Брат мой Седрик

Старт первый. Зарождение дружбы

С Седриком Диггори Гарри познакомился на третьем курсе, в так называемый дементоровый год.

Пока за столом Слизерина радостно ржали и глумились над Поттером, со стороны пуффендуйцев Гарри уловил на себе сочувствующий и ласковый, очень теплый, понимающий взгляд. Настороженно посмотрев туда и поискав-пошарив по лицам, он наткнулся на доброхота — сероглазого юношу-пятикурсника. Это он согревал Гарри теплым сочувствием…

В груди невесть откуда и почему вдруг вырос какой-то очень горячий комок, который долго-долго не проглатывался. Впервые в жизни Гарри ощутил стороннюю жалость к себе. Ведь до сей поры ему доброе внимание оказывали только мистер и миссис Уизли, но им-то вроде как положено, они взрослые люди, и их внимание к мальчику-сироте просто Мерлином наказано. Другое дело — сочувствие сверстника, и неважно, если тот на три года старше. Совсем не важно.

Как зовут сероглазого юношу, Гарри узнал лишь на матче «Гриффиндор против Пуффендуя». На котором он впервые за всю карьеру проиграл. Со сокрушительным счетом 150:50. Всё из-за дементоров, будь они неладны! Когда он очнулся, вокруг него сгрудилась грязная, насквозь промокшая команда с ошеломительной новостью о том, что они проиграли, что его верная метла Нимбус-2000 погибла, сослепу улетев к Гремучей иве, и что капитан пуффендуйцев Седрик Диггори просил переиграть матч, узнав, что Гарри упал с метлы из-за дементоров.

Честно говоря, поступок Седрика поразил Гарри куда круче, чем известие о гибели метлы. В конце-то концов метлу можно заменить, купить новую, а вот хорошее отношение постороннего человека… это… куда дороже. Дорогого стоит. Это Гарри понимал слишком хорошо.

Тётя и дядя это достаточно четко втолковали ему за первые десять лет жизни, половину из которых он провел в чулане, то есть с пяти лет. Правда, потом начались непонятности с письмами и бегством от них по всей Англии. Тогда Гарри и Дадли впервые сошлись во мнении, что их дядя-папа сошел с ума. Конкретно так слетел с катушек. Ну… если учесть тысячупятьсот писем с одинаковым содержимым, то с ума посходили как раз маги, и дядя Вернон был стопроцентно прав в том, что все они психи.

На второе лето опять начался психоз. На сей раз Дурсли пошли совсем на крайности — заперли Гарри в комнате после визита чокнутого гремлина. И чуть не уморили голодом, кормя три раза в день по одной тарелке кошачьих порций чего-то малосъедобного. Во всяком случае, сова Букля наотрез отказывалась жрать овощную массу из супа, предпочитая остаться голодной, но не унижаться до состояния травоядной твари, по крайней мере, так подозревал Гарри, помня, что Букля — хищная ночная птица.

Тем летом Гарри, что называется, примерил на себя шкурку арестанта и нюхнул настоящей свободы, когда за ним на летающем автомобиле прилетел Рон с братьями. Продолжилось оно в школе марафоном с василиском и одержимой девочкой. Из её затылка Волдеморт, к счастью, не выглядывал, и девочка осталась жива, в отличие от Квиррелла.

Третье лето началось какой-то запредельной хренью, по выражению Рона Уизли: с нашествия тётушки Мардж, стаи дементоров и бешеного убийцы, беглеца из Азкабана. Сам год закончился тоже не пойми-чем… Питера опознали-поймали-упустили, Сириус вроде-как-оправдан-и-снова-в-бегах. У Сириуса, кстати, целый год в запасе был, он, на минуточку, маг, колдун с волшебной палочкой, и почему-то выглядел хуже бомжа из-под моста: в дырявой тюремной робе, драном плаще с плесенью в карманах и воняющий, как санитар лепрозория во времена Парфюмера Патрика Зюскинда. Что с ним не так??? Ему что, совсем негде было помыться-побриться-подстричься? А переодеться? За весь год от июня до июня??? Вот здесь гаррино изумление прямо винтом уходило в потолок — ну как так-то?!

Так что коротенькая радость от возможного оправдания крестного стухла через минуту и осталась в статусе «предположительно», потому что Питер удрал в кустики, Люпин превратился в недоволка, а Северус прикрыл собой трех юных идиотов. К счастью, Сириус-пёс усвистел в погоню за волком-Люпином и не видел подвига Нюниуса, а то б его жертва оказалась напрасной. Загрыз бы волк всех и не поперхнулся.

Секрет Гермионы заставил Поттера усомниться в её разумности. Целый год носить при себе хроноворот ради лишних трех часов на ЛИШНИХ уроках для поумнения? А не наоборот, Гермионушка ты моя ненаглядная? По-моему, ты ещё тупее стала, подруга. С вердиктом Гарри Гермиона не согласилась, а надела ему на шею цепочку и отмотала время на три часа назад. Пришлось заткнуться и впрячься в реальность прошлого — спасти вонючего бомжа, блохастого агрессивного гиппогрифа (а за что он Малфоя подрал, скотина?!) и не попасться на глаза самим себе трехчасовой давности. И при этом Пита ловить не сметь! Отпустить и простить. Интересно, а что бы изменились, поймай они Пита у той же ивы за секунду до драпанья? К сожалению, этот вопрос Поттеру даже задать не разрешили, сказали только, что нельзя вмешиваться в ход времени. Куда-куда нельзя вмешиваться? В общем, логики — огромный ноль.

Ладно… дальнейшие события пошли по заданному руслу: проскакал по глади озера Патронус-олень и разогнал демушек, улетел Сириус на краденом гиппогрифе, одолженное время доползло до исходной точки, и директор запер двери больничного крыла за Гарри и Гермионой, при этом странно кося левым глазом.

Четвертый год ознаменовался террористическим актом имени Уизли, когда эти вумники нагрянули за Гарри в маггловский дом через камин. А через дверь войти не?.. Ах да… машина-то сбежала. Что ж, вполне уважительная причина для того, чтобы разнести в щебень полгостиной к едреной матери. Вид Дадли, давящегося собственным языком, в первый раз в жизни включил совесть в душе Гарри Поттера, но он её тут же загнал подальше и поглубже, когда пришлось подтвердить слова Джорджа: «потому что он мерзкий тип и большой охотник поиздеваться над слабыми, он ведь такой, да, Гарри?», и Гарри тогда вынужденно ответил: «да, мистер Уизли».

А вот раннее утро перед отправкой на чемпионат мира по квиддичу подарило Гарри нежданную встречу с Седриком Диггори, который, оказывается, жил с родителями неподалеку от «Норы», рядом с деревней Оттери-Сент-Кэчпоул, фактически являясь соседями семьи Уизли. Скромному и тихому Седрику было очень неловко за хвастливое заявление отца, что младший Диггори «победил знаменитого Гарри Поттера».

Старт второй. Рок и Судьба

Проводив взглядами синий всполох сработавшего портала, который невесть куда умыкнул паука и приз, Гарри и Седрик озадаченно переглянулись. Вопросов задавать было некому, равно как и ожидать ответов, поэтому юноши несколько минут кротко подождали дальнейших событий. Ну, мало ли, вдруг кубок с пауком вернутся? Но время шло и тикало, лишь ветерок неприхотливо шуршал в зарослях тиса и самшита, кои огораживали площадку в центре лабиринта, и всё, больше ничего не происходило. Потом, правда, послышался странный нутряной звук:

— Бур-бур-буррр-р-р-р… бур-бур-бур-буррр-р-р-р…

Седрик завертел головой, Гарри поежился и виновато погладил свой живот, издающий эти самые голодные звуки. Бурление перешло в тихие хрипы — пустой желудок обреченно скребся о диафрагму. До Седрика тем временем дошло, откуда и что именно доносится, и он с интересом уставился на тощее гаррино брюхо. То, уловив внимание к себе, разразилось целой серией переливчатых рулад. Внимательно слушая брюшную симфонию, Седрик принялся охлопывать себя по бедрам, нашарив карманы, выудил оттуда плоский пакет и протянул Гарри.

— На, пожуй…

Гарри, торопясь, развернул и, увидев бутерброд с колбасой и сыром, тут же вонзил в него зубы. Откусил. Прожевал, проглотил и спохватился.

— А ты?

Но Седрик отмахнулся.

— Да я перед туром поел. А это так… на дорожку прихватил.

Гарри кивнул и догрыз спасительное угощение. Последний кусочек он долго смаковал, прощаясь со вкусом сыра с колбасой, а когда тот растворился в памяти окончательно, вздохнул и спросил, не забыв поблагодарить:

— Спасибо, Седрик. А паука дальше подождем или поищем?

Пуффендуец задумчиво пожал плечами.

— Да нет, пожалуй, думаю, портал его далеко унес, если он вообще портал… Давай-ка сами выберемся. Что там делать надо? Искры пустить?

— Ага. Красные, — кивнул Гарри.

Снова переглянувшись, парни заговорщицки улыбнулись, одновременно вытащили палочки и запустили в ночное небо снопы ярких фейерверков, беззвучных и оттого зловеще-багряных… Тут же к ним телепортировались спасатели с Эннервейтами наперевес, которые, однако, погасли, стоило им увидеть, что парни в сознании, живы и невредимы. Переместив мальчишек из лабиринта, спасатели озадачили мракоборцев тем, что кубок исчез.

Как исчез? Куда? Зачем? Гарри робко сообщил, что кубок вроде как портал сработал, потому что паука с собой… э-э-э… куда-то унес. Подумав, Гарри вдруг осмелился предположить:

— А может, сам паук того… трансгрессировал? Я видел — он очень хотел у нас кубок перехватить.

Седрик подтвердил, что да, паук действительно очень так рвался к призу. От таких подробностей все пребывали в сильнейшем недоумении — и в непродолжительных, очень страстных, яростных дебатах судьи вместе с Дамблдором, министром и остальными присутствующими сошлись на том, что портальные чары к трибунам на кубке не были рассчитаны на здоровенного акромантула, да и могли повредиться от отражающего заклинания Седрика. Так что в лучшем случае паука с кубком унесло куда угодно. В худшем же — портал сработал, и ни кубок, ни паук просто не вышли из перемещения. Выражаясь по-маггловски, их размазало на атомы между точками старта и финиша, с учетом искривления магических полей Хогвартса и Запретного леса — по всей территории леса и замка. Общим постановлением судей, по результатам опроса чемпионов, техническую победу решено было присудить Хогвартсу и его чемпионам Гарри и Седрику пополам как тем, кто был ближе всего к кубку. И так как они не завершили схватку с акромантулом, точно выявить того, кто первым взял бы кубок, невозможно.

Седрик оглядел присутствующих, хмыкнул, сгреб Гарри за плечи, привлек к себе и заявил:

— А мы кубок вместе взяли бы.

— Да! — счастливо поддакнул Гарри, стиснутый крепкой рукой. — Мы же хогвартские чемпионы, и это наша общая победа!

Боже, как возликовали факультеты! Пуффендуйцы и гриффиндорцы дружно ринулись брататься, обниматься и зарывать томагавки войны в почву всеобщего примирения. Похватав чемпионов, огромная толпа с ликованиями уволокла их праздновать. И только вездесущий ветер стал свидетелем того, как с опустевших трибун спустилась колченогая фигура, скособоченная на правый бок. Аластор Грюм с обиженным недоумением проводил удаляющуюся толпень, досадливо сплюнул и поковылял к себе — черт его знает, что там произошло на выходе из портала, но паук точно не вовремя… Всё испортил, гад членистоногий!

Два факультета вместе образовали собой гигантскую толчею, да такую, что когтевранцы и слизеринцы с их гостями болгарами-французами были отжаты в стороны и размазаны по стенам. От ликующих воплей полутора сотен глоток резонировали своды и дрожали свечи на потолке. Рон, счастливый в загогулину, повис на шее Гарри, душа перегаром от огневиски, до которого таки дорвался.

— Это мой друг! — хвастливо сообщил он очевидное всему миру.

Гарри, тоже подогретый виски, пьяненько хихикнул:

— А чего ж ты з-завидовал, д-друг?

— Когда это я завидовал? — удивился Рон.

— К-как когда? — нетрезво возмутился Гарри. — Тогда, когда ты думал, что это я своё имя бросил в Кубок огня!

— Не было такого! — отрицательно заявил Рон. — Всё ты врешь.

— Я не вру, Рон, я никогда не вру! — истово поклялся Гарри, прижимая руки к груди. — Ты же сам сказал тогда, что мы вдвоем прекрасно уместились бы под мантией-невидимкой. А потом ты сказал, что я — лжец. И сейчас ты опять говоришь, что я лгун!

Рон побагровел. Гневно зарычал:

— Ты это сейчас к чему? Я думал, ты меня простил, ну, тогда, после драконов!

— А я передумал! — неожиданно разобиделся Гарри. То ли градусы разогрели его храбрость, то ли вино ему истину открыло… но здесь и сейчас Гарри возжелал справедливости. — И вообще, хватит мной пользоваться! Мне на-до-е-ло! Надоело то, что ты от меня Джастина вечно оттираешь, не даешь с ним поговорить, и Невилла ты ко мне не подпускаешь, стоит ему подойти ко мне с вопросом, так ты тут же рядом вырастаешь, уши греешь — о чем это мы говорить будем? Рон, я тебе что, дочка? Ты почему блюдешь мой круг общения, отсеиваешь от меня лишних и неугодных? Я что, твоя личная собственность? Вещь, которая почему-то умеет ходить самостоятельно? Ей-богу, Рон, мне так и кажется, что будь твоя воля, ты б меня связал и на полочку положил под стеклянный колпак, лишь бы я никому не доставался!

Старт третий. Преодоление трудностей

Запудрив Дамблдору мозги про больную поясницу, министр Фадж незаметно дал отмашку Джону Долишу, тот, с полувзгляда поняв своего шефа, в ту же секунду сжал в кармане портативный минипередатчик. После чего тишком-тишком, с оглядкой через плечо, заторопился на место тайного собрания. Как и следовало ожидать, за трибунами его ждали ещё трое сотрудников. Дебаты дебатами, а сгоревшую кашу проверить надо было! Несмотря на решения судей, вынесенные ранее, было всё же решено, что точку отбытия обследуют невыразимцы. Все-таки у них опыт и различные специфические заклинания. Может, и смогут найти кубок, реликвия всё же.

Тогда же Министр отправил предписания в Отделы контроля за магическими всплесками в маггловском мире и контроля за опасными магическими существами. Все-таки если акромантула перенесло… Стирать орде магглов воспоминания о пришествии гигантского паучка будет не самым лучшим днем в работе Отдела обливиации… И чем меньше будет эта гурьба, тем меньше будет урон репутации Министра как организатора турнира. Фадж слишком любил свой толстый зад, чтоб так рисковать своим положением в обществе.

Всё так же, крадучись, на цыпочках, с оглядками через плечо, четыре темные фигуры (одна с огромным топором) вдоль стеночки лабиринта пробрались ко входу, снова оглянулись и по одной юркнули вовнутрь. Скоренько-быстренько добрались до центра, снося редуктами стены в неугодных препятствующих местах, и вмиг установили сверхчуткие волшебные приборы вокруг опрокинутого постамента, на котором прежде стоял Кубок. Магические радары и сонары задрожали-завибрировали, моментально включаясь в работу, их антенны-щупики-усики хищно зашевелились во всех направлениях, ища малейшие следы недавних магических манипуляций. А учитывая недавний тур, следы нашлись тут, там и здесь, отчего приборчики истерично взвыли дурными полицейскими сиренами. Пришлось их срочно заглушить. Держась за сердце, нервно икая и направив на миниспутниковые тарелки дрожащую от страха палочку, Долиш вполголоса рявкнул на невыразимца Боуда.

— Ты что, не настроил их, идиот?!

Бродерик Боуд хлопнул себя по лбу и, склонившись над панелью, защелкал пальцами по тумблерам-рычажкам, перенастраивая мудреную невыразимскую технику. Двое других, Альберт Ранкорн и Уолден Макнейр, переглянувшись, на всякий случай отжались к стеночке, подальше от невразумительно-непредсказуемой механики. Подчиняясь магическим электроволнам, щупики-усики вытянулись в заданном направлении, а именно, в поисках портального выхода, сработавшего ранее в данном месте.

В данное место тем временем снова наведался ветер, вечный и беспечный бродяга, любящий повсюду проникать, слушать и смотреть. Этакий репортер Земли, ведь все подслушанные и подсмотренные события он, как и всякий верный журналист, разносит по всему миру своим постоянным слушателям и поклонникам. Вот его краткий ночной репортаж с места событий:

«Досточтимые господа Луга и Деревья, милые дамы Реки и Плотины, с вами ваш верный бессменный репортер Борей Северный. Только что я посетил небезызвестное местечко под названием Хогвартс, здесь совсем недавно, вот буквально час назад, завершился всемирно известный Турнир Трех Волшебников. Участники и учредители турнира ушли праздновать в замок чью-то победу, победили, судя по всему, два молодых отростка, из тех, что по земле ходят и колдуют, ладно, не суть… Не о них сейчас новость. Тут какое-то новое непонятное дело затеялось, сами посудите: пришли четыре… кхм… короче, эти, которые люди, один из них, кстати, с топором, господа Деревья и Кустарники, будьте осторожны, пожалуйста!

Так вот, один чего-то напортачил, кажется, неправильно установил аппаратуру, из-за чего босс сделал ему втык. Оператор пообещал исправиться. Кстати, он рябой, с дырками на щеках, для краткости будем звать его Рябым, босса… Боссом, сойдет, ещё двое… я думаю, им подойдут прозвища Унылый Громила и Палач. Итак, Рябой перенастроил технику, и вот она начала что-то делать — гудеть, дрожать, вибрировать, шевелить и вытягивать усики и щупики. Вы только послушайте, какие они звуки издают!

Шипение, пиликанье, бибиканье, бульканье, они, кстати, ещё выли раньше, потому я и прилетел на шум полицейской сирены, жаль, не воет больше, я б ещё послушал… но к делу! Они светиться начали! А теперь… ух ты! Все тарелки-спутники ка-а-ак нацелились в одно место, ах да, на постамент, тут постамент на боку лежит, так вот, антенны нацелились на тумбу и ка-а-ак выстрелят в неё синими лучами… Сейчас разведаю, что за лучи…»

Пауза. Мир замер, тревожно ожидая возвращения храброго репортера, ушедшего в самое пекло, в горячую точку, под свист пуль и разрывов снарядов, можно сказать…

«Уф, еле увернулся! Я снова с вами, господа слушатели. Лучи-то энергетические, бледно-голубые вблизи, как странно, издалека они казались синими… в общем, в точке схода всех лучей образовалась полупрозрачная голубая сфера, это отсюда она кажется синей, меня не проведешь. Она страшная, по её поверхности шныряют сполохи белых молний… Я не понял. Эти макаки безволосые что, совсем оху… облысели? Простите, дамы. Но, по-моему, только ветры имеют право создавать молнии! Только их бешеные вихри, гигантские муссоны способны сдвинуть с места тонны воздуха и силой трения создать искру, воспламеняющуюся в толще облаков! Это дискриминация, товарищи! Как они смеют перехватывать у нас нашу честную работу?!

Опа… минуточку… Да они смертники, не иначе! Господа, вы не поверите, эти четверо вошли прямо в сферу и… и исчезли! Сама сфера тоже того… схлопнулась, так что дальнейшая судьба тех четверых нам пока не известна. Поговорим о моде и погоде. Хитом сезона стал темно-зеленый оттенок листвы, как вы знаете — сейчас в разгаре лета в гринвичском меридиане преобладают сугубо зеленые тона…»

Альберт Ранкорн, Уолден Макнейр с топором через плечо, Бродерик Боуд и Джон Долиш настороженно осмотрелись по сторонам, сразу с полувзгляда поняв, что портативный портал перенес их на маггловское кладбище. Самого портала — Кубка — нигде не было видно. Зато наличествовало тело. Тело лежало на спине и выкаченными глазами смотрело в небо, на лице трупа был написан смертный ужас. При ближайшем рассмотрении было выяснено, что у трупа сломана шея. Вдобавок ко всему, его опознали Альберт и Уолден. Осторожно потыкав труп длинной рукояткой топора, Уолден растерянно проворчал:

Старт четвёртый. Примирение

Семестр медленно, но верно-непреклонно доползал к концу учебного года. Привычно шкандыбал по школе колченогий Грюм, ругаясь и смачно кроя всех матом. Шарахались дети, «обласканные» кабыздохами и спиногрызами. Причин для плохого настроения у Барти были две: первая — пропали Хвост, Темный Лорд и очень дорогая змея, на которую у хозяина были какие-то очень большие и важные планы. А вторая причина заключалась в том, что ему до икоты осточертела вынужденная инвалидность, и это тем более понятно тому, у кого на самом деле все конечности и глаза на месте, а ты вместо этого почему-то должен изображать одноногого и одноглазого пирата. Ещё бы попугая на плечо с его пиастрами для полного комплекта-косплея Джона Сильвера!

Оборотное зелье мало того, что гадостное на вкус, так ещё и действует недолго, всего по часу, но Барти приходилось принимать его куда чаще, ведь его настоящая нога никуда не девалась в физическом смысле, а лишь укорачивалась на время приема, которое как раз на час и рассчитано. С глазом тоже непонятно что происходило… Во время действия оборотки он как бы скукоживался, вдавливался в глубину глазницы, освобождая место для протеза, отчего Барти тихо офигевал. Потом, по истечении срока, глаз начинал вспухивать и расти, собираясь занять свое законное место. Почувствовав это, Барти тут же срочно доставал фляжку и делал контрольный глоток этой невообразимой гадости со вкусом болотной жижи и дождевых червей. Получив запрет, глаз кукожился и впихивался обратно в глазницу, а бедная нога снова укорачивалась и, как телескоп, складывалась вовнутрь колена — такие, во всяком случае, создавались ощущения-впечатления. И ладно бы на час. Часик потерпеть можно, но не десять же месяцев, мать вашу!!! И разумеется, ничего удивительного не было в том, что к концу года Барти-Грюм окончательно сбесился и на всех кидался, как старый склочный барсук из мультика «Лис и охотничий пёс».

А когда — слава те господи! — закончился год, в кабинет Дамблдора влетел крайне вздрюченный Грюм, по-вороньи прыгнув к столу, с силой грохнул кулаком об стол, впечатывая в столешницу пергамент с увольнительным. Коротко рявкнул:

— Всё! Истек контракт, ухожу!

Дамблдор, однако, воспротивился. Ну ещё бы, снова преподавателя искать на следующий год! Униженно залебезил:

— Ала-а-астор, а может, останешься? Ещё на годик, а?

В ответ раздался такой семиэтажный мат-перемат, что Дамблдора прямо в кресло вжало потоком ругани… и такой-то он, и сякой-то он, и чтоб он облез-перелез до полного обезволосения, и чтоб его расплющило до перелету над Парижем в картонном виде! И вообще, пошел ты на… Дальнейшие слова Грюма были зачириканы фениксом, который весьма своевременно распелся, заглушая что-то там о бычьем члене.

Высказавшись и тем самым отведя душу, экс-мракоборец вышел вон из кабинета, напоследок грохнув дверью о косяк. Из школы Барти удирал, как женщина, которая наконец-то после целой ночи танцев может снять эти опостылевшие бальные туфли на пятнадцатисантиметровых шпильках-каблучках. Настоящего Аластора Грюма Барти вытряхнул из сундука в каком-то портовом рыболовецком городишке, подчистил ему память и слинял, никаких следов не оставив. Вернулся домой, обнял отца и выпнул вон Персиваля Уизли. Ещё и скандал картинно устроил.

— Это что ещё за чмыр? Секретарь? Так я вернулся, и я буду секретарем, а его выгони, папа, чего он тут наш хлебушек жрет???

После чего, подпинивая ногами Винки, блудный сын прошел в комнату к матери, упал на колени перед её креслом и ткнулся лбом ей в живот.

— Я вернулся, мам…

Миссис Крауч нежно улыбнулась, положила легкую ладонь на соломенные волосы сына и ласково спросила:

— Чем ты занимался, сынок?

— Ерундой, мама… — вздохнул Барти. — Ерундой…

Отец, услышав это, неслышно подошел к бару, налил себе виски на два пальца и отпил, мысленно посылая благословение голему, исполнившему роль его сына энное время назад. Спасибо тебе, безымянный песочный человек — одумался сын. Пусть поздно, много лет спустя, но одумался! Теперь можно и пожить спокойно, общественности потом скажем, что Бартик все эти годы провел на материке. Могила? Какая могила? Я никого не хоронил в Азкабане, вы о чем? И никто ничего не докажет, даже если додумаются до эксгумации, всё равно могилка пуста, там всего лишь песок…

***

Послушав удаляющийся стук грюмовой деревянной ноги, Гарри облегченно вздохнул, подтянул лямку рюкзака и, насвистывая веселенький мотивчик английской песенки «Охота на лиса», бодренько зашагал к школьным каретам. То, что Грюм решил уйти, Гарри нисколько не расстроило, не испытывал он к экс-мракоборцу особой привязанности, да и склочная грюмовская натура к себе никак не располагала. Скорей наоборот, старик своими бранью и ругательствами только отшивал всех, отталкивал весь год, словно не желая, чтобы кто-то к нему проникся любовью и обожанием. Невилл и Седрик уже ждали его возле карет. Дождавшись, когда Гарри приблизится, Седрик протянул ему кожаный мешок со словами:

— Держи, Гарри, здесь ровно пятьсот галлеонов.

— Ты что? Не надо, — тут же заотнекивался Гарри. Седрик возразил:

— Ты же сам сказал, что это наша общая победа, а значит, и награду пополам.

— Победа — это одно, а деньги — совсем другое, — продолжал Гарри отбрыкиваться. И вдруг испугался, увидев, с каким разочарованием смотрит на него Седрик, так, словно готовился вот-вот обидеться. Мысленно пнув себя, Гарри поднял руку и взял мешок. Смущенно-виновато спросил:

— А их можно как-нибудь обменять на фунты?

— Можно, — кивнул Седрик. — В Гринготтсе есть обменный пункт.

Повернувшись, он открыл дверцу кареты и забрался в её недра. Гарри и Невилл влезли следом. Расположились напротив Седрика и стали ждать отправки. Мимо их кареты тек народ, проходя вдоль вереницы экипажей, садясь в них по двое-четверо. Подумав об этом, Гарри покосился на свободное место рядом с Седриком. Интересно, а кто к нему сядет, может, Чжоу? А вот и она! Открылась дверь, и в салон заглянула весело улыбающаяся китаяночка. Но её улыбка отчего-то стухла, едва она увидела, что с её возлюбленным сидят двое парней. А Седрик вдруг удивил их, покачав головой и сказав: