Брак ради мести. (не) Растоптанная жена

Глава 1. Не паникуй, попаданка...

Первое правило иномирянки — не паникуй.

Иномирянкой, попавшей в другой мир в чужое тело, я стала всего несколько минут назад. Но уже прекрасно знала, где нахожусь.

Почему? Потому что в момент перехода мне всё открылось. То, что на Земле я умерла. То, что лечу по длинному туннелю в некую неизвестность, в которой мне предстоит снова жить. То, что мне достанется память моей предшественницы — правда, частично. То, что мне нужно не допустить ошибок, когда я окажусь там. И главное — не паниковать, что бы ни происходило.

Паника сбивает с толку. Паника доводит до отупения, но...

Ай! Боль разлилась по лицу. В глазах потемнело ещё больше, чем было до этого. Я почувствовала, что падаю. И очень ощутимо ударилась обо что-то левым боком.

– Ты будешь повиноваться мне! – орал над головой мужской голос. – Слышишь? Повиноваться! Будешь делать всё, что я прикажу. И не сбежишь никуда, потому что я имею все права на твое тело и душу. Я стану твоим судьёй и палачом за всё то, что ты натворила!

У меня не было сил открыть глаза. В голове царил полный кавардак, хотя я отчаянно искала воспоминания. Не свои, а той девушки, в чьё тело попала. И вот они потекли чередой — туманные, болезненные…

Я увидела событие всего недельной давности. Шикарное бракосочетание, множество гостей. Счастливая я, точнее — она, с обожанием глядящая на будущего супруга. Его точёный профиль, идеально вылепленные черты лица, длинные светлые волосы, высокий рост, широкие плечи — само совершенство.

Так думала она, предвкушая, как его руки будут нежно касаться её, как их любовь расцветёт в этом, пусть и политическом, но для неё очень желанном браке.

Глупая, глупая Виктория...

Её звали точно так же, как и меня. Она рассчитывала получить счастье рядом с этим человеком. Но её мечтам не суждено было сбыться.

Во-первых, он не пришёл к ней ни в первую ночь, ни во вторую. Вёл себя нарочито холодно и отстранённо, будто они вовсе не женаты. Более того... в его глазах начали появляться какие-то искры ненависти — не иначе, — которые раньше прятались за длинными ресницами.

Виктория была в шоке. Она смиренно ждала, когда дурное расположение духа у супруга пройдёт, и он наконец примет её своей женой.

Но на третий день стало ещё хуже.

Утром она шла по коридору и, решив спуститься в сад для молитвы — что-то не спалось ей, — вдруг увидела, как из спальни супруга выпорхнула румяная служанка. Растрёпанные волосы, полупрозрачный наряд, игривая улыбка — она выглядела откровенной бесстыдницей и, очевидно, ею была.

– Спасибо, господин! – бросила она кому-то в комнате и упорхнула, счастливая и воодушевлённая.

Виктория застыла, вдруг осознав, что ночь муж провёл именно с этой простолюдинкой, которая работала, кажется, на кухне. Не пошёл в покои к законной жене — он развлекался с прислугой!

Что-то в ней надломилось в тот момент. Она поняла, что всё гораздо хуже, чем казалось всё это время и чем она пыталась себя утешать.

Не отдавая себе отчёта в том, что делает, обычно робкая и нерешительная Виктория вошла в спальню мужа.

Игорь Степанович был совершенно обнажён. Он стоял лицом к окну, широко расставив ноги.

Девушка замерла, рассматривая его крепкое, поджарое тело, словно вылепленное из одних мускулов: широкие плечи, тонкая талия, сильные ноги. Длинные волосы опускались ниже лопаток — само совершенство.

Сердце подскочило где-то к горлу, а Игорь Степанович резко обернулся. Виктория распахнула глаза, стараясь смотреть ему только в лицо. Краска залила её щёки, но в глазах мужа блеснуло что-то раздражительное и откровенно злое.

– Что вы здесь забыли? – ледяным тоном бросил он.

– Я... я пришла... – начала Виктория неуверенно, чувствуя себя и униженной, и растоптанной одновременно. Она только что уличила мужа в измене, а он пытается выставить её за дверь.

– Я... я... – наконец в ней вспыхнул гнев. Не очень-то великий, потому что муж своим жёстким взглядом подавлял всякую волю, но всё же она решилась высказаться. Закрыв глаза на его абсолютную наготу, на его злобный взгляд, она сделала несколько шагов вперёд и, задрав подбородок выше, произнесла:

– Вы женились на мне два дня назад, но ведёте себя так, словно мы чужие. Я требую хотя бы объяснений. Вместо того, чтобы провести ночь со мной, законной женой, вы приютили под боком служанку. Это оскорбительно и незаконно!

В этот момент лицо Игоря Степановича изменилось абсолютно и полностью. Из ледяного оно стало адски озлобленным, словно высший демон вселился в него. Ноздри его затрепетали, руки сжались в кулаки, мускулы вздулись.

Он тоже шагнул вперёд, даже не пытаясь прикрыться и не испытывая ни малейшего стыда.

– Вы хотите объяснений, Виктория Николаевна? – красивые губы мужа искривились в насмешливо-презрительной ухмылке.

– Да, я их требую, – бросила Виктория пылко.

И тогда муж произнёс:

– Вот вам объяснение. Я женился на вас не потому, что вы мне нужны как жена, и не потому, что кто-то меня к этому принудил. Я сам этого захотел. Потому что хочу... испортить вам жизнь. Хочу сделать её невыносимой — ровно настолько, чтобы вы испытывали ежедневные муки! Однажды вы станете ползать у меня в ногах и умолять о помиловании, и этот день наступит очень скоро, поверьте мне…

Глаза Виктории распахнулись. Она смотрела на своего супруга в ужасе, пытаясь понять, шутит он или нет.

– О чём вы, Игорь Степанович? Как такое возможно? Что я вам такого сделала, что вы меня ненавидите? Меня выдали за вас насильственным образом. Я вообще с вами едва знакома!

Супруг прищурился.

– Ничего. Придёт время — и вы обязательно вспомните, за что вас постигли эти муки. А теперь убирайтесь! Видеть вас не хочу.

Виктория развернулась и поспешно убежала прочь — рыдать в своей комнате. Рыдать от ужаса и безысходности, и от абсолютного непонимания происходящего.

Глава 2. Зарвавшаяся прислуга...

Он развернулся и ушёл. Хлопнул дверью или нет — не помню. Только я снова свалилась на пол, тяжело дыша - ноги не держали. Похоже, соединение с этим телом прошло не так уж легко. Или же оно было слишком ослаблено предыдущей жизнью.

Перед глазами по-прежнему всё плясало. Дыхание было прерывистым, сердце стучало как сумасшедшее. Но я снова заставила себя встать на четвереньки, проползти немного к кровати, приподняться на руках и завалиться уже на неё. Простыни были прохладными и немного остудили разгорячённое тело.

Губа болела адски. Пощупала её — почувствовала запёкшуюся кровь. Вот гад, придурок! Поднял руку на женщину — что за мразь такая?

Итак, зачем я здесь?

Нутром чувствовала, что попала сюда не просто так, что у меня есть какая-то цель и задача. Но разобраться в этом было очень сложно.

Может быть, моя цель — уйти из этого дома и покончить с унижениями? Подать на развод? Дать пинка обнаглевшему мужу?

Ну... я не настолько боевая. Точнее, не настолько отчаянная. Сперва нужно разобраться, что да как. С пустыми руками уходить — глупо. Я знаю, что такое остаться без копейки и без крыши над головой. Проходила. Пока не прельщает.

Чужеродный мир был неисследован и мог таить в себе самые невероятные опасности, к которым я — иномирянка — совершенно не готова. Сперва нужно разобраться. Но действовать — мудро.

Присела, огляделась, прищуривая глаза. Обнаружила кувшин с водой рядом на столике. Побрызгала в лицо — по телу пробежала дрожь, я почувствовала прилив сил. Чуть дальше стояло что-то наподобие печенья — еда.

Голова заработала на полную катушку: надо есть, чтобы были силы. Есть было трудно — губа болела. Но я заставила себя запихнуть эту пищу, и голове сразу полегчало. Значит, голодная.

Ладно. Поднялась, прошлась с нетвёрдыми ногами по комнате, обнаружила зеркало — и с изумлением уставилась в отражение. Это была я. В точности я, как на Земле, только доходяга какая-то с разбитой нижней губой. Худая-худая — одни кости. Но волосы — шикарные, длинные, почти до пояса. Глаза на узком лице — огромные, бархатные, карие. И красотка, и доходяга одновременно.

Платье на мне смотрелось отвратительно. Слишком глубокое декольте обнажало неприятную худобу. Нет, это дело надо прикрывать. А ещё — отъедаться. Однозначно.

У меня был аналитический ум. Он срупулезно анализировал всё, что видел. Свою миссию я приняла автоматически: выжить несмотря ни на что, победить и не дать другим вытирать об себя ноги. Не позволить кому-то топтаться по моему телу и плевать в душу — как это делали с прежней Викторией.

Да, я до сих пор испытывала чувства, оставшиеся от неё: страх, робость, смущение, боль, отчаяние, чувство безвыходности. Она жила в этом — безгласно — и ничего не могла с собой поделать. Может быть, от этого и умерла. Сердце не выдержало. Нервы сдали. Не знаю. Этот сгусток эмоций всё ещё оставался в глубине моего естества, но я отгораживалась от него.

Кстати, это оказалось не так уж сложно. Стоило только вспомнить разъярённую физиономию мужа — как сразу же появлялся прилив сил. Хотелось надрать эту красивую задницу, плюнуть в это совершенное лицо, поломать ему все планы.

Мести он захотел! Блин, за что и почему?

Праведный гнев вытравил последнюю усталость. Я открыла шкаф и начала перебирать немногочисленные платья, которые там висели. Старинный покрой, глубокие декольте, рукава-фонарики — жуть дикая. Наконец, нашла платье более закрытого типа, яркое, нежно-зелёное.

Одеть его оказалось не так уж просто, но память прежней Виктории услужливо подкинула нужную картинку, и руки легко зашнуровали корсет спереди. Туфельки надела белые — других не нашла. Каштановую гриву волос оставила распущенными, хотя здесь такие причёски не носили... ну и плевать.

После чего вышла в новый мир с непреодолимым желанием бросить ему вызов.

Кстати, о вызовах. Моя земная жизнь не отличалась яркими красками. Баловнем судьбы я бы себя не назвала. Неполноценная семья, тяжёлое детство, непростая юность.

Очень тяжело давалась учёба. Несмотря на хорошие оценки, меня постоянно травили. А всё из-за бедности. Всё из-за того, что я не могла нормально одеться и никогда не вписывалась в круг обычных детей.

Многие под травлей ломаются, а я стала сильнее. Научилась отгавкиваться. Научилась быть хищником, который на удар готов ударить в ответ. Пусть даже исподтишка.

Нет, я не лезла на рожон. Мудрый хищник знает, когда затаиться. Но и не являлась тихоней Викторией, какая досталась деспоту Игорю Степановичу в добычу.

Я даже почувствовала азарт, спускаясь по широкой кручёной лестнице на нижний этаж. Всё дышало роскошью старинного поместья: картины, портреты, портьеры, перила. Гладкие полы, мягкие дорожки. Огромный холл, шикарная мебель. Богатая жизнь…

Но атмосфера в доме стояла отвратительная, пронизывающая, показывающая, что хозяин этого дома — абсолютный мудак. Как прежняя Виктория этого не замечала? В её воспоминаниях — какая-то глупая надежда и ощущение чего-то светлого. Но это только в начале, конечно же. Поэтому реальность стала для неё невыносимой.

Холл был пуст. Я огляделась и пошла на звук голосов. На повороте едва с кем-то не столкнулась: на меня налетела девица, которую я сразу же узнала. Да, та самая любовница Игорька.

Румяная, красивая крестьянка с толстой русой косой, огромными оленьими глазами и очень высокомерным выражением лица. Она окинула меня таким взглядом, будто увидела помойное ведро. Встала, подбоченившись, искривилась.

— Куда вас несёт, госпожа? — бросила издевательски. — Не вздумайте на кухню ходить, там вам делать нечего. А ежели проголодались — терпите до ужина. У нас здесь не таверна, чтобы кормить по заказу.

Презрительно фыркнув, она задрала подбородок и, виляя задницей, попыталась пройти мимо меня. Но мой ум сработал очень чётко. Резким движением я схватила её за локоть и заставила развернуться к себе. Она ойкнула и вытаращилась на меня с испугом.

Глава 3. Дерзость, радость...

Игорь Степанович быстро оценил обстановку. От криков любовницы он поморщился и стремительно направился к нам. Каждое его движение казалось приговором для меня.

Он подошёл к девушке, подал ей руку и помог подняться. Она тут же прильнула к нему и театрально всхлипнула:

— Господин, она… она ударила меня! Она угрожала мне смертью! Вы должны защитить меня!

Глаза Игоря Степановича горели гневом. Он смотрел на меня так, будто придумывал способы казни один изощреннее другого. Я же не отводила взгляда, спокойно разглядывая его лицо.

Лицо было красивым. Он напоминал херувима в гневе. Длинные светлые волосы, волнистые от природы, обрамляли идеальные черты. Я бы даже на Земле на такого засматривалась.
Но выражение глаз не красило его ни капли. Напротив — отвращало до такой степени, что меня от его смазливости просто выворачивало наизнанку.

— За драчливость вы сегодня будете лишены и обеда, и ужина, — припечатал молодой человек, — а также будете заперты в своей комнате до утра.

Девица на его груди оскалилась. Как назло, в этот момент мой желудок запел голодную трель. Я сжала зубы до хруста, после чего повыше вздернула подбородок.

— Да не очень-то и хотелось, — процедила дерзко. — Я и оплеухой этой достаточно сыта.

Любовница мужа помрачнела, а глаза мужа опасно блеснули. Слуги же, ставшие свидетелями сцены, зашумели. Кто-то даже захихикал, смеясь — конечно же, над служанкой, а не надо мной: мой ответ был отличной острой шпилькой.

Развернувшись, я начала подниматься по лестнице в свою комнату, хотя на самом деле пошатывалась от слабости. Едва закрыв за собой дверь, замкнула её на ключ и прислонилась спиной.

Если он без стеснения поднял на меня руку, то голодовка — это вообще пустяк.

Исследования комнаты объяснили многое о положении Виктории в этом доме (этих моментов памяти почему-то почти не сохранилось). У неё почти не было вещей. Окунувшись в богатство дома, я поняла, что и одежда у неё крайне скромная. В единственном шкафу, стоящем в углу, не нашлось ни одной приличной тряпки. Всё — старьё: вязаные кофты, какие-то панталоны или гамаши, видимо, на холодное время года. Тёплый платок…

Я обшарила все полочки, которые только могла найти, но ничего интересного не обнаружила. И в памяти по этому поводу — тоже пусто.

Выглянула в окно, подёргала раму и с удовольствием обнаружила, что оно открывается. Распахнула его настежь, выдыхая свежий воздух. Услышала пение птиц. На губах сама собой расплылась улыбка.

Свобода.

Свобода пахнет летом. Она пахнет цветами. И глядит на меня с высоты своим голубым небом.

Свобода…

Немного, совсем немного исследования этого мира, горсть монет, и я отсюда просто свалю.

А что насчёт родителей Виктории? Они всплыли перед глазами туманными образами. Я тут же разочаровалась. Тепла от них я припомнить не могла. Жёсткий отец с тяжёлым характером. Запуганная мать. Вряд ли они смогут помочь.

Отца Виктория ненавидела. Мать любила горячо и трепетно, но никогда в жизни не стала бы её беспокоить. Значит, и это — не вариант.

Тогда что делать?

К сожалению, память восстанавливалась кусками. Лишь отчасти. Иногда образы исчезали или возникали с туманными деталями. Но в целом я помнила, что Виктория провела самую обыкновенную, тихую жизнь.

Родилась в семье обедневших аристократов и была единственной дочерью. Отец жаждал отдать её замуж за кого-нибудь побогаче, чтобы придать роду значимость. Мать в жизни Виктории была смазанным силуэтом — безвольной, пустой, мало что значащей. Это угнетало.

В общем, я отказалась от мысли обращаться к ним.

Посмотрела вниз и прикинула расстояние от окна до земли. Честно говоря, не так уж и много. А тут, смотрю, даже что-то типа пожарной лестницы есть: неподалёку от окна убегала вниз металлическая конструкция.

Пришедшая в голову идея озарила меня светом.

Почему бы и нет? Почему бы не поступить всем назло? Не думаю, что в этом есть что-то опасное. Я вообще мастер экстремальных удовольствий.

Это неожиданно придало мне сил. Почувствовала себя всесильной проказницей и... решилась.

Подол платья задрала повыше и заткнула за пояс. Высунувшись из окна, дернула лестницу. Крепкая. Дотянуться не так уж сложно. Раз-два — я уже стояла на ней. Ветер обдувал мои голые ноги, а я чувствовала себя озорным ребёнком, который счастлив от того, что может вырваться из темницы.

Внизу зашумели. Кажется, меня заметили проходящие мимо слуги. Но мне было всё равно.

Через три минуты я уже стояла в саду, на аллее. Опустила юбку, расправила складки, покосилась на ошеломленных и перепуганных служанок, которые наверняка в жизни своей не видели более дерзкого бегства из-под домашнего ареста. Вдохнула глубоко-глубоко и отправилась на прогулку.

Разум подсказывал, что я нарываюсь на неприятности. Но куда уж больше, честно говоря. Чего бояться, если эти неприятности всё равно будут преследовать меня?

Виктория не умела наслаждаться жизнью. Была мышью, которая сидела в своей комнате и даже не пикала в ответ на жестокое отношение к себе.

Я не буду просто мышью. Я буду крысой, которая огрызается и кусается, если что.

Приняв такое решение, я почувствовала эйфорию. Обошла поместье по дуге, нашла чёрный вход и спокойно добралась к кухне. Там, шокировав всю местную прислугу, схватила тарелку и набрала в неё пирожков. И также спокойно вышла на улицу. Умяла всю тарелку за один присест и почувствовала ни с чем не сравнимое удовлетворение.

После чего обнаружила качели. Уселась и начала с блаженством раскачиваться.

– Он хочет сделать мою жизнь невыносимой? – пробормотала себе под нос. – Я тоже могу что-то… выносить. Мозг, например! Посмотрим, что ты скажешь на это, муженёк.

Наверное, обо мне донесли, потому что вскоре он мчался на всех парах, ища меня посреди сада. Ах, жестокий херувим… Испорченное совершенство. Если бы внутренность отражалась на внешности, он был бы самым уродливым человеком в мире.

Глава 4. Ясная цель...

У Игоря Степановича слов не нашлось — только рык. Рыкнул он коротко, но по делу. Подскочил к качелям, рывком сдёрнул меня с них и потащил за собой едва ли не волоком.

Я не вырывалась. В этот момент как никогда поняла, что именно должна сделать. Я должна лишить его возможности насладиться своим триумфом. Я должна сделать всё ровно наоборот. Должна поступать так, чтобы у него обламывались все его ожидания. Все до одного. Каждый день.

Непосильная задача? Посильная. Потому что я её хочу.

Не говоря ни слова, а только сверля меня яростным взглядом, муж снова запер меня в спальне и уже через полчаса приколотил к наружной стороне окна решётку. Теперь мне не выбраться. Едва могу приоткрыть окно для того, чтобы впустить свежего воздуха.

Наверное, ещё несколько часов назад я бы злилась и ругалась на него. Но то блаженное состояние, что сошло на мою душу, расставило всё по своим местам. Он делает это специально. Он сам об этом сказал. Хочет видеть меня несчастной.

А если я не буду несчастной? А если я буду счастлива ему назло? Что тогда?

Пирожки, которые я стянула с кухни, дали мне чувство сытости до конца дня. Запертая в комнате, я всеми силами искала способ разозлить Игоря Степановича ещё больше. Сколько он собирается меня здесь держать? Точно до завтра? Или наказание теперь удвоится, а может и утроится?

Обнаружила огромную корзину с рукоделием. Это была вышивка. Кстати, вышивка отличная — несколько почти готовых картин, пара наволочек на подушки, огромное количество тончайших нитей. Отлично. Вышивать умею и люблю. Это моё хобби с давних времён. Видимо, мы с местной Викторией даже в этом похожи.

Займусь вышивкой.

И я занялась. Вышивала до самой ночи. Сидела под свечой и буквально погружалась в этот… прекрасный, расслабляющий процесс. Стежки у меня получались не хуже, чем у бывшей хозяйки этого тела. Будто она была моим отражением. Или я — её.

Зашла служанка, отперла комнату снаружи ключом, принесла воду для умывания. Ну и на том спасибо. Цепко оглядела комнату, посмотрела, чем я занимаюсь, и ушла, не сказав ни слова. Наверное, Игорь Степанович послал её проверить — не рыдаю ли я тут, не бьюсь ли головой об стену.

Криво усмехнулась. С чего мне биться, если у меня такая прекрасная цель — довести кое-кого до белого каления?

Умылась, легла спать. Уснула легко. На душе был мир.

Проснулась очень рано от шума во дворе. Выглянула — увидела съехавшихся торговцев. Память Виктории услужливо преподнесла информацию: каждый шестой день недели в поместье закупаются продуктами.

Умывшись снова, села вышивать. Выпустят ли меня на завтрак? Есть хотелось, но я, если что, потерплю.

Меня отперли только к обеду. Служанка принесла жидкий, не очень симпатичный на вид суп и лепёшку. Смотрела на меня злорадно.

Я милейше улыбнулась, поблагодарила и кивком указала на дверь, мол, иди уже. Её улыбка тут же побледнела. Сбитая с толку, она ушла прочь.

А я рассмеялась. У неё на лице было написано, что и она, и тот, кто её послал — естественно, Игорь Степанович — ожидали моих возмущений, препирательств при виде такой еды.

Но я этого делать не буду.

Не буду — кое-кому назло.

Отобедала. Точнее, набила желудок. Гадость страшная — недосоленная, ненаваристая. Лепёшка подсохшая, но зато я не голодная.

Вышивала до вечера. Устала. Но теперь на кровати красовались две новенькие подушечки, расцветающие яркими красными бутонами.

Порылась в сундуке. Нашла незаконченные шторы — тоже с вышивкой. Работы осталось немного — только пару цветочков вышить. Поэтому к ночи я заменила и их. Моя комната понемногу начала походить на цветущий сад.

Ужин принесли чуть получше: кувшин молока, булочки, куриная ножка. Одна. Без салата и чего-то подобного. Но и на том спасибо.

Служанка внимательно осмотрела шторы, взглянула на подушки и ушла. Наверное, отчитываться.

Я снова отлично выспалась. И на следующее утро начала день с вышивки.

Наконец, Игорь Степанович не выдержал. Пришёл сам. Отпер дверь. Вошёл хмурый, серьёзный, глядящий на меня тяжёлым взглядом.

Я разложила вышивку по кровати и, блаженно улыбаясь, занималась рукоделием. От такой картины у него с лица слетело всё, кроме изумления.

Увидев мужа, я притворно широко улыбнулась:

– Добрый день! Вы уже соскучились по мне?

И больше не сказала ни слова, зато муженек сперва побледнел, потом покраснел… от злости, а потом жёстко сказал:

– Сегодня вечером у нас будут гости. Приедут мои родители. И ваши тоже. Также будут несколько семей с моей стороны. Наденете платье, которое вам принесут, и будете вести себя прилично. Вам понятно?

Я пожала плечами.

– Да что ж тут непонятного? Все слова знакомые.

И продолжила вышивать, как ни в чём не бывало.

Он вспыхнул раздражением и процедил сквозь зубы:

– Устроите что-нибудь — поплатитесь…

Я хохотнула. Игорь Степанович развернулся и молча покинул мою спальню.

Я же мгновенно отложила вышивание и посмотрела на закрытую дверь.

Что, не нравится? Хотел видеть разбитую в хлам девицу, которая после двух дней взаперти смотрела бы на тебя умоляющим взглядом?

Не дождёшься.

Ты зря вступил со мной в войну. Очень зря. Потому что я — не Виктория. Точнее, не та Виктория.

А что будет на так называемом ужине — мы ещё посмотрим…

Глава 5. Ужин...

Платье оказалось ужасным. Настолько, насколько может быть ужасным одеяние в принципе. Болотный цвет. Огромное декольте — бесстыдное до невозможности. Рукава-фонарики таких размеров, что с ними я бы точно походила на качка, злоупотребляющего стероидами.

— Это что?.. — ошеломлённо уставилась на служанку, которая принесла наряд.

Та гаденько улыбнулась:

— Ваше платье, госпожа. Господин попросил подобрать для вас что-то особенное. Ну, я и постаралась.

Она злорадно хохотнула и совершенно бесцеремонно выскочила из комнаты. Её смех ещё некоторое время слышался издалека.

Скомкала платье и с презрением бросила его в угол. Я это не надену. Неужели он думает, что я, как идиотка, буду наряжаться вот в это безобразие?

Открыла шкаф. Выбирать было нечего. Все платья — бледные, старые, местами потёртые. Верёвки, удерживающие корсет, выглядели потрёпанными почти на всех нарядах.

Я долго думала, как поступить, и в итоге достала последнее — тёмно-синее, почти чёрное платье. Высокий воротник-стоечка, длинные рукава. Да, сейчас жарко, я в нём точно запарюсь, но мне всё равно. Корсета на платье не было. Оно выглядело строгим, чопорным, больше подошло бы какой-нибудь монашке. Но выгодно отличалось от остальных тем, что было почти новым. Похоже, настоящая Виктория ни разу его так и не надела.

Значит, сегодня будет его первый выход…

Платье на мне село как влитое. Даже талию подчеркнуло. Фигура стала изящной, тонкой. Но, в целом, вид его был, конечно, унылым. С таким же успехом я могла бы изобразить настоятельницу монастыря. Впрочем, это лучше, чем вид разгульной девицы, у которой грудь вот-вот вывалится наружу.

Игорь Степанович или глуп, как пробка, и реально рассчитывает, что я послушаюсь его приказа, или это просто проверка, и он прекрасно понимает, что я откажусь от «щедрого» предложения.

Распустила волосы. Их пора бы вымыть — но купание мне пока никто не предлагал. Завтра же найду возможность понежиться в воде. А пока придётся завязать строгий пучок.

Завязала. Волос было так много, что пучок получился очень даже объёмным и, я бы даже сказала, симпатичным.

Украшений у Виктории не нашлось, хотя уши были проколоты. Ни колец, ни серёжек, ни кулонов — ничего. Тогда я сорвала с повядшего букета единственную ещё живую розу и приколола к волосам. Роза была тёмно-бордового цвета, почти чёрная, и отлично вписалась в мой наряд. Я бы даже сказала — придала ему какого-то мистического впечатления.

Мои губы расплылись в улыбке. Мне даже нравится такой вариант. Так как косметики тоже не нашлось, я просто покусала губы. А вот щёки щипать не стала — пусть будут бледными. Чем бледнее, тем лучше.

Чёрные туфельки на коротком каблуке — и вот я уже спускаюсь вниз по лестнице. Слышу далёкий шум, разговоры. Они доносятся из комнаты на первом этаже, чуть дальше по коридору.

Первой меня увидели две служанки, которые весело щебетали, перешёптывались и хихикали, обсуждая кого-то из молодых господ. Подняв голову, одна из них вскрикнула и уронила поднос с чашками. Я даже удивилась такой реакции. Неужели я выгляжу настолько страшной?

У другой широко распахнулись глаза, и она едва молитву не зашептала. Я удивилась снова. Да что ж такое? Я, конечно, ожидала некого эффекта, но не настолько же.

Хитро улыбнулась, но, проходя мимо огромного зеркала, висящего в холле, на всякий случай взглянула на себя.

Нет, ну хорошо же выгляжу. Эффектно. В обморок падать не из-за чего. А в сердце загорелось любопытство. Как меня встретят гости этого дома? И самое интересное — понравится ли мой наряд дорогому муженьку?

Не понравился.

Я поняла это по тому, как он побледнел и встал со своего места. Ко мне обернулись абсолютно все. Десятки незнакомых лиц. Или знакомых в незначительной степени. Ещё более ошеломлённые взгляды. Притихшие разговоры.

— Добрый вечер, — весело бросила я и с невозмутимым видом начала подходить к столу.

Вижу, возле Игоря Степановича есть свободное местечко. Наверное, для меня приготовлено. Нужно же создать видимость того, что я здесь хозяйка.

Меня провожали взглядом в полной тишине. Я подошла ближе и изящно присела. С удовольствием разглядела накрытый стол.

На столе стояло множество блюд: жаркое из утки с розмарином, фаршированные перцы, густой мясной суп с пряностями, разнообразные пирожки и лепёшки, несколько сырных и мясных нарезок, а в центре — огромный торт с ягодами. Особенно мне приглянулась утка и нежнейшее картофельное пюре — мягкое, сливочное, с хрустящей корочкой сверху.

Наконец я подняла взгляд и встретилась глазами с очень недовольной, буквально кипящей от гнева парой. Это были мужчина и женщина лет шестидесяти. В чертах мужчины угадывалось что-то знакомое. Видимо, это отец и мать мужа.

Я милейше улыбнулась и произнесла первое, что пришло в голову:

— Очень рада вас видеть в нашем доме. Какой приятный вечер! Думаю, мы прекрасно проведём время.

Игорь Степанович наклонился ко мне и шепнул на ухо:

— Вот что ты вырядилась?

Моя улыбка только стала шире, и я прошептала в ответ:

— А вы предпочли бы что-то более вызывающее? Например, декольте до пупа?

Он скрипнул зубами и отшатнулся от меня. После этого попытался перехватить инициативу внимания и небрежно предложил всем продолжить ужин. Они, конечно же, начали его без меня. Гости принялись жевать, продолжили свою болтовню, но на самом деле я всё время ловила на себе чужие взгляды.

Наконец, первая не выдержала свекровь:

— Дорогая Виктория, у вас сегодня такой странный вид.

— Спасибо за комплимент, — ответила я, делая вид, что не поняла её укола. — Мой вид на самом деле не странный. Странно было бы, если бы я надела то, что подарил мне мой муж.

Игорь Степанович поперхнулся едой и начал кашлять. Подбежала служанка — да, та самая любовница — и поспешно налила ему воды в стакан. Он пригубил и посмотрел на меня убийственным взглядом.

Глава 6. Знай свое место...

Я решила сменить тактику. До этого мне хотелось прилюдно опозорить мужа, но теперь я поняла, что можно ударить по его планам. Значит, он скрывает тот факт, что женился на мне ради мести. Он никому из своих не сказал, что я неподходящая для него партия. Решил делать всё тихо.

Значит, нужно попытаться произвести впечатление на его родителей. Но как? Выглядели они очень даже высокомерными и привередливыми.

Однако я обратила внимание на наряд свекрови. Он по стилю мало отличался от моего — просто расцветка была более яркой. То есть: высокий воротник, длинные рукава, строгий нрав. Да и причёска довольно-таки строгая. Если посмотреть на девиц, то их кудри выглядели небрежным облаком по сравнению с волосами дамы напротив.

Скорее всего, её не шокировало моё одеяние в том смысле, как я подумала. Возможно, оно ей даже понравилось. Конечно, облик госпожи Александры Викторовны — а именно это имя выдала моя память — был очень даже элегантным.

Я зашла с этой стороны:

— Вы прекрасно выглядите, мама, — произнесла я, ввергнув Игоря Степановича в ступор.

Свекровь посмотрела на меня недоумённо, а потом прищурила глаза и слегка улыбнулась:

— Спасибо, дорогая. К сожалению, не могу сказать того же о тебе. Отчего ты одета столь уныло?

А она прямолинейна. Это радует.

Я с притворной скромностью опустила глаза:

— Не люблю выделяться. Скромность считаю самым лучшим качеством молодой женщины. Любой женщины.

— Но ты должна учитывать отныне не только свои вкусы, но и вкусы супруга, — она кивнула в сторону сына, продолжая внимательно меня изучать.

— Вы совершенно правы, мама. И я готова поступиться своими принципами, если Игорь Степанович этого потребует. К сожалению, он так и не объяснил, что желает видеть во мне. Возможно, прошло ещё слишком мало времени с тех пор, как мы поженились…

Я картинно выдохнула. Мол, печалюсь…

Взгляд всех невольно обратился к мужу, который сжал челюсти так, что они скрипнули. С огромным трудом, сохранив на лице невозмутимость, он откинулся на спинку стула, будто разговор его ни капли не касался.

А его мать произнесла:

— Сынок, дорогой, тебе стоит уделять больше внимания своей супруге. Ей, очевидно, не хватает украшений. Да и гардероб стоило бы улучшить. За скромность я могу её только одобрить — удивительное качество для нашего времени.

Я скосила глаза на девиц — и те вспыхнули от смущения. Ну да, похоже, я единственная угадала, чем дорожит высокопоставленная матрона.

— Полагаюсь на тебя, сынок, — продолжила госпожа Александра. — Обязательно загляните вместе в ювелирную лавку господина Роже. Ты же знаешь, он привозит драгоценности со всего мира. У него точно найдётся всё, что только можно пожелать.

Игорю Степановичу пришлось только кивнуть, а я злорадно усмехнулась, пряча улыбку от окружающих. Как всё просто. Можно управлять мужем устами его матери. Теперь ему придётся немножечко меня приодеть.

Кстати, интересной особенностью этого мира оказалось то, что незначительные ранки на мне заживали просто мгновенно. Ведь ещё несколько дней назад Игорь Степанович своей оплеухой разбил мне губу, а сейчас от ранки не осталось и следа. Единственным минусом этого было то, что он мог раздавать оплеухи и дальше, совсем не заботясь о том, как я буду выглядеть на следующий день.

На помощь мужу пришёл его отец, тут же начавший болтать с ним о каких-то торговых сделках. Гости сразу же оживились, переключились на личные разговоры. Игорь Степанович облегчённо выдохнул и расслабился по-настоящему.

Я взглянула на свекра и поняла: от него мне хорошего ждать не придётся. Он всецело на стороне своего сына.

Оставшееся время ужина прошло без особых происшествий. Наконец, все насытились, и один за одним гости стали разбредаться, благодаря хозяев за приём. Свёкор со свекровью тоже встали. Я поняла, что мне тоже пора уходить. Не хочу оставаться один на один со своим взбесившимся муженьком. Его очень удачно отвлёк личный слуга, а я поднялась и выпорхнула из гостиной вслед за остальными.

Поднялась по лестнице, свернула в коридор — и тут же на кого-то налетела. Не успела опомниться, как чья-то рука хлестанула по щеке, отчего меня буквально швырнуло на стену. Я схватилась за лицо, с ошеломлением уставившись перед собой. На меня смотрела та самая рыжая девица с курносым носом, которая сверлила меня ненавистным взглядом за столом. Она была ниже меня ростом, мелкая, щуплая — но рука у неё оказалась тяжёлой. Смотрела на меня с такой лютой ненавистью, что едва не рычала.

— Слушай ты, — процедила она, как бандитка из подворотни. — Я тебя предупреждала, чтобы ты не вздумала соглашаться на брак с Игорем Степановичем. Но ты меня ослушалась. Поэтому последствия будут соответствующими.

Я отчаянно пыталась выудить из памяти её физиономию. Но у меня было ощущение, что все ассоциации, связанные с этой девицей, заблокированы. Вроде бы и знала её, но в то же время — ничего о ней сказать не могла. Странно. Что же это значит?

Между тем девица начала надвигаться на меня, желая, наверное, добавить — влепить мне ещё один удар. Да что они тут все такие драчливые?

Когда она подняла руку, пытаясь ударить меня снова, я уклонилась и отступила в сторону. Потом толкнула её, и она влетела в стену вместо меня. Развернулась, посмотрела на меня с недоумением, а после лицо её исказилось в ещё более жуткой гримасе ярости.

— Ты бунтовать вздумала? Знай своё место, ничтожная козявка! Думаешь, у меня рука не поднимется? Сотру в порошок!

Она была похожа на разъярённого хомячка. Мелкая, щуплая, с тонким писклявым голосом — девица вызывала только жалость, честное слово. Возможно, потому что я совершенно не помнила, кто она такая. Возможно, потому что я была дико возмущена её поведением.

Я презрительно ухмыльнулась и произнесла, копируя ее неуважительное обращение:

— Послушай ты! Не знаю, кто ты такая, — я наклонилась к ней поближе, вглядываясь в синеву её пылающих глаз, — но ещё одна попытка рукоприкладства — и я тебе эту руку сломаю.

Глава 7. За что?

Я готовилась ко сну, когда кто-то осторожно поскребся в дверь. Нахмурилась, ожидая очередной провокации.

— Кто там? — бросила грозно.

— Простите, госпожа... — проблеял тоненький голосок незнакомой служанки. — Господин прислал меня с поручением.

Я была уверена, что это какая-то ловушка, поэтому приоткрыла дверь совсем на чуть-чуть. На меня испуганно смотрела девушка, которую, кажется, я сегодня вечером уже встречала в холле. Именно она уронила поднос при виде меня. Встретившись со мной взглядом, она вздрогнула и поспешно опустила глаза. С изумлением я заметила, что её руки подрагивают. Да что ж такое?

— Госпожа, меня зовут Софья. Господин прислал меня по важному поручению. Он потребовал, чтобы вы отдали мне то платье, в котором были сегодня вечером на ужине.

Мои брови поползли вверх.

— В смысле? С чего вдруг? — бросила я резко, и девчонка аж попятилась.

— Я ни в чём не виновата, — начала оправдываться она, ловя воздух ртом, как рыбка. — Я просто исполняю приказ.

Я не стала её жалеть, но тон смягчила.

— Хорошо, — сказала уже более миролюбиво. — Почему ты трясёшься? Что с тобой?

Девушка снова посмотрела на меня и побледнела, как мел. Кажется, она собралась упасть в обморок. Мне пришлось схватить её за руку, чтобы удержать, а она как заорет:

— А-а-а!

— Тише ты! — прикрикнула я, затаскивая её в комнату. — Немедленно успокойся!

Мой крик подействовал. Она замерла и перестала вырываться. Только руки всё ещё тряслись.

— А теперь рассказывай, — сказала я. — Что с тобой происходит? Кто тебя напугал?

— Вы, госпожа!

— Я? — меня затопило ошеломлением. — Я вроде бы не страшная.

— Вы... вы... безумно похожи на одну женщину! — выпалила она и замолчала.

— Какую ещё женщину?

Кое-как растормошив бедную девушку, я услышала удивительную историю.

Оказывается, в этом поместье на самом верхнем этаже, вдоль коридора, развешана некая картинная галерея. На ней запечатлены предки семьи моего мужа. Среди них есть портрет какой-то его пра-пра-пра-пра-прабабки в молодости. Она стояла у истоков возрождения рода и жила несколько сотен лет назад.

Так вот, служанка сообщила, что сегодня, когда увидела меня в этом строгом платье, подумала, что видит перед собой её призрак - настолько мы были похожи. Платье на портрете, по её словам, выглядело почти таким же — разве что более чёрным.

— Я думала, меня удар хватит, - говорила она. - Всем известно, что госпожу... Матрёну Ивановну, а именно так её звали, считали ведьмой. Настоящей колдуньей. Очень долго в этом доме ходили легенды, что она является в виде призрака по особым дням.

Меня эта история поразила. Значит, изумление за столом было вызвано не только тем, что я была «неподобающе» одета, но и этим самым сходством. Правда, подобной паники на лицах гостей я не увидела — но, скорее всего, потому, что не так уж часто они рассматривали портреты предков. А вот прислуга насмотрелась. Им приходилось вытирать там пыль и следить за порядком.

Но, думаю, муж это сходство должен был заметить. Его же предки... Удивительное совпадение, не так ли?

— Я должна посмотреть на этот портрет, — сказала я.

Озвучив своё пожелание девушке, я снова здорово её напугала, но она не посмела отказать.

Поспешно оделась, завязала волосы в хвост и сказала:

— Веди меня…

***

Да, мы были похожи. Я смотрела буквально на своё отражение в портрете. Разве что Матрёна Ивановна казалась гораздо более грозной. И платье действительно походило на то, что я надела на вечер — разве что на шее у женщины болтался большой медальон, а на пальцах поблескивали кольца.

Впрочем, всё это не более чем совпадение. Не думаю, что в этом есть какой-то смысл. А уж эти сплетни про ведьму — так вообще детские сказки.

Кое-как успокоив служанку, я отправилась к себе. Однако уже на следующий день картина в доме заметно изменилась. Если раньше я встречала только презрительные взгляды от слуг, то теперь на меня смотрели испуганно. Значит, слухи об этом удивительном сходстве разошлись ураганом.

Я шла вперёд и улыбалась. Это же просто удача!

А шла я на кухню — потребовать другое меню на завтрак. Раньше никто бы не стал меня слушать. Наверняка слуги получили приказ кормить меня отвратительно. Но теперь отказать мне боялись.

Кухарка мялась. Её помощница — тем более. Тогда я сощурила глаза и прошептала:

— Если не будете приносить мне каждое утро чашку молока, булочку и тарелку овсяной каши — прокляну.

Кухарка заголосила, едва не упав в обморок. Остальные попятились, но тут же начали клясться и божиться, что всё принесут и будут следовать любым указаниям.

Я вышла из кухни, беззвучно хохоча. Вот это поворот.

Но ликование моё длилось недолго, потому что в какой-то миг я впечаталась лицом в чужую каменную грудь. Игорь Степанович. Кто бы сомневался. Похоже, он меня выслеживал. Муж тут же схватил меня за руку и потащил в кабинет. Закрыл дверь и грубо развернул к себе лицом.

— Думаешь, можешь устраивать здесь свои спектакли? — процедил он сквозь зубы, глядя на меня с ненавистью.

Я страшно напряглась, ожидая, что он снова ударит. Правда, была уже к этому готова. Если что, могла бы лягнуть его по голени или ещё куда — лишь бы сил хватило.

— Мне нужен развод, — заявила твёрдо. — Если наш брак — это просто фарс, мне нечего здесь делать.

Игорь Степанович расхохотался.

— Да ни за что! Я ещё не насладился своим триумфом. Думаешь, если влезешь в доверие моей матери, у тебя появятся какие-то права? Раньше нужно было думать о своей судьбе и не совершать тех глупостей, которые ты совершила.

— И что же я совершила? — бросила с вызовом. Сердце взволнованно заколотилось. Может, хоть сейчас узнаю, в чём он обвиняет Викторию? Как можно обвинять девочку-одуванчик, которая никого и пальцем не трогала?

Игорь Степанович прищурил глаза.

— Знаешь, что я ненавижу в тебе больше всего? Притворство, — выплюнул он. — Ты делаешь вид, что являешься невинной жертвой. Так отлично играешь словами, что тебе хочется верить. Но я тебе не верю. — Он оскалился, и глаза его полыхнули. — Я знаю, кто ты на самом деле. Мне это хорошо известно. Так что со мной этот номер не пройдёт.

Глава 8. Злоумышленники...

Оказалось, разъехались все гости, кроме родителей Игоря Степановича. Раньше этот дом принадлежал им. Когда мой муж вошёл в определённый возраст, они переехали в другую усадьбу в провинции.

Я бы и не знала об их присутствии, если бы меня не позвали по просьбе свекрови составить ей компанию в саду. Я напряглась и обрадовалась одновременно. Значит, она мной заинтересовалась. Это хороший знак. Но от нашего дальнейшего общения может очень многое зависеть.

Я выбрала платье поскромнее, раскусив её натуру и предпочтения. Впрочем, выбирать-то особо было нечего — все платья Виктории выглядели крайне приземлёнными.

В саду было очень красиво: пели птицы, благоухали цветы — недаром здесь хотелось проводить всё время. Я только сейчас разглядела, насколько этот сад был ухоженным и прекрасным. Честно говоря, после мрачной комнаты, в которой меня поселили, это место показалось раем. Я даже расслабилась, пока шла к беседке, где на мягком ложе восседала утончённая и очень внимательная Александра Викторовна Долгорукова.

У неё были посеребрённые тёмные волосы и глубокие серые глаза. Увидев меня, она слегка улыбнулась. Одета была в платье менее строгое, чем вчера, но такое же наглухо застёгнутое. На руке остался только один перстень. Уши отдыхали от серёжек. Она выглядела расслабленной, но при этом внимательно следила за мной, как хищник из засады.

Честно говоря, такие люди всегда казались мне самыми опасными. И ждать от неё милости особо не приходилось — под обманчивым, улыбчивым лицом могло скрываться что угодно.

Впрочем, я натянула на лицо маску мягкости и простоты, поклонилась, как была обучена Виктория, и присела на лавку напротив. На самом деле Виктория в моём лице впервые в жизни разговаривала со свекровью один на один. Память последних месяцев почему-то была истёрта. Я не могла понять, почему, но однозначно знала — свёкор и свекровь маячили где-то вдалеке её сознания и не вмешивались в брак с Игорем Степановичем.

— Угощайся, дорогая, — она указала на чашку, которую поставили, видимо, для меня.

На тарелочке рядом лежали симпатичные пирожные. Я сделала глоток для приличия, но есть не хотелось.

— Я позвала тебя сегодня просто поболтать, расслабься, — произнесла она, видно, заметив моё напряжение.

— Спасибо большое, — поблагодарила я, опуская глаза. — Очень приятно, что вы уделяете мне время, мама.

— Ты очень милая девушка, — продолжила Александра Викторовна. — И я довольна твоими стараниями. Однако тут слуги донесли странные разговоры.

Я напряглась. Начинается. Что там могли слуги наговорить?

— Странные разговоры о том, что ты незадолго до свадьбы встречалась с одним мужчиной и что до сих пор не разорвала с ним отношения.

Я вскинула на неё изумлённый взгляд. Но это вообще бред. Несмотря на отсутствие памяти о последних месяцах, я была уверена, что Виктория никогда бы в жизни на это не пошла. Более того, она любила Игоря Степановича — это однозначно. В этом можно было не сомневаться.

— Это всё ложь, — ответила я осторожно, но твёрдо.

— Конечно же, ты не могла ответить иначе, — Александра Викторовна сделала глоток из своей чашки. — Было бы странно, если бы ты с этим согласилась. Но, понимаешь ли... — она вновь взглянула на меня. — Я не верю словам. Мне нужно доказательство. Доказательство того, что это неправда.

— Как же я могу это доказать? — произнесла я упавшим голосом.

Требования у неё, конечно, были безумными.

— Но, например, ты могла бы... произнести клятву в храме Оракула.

Я замерла. Оракул… Оракул… Перебирала в памяти воспоминания Виктории. Ах да, местная религия. Они поклоняются некоему божеству или даже сонму богов, и во главе стоит некий Оракул. Ему строят храмы, от его имени приносят клятвы, делают пророчества. В общем, чушь полная.

Ну, если поклясться, не веря во всё это, то, может быть, всё окажется крайне простым делом.

— Я без проблем, - ответила, пожав плечами. - Мне нечего скрывать – поклянусь, потому что на мне нет греха.

Александра Викторовна улыбнулась довольно, слишком довольно.

– Вот и славно. Завтра же поедем в храм Оракула. Я тебя сопровожу.

Я кивнула, отчего-то чувствуя подвох. Слишком всё просто. Она взяла и направила меня куда-то… Может быть, стоит быть поосторожнее, не доверять её словам, а всё тщательно проверять? Впрочем, сейчас мне нужно было цепляться за любую лазейку, чтобы приобрести столь могущественную союзницу и… выбраться из ада, который приготовил мне ее сын.

Хотя…

А может быть, стоит наоборот – устроить так, чтобы меня якобы уличили в измене, и тогда мне дадут развод?

– Ты же понимаешь, что будет в случае, если тебя уличат в связи с мужчиной, когда ты уже замужем? - голос свекрови ударил по нервам, как лезвие по живой плоти.

Я вздрогнула. Она что, мысли читает?

– Публичное наказание розгами, – продолжила Александра Викторовна скучающим тоном, будто говорила о чём-то незначительном.

Я вздрогнула еще сильнее. Дикость какая! Нет, не буду устраивать никаких спектаклей и признаваться в несовершенных грехах. Какая все-таки это была глупая мысль!

Потом она заговорила о цветах и о всякой незначительной ерунде. А я подумала о том, что эта семейка мне нравится всё меньше и меньше.

Наконец, через час я начала прощаться, чтобы уйти от этого тяжёлого общения. С виду Александра Викторовна была мной довольна. Похвалила. Но я чувствовала, как много для неё значит репутация семьи и её драгоценнейший сыночек. Я была всего лишь элементом, который мог бы улучшить положение семьи – или ухудшить. И последнего она не могла допустить.

Оставшийся день пролетел в размышлениях, и я не знала, чего ждать от следующего дня. Поэтому легла спать пораньше.

Проснулась от того, что у меня безумно колотилось сердце. Распахнула глаза и замерла в кровати. Оказалось, что уже наступила ночь. Я ничего не слышала и не видела, но чувствовала. Чувствовала тревогу, которая обрушивалась на меня волнами.

Глава 9. Храм Оракула и его темная сторона...

Храм Оракула оказался весьма унылым зданием. Никаких тебе витражных окон — окна мелкие, но в два ряда, некое подобие куполов, центральный вход с колоннами. Камень тёмный, почти чёрный. Во дворе, перед храмом, ни единого цветочка, как будто цветы здесь просто не растут, не могут — от этого давящего ощущения непонятно чего.

Александра Викторовна первая вышла из кареты, я — вслед за ней. Ей кучер подал руку, мне — нет. Мне было всё равно, я не обратила на это внимания. Одета была свекровь очень строго, совершенно без украшений. Я последовала её примеру. Кстати, то платье, которое требовал вернуть Игорь Степанович, я, естественно, не отдала. Сейчас оно прекрасно пригодилось для посещения храма.

Мы шли рядом, будто истинные мать и дочь, разве что волосы у нас были разного цвета. Александру Викторовну встречали изящными кивками — то священнослужители, то другие посетители храма. Я была напряжена до предела.

Поднимаясь по ступенькам, заходя в огромный зал, в котором раздавалось гулкое эхо, я ощущала себя в ловушке, которую не понимала. В центре стоял некий обелиск непонятной формы и значения. Около него обнаружилось что-то вроде алтаря. Ни икон, ни изображений здесь не было от слова «совсем». Какая-то звенящая пустота. Мрачная. Давящая.

Впрочем, это просто впечатление. Это не более чем атмосфера, которую хотят насадить искусственно. Поэтому я взяла себя в руки и нацепила на лицо равнодушное выражение.

У алтаря суетились священнослужители в тёмно-синих рясах. Некоторые были наголо обриты, другие, наоборот, приковывали к себе внимание длинными волосами, завязанными в низкие хвосты.

Александра Викторовна оглянулась и посмотрела на меня строго:

– Ты должна подойти к обелиску и поклясться именем своего рода, именем отца и матери. Назовёшь их имена. Скажешь, что не являешься самозванкой, что не являешься злоумышленницей, предательницей, изменщицей, убийцей, воровкой...

По мере того, как она перечисляла все эти «титулы», мои брови ползли вверх всё выше и выше. Зачем мне клясться в том, что и так очевидно? Я могу понять необходимость клятвы о верности, но убийство и воровство? О чём вообще речь? Настолько мне не доверяет?

Но Александра Викторовна сделала вид, что не сказала ничего необычного. Я пожала плечами и двинулась к обелиску. К моему удивлению, она пошла следом — видимо, проконтролировать, что именно я буду говорить.

Остановилась в нескольких шагах. Посмотрела на эту громадину — бесформенную, некрасивую — и на выдохе произнесла:

– Я клянусь, что не имею за собой греха: ни неверности, ни лукавства, ни притворства, ни убийства, ни воровства…

Я перечисляла и перечисляла. Добавила даже то, чего свекровь не велела — на всякий случай, чтобы не к чему было придраться. Устала перечислять и не знала, как закончить. Растерявшись, добавила:

– Аминь. Спаси и сохрани.

Развернулась и уставилась на изумлённо глядящего на меня священнослужителя. Это был мужчина лет пятидесяти, совершенно лысый, с испещрённым морщинами лицом.

Я испугалась, что ляпнула что-то не то — другой мир ведь. Но он резко успокоился, повернулся к Александре Викторовне и приветливо кивнул.

– Преподобный Артур, – произнесла она, расплывшись в улыбке. – Очень рада вас видеть.

Они взялись за руки и совершили нечто вроде лёгкого рукопожатия.

– Для чего вы здесь? – поинтересовался мужчина.

Александра Викторовна кокетливо произнесла:

– За небольшой малостью, – бросила небрежно. – Новоявленная невестка должна принести клятву и быть испытанной Оракулом. Такова традиция.

– Странно, – удивился мужчина. – Обычно это делают до брака.

– Так уж произошло, – картинно выдохнула женщина. – Я не успела провести этот ритуал до бракосочетания. Игорёк женился слишком стремительно, даже родителям ничего не сказал. Вот что значит любовь.

Она рассмеялась, а я едва не скривилась. Скрывает, обманывает, выкручивается… Что здесь происходит?

– Да, молодёжь нынче крайне непослушная, своевольная, – выдохнул священнослужитель. После этого повернулся ко мне. – Очень приятно, дитя моё. Надеюсь, Оракул будет благоволить к тебе.

– Я… тоже надеюсь, – ответила с лёгкой растерянностью.

Он вдруг хлопнул в ладоши, и к нему словно из ниоткуда выскочил совсем юный послушник. Волосы до плеч, глаза горят, светло-синяя ряса болтается на тощем теле.

– Принеси кристалл. Ответ Оракула, – бросил священнослужитель мальцу.

Тот умчался и через пару минут вернулся с резной деревянной шкатулкой. Открыв её, преподобный Артур извлёк кристалл, который с виду был совершенно белоснежным. Однако на его заострённом краешке обнаружилось чёрное, подкопчённое пятно.

Александра Викторовна замерла, а потом посмотрела на меня с растущей строгостью.

– Ты обманула? В чём-то одном обманула Оракула?

– Преподобный… – она в ужасе обернулась к мужчине. – Как узнать, в чём именно невестка солгала!

А я растерялась. Что я такого сказала, что кто-то мог уличить меня во лжи? Я не верила, что некий Оракул действительно отвечает. Искренне не верила. Значит, меня подставили!

Преподобный Артур напряжённо пожал плечами.

– Так быстро я не расшифрую. Приходите через несколько дней.

Я смотрела на всё это со смесью недоверия и изумления. Неужели кто-то действительно подделывает результаты этих безумных клятв?

Александра Викторовна смотрела на меня уже без притворной приязни.

— Пойдем! – прошипела она.

Немедленно развернулась и так быстро пошла вперёд, что края её плаща взлетели вверх, будто черные крылья, придавая сходства с летучей мышью. Я кивнула растерянному священнику и пошла вслед за ней, ощущая, что всё-таки попалась в какую-то мерзкую ловушку.

Наверняка она всё это подстроила. Похоже, решила найти повод, чтобы ещё больше ухудшить отношения между мной и сыном. А значит, она знает о том, что он меня ненавидит. Или, не зная, хочет разрушить наш брак.

Глава 10. Между молотом и наковальней...

Я закрылась в своей комнате и, не раздеваясь, начала ходить по ней туда и обратно, усиленно пытаясь понять, что мне теперь делать. Когда бежать? Сегодня вечером? Ворота запираются — часов в девять по земному времени. Обычно, когда уже окончательно стемнеет.

Нужно собрать сумку.

Я начала рыться в вещах Виктории, но ничего путного не нашла. Даже какой-то маломальской сумки не оказалось. Ах да, в этом мире аристократки путешествуют с тяжёлыми сундуками для одежды. Тогда придётся придумать что-то на ходу.

Стянув простыню с кровати, я начала бросать туда некоторые вещи: какую-то тёплую кофту, мягкие тапочки вместо туфель. Наверное, и эти тонкие сапожки стоит взять.

К счастью, на дне сундука обнаружилась какая-то на вид ветхая тряпка. Развернув её, я ахнула — там лежал кожаный мешочек с несколькими золотыми монетками. Небольшой запас денег. Просто чудесно!

В мешочке рядом нашлись еще одни монетки — медные или бронзовые. Я обрадовалась, сразу же улучшилось настроение. Недолго думая, я несколькими стежками пришила мешочки к своему белью на теле. А чтобы монетки не звенели, замотала каждую отдельно в кусок тряпки. Теперь деньги будут со мной, даже если что-то случится с вещами — это был хороший план.

Собранный узел я быстро спрятала в сундук. А уж как выбираться отсюда, подумаю вечером.

Обед мне долго не несли. Уже было часа четыре, наверное, когда в дверь наконец-то постучали.

– Госпожа, ваш обед, – произнесла служанка, которая обычно приносила мне еду.

Я поспешила открыть дверь, думая о том, что не мешало бы подкрепиться перед дорогой. Но меня тут же отшвырнули прочь, и в комнату ввалились трое. Любовница Игоря Степановича — звали её, кажется, Дуня, если не ошибаюсь — и двое амбалов по два метра ростом, которые чем-то были схожи с ней в чертах. Наверное, братцы-кролики…

Девица победно улыбалась. Сделала знак служанке, чтобы быстро умчалась отсюда, и та, испуганной ланью, убежала прочь. Дверь быстро закрыли, и наглая девица уставилась на меня торжествующим взглядом.

– Что ж, дорогуша, твои позиции упали дальше некуда. Только что твоя свекровь в пух и прах разрушила остатки твоей репутации. Так что слушай меня внимательно. Завтра утром за воротами остановится телега. Ты выйдешь и уедешь отсюда. В том, в чём есть. Вещички с собой не бери.

Мужчины коротко заржали.

– Вещички мы оставим себе, – добавила девица и тоже рассмеялась. – Через ворота тебя пропустят, я договорилась. В телеге найдёшь узелок. Это тебе милость. От меня. Старик доведёт тебя до города. А там иди куда хочешь. Однако прямо сейчас ты возьмёшь и напишешь одно небольшое письмецо…

Я смотрела на неё в полном ошеломлении. Как какая-то низкородная крестьянка посреди бела дня может приводить в дом хозяйки двух амбалов и откровенно её шантажировать? Здесь вообще нет законов? Она ничего не боится?

– Я всё расскажу своему мужу, – бросила презрительно. – Он не хочет со мной разводиться. Поэтому вам лучше уйти отсюда как можно скорее…

– Ха-ха-ха! – рассмеялась девица. – Он, может, и не хотел с тобой разводиться, но теперь будет вынужден. Потому что даже Оракул подтвердил, что ты — гнусная преступница. А его мать, госпожа Александра Викторовна, потребовала выгнать тебя взашей как можно скорее. Уезжай по-хорошему, пока я добрая. Или тебя вынесут вперёд ногами.

Я не могла понять — блефует она или нет. Каждый в этом доме тянул одеяло на себя.

Но что мне делать? Мне бы только до вечера продержаться — и я уйду. С вещами, с деньгами. Уйду отсюда.

Но соглашаться с этой девицей хоть в чем-то мне претило. Чувство собственного достоинства не позволяло идти у неё на поводу даже взглядом. Поэтому я ничего не ответила. Молча присела за стол и посмотрела на неё спокойным взглядом.

– Да-да, – начала она, – молодец, просто умница! Бери перо и пиши.

Я степенно и неторопливо сделала то, что от меня требовалось. Девица насмешливо стала диктовать:

– Я больше не могу оставаться в этом доме...

Я обмакнула перо в чернила и поняла, что навыки тела прежней Виктории у меня осталась. Она прекрасно писала пером и чернилами, рука моя чувствовала себя совершенно уверенно. Почерк у неё обещал быть замечательным. Однако в голову пришла одна гениальная идея.

Девица диктовала письмо от моего лица, в котором излагала причины, почему я якобы добровольно покидаю этот дом. Я записывала слово в слово — но писала это исключительно на русском языке, чётко понимая, что в этом мире другие письмена.

Когда закончила, девица нависла надо мной, пытаясь посмотреть, что я сделала. Неужели она грамотная?

Дунька опешила.

– Что это? – сурово бросила она, хватая исписанный лист бумаги. – Что это за язык? Ты решила водить меня за нос?

Я выхватила письмо из её рук обратно.

– Наверное, тебе просто не достаёт образования, глупая крестьянка, – бросила я надменно, – если ты не можешь это прочесть…

Дуня побледнела, потом покраснела и стала раздуваться от гнева. Повернулась к своим братьям и прошипела:

– Накажите её, но так, чтобы не было слишком заметно.

Я тут же гаркнула в ответ:

– А ну прекратить немедленно! Тронешь меня пальцем — я, во-первых, никуда не уйду. Во-вторых, у меня будет повод заявить про нападение. Даже если в этой семье меня не принимает, я всё ещё ношу эту фамилию. Вот тогда вас настигнут настоящие неприятности. Поэтому проваливайте немедленно!

Дуня рассвирепела. Тяжело дышала, смотрела на меня с такой ненавистью, что, если бы взглядом можно было убить — от меня уже давно осталась бы только горстка пепла. Тогда она выхватила у меня из рук письмо на русском и рванула к выходу.

– Пойдёмте, – процедила она братьям, и все трое покинули комнату.

Я же опустилась на стул, чувствуя, как подрагивает всё тело. Между молотом и наковальней: свекровь подставила меня в храме, муж ненавидит за непонятно какие преступления, любовница решила изжить со свету и прибрать к рукам моё последнее имущество.

Глава 11. Никому не отдам...

Стемнело. Я выждала ещё немного, притаившись у окна и прислушиваясь к звукам во дворе. Наконец, всё стихло. Где-то вдали заскрипели ворота, кто-то из слуг, видимо, вышел за пределы поместья. Я осторожно поднялась, на цыпочках подошла к сундуку, вытащила спрятанный узелок и крепко прижала его к груди.

Сердце колотилось, как бешеное. Я чувствовала, как каждый его удар отдаётся в висках, как кровь пульсирует в шее. Коридор встретил блаженной тишиной уставшего поместья.

Миновала лестницу, прошмыгнула через боковой холл, прячась за колоннами, и вышла во внутренний двор. Прошла вдоль стены, в сторону хозпостроек, туда, где был чёрный выход. Осталось совсем немного…

Но стоило мне подойти к миниатюрным воротам, как раздался шорох, и кто-то вынырнул из тени.

— Ну и куда это мы собрались? — раздался насмешливый голос Дуни.

Я резко обернулась. Рядом с ней стояли те самые двое — её амбалы, лица в полумраке казались ещё уродливее. Один из них тут же вырвал у меня узелок, второй схватил за руку, и прежде, чем я успела закричать, меня ударили по лицу.

Острая боль пронзила щёку.

Я покачнулась, упала и почувствовала, как по губе скатилась капля крови.

— Вот и всё, — подумала я. — Наверное, прибьют и выкинут в канаву.

Меня ударили ещё раз. Больно. Согнулась в три погибели, чтобы защититься.

И в этот момент рядом раздался крик.

Что-то свистнуло в воздухе. Послышался хруст, глухой удар. Один из громил отлетел в сторону, как выброшенная тряпичная кукла. Второй обернулся, но не успел среагировать — его отбросило так, что он с грохотом врезался в стену конюшни и сполз по ней, не шевелясь.

Дуня развернулась, побледнела и в ужасе уставилась на того, кто это сделал.

Я приподнялась на локтях, прищуриваясь, всё ещё вздрагивая от боли. Лицо горело огнём.

И в этот момент я увидела Игоря Степановича.

Он стоял посреди двора, тяжело дыша, как будто едва сдерживал ярость. Его взгляд метался между мной, валяющимся узелком и побледневшей Дуней, которая начала дрожать и заикаться:

— Господин, я... Это... Это... Ваша мать, она... Она приказала мне. Она... Я ни в чём не виновата!!!

— Уволена! — процедил Игорь Степанович, глядя на неё с яростью. — Я не оставлю в доме прислугу, которая за моей спиной слушается кого-то ещё.

Девица открыла рот, как будто хотела что-то возразить. Упала на колени и начала умолять, верещать, просить милости, но молодой человек гаркнул:

— Вон! Иначе будет что похуже. И не смей более переступать порога этого дома, потому что я не потерплю предательства! А братцы твои немедленно отправятся в темницу. Пошла прочь!

Я смотрела на его ярость в ужасе. Всё становилось на свои места. Понятно, почему он сейчас вступился. Потому что гордость Игоря Степановича не позволяла ему смириться с тем фактом, что слуги послушались его мать, а не его лично. Он спасал вовсе не меня.

Но сейчас он увидит мой узелок — и пиши пропало. Следующей грушей для битья стану я.

Пока он изгонял нерадивых слуг, я поспешно приподнялась, мучаясь от боли в боку, и кинулась к своему свёртку. Может, удастся просто скрыться... ну не знаю... как мышь в норе...

Но не успела я прижать к себе вещи, как он уже схватил меня под локоть.

— А с тобой мы отдельно поговорим, — процедил муж и потащил меня обратно в дом.

Я была ужасно напугана. Поняв, что шанс на побег тает с каждым мгновением, я вырвалась, остановилась и отчаянно прокричала:

— Я требую, чтобы вы немедленно меня отпустили! Я требую развода! Сейчас же! Мне не нужен ни такой муж, ни такой дом, ни ваши деньги, ни всё ваше благо, ни фамилия — мне ничего не нужно!

Игорь Степанович смотрел мне в лицо горящим взглядом. Некоторое время он ничего не говорил, а потом произнёс:

— Не будет этого. Когда-то к тебе тоже взывали о милости — но ты отказалась ее подарить. Будешь пить эту чашу до самого дна. Я так понимаю, ты собралась сбежать? Да, спасибо за напоминание, что мне стоит усилить охрану. Пойдём!

Он снова схватил меня за руку и потащил за собой. А я, исполненная глубочайшего отчаяния, думала о том, что у меня должен быть какой-то выход. Он должен найтись во что бы то ни стало!

Значит, побег не вариант. Ничего не выйдет.

Однако позиция мужа говорит о том, что козни матери не достигли своей цели. Служанка уверяла, что Игорь Степанович откажется от жизни со мной. Но он был твёрд. Да и слуг, которых взяла в оборот Александра Викторовна, он выгнал с позором. Значит, она проиграла.

Но и я в выигрыше себя не чувствую.

Меня без церемоний заперли в комнате. Но ни ругаться, ни каким-либо образом унижать меня Игорь Степанович не стал. Наверное, занят. Мчался прочь, как заведённый. А я, вся дрожа, присела прямо на пол, схватив свой вожделенный узелок и прижав его к груди.

Не знаю, радоваться мне или огорчаться. Я не рада, что меня вернули. Но, вспоминая исполненное ужасом лицо Дуньки, чувствовала удовлетворение. Жаль — этого мало. Хотя в её глазах, наверное, случилась катастрофа. Она не только лишилась работы, но и пригретого места в постели хозяина.

Однако отсутствие любовницы не изменит отношений между мной и мужем. Да и свекровь, наверное, без дела сидеть не станет. Придётся искать способ сбежать в другой раз.

***

— Что это за шум?

Александра Викторовна прибежала в спальню к сыну в одном халате, наброшенном на ночную рубашку.

– Ты не пострадал? Я слышала, там какая-то драка…

Игорь Степанович смотрел на мать крайне мрачно.

– Зачем ты это сделала? – процедил он. – Зачем ты приказала моим слугам причинить вред моей жене?

Александра Викторовна опешила. Она так смутилась, что, обычно говорливая и очень уверенная в себе, не могла подобрать слов на сей раз.

– Сынок… – шагнула ближе, быстренько поменяв тактику и тон голоса. – Я же вчера тебе рассказывала… даже Оракул показал, что твоя жена – преступница. Я уверена, что все эти слухи, ходящие о ней, – правда. Она… у неё есть любовник! Ты должен её изгнать, как минимум. Развод – лучшее, что тебе нужно сделать с ней.

Глава 12. Противоречивый муж...

Александра Викторовна укатила. Рано утром следующего дня я наблюдала за ней из окна своей спальни и видела, в каком раздражении она кричит на слуг и дёргано садится в свою карету. Чему-то во мне было приятно. Приятно, что хоть маленькое возмездие совершилось.

Однако все эти позитивные чувства мгновенно потухли, как только я вспомнила, в каком положении нахожусь. Скорее всего, мне даже поесть никто не принесёт, – подумала печально, – однако очень удивилась, когда завтрак принесли вовремя. Причём тот оказался довольно-таки неплохим, сытным: каша, фрукты, сливки.

Позавтракав и почувствовав прилив сил, я продолжила заниматься рукоделием. Кстати, пару раз приходили служанки – кто-то, чтобы поменять воду для умывания, кто-то — прибраться. И все они вели себя на удивление осторожно, не так, как раньше. Никто не задирался, не смотрел на меня высокомерно. Правда, время от времени я всё-таки ловила их косые взгляды.

Потом мне это надоело, и я прямо спросила у очередной:

– В чём дело? Почему ты на меня так смотришь?

Она вздрогнула и тут же отвела глаза.

– Ничего, госпожа, всё в порядке. Я просто прибираюсь.

Я отложила вышивание, поднялась на ноги и посмотрела на неё крайне строго.

– Рассказывай последние сплетни этого дома!

Девушка смутилась. К счастью, мне попалась не очень умная, можно сказать, глупенькая служанка, которая не выдержала моего, скажем так, давления и тут же всё выложила:

– Вас боятся. Ваше положение в доме изменилось.

– Почему это? – удивилась я.

– Из-за вас господин выгнал Дуню, а братьев её отправил в темницу. Оттуда быстро не выходят… если выходят вообще. Все думали, что хозяин к вам равнодушен…

Она запнулась на последних словах, но потом всё же продолжила.

— А оказалось, что это не так!

Я отправила её прочь, а сама присела на кровать и горько усмехнулась. Да уж, сто процентов Игорь Степанович ко мне не равнодушен. В полной мере он испытывает ко мне глубочайшую ненависть – а это равнодушием никак не назовёшь.

Тяжело выдохнула и решила, что сидеть затворницей здесь не стану. Пойду-ка прогуляюсь. Кажется, никто меня запирать не стал. Привела себя в порядок, поглядев немножко на измученную, бледную девицу в зеркале. Набросила на плечи кружевную накидку, которая немного украсила образ, и пошла. В сад, конечно же – и подальше.

Гуляла по аллее, размышляла о своей жизни, как вдруг совершенно случайно наткнулась на гостей. Откуда они здесь? Опешила, поняв, что полянка, которую не было видно из-за высоких кустов, оказалась облюбована несколькими аристократами.

Там было четверо молодых людей и две девушки. Мужчины были одеты в изящные сюртуки, один даже щеголял в цилиндре. Девушки — в лёгких светлых платьях, с ажурными зонтиками, защищающими от солнца. Плетёная мебель, маленький столик с закусками, хрустальные бокалы с лимонадом, лёгкий смех и фразы, произнесённые с ленивым, почти скучающим изяществом — вот что предстало моему взгляду и слуху.

Мужа среди незнакомцев я не увидела. Думала тихонько ретироваться, но на меня уже обратили внимание. Одна из девушек воскликнула:

– О, это же супруга графа! Проходите сюда, дорогая, мы жаждем с вами познакомиться!

Она говорила приветливо, а вот взгляды остальных мне не понравились. Молодые люди разглядывали меня насмешливо и презрительно, и я, уставшая от всего этого, замешкалась.

Но потом решила: мне прятаться, что ли? Я теперь изгой? Если Игорь Степанович делает меня таковой – это не значит, что и я должна себя так вести.

Укрепившись, задрав повыше подбородок и поправив накидку, я степенно приблизилась к гостям. Нашлось свободное плетёное кресло, и я присела в него, тут же расслабившись и изобразив на лице благодушное выражение.

– Мне тоже очень приятно, – произнесла я с лёгкой улыбкой. – Меня зовут Виктория. А вас?

Девушка, позвавшая меня, тоже назвалась:

– Арина Михайловна, – произнесла она и тут же начала представлять остальных. Они сами, похоже, не жаждали называть своих имен.

Когда все мы были представлены друг другу, Арина, обладая, похоже, неуёмным любопытством, подсела ко мне поближе, заглядывая в глаза. Она была очень симпатичной: глаза её — серые, глубокие, были обрамлены длиннющими ресницами.

– Вы вышиваете? – спросила Арина, немного наклоняясь ко мне.

– Иногда, – ответила я уклончиво.

– А я терпеть не могу. Мама говорит, что каждая порядочная барышня должна уметь держать иголку. Но мне скучно. Куда интереснее музыка. Вы играете на фортепиано?

– Не слишком хорошо, – пожала плечами.

– Ах, пустяки! Главное, чтобы душа была у человека. А вы очень тонкая натура, я это сразу почувствовала!

Я вежливо улыбнулась, но внутри чувствовала нарастающее раздражение.

Вдруг раздался голос одного из молодых людей, и обращался он явно не ко мне:

– Игорь Степанович, как же так? Ты говорил, что супруга больна… А она вот, жива и здорова! Ты её прячешь? Решил, что кто-то позарится на твоё сокровище?

Молодые люди почему-то заржали – ведь вся эта проникновенная речь была сказана с очевидным сарказмом. У меня внутри всё похолодело: к нам размашистым шагом шёл мой муж. Его недовольное выражение лица показалось угрожающим, и мне стоило огромных усилий не сесть по струнке смирно.

«Нет, – подумала я, – не буду вести себя, как раба. Довольно…»

Когда Игорь Степанович подошёл к группе аристократов, то не удостоил меня даже взглядом. На подначки друзей ответил кривой ухмылкой, а потом схватил бокал с горячительным, отпил из него и произнёс:

– Мы можем перейти в залу. Там хотя бы не будет ветра.

– Да, конечно, – схватилась за повод другая девушка по имени Роза. – Здесь довольно прохладно.

Я обрадовалась – наконец смогу уйти. Но Арина, схватила меня под руку, как только я встала на ноги:

– Замечательно! Теперь мы сможем прекрасно провести время вместе. Правда, дорогая? – обратилась она ко мне.

Глава 13. Хуже, чем казалось...

Наконец напряжение всех отпустило.

Алексей Петрович отошёл в сторонку, забыв о моём существовании. Я присела в кресло, чувствуя, как подрагивают ноги. Удивление поступком мужа быстро сменилось ясным пониманием: это же вопрос репутации. Если он позволит так откровенно унижать свою жену, то и сам пострадает. Так что нечего обольщаться. Не обо мне он заботится - меня он ненавидит - а о себе любимом…

Стало тошно и противно. Я даже Арину слушать перестала, хотя та не умолкала ни на мгновение. А вот Роза глаз не сводила с Алексея Петровича. Я легко поняла — девица-то влюблена.

Решив, что мне стоит уже уйти отсюда, найдя подходящий повод, поднялась на ноги.

– Отдохну, пожалуй, – произнесла я приглушённо для Арины, стараясь, чтобы никто меня больше не услышал. – Плохо себя чувствую. Всё-таки я не совсем здорова.

Но как-то так получилось, что услышали все. Даже Алексей Петрович обернулся. Как его там… Горбунов?

– Вы уже нас покидаете? – бросил он вдруг.

А я поразилась. Ну надо же, у него слух звериный, что ли?

— Немного закружилась голова, - произнесла осторожно.

Я, конечно, покривила душой. Но когда он посмотрел на меня своим ядовитым взглядом, головокружение действительно началось.

– Что ж, рад был увидеться снова, – бросил он с загадочной улыбкой.

А меня перекосило. Так они с Викторией знакомы? Опять провалы в памяти…

Поспешив ретироваться, я с облегчением вышла из помещения и направилась по коридору, размышляя обо всем. Почему память о последних месяцах как будто стёрта? То наглую «рыжулю» не могу вспомнить, то этого барона, которого, очевидно, впервые в жизни вижу…

Может, именно в этой части забытой жизни кроется нечто серьёзное и страшное, из-за чего меня так сильно ненавидит Игорь Степанович?

Эта гадкая мысль заставила ужаснуться. До сего момента я была уверена, что Виктория чиста как стекло, и все его обвинения не имеют под собой никакого основания. А теперь этой уверенности не стало.

Хотя разве это отменяет тот факт, что Игорь Степанович был невероятно груб и даже руку на меня поднял? Нет. Что бы там ни было, его поведение крайне недостойно.

Решив так, я взобралась по лестнице, вернулась в свою комнату и заперлась. Только здесь смогла выдохнуть. Мне нужно узнать о том, что происходило с Викторией в последние месяцы её жизни… Но как это сделать?

Уйти из дома? Нужно посетить её родителей!

Завтра с утра просто уеду. Найду способ. Если даже Игорь Степанович в чем-то меня обвинит, скажу, что решила навестить родных. А если повезёт, то останусь у них навсегда.

Решив, что это отличное решение, я собралась спокойно провести вечер.

Но, к сожалению, мне этого не удалось.

К ночи пришла служанка, сообщив, что принесла поздний ужин и воду для умывания. Без всякой задней мысли я открыла дверь… а потом обругала себя всеми возможными словами. Уже ведь попадалась в эту ловушку! Ну что же это такое?

Потому что вместо служанки в комнату влетел барон Алексей Петрович Горбунов. Кинув звонкую монетку служанке, которая испуганно умчалась прочь, он бесцеремонно вошёл в комнату и закрыл за собой дверь.

Я попятилась, отыскивая оружие, которым можно было бы при случае эту наглую морду огреть. Там есть канделябры на столе… Начала пятиться в ту сторону.

– Что происходит? – воскликнула возмущенно. – Какое вы имеете право сюда заходить? Я буду кричать!

– Дорогая, что же с тобой произошло? Совсем память отшибло? – его голос сочился ядом. – Ах да, ты же действительно ничего не помнишь. Какая жалость…

Я напряглась. Похоже, с памятью были проблемы не только у меня, но и у Виктории. Не значит ли это, что он как раз-таки в курсе, что с ней происходило в эти месяцы?

– Мы с вами совершенно незнакомы, – решилась я пойти таким путём. – Немедленно покиньте мою комнату. Это неприлично!

Алексей Петрович рассмеялся.

– Что ты знаешь о приличиях, Виктория? Лучше слушай меня.

Вдруг улыбка сползла с его лица, и он, остановившись в двух шагах от меня, посмотрел уже ледяным взглядом.

– Будешь передавать мне всю информацию о сделках своего мужа. Один раз в месяц. Мне всё равно, как ты будешь её добывать. Можешь забираться к нему в кабинет по ночам. Можешь подкупать слуг. Можешь почаще ноги перед ним раздвигать, чтобы он крепче спал. Но чтобы раз в месяц у меня на руках был отчёт обо всём, что он делает.

Я смотрела на мужчину в полном непонимании.

– О чём вы говорите? – возмутилась я. – Я ничего для вас собирать не буду. Я вас вообще не знаю. Убирайтесь отсюда!

Лицо Алексея Петровича стало жёстким. Он подошёл ко мне вплотную, схватил меня за подбородок и заставил смотреть себе в глаза.

– Если будешь упираться, уже завтра у твоего мужа на руках будут документы, подтверждающие, что именно ты причастна к издевательствам над его сестрой. Он об этом догадывается, но не знает наверняка. Хочет потрепать тебе нервы и заставить признаться, но не уверен. Так вот, я принесу ему доказательства.

Я смотрела перед собой и понимала, что разговариваю с чудовищем.

– Это неправда. Я этого не делала! – процедила я сквозь зубы, а сама тряслась внутри от ужаса.

Алексей Петрович ухмыльнулся. На одной щеке заиграла милая ямочка.

– Конечно, не делала. Такая размазня, как ты, ни на что подобное не способна. Однако не играет никакой роли. Игорь Степанович в любом случае сживёт тебя со свету, ты это понимаешь? Так что делай то, что я тебе говорю. Раз в месяц я буду захаживать в гости. Будешь передавать мне всё то, что найдёшь. Учти: я настроен очень серьёзно. Твоя жизнь для меня ничего не значит.

– Почему вы это делаете? – бросила я, понимая, что этот монстр не шутит.

Он весело пожал плечами.

– А почему мне этого не делать? У меня есть цели и задачи, которые я должен достичь. А ты очень удачно попалась под руку, глупая Виктория.

Его большой палец с притворной нежностью погладил меня по щеке.

Глава 14. Неожиданный поворот...

То ли небо смилостивилось и решило вмешаться в течение моих безрадостных будней, то ли это было началом следующих испытаний, но на следующее утро изменилось абсолютно всё.

Поместье было на ушах. Даже не выходя из комнаты, я услышала разговоры служанок в коридорах. Они восклицали: «Что же это будет? Что же это будет? Неужели действительно война?!»

Началась война.

Я вздрогнула. Война? В этом мире? Кого с кем?

Любопытство погнало меня вниз. Со мной, конечно, разговаривать особенно никто не желал. Но я насильно остановила пару служанок и потребовала объяснений.

Они коротко рассказали, что князь Яромир объявил о начале нового сложного этапа в жизни княжества. Соседи с севера, некие горельцы, направили своё многотысячное войско на территорию Яковинского княжества.

Начались потасовки, которые быстро переросли в полноценное сражение. Два дня назад несколько тысяч воинов были переправлены на границу, чтобы остановить двигающуюся орду. Но в народе начались волнения, потому что была объявлена всеобщая мобилизация. Мужчин забирали прямо с полей, чтобы обучить их военному делу — на всякий случай.

Многие семьи остались без кормильцев. Народ стал роптать, возмущаться. Всё произошло слишком неожиданно.

Большим камнем преткновения стало то, что воевать отправляли именно простолюдинов, в то время как аристократы продолжали жить праздной жизнью, ничего не делая для защиты родины.

Из-за всех этих волнений князь Яромир издал следующий указ, в котором говорилось, что все молодые аристократы в возрасте от двадцати до тридцати пяти лет, а также их жёны, не обременённые малыми детьми или беременностью, должны отправиться в Летний княжеский дворец, из которого на некоторое время сделали Центр обучения офицеров, лазарет для аристократов и место для других важных мероприятий.

Как я поняла, молодых людей должны были натаскать в военном деле, заложив хотя бы основы. Те жёны или сёстры, кто пожелает прибыть в этот дворец, должны будут обучиться элементарным медицинским навыкам для помощи раненым и прочим способам выживания в условиях войны.

Поэтому уже к вечеру мне сообщили, что буквально завтра утром я и Игорь Степанович выезжаем вдвоём в Летний княжеский дворец.

Это событие меня огорошило, но при этом принесло с собой некоторое лёгкое облегчение, как будто смена обстановки могла повлиять на ту безнадёгу, что образовалась в жизни.

Я собрала свой нехитрый скарб в сумку, которую мне любезно притащили. Несколько перемен одежды, обувь, личные вещи, зеркало, щётка для волос, несколько кусков душистого мыла и всякое прочее.

Я, привыкшая к простоте и любым условиям, искренне недоумевала, как же всё это отразится на избалованных аристократках. Впрочем, старалась об этом не думать. Над головой довлела опасность после слов ненавистного барона.

Выезжали мы на рассвете. Я вышла со своей сумкой, и никто не взялся мне помочь. Ну, я и не ждала этого. Я не избалована чужим вниманием. Виктория могла бы сказать то же самое.

Во дворе стояла карета. Кучер молча спрыгнул с козел и забрал мою сумку. Он положил её в заднее отделение — за сиденьями, где обычно хранили багаж.

Игорь Степанович вышел через пару минут. Он был одет в светлый походный сюртук с высокой застёжкой, брюки, сапоги и короткий тёмный плащ, накинутый на плечи. Выглядел строго, но просто. Выражение на его лице было, как всегда, ледяным. Он даже не посмотрел на меня.

Забрался в карету первым. Я — за ним. Кучер закрыл дверцу, и мы стремительно тронулись с места.

Сидели друг напротив друга. Я иногда искоса поглядывала на мужа, пытаясь разобраться в том, что чувствую.

Теперь я знала, что у его ненависти была причина — некое издевательство над его сестрой, о котором я ничего не слышала до этого момента, и в котором он подозревал именно Викторию.

Но неужели же нельзя было как-то поговорить?.. Не знаю.

Но я вижу, что он не тот человек, который поверил бы чьим-то словам. Он никому не верит. Никому и ничему.

С таким упрямством договориться с Игорем Степановичем будет невозможно.

Наконец мне надоело разглядывать его, и я отвернулась к окну.

За окном проносились залитые солнцем поля, редкие перелески, а затем, при въезде в очередной городок, появились ухоженные аллеи с фонтанами, белыми статуями и цветущими клумбами. Воздух был золотистым от пыли и света, и в какой-то момент показалось, будто мы въезжаем в сказку.

Пять часов тряски в карете всё-таки выбили из меня дух. Когда мы наконец приехали на место, я чувствовала себя измученной донельзя.

Игорь Степанович выбрался первым, а я, не надеясь на его помощь, вышла следом. Вышла — и замерла, широко раскрыв рот.

Какая красота!

Передо мной раскинулся Летний дворец князя — светлое, изящное здание с колоннами, шпилями, множеством балконов и террас. По обе стороны от него располагались корпуса поменьше — видимо, для слуг и гостей. В саду пели птицы, журчали фонтаны, благоухали розы и лаванда. Повсюду — аккуратно подстриженные кусты, белоснежные скамейки и аллеи, вымощенные светлым камнем. Всё дышало покоем и утончённой роскошью.

Подбежали слуги и подхватили наши сумки. К счастью, мне не пришлось тащить свою самостоятельно — это немного порадовало.

Нас провели вовнутрь, на второй этаж.

Один из слуг толкнул дверь, и я оказалась просто в хоромах.

Комната была огромной: высокие потолки с лепниной, позолоченные карнизы, обои с растительным орнаментом, изящная мебель, зеркала в резных рамах, тончайшие шторы, пропускавшие мягкий свет. В углу стоял туалетный столик с большим овальным зеркалом. На полу лежал ковер с восточным узором. Всё дышало изысканностью и прохладной летней свежестью.

В немом восхищении я любовалась тем, что видела, пока Игорь Степанович не буркнул строго:

— Проходите. Не стойте столбом. Нам скоро идти в зал общего сбора.

Он выглядел раздражённым, и я не стала сердить его ещё больше. Сняла верхнюю одежду и оставила её на стуле. Затем обернулась — и вдруг поняла, что в комнате всего одна кровать.

Глава 15. Покой нам только снится...

Общий сбор представлял собой... ну, общий сбор.
Съехавшаяся аристократия в количестве, как мне показалось, далеко за сотню, заполнила огромный зал, который с лёгкостью мог бы называться тронным. Просторный, с высокими сводчатыми потолками, украшенный тяжёлыми люстрами, позолоченной лепниной и коврами цвета красного вина — он производил неожиданно гнетущее впечатление.

Но главное — не стены. Главное — люди.
Здесь были преимущественно молодые мужчины и женщины, в основном в возрасте до тридцати пяти лет, как и говорилось в указе. Мужчин было больше, но и дам хватало. Все были одеты кто во что горазд: кто-то строго, по-военному подтянуто, кто-то, наоборот, с иголочки, с рюшами и из дорогих тканей — будто прибыли на бал, а не на военные учения.

Выражения лиц у всех также были разными. Кто-то был явно воодушевлён, кто-то взволнован. Некоторые с восторгом озирались по сторонам, будто попав в приключение. Другие — напротив — хмурились, переминались с ноги на ногу, будто их сюда притащили силой. Что, возможно, было недалеко от истины.

Игорь Степанович шёл через толпу уверенно и, конечно же, даже не думал ждать меня. Я старалась не отставать — не столько из-за желания его догнать, сколько из-за тревожной мысли: вдруг в этих краях жена должна неотлучно следовать за мужем? Иначе опозорит себя.

Мы заняли места ближе к правому краю зала. На возвышении у дальней стены уже стояли трое — мужчины в тёмной одежде с цепями на груди. Что-то в них было от наставников, преподавателей или военных администраторов. Возможно, они и были организаторами всего этого действа.

Один из них — седовласый, с прямой спиной, выступил вперёд.

— Дамы и господа, — начал он, раскатисто, с той особой манерной вежливостью, что бывает только у представителей старого дворянства. — Мы приветствуем вас в Летнем дворце, временно превращённом в Центр подготовки офицеров и помощников для нужд Княжества.

Он сделал паузу, давая собравшимся время переварить информацию.

— Враг уже на наших границах. Мы не можем оставаться в стороне. Впервые за долгие годы аристократия плечом к плечу с простым народом должна проявить силу, волю и верность долгу.

Дальше последовала пафосная, но, надо признать, убедительная речь о патриотизме, ответственности, историческом моменте и единстве всех сословий перед лицом угрозы. Я наблюдала за залом: кое-кто сдержанно кивал, некоторые аплодировали, другие сдерживали зевоту.

— Мы позаботились о комфорте, — продолжал он. — Семьи не будут разделены. Мужья и жёны смогут жить вместе. Организовано питание — по графику, в общей столовой. Также доступны базовые услуги для поддержания уюта и порядка. Всё необходимое вы найдёте в своих комнатах.

Он поклонился слегка, по-аристократически. Сзади кто-то начал аплодировать — вяло, но это подхватили.

Собравшиеся начали шептаться. Кто-то оживился, кто-то закатил глаза. Некоторым явно было всё равно — они просто ждали, когда всё это закончится.

Я вздохнула.

Пожалуй, перемены в моей жизни произошли слишком стремительно.

Наконец организаторы ушли, и на некоторое время присутствующие были предоставлены сами себе. Начались разговоры, женщины стали сбиваться в кучки.

Я рассматривала всё это с большим напряжением. Другой мир, другое восприятие. Я не видела у Виктории воспоминаний о подобных встречах. Кажется, она выходила в свет лишь несколько раз, но всё было как в тумане. Возможно, это происходило в течение последних шести месяцев — именно того периода, которого я теперь не помню.

Игорь Степанович остановился неподалёку, разговаривая с кем-то из мужчин. Я смотрела на него и понимала, что он резко выделяется среди остальных аристократов. Породистый, что там говорить. Широкие плечи, тонкая талия, высокий рост, длинные светлые волосы, мягкой волной ниспадающие на спину. Выразительная и яркая внешность. Вслед ему обернулась не одна девица, несмотря на то, что большая часть женщин здесь были замужними.

Я отметила это про себя довольно-таки холодно. При виде мужа у меня не ёкало сердце. Я его воистину опасалась. И перспектива находиться с ним в одной комнате меня не прельщала. Впрочем, когда я вспоминала пугающего барона Горбунова, становилось ещё хуже. Ладно, возможно, мне стоит просто вернуться в комнату, которую нам выделили. Я примерно запомнила дорогу. Но не успела развернуться, как ко мне подошли.

Их было трое. Впереди всех, с гримасой отвращения на лице, шла та самая рыжая, которой я хорошенько врезала в коридоре поместья. Она была совсем невысокой, миниатюрной, но копна длинных волнистых рыжих волос была безупречно уложена. Кожа — мраморная, рассыпь очаровательных веснушек на переносице, точёный носик. На ней было надето элегантное платье, подчёркивающее хрупкую фигуру, белые перчатки добавляли лоска.

Рядом с ней шли ещё две девицы — подружки, наверное. Все трое смотрели на меня волком. Рыжая так вообще едва не зарычала.

– Берегись, ничтожество, – бросила она, не утруждая себя даже намёком на вежливость. – Готовься к настоящим испытаниям. Потому что я тебя в покое не оставлю. Зря ты захомутала Игоря Степановича, и за это поплатишься сполна!

С этими словами она развернулась и ушла прочь. Ее подружки тут же устремились за ней, фыркнув на меня, как заправские лошади.

Я остро почувствовала себя героиней какой-то дешёвой мыльной оперы. Боже, куда я попала?.. Чувствую, что разборки здесь будут хуже прежних. Хотя, казалось бы, куда уже хуже…

Сразу после приветственной речи все направились в столовую. Я всеми силами старалась запомнить расположение комнат и коридоров.

Столовая оказалась просторной, с длинными рядами дубовых столов, уставленных простыми, но добротными приборами. Потолки высокие, окна в пол, сквозь которые лился свет. Пахло тушёным мясом, хлебом и ароматным чаем.

Игоря Степановича я давно потеряла в толпе, да и, честно говоря, не особенно старалась его найти. Мне гораздо приятнее будет пообедать в одиночестве.

Глава 16. Наглая служанка...

Молодой человек фамильярно присел на край стола возле моего столика, откинулся на его спинку и насмешливо проговорил:

— Какая встреча, милашка Виктория! Давно не виделись! Не ожидал увидеть тебя в таком месте.

Я взглянула на него мрачно, с ледяным выражением на лице.

Он был типичным представителем аристократов. Высокий, ухоженный, с яркой, породистой внешностью. На нём был дорогой кафтан из тёмно-синего бархата с вышивкой по вороту, на пальцах — несколько перстней с крупными камнями, волосы аккуратно уложены, ботфорты начищены до блеска. Лицо — тонкое, красивое, почти кукольное, но с холодным прищуром и кривоватой ухмылкой, портящей впечатление.

— Мы знакомы? — я недоумённо приподняла брови, всеми силами показывая свою неприязнь.

Лицо молодого человека исказилось в гримасе неверия, как будто он почувствовал себя оскорблённым.

— Как? Ты меня не помнишь? — Он даже прижал руку к груди. — А ведь мы так замечательно проводили время вместе...

Он наклонился ближе, почти вплотную, и в этот момент что-то внутри меня вспыхнуло. В разуме мелькнул смазанный, но болезненный образ — вот эта холёная физиономия ухмыляется, в глазах алчный блеск. Всё тут исчезло, будто и не было, но осадок остался... тяжёлый, тошнотворный.

Виктория пережила с ним что-то крайне неприятное. Насилие? Шантаж? Или нечто ещё? Остальное утонуло в вязком беспамятстве. Я сжала зубы крепче. Где-то внутри вспыхнула злость — не только моя, но и Виктории. Обиды, унижения, тревога — всё это хлынуло изнутри, и стало ясно: хаос моей нынешней жизни требует расследования. Требует правды. Чтобы вспомнить. Чтобы изменить то, чего Виктория не успела изменить. Меня оболгали. Меня унизили. Меня хотят использовать. И теперь я — это она, и она — это я.

Решимость заполнила меня до краёв, и я ухмыльнулась, посмотрела незнакомцу прямо в глаза и спокойно проговорила:

— Обычно незначительные вещи в своей жизни я принципиально не запоминаю. Если я вас не помню, значит, вы были слишком ничтожны для моего восприятия.

Лицо аристократа вытянулось от ошеломления. Он несколько мгновений смотрел мне глаза, пытаясь осмыслить, что я только что сказала, а потом исполнился лютым гневом. Скулы задвигались, глаза полыхнули, пальцы сжались в кулаки, будто он всерьёз подумывал ударить меня.

— Дешёвая подстилка решила взбрыкнуть? — процедил он сквозь зубы. — Думаешь, если выскочила замуж, у тебя теперь есть защита? Ошибаешься! А за сегодняшнее оскорбление ты ещё ответишь.

Он резко поднялся и вернулся к своим товарищам. Те переглянулись и ухмыльнулись, видимо, довольные зрелищем. Молодой человек быстро натянул на лицо прежнюю маску беззаботности, как будто ничего не случилось. До меня донеслись его нарочито громкие слова:

— Конечно, вспомнила! Как же можно меня забыть?

Я скрипнула зубами.

Очередной враг нарисовался. Сколько же у тебя, Виктория, было этих врагов?..

Весь оставшийся день нам разрешили провести в праздности. Я вернулась в комнату одна. Игорь Степанович где-то исчез, и меня это вполне устраивало.

В Летний дворец муж притащил с собой личную служанку. Сейчас она разбирала его вещи, аккуратно складывая их в шкаф. Её звали Алёна. Смотрела она на меня с тем же презрением, с каким обычно смотрел он сам. Очередная любовница? Или просто гордячка?

Естественно, собственные вещи я разбирала сама. Старалась игнорировать эту клушу, сосредоточившись на собственном гневе. Да, именно гнев придавал мне сил. Я, наконец, обрела чёткую и достойную цель своего дальнейшего существования в этом мире.

Вещей у меня оказалось немного. Я быстро сложила их на свою половину шкафа, Алёна же демонстративно подвинула мою аккуратную стопку в сторону, чтобы засунуть туда вещи Игоря Степановича. Я поняла, что не могу оставаться бездействующей. В этот раз — нет.

Я тут же убрала её руки и вернула свою стопку одежды на место. Девица посмотрела на меня с холодным высокомерием и злостью.

— Вещи господина не помещаются, — процедила она и снова потянулась к моим вещам.

Но я резко шлёпнула её по руке.

Девчонка взвизгнула и отшатнулась от меня, глядя сначала с ошеломлением, а потом — с откровенной ненавистью.

— Не забывайся! Что-то ты переходишь границы, Алёнушка, — бросила я язвительно. — И вообще, ты можешь быть свободна. Вещи своего мужа я уж как-нибудь сложу сама.

Но она выпрямилась и гордо задрала подбородок.

— Господин лично поручил мне заняться этим делом. И только я его закончу!

Я поняла, что сейчас решается нечто большее. Это уже не спор за полку в шкафу. Это вопрос моего положения. В очередной раз. Если я выстою, если буду твёрдой — кое-кому придётся опуститься. Если уступлю — мне будет только сложнее.

Бросила на неё пристальный взгляд и шагнула вперёд, начав наступать на неё:

— Я — жена твоего господина, и когда приказываю, ты должна повиноваться!

— Да вы фиктивная жена! — взвилась Алёна. — Он даже не спит с вами. Он вас ненавидит! И все об этом знают!

Я сжала кулаки. Похоже, за свой статус мне придётся побороться всерьёз.

— Ты живёшь в княжестве, в котором всё движется по определённым законам, — холодно проговорила я. — А по закону я — супруга твоего господина. И по закону ты должна меня слушаться! Если не будешь поступать по закону, тебя будут судить.

Глаза Алёны расширились. Она отшатнулась и, кажется, впервые испугалась. Ведь по закону она действительно не имела права перечить. Стоит мне только пожаловаться в какие-нибудь инстанции — и у неё могут начаться проблемы.

Наверное, именно об этом она и подумала. Потому что молча отошла, встала у двери и, отвернувшись, уставилась в окно, изо всех сил стараясь показать, что она не сломлена.

Я быстро сложила вещи Игоря Степановича в шкаф, аккуратно закрыла дверцы и выпрямилась.

Что ж... отныне мне придётся плыть против течения ещё стремительнее. Но ничего. Теперь я справлюсь.

Посмотрим, кто из этой своры следующий попробует меня нагнуть.

Глава 18. Начало занятий...

Гнетущая тишина действовала на нервы. Хотя, наверное, действовала бы ещё больше, если бы здесь кто-то был. Но я находилась в комнате одна.

Алена ушла на этаж для слуг. А Игорь Степанович, высказав мне в лицо всё, что обо мне думает, схватил камзол и утопал вслед за ней. На душе было гадко до тошноты. Я заперла дверь, брызнула в лицо холодной водой из кувшина и прошептала:

— Хватит. Хватит обращать на это внимание. Он не достоин того, чтобы я думала о нём. Я выберусь из этого брака. Не знаю как, но выберусь. Всё у меня получится!

С этими словами зашла за ширму, налила из того же кувшина воду в миску, кое-как обмылась. Завтра же узнаю, где здесь баня или что-то подобное.

К ночи, переодевшись в ночную рубашку и отказавшись от ужина, я легла спать.

Лежала без сна долгое время. Всё время думала о том, что на долю Виктории в этой жизни выпало немыслимое испытание, которое она так и не смогла пережить.

Значит, я смогу вместо неё.

Моя решимость билась через край, и я наконец-то уснула.

Утром пронзительно прозвенел звонок, напоминающий церковный колокольный звон. Я резко подскочила, оглядываясь и не сразу понимая, где нахожусь. Ах да... Летний дворец князя. Пора вставать.

Рассвет едва-едва начался, и я удивилась такой ранней побудке. Но поспешила одеться и выскочила в коридор.

Кажется, кто-то упоминал, что водные процедуры нужно принимать в специально отведённом месте на каждом этаже: отдельные комнаты для мужчин и женщин. К счастью, я была одной из первых. Несколько раковин были свободны. Я быстро привела себя в порядок, почистила зубы неким аналогом местной зубной пасты — травяным порошком, — набрала два кувшина воды и отнесла в свою комнату.

Правда, по дороге словила несколько презрительных взглядов от других аристократок. Конечно, у большинства из них были служанки. У меня не было никого. Ну и ладно. Я даже горжусь тем, что могу сама себя обслужить, в отличие от этих неумех.

Иногда, чтобы быть в хорошей форме и хорошем настроении, нужно создавать это настроение собственными руками. Постоянно себя подбадривать, бороться с угнетением и верить в лучшее. Именно с такой верой я окончательно привела себя в порядок в комнате.

Затем спустилась вниз в так называемую столовую, где успела схватить чашку чая и пару пирожков. Хорошо быть одной из первых — никакой толкотни. Там же я всё это и съела, после чего ненадолго вышла в сад.

Сад Летнего дворца был прекрасен. Во-первых, он имел невероятные размеры. Во-вторых, был ухожен и тих. Наверное, теперь это моё самое любимое место из всех возможных.

Второй звонок застал меня уже там. Я помнила, что по второму звонку нужно было явиться на общий сбор. Поспешила обойти дворец с другой стороны и обнаружила, что на площади перед ним уже собирается народ.

Один из наших возможных преподавателей — плотный мужчина лет пятидесяти с короткими седыми волосами — вышел вперёд и громко заговорил. Вскользь, но уверенно он рассказал, как будут проходить занятия:

— У молодых людей учеба с восьми часов утра до трёх дня. У молодых женщин с восьми до двенадцати — это теоретическая часть. Затем перерыв на три часа. С трёх — практическая часть, если она необходима. Все классы находятся в южном и восточном крыле, ориентироваться помогут таблички и дежурные. Разделение по группам — согласно спискам, вывешенным у входа.

После этого собрание было закончено.

Я взглядом заметила своего мужа. Он стоял неподалёку рядом с какой-то изящной девицей. Причём она откровенно липла к его руке, хихикала, вилась вокруг и улыбалась так, как будто он уже принадлежал ей.

Люди, которые уже успели узнать меня в лицо, начали перешёптываться и ухмыляться, указывая то на Игоря Степановича, то на меня.

Неподалёку я заметила ещё одного мерзкого персонажа — вчерашнего аристократа, который приставал ко мне в столовой. Он посмеивался, переплетя руки на груди, и, глядя на меня с торжеством, будто бы говорил: ты — ничтожество, и твой муж всем это демонстрирует.

Я сжала зубы и принципиально от всех отмахнулась.

Плевать! Просто не буду об этом думать.

Да пошли они все…

***

Аудитория для занятий оказалась просторной, с высокими окнами и выбеленными стенами. Вдоль них стояли простые деревянные скамьи, аккуратные, без излишеств. У передней стены — большая доска, вытертая не до конца, и стол с грубо сколоченным ящиком. На нём — толстая папка, кувшин с водой и чашка.

Преподавательница уже стояла у доски, высокая, с точёной фигурой, в узком тёмно-синем платье, подчёркивающем её бёдра и прямую спину. Её звали Мария Павловна Арнова. Ей было около тридцати — не больше. Волосы, собранные в высокий пучок, строгий взгляд, в котором, казалось, плескалась лёгкая насмешка. Красивая, уверенная, она словно всё уже знала о нас наперед...

— Вы здесь не для того, чтобы красоваться друг перед другом, — отчеканила она, оглядывая нас, как командир новобранцев. — Вы — будущие санитарки. Будущие руки, что будут поддерживать, облегчать боль, иногда — спасать. Забудьте, кем вы были раньше. Начинается новая глава вашей жизни. А кто не выдержит — тот отсеивается. Быстро.

Я скользнула взглядом по рядам. Нас было около сорока — девушки разных возрастов, в одинаковых серых платьях. Кто-то слушал внимательно, кто-то зевал исподтишка. Мой взгляд наткнулся на рыжую — ту самую наглую девку, которая уже не раз угрожала мне. Она сидела неподалеку и смотрела на меня, как всегда, с нахальным прищуром и полуулыбкой, будто всеми силами пыталась показать, кто из нас слабое звено.

Мария Павловна продолжала говорить. О правилах гигиены, о важности точности и дисциплины. Я попыталась сосредоточиться, но понимала, что не слышу ничего нового. Более того, местные познания явно уступали моим, земным. Дело в том, что еще в своем мире по настоянию матери я пошла на курсы оказания первой помощи и массажа. Она очень хотела, чтобы я стала медиком, хотя бы по касательной. Я не спорила. Дома мне хотелось тишины и одобрения. Курсы я прошла, выслушала и… не забыла. Почти.

Глава 19. "Соблазнительница"...

Ещё пара часов занятий слабо отличалась от предыдущих. Преподавателями были женщины. Они рассказывали о новых и новых нюансах войны. Одна вообще начала делиться историей того, как зародилась вражда между этим княжеством и княжеством противника.

В общем, мне было интересно, потому что я слышала об этом впервые. Другие откровенно скучали. Похоже, эта тема была заезженной и нудной.

Я не стала спешить в столовую, представляя, какая там будет толкотня. Пришла на час позже. Да, мяса мне, конечно, не досталось. Зато овощей и хлеба было предостаточно. Меня устраивало. Я забрала еду с собой и пообедала в комнате.

Игоря Степановича не было. В столовой я его, кстати, тоже не увидела. Как и некоторых других его знакомых. Но так было даже лучше.

В итоге я нашла несколько клочков бумаги и записала некоторые исторические нюансы, которые услышала сегодня на лекциях. Если будут спрашивать — мне будет что сказать.

Ближе к вечеру я нашла так называемую «помывочную». Там было столпотворение, но удалось помыться кое-как в уголке и быстро юркнуть к себе. Распустила волосы, просушивая их, и с удивлением подумала, что Игорь Степанович, скорее всего, не вернётся. Но ведь это же замечательно — я смогу спокойно поспать!

Поэтому, как только стемнело, я, оставшись лишь в нижней сорочке, вздохнула и улеглась на кровать. Было тепло. Комары не жужжали над ухом, что было несомненным плюсом. Я медленно и неторопливо погрузилась в сон.

Проснулась от того, что послышался шум. Замерла, открыла глаза и прислушалась. Ответом мне была лишь тишина. Тогда я перевернулась на другой бок — и оказалась нос к носу с Игорем Степановичем.

Он спал. А ещё был слегка нетрезв. Я в ужасе уставилась на его длиннющие ресницы, а после начала медленно отодвигаться назад. Правда, едва не свалилась на пол. Пришлось остановиться.

Значит, пришёл… Набрался где-то. Может быть, даже с бабой какой был. Той самой, которая к нему липла. А теперь он со мной спать завалился... Блин, что делать?

Я не хочу спать на полу. Может, его вытолкнуть отсюда? Так проснётся…

Ладно. Кровать большая. Поместимся.

Слегка толкнула его в бок. Он застонал и, к счастью, развернулся, перекатившись ближе к своему краю. Я напряжённо выпрямилась на своей стороне.

Точно. Между нами нужно наложить подушек!

Как раз была пара лишних. Разложив эту хилую преграду, я почувствовала лёгкое облегчение.

Но уснуть всё не удавалось. Я слушала мерное дыхание мужа — и испытывала отвращение.

Нет, ну может, можно куда-нибудь уйти…

Встала с кровати, схватила подушку и одеяло. Попыталась найти место, на котором можно было улечься, однако вскоре вернулась назад. Нет, на полу холодно. Мне кажется, тут даже ползают какие-то насекомые.

Ладно, нужно спать, иначе голова завтра будет тяжёлой.

Я посильнее закуталась в одеяло, улеглась на самом краю и, наконец, уснула.

Проснулась от того, что всё тело пронизало сладкой истомой. Когда сознание наконец окончательно прояснилось, поняла: чьи-то руки жадно гладят мне грудь, спрятанную под тонкой рубашкой.

Я распахнула глаза — и в тот же миг чужие губы накрыли мои. Игорь Степанович… Кажется, он меня заметил! Поцелуй получился нежным и таким сладким, что у меня перехватило дыхание.

Желание тут же оттолкнуть мужа куда-то улетело, хотя разум понимал, что уступать ему совершенно, совершенно неправильно. Но ведь он мой муж. Каким бы он ни был — злюкой, подозрительным, обиженным — он мой муж...

Если бы он вёл себя грубо — я бы, не раздумывая, отвергла его. Но он был нежен. Да так, что я сама заводилась с полуоборота.

И вдруг он прошептал чьё-то имя. Не моё, очевидно принадлежащее другой женщине.

Это мгновенно отрезвило. Похоже, он принял меня за свою любовницу.

Я уперлась руками в его грудь и попыталась оттолкнуть. Только после этого Игорь Степанович широко распахнул глаза, нависая надо мной. Его волосы шлейфом спускались вниз. Глаза вспыхнули. Он замер, разглядывая меня с очевидным удивлением.

А после, наконец разглядев, выругался — и отскочил от меня сам.

— Какого чёрта?! — взвился он, вскакивая на ноги у кровати. Развернулся и посмотрел на меня с таким осуждением, будто это я к нему приставала. — Ты решила соблазнить меня, да?! Но у тебя ничего не выйдет!

— Это вы набросились на меня, — ответила я обиженно, присаживаясь и кутаясь в одеяло. — Я между нами преграду положила, а вы её разбросали!

Игорь Степанович посмотрел на хаотично лежащие подушки, потом схватился за голову и застонал. Кажется, у него началась мигрень.

— Меньше пить надо, — пробормотала я, снова улеглась на подушку и отвернулась.

А губы до сих пор горели поцелуем, и от собственных эмоций становилось стыдно.

Я не люблю Игоря Степановича, и точка! Может глупая Виктория и любила, а я нет! Как я могла хотя бы на мгновение допустить мысль, что с ним можно провести ночь, потому что мы женаты??? Изголодалась по постельным нежностям??? Хотелось треснуть себя по башке за это.

Он, конечно, красавчик, и нежность его по отношению к любовницам, похоже, зашкаливает, но! Это не отменяет его деспотичного характера и мерзкого отношения ко мне.

Я не двигалась и делала вид, что сплю, а он бродил по комнате, бросая на меня испепеляющие взгляды (я их спиной чувствовала!).

Наконец выругался снова и… убежал из спальни, даже не заперев дверь. Я легла на спину и уставилась в потолок.

Кажется, кое-кому пора найти себе другое жильё. Отдельное.

Глава 20. Нападение и зрелище...

На следующий день начались занятия. Мы работали в лаборатории: разводили дезинфицирующий раствор — спирт с какими-то добавками. Пах он резко и противно, но на вид казался эффективным…

Я стояла у своего столика, сосредоточенная на измерениях доз, когда вдруг кто-то толкнул меня в спину. Я не успела даже вскрикнуть — просто полетела вперёд. Колбы и склянки с грохотом разбились, и я рухнула рядом с ними. Осколки впились в ладони, а жидкость попала на щёку. Кожу обожгло.

Я зажмурилась — не столько от боли, сколько от страха ослепнуть.

— Господи, вы в порядке, Виктория? — преподавательница Аделина Кокорина тут же подбежала ко мне, помогая подняться.

Лицо я вытерла рукавом. Кожу жгло. Но хуже были ладони — стекло глубоко вошло под кожу, а с ран капала кровь.

— Идите на второй этаж, - взволнованно бросила преподавательница, - там теперь дежурит медицинская группа. Быстрее!

Я кивнула, не споря. По полу тянулся тонкий алый след — мой маршрут был слишком очевиден.

Перед уходом я на секунду обернулась. В аудитории было тихо. Никто не смеялся. Разве что рыжая — Арина — выглядела чересчур довольной. Понятно. Это была она или кто-то из её прислужниц. Я недооценила её.

Наивно было думать, что она не посмеет действовать в открытую. Ошиблась. Больше так рисковать нельзя.

Сжав зубы, я вышла в коридор. Каждая капля крови на полу казалась напоминанием: я здесь чужая. И мне придётся стать опасной, чтобы выжить.

Боль пульсировала в ладонях, кровь сочилась из рассеченной кожи, а осколки стекла отчаянно жгли. Я не позволяла себе ни стонов, ни проклятий.

На втором этаже буквально сегодня была открыта настоящая больница. Бои вдоль всей границы были уже нешуточными, поэтому сюда было решено привозить раненых дворян. У нас будет настоящая кровавая практика.

…На посту медсестер одна из женщин ахнула, увидев мои окровавленные руки.

– Сюда, быстро, – сказала она и проворно повела меня в ближайший кабинет.

По говору я сразу поняла — простолюдинка. Но работала она уверенно, четко, как очень опытная.

Вытащила осколки, тщательно промыла каждую рану, обработала антисептиком, наложила повязки. После этого смазала мне щеку какой-то сильно пахнущей мазью.

Пару раз пыталась выспросить, как я так умудрилась так пораниться — но я молчала, не желая обсуждать это ни с кем.

Когда всё было закончено, я просто поблагодарила её и вышла.

Уже почти свернув к лестнице, краем глаза заметила, как навстречу мне молодой человек в медицинской форме катит инвалидную коляску. В кресле сидела девушка.

Я непроизвольно замерла. Значит, и коляски здесь уже придумали.

Интересно...

Но мое внимание приковал взгляд незнакомки — отрешённый, будто она не здесь.

Худая, бледная, с поджатыми руками на коленях… Похоже, она серьезно больна…

Сердце сжалось. Мне стало стыдно за свои жалобы.

У меня… всё ещё терпимо. Живое тело, работающие ноги. Я могу бороться.

Эта мысль придала сил. Я решительно поднялась на третий этаж и вернулась в класс.

Учительница молча подвинула стул и усадила меня рядом с собой. Я опустилась, чувствуя жжение в ладонях.

Мой взгляд невольно скользнул в сторону рыжей.

Она тут же поймала мой взгляд и издевательски ухмыльнулась.

– Это только начало, – беззвучно произнесли её губы.

Я поняла всё без слов. Да, это была она.

Что ж… Похоже, мне придётся действовать.

***

В перерыве ко мне подошли сочувствующие: оказывается многие видели, что толкнула меня именно рыжая. Звали ее Арина Беспалая, дочь графа Беспалого, известного своим богатством. Что ж, дочь свою этот граф избаловал знатно. Тем больнее ей будет падать…

Во двор нас вывели без предупреждения уже на следующем же занятии. Мы прошли мимо аллей, где уже начинал расцветать жасмин, и направились к парку позади летнего княжеского дворца. Там, среди ухоженных газонов и изящных беседок, располагались тренировочные площадки — широкие, обнесённые бордюрами и выложенные специальным покрытием для поединков.

Уже были слышны лязг металла и выкрики команд. Когда мы подошли ближе, все девицы в группе оживились. Зашептались, захихикали, начали трогать свои волосы и поправлять складки на платьях. Одни выискивали мужей, другие — потенциальных женихов, а кто-то просто с вожделением наблюдал за мускулистыми молодыми людьми, из которых некоторые даже оголились до пояса, потому что вспотели.

Я же никого не искала. Просто посмотрела в сторону — и тут же наткнулась взглядом на него.

Игорь Степанович.

Он двигался красиво и изящно, как танцор, будто бы не сражался, а парил. Каждый шаг, каждый разворот был отточен и красив. Его противник задыхался, а он оставался собранным, с ледяным спокойствием в глазах и опасной улыбкой на губах. Было в нём что-то пугающе привлекательное — мощь, холод и неоспоримая грация.

Я почувствовала на себе взгляды. Резкие, колючие. Обернулась — и точно. Несколько девиц смотрели на меня с откровенной завистью. Мол, как мне повезло…

Я скривилась. Знали бы они! Повезло? Сомнительное счастье.

А вот Арина смотрела иначе. В её взгляде не было ни зависти, ни обиды. Там кипела ненависть. Глухая и яростная.

Что, дорогуша, хотела этого придурка в мужья? Вот и забирала бы с потрохами!

Поединки внезапно прекратились. Один из инструкторов дунул в свисток, и мужчины начали отступать, стряхивая пот с лбов и протирая клинки. По идее, нас, девушек, должны были сразу проводить дальше, на следующее занятие — но преподавательница, увлечённо о чём-то беседуя с другим наставником, отвернулась и отвлеклась.

Этого мгновения хватило.

Молодые люди, воспользовавшись ситуацией, оживились, словно с цепи сорвались, и хлынули к нам, к своим возлюбленным. Послышались радостные голоса, восторженные восклицания, кто-то даже бросился в объятия, будто не виделись друг с другом с утра.

Я отошла в сторону, совершенно уверенная, что меня это не коснётся.

Глава 21. Разрыв на части...

– Кто это сделал? – процедил Игорь Степанович неожиданно ледяным тоном, обращаясь к моей соученице.

Та побледнела – он умел напугать кого угодно, – а потом дрожащей рукой ткнула в сторону.

Мгновенный разворот, и муж впился взглядом в рыжую бестию, которая вытаращила глаза и шокировано приоткрыла рот.

– Я всё объясню, – начала она дрожащим голосом. – Я её не толкала, она сама споткнулась, а я пыталась удержать…

– Это неправда! – Сокурсница разошлась не на шутку. – Ты сделала это специально! Это не только я видела, и другие тоже! Ты преследуешь барышню Викторию, всё время провоцируешь её. И ты её толкнула!

Вокруг поднялся гомон. Молодые аристократы загудели, как встревоженный улей – всем было чертовски любопытно, чем всё это закончится.

А Игорь Степанович сделал в сторону рыжей один-единственный шаг.

Я наблюдала за происходящим с ленивым равнодушием. Да, уже устала тревожиться. Сил больше нет.

Вот интересно, на что пойдёт мой горделивый супруг ради сохранения собственной чести? Дело в том, что, если он меня не защитит, его репутация, возможно, пострадает в глазах других.

Наверное, ему стоит защитить меня. Но если Арина – его любовница, то сорваться на ней он тоже не сможет. Да, дилемма. Трудно тебе, Игорёк, не так ли – выбирать между репутацией и возлюбленной?

О том, что он может защищать меня, я даже не думала. Очевидно же – нет. Он меня люто ненавидит.

Рыжая смотрела на Игоря Степановича с ужасом, потом опустила голову и подошла к нему вплотную, что-то зашептав. Я напрягла слух, но не могла разобрать ни слова.

Муж казался застывшим изваянием – со сжатыми губами, кулаками, прямой спиной. Когда рыжая договорила, то отступила в сторону и опустила голову, будто в покаянии.

– Чтобы больше такого не было, – процедил Игорь Степанович, развернулся и ушёл обратно на свою тренировочную площадку.

Окружающие разочарованно выдохнули. Они ожидали чего-то более яркого, эмоционального, зрелищного. А тут – лишь немного укорил, предупредил и ушёл.

Мои щёки вспыхнули, но лицо осталось бесстрастным.

Рыжая облегчённо выдохнула – всё ещё растерянная и испуганная. Но как только взглянула на меня, лицо её исказилось ехидным самодовольством. Ухмыльнувшись, она развернулась и демонстративно ушла вперёд.

Я же с ненавистью посмотрела Игорю Степановичу в спину.

И его-то я посчитала красивым?

Теперь он мне казался ничтожным уродом.

Моральным уродом, в первую очередь, который не имеет ни малейших принципов благородства…

***

Игорь Степанович был зол. Нет – он был в ярости. Схватив меч, он с такой мощью обрушился на противника, что тот через десять секунд безоружным упал на землю.

– Эй, ты чего, парень? – бросил графский отпрыск по имени Анатолий. – Какая муха тебя укусила? Ты ж чуть меня не убил!

Тренировки возобновились сразу после того, как толпа девиц ушла. Молодые люди, в основном, выглядели цветущими – общение с противоположным полом принесло им удовольствие.

Но Игорь Степанович оказался мрачным, как туча.

– Поднимайся, – рявкнул он своему противнику. – Мы должны тренироваться, а не слюни на баб пускать!

Анатолий скривился, но поднялся на ноги, схватил меч и снова вступил в схватку. Но вновь оказался безоружен – менее чем через минуту. Игорь Степанович дрался, как ненормальный.

Решив, что не хочет больше испытывать судьбу, Анатолий поспешил раскланяться и ушёл. Подойдя к своим друзьям, он начал шептаться с ними.

– Что-то с этим Игорем не так… – бросил он. – С тех пор как он женился, стал озлобленным на весь свет. Может, жена у него мегера – всю душу ему проела?

– Да ходят слухи разные, – подхватил другой.

– Какие? – заинтересовался Анатолий.

– Говорят, он влюбился в неё без памяти ещё пару лет назад. Мечтал жениться, готовился к помолвке. Но в тот год отец невесты ему не благоволил – у семьи Игоря тогда дела шли не очень. Все ожидали, что они разорятся. А потом всё стало на свои места – они даже разбогатели. Но между влюблёнными будто чёрная кошка пробежала. То ли в измене он её уличил, то ли ещё в чём – неизвестно. Но его отношение изменилось. На сей раз отец Виктории сам пришёл к будущему зятю предлагать свою дочурку в жёны. Стыдоба, конечно, но Игорь согласился.

– Зачем согласился, если уже к девице остыл? – покачал головой Анатолий.

– Вот и непонятно… Поэтому он теперь на всех смотрит, как волк. Озверел окончательно.

– Жёны — это вселенское зло, – подытожил один из самых молодых участников разговора, и остальные рассмеялись. Кто-то похлопал его по плечу, кто-то напророчил ему жену-мегеру, и компания разошлась.

А вот Игорь Степанович всё не мог успокоиться. Он отошёл в сторону тренировочного поля и не мог избавиться от той жуткой картины, которая стояла перед глазами: перебинтованные руки супруги, а местами даже проступила кровь.

Фантазия дорисовывала изрезанную острыми осколками кожу, и всё внутри рвалось на части. Рвалось по двум причинам. С одной стороны, он ничего не мог с собой поделать и явно о ней беспокоился. Наверное, из глубин памяти выбиралась та старая, никому не нужная привязанность, которую он испытывал к ней раньше.

Но с другой стороны, он был зол, что она была такой глупой и невнимательной, что не смогла себя защитить. Как будто не знает, в каком обществе находится!

Вспомнив рыжеволосую Арину, свою давнюю подругу детства, Игорь Степанович до хруста сжал зубы. Характер у неё был ужасный, и о том, что она влюблена в него, он давным-давно знал. Она открыто предлагала ему себя в жёны уже не один год.

Но от такой жены Игорь Степанович бежал бы как от проказы. Он не любил Арину, как женщину. Но всё ещё помнил годы, проведённые с ней в играх. Юные годы. Годы счастья. Годы надежд.

Она чем-то напоминала ему Марианну – его несчастную сестру, поэтому в какой-то степени Игорь был к Арине привязан.

Он должен был бы разобраться с ней прилюдно, но не захотел. Наверное, не смог – из-за этих воспоминаний.

Глава 22. Спросонья...

Вечером я наконец вернулась в комнату. Захлопнула за собой дверь и села на край кровати, глядя на свои забинтованные руки. К медсестрам идти не захотела. Потом схожу, возьму лекарства и обработаю как-нибудь сама…

С такими руками было страшно неудобно: ни умыться нормально, ни руки вымыть. Проклятье, даже ложку держать толком не могу! Попыталась аккуратно размотать бинты — они уже успели прилипнуть. Резкая боль заставила вздрогнуть, но я сцепила зубы и продолжила.

Раны выглядели не очень. Одна — та, что посредине ладони — вообще воспалилась. Гнойная корка, покраснение. Стало тошно…

Вдруг раздался звук — я вздрогнула. Подняла глаза — и замерла. На пороге стоял Игорь Степанович.

Почему я не услышала, как он вошёл?

Лицо у него было напряжённое, глаза гневно горели. Сердце заколотилось так, что я испугалась, будто он его сейчас услышит. Я быстро отвернулась, показав ему спину. Сделала вид, будто абсолютно равнодушна к его приходу.

Мой взгляд случайно упал на тумбочку у кровати. На ней стояли три небольших пузырька.

Память Виктории выдала информацию: похоже, это заживляющие средства. Но откуда они? Неужели... от мужа? Но нет, вряд ли… Он бы не стал помогать мне. Наверное, из больницы передали.

Отрезала кусок чистой ткани, открыла пузырьки, вспоминая, как это делала медсестра в процедурной, и попыталась обработать раны.

Игорь Степанович всё это время молча ходил по комнате. Его присутствие напрягало. Я ждала от него ехидства, какого-нибудь унижения, но он молчал. Лучше бы его не было рядом.

Когда я закончила с обработкой и попыталась наложить повязку, у меня ничего не вышло. Куски ткани сползали, не держались. Я раздражённо бросила один из них на пол и уже пожалела, что не попросила о помощи медсестру…

И тут вдруг муж остановился напротив меня. Я вздрогнула и подняла на него ошеломлённый взгляд.

Что ему надо?..

Не говоря ни слова, Игорь Степанович присел на корточки, взял ткань с тумбочки и начал бинтовать мне руку — чуть грубовато, но уверенно и даже… профессионально.

Не смотрел на меня. Лицо — каменное, губы сжаты в жёсткую линию.

Когда закончил с одной рукой, коротко бросил:

— Давай вторую.

Голос прозвучал грубо, недовольно. Мне захотелось вспылить в ответ, послать его куда подальше, но… я сдержалась. Лучше не раздражать его лишний раз.

Молча протянула вторую руку. Он обработал её и наложил повязку, всё так же быстро и точно.

Я смотрела на его точёные черты, и не могла понять, почему он это делает.

Когда Игорь Степанович поднялся на ноги, я не выдержала:

— Почему вы это делаете?

Он посмотрел на меня ледяным взглядом. Молчал. А я продолжила:

— Вы же поклялись отомстить мне, превратить мою жизнь в ад… А сейчас заботитесь обо мне. Как это понимать?

Молодой человек замер. Губы его дрогнули, но остались сжаты.

— Быстрее заживут — меньше будет сплетен о нашей семейке, — бросил он раздражённо.

И тут меня прорвало:

— Сплетен не будет, если вы прекратите бегать к любовнице!

Лицо Игоря Степановича помрачнело.

— Что ты городишь? Какая ещё любовница?

Я презрительно фыркнула, поднимаясь на ноги и глядя ему прямо в глаза.

— Только не притворяйтесь невинной овцой. Вы много раз не ночевали в этой комнате. Потворствуете рыжей — что бы она ни сделала. Очевидно же, что она ваша любовница. В том, что вам легко их заводить, я уже убедилась. Достаточно вспомнить служанку из дому. Не хотите сплетен? Тогда давайте сотрудничать, создавая хотя бы видимость благополучной семьи!

Игорь Степанович несколько мгновений сверлил меня гневным взглядом, а потом отвернулся к окну и замер.

— Арина не моя любовница.

Мои брови скептически взлетели вверх.

— Разве? Даже если это так, в обратном теперь уверены абсолютно все. Арина толкнула вашу супругу. Та, то есть я, поранилась. А вы просто пожурили её на глазах у всех, и на этом всё!

— А что я, по-твоему, должен был её прилюдно ударить?! — рявкнул Игорь Степанович, резко разворачиваясь. Его глаза недобро пылали.

Я аж вспомнила, каким агрессивным он был в самом начале. И мне стало страшно. Нельзя дразнить злую собаку, — подумала я, а он вдруг вздрогнул и нахмурился.

О Боже, неужели я произнесла это вслух?

— Что ты сказала?

— Ничего, — я вздёрнула подбородок повыше. — Поздравляю вас, вы действительно сделали мою жизнь невыносимой! Она полна презрения, страданий, нападок и сплетен. Так что... — голос сорвался, — не утруждайтесь создавать видимость того, что вам есть до меня дело!

Обида сжигала изнутри. Если бы я в тот момент попыталась покопаться в себе, выясняя причину этой обиды, наверное, была бы удивлена. Потому что меня вдруг стало задевать его отношение. Значит, другим он прощает всё, что угодно, а меня готов уничтожить ни за что??? Горько. Больно. Представляю, как тяжело было Виктории, которая любила этого человека…

— Ложись спать, — резко бросил Игорь Степанович, снова отворачиваясь. — Уже поздно.

Он развернулся и направился к двери.

— А вы снова, значит, в чужую постель собрались?

Кажется, меня понесло, и остановиться не выходило.

Игорь Степанович затормозил и бросил через плечо:

— Повторяю последний раз: я ни с кем здесь не сплю. Мне это не выгодно. А вам предлагаю не надумывать. Если хотите хоть немного сохранить своё лицо…

С этими словами он вышел, а я так разозлилась, что схватила со стола лежавшую там книгу и швырнула её об пол. Раздался хлопок. Книга порвалась. А я смотрела на неё и понимала... что начинаю неправильно реагировать на этого подонка! Неужели становлюсь, как настоящая Виктория?

Боже, неужели её чувства становятся моими? Только не это. Нет!!!

К ночи я успокоилась, потушила свечу, легла, попыталась уснуть. Больше не буду такой глупой. Мне бы как-нибудь добиться развода — вот к чему нужно стремиться. Это лучшее, что я могу сделать, а не устраивать ему истерики и выговоры.