Блики снега ослепляли, я зажмурилась и тряхнула головой. Отвернулась от окна. Сколько ни оттягивай момент, но идти придётся. Эдуард ждал. Не приведи господи, если ждал больше положенного. Тогда мне не поздоровится.
Вздрогнув от недобрых предчувствий, я поторопилась к выходу из комнаты. Мельком бросив последний взгляд в зеркало, машинально поправила непослушную прядь тёмных волос, уложенных в идеальную причёску. Мои красивые пышные волосы уже давно не перестали блестеть, как раньше. Голубое платье ладно сидело на ставшей тощей фигуре. В глазах цвета гречишного мёда плескался страх.
Надеясь на лучшее, я быстро сбежала по ступеням и на мгновение застыла перед дверью гостиной. Слуга, немой свидетель наших с мужем отношений, дал мне возможность собраться с духом и только когда увидел мой кивок, отворил дверь.
Я переступила порог гостиной в коттедже моего мужа. Не в моём, он не забывал постоянно напоминать мне о том, что моего здесь ничего не было.
― Алисия, ― услышав шаги, Эдуард развернулся в двери. Он держал стакан с янтарной жидкостью. Сделав жадный глоток, направился ко мне. Высокий, статный, черноволосый, с тяжёлым подбородком и волевым взглядом чёрных, как его душа, глаз. ― Прекрасно выглядишь. С днём рождения, дорогая жена.
Я судорожно проглотила невесть откуда появившийся ком в горле и натянула на лицо улыбку. Я должна выглядеть счастливой, чтобы Эдуард чувствовал себя хорошим мужем.
― Благодарю, любимый, ― я очень постаралась, чтобы мой голос не дрожал.
― Алисия, Алисия, Алисия, ― ласково нараспев он произнёс моё, и я внутренне насторожилась. ― Зачем ты выпустила эти пошлые завитки возле висков. Ты же знаешь, как я это не люблю. Решила позлить?
Рука машинально взлетела к причёске. Ну как же так! На глаза навернулись слёзы. Я же зачесала и натянула волосы так, что аж кожа натянулась и заболела голова. Только бы всё лежало идеально волосок к волоску. И поди ж ты!
― Прости, Эдуард, ― пролепетала я, стремясь перевести всё в шутку. ― Ты же знаешь, какие непослушные у меня волосы, так и норовят испортить причёску.
Напряжение в комнате стояло такое, что хоть ножом режь. В ожидании, что скажет муж, я покрылась липким потом. Не приведи господь, чтобы он увидел или унюхал запах, тогда мне не поздоровится. Нюх у мужа как у хищника. Жена Эдуарда из усадьбы Рейвенхёрст должна быть идеальной, а не такой, как я.
― Да, твои волосы непослушные, ― почти нежно произнёс он, поправляя мне причёску. Вот только глаза его по-прежнему были холодные и злые. ― Как и сама хозяйка.
Я натужно улыбнулась, а у самой в голове шумело от страха. Только бы я его не довела до нового приступа бешенства.
― Совсем забыл, ― беспечно улыбнулся муж и полез во внутренний карман пиджака. Он достал бархатный футляр изумрудного цвета, и у меня сжалось сердце от нехорошего предчувствия. ― Это ты виновата, что я сразу не вручил подарок.
На лице застыла вымученная улыбка. Эдуард опять недоволен мной.
Он в предвкушении моей реакции на подарок открыл футляр, и лицо его потемнело. Неужели что-то не так? Муж не любил, когда мешали его планам. А сейчас подарок грозил стать моей личной катастрофой.
― Я ведь просил надеть платье цвета мха, ― угрожающе произносит Эдуард, а я внутренне сжимаюсь, предчувствуя неизбежное. ― Ты своим бунтарством испортила мой подарок.
Он извлекает на свет изумительной красоты колье из крупных изумрудов в обрамлении бриллиантов поменьше и я совершила досадный промах. Моя ошибка ― любимое голубое платье, которое я надела этим вечером.
Вот только я помню, что Эдуард ничего не говорил о цвете моего наряда, и я наивно подумала, что можно надеть моё любимое платье. День рождения же всё-таки. Надо было переспросить мужа, чтобы не портить ему сюрприз.
― Прости, Эдуард я запамятовала, так закрутилась с подготовкой обеда, что не вспомнила о твоей просьбе, ― мой голос был полон раскаяния. Я же испортила ему настроение. ― Я сейчас переоденусь. Я мигом.
Развернулась, чтобы бежать переодеваться и не злить ещё больше своим внешним видом, как мою руку сцапала жёсткая рука мужа:
― Поторопись, дорогая, ― от его холодной улыбки кровь сворачивается. ― Обед стынет.
Я кивнула и выбежала из комнаты. У меня всегда были готовы все платья, никогда не знаешь, что пойдёт не так с очередным нарядом. За полгода нашей совместной жизни я ещё ни разу не угадала предпочтения мужа по цвету или фасону платья.
Быстро натянув на себя зелёное платье цвета болотного мха, которое я терпеть не могла, и, не забыв счастливую улыбку, я появляюсь в гостиной.
― Вот теперь ты готова для подарка, ― счастливо улыбаясь, Эдуард застегнул на моей шее колье.
Стало трудно дышать, дорогое колье словно ошейник, одетый мужем, сжало горло.
Соблюдая все церемонии, даже когда мы одни, Эдуард отвёл меня в столовую и усадил на другой конец стола. Дав отмашку слугам начать, разносить блюда, муж, казалось, был поглощён трапезой.
Бросив на него осторожный взгляд, я позволила горькой улыбке коснуться моих губ. Мой двадцатый день рождения. Я родилась во второй день месяца волков. Мама говорила, что у меня будет счастливая доля. Но она где-то потерялась в пути.
Никогда я не была столь несчастна, как сейчас. Даже когда умерла мама, даже когда мы переехали к тётке и стали жить почти в нищете.
Я успела пригнуться к столу и закрыть голову руками. Тяжёлый удар ремнём опустился мне на плечи. Ещё один и ещё. Эдуард нашёл в себе силы остановиться. Он никогда не бил меня по лицу, скрывая от окружающих следы своих уроков хороших манер, как это он называл.
Даже сегодня муж нашёл к чему придраться, причём он искренне считал, что прав. Я обязана была не сводить глаз с кухарки. Большую часть своего времени я провожу на кухне. Мне кажется, что я сама смогла бы уже приготовить не хуже поварихи.
― Так где ты была, когда Мэгги готовила мне баранину? С кем шлялась? ― отшвырнув ремень в сторону, он тряс меня за плечи словно тряпичную куклу. Ноздри его раздувались, а глаза приобрели неестественно жёлтый цвет. От ужаса я потеряла дар речи. Мне казалось, что сейчас он разорвёт меня голыми руками.
Он даже не потрудился понизить голос, чтобы слуги не были в курсе наших разборок.
Все скандалы сводились к одному: Эдуард подозревал меня в измене.
Хорошая жена не даёт мужу поводов для ревности, а я… Каждый мой вздох, каждый взгляд, каждое движение вызывали у него болезненную подозрительность. Он ревновал меня к каждому дереву в саду.
― Я была на кухне, ― тихо, с нотками раскаяния, чтобы не разозлить его ещё больше, ответила я. ― Мне показалась, что баранина идеальна. Если тебе не нравится, можно отрезать другой кусок.
Эдвард уже нависал надо мной, давя своей массой, а я, как обычно, сжалась, чтобы стать как можно незаметнее.
― Ты вообще ничего не соображаешь в ведении домашнего хозяйства, ― ещё больше свирепел Эдуард. ― Вот что значит взять в жёны нищенку. Только и умеешь хвостом вертеть.
Ему хотелось побольнее задеть меня. Знал же, что я без его разрешения даже в сад не выхожу, но мучить меня беспочвенными подозрениями доставляло ему удовольствие.
― Это неправда, ― не выдержала я пустых обвинений. ― Я верна тебе.
― Ах, ты дрянь, ― муж наградил меня оплеухой. ― Жалкое ничтожество, которое я возвысил.
Голова дёрнулась, больно ударившись о массивную спинку кресла. Я на мгновение потеряла сознание, придя в себя уже от новой пощёчины. Лицо пылало не только от ударов, но и от унижения.
― Эдуард, помилуй, ― только и смогла я прошептать разбитыми губами.
От моей просьбы муж рассвирепел ещё больше. С горящими безумием глазами он схватил меня за руку, больно выворачивая её. Стащил меня с кресла, бросив, словно тряпку, себе под ноги. Глотая слёзы, я обняла его ноги, в немой мольбе подняв к его лицу заплаканные глаза. Он пнул меня, чтобы освободиться. А я вцепилась в его ногу, будто от этого зависела моя жизнь.
― Отпусти меня, Алисия, ― его голос был устрашающе холоден, похрустывал словно лёд под ногами.
Я отползла от него и закрыла руками голову. Я не питала иллюзий и знала, что сделала только хуже. Эдуард бил меня ногами, стараясь не попасть по лицу. Разбитые губы можно объяснить, а вот синяки на лице могут вызвать много ненужных вопросов. Великому инквизитору должно сохранять холодную голову в любой ситуации, а я стала его испытанием.
― Как ты смеешь мне перечить, безродная тварь, ― его глаза полыхали безумием, он не ведал, что творил.
Я опять довела его до приступа агрессии. Глотая слёзы боли и унижения, мне хотелось крикнуть ему: “Я не безродная. Род Алисии Вельской гораздо древнее твоего”. С какой радостью я бы посмотрела, как безумие уступит место страху.
Вельские ― это смерть. Только проклятая слава сестёр Вельских, о которой не знал мой муж, примиряло меня с существованием в этой жизни. Эдуард Лобо, барон Райвосо был родом из Корнуола и ему не было дела до родословных аристократов Лорингии.
Именно поэтому тётке удалось выдать меня за него замуж. Но если он узнает правду, то я позавидую тем мёртвым ведьмам, которых он отправлял на костёр.
Я закрыла голову руками, пытаясь уберечься от побоев, но от своей полной безнаказанности Эдуард лишь распалялся.
Слуги отводили глаза, не смея вмешиваться. Уже больше полугода я служила буфером между ними и хозяйским гневом.
Выплеснув на меня свой гнев, Эдуард, как ни в чём не бывало, поднял меня с пола, покрывая поцелуями распухшее лицо.
― Прости меня, Алисия, опять не смог сдержаться, ― его голос был полон раскаяния, а у меня шумело в голове, и взгляд никак не мог сосредоточиться в одной точке. ― Ты же знаешь, что у меня бывают вспышки гнева, зачем провоцируешь меня?
― Прости, ― еле-еле пробормотала я разбитыми губами. ― Я не хотела. Не подумала.
― Вот в этом всё и дело, ― с сожалением произнёс мой муж, уже раскаиваясь в своём поступке. ― Ты не думаешь, а страдаю я. Давай закончим обед. У тебя же сегодня день рождения. Отпразднуем на славу.
Он усадил меня за стол, а у меня всё плыло перед глазами.
― За твоё здоровье и красоту, Алисия, ― поднял бокал Эдуард, и я поспешила сделать то же самое.
Сделав пару глотков вина, он с аппетитом принялся за артишоки и пересушенную баранину с картофельным пюре. Теперь уже она не казалась ему отвратительной.
А я молилась лишь об одном, чтобы боги послали побыстрее смерть одному из нас.
Подняв руку с бокалом, я почувствовала сильную боль в боку, такую, что аж звёздочки перед глазами заплясали. Но я должна продержаться до конца ужина как ни в чём не бывало.
Шесть месяцев назад
Первый раз Аманда появилась внезапно полгода назад, через несколько дней после того, как Эдуард запретил мне выходить на прогулку за пределы своего сада.
Я так хорошо помнила тот день, как будто это происходило вчера. Аманда назначила встречу на болотах и не оставила даже возможности отложить её, пригрозив, что заявится к нам, домой устроив скандал. Я боялась встретиться с ней лицом к лицу. Но появления её в нашем доме боялась ещё больше. Эдуард запретил все контакты с семьёй, обосновав, что сестры плохо на меня влияют. Слишком свободолюбивые, а настоящая женщина должна быть покорной.
Болота тоже не лучшее место для встреч. Если меня там поймают, то могут заподозрить в колдовстве. В Корнуоле под запретом любая магия.
А мой муж ― великий инквизитор, которого боялась даже верховная знать и церковные иерархи.
Вот и чего мне было ждать от визита старшей сестры?
Я боялась, что Эдуард поймает меня и тогда просто сожжёт на костре. Он в своём фанатизме не знал жалости. Зачем Аманда выбрала такое страшное место для встречи?
“А вдруг она в сговоре с Эдуардом?”, посетила меня бредовая мысль. Я уже не знала, кого бояться, и шарахалась от каждой тени.
Вот только память услужливо подсовывала яркие образы нашего детства, где Аманда защищала меня и Амелию от придирок и наказаний тётки Ядвиги.
― Никак не могу к тебе пробиться, ― обрадовалась моему появлению на болотах Аманда. ― Я к тебе не первый раз приезжаю, Эдуард говорит, то, что тебя нет дома, то болеешь, но не желаешь видеть.
Она так тискала меня в объятиях от радости. Вертела то в одну, то в другую сторону, как куклу, что случайно зацепила огромную гематому на боку. Она появилась несколько дней назад от удара сапогом мужа и ещё сильно болела. Я тогда его выбесила тем, что опоздала на две минуты к ужину.
От боли я невольно вскрикнула, тихонько, но сестрице этого хватило.
― Что с тобой? ― с тревогой спросила Аманда, резко подняв рукав платья. Я отдёрнула руку. Не хочу, чтобы она увидела синяки на руках. Только застывший взгляд сестры подсказал, что она увидела, то, что я так тщательно скрывала.
― Не бойся, расскажи мне. Поделись своей болью, сестрёнка, ― голос Аманды звучал так ласково, сочувствующе, что я не выдержала и, захлёбываясь слезами, рассказала ей всё.
Аманда обнимала меня, с каждым моим словом застывая всё больше и больше.
― Почему ты ничего мне не сказала? ― возмущённо спросила она. ― Я бы придумала, как тебя защитить.
― Нет, Аманда, что тут сделаешь? ― размазывая слёзы по лицу, пролепетала я. ― Да я и сама виновата, довожу его до бешенства. Знаю же, что нужно даже не дышать, чтобы не раздражать Эдуарда.
― А ты, значит, дышишь? ― сурово спросила меня Аманда, и я кивнула.
― Я стараюсь, правда, ― схватила я её за плечи. Вдруг она тоже поверит, что я специально злю мужа. ― Поверь мне, я стараюсь. Сильно стараюсь быть покорной женой.
Аманда прижала меня к себе крепко, но осторожно, чтобы не сделать мне больно. Она укачивала и, поглаживая спину, моя голова покоилась на её плече, и так мне стало спокойно, как в детстве. Казалось, что она подует на мои ранки и они перестанут болеть, а проблемы рассосутся сами собой.
― Я верю тебе, Алисия, но… ― ласково произнесла она, и я вздрогнула от этого “но”. “Но” никогда не бывает хорошим, всегда таит в себе какой-то подвох. ― Ты должна понять, что твоей вины здесь нет. Я не знаю более покорной женщины, чем ты. Теперь я понимаю, почему он выбрал именно тебя.
― Ты думаешь из-за этого? Из-за моей покорности? ― удивляюсь я. ― Но Эдуард говорит, что я бунтарка.
Аманда горько рассмеялась.
― К сожалению, нет. Из нас троих ты больше всех похожа на мечту своего мужа: тихая, покорная, слова поперёк не скажешь. Это моя вина, что я не воспитала в тебе стержень.
Я всхлипнула. Как же так получается?
― Я думала, что он любит меня, ― пожаловалась я сестре. ― Во всяком случае он убеждал мне в этом.
Наконец-то нашёлся человек, который не обвиняет меня, не говорит, чтобы я терпела, потому что мне повезло с мужем.
― Возможно, он и любит, как свою игрушку, но к демонам такую любовь, Алисия, ― сестра решительно сжала кулаки. ― Клянусь, что я придумаю, как тебя вытащить отсюда.
― А может, потерпеть? Осталось всего ничего, ― вымученно улыбнулась я. ― Полгода и я буду свободна.
― Нет, ждать нельзя, ― твёрдо произнесла Аманда. ― Я понимаю резоны тётки, которая хочет выдать вас за богатых. Она устала жить в нищете, но это не значит, что я позволю вас использовать.
― Когда Эдуард посватался, я испугалась. Он был галантный, красиво ухаживал, но глаза всё время оставались холодными. Я немного боялась его, а теперь боюсь ещё больше.
― Почему же ты не отказалась?
― Тётка поговорила со мной, убедила, что потерпеть всего ничего и я стану богатой и влиятельной. Барон как никак. Великий инквизитор, ― я всплакнула, вспоминая тот разговор.
― Алисия, ты же могла сказать мне, я бы нашла выход, ― на глазах Аманды показались слёзы. Я никогда не видела её плачущей и испугалась. Твёрдая и надёжная Аманда плачет, когда действительно всё плохо. ― Тогда бы не было вот этого всего.
― Аманда, мне страшно, ― призналась я сестре. ― Я боюсь своего мужа так, что все внутренности дрожат при виде его.
― Ну и натворила ты делов, Алисия, ― покачала головой Аманда. ― Но делать нечего, слезами горю не поможешь. Придётся избавляться от мужа.
― Я не смогу его убить, ― севшим от страха голосом проговорила я. ― Даже если буду знать, что он убьёт меня первым, не возьму грех на душу.
Я едва могла дождаться окончания ужина. В комнате меня ждало долгожданное письмо от Аманды. Первое с той самой встречи на болотах. Его мне сегодня передала Бонни, моя личная служанка. Лучший подарок на день рождения и придумать сложно.
План сестры я начала выполнять, уже перетянула на свою сторону служанку. Она до ужаса боялась хозяина, но и меня ей было жалко. А главное, я пообещала взять её с собой, когда буду убегать из этого дома.
У меня подрагивали руки от возбуждения и чувства опасности. Если муж узнает о письме Аманды, то мне несдобровать.
Улыбка, как приклеенная не сходила с лица. Лишь бы у Эдуарда не изменилось настроение.
― Благодарю, дорогая, за прекрасный ужин, ― удовлетворённо откинувшись на спинку кресла, произнёс муж. ― Надеюсь, ты не обидишься, если я съезжу в клуб в городе.
Он не спрашивал. Он утверждал. Я не могла обижаться на него. Эдуарду бы это даже в голову не пришло, что мне может быть обидно за испорченный день рождения. Он всегда прав, а я виновата.
― Нет, конечно, ― на этот раз искренне обрадовалась я. ― Тебе необходимо развлечься.
Эдуард подошёл, чтобы поцеловать меня перед выходом, а я с трудом сдерживала тошноту.
Его прикосновения вызывали омерзение. Если он сегодня напьётся в клубе, то полезет исполнять супружеский долг. Что б его!
Жене не положено мечтать о чём-то таком, но я мечтала. Мечтала и неистово молилась, чтобы он нашёл себе любовницу и не приходил ко мне в спальню. С каждым разом выносить его становилось всё труднее.
Но я знала, что Эдуард успокоится только тогда, когда я объявлю о том, что ношу под сердцем его наследника. И горе мне, если это окажется девочка.
Эдуард отодвинул стул, и я, вслед за ним, встала из-за стола. Дотронулась до изумрудного колье, провела по нему пальцами:
― Очень красивый подарок, спасибо, ― с придыханием произнесла я, показывая, насколько мне понравился подарок. Ещё один ритуал ради спокойной жизни.
Подарок мужа душил меня. Не могла дождаться, когда уже мне будет позволено уйти, чтобы снять колье и отправить на дно шкатулки и надевать только тогда, когда он заставит.
― Иди в свою комнату, Алисия. Сегодня меня не жди, ― произнёс муж, а я едва смогла сдержать радость. Опустила в глаза в пол, чтобы они не выдали меня. ― Не злись и не скучай.
Да, я просто счастлива. Ещё один настоящий подарок на день рождения, теперь уже от мужа.
Письмо от Аманды ждало меня в комнате, и я едва сдерживалась, чтобы не ускорить шаг. Бонни тоже там, делает вид, что готовит комнату ко сну, а сама ждёт, чтобы узнать, что же написала мне сестра.
Поднимаясь по ступенькам, я ощущала на себе пронизывающий взгляд мужа. Тревога кольнула сердце. Как-то всё слишком гладко складывается. Неужели он узнал о письме? Но как?
Мысли лихорадочно метались, и я никак не могла сосредоточиться. Я замедлила шаги, и я, повинуясь своему шестому чувству, вернулась.
― Совсем забыла, ― беспечно улыбнулась я Эдуарду. ― Нужно же проследить, как уберут со стола, и обсудить с кухаркой меню на завтра. У тебя есть пожелания, что подать к завтраку?
Муж продолжал испытывающе смотреть на меня.
― Что-то не так? ― испуганно спросила я. ― Я что-то не так сделала?
― У тебя всё-таки день рождения, пусть тебе завтрак подадут в постель. А я вряд ли успею до обеда вернуться. Не беспокойся понапрасну.
Так вот, в чём дело. Он уезжает и, скорее всего, не в клуб. Странно. Он никогда так надолго меня не оставлял. Может, мои молитвы услышаны и у Эдуарда появилась женщина на стороне. Как бы не спугнуть удачу.
― Поняла. Удачной поездки, ― произнесла я, прежде чем успела подумать. Я была так сосредоточена на том, чтобы Эдуард ничего не заподозрил, что сболтнула лишнее. Он не любил пожелания удачи. Считал, что этим, наоборот, отгоняешь её.
Сердце сжалось от ожидания неминуемой кары, но Эдуард не обратил на мои слова никакого внимания. Ещё одна странность. Неужели он не уезжает? Тогда зачем солгал мне?
― Иди в свою комнату, Алисия, ― с угрозой произнёс он, и я поспешила убраться с глаз мужа от греха подальше.
Не спеша, я шла в свою комнату, раздумывая, что же на самом деле хотел Эдуард. Неужели он узнал о письме Аманды, но тогда бы он просто отобрал его. Мой муж не из тех, кто будет соблюдать приличия.
А если бы он узнал, что я встречалась с сестрой, то тогда единственное, чтобы я получила это наказание плетьми.
Шрамы на исполосованной спине предательски зачесались, напоминая о том, какой мой муж в гневе.
Что же делать?
Эта мысль не давала мне покоя, я словно зациклилась на этом вопросе без ответа. Но ответ должен быть.
Если Эдуард узнал о письме, значит, кто-то ему рассказал? Этим кто-то может быть только Бонни, больше никто не знал о нём.
Полная решимости не отдавать письмо, я решила его спрятать в тайнике, но для этого нужно отослать служанку. Прочитать я его не успею.
Немного прогулявшись туда-сюда по коридору, чтобы унять сердцебиение, я вошла в комнату. Письмо лежало на туалетном столике и его хорошо было видно от двери.
― Бонни, хозяин уезжает, а у меня нервы расшалились, принеси мне успокаивающий отвар, ― попросила её я, а служанка не двинулась с места.
― Госпожа, письмо от вашей сестрицы, ― показала она на конверт.
― Я знаю, но голова болит сильно, ― оправдывалась я перед ней, словно она хозяйка в доме. ― Письмо не убежит.
Бонни нехотя вышла, а я коршуном набросилась на письмо. Не читая, свернула его несколько раз и отодвинула половицу на полу.
― Отойди, Алисия, ― услышала я за спиной угрожающий голос мужа. ― Покажи, что ты там прячешь?
Медленно я поворачиваюсь к мужу. Брови его угрожающе сдвинуты, а руки скрещены на груди.
― Алисия, я повторять не буду, ― протягивает он ко мне руку.
Затравленным взглядом я смотрю на него.
― Это письмо из дома, ― тихонько проговорила я.
― Посмотрим, что за письмо, ― раздражённо произносит он. ― Я же запретил тебе общение с сёстрами.
Я протянула ему письмо. Эдуард небрежно его разорвал, а меня покоробило. Не люблю когда так неровно разрывают письма.
Его лицо удивлённо вытягивается.
― Что это? ― спрашивает он меня.
― Я не знаю, не читала, ― лепечу я, боясь новой вспышки гнева.
― Ты за нос меня водишь?
― Эдуард ты же сам раскрыл письмо, ― осторожно напомнила ему я. ― Откуда мне знать что там написано.
Я неистово молилась, чтобы о нём там не было сказано ни слова. Чтобы он не узнал, что моей семье известно о его обращении со мной. Только не это!
― Дорогая Алисия, ― начал читать он письмо вслух, а у меня вспотели ладони. ― Это твои первые Щедрины в качестве замужней дамы.
Что это за письмо? Вряд ли Аманда бы писала такое. Тогда кто его прислал, а главное зачем?
― Ты должна показать мужу, как у нас встречают этот праздник, ― продолжает Эдуард. ― Высылаю тебе наш семейный рецепт щедринского кекса и пару рецептов, которые в суматохе расставания, я не успела тебе положить.
У меня выражение лица ещё более недоумевающее, чем у мужа. Кто пишет подобную чушь? Амелия не могла, она к готовке отношения не имеет. Аманда тем более. Неужели тётка, поражаюсь я собственной догадке.
― Ты должна показать, какая хорошая ты хозяйка, ― скептическим тоном прочитал Эдуард. ― Должна продемонстрировать барону, что Вельские умеет организовывать праздники не хуже, чем в Корнуоле.
Да, в Корнуоле вообще их не организовывают. Эти фанатики совсем не умеют веселиться или это мне так повезло?
― В письмо вкладываю рецепты, ― дочитывает муж, ― уж будь любезна постарайся удивить мужа, чтобы мне не было стыдно хотя бы за твоё воспитание. Ты же хорошая девочка, Алисия. Будь достойна своей счастливой судьбы.
Это точно тётка, кроме неё такой чуши никто не смог бы написать. Я с трудом сдержалась, чтобы не расплакаться. “Счастливая судьба”. Если бы она знала, какая судьба меня ждёт, приняла бы предложение Эдуарда?
― Твоя тётя Ядвига, ― закончил читать муж ― Да и не забудь, что на столе в праздник должно быть двенадцать блюд.
Он удивлённо рассматривал листки с рецептами.
― Щедринский кекс, ― прочитал он. ― Для его приготовления тебе понадобятся сухофрукты, специи, масло, яйца, мука...
― Что это? ― спросил Эдуард, словно глазам своим не верил.
― Очень вкусный кекс, ― выдавила из себя я. ― Тётка держит рецепт в секрете. Даже не знаю, что должно было произойти, что она поделилась со мной.
― Дорогое удовольствие этот кекс, ― протянул Эдуард.
― Так она считает, что ты богатый человек и можешь себе позволить подобную роскошь, ― не задумываясь о последствиях произнесла я. ― Тётка готовила его каждый год.
Это был неприкрытый вызов. Только сегодня он упрекал меня в нищете, а сам не может позволить ежегодное лакомство бедняков. Я немного преувеличила. По настоящему этот кекс тётка не пекла никогда. У нас не было денег на специи и сухофрукты. Мы получали каждый год жалкую пародию на настоящий Щедринский кекс.
Эдуард кажется обрадовался, что письмо от тётки и даже повеселел. Вот только меня не отпускала назойливая мысль, кто ему донёс о письме. Если знали только я и Бонни, то остаётся служанка.
Очень мне не хотелось разочаровываться в ней. Казалось, что я нашла преданного человека и если это окажется не так, то Эдуард уже знает о моём плане.
Я запаниковала.
― Говоришь, готовили каждый год? ― весело переспросил муж и я кивнула.
Он зачем-то подошёл к окну, не обращая внимания на поднятую половицу.
― А знаешь, твоя тётя подала мне хорошую идею, ― весело произнёс он. ― Двенадцать блюд что-то значат?
― Да, ― пролепетала я. ― Символизируют двенадцать месяцев года.
Эдуард потирал руки в радостном возбуждении. Давно я не видела его таким воодушевлённым. Надеюсь, что это хороший знак.
― Когда там ваши Щедрины? ― спросил он меня,
― Седьмого дня месяца волков, ― перевела я на корнуольский нашу дату.
Его заинтересованность меня настораживала. Даже когда Эдуард весел, расслабляться нельзя.
Он ещё раз взглянул на письмо тётки Ядвиги. Пролистнул тощую стопочку с рецептами. А я до сих пор недоумевала зачем она мне их послала? С какой целью? Я не понимала.
― Рецепта приготовления бараньей ноги она не написала, ― упрекнул он меня. Эдуард обожает баранину. Особенно если она с кровью.
Мэгги мастерски угадывала степень прожарки, меня же воротит от такого лакомства. Я люблю хорошо прожаренное мясо, поэтому мясные блюда приготовленное для мужа, не ем, а других просто нет.
Приготовить званый ужин за такой короткий срок, да он с ума сошёл. Мне даже показалось, что я ослышалась. Он же должен понимать, что это невозможно.
― Званый ужин, Эдуард? ― глупо переспросила я, всё же надеясь, что неправильно его поняла.
Сердце так стучало, что казалось, разорвётся. Клянусь, это было бы лучшим выходом для меня. Силы уже на исходе.
― Да, а что тебя удивляет? ― спокойно спрашивает он, как будто говорит не о званом ужине, а о том, что ему приготовить на завтрак.
Неужели он не понимает, что всё меня удивляет начиная с того, что Щедрины через шесть дней, а ужин за такое время одной не подготовить.
Это, даже если не брать во внимание, что мне самой нужно готовить еду. Целых двенадцать блюд по три перемены.
Но, кроме этого, есть ещё много чего: подписать и разослать приглашения, достать посуду, проверить, перемыть всю, почистить серебро, позаботиться об украшении гостиной и столовой.
Я не справлюсь, и Эдуард это знает. Странный способ показать мою никчёмность. В этом случае, унижая меня, он унизится сам.
― Обычно приглашения рассылают за три недели, а тут осталось всего шесть дней, ― набралась смелости возразить ему.
― Да, ты права, ― он сделал вид, что задумался. ― Соберём самых близких, человек двенадцать.
Двенадцать человек, так это обычный званый ужин, больше приглашать даже неприлично. А он делает вид, что облегчает мою участь. Или, может, в Корнуоле другие правила?
― Прости, Эдуард, у нас в Лорингии званый ужин должен состоять из двенадцати человек, больше приглашать уже неприлично и приглашения нужно разослать за три недели, ― всё же решилась я с ним поспорить, а иначе всё сорвётся, и Эдуард обвинит меня. Да он в любом случае обвинит меня, так хоть остаётся шанс быть услышанной. ― Раньше не учтиво, а позже, значит, что мы вспомнили о гостях в последний момент.
― Как у вас там всё сложно, ― усмехается он, и я делаю вывод, что у них не легче. ― Я напишу тебе завтра список, кого следует пригласить. Подпишешь и разошлёшь приглашения.
Достучаться до Эдуарда, равносильно, что ждать помощи от богов. И то и другое бесполезно. Остаётся только смириться со своей участью и попытаться сделать так, чтобы муж не смог придраться.
Горькая улыбка коснулась моих губ. Когда не к чему придраться, Эдуард свирепеет ещё больше.
― Ты же понимаешь, что я одна не смогу подготовить ужин на двенадцать персон, ― делаю я последнюю попытку донести до мужа всю абсурдность ситуации. ― Это просто нереально. Званый ужин готовят больше месяца, а ты мне даёшь всего пять дней.
― Не преувеличивай, ― отмахнулся он от меня, словно от надоедливой мухи.
Я решила, что терять мне уже нечего, потому что он специально поставил меня в безвыходную ситуацию.
― И ещё я сама должна буду приготовить двенадцать блюд по три перемены, ― в моём голосе пробивается отчаяние. ― Я не смогу это сделать. Предупреждаю сразу, чтобы ты потом не говорил, что я тебя подвела.
Хотела ещё добавить, что нормальные хозяева приглашают поваров для подготовки званого ужина. А тут сваливает всё на мои плечи.
― Хорошо, дозволяю, чтобы Мэгги тебе помогала, и даже…― он задумался. ― Я дам тебе в помощницы Бонни.
Как благородно. Это не спасёт ситуацию, но всё же я буду не одна.
― Благодарю, Эдуард, ― склонила я голову перед мужем. Он любит такое выражение покорности.
― Пусть Мэгги приготовит всё, как у твоей тётки в рецептах, а ты сама испечёшь ваш семейный Щедринский кекс, ― после его слов, я облегчённо вздохнула.
Я любила печь и, часто помогая кухарке, пекла хлеб. Выпечка меня успокаивала, и уже не казалось, что я никчёмное существо, живущее за счёт мужа.
Этим внезапным званым ужином Эдуард хотел показать, что я ни на что не способна. Что я плохая хозяйка, как он твердит каждый божий день.
― Мы не устраивали званых вечеров с того самого момента, как я привёз тебя сюда, ― вдруг разоткровенничался муж. ― Признаться, я даже сейчас не уверен, что ты справишься.
Я смотрела на него и не понимала. Мысли разбегались как тараканы на грязной кухне, и были такими же неприятными. Неужели он решится меня опозорить?
Открыла было рот, чтобы возразить, но тут же его захлопнула. Не хватало мне ещё перед сном получить затрещину.
Хочет считать, что я никчёмная. Пусть! Лишь бы уже перестал изводить меня своими домыслами.
― Я справлюсь, ― решительно заявила, дрожа от страха.
Чтоб пусто было тётке Ядвиге, она знатно нагадила мне своим письмом.
― Подготовь мне меню званого ужина, да экономь, ― грозно приказал Эдуард. ― Никаких этих новомодных штучек. Завтра с утра покажешь мне.
Хотела спросить, что он понимает под новомодными штучками, но воздержалась. Узнаю лучше у Бонни или Мэгги. Он забыл, что только что говорил мне, что на завтраке его не будет. Напоминать об этом я ему не рискнула. Да и зачем? Чтобы придумал мне ещё какое-нибудь задание. Я себе не враг.
― Думаю, что я приглашу матушку пожить с нами, чтобы она помогла тебе разобраться во всех нюансах жизни в Корнуоле, ― заявил он, словно оказывает мне благодеяние.
Мало мне Эдуарда, так ещё и мать его приедет. Видимо, её приезд был решён давно, а меня поставили в известность только что. Чтобы ей появиться завтра в нашем доме, ей нужно было выехать три дня назад.
Хотелось расплакаться, слёзы стояли в глазах, но никак не могли выплеснуться, наружу очищая душу. В груди стоял ком, который не удавалось проглотить.
Родителей Эдуарда я не видела ни разу. Он объяснял их равнодушие к невестке тем, что они стары для долгих переездов, а у него служба и выбраться для знакомства мы не можем.
Может, это и к лучшему, думала я, смирившись. В теперь, старушка мать на пороге. Чего мне ждать от этого внезапного приезда?
Я попыталась подняться, но не смогла. Бонни кинулась ко мне, чтобы помочь подняться.
Сила воли, которая держала меня при Эдуарде, испарилась, и я тряпичной куклой валяюсь на полу.
Завтра, как бы больно ни было, придётся встать и встречать женщину, которая родила чудовище, по ошибке именуемом человеком.
― Вставайте, хозяйка, ― Бонни поднимает меня с пола и помогает дойти до кровати. ― Я помогу вам раздеться.
Я помочь себе не в силах, но всё же задаю ей вопрос, который не даёт мне покоя.
― Что ещё ты ему рассказала? ― шепчу я ей на ухо.
― Ничего, клянусь, ― она осеняет себя родовым знаком.
Клятва родом самая сильная. Если солгала, то не будет тебе помощи от предков.
Эдуарду бы я не поверила. Он считает себя непогрешимым, почти что святым. Как же борется с нечистью и скверной, очищает государство.
А Бонни не будет рисковать своим благополучием. Значит, план побега не раскрыт. Вот только его мать, досадная помеха. Почему именно сейчас она приезжает?
― Бонни, ты не знаешь, почему свекровь именно завтра приезжает?
― Не знаю, ― покачала она головой. ― Но как появится постараюсь разузнать у слуг.
Я благодарно кивнула.
― Ваша сестрица передала ещё мазь от ушибов, ― с ловкостью уличного циркача она достала из внутреннего кармана юбки маленький флакончик.
― С письмом передала? ― настороженно спросила я.
Бонни опять кивнула.
Как же так получается, что письмо муж нашёл, а мазь нет? И если это передача от Аманды, то почему это дурацкое письмо с рецептами написала тётка? Это Ядвиги, его ни с чем не спутаешь. Красивый, каллиграфический, хоть на выставку отправляй.
― А письмо откуда?
― Ваша сестрица передала, ― подтверждает мои догадки служанка.
Она ловко расшнуровала ненавистное обеденное платье. Его купил мне в подарок муж. Красивое, но цвет совсем не подходил, придавая коже землистый цвет. Когда Бонни освободила меня от корсажа, я вздохнула свободнее. Затем турнюр, а после пришла очередь и удушающего корсета с нижней юбкой и лифом-чехлом. Запустив руки под сорочку, Бонни сняла мне панталоны.
― Давай оставим как есть, ― попросила я её, когда увидела, что служанка достаёт ночную рубашку, доходящую до пола со стоячим воротником и длинными рукавами, украшенную кружевами. ― Переодеться даже с твоей помощью я не смогу.
Она понимающе кивнула. Подняв нижнюю сорочку, Бонни ловко смазала тело мазью.
― Выпейте сонный отвар, вам необходимо поспать, ― она протянула мне кружку с тёплым отваром из трав.
Я покачала головой.
― Не сейчас, Эдуард обещал вернуться, ― сказала я, а Бонни поморщилась.
― Без отвара вы не заснёте, ― настаивала она на своём. ― Ваша сестрица предупредила, что мазь будет сильно жечь, поэтому дала ещё и этот отвар.
Бонни сунула мне в руки кружку и подоткнула одеяло.
― Не капризничайте, хозяйка. Если господин инквизитор и нанесёт вам визит ночью, то лучше бы вам спать. С такими побоями не до исполнения супружеского долга, ― беспокоилась обо мне Бонни больше, чем муж.
― Бонни, зачем ты показала письмо Эдуарду? ― в лоб спросила я её.
Не хотелось верить, что она оказалась предательницей. Такая чуткая к моему состоянию, заботливая и готовая помочь. Я не смогу справиться без неё. Без Бонни мне не сбежать.
― Я не показывала, ― опустила глаза служанка. ― Он застал меня во дворе, когда мне его передавали.
Я похолодела. С новой силой заболели синяки и ссадины.
― Кто передавал? Аманда? ― сипло спросила я.
Аманду он знал и откровенно не любил.
― Нет, ― ответила Бонни, и у меня словно от сердца отлегло. ― Письмо передала женщина средних лет, прилично одетая.
Почему же тогда он заподозрил? У Эдуарда просто звериная чуйка. Он безошибочно определял, когда ситуация стоит его внимания, а когда можно пройти мимо.
― Почему же тогда он её заподозрил? ― размышляла я вслух.
― Так, она сама сказала ему, что письмо для вас, ― огорошила меня Бонни.
Зачем она это сделала? Или это посыльный не от Аманды, а от Ядвиги? Тётка могла приказать, чтобы Эдуарда оповестили о её письме, показывая таким образом заботу.
Как бы узнать, кто прислал письмо? Мазь! Вот она ниточка к ответу. Тётка мазь бы не прислала.
― Кто передал тебе мазь? ― от нетерпения, схватила я за руку Бонни.
Но она с лёгкостью разжала мою руку и отошла.
Бонни меня разбудила ранним утром, едва начало светать. Она рывком раздвинула шторы.
― Хозяйка, пора вставать, ― прошептала она.
― Ещё очень рано, ― отвернулась от неё я.
― Ваш муж всё ещё не вернулся, ― сообщила она, ― и матушка его не приехала. Нужно выйти прогуляться.
Бонни нервничала. Это было заметно не только по голосу, но и как она передвигалась по комнате.
― В такую рань? ― потянулась я, отметив, что тело, после вчерашних побоев не болит, как обычно.
Закатав рукав рубашки, увидела, что синяки на месте, а боли нет. Я облегчённо вздохнула. Воистину волшебная мазь. Наличие переливающихся всеми цветами радуги пятен на теле будет успокаивать Эдуарда и сдерживать его агрессивность.
― Именно в такую рань, ― шепчет Бонни. ― Поспешите, нас ждут.
Я нехотя поднялась с постели. Сегодня я могла бы поспать чуть-чуть подольше, раз уж Эдуарда не было дома.
― Ждут? Кто? Аманда? ― Закидала я её вопросами, но ответа не получила. Она лишь спешно натягивала на меня одежду, словно боясь опоздать.
― Всё потом, ― только и сказала она. ― Вы бы поменьше именами кидались.
От такого совета стало зябко. Наспех одевшись, мы через ход для прислуги выскользнули в предрассветные сумерки.
Каждый шаг по утреннему снегу сопровождался тихим хрустом. Холодный воздух проникал в мои лёгкие, придавая бодрость.
Пугливо оглядываясь, Бонни вела меня к болотам. Извилистая дорога от нашего дома, по краям которой стояли голые деревья, покрытые инеем, и небольшие кусты, больше похожие на снежные холмики, была усыпана снегом, на котором оставались наши следы.
― Хоть бы снег пошёл, ― обеспокоенно проговорила Бонни. ― Может, хоть так собьёт его со следа.
В воздухе витал сладковатый запах горящих дров из каминов соседних домов, добавляя нотку уюта в зимний пейзаж. И я бы даже насладилась прогулкой, если бы не страх перед мужем. Я вообще любила снежную зиму. Прогулки по снежным тропинкам успокаивали меня, но не теперь.
Образ мужа витал надо мной, нагнетая тревожность. А, что если он вернётся, а меня дома нет? Осталось только молиться всем богам, чтобы оберегли и защитили.
Бонни вела себя странно, и это тоже пугало.
― Кого собьёт со следа? ― переспросила я.
Светало. Свет зимнего солнца, пробивающийся сквозь облака, раскрашивал лес в холодные оттенки — от голубоватого до молочно-белого.
― Мужа вашего, будь он неладен, ― зло проговорила Бонни. ― Надо поспешить. Уже рассвет, а нам ещё обратно идти.
― Зачем мы туда идём? ― Спросила я. ― Неужели нельзя было назначить встречу в роще на краю города?
― Значит, нельзя было, ― отрезала Бонни. ― Веду вас туда, куда приказано.
И тут я на границе с Сумрачными топями, впервые осознала, что слепо доверилась служанке. Даже не спросила с кем встреча, я оголтело полетела. Опрометчивый поступок.
― Кем приказано, Бонни? ― вырвала я у неё руку. ― Шагу не сделаю, пока не объяснишь мне.
― Клянусь, что для вас это не опасно, ― повернулась ко мне Бонни. ― Хозяйка давайте поспешим, нам ещё возвращаться.
Она права, раз уже сглупила и пошла с ней, нужно довести дело до конца. Меня не оставляла надежда, что это всё-таки Аманда.
― Пришли, ― прошептала Бонни оглядываясь.
Впереди открывались болота, окутанные тишиной и холодом. Вода, замёрзшая на поверхности, отражала холодный свет зимнего солнца.
Зимние болота кажутся живыми, несмотря на их мрачность. Вдоль берегов тянутся застывшие в своих позах камыши, которые, казалось бы, замерли в ожидании весны. Местами под снегом прячутся остатки зелени, которые напоминали о жизни, но сейчас они обрели серый оттенок, словно погибли в объятиях зимы.
Каждый шаг по снегу отзывается хрустом, нарушая тишину, и мы остановились. Ветер завывал между деревьями, вызывая в душе первобытный страх перед неизвестностью.
― Ответь мне, зачем мы сюда пришли? ― требовательно спросила я, но голос дрожал.
― Ваша сестрица приказала мне доставить вас сюда, ― ответила Бонни.
― Ты же знаешь зачем, почему молчишь? ― пристала я к ней, надеясь выведать хоть что-то.
― Потерпите, скоро вам всё будет ясно, ― Бонни раздражённо отмахивается от меня. В её голосе слышится страх.
― Пока мы ждём неизвестно чего, кто передал тебе мазь для меня?
― Тот, кто ждёт вас на болотах, ― нетерпеливо произнесла она.
С криком с ветки сорвалась чёрная птица, испугав нас обоих.
― Страшно, ― прошептала я, и Бонни согласно кивнула.
― Долго ещё ждать?
Мороз пробирался под пальто, больно щипая кожу. Я замёрзла. Боюсь, что нашу прогулку не скроешь от Эдуарда.
― Я не знаю, ― она тоже нервничала.
Гнев барона, если он узнает о нашей прогулке к болотам, распространится не только на меня, но и на неё.
И вот когда уже даже Бонни отчаялась ждать, из-за деревьев вышел молодой мужчина с чёрными волосами до плеч, с седыми прядями. Его чёрный пронизывающий взгляд пугал. Узкое лицо с аристократическим чертами делало его похожим на изнеженного жителя столицы. Таким не место на болотах.
Мои любимые читатели!
Решила сделать себе выходной.
Скорее всего график выходных у меня будет такой: четверг и воскресенье.
А сейчас визуалы для этой истории.
Алисия Вельская
Эдуард Лобо
барон Райвосо, хозяин усадьбы Рейвенхёрст
усадьба Рейвенхёрст
Бонни тряслась как заячий хвост, заглядывая незнакомцу в глаза. На неё он смотрел требовательно, даже жёстко и разговаривал так же. Ему она не посмела бы ответить: “потом скажу”. Я горько усмехнулась.
― Так вот, ты, значит, какая, ― тепло мне улыбаясь, произнёс он.
― Да, это она, баронесса Райвосо, ― пытаясь услужить, заискивающе улыбалась Бонни.
― Баронесса, значит, ― он ухмыльнулся, а я поёжилась, насколько она была похожа на ухмылку моего мужа.
― Меня зовут Алисия Вельская, ― гордо промолвила я. ― Если вам хоть что-то говорит моё имя. По мужу я Райвосо.
― Получает, что не отпускает родовое имя, ― с любопытством спросил он.
Я как-то не задумывалась об этом. Привыкла называть себя Вельской, а муж не позаботился о том, чтобы его род меня принял. Вот и живу, вроде бы замужем, а принадлежность к фамилии Лобо не чувствую. А от баронессы так вообще воротит.
С удивлением смотрю на незнакомца. Всего один вопрос и в голове всё стало по своим местам.
Может, и правду сказала Аманда, что не сдохнет он сам. Не подействует на него наше родовое проклятие. Не зря он не ввёл меня в свой род. Я в подвешенном состоянии жена, которая не находится под защитой рода мужа.
Раскаркалось вороньё, взлетев в небо чёрной тучей, отвлекая меня от размышлений. Незнакомец внимательно следил за мной, не торопя и не прерывая моих дум.
― Моё? ― глупо переспросила я и улыбнулась.
Вот только улыбка получилась жалкой какой-то, впрочем, я себя так и ощущала рядом с ним.
Опасный и красивый. От таких надо держаться подальше. Как можно дальше. Только что ему от меня надо?
― Ну, не моё же? ― улыбнулся он, и схожесть с мужем пропала. Я немного успокоилась и даже решилась пристально посмотреть на него.
Неслыханная дерзость. Но незнакомец меня не одёрнул, не сделал замечания. Казалось, что ему даже льстит моё робкое внимание. И это меня напугало. Я не хочу, чтобы на меня так смотрели, как смотрит он. Моргнула, и всё попало. Скучающий взгляд незнакомца успокаивал моё разыгравшееся воображение.
― А ваше какое? ― набралась смелости намекнуть, что неплохо бы и представиться. ― Я имею в виду имя.
Смахнув с лица снег, который только усиливался, я потопала ногами. От стояния на одном месте ноги начали замерзать. От болот тянуло сыростью. А незнакомцу, казалось, было даже жарко.
― Родовое имя тебе не нужно, ― напрягся незнакомец. ― Называй меня просто Вейнард.
Я удивлённо посмотрела на него. Вот это имечко. Я неплохо знала языки, Аманда учила. Но это были скорее разговорные варианты, чем классические. Прочитать или написать я не могла, а вот понять, что говорили, это было мне по силам.
― Счастливчик, ― перевела я странное прозвище с фаоландского, не скрывая удивления в голосе.
― Именно, ― улыбнулся он и подмигнул. ― Так, меня все называют.
Никогда не встречала людей, у которых вместо имён были бы прозвища. В моём окружении таких не было.
― Почему? ― вырвался у меня ещё один вопрос, и я сжалась. Муж бы уже угостил оплеухой за излишние расспросы, а незнакомец, словно бы почувствовав мой страх, успокаивающе улыбнулся.
Его улыбки, предназначавшиеся мне, утешали и успокаивали, когда же он улыбался Бонни, то устрашал.
― Потому что мне улыбается счастье всегда и во всём, ― ответил он.
― Хозяйка, поспешите, не успеем же вернуться, ― взволнованно просит служанка, вставая с бревна, на котором меня поджидала. ― Ваш муж будет гневаться.
От упоминания мужа те маленькие лучики радости от нормального разговора угасли, оставив взамен тьму безысходности.
Я забыла о Бонни и об Эдуарде, разговаривая с нормальным человеком. Словно вернулась в дозамужнюю жизнь, когда я была человеком, а не женой барона Райносо.
― Он ещё долго не появится, ― рассмеялся Вейнард. ― Ловит своих извечных врагов.
Бонни открыла было рот, чтобы возразить, но он пригвоздил её взглядом к месту, заставив захлопнуть рот.
― Матушка его тоже появится не раньше трёх часов дня, ― уверенно сказал он. А я подивилась, откуда он всё это знает.
― Вейнард, ― произнесла я его имя, и мне понравилось, как оно звучит. ― Кто извечные враги моего мужа? Он напал на новый ковен ведьм, который они по глупости основали в Корнуоле?
― Ведьмы, ― брезгливо выплюнул он. ― Да, кому они сдались, эти ведьмы. По правде говоря, их то в этой богом забытой стране и не осталось. Настоящих ведьм, я имею в виду.
― Тогда кто?
― А вы не знаете? ― подозрительно спросил он, сверля меня взглядом. Он словно пытался проникнуть в душу и прочитать, что правда, а что ложь.
Я помотала головой.
― Оборотни, ― сказал он и горько рассмеялся. ― Ваш муж всеми фибрами души ненавидит оборотней. Я подговорил парочку знакомых ребят, чтобы они пошустрили в Корнуоле, так ваш муж, как гончая пошёл по следу.
Он сейчас серьёзно? И я не о ненависти мужа говорю. Что он может яростно ненавидеть, я уже поняла. Но разве оборотни существуют?
― А это не сказки? ― робко спросила я. ― Разве они живут на свете?
― Я не знаю никакого Фелис, ― на всякий случай уточнила, вдруг он ошибся. ― Вы меня с кем-то перепутали.
Оттого что он пришёл не ко мне, стало горько, неужели мне так и влачить жалкое существование с мужем до самой смерти. От ужасной перспективы в горле словно ком застрял.
Потопала ногами, которые в лёгких сапожках уже стали ледяными. Смахнула с пальто снег и даже хотела пройтись, как следующая фраза пригвоздила меня к месту.
― Я никого никогда ни с кем не путаю, ― сказал он с ноткой превосходства. ― Это твоя сестра Аманда.
Он же мог ошибаться. Перепутать меня или Аманду с кем-то. Я ущипнула себя за руку, может, сплю. В голове, словно мокрый снег друг на друга липли нехорошие мысли.
― Подождите, ― я даже схватила его за руку, ― У Аманды фамилия Вельская,а не Фелис. Или…
Меня осенила мрачная догадка, а что если Фелис такое же прозвище, как и Вейнард.
Зачем Аманде менять фамилию? Только если она занимается чем-то нехорошим. Не знала, что и сказать, а он так внимательно смотрел, словно ждал ответа.
Он взял мою руку и поднёс к губам, запечатлев поцелуй, и тут же отпустил. Вот только мне показалось, что он незаметно понюхал мою руку, прям как иногда делал Эдуард. Мне снова стало страшно, а вдруг это муж его прислал?
― Я знаю, кто такая Аманда, ― сказал он так, словно знает мою сестру лучше, чем я. ― А вот вы, кажется, нет.
Обида затмила страх перед мужем. Обида за наши сестринские отношения. Кто он такой, чтобы заявляться ко мне и обвинять в том, что я не знаю свою сестру.
― Я с ней выросла, и вы говорите, что я не знаю Аманду, ― я обиженно на него посмотрела. ― А вот откуда вы знаете её?
― Мы вместе работаем, ― буднично проговорил он, вот только глаза выдавали его живейшее любопытство. Ему интересно, как я отреагирую на его нелепый выпад.
― Нет, ― я покачала головой, уже даже не чувствуя холода. ― Аманда не может работать, она аристократка.
― Да неужели? ― насмешливо спросил он, а я кивнула.
― Вы сомневаетесь в том, что Вельские дворяне? ― насупилась я.
Странный он какой-то. Имени своего не говорит. Об Аманде распространяет гадости. Зачем он стал марать честное имя сестры?
― В этом-то я как раз и не сомневаюсь, ― произнёс он, без тени улыбки или насмешки. У меня отлегло от сердца. Если он не сомневается, что Аманда ― аристократка, то должен понимать, что его слова о работе оскорбляют её.
― К сожалению, Аманда нигде не училась, ― сказала я. ― Получить место гувернантки для неё невозможно, а в прислуги она не пойдёт.
Не тот у сестры характер, чтобы работать прислугой. Хотя…
Я вдруг вспомнила, как она исчезала по ночам или не появлялась в доме по несколько дней. Приходила уставшая и даже Ядвига не трогала её, когда она спала в своей комнате.
В душу непрошенным гостем закрался страх. Неужели… Я закрыла рот руками, чтобы не закричать.
― Она…― только и могла выдавить я. ― Она…
― Да, к величайшему вашему сожалению, Аманда работает, ― снова сказал он. ― А иначе как бы вы могли содержать дом и выучить Амелию. Да, вам что-то надо было кушать.
― Ядвига знала? ― только и смогла выдавить я из себя.
Боги, ну почему мир так несправедлив? Почему Аманда пожертвовала собой из-за нас. Она могла поделиться со мной, и мы бы вместе что-то придумали.
Отчаяние, подобное топям болота, на котором мы сейчас стояли, отравляло меня. Прощу ли я себя когда-нибудь за то, что она пожертвовала собой ради нас с сестрой.
― Конечно, тётка знала.
Обвинять себя так тяжело, что я перенесла свой гнев на Ядвигу. Она взрослый человек и не смогла запретить Аманде такое.
Хотя что я от неё хочу? Она же смогла продать Эдуарду меня и не пожалела, ни его, ни меня. Так почему она должна была отказаться от добровольной жертвы Аманды?
― Сволочь, ― с горечью прошептала я. ― Какая же она сволочь.
― Кто Аманда? ― спросил Вейнард.
― Тётка, ― выплюнула я, словно только от звука её имени во рту появляется желчь.
― Правильно ли я понял, что вы глубоко опечалены тем, что сестра вынуждена была работать и обвиняете в этом тётку?
Я кивнула.
― Очень удобно, ― насмешливо сказал он. ― Между вами разница в возрасте небольшая, да?
― Да, ― подтвердила я, не понимая, куда он клонит. ― У нас с Амандой два года, а между ней и Амелией пять лет.
Он рассмеялся неприятным, обидным смехом.
― И вы обвиняете тётку? Не себя, не собственное равнодушие к судьбе сестры, а тётку? ― в голосе его было столько намешано, что и не разобрать злость, раздражение и горечь.
― А вам-то какое дело до наших внутрисемейных дел? ― я позволила эмоциям выплеснуться, не проконтролировала. Но когда дело касается моей семьи, меня даже Эдуард не пугает.
― К счастью, никакого, ― ответил он. ― Выполняю просьбу Фелис о помощи вам.
― А вы всегда выполняете её просьбы? ― не могла скрыть подозрение в голосе.
Я впилась в его лицо взглядом, чтобы не пропустить ни одну эмоцию. Вот только увидела совсем не то, что ожидала.
На лице Вейнарда застыло выражение недовольства. Брови, сдвинутые к центру, образовывали глубокие морщины на лбу, придавая его лицу суровый и даже угрожающий вид. Губы, стиснутые в тонкую линию, словно не желали произнести лишнего слова, выдавали внутреннее напряжение и едва сдерживаемое раздражение. Опустившиеся уголки рта, придавали его лицу выражение, которое можно было бы назвать иронией, но в котором скрывалось слишком много горечи.
― Это не ваше дело, ― наконец-то жёстко ответил он.
Его мрачное выражение лица говорило больше, чем тысячи слов, и я чувствовала и даже Бонни, что под этой маской скрывается буря чувств, готовая вспыхнуть в любой момент.
― Не суйте свой хорошенький носик куда не следует, ― сурово промолвил он и более ласково ответил, ― и тогда мы с вами тоже можем быть друзьями.
Какой смысл он вкладывал, в “можем быть друзьями”, я не знаю, но от его вида мне стало не по себе. Моё сердце колотилось быстрее, и казалось, что в груди растёт нечто тяжёлое, мешающее дышать. Я сделала судорожный вдох и зябко поёжилась, но не от мороза. От такого количества противоречивых чувств я уже даже мороза не чувствую.
― Вряд ли Аманда хочет нашей дружбы, ― осторожно ответила я.
Он лишь усмехнулся.
― Вам пора домой, готовиться к встрече свекрови, её экипаж скоро починят, ― он наклонил голову в своеобразном поклоне. ― А вам ещё надо успеть домой и прочитать письмо сестры.
― Так вы не скажете, чем занимается Аманда?
― Это не моя тайна, ― ответил он. ― Аманда просила, чтобы вы вели себя, как обычно.
Я кивнула.
― А то письмо, которое мне передали от тётки, тоже вы доставили?
― Да, Аманда посчитала, что так можно усыпить бдительность вашего мужа.
― Только он решил организовать званый приём в честь Щедрин и заставил меня в одиночку готовить обед из двенадцати блюд, ― пожаловалась я, надеясь, что он сможет решить эту проблему.
― Это была идея Фелис, и нам только остаётся неукоснительно следовать её плану.
А может, он просто в подчинении у сестры, вот и не может дать дельного совета. Ещё один взгляд на волевое лицо Вейнарда и я отмела эту версию, как несостоятельную.
― У каждого из нас своя инструкция, даже у Бони, ― обнадёжил он меня. ― Если вдруг что-то пойдёт не по плану, то сообщите мне.
― Свекровь приезжает, званый обед, ― перечислила я. ― Всё идёт не по плану.
― Наоборот, это замечательно, ― его глаза загорелись весельем. ― Чем больше народа, тем лучше. Прочтите письмо и вопросов не останется и не забудьте сжечь.
Я молча кивнула, попрощалась с ним и отправилась домой. Снег валил, заметая наши следы.
― Алисия, ― окликнул меня Вейнард. Я оглянулась. В руках он держал большую корзину. ― Вы забыли.
Бонни сорвалась и бросилась обратно.
― Зачем?
― Чтобы оправдать ваше длительное отсутствие перед слугами, ― пояснил он. ― Вы не думаете, что они не сообщают вашему мужу о ваших делах.
Об этом я никогда не думала. Считала, что Эдуард очень умный или даже обладает навыком чтения мыслей, но чтобы кто-то из людей, которых я защищала, доносил на меня… Это за гранью моего понимания.
― Скажете, что ходили на болота собрать клюкву. В корзине её достаточно. Сварите мужу морс, испеките его любимый пирог и запеките баранью ногу под клюквенным соусом и он поверит.
Мне становится неуютно от такой осведомлённости Вейнарда. Да, подготовился он на совесть. Аманде не в чем будет его упрекнуть. Вызнал про моего мужа всё, вплоть до вкусовых предпочтений.
Думаю, что он даже знает, кто из слуг доносит на меня мужу, только не скажет, чтобы я себя не выдала.
― Спасибо, ― только и сказала я, а он лишь пожал плечами, скрываясь за деревьями.
Бонни позади меня тащила тяжёлую корзину с ягодами.Она не успевала за мной, а я, размышляя о своём, значительно её обогнала.
― Так, то, что Эдуард обнаружил письмо, это неслучайность? ― спросила я у неё, оборачиваясь и обнаруживая, что уже далеко ушла. Но Бонни меня услышала и кивнула. ― Ты специально выдала ему меня?
Даже когда очевидное было настолько явным, я боялась признаться себе, что она могла меня предать. Нет, я не требовала от служанки беспрекословной верности, но доверяла ей. И обманутое доверие больно ударило меня под дых.
― Да, хозяйка, ― громко сказала она, продолжая тащить корзину. ― Так приказал господин Вейнард.
― С каких это пор ты выполняешь его приказы? ― пошла я ей навстречу, забыв о том, что теперь она мой союзник, хочет она того или нет.
― С тех пор как появился у меня на дороге и сделал предложение, от которого невозможно отказаться, ― тяжело дыша, сказала она.
Я подошла ближе и взялась за ручку корзины с другой стороны. Мы продолжали идти по дороге, но уже молча. Нам было о чём подумать.
― Ты боишься его? ― вовремя повернулась я к служанке, чтобы увидеть кивок. ― Больше, чем моего мужа?
Мы молча шли по едва заметной тропинке. Я понимала Бонни: то, что знают двое, знают все, но и доверять ей до конца не стала.
― Я поеду с вами, когда вы решитесь бежать, ― вдруг заявила Бонни, отвечая на мои невысказанные мысли. ― Вам понадобится помощь на новом месте, а здесь меня больше ничто не держит.
― Боишься мести Эдуарда, если он узнает, что ты помогла мне бежать?
― Я скорее получу наказание, если он увидит меня с вами, ― привела она вполне разумные доводы. ― В доме барона лучше не разговаривать о побеге даже шёпотом.
Перед нами замаячила калитка, и мы, не сговариваясь, замолчали. Тащить тяжёлую корзину оказалось непростым делом. Я не смотрела вперёд, а только под ноги, так идти было почему-то легче.
Не мог он корзину поменьше собрать, думала я, спотыкаясь на совершенно ровной дороге, если не считать стремительно падающий снег, заносящий пути к нашему дому.
― Где вы были? ― разорвал тишину требовательный голос.
Я вздрогнула, а Бонни сбилась с шага. Сердце испуганно затрепетало, прежде чем понять, что перед нами не Эдуард, а всего лишь его верный слуга.
― Что не видишь? ― зло ответила она. ― На болотах клюкву собирали. Сегодня матушка хозяина приезжает, будем готовить праздничный ужин.
Я подняла глаза и наткнулась на невысокую фигуру нашего дворецкого. Он подозрительно оглядывал нас и едва не совал свой длинный нос в корзину.
― Помнёшь ягоды, сам отправишься на болота за ней, ― угрожающе произнесла Бонни и он отстал от нас.
Затащив ягоды на кухню, я рухнула на лавку возле двери. Руки отказывались работать, а ещё нужно приготовить праздничный, — я посмотрела на часы, судя по всему, ужин. Часы в нашем доме были в каждой комнате, где могла бы находиться я, чтобы я следила за временем. Эдуард был строг и не терпел опозданий.
― Мэгги, мы насобирали клюквы для сегодняшнего вечера, ― затараторила Бонни, а я сидела раздавленная тяжестью груза клюквы в теле и открытий о своей семье в душе. ― Нужно приготовить баранью ногу под клюквенным соусом, сварить морс и, если успеем пирог.
Кухарка строго взглянула на нас, тяжело вздохнув.
― Бараньей ноги нет, ― развела она руками, а я похолодела. Всё отступило на задний план перед такой бедой.
― Ты уверена? ― дрожащим голосом спросила я.
― Стала бы я вам об этом говорить, если бы не перепроверила несколько раз, ― беспокойство в её голосе подтверждало, что она удостоверилась в этом не раз. ― Осталось несколько ножек ягнёнка.
― Значит, будем готовить их, ничего другого нам не остаётся, ― приняла я решение. ― Эдуарда нет, а значит, и денег на покупки тоже нет. В кредит нам никто не даст, все торговцы знают бешеный нрав моего мужа.
Они кивнули соглашаясь. А я, чтобы хоть немного заглушить страх, решила рассказать кухарке о планах мужа.
― Мэгги, нам предстоит званый обед через неделю, ― поставила я в известность кухарку. ― Не нужно мне говорить, что времени не хватит, ты ещё больше взбеленишься, когда узнаешь, что нам предстоит приготовить три перемены по двенадцать блюд.
Она так и села, беззвучно открывая рот, слов для возмущения у неё не было.
― Ты пока свыкаешься с мыслями о званом ужине, мы пойдём переоденемся, ― протараторила Бонни, вытаскивая меня из кухни. ― Да, кстати, основное меню тоже готово.
Пропела она напоследок, словно произошло что-то хорошее.
Поднявшись в свою комнату, я надела светлое платье, в котором готовлю на кухне. На светлой ткани не так видна мука.
Я беспокоилась о мясе. Ни о чём другом думать не могла. Как бы не случилось беды. Эдуард любил не просто баранину, а определённую её часть - заднюю ногу. Каждый день мы готовили только её в разных вариантах, и вот я недоглядела. Его любимого мяса не оказалось на кухне. Как же быть?
Машинально я повесила платье, в котором ходила на болота в шкаф. Думать ни о чём другом не могла. Остаётся уповать только на хитрость, скажем, что ради приезда его матушки приготовили более нежное мясо.
Буду молить всех богов, чтобы Эдуард принял этот довод. Всё же он немного жадноват и не любит, когда много готовят. Три, ну может быть, четыре перемены блюд дозволяется в его доме.
С мясом справятся Мэгги с Бонни, а мне предстоит испечь хлеб и его любимый пирог.
Выпечка мне давалась намного лучше, чем приготовление другой еды, вот поэтому у нас на кухне и было разделение труда, о котором Эдуард не подозревал. Он считал, что я просто наблюдаю за кухаркой. А хлеб, который я пекла, всегда нахваливал, считая, что это Мэгги потрудилась.
Никто из нас не собирался его переубеждать, кухарку бесило, что он совал свой нос в дела кухни, но свои правила она боялась устанавливать. Эдуард был жестоким хозяином, но платил хорошо, вот она и держалась за своё место.
По пути на кухню я заглянула к дворецкому.
― Подготовьте самую большую гостевую комнату для матушки барона, она должна приехать сегодня, ― поставила я его в известность, прекрасно понимая, что Эдуард уже отдал такие распоряжения.
Но глупость ситуации заключалась в том, что я должна по второму кругу отдавать приказы, и если кто-то не получит повторного приказа, то докладывают хозяину, а он уже принимает меры к нерадивой хозяйке.
Я принялась месить тесто на пирог, Бонни перебирать и мыть клюкву, а Мэгги занималась мясом.
Она помыла ножки ягнёнка и положила его в кастрюлю с водой. Почистила, помыла и крупно порезала морковь, лук и сельдерей, добавила к мясу. В мешочек собрала букет гарни из петрушки, укропа, чеснока, ягод можжевельника, чёрного и душистого перца горошком и тоже добавила его к мясу. Поставила варить. Теперь с помощью Бонни она приготовит гарнир и соус.
Мы мало разговаривали, дел было много, а времени мало. Мать и сын скоро появятся на пороге дома, и ужин должен быть готов.
Терпкий вкус клюквы идеально сочетается с мясом и тестом. На гарнир к ножкам ягнёнка Мэгги готовила картофельное пюре.
Машинально достала яйца, масло, начала взбивать в миске, а в голове крутилась навязчивая мысль, что я что-то не сделала. Что-то очень важное.
Из-за того, что у Эдуарда на ужин не будет его любимой бараньей ноги, у меня кровь стыла в жилах. Я отгоняла от себя мрачные картины того, что может последовать после подачи ножек ягнёнка, если моя маленькая хитрость не пройдёт.
Жизнь в постоянном страхе сделать ошибку даже в мелочах сделала меня дёрганной, и если я что-то и помню хорошо, то это предпочтения Эдуарда. Только его желания на первом месте. А всё, что касается меня или чего-то другого вылетают из памяти.
Но что же я всё-таки забыла.
Масло ещё не достаточно подтаяло, и я поставила миску возле тёплой печки. Пошла поискать орехи, чтобы их измельчить.
Пирог очень простой в изготовлении и очень вкусный. Эдуард его очень любит. Всего лишь взять три яйца и растереть их с размягчённым маслом, добавить стакан сладких кристаллов. Кристаллы очень дорогие, и поэтому Эдуард считает каждый грамм. Добавляю стакан муки и замешиваю тесто. Пока тесто отдыхает, я обжариваю орехи, беру миску с клюквой.
Словно удар молнии, сложилась цепочка, и я вспомнила, о чём забыла: клюква ― болота ― письмо Аманды.
Я не взяла письмо. Боги, помогите! Оно так и осталось в кармане пальто. Я так занервничала, что задрожали руки и если бы Мэгги не перехватила у меня миску с клюквой, то она бы рассыпалась по полу. А Эдуард…
Не думай сейчас о муже, Алисия. Иначе моя память опять заблокирует воспоминания о письме.
― Бонни, что-то мне нехорошо, ― приложив руку к груди, где нещадно кололо сердце, я присела на лавку.
Надо поставить пирог в печь, а Мэгги уже вытащит его. Соберись, Алисия, только после того, как закончишь здесь, сможешь подняться к себе.
― Передохните, ― подбежала она ко мне.
― Я забыла письмо в кармане пальто, ― прошептала я ей на ухо. Она кивнула.
― Принеси, пожалуйста, жаровню и тесто.
Служанка кинулась исполнять поручение, а я раздумывала, как поступить. Единственный, кто посмеет обыскать мою одежду ― Эдуард. Но его нет дома, да и с чего ему устраивать обыски. Он никогда этого не делал.
Раскладываю на жаровне клюкву и орехи, сверху накрываю тестом, которое машинально раскатала. Боги, помогите, что пирог удался. Если ещё что-то случится с пирогом, то даже для терпения Эдуарда это будет много. Сначала отсутствие бараньей ноги и неудавшийся пирог.
― Мэгги, прошу, присмотри за пирогом, а морс тебе поможет сделать Бонни, ― задабриваю её я.
― Не беспокойтесь, ― подбадривает меня добрая женщина. Мэгги может, и сварливая, но не злая и всегда поможет. ― Прослежу, чтобы как следует зарумянился.
― И сладкие кристаллы насыпь в вазочку с крышкой, чтобы Эдуард сам посыпал пирог, ― попросила её я.
Кухарка кивнула.
― Идите уже, полежите, пока муженька вашего нет, ― не жалует она Эдуарда, считая его жадным и деспотичным.
Может, и жадный, но платит лучше всех в нашем городке. А что продукты подсчитывает, так без этого нельзя. Меня слуги считают слишком мягкой, вот и приходится Эдуарду ещё и дома порядки наводить.
Сунула пирог в печь и сняла передник.
― Отряхните юбку, вся в муке, ― предупредила меня Мэгги. Воровато озираясь, как будто муж меня мог увидеть, я смахнула муку. Взяла веник и подмела за собой, от греха подальше.
Выйдя из кухни, я лихорадочно пыталась вспомнить, где оставила пальто. Обычно оно висит в прихожей, но сегодня я заходила через кухню. Тогда где оно?
Мысленно возвращаясь к тому, как мы с Бонни пришли с болот, я проделывала тот же путь снова и снова. Но после сообщения, что у Эдуарда, чтоб ему пусто было, именно сегодня нет бараньей ноги, которую я уже ненавижу, я не помню ничего.
Осторожно, чтобы не попасться на глаза дворецкому, я выхожу в прихожую. Моё пальто висит на отведённом для него месте, и я облегчённо вздыхаю.
― Хозяйка, что вы тут делаете? ― подловил меня дворецкий.
― Пришла проверить, как ты справился с моими заданиями, ― не растерялась я. ― А ты, как посмотрю, прохлаждаешься. В прихожей грязь, почему до сих пор не подмели? Скажу Эдуарду.
Волшебное слово “Эдуард” и я свободна. Дворецкого, как ветром сдуло, я слышала, как он распекал служанок, и поспешила поискать письмо. Сунув руку в карман пальто, письма я не нашла. Посмотрела во втором кармане, его тоже не было. Пощупала подкладку и там его не оказалось.
Новые герои и новые визуалы
Вейнард
Бонни
вот что выдала мне нейросеть по запросу кухни
и болота с клюквой
От ужаса, что письмо нашли, я запуталась в платье и замерла полуобнажённая с вытянутыми руками. В голове туман, и я ничего не соображала. Даже не могла сообразить, кто мне это говорит. Голос мужской, но Эдуард же должен быть со своей матушкой.
― Не это, спрашиваю, искала? ― голос смутно знакомый, но где я его слышала, не могу вспомнить.
Никак не могу ничего поделать с платьем, и мужские руки, слегка касаясь спины и груди, помогают мне справиться с ним. От его нежных прикосновений я дёргаюсь и сжимаюсь. Сердце колотится как ненормальное. Страшно, очень страшно оттого, что может последовать за этим.
― Не бойся, я просто помог, ― даже его успокаивающий голос не даёт мне расслабиться.
― Ты кто? ― спрашиваю я, боясь повернуться.
Мне надо бежать, потому что Эдуард будет злиться, и не приведи боги, появится здесь.
― Короткая же у тебя память, как я погляжу, ― удивлённо произнёс мужчина. ― Повернись уже, я тебя не съем.
Медленно, как будто можно оттянуть время казни, я поворачиваюсь. Вальяжно развалившись в кресле, сидит Вейнард.
― Ты что здесь делаешь? ― заикаясь от страха, что его могут тут увидеть, спросила я. ― Как ты сюда попал?
― Слишком много вопросов и не одного по существу, ― вставая с кресла, произнёс он. ― Ты должна была спросить, откуда у меня письмо?
Он подходит вплотную и разворачивает меня как куклу. Ловко застёгивает платье, стараясь не касаться кожи. Его близость заставляет меня дрожать от страха. Я боюсь. Боюсь всего. Сказать, чтобы он отошёл, потому что мне неприятна его близость и того, как он отреагирует на мою просьбу.
Куда запропастилась Бонни? Я начала мелко дрожать от страха. Вдруг она сейчас приведёт сюда Эдварда и его матушку?
Он не отошёл, пока не застегнул последнюю пуговицу. Кожа, где он прикасался, покрывалась мурашками. Мне было люто страшно. Страшно, что сейчас окажусь на кровати с задранной юбкой. Я боялась даже дышать, чтобы не спровоцировать Вейнарда.
― Да, Фелис была права, сама ты ни за что не справишься, ― в его голосе не было осуждения, а скорее сочувствие.
Я удивлённо посмотрела на него, не ожидая такой реакции. Сочувствие ― слишком большая роскошь в доме Эдуарда Лобо. Мужчины не способны на это чувство. Они могут только брать, не спрашивая разрешения и не заботясь о последствиях.
― Ты забитая, запуганная курица, даже письмо умудрилась потерять, ― сказал он слишком мягко для мужчины.
Не сердился, не ругал, не ударил, а грустно улыбался. Я напряглась. После такого всегда следует наказание. За свою рассеянность надо платить. И где-то в глубине души я была рада, что письмо оказалось у него, а не у мужа.
― Прости, ― проблеяла я, протягивая руку за письмом, но он покачал головой.
― Ну уж нет, пока Эдуард дома, читать тебе его нельзя, всё равно ничего не запомнишь― сказал он без осуждения. ― Слишком он тебя запугал.
― А что тогда делать? ― спросила я, понимая, что он прав.
― Ты должна знать, что план Фелис уже действует и отказаться не получится, иначе твоя сестра пострадает.
Голову словно прострелили раскалённой стрелой. Но я продолжала натянуто улыбаться, только бы он не почувствовал, что мне плохо. Я не хотела подвести Аманду. Опустив глаза, я прятала слёзы. Только бы с Амандой всё было хорошо.
Я, конечно, буду делать всё, что скажет Вейнард. Он выглядит слишком опасным, чтобы довериться ему, но на кону стоит жизнь сестры. Нет, я должна спасти Аманду даже ценой собственной жизни. И такая перспектива показалась мне заманчивой.
Он не сказал, что Аманду умрёт, но мне хотелось думать, что если меня поймают и Эдуард забьёт меня до смерти, я спасу её. С такими мыслями побег не казался уже таким бессмысленным.
Я не верила в спасение, понимая, что Эдуард не смирится с моим побегом. Он будет рыть землю носом, перевернёт небо и землю, но меня всё равно найдёт.
― Покажи те вещи, которые ты хотела с собой взять, ― попросил Вейнард.
Какая странная просьба. Я махнула рукой на шкаф, где висело несколько платьев для дома и огромное количество вечерних нарядов. Эдуард заботился, чтобы я красиво выглядела на людях, но в гости мы почти не ходили.
― Денег у тебя, как я понимаю, тоже нет, ― не спросил, а уверенно сказал Вейнард. Я покачала головой.
― Мне удалось немного скопить, но этого даже на билет на дилижанс не хватит.
Он поджал губы.
― Фелис будет недовольна, но я считаю, что он должен заплатить за всё, ― глухо сказал Вейнард.
― Эдуард? ― уточнила я очевидную вещь.
― А кто ещё?
Я пожала плечами. А он вытащил из внутреннего кармана куртки пузырёк с фиолетовой жидкостью и протянул мне.
― Выпей, это отобьёт мой запах, и муж его не почувствует.
Не раздумывая, я залпом выпила.
― Ступай, ― приказал он, и я послушно пошла к двери. ― Письмо появится у тебя в комнате, когда будет безопасно. Понятно?
Я кивнула, облегчённо переведя дух. Если в письме Аманды тоже какие-то наставления и его прочтёт Эдуард, то опять придумает какое-то изощрённое наказание.
Нет, пожалуйста, только не это, хотелось мне закричать в голос. Не сейчас и не от Эдуарда.
Муж подошёл, наклонился и вдохнул воздух.
― Не похоже, чтобы она носила моего ребёнка, ― мрачно произнёс муж. ― Она слишком слабая, чтобы зачать от меня.
― А чей же ещё может ребёнок? ― всплеснула руками мать Эдуарда.
― Леди Равена ужин подавать? ― невозмутимо спросил дворецкий.
― Подожди ты со своим ужином, ― отмахнулась от него баронесса Райвосо.
Дворецкий вышел, тихо прикрыв дверь за собой.
― Эдуард, мне не нравится твоё отношение к жене. Ты сам выбрал Алисию, тебя не принуждали к женитьбе.
― Не сейчас, мама, ― раздражённо ответил Эдуард, не сводя с меня взгляда. ― Избавь меня от своих нотаций. Мне нужно, чтобы ты пожила в моём доме, а не отравляла мне жизнь поучениями.
От его голоса все внутренности сжались от страха. Распахнула глаза, чтобы встретиться с его мрачным, тягучим взглядом, в котором я увязла, как в трясине.
― Про…― я прокашлялась, в горле сухо и говорить тяжело. ― Простите меня.
Эдуард встал, не говоря ни слова, отвернулся, направившись к столу.
― Ничего страшного, моя милая, ― ласково произнесла леди Равена.
Прикрыв глаза, я пыталась собраться с силами, чтобы встать.
― Эдуард, не стой столбом, помоги жене подняться, ― повелительно произнесла свекровь.
Может, не такая уж она и страшная, подумала я. Время покажет. Нужно вести себя, так как обычно.
Так и не дождавшись помощи мужа, я перевернулась на четвереньки и доползла до кресла. Голова тяжёлая и кружится, глаза болят. Но я прилепила к губам улыбку и, опираясь на кресло, медленно поднялась.
― Завтра придёт доктор и осмотрит тебя, ― заявил муж.
― Зачем? Со мной всё в порядке, ― заверила я его, испуганно хлопая глазами. Как сказал Вейнард? Курица? Да я и есть настоящая испуганная курица. ― Не стоит тратиться на доктора.
Эдуард удовлетворённо улыбнулся, и я позволила себе немного расслабиться.
― Раз ты так считаешь, то действительно не стоит, ― отозвался он, усаживаясь во главе стола. ― А вам, матушка, не следует вмешиваться в наши отношения.
Я посмотрела на Равену баронессу Райвосо. Красивая, но не той хищной красотой, присущей её сыну, а утончённой. Она похожа на изысканную статуэтку. Её глаза, несмотря на возраст, были ярко-синими. Чёрные волосы, собранные в модную причёску со шпильками, украшенными крупными сапфирами. Закрытое платье насыщенного синего цвета с брошью в виде волчьей головы.
Она подошла и с тёплой улыбкой протянула мне руку.
― Пойдём, милая, ― ласково сказала она. ― Мой сын забыл правила хорошего тона.
Взгляд, полный укора, остановился на Эдуарде, которого недовольство матери волновало чуть больше, чем моё.
― Мильтон, вели подавать ужин, ― рявкнул он на дворецкого. Эдуард разозлился, и я шмыгнула на своё место, не забыв отодвинуть стул его матери.
Мэгги внесла ножки ягнёнка, картофельное пюре, запечённые овощи и ароматный хлеб, который я научилась разогревать так, что казалось, его только что вытащили из печи. На стол подали три вида сыра: овечий, козий и из коровьего молока. Эдуард не любил ничего, кроме мяса и овощей. Но тут и слова не произнёс.
Баронесса взглянула на нахмуренное лицо своего сына и воскликнула преувеличенно восторженно.
― Дорогая, моя душевная благодарность за столь изысканные блюда. Ножки ягнёнка я обожаю, ― зная вкусы своего сына леди Равена, поспешила погасить вулкан его недовольства.
― Давно ли? ― буркнул Эдуард, разгадав намерения матери, но не поднимая скандал.
― С недавних пор, знаешь ли, ― она мило улыбнулась и продолжила, ― мой желудок не в состоянии переваривать бараньи ноги, хоть они и хороши.
Эдуард бросил на меня тяжёлый взгляд, но ничего не сказал, принимаясь за еду.
Я мысленно вознесла молитву за то, что на этот раз всё обошлось.
― Алисия, ваше бракосочетание с моим сыном было столь стремительным, что нам не представилась возможность познакомиться, ― пытается поддерживать беседу леди Ровена.
Я лишь вежливо улыбаюсь, а у самой кусок в горло не лезет.
― Почему вы не едите? ― спрашивает она меня.
― От волнения, видимо, ― тихо произношу я, отправляя в рот кусочек мяса. ― Слишком волнительно встретиться с матушкой мужа и так оплошать. Надеюсь, что вы меня извините, я с утра в хлопотах по поводу вашего приезда.
― Чтобы подготовиться, времени было предостаточно, ― сурово сдвинув брови, проговорила она и со значением посмотрела на сына.
Значит, он рассказал матери, то я неумелая хозяйка, не могу вести дом и приглядывать за слугами. От стыда кровь бросилась к лицу.
― Я узнала в вашем приезде вчера вечером, ― ответила я.
Недолго думая решила, что лучше я получу наказание от Эдуарда, чем его мать составит обо мне плохое мнение. Мне с ней ещё готовиться к Щедринам.
Я выскочила в первую попавшуюся дверь, и ей оказалась входная. Меня выворачивало в снег, а холод пробирал до костей. Дверь отворилась, и за мной вышел Эдуард.
― Алисия, я приказал позвать врача, ― голос мужа потеплел, он накинул на меня пальто. ― Если тебе лучше, пойдём в дом, ещё простудишься.
Я замотала головой. Слёзы душили, мешая говорить.
― Пойдём, не капризничай, ― проговорил он и поднял меня на руки, когда понял, что я упираюсь. Нежно прижал к груди и понёс наверх.
Таким он был, когда посватался ко мне и в первый месяц нашего брака. Таким я его полюбила: нежным, заботливым.
― Не плачь, ты же знаешь, что твои слёзы разрывают мне сердце, ― искренне сказал он.
Знаю, хотелось мне крикнуть, поэтому я даже плакать не могу, а только сжать зубы и молиться. Никогда я столько не молилась, как за неполный год нашего брака.
― Думал опять твои капризы, ― мягко произнёс он, пока нёс меня на руках. ― Посчитал, что приревновала меня к матери.
Я возмущённо посмотрела на него и покачала головой. Какой-то бред.
― Я так хотел, чтобы всё было идеально, ― нежно проговорил он. ― Но ты опять всё испортила.
Боги, когда уже это всё закончится? Права Аманда, что-то не спешит проклятие сбываться, а Эдуард с каждым днём лютует всё больше и больше.
Мне сейчас всё безразлично. Побьёт, значит, такова воля богов. У меня не осталось сил даже бояться. Стало всё настолько безразлично, хоть пусть убьёт.
― Бедная моя Алисия, переволновалась, хотела угодить, и слабенький организм не выдержал нагрузки, ― его речи ласкали слух и вселяли надежду, что сегодня может всё закончиться хорошо для меня. ― Сейчас придёт доктор и обследует тебя.
Он открыл ногой дверь и бережно положил меня на кровать. Сам же опустился на колени передо мной, взяв за руку.
― Прости, что я не сразу заметил твоё состояние, ― произнёс он, положив мою ладонь к своей щеке. ― Я не хочу тебя терять, Алисия. Ты же знаешь, как я люблю тебя.
Я задрожала от отвращения. Теперь меня такие речи не трогают. Это поначалу, я прощала и верила, что он просто сорвался или был плохой день. А что ещё чаще, что я недостаточно хороша для него. Я даже верила, что он любит меня. Это теперь я понимаю, что я буду виновата у него всегда и повод для недовольства найдётся. Спасибо тебе сестра, что выдернула меня из этого кошмарного сна.
Эдуард решил, что я замёрзла. Снял домашние туфли с ног, помог укрыться, подоткнул одеяло. Я не хотела такой заботы. Уж лучше пусть совсем не замечает.
За окном послышался скрип снега под ногами.
― А вот и доктор Вейн, ― с облегчением произнёс Эдуард.
Он держал мою руку в своей. Образец идеального мужа. Он помешан на идеальности, чистоте и порядке.
― Да, просто стояла и упала, ― доносится до нас обеспокоенный голос леди Равены.
Доктор говорил намного тише, и я не слышала его ответа. Доктор Вейн был нашим семейным врачом. Только он осматривал меня, и Эдуард ему доверял. Невысокий пожилой толстячок всегда в хорошем настроении, он умел дарить его и своим пациентам.
― Ну-с, моя дорогая Алисия, чего это вы решили прилечь на полу? ― рассмеялся он, кивнув Эдуарду. ― Других мест не нашлось?
Я натянуто улыбнулась ему в ответ.
― Так получилось, доктор, я не собиралась падать в обморок.
Он взял меня за руку, нащупал бьющуюся венку и посмотрел на часы. Нахмурился. Посмотрел мои глаза и даже на язык. Не знаю, что он надеялся увидеть, но реальность ему не понравилась. Веселье куда-то подевалось, речь стала чёткой, отрывистой.
― Когда вы ели в последний раз? ― строго спросил он.
― Утром, ― тихо сказала я.
― Что ели?
― Кусок хлеба, кажется.
― Так, а вчера?
― Не помню, ― солгала я.
― Вы вообще мясо едите?
Я покачала головой.
― Доктор, у нас мясо на столе каждый день, ― разгневанно произнёс Эдуард.
― Я не спрашиваю ваше меню, я спрашиваю, чем питается ваша жена, ― резко ответил доктор.
― Как много вы спите? ― продолжал он допытывать меня.
― Нормально, ― опять солгала я.
― Алисия, не нужно придумывать, ― рассердился доктор. ― Я должен знать правду.
― Я сегодня перенервничала из-за приезда матушки Эдуарда, ― ответила я.
― И это тоже способствовало вашему обмороку, но реальная причина другая, моя дорогая, ― тепло произнёс доктор. ― Вы мало спите, мало едите и вот результат.
― Так она не беременна? ― разочарованно спросила свекровь, а Эдуард нахмурился.
Доктор понимающе посмотрел на меня и произнёс.
― А что, есть ещё какие-то признаки беременности, кроме обморока?
― Её стошнило, ― шёпотом произнесла свекровь, словно говорила доктору нечто интимное.
Доктор вышел вместе со свекровью. Она пошла его провожать, и их голоса слышались из коридора. Свекровь спрашивала, какие блюда мне нужно готовить и сколько спать и гулять.
Эдуард молчал. Сидел в кресле рядом с кроватью, сложив пальцы домиком, и молчал.
Я боялась, что он рассержен из-за того, что я сорвала ужин.
― Прости меня, ― тихо произнесла я. ― Я не хотела испортить тебе ужин.
― Нам ужин, Алисия, ― повернулся он ко мне. ― Ты тоже ничего не ела.
В его глазах не было уже привычной злобы.
― Ты что-то хочешь? ― спросил он с непривычной заботой.
Я помотала головой. Такое отношение страшило меня больше откровенного пренебрежения. Я боялась, что он сорвётся и начнёт меня обвинять.
― Алисия, я надеюсь, что ты будешь исполнять повеления врача, ― не спрашивал, а утверждал Эдуард.
― Но я не беременна, ― настаиваю, опасаясь, что когда обнаружится, что я не жду наследника, расплата может быть ужасной.
― Ты не можешь этого знать наверняка, ― произнёс он, взяв мою ладонь в свою. ― Но даже если это и так, то, скорее всего, ты не способна зачать из-за слабости организма. Доктор сказал, что нужно восстанавливаться, значит, будешь восстанавливаться.
Я почувствовала такое облегчение, как будто отсрочили мою казнь. А эта отсрочка нужна мне больше жизни.
― А как же званый ужин? ― с тревогой спросила я. ― Щедрины уже через неделю. Ты же пригласил гостей?
Эдуард встал с кресла и прошёлся по комнате раздумывая. Остановившись у окна, он вглядывался в темноту. Такая же тьма царила и в его сердце. Он подошёл ко мне и сел на краешек кровати. Провёл рукой по волосам, подхватив локон рукой, поднёс его к лицу. Вдохнул и замер.
Наклонился ко мне, поцеловал в ключицу, переместившись к шее, там, где бьётся жилка. Лизнув место поцелуя, он опять замер, вдыхая аромат моей кожи.
― В таком состоянии ты не сможешь организовать ужин, ― сказал он с сожалением. ― Отдохни пару дней, как сказал доктор. Матушка поможет с организацией. Составите с ней меню, слуг она гонять будет.
Он улыбнулся, как тогда, когда мы впервые встретились, и моё сердце ёкнуло. Но я тут же себя одёрнула. Чёрного кобеля не отмоешь добела. Не поддавайся на его елейные речи, Алисия.
― Матушка строга, и с ней не забалуешь, а тебя слуги не слушают из-за мягкосердечности, ― попенял он мне. А я сжалась, ожидая продолжения. ― Построже надо быть, Алисия.
Я опустила голову, чтобы не видеть его укоризненного взгляда. А Эдуард продолжал:
― Минимум две недели, ― возмутился он. ― Доктора склонны преувеличивать. Пары-тройки дней вполне хватит.
Задохнувшись от возмущения, я хотела встать, но…передумала. Доказать что-то Эдуарду просто невозможно. У него есть его мнение и неправильное.
― Хватит же, а, Алисия?
Я пожала плечами, добавив для пущей убедительности:
― Я постараюсь, Эдуард.
― Уж сделай милость, ― насмешливо произнёс он, и я облегчённо вздохнула. Вернулся старый Эдуард, с которым всё понятно. Новый ласковый меня страшил больше. ― Ужин будут готовить вместе Мэгги и Бонни, а тебе всего лишь нужно будет испечь хлеб и щедринский кекс.
Всего лишь. Какое пренебрежение к моему труду. Испечь хлеб — это тебе не за оборотнями по лесам гоняться. Тут нужен тонкий подход. Способов приготовления хлеба я знаю не меньше десяти, вот только Эдуарду готовлю один и самый простой.
Не хочу тратить свои силы на то, чтобы печь изысканные хлеба для этого чудовища. Но для гостей я, пожалуй, постараюсь. Пусть помнят, как кормили на последнем ужине в доме инквизитора, устроенной его женой.
Такие мысли придали мне бодрости, и я ещё сильнее захотела сбежать от него подальше.
― Алисия, я отдам распоряжение Мэгги, чтобы она покупала для тебя другое мясо, ― вернул меня на грешную землю Эдуард. ― Ты какое хочешь?
― Кролика в сметане, ― попросила я, вспомнив, как вкусно его готовила тётка Ядвига.
― Будет тебе кролик, ― презрительно скривился Эдвард и кивнул.
Я счастливо улыбнулась. Что ж, боги милостивы ко мне, и долгожданный отдых у меня всё-таки будет.
― Прикажу Бонни принести тебе поесть, а мы с матушкой поужинаем внизу, ― поставил меня в известность Эдуард, захлопывая за собой дверь.
Чем обрадовал меня ещё больше. Не было счастья, да несчастье помогло.
Я сложила руку и произнесла короткую молитву.
Дверь тихонько скрипнула, и появилась голова Бонни.
― Вы одни? ― шёпотом спросила она.
Я страшно удивилась и кивнула.
― Эдуард спустился в столовую, его мать там же, с кем мне ещё быть? ― спросила я.
Бонни распахнула дверь и внесла поднос со снедью. Она решила попотчевать меня картофельным пюре с клюквенным соусом, запечёнными овощами, нарезкой из сыров, мягким хлебом. На подносе стоял чайничек с облепиховым чаем, который я так люблю.
Меня пугает Вейнард своими внезапными появлениями, самоуверенностью и пренебрежением. Он издевается над Эдуардом за глаза и мне это тоже не нравится. Не потому, что я так забочусь о его чести, просто считаю, что нельзя злословить. Будь готов повторить то, что говоришь за глаза человеку в лицо. А Эдуарду никто не решится говорить дерзости, глядя прямо в глаза. Можно и головы лишиться.
Страшный человек этот Вейнард и как только Аманда находится с ним вместе. Опасно становиться у него на пути.
― Два дня уже кое-то, ― пробормотала я.
Вейнард невесело рассмеялся, а в глазах его было столько теплоты, что я отвела взгляд. А я везде ждала подвох, не веря, что можно просто хорошо относиться друг к другу.
― Наивная ты пичужка, Алисия, ― невесело сказал Вейнард. ― Твой муж — жестокое чудовище, которое пьянеет от вида крови.
― Он говорит, что любит, ― прошептала я. ― Раньше он был другим.
― Конечно, был другим, отметель он тебя перед свадьбой, даже тётка выставила бы его вон.
Руки Вейнарда сжались в кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Казалось, что войти сейчас Эдуард, стычки не избежать.
Но он прав. Даже тётка, которая по-своему желала мне удачной судьбы, не выдала бы меня за него, если бы узнала, какой он жестокий.
― Такие усыпляют внимание жертвы, убирая родственников и друзей, чтобы никто не смог открыть глаза жертве на истязателя. Они действуют очень тонко.
Мне стало жаль себя. Вейнард прав, всё так и происходило. Хвала богам, что Аманда смогла встретиться со мной. Но даже ей не удалось развеять мои иллюзии до конца. Справился сам Эдуард.
Вопрос о его любви ко мне остаётся открытым и ничего уже не может изменить. Любит ― не любит, какая уже разница.
Я тяжело вздыхаю. После спокойного и сытного ужина хочется спать.
― Утром твой муж уедет и не появится в доме до самых Щедрин, ― сказал Вейнард и у меня не было причин ему не верить. В прошлый раз он всё правильно рассчитал. ― У тебя будет больше двух дней, чтобы восстановить силы. Не вздумай надрываться на кухне, наработаешься ещё.
Я удивлённо посмотрела на него.
― Мне придётся за помощь отрабатывать в вашем доме? ― спросила я, и в душе кольнула радость. Значит, увижу Аманду, раз она у него частый гость.
― Вот ещё, ― усмехнулся он. ― У меня нет дома в твоём понимании. Я живу, где хочу.
― Ох, почему нет дома? ― испуганно охнула я и прикрыла рот ладошкой, опасаясь мужского гнева.
В моём понимании самое страшное, что может произойти с человеком, — это остаться без жилья.
― Тебе интересно, почему у меня нет дома, или почему тебе придётся много работать? ― тепло, улыбаясь, спрашивает Вейнард.
А я всё никак не могу привыкнуть, что можно разговаривать нормально, не опасаясь, что твой собеседник внезапно слетит с катушек.
― И то и другое, ― осторожно улыбнулась я.
― Я бездомный, потому что дорогие родственнички лишили меня наследства после смерти отца, ― ничуть не огорчаясь, произнёс он.
― И тебе не жалко? ― удивилась я, такой реакции.
Казалось, что Вейнарду всё равно. Только промелькнувшая ярость в глазах выдавала его.
― Жалко, конечно, брата до сих пор ненавижу, но пока сделать ничего не могу, ― Вейнард настолько спокоен, как будто рассказывает о другом человеке.
― Но должна же быть какая-то справедливость, ― возмущённо воскликнула я. Мне было обидно за него.
― Жизнь вообще несправедливая штука, ― философски изрёк он. Я кивнула.
― Есть же ещё закон, ― предприняла я ещё одну попытку.
― Старший брат по закону должен получить титул и поместья, но и тут есть нюансы, которые тебе не будут интересны. Мне же отец отписал кое-что, ― он хмыкнул. ― Брат уничтожил завещание, оставив меня без гроша в кармане.
― А мама? Почему мама не стала на вашу сторону? ― вот этого я совсем не понимала.
― Мама была настолько убита смертью отца, что ей не до меня ― буднично произнёс Вейнард. Но у меня сложилось впечатление, что он что-то не договаривает.
Он настолько привык скрывать свои чувства, что становится непонятно, как он на самом деле реагирует на явную несправедливость.
А вот мать странная, какая-то. Неужели ей совсем не было дела до сына. Мне даже не верится. В моей семье по-другому. Даже тётка Ядвига заботится о нас.
― А почему…― хотела я задать ещё один вопрос. Мне действительно было интересно, но он перебил меня, не желая распространяться о себе.
― Вернёмся к тебе. После того как ты покинешь свой счастливый семейный очаг, ― усмехнулся Вейнард. ― Ты же понимаешь, что тебе придётся самой содержать себя?
Я неуверенно кивнула. Никогда не жила одна и не зарабатывала себе на жизнь. Справлюсь ли я?
Малодушно мелькнула мысль вернуться в наш дом, но я её отогнала. Там Эдуард будет меня искать в первую очередь.
― Где мне предстоит жить? ― шёпотом спросила я.
Буквы плясали, не желая складываться в слова. Я слишком нервничала. Боялась, что зайдёт Эдуард и застанет меня с письмом. Руки так дрожали, что я даже не смогла раскрыть конверт.
― Дай, я прочитаю, ― забрал у меня письмо Вейнард, не забывая съязвить. ― А ты читать-то умеешь?
На обиду у меня уже не было ни сил, ни времени.
― Читай скорее, ― поторопила его я.
Подалась вперёд, но то, что написано в письме, я не увидела. Вейнард нарочно медленно распечатывает, осторожно поддевая сургучную печать, и лицо его вытягивается от разочарования.
― Да, тут и читать нечего, ― удивился Вейнард. ― Ну, Фелис! Ради этого я тащился через две страны и влачу жалкое существование в этой дыре.
― Ну, что же там? ― нетерпеливо спросила его я.
И Вейнард прочёл.
“Слушайся во всём того, кто принесёт тебе это письмо. Он поможет тебе бежать. Ему можешь доверять, как мне - всецело и безоговорочно. Сама я приехать не могу, скована по рукам и ногам обязательствами. Прости.”
― И это всё? ― не скрывая недовольства, произнесла я, вырвав письмо из его рук.
― Поверь, я разочарован, не меньше тебя, ― усмехнулся Вейнард, отдавая мне письмо.
― Где Аманда? ― сжав руки в кулаки, спросила я.
Он так и застыл с протянутым письмом, которое он даже не потрудился сложить.
― Она же ясно написала, что занята, ― казалось, что он издевается.
Чем могла быть занята девушка её положения? Что он с ней сделал?
Страх за сестру пересилил страх за саму себя. То, как он спокойно складывал письмо и убрал его в карман сюртука, стало последней каплей.
― Что ты сделал с Амандой? ― бросилась я на него подобно гремучей змее. Вцепилась в горло, сжимая руки, не отдавая себе отчёта, что творю. Я никогда не была такой…безрассудной, но отчаяние придало мне решимости и силы.
Вейнард перехватил мои руки, сдавил запястья, чтобы я сама разжала их. От нашей борьбы письмо выпало, мы ногами затолкали его под кровать. И никто из нас не хватился его.
― Ненормальная, ― выплюнул он, закашлявшись, ― такая же, как и сестра. Это у вас наследственное, что ли?
Силы оставили меня. Я пожала плечами, растирая ноющие руки. “Теперь будут синяки от пальцев”, ― как-то слишком безразлично подумала я. ― “И их появление надо будет объяснить Эдуарду”.
― Где Аманда? ― твёрдо повторила я, поймав его взгляд.
Чёрные как вороново крыло глаза Вейнарда проникали в душу, засасывая подобно болотной топи. Я хотела заставить его рассказать об Аманде, но сама увязла.
― Послушай, твоя сестра прислала меня, чтобы я помог. А что взамен? Ты меня едва не задушила. Не ожидал я от такой курицы, как ты, подобной решительности, ― он заинтересованно на меня посмотрел. ― Может, дело и выгорит. Только ещё раз выкинешь подобный финт, и я уйду, а ты разгребай свои проблемы в одиночку.
Я кивнула, но тревога за сестру не отпускала. Неужели он держит её у себя в замке и заставил написать письмо? Он даже называет её не по имени, а по кличке. Страшно подумать, куда вляпалась сама Аманда.
Неужели она стала содержанкой Вейнарда или того хуже подалась в публичный дом? Душа разрывалась в клочья от страшных предположений. Только Аманда не могла так низко пасть, она не такая.
― Я не держу твою сестру у себя, ― насмешливо сказал он. ― Не надо удивляться, у тебя все мысли на лице написаны. Фелис невозможно удержать.
В его голосе такая нежность, что защемило сердце.
― Если она не хочет, чтобы ты знала, то я не буду выдавать её секреты, ― ответил он. ― Фелис свободна и находится там, где пожелает.
Он точно про мою сестру говорит? Аманда и вдруг свободна. Кто свободен ― тот всегда одинок. А у Аманды семья, которая не даст свободы никогда.
― Дорого я бы отдал за то, чтобы она была всегда рядом, ― прошептал он, а я сделала вид, что не слышала, с какой болью он это произнёс.
Неужели Вейнард любит Аманду? Но они такие разные. Хотя…что я знаю о нём. Оказывается, что я и о сестре ничего не знала.
― Прости за дурацкие предположения, ― повинилась я. ― Очень волнуюсь за Аманду.
Вейнард закатил глаза. Видимо, я его очень раздражаю. Не зря же он называет меня курицей.
― За неё не нужно волноваться, ― беспечно ответил он. ― Фелис может постоять за себя.
Я это знала, но всё равно волновалась.
― У тебя есть план? ― спросила я, чтобы отвлечься от невесёлых мыслей об Аманде.
― Конечно, ― удивлённо произнёс он. ― Только тебе его знать не полагается. Слишком уж читаемо твоё лицо. А нам не надо, чтобы твой муж что-то заподозрил.
Он прав, то так хочется знать, когда я смогу вырваться из этого ада.
― Хоть скоро?
― Скорее, чем ты думаешь, ― сказал он и протянул Бонни склянку с розоватой жидкостью.
― Накапай в отвар доктора ровно три капли, ― приказал он. Служанка кивнула и выскользнула за дверь, положив пузырёк к себе в карман.
Утро встретило меня криками свекрови. Я протёрла глаза. Мне это мерещится. Не может этого быть.
― Алисия, ― раздался рёв Эдуарда и руки затряслись.
Неужели и в этом я буду виновата?
Дверь с грохотом распахнулась, и Эдуард застыл как вкопанный.
― Когда это произошло? ― грозно спросил он. Ноздри его трепетали, а глаза метали молнии. Я сжалась в комок и пробормотала:
― Я не знаю.
― Да, как ты можешь не знать, если твою комнату обчистили? ― заорал он.
― Только мою? ― пискнула я, оглядывая разбросанные по полу платья и туфельки.
Заметит Эдуард или нет, но валялись только вечерние платья, та одежда, которую я хотела забрать с собой, бесследно исчезла. Это дело рук Вейнарда, а значит, и сам Эдуард должен пострадать.
― Матушку тоже обворовали и даже меня не побоялись, ― зарычал он, и я едва не свалилась в обморок. ― Пришлю Бонни, чтобы прибралась.
Без сомнения, этот переполох устроил Вейнард, чтобы без опаски вынести мои вещи. Эдуард точно не догадается, что ограбление затеяно только для того, чтобы мне было что носить.
― Ты проверила свои драгоценности? ― с яростью спросил он.
― Не успела ещё, ― покачала я головой. ― Я проснулась от криков.
Эдуард подозрительно смотрел на меня. Его взгляд потрошил душу, и я опустила глаза.
― Почему ты ничего не слышала?
― Так, я выпила снотворное, которое прописал доктор, ― сказала я зевая. ― Спала как убитая, и до сих пор глаза слипаются.
Эдуард ещё несколько минут буравил меня взглядом, но, кажется, остался доволен увиденным. Он сделал несколько шагов к моему шкафу и обнаружил отсутствие шкатулки с украшениями.
― Вот ради чего они приходили, ― сказал он. ― У матушки тоже взяли одни драгоценности, а у меня обчистили сейф.
Я боялась даже дышать, чтобы Эдуард не подумал ничего лишнего. Он умеет читать меня как раскрытую книгу.
А сейчас я радовалась тому, что Вейнард щёлкнул его по носу.
― Это не могли быть местные, каждая собака знает дом инквизитора, ― задумчиво проговорил он. ― Кого-то наняли для того, чтобы отвлечь меня от более важных дел.
Я преданно смотрела на Эдуарда, прижав одеяло к груди.
― Ты спи, а я пришлю Бонни, чтобы она прибралась, ― он кипел от ярости. ― Подумать только, что за безумцы обворовали Великого инквизитора Корнуола. Найду, шкуру живьём сдеру.
Меня затошнило, и я потянулась к стакану с водой. Эдуард не сводил с меня взгляда. Зубы клацали об стакан, и он, удовлетворённый моим состоянием, вышел.
Как тут можно спать, когда душа ликует, так хочется поговорить об этом хоть с кем-то, а Бонни всё не шла.
Я подошла к окну в тот момент, как Эдуард выходил из дома. Что ж, теперь можно одеться и спуститься позавтракать.
Ловко всё устроил Вейнард. Я просто не смогла бы взять с собой вещи. Выйти с чемоданом из дома невозможно. Эдуарду бы тотчас доложили, и мой побег закончился там же, где и начался.
А так вышла гулять и не вернулась. Надеюсь, что Вейнарду удастся сбить с моего следа ищеек Эдуарда.
Хоть и страшно, но рискнуть придётся.
Я подняла платье и повесила его в шкаф. Кинулась к тайнику, он оказался пуст. Теперь меня ничего не держит в этом доме, и я готова уйти прямо сейчас.
Бонни вошла в тот момент, когда я натягивала чулки.
― Мы уходим сегодня? ― тихо спросила я, дрожа от нетерпения и страха.
― Нет, ― помотала она головой. ― Никто не должен связать ограбление и ваш побег. Он сказал, что после приёма, когда бдительность вашего мужа ослабнет.
Я тяжело вздохнула. Возбуждение играет в крови, требуя решительных действий.
― У барона в кабинете вскрыли сейф и забрали всё золото, ― прошептала Бонни. ― В такой ярости я его никогда не видела.
Золота у Эдуарда много, он не обеднеет. Так вот, значит, что имел в виду Вейнард, когда говорил, что за мой побег заплачено. Он так и планировал взять деньги у Эдуарда. Знал бы он, что таким образом заплатил за организацию моего побега. Я хихикнула.
― Пора идти вниз и успокаивать свекровь, ― проговорила я. ― Вот вам и покой, прописанный доктором.
― Зато ваш муж будет занят до самого приёма, ― хихикнула вслед за мной Бонни и прикрыла рот ладошкой. ― С матушкой его уж как-нибудь справитесь.
Да, из двух зол нужно выбирать меньшее. Уложив волосы в простую причёску, я поспешила в гостиную.
― Доброе утро, моя милая, ― услышала я свекровь, едва вошла. ― Хотя это утро весьма беспокойное. Твою комнату тоже обчистили?
Я кивнула, усаживаясь за стол напротив неё. Завтрак уже накрыли, и леди Равена с удовольствием намазывала на свежий хлеб малиновый джем.
― Твой чай изумительный, ― произнесла она.
И у меня на душе потеплело от её слов.
― Эдуард не позавтракал, ― с укоризной сказала он. ― Убежал ловить тех, кто посмел обокрасть дом инквизитора.
Я натянула на лицо непонимающую улыбку и спросила:
― Что вы имеете в виду? Я действительно не понимаю, на что вы намекаете.
Леди Равена похлопала меня по руке.
― Ну, как же, дорогая, ― произнесла она, ― ты разве ничего не знаешь?
Дышать стало легче, и я взяла кусок клюквенного пирога, оставшегося со вчерашнего ужина, и с удовольствием откусила. Даже несвежий он был удивительно вкусный. Может, его приготовить для Щедринского званого приёма?
Ах да, теперь это не моя забота и мне всего лишь нужно согласовать меню со свекровью и испечь кекс. На душе стало легко и захотелось петь. Ещё немного и я уберусь из этого дома.
― А что я должна знать?
― Ну, к примеру, то, что оборотни никогда не появляются на территории Корнуола, ― они, прищурившись, смотрела на меня, словно сказала мне невесть какую важную новость.
― Я мало что знаю о Корнуоле, ― пожала я плечами. ― Я выросла в другом месте.
― Да, Эдуард что-то говорил об этом, ― безразлично сказала она. ― А я выросла в Корнуоле и не понимаю, зачем сюда вернулся Эдуард.
Тоже не понимаю, зачем он вернулся, и знать ничего о нём не желаю. Пусть лучше расскажет о Корнуоле, что за страна такая?
Я выросла в королевстве Поляния, а оно находится далеко от Корнуола. ― Когда я сюда впервые попала, у меня создалось впечатление, что это довольно отсталая и бедная страна, ― согласилась я со свекровью.
― Ты совершенно права, милая моя, ― леди Равена даже обрадовалась, что я сама так сказала. ― Хоть это и моя родина, но возвращаться сюда у меня не было никакого желания.
― Так вот почему вы не навещали нас.
― Не только поэтому, ― сказала она. ― Ты не обижайся, но я не была рада женитьбе Эдуарда. Сама посуди, такая скорая свадьба, меня с будущей женой не познакомил, благословения не попросил.
― Я не знала, что он всё делал за вашей спиной, ― с сожалением сказала я. Если бы я тогда знала, что за человек Эдуард, то ни за что не вышла за него замуж. Но не скажешь же это его матери. Вряд ли она поймёт, какое чудовище родила.
― Эдуард уже большой мальчик и решает всё сам, ― свекровь откусила кусочек пирога и, закрыв глаза, прожевала его.
Она замерла с закрытыми глазами и с выражением блаженства на лице. Свекровь не заговорила, пока не съела весь кусок пирога, запив его травяным чаем.
― Божественно, ― промычала она. ― Ты умелая кулинарка, Алисия. Мне же никогда не давалась готовка.
Я вежливо улыбнулась. Пожила бы в нищете, так и не тому научилась бы.
― Обидно, что даже после свадьбы не приехал с женой, ― жаловалась свекровь. ― Не познакомил нас. Ты могла бы его надоумить, если сам не догадался.
― Эдуард уже большой мальчик, вы сами это сказали, и только он решает, что и когда мы будем делать, ― я горько улыбнулась. ― Моё мнение его не интересует.
Свекровь молчала, и я не стремилась разорвать паузу. Спокойно кушала, наслаждаясь едой. Перепелиные яйца под кисло-сладким соусом невероятно вкусные, раньше я их не ела. Эдуард не любит яйца, а значит, и я их лишена. Порадовало, что сегодня у нас завтрак более разнообразный. Может, из-за того, что матушка его приехала, Эдуард расщедрился.
― Мой сын больше похож на отца, чем мне хотелось бы, ― наконец-то сказала она. ― Мой покойный муж был излишне суровым. Мне тяжело с ним приходилось. А Эдуард восхищался отцом, стремился заслужить его одобрение.
Тяжело приходилось ему, но жалости к нему я не чувствовала. Эдуард своим отношением выжег остатки любви уж давно, а вчера и сочувствие ушло.
Зачем все так стремятся замуж? Не лучше ли жить одной? Когда я сбегу, то буду наслаждаться одиночеством и замуж больше никогда не выйду. Эдуард не верит в разводы, да и донимать его этой малостью я не буду. Лишь бы вычеркнул меня из своей жизни, как будто и не было у него жены.
― Я нашла ему подходящую девушку, а он сбежал сюда, ― она презрительно скривилась.
― Как ему удалось выжить одному? ― с любопытством спросила я. Наберусь чужого опыта выживания без семьи.
― Да, неужели ты думаешь, что он уехал в никуда? ― она рассмеялась. ― Эдуард не такой. Он не будет делать ничего на эмоциях. Корнуол он выбрал потому, что у меня был здесь дом, доставшийся по наследству от родителей.
― Так это ваш дом? ― догадалась я.
― Да, мой дом, ― улыбнулась она. ― Счета моих родителей в банке тоже достались ему. Эдуард не из тех, кто будет преодолевать трудности.
А по нему так не скажешь. Жёсткий, решительный, беспощадный. В его сердце нет места любви и жалости.
― Мне казалось, что он выживет в любых условиях, ― сказала я.
― Сделать карьеру в Корнуоле приезжему очень сложно, практически невозможно, ― словно не слышала меня свекровь. ― Но Эдуард и не был чужаком. Он бравировал моей девичьей фамилией, восстановил старые связи моих родителей. Он удивительно изворотлив, мой старший сын, и может быть обаятельным, когда захочет.
Я не поняла, она гордится успехами сына или, наоборот, осуждает.
Я уже перестала верить в доброту людей, но почему-то именно сейчас, когда жизнь стала беспросветной, появились люди, которые помогают мне по доброте душевной.
Но почему-то в доброту леди Равены я не верю. Возможно потому, что она мать Эдуарда.
― Простите, леди Равена, ― нерешительно сказала я, ― но почему вы всё это мне говорите?
Мне хочется понять, зачем она это делает? К чему все эти откровения?
― Хочу, чтобы ты знала, Алисия…
Недоговорив, она замолчала, устремив встревоженный взгляд в окно. Я повернула голову посмотреть, что её так обеспокоило. По дорожке быстро шёл злой, как демон Эдуард.
Что он здесь делает? Вейнард же убеждал меня, что его не будет целую неделю. А он здесь.
― И как у вас проходит праздник? ― взяв себя в руки, спросила свекровь. ― В Корнуоле не празднуют Щедрины.
Входная дверь хлопнула, едва не слетев с петель. Быстрые шаги Эдуарда замирают в его кабинете.
― Эдуард сказал, что он пригласит гостей не на Щедрины, а просто на ужин, но приготовить всё нужно по обычаю моей страны, ― поддерживаю я видимость важного разговора. ― Три перемены по двенадцать блюд.
― Сложно, ― задумалась свекровь, прислушиваясь, что делает Эдуард. ― Напомни мне, что за чем должно идти.
Напомни? Час от часу не легче.
― А вы знакомы с обычаями Щедрин? ― удивилась я.
― Конечно, ― тепло заулыбалась свекровь. ― Пока был жив муж, мы его праздновали.
Она приложила палец к губам, чтобы я не задавала неудобных вопросов.
― Сколько лет прошло с его смерти, и я уже многое позабыла, ― по её губам скользнула виноватая улыбка, ― особенно, что нужно готовить на стол.
Мы говорили, а сами прислушивались к тому, что творилось в кабинете.
― Двенадцать блюд означают двенадцать месяцев года, ― стараясь сохранять спокойствие, сказала я. ― Открывал ужин — всегда суп. Это может быть великолепный миндальный, либо можно приготовить льняной или рыбный, и грибной суп.
Мои нервы были напряжены до предела. Что делает Эдуард? почему сразу отправился наверх, не заглянув к матери? Судя по выражению лица леди Равена задавала себе те же вопросы.
― Допускается подавать всего двенадцать блюд, ― проговорила я. ― Считается, что три перемены по двенадцать может позволить себе только король.
― Ты права, дорогая, я вспоминаю, что у нас как раз так и было, ― поддержала меня свекровь. ― Готовили мы грибной суп, зеркального карпа, окорок, непременно баранья нога с розмарином и чесноком, маковый рулет.
― Отличный выбор, леди Равена, может, тогда так и оставим? Подарим возможность Эдуарду вспомнить детство, ― сказала я через силу улыбаясь.
Ничего я не хотела ему дарить, кроме забвения. Мечтаю лишь о том, чтобы он забыл обо мне навсегда.
― Я бы ещё добавила в меню щедринский кекс, Эдуард просил его испечь, ― добавила я, пока свекровь, закрыв глаза, пыталась подслушать, что творилось за закрытыми дверями на втором этаже. ― Обязательно бигос с горохом, тетерев под сливами, жареная курица со взбитыми яйцами, картофельное пюре, соленья: огурцы, капуста, сливы, лимоны…
― Не думаю, что Эдуарду будет приятны такие воспоминания, ― тихо сказала свекровь. ― Он десять лет бежит от них.
Договорить она не успела. Дверь кабинета с шумом распахнулась, и мы замерли в ожидании Эдуарда.
― Меня не будет до самого праздника, ― появился он в дверях. ― Мама ответственность за подготовку званого ужина лежит на тебе. Алисия, проконтролируй приготовление блюд. Не скупись. Все должны увидеть мою щедрость.
Я киваю в ожидании дальнейших распоряжений.
― Что случилось, Эдуард? ― задала волнующий меня вопрос свекровь.
Вейнард не солгал, он уезжает. Я могу свободно дышать до праздника.
― На границе опять видели оборотней, ― с ненавистью ответил Эдуард. ― Ведут себя как дома. Заходят в таверны, знакомятся с девушками. Какая наглость.
― Ты нашёл, кто обокрал нас? ― спросила леди Равена.
― Нет, ― Эдуард заскрипел зубами от досады. ― Нашли только драгоценности в лавке скупщика краденого, у барыги на базаре нашли кое-какую одежду. Остальное, я думаю, уже продали.
Пусть так и считает. Иначе как объяснить исчезновение моей не самой богатой одежды.
― Одежду вам вернут, ― продолжает Эдуард. ― Драгоценности отдам сам, когда вернусь. Клянусь Всевышним, это дело рук двуликих. Они мне пакостничают.
― Кража мало походит на простую пакость, ― заявляет свекровь.
― Вы правы, матушка, ― оскалился Эдуард, он походил на дикое животное, охваченное охотничьим азартом. ― Они провоцируют меня. Обычные воры не стали бы отдавать краденное в скупку в том месте, где украли. Отвезли бы в другой город. Значит, они хотели, чтобы я нашёл своё имущество.
― А ты разве всё нашёл?
― В том то и дело, что не нашлось только то, что украдено лично у меня, ― его трясло от ненависти. Глаза горели неестественным жёлтым блеском, ноздри раздувались, ладони сжаты в кулаки. ― Это волчья вендетта.
Не нужны мне её откровения, и сама я не хочу ничем таким делиться. Не люблю, когда мне в душу лезут.
Свекровь производит впечатление справедливой женщины, но Эдуард её сын, и как она поведёт себя, если я ей расскажу о том, что её сын чудовище.
― У нас так много дел перед приёмом, ― произнесла я, глядя в окно на удаляющуюся фигуру Эдуарда. ― Почему он не в экипаже поехал? Странно как-то.
― Что? ― с недоумением спросила леди Равена. ― Ты о чём?
― Эдуард пошёл пешком, почему? Разве он не спешил?
― Действительно, странно, ― ответила свекровь и зычно крикнула: ― Мильтон!
Дворецкий появился молниеносно, словно ждал под дверью. А может, так и было, подслушивал по приказу Эдуарда. Хорошо, что я оборвала душевные излияния свекрови. Слугам не нужно знать неприглядную правду, хотя они и так многое знают.
― Слушаю, миледи.
― Почему барон не взял экипаж? ― строго спросила леди Равена.
― Сказал, что их отряд собирается у кромки леса, а дойти до него можно быстро, ― невозмутимо доложил дворецкий.
Свекровь кивнула.
― Иди, Мильтон, займись делом, у нас званый ужин на носу, а дом не прибран, ― отдала она распоряжение. ― Увижу подслушивающим под дверью, жестоко накажу.
Я не сдержала улыбку. Так, его, чтобы не повадно было заниматься доносительством. Не раз уже из-за его доносов я получала выволочки от Эдуарда.
Мильтон с видом оскорблённой добродетели выплыл из комнаты.
― Так на чём мы остановились? ― обратилась ко мне свекровь.
Откусив кусочек печенья, я пожала плечами. Надеюсь, что она забыла, о чём хотела со мной поговорить.
Леди Равена взяла ещё один кусочек пирога. Видимо, действительно он пришёлся ей по душе, раз взяла добавки. Не лгала свекровь. На сердце потеплело. Всегда приятно, когда твои усилия ценят. Не просто набивают живот, а наслаждаются. Свекровь из гурманов, и это не может не радовать.
― Алисия, я не знаю, что происходит у вас в семье, ― прожевав пирог, произнесла леди Равена.
Я выдохнула, а вдохнуть уже не смогла. Страх сжал сердце, не давая ему биться. Как заворожённая не сводила глаз с маленькой крошки, прилипшей к верхней губе свекрови.
― Я не хочу об этом говорить, ― в панике выкрикнула я.
Мои мысли метались в голове, как перепуганные кошкой мыши. Я не знала, как реагировать на её заявление. В голове зашумело.
Только бы не узнал Эдуард, а то до побега я не доживу. Зачем она меня провоцирует.
― Эдуард не любит, когда я разговариваю о наших отношениях, ― в моём голосе звучала мольба.
― Не нужно бояться, Алисия, ― ласково произнесла свекровь, а заломила руки в немой просьбе остановиться. ― Эдуард ничего не узнает.
Я не верила ей и никому в этом доме, кроме Бонни, и то потому, что Вейнард сказал, что ей можно верить. А Вейнарду я верила, потому что его прислала Аманда.
― Я заметила, что ты никогда не называешь Эдуарда мужем, почему? ― спросила свекровь, не желая останавливаться.
Почему? Мне хотелось сказать ей в лицо почему. Я перестала считать Эдуарда мужем и называть его так даже в мыслях с того самого вечера, когда приехала свекровь. Когда он переступил через меня, считая притворщицей. Последние капли любви умерли именно тогда.
Разве можно переступить через того, кого любишь? Наплевать на состояние любимого человека?
― Вам показалось, ― только и смогла сказать я. ― Позвольте, я пойду в свою комнату, прилягу. Голова разболелась.
― Ты избегаешь откровенного разговора, Алисия, ― с сожалением произнесла свекровь. ― Но я не враг тебе.
― Очень на это надеюсь, ― вымученно улыбнулась я, стремясь побыстрее уйти. ― Врагов у меня здесь нет.
― Ты что-то скрываешь, моя дорогая, ― пристально смотрела на меня леди Равена, словно хотела вывернуть мою душу наизнанку.
― Вам показалось, ― снова ответила я.
― Мне никогда не кажется, ― улыбнулась свекровь. ― Я знаю особый знак, чтобы ничего не казалось. Что между вами происходит? Почему ты до сих пор не понесла?
А говорила, что на моей стороне. Теперь допытывается, почему Эдуард никак не может обзавестись наследником.
― Мы стараемся, леди Равена, поверьте.
― Значит, очень плохо стараетесь, ― возмущённо сказала она. ― Часто ты остаёшься по ночам одна?
Меньше чем хотелось бы, Эдуард слишком любвеобилен. Особенно после приступов ревности, терзает меня всю ночь.
― Нет, что вы, Эдуард частый гость в моей спальне, ― поспешила я заверить её, что у нас всё в порядке.
― Что за мода такая делать разные спальни, вот и нет детей. Муж и жена должны спать в одной кровати каждую ночь. И одеяло должно быть одно на двоих, чтобы быть ближе друг к другу, ― продолжала возмущаться свекровь.
― Не волнуйтесь, у нас всё хорошо, ― настаивала я на своём.
― Мильтон, ― закричала свекровь и, склонившись надо мной, прошептала, явно не для того, чтобы я услышала. ― И правда, слабая, может быть, ошибся Эдуард и она не сможет родить ему наследника. Говорила я ему, выбирай из своих, так не послушал мать, сделал всё по-своему, теперь вот мучается.
Я делаю вид, что потеряла сознание. Так, оно и было, только я всё слышала хорошо, но вот увидеть или ответить не могла.
Боги сжалились надо мной!
― Бонни, бегом за доктором, ― приказала она. ― Мильтон, неси госпожу в её комнату.
― Так, я же не смогу дотащить её, ― возмущённо произносит дворецкий. ― Позову кучера, он донесёт.
― Делай, что хочешь, только быстрее.
Через несколько минут меня подняли на сильные руки и я сжалась. Не выношу, когда до меня дотрагиваются мужчины. Цепенею вся и накрывает волна паники. Эдуард хорошо постарался, чтобы вбить мою голову, кого надо бояться.
Доктор появился очень быстро. Осматривая меня, только цокал языком.
― Как же вы допустили такое? ― спросил он. ― Я же строго настрого запретил госпоже Алисии нервничать.
Свекровь что-то начала говорить о слабых женщинах, и я перестала слушать. Пока есть возможность, нужно поспать.
― Вообще, с ней не разговаривайте, если не можете сдержаться, ― шипел доктор.
Живот скрутила острая боль. Я закричала, схватившись за низ живота. Почувствовала, что подо мной стало мокро.
― Что случилось? ― в один голос прокричали доктор и свекровь.
― Очень больно и мокро, ― простонала я, открыв глаза.
Откинув одеяло, доктор застыл. Свекровь вскрикнула, закрыв рот рукой.
― О чём я и предупреждал, ― зарычал доктор. ― Выкидыш. Я же говорил, что маленький срок и легко потерять ребёнка.
Он развёл какой-то зеленоватый порошок в стакане воды и протянул мне. Я без опаски выпила.
― Сначала надо, чтобы организм избавился самостоятельно от плода, ― произнёс доктор. ― А затем остановим кровотечение.
― Вы же говорили, что она не тяжёлая, ― набросилась на доктора с упрёками свекровь.
― Я говорил, что сказать точно нельзя, срок ещё слишком маленький, и просил беречь девушку, как хрупкий сосуд, ― взвился доктор. ― Вы довели невестку до нервного срыва, из-за которого она потеряла ребёнка, а теперь ищите виноватых.
Свекровь, бросив на него злой взгляд, вышла из комнаты.
― Вот и чудненько, ― проворковал доктор. ― Ты пила те таблетки, которые я тебе дал?
Я кивнула.
― Где они?
Показала на прикроватный столик. Доктор подошёл и забрал их, положив другие.
― Не нужен тебе ребёнок от этого чудовища, ― прошептал он. ― Прости меня, если сможешь.
Он быстро вышел. А я беззвучно заплакала от того, что вместо горечи потери испытала облегчение. Облегчение от потери ребёнка. Да я ещё больший монстр, чем Эдуард и его матушка.
Внизу доктор давал наставления свекрови и Бонни. А я тихо радовалась, что доктор запретил мне вставать в ближайшие дни.
Признаюсь, что я не надеялась, что предписания доктора свекровь выполнит. Но ошибалась. Свекровь больше не появлялась у меня в комнате. Все эти дни до кануна Щедрин я только ела и спала. Ближе к появлению Эдуарда стала выходить из комнаты и гулять в саду, где он меня и застал.
― Матушка мне сказала, что произошло, ― зло зашипел он мне в лицо. ― Ты бесполезная кукла.
― Я не виновата, ― опустив голову, прошептала я.
Свекруха извратила слова доктора, убедив Эдуарда, что это я виновата в том, что он потерял ребёнка.
― Мы с тобой позже поговорим, ― шипел он мне в лицо. ― Ты ни на что не годна. Придётся брать себе другую жену.
Мне стало нехорошо, звучало это как-то зловеще. Я не верила тому, что он сказал. Эдуард по какой-то причине одержим мной и никогда не бросит. Так, он мне говорил, что только смерть разлучит нас.
― Ты со мной разведёшься? ― в голосе невольно зазвучала надежда, и я опустила глаза, чтобы Эдуард не увидел в них счастливого блеска.
― Ты забыла, что я не верю в разводы, ― зло сказал он, нависая надо мной.
Да, точно, так он всегда говорил.
― Хватит разгуливать, иди к себе, одевайся, ― приказал он. ― Скоро первые гости появятся.
Я кивнула и поспешила к себе. Платья, которые мне вернули, Бонни привела в порядок. К счастью, самое ненавистное болотного цвета не нашлось. Туда ему и дорога.
Я надела своё любимое голубое платье. Бонни подняла мне волосы наверх, уложив их короной. Дни без Эдуарда пошли мне на пользу, глаза снова сияли. Вот только надолго ли.
― Ты скоро? ― без стука в комнату вошёл Эдуард и нахмурился.
― Для кого ты так вырядилась? ― в его глазах появилось пламя безумной ревности.
― Для тебя, ― не растерялась я. ― Тебя так долго не было, что я уже соскучилась.
Я слышала всё, что происходит в комнате, но ни дышать, ни двигаться не могла.
― Не кажется, что вы перестаралась в воспитании жены? ― Сурово спросил чей-то голос. Видимо, он имел должность повыше Эдуарда, раз посмел ему сделать замечание.
― Это моё дело, ― отрезал Эдуард, и его горячие пальцы тронули когда-то пульсирующую жилку на моей шее.
― Что ты наделал, сынок? ― Устало произнесла свекровь.
Эдуард подхватил меня на руки и понёс. Я ничего не чувствую, даже омерзения. Какое прекрасное состояние.
― Ты не умерла? ― шептал он. ― Не умерла?
Ответить я не могла. Обжигающие капли падали мне на кожу. Не может быть! Он плачет! Ускользнула от него девочка для битья.
― Скажи же! ― Он тряс меня как куклу, но я ничего не чувствовала.
Я ликовала. Если бы могла, то пустилась в безумный пляс. Я свободна. Эдуард поверил в мою смерть.
Для меня такой поворот тоже был полной неожиданностью. Но это был единственно верный шаг. Мёртвую Эдуард искать не станет. Он смирится с моей смертью, а я заживу своей жизнью. Счастливой. Без него. Не верится даже.
Я могу радоваться, и Эдуард ничего не заметит.
Он осторожно положил моё тело на кровать.
Эдуард Лобо, барон Райвонсо
Я не мог это принять. Алисия не дышит. Не может этого быть. Не может! Я отказывался в это верить.
Накатила волна гнева на неё за то, что посмела меня бросить, и я швырнул об стену стул. Он разлетелся на куски, но легче не стало.
Внутри меня бушевала буря эмоций: горечь, гнев, бесконечная печаль, тоска.
Взгляд скользил по знакомым предметам: любимая книга лежала на столе, а чашка с напитком, который она пила перед приёмом, так и осталась стоять. Каждый уголок напоминал о ней, о её смехе, о том, как она могла одним движением руки наполнить дом светом и теплом. Теперь же всё это казалось лишь эхо, призраком в ушедшем времени.
Отчаяние больно сжимало меня в своих стальных объятиях, что я не мог сделать вдоха.
Я упал на колени и разрыдался. Но облегчения не наступало.
Мне уже не хватает её.
Она лежала такая тонкая, хрупкая, бледная, и я не мог смириться с тем, что она ушла от меня.
— Ужасная трагедия для тебя, мой мальчик, для всех нас— сказала она, мать, успокаивая меня. Я не заметил, как она вошла. — Тебе надо поспать, пойдём.
Мать попыталась вывести меня из комнаты, где лежит Алисия, но я вырвался. Она, пожав плечами, вышла, бросив укоризненный взгляд на остывшее тело.
Внизу раздавались голоса гостей, ставших свидетелями смерти моей жены. Чтоб они провалились! Ненавижу их. Всех ненавижу. Они живут, а Алисия нет.
Лёг рядом с женой, но сон не шёл. Меня преследовал запах Алисии, воспоминания о ней. Я долго сидел на краю кровати, держа в руках её руку, словно на краю пропасти. Тишина звенела громче любых слов. Пустота, оставшаяся после её ухода, казалась плотной и ощутимой, как тяжёлое покрывало, накрывшее моё сердце.
Слёзы текли по моему лицу, я не стыдился их.
Пытался вспомнить Алисии лицо в моменты счастья, но память услужливо подсовывала воспоминания, которые причиняли боль.
Вспоминал, как ударил Алисию и она упала, разбив голову. Капли крови стекали с её головы, лишь распаляя меня. Я тогда ударил её изо всей силы, а теперь уже и не мог вспомнить, за что.
Закрыл лицо руками. Слёзы текли сквозь пальцы.
— Мальчик мой, — в комнату вновь вошла мать. — Пришёл гробовщик, надо измерить Алисию.
Жуткие слова ножом резали меня.
Мать взяла меня за руку и отвела в сторону, усадив в кресло.
— Можете приступать, — пригласила она кого-то.
Я же вспоминал лицо Алисии, когда только её увидел. Случайная встреча на улице перевернула мою жизнь. Она стала моим наваждением, моей отрадой, моей пыткой. Я таскал ей цветы, как влюблённый мальчишка. И до сих пор люблю её болезненной любовью, которая уничтожает меня изнутри, подтачивает ревностью.
Алисия была слишком красива, чтобы на неё не обращали внимание мужчины, и это сводило меня с ума. Я запер её в доме, но ревность день за днём сжирала мою любовь.
А любовь превратилась в одержимость. Я не хочу без неё жить.
И не могу отдать её даже смерти.
Ударил кулаком по деревянному подлокотнику кресла. Боль немного отрезвила меня. Всё было тоже, кроме моей жизни.
Я стал прислушиваться к тому, что творит моя мать.
Добралась стервятница до моего дома, протянула свои загребущие ручонки к моей жене. Знаю, что ненавидела Алисию за то, что женился без её благословения. А теперь радуется её смерти.
Это её ненависть убила Алисию.
— Покойницу оставите в доме? Могу забрать её к себе в бюро, — скрипучим, как несмазанная дверь голосом проговорил высокий худой мужчина в тёмной одежде.