не мой папа договорился, а кто-то из «его людей». Видимо, врач скорой что-то рассказал, потому что ко мне отнеслись, как к королеве, а потом зашел незнакомец…

- Здравствуйте. Лилия, верно?

Я не знала, что ответить. Сцепила руки на коленках, хлопала глазами, как дура. Залилась краской…

Его позабавила моя реакция. Он был чем-то похож на того Медведя, просто моложе и без бороды. Сделал пару шагов в комнату ближе ко мне, потом остановился. На почтительном расстоянии.

- Меня зовут Багир. Я — брат того, кого вы спасли сегодня.

Багир…интересное имя.

- Хор…хорошо?

Что еще ответить — без понятия. Я была растеряна и, наверно, выглядела совсем какой-то глупой, потому что улыбка у Багира стала только шире.

- Я зашел к вам, чтобы поблагодарить. Вы спасли жизнь моему брату.

- Если честно, я сама не знаю, как это произошло.

Он выгнул брови, но ничего не стал говорить. Ждал.

- Я… - рассеянно потерла пластырь на лбу и нахмурилась, - Не понимаю, что произошло. Вы знаете? Там было столько…

Трупов. Там было много трупов, но я произнести этого вслух не смогла тогда, не могу и сейчас.

- Это был взрыв, - мягко объяснил Багир, - Сначала витрину ресторана протаранили на микроавтобусе, а потом он взорвался.

- Господи…

Вот откуда он узнал…мне почему-то сразу стало ясно: это я, дурочка, лазила в телефоне и была так увлечена перепиской, что ничего вокруг не видела. А он видел…

Подняла глаза на Багира и прошептала.

- Он меня оттолкнул.

- Что?

- Он…ваш брат. Он толкнул меня. Понял. Я не видела ничего вокруг…

Страх, что я могла действительно умереть, стал осознание и осязаемей. Но я дала себе только пару мгновений, сжав крепче руками свои предплечья, а потом резко подняла глаза и выпалила.

- Как он? С ним все будет хорошо? Я читала, что рану нужно зажать. В идеале сделать не тугую повязку, но я…не было времени. И мне было страшно его шевелить. Я…я испугалась, что сделаю хуже. Так не сделала? С ним все будет хорошо?

Тогда я не говорила, а тараторила. Выпаливала одно слово в секунду, ну, точно! Если не больше…

Багир поблагодарил меня и за это волнение, сказал, что все будет хорошо. Его брата увезли на операцию, а я? Через мгновение наш разговор прервался. В палату влетел папа: бледный, как смерть. Всклокоченный. Он принялся меня обнимать, говорил, как рад, что со мной все нормально…потом Багир предложил ему денег в качестве благодарности. Я отказалась за него. Папа почти сразу увез меня домой, лишь мельком уточнил о том, что произошло. Я обтекаемо объяснила. И на этом можно было бы поставить точку, но…через пару дней я приехала в больницу, чтобы узнать, как дела у Медведя. Его имени я так и не узнала, но меня узнали на ресепшене. Они сказали, что с ним все хорошо и даже предложили навестить. Я отказалась наотрез. Почему-то стало не по себе, неловко и вообще…чего я приперлась, да? Глупо как-то. Тем более больница…ненавижу больницы.

«Мне не нужна умная жена»

Лили, сейчас

Воспоминания первой нашей встречи пробегает перед глазами, как кадр красивого кинофильма. Дальше тоже все было красиво.

В ответ на эту нелепую реплику я рассмеялась, потому что подумала, что он так шутит. Малик убедил меня в обратном, а потом поцеловал.

Это был второй наш поцелуй, но первый настоящий.

Я хорошо помню, что почувствовала тогда, ведь до сих пор чувствовала то же самое: будто уплываю. Коленки подогнулись, я чуть не свалилась, но он подхватил меня, и под сжатыми кулачками на его груди я почувствовала биение сильного сердца.

Помню, как он шептал тогда…в белом царстве абсолютного покоя:

- Я сделаю тебя самой счастливой, девочка. Со мной ты будешь королевой. Весь мир брошу к твоим ногам, все сделаю, чтобы ты всегда улыбалась.

Естественно, сказать сразу да — это было бы глупо максимально. Не скажу, что я поступила умно…судя по всему, но у меня есть хоть какая-то, слабая надежда на то, что не все так печально.

Я отстранилась и сказала, что это невозможно.

- Мы с вами не знаем друг друга совсем. Какая свадьба? Это…это…

- Хочешь узнать меня?

Ха! Хотелось бы, вообще-то. А что? Сразу замуж? Кто так делает?!

Он легко согласился. Мы слетали во Францию, где провели чудесные выходные вместе. Этих выходных мне хватило, чтобы влюбиться в него по уши, но свадьба состоялась только летом. Малик должен был покинуть страну по вопросам бизнеса, и мы ограничились исключительно звонками. Хотя ладно. Раньше я говорила, что он меня не добивался и не ухаживал? Ухаживал, полагаю. Он уехал где-то в середине декабря, а вернулся только ближе к концу мая, и все это время присылал мне красивые подарки. Украшения, одежду, сумочки. Цветы. На день святого Валентина вся наша гостиная была заставлена нежно-розовыми пионами…а еще он подарил мне машину. Это произошло уже ближе к его появлению. Одним теплым, весенним утром я проснулась, и перед домом стояла шикарная, белая Ауди А5. С огромным, красным бантом на ней.

Папа поджал губы и сказал: не от меня.

Потому что она была от него, и он сам учил меня водить. После медового месяца и после моего переезда в его особняк.

Нет, моя жизнь действительно была замечательной. И как мне казалось, крепкие отношения с мужем. С чем было сравнивать? Как разобраться, что между нами не все в порядке? Не имея ровно никакого опыта? А все не в порядке, это и ежу ясно, раз…он…

Издаю сдавленный стон и тут же прижимаю дрожащие пальцы к губам, будто это поможет повернуть время вспять. А что? Было бы неплохо, согласитесь. Повернуть время вспять и все-таки внять совету, притвориться ветошью, чтобы не разрываться сейчас на части…

Но этого, конечно же, не происходит.

Малик резко распахивает глаза. Его шлюха-Элен резко поворачивает голову. Все взгляды — мои, а мои — все их.

Мне хватает мгновения, чтобы подметить, что ее лицо блестит от слюны и помада переехала на колом стоящий член моего мужа. А он? Открыл глаза лениво, пусть и резко, и на их дне плотная поволока желания.

Она не исчезла даже сейчас, когда все для всех становится понятно…

- У-упс, - усмехается шлюха, а, видимо, чтобы меня добить — двигает рукой.

Совершает, так сказать, поступательные движения. Как ему нравится…

Интересно, он издаст свой фирменный, гортанный стон? Или это, по его мнению, уже моветон?

- Какого хуя ты здесь делаешь?! - Малик рычит, глядя на меня уже с большим осознанием.

Перехватывает руку своей девки за запястье и добавляет.

- Прекратила!

Она усмехается снова. Но не спорит. Лишь замечает с некоторой иронией.

- Ты бы полегче, родной. Посмотри, твой ангел сейчас в обморок упадет…

Обидно, но это действительно так. Я вздрагиваю от внезапной грубости. Он никогда так раньше со мной не разговаривал. Никогда так не смотрел. Для меня это все ново, и я…я не знаю, как вести себя сейчас. Что надо говорить? Что делать? Когда слов-то, как таковых, и нет вовсе. У меня перед глазами плывет. Чернота наскакивает блюром, но нет. Нет! Я не доставлю им обоим такого удовольствия.

- Прости, - хриплю и делаю шаг назад, - Прости, что помешала.

Голос — мой и не мой вовсе. Словно мне в глотку насыпали песка, как минимум. Или глины, как максимум, потому что я задыхаюсь.

Хватаюсь за шею и резко разворачиваюсь. Бегу. Куда? Без понятия. Я не хочу быть здесь, мне нужен воздух. Мне его недостаточно, пусть эти пустынные коридоры до отвала им набиты.

Трясет.

Я стараюсь держать себя в руках в прямом смысле этого слова, но влажные пальцы соскальзывают с костюмной ткани моего платья. А на спину давит…так сильно давит, будто на нее скинули штангу.

Мне ломает кости.

Меня ломает. Разметает на мелкие кусочки от того, кем я была всего каких-то полчаса назад.

Я уже не буду ей.

Я ее почти и не помню. Некоторые события так жестко делят нашу жизнь на «до» и «после», что после того, как они бахнут — все остальное стирается.

Теперь я женщина с огромной дыры в груди, об которую еще с удовольствием потушили окурки.

«Уп-пс…»

Она сказала «уп-пс»! Упс…уму непостижимо.

Я правда не могу уложить это в голове. Говорят, нам сложно понять что-то, что нам несвойственно, и я не могу…не могу! Но и думать об этом сейчас тоже без вариантов. Еще говорят, что когда твой инстинкт самосохранения начинает мигать — пиши «пропало». Это естественная реакция — желание сбежать подальше от опасности; и у меня это желание становится первостепенным. Я понимаю, что если останусь в этом доме, сдохну, поэтому все свои мысли, все эти гадкие картинки и инсинуации летят первыми в мой чемодан. За ним вещи. Я не разбираюсь в том, что закидываю — сейчас это неважно. Мне просто нужно сбежать…чтобы выжить.

- Далеко собралась?

Вздрагиваю от голоса Малика, но не оборачиваюсь. Не могу на него смотреть. Нет, не стану.

Сбежать и выжить — вот что важно.

«Часть моего интерьера»

Лили

Я не верю, что он это сказал. Не верю! Хотя…с другой-то стороны, да? Чему ты удивляешься, малышка? Глупая девочка. Он только что засунул свой член «глубже» в глотку какой-то твари. В вашем доме. И нет, ему совсем не стыдно. В его глазах только легкая толика раздражения из-за неудобства вести подобный разговор, но больше иронии, может быть, любопытства. Будто я эксперимент, а он сторонний наблюдатель.

Вот так…

- Как ты…как ты можешь так…

- Как «так», Лили?

- Подонок…ты…отпусти меня…

Его глаза вспыхивают от раздражения, на смену ему приходит какая-то жестокая веселость...

- Слово моей жены — закон…

Объятия перестают быть поддержкой. Он отпускает меня, и я валюсь на мягкий пуфик посередине комнаты. Прямо символично. Я уже свалилась будто с высоты, разбилась точно так же. Только душевно, правда, меня ничего не страховало, а здесь пуфик…полагаю, спасибо?

Часто дышу, глядя на его огромную спину, обтянутую мягким, черным свитером. Малик отходит от меня к ящику, в котором хранятся его часы, потом отодвигает его и достает одни из огромного множества моделей. Так буднично…господи, он делает это так буднично, будто ничего не произошло…будто ничего действительно не произошло…

- Я не хотел, чтобы ты узнала, - говорит наконец. Тихо, но сухо. Никаких эмоций. Никаких чувств, - Мне жаль, Лили, правда. Я не собирался тебя огорчать, хотя с другой стороны…может, оно и к лучшему.

- Ты уходишь?

- А ты хочешь, чтобы я остался? - хмыкает, я слегка мотаю головой.

- Нет, но я имела в виду другое.

- Что же ты имела в виду?

- От меня. Мы разводимся?

Малик медлит. Если он думает, что я буду сожалеть — он сошел с ума! Поэтому я добавляю наспех.

- Я все подпишу, проблем нет.

А вот теперь он оборачивается и вдруг начинает смеяться.

- Ты посмотри…она подпишет, - с сарказмом выгнув брови, Малик застегивает ремешок часов на своем запястье, - Будто у тебя был бы выбор что-то не подписать.

- Зачем этот разговор?

Я правда не понимаю. Препятствовать не собираюсь; быть с ним рядом тем более. Я хочу развода. Я хочу уйти. Он за мгновение стал для меня таким чужим и далеким, будто я его совсем не знаю.

Но знаю ли я его? На самом деле? Человек не может меняться так быстро. Он вообще не может меняться, но…откуда взялось это холодное чудовище? Быть скупым на слова — это одно; я всегда видела в его глазах эмоции и теплоту. Но быть таким вот изваянием, которое предстало передо мной сейчас? Это впервые…

- Мне не нужно угрожать, - добавляю хрипло, - Я сама хочу уйти и ни на что не претендую. Мы с Надией уедем, я все подпишу и…

- Замолчи, - устало перебивает он меня, - Я не собираюсь тратить свое время на глупость.

- На…глупость?

Что он хочет этим сказать? Я теряюсь еще сильнее. Смотрю на него, хлопаю глазами, пока бешеное сердцебиение не приводит меня к одной-единственной мысли.

- Нет… - шепчу, Малик с интересом наклоняет голову набок.

Будто я какой-то заморский зверек.

- Что «нет», Лили?

- Я не отдам Надю. Не оставлю ее с тобой, нет! - повышаю голос, но тут же жалею об этом.

- Голос! - рявкает и, конечно же, звучит жестче, чем я.

Я на его фоне так…жалкий ветерок в спокойный день. Даже когда его тон падает до хриплого шепота, чувствую себя меньше Малика раз на двести миллионов бесконечностей...

- Никогда не повышай на меня свой голос.

Сжимаюсь тут же, снова опускаю глаза. Дыхание становится еще чаще. Темнота тянет, под ложечкой сосет.

Мне страшно…

Паника накатывает волнами.

Малик отрывается от своего места и подходит ко мне. Я стараюсь быть подальше, отклоняюсь, но не успеваю ровным счетом ничего сделать. Он перехватывает мой подбородок и тихо усмехается.

- Маленькая девочка…моя маленькая, смелая девочка. Боишься меня?

- Отпусти.

Слабо дергаюсь — хватка становится жестче. Малик присаживается передо мной на корточки, а потом приказывает.

- Посмотри на меня.

Отрицательно мотаю головой. Зачем? Зачем ты так? Ты что…ты не видишь? Не видишь, что делаешь со мной?…

- Лили. Я сказал. Посмотри. На. Меня.

- Нет…

- Лили, нет — это не то, что я хочу от тебя услышать сейчас. Не заставляй меня быть грубым.

- А до этого ты был нежным?

- Вообще-то, да. Глаза подними!

Он снова добавляет голосу децибел, а я уже не могу сопротивляться. Страх подгоняет, лижет пятки, и вот…это происходит. Мне даже слезы сейчас не помогают. Они не работают, как щит, потому что застывать и не собираются. Катятся-катятся-катятся. Очень жалко катятся…и как же жалко это, наверно, выглядит…

На лице Малика появляется в очередной раз любимое, снисходительное выражение, которое я успела возненавидеть. Большим пальцем он смахивает соль по свою душу, шепчет.

- Не надо плакать.

- Зачем ты делаешь это?

- Делаю что? Успокаиваю тебя?

- Ты не успокаиваешься. Ты меня убиваешь…

С его губ срывается еще один смешок.

- Красиво говоришь, очень поэтично, но, извини, убивают по-другому, маленькая.

- Не называй меня так. Отпусти…

- Нет.

- Ты не можешь…

- Могу, Лили. Ты — моя жена.

- Женам не изменяют.

Он снова тихо смеется, и снова эта показная, почти открытая небрежность, вместе со взглядом, которым он щедро одаривает меня и от которого я ощущаю себя меньше, чем букашка…

- Ты так заблуждаешься…Хотя допускаю, что в мире розовых пони и сладких облачков, именно так это и происходит. Но у меня для тебя новость, дорогая. Ты живешь в реальности, а не в сказке.

- Как ты можешь…

- Лили, я говорю тебе правду. И я объясню тебе, как теперь все будет, а ты послушаешь, поняла? Тебе в любом случае придется слушать, но будет лучше, если ты не заставишь меня повторять дважды.

- Как…все будет?

- Да, маленькая. Как все будет.

«Абонемент»

«Выход всегда есть, ведь есть же?…»

Лили

Не думаю, что у меня есть много времени на жалость к себе. Я стараюсь успокоиться, как можно скорее, а потом начинаю думать. Слова Малика прозвучали сродни жестокому приговору, но это же только теория. Точнее, только в плоскости, когда я зажата с ним в тесном пространстве, правильно? Правильно.

Да, мой муж принадлежит к другой национальности. Да, в его вере развод — это неприемлемо. И да, в его стране действует именно такая практика. НО! Мы не в его стране, а в России, а значит, я могу рассчитывать на справедливость.

Не знаю, но внутренне я начинаю истерично смеяться, хотя изо всех сил стараюсь отодвинуть припадок на задний план. Почему? Потому что это моя последняя надежда. Уцепиться за благоразумие — последний вариант.

Нужно действовать.

Больше я не жду. Начинаю быстро собирать вещи, точнее, продолжаю это делать. Потом бегу в спальню к дочери. Она уже проснулась, с ней сидит няня, которую я отпускаю, чтобы она, не дай бог! Не позвонила Малику. Я в хороших отношениях с персоналом в доме, но все-таки, деньги им плачу не я. Он. А как говорится? Кто платит, тот и музыку заказывает — нужно быть осмотрительней.

Выдыхаю, когда небольшой рюкзак моей девочки собран, второй наполнен ее игрушками. Нельзя так говорить, конечно, но хотя бы что-то хорошее в ее болезни есть. Надия все еще квелая немного, поэтому мне удается снова уложить ее спать примерно к половине одиннадцатого, потом я аккуратно перемещаю ее в автомобильное кресло и выхожу из комнаты. Дважды бегать до машины — это слишком подозрительно, но пришлось рискнуть минут пятнадцать назад. Меня поймали лишь раз, но я вовремя сообразила и сослалась на забытые в салоне ноты. А теперь — самый главный фокус.

Я надела спортивные брюки, кофту и кеды с мягкой подошвой, чтобы не шуметь, взяла дочу и выглянула из нашей с мужем, точнее уже, надеюсь, бывшим мужем, спальни. Дом встретил меня, как обычно, тишиной. Холодом и тишиной…

Раньше меня это не сильно волновало, скажу честно. Точнее, я умело закрывала глаза. Наверно, в этом и кроется мудрость, да? Ну та, о которой меня «просит» Малик. Закрывать глаза, когда это нужно, как и рот. Ну, или открывать пошире, в зависимости от ситуации — как посмотреть.

Да, я умею вовремя закрыть рот. Очевидно. Но то ли это мой максимум, то ли граница, где заканчивается мудрость, и начинается откровенное пренебрежение к себе, пересечена, так или иначе, на большее меня не осталось. Нет, я не собираюсь это терпеть. И знаете? Дело даже не во мне, как таковой. Ну, правда. У меня маленькая дочь, и я должна показывать ей пример! По-хорошему, конечно, мы должны, но остаюсь только я. Малик не сильно привязан к ребенку. Да и ко мне, как показала практика, тоже. Будь это мальчик, может быть, он не стал бы трахать шлюху под одной крышей с нами? А может быть, и нет. Слава богу, мы этого никогда не узнаем, и я не позволю, чтобы мой ребенок жил в блядюшнике. Не хочу. Нет-нет-нет, не хочу! Чтобы Надия думала, что это нормально. Такое отношение к женщине…неадекватное, потребительское, неуважительное! Она не должна этого знать. Я хочу, чтобы когда моя маленькая крошка вырастит и встретит мужчину, он любил ее, уважал и ценил. Как мой папа любил, уважал и ценил маму. Их отношения — мечта; и это правда. Она никогда даже не плакала из-за него, не то что выла — о чем мы вообще говорим?! Не могу себе представить, чтобы мой отец поступил так же по-свински с ней. Даже если напьюсь или ударюсь головой, всегда на подкорке у меня сохранится то трепетное чувство, которое всегда витало в воздухе, когда они были вместе.

Надо признать, у меня этого чувства нет. Теперь-то оно понятно почему. Раньше я сбрасывала все на природную холодность Малика, и очень много дорисовывала себе сама. Мне же не с потолка казалось, что он меня любит…хотя, теперь, очевидно, с потолка, конечно же…и все равно!

Черт, не могу понять, как влипла в такое дерьмо…

Пока крадусь по коридору, стараюсь не отвлекаться, конечно, но мысли преследуют. Как я попала в эту ситуацию?! Боже! Должна сбегать из собственного дома под покровом ночи, после того как узнала об измене. Не одной. О целой системе измен, которые должны считаться нормой, а меня тошнит. Тошнит, и этого не изменишь. Но как? В чем же дело? У меня была перед глазами модель отношений — да, и почему тогда я молюсь, чтобы меня никто не услышал?

Наверно, ты все-таки никогда не сможешь предугадать, как все будет в процессе. Жизнь многогранна. А может, я сама в этом во всем виновата. слишком высокие замки, слишком многое совпало. Малик предстал передо мной принцом в сверкающих латах. Тем, кто меня спас. А на деле он — это тот самый дракон, от которого и нужно спасать принцессе. Только ничего не вышло. Дракон сжег заживо принца (точнее, даже потенциальный его образ), а потом захватил город и стал там править. Устанавливать свои чокнутые, драконьи правила. Заставлять меня «терпеть», но как это вытерпеть? Как? Меня даже сейчас на клочья рвет, когда я думаю о том, что в данный, конкретный момент он развлекается со своей проклятой сукой.

Господи.

Надеюсь, она подавится его членом, когда будет брать глубже. Пожалуйста, если ты существуешь, Боже, пусть она им подавиться!

Прикрываю глаза. Последний рывок до финиша — открыть без скрипа входную дверь. Не знаю, смазали ли на ней петли, потому что сегодня с утра я посмеялась, когда прощалась с Мелком. Мол, теперь наш дом — это истинное пристанище Дракулы. Вон! Как дверь скрипит! На весь элитный поселок гомон стоит.

Пожалуйста, пусть их смазали. Умоляю.

Малик не любит, когда что-то выходит из-под контроля. Он любит, когда все вокруг идеально и по-царски. Пусть. Пусть он приказал смазать гребаные петли! Умоляю!

Тяну на себя огромную, тяжелую дверь. Она реально весит тонну! И раньше мне казалось, что это забавно. Опять же, истинный замок Дракулы, где есть тяжелая дверь и все такое. Сейчас же мне не так смешно, как было раньше. Дверь тяжелая, чтобы не выйти мне — глупой, наивной малышке, которая была ослеплена юношеским максимализмом, и не понимала, в какое дерьмо полезла.