Брат мужа. Отдана без прав

Пролог

Я должна была стать женой одного брата, но стала собственностью другого...

Я – девушка из уважаемой, но небогатой кавказской семьи, помолвлена с Асланом Исаевым, наследником влиятельного клана. Наш брак должен был укрепить союз между дружественными семьями, но моя свадьба заканчивается похоронами, а моя белоснежная фата превращается в платок вдовы.

Я толком и не поняла, что произошло. Все случилось в одно мгновение.

Как и полагается невесте, я молча сидела в машине, вспоминая последние слова матери перед тем, как на меня опустилась фата, застилая мир белоснежной дымкой. Свадебный кортеж вез нас в самый дорогой ресторан в регионе. Мой муж Аслан ехал в другой машине со своими друзьями, тогда как рядом со мной сидела моя младшая сестра Карина. Ей шестнадцать.

– Ты похожа на принцессу! – шептала мне на ухо, тыча пальцем в фату. – Но почему такая кислая? Ты же выходишь за самого завидного жениха в республике!

Она что-то щебетала еще, а я, украдкой улыбаясь, прятала смех под фатой. Наш кортеж плавно скользил по серпантину – впереди ехал «Майбах» с Асланом, позади – джипы с охраны и остальные гости.

– Эй, смотри! – вдруг воскликнула Карина, тыча пальцем в окно.

Грузовик.

Огромный «КамАЗ» вывернул из-за поворота на нашей полосе, пылая алыми фарами.

Водитель не собирался тормозить.

– Держитесь! – крикнули нам, отчаянно выворачивая руль.

Удар.

Глухой, животный, как выстрел в упор.

Наш «Мерседес» взлетел, как бумажный. Стекло треснуло паутиной, подушки безопасности хлопнули, осыпая нас белой пудрой. Я ударилась головой об переднее кресло и что-то теплое разлилось по виску, но первое, о чем я подумала:

– Карина!

Как оказалось, я рефлекторно обхватила сестру, заслоняя ее собой.

Но машина Аслана...

Его «Майбах» разорвало надвое, словно консервную банку. Передняя часть – бесформенная груда искореженного металла, задняя – торчала в кювете.

– Аслан!

Я рванулась к двери, но водитель грубо осадил меня.

– Не смотри!

Но я уже видела.

Кровь.

Багровая, липкая, она сочилась из-под обломков, разливаясь зловещей лужей на асфальте.

Где-то завыла сирена.

Не оставалось сомнений, что выжить после такого невозможно. Капот был смят в гармошку, будто сделан не из стали, а из бумаги. Наша машина отделалась относительно легко.

Водитель «КамАЗа», шатаясь, выбежал из кабины, рухнул на колени и, зарывшись руками в волосы, что-то бормотал в слезах, но все заглушали безумный крики, наполнившие воздух.

А потом я заметила его.

Старшего сына Исаевых. Того, кто должен был стать моим деверем. Того, кто по обычаю должен был «развязать» мне язык этим вечером. Брата моего мужа, которого я всегда остерегалась как огня.

Его белоснежная рубашка и дорогой темно-синий костюм были забрызганы кровью. Но лицо… Лицо было холодным, как горный лед.

Исаев Эмирхан. Но в народе его называют… просто Хан.

Я не чувствовала собственных слез, когда начали вытаскивать тела совсем молодых, еще не познавших жизни парней. Хан подошел к накинутой покрывалом фигуре, опустился на корточки, одним взмахом пальцев одернул покрывало и… всмотрелся всего на пару секунд. Но опустил голову так, словно не выдержал увиденного.

Мужская ладонь прижалась ко лбу, вцепившись в собственные волосы, с такой яростью, будто он винил себя…

Вокруг бегали врачи, мужчины успокаивали рыдающих женщин, загоняли в машины, а я с пеленой на глазах смотрела на одинокую фигуру, склонившуюся над покойным братом.

Хан – высокий и плечистый мужчина, но тогда он выглядел так, будто на его плечи упали сами небеса.

Он медленно повернулся к нашей машине, его черные глаза буравили меня сквозь разбитое стекло.

Могла ли я знать, что свою первую брачную ночь проведу с ним?

Глава 1

Мой отец – Ахмедов Султан, порядочный человек. Всю жизнь проработал гос.служащим и состоит в очень тесных, почти братских, отношениях с семьей Исаевых.

Я до конца не верила, что в восемнадцать меня отдадут замуж за двадцатичетырехлетнего Аслана. Мы с мамой готовились к поступлению в вуз, когда к нам пришел в гости Рустам Исаев, мой свекор.

Они с папой долго сидели в гостиной, заперев дверь. А после его ухода я узнала, что меня хотят выдать замуж.

Сопротивлялась ли я? Нет.

Потому что знала, что папа хочет для своих детей лишь добра. Он часто говорил мне и сестре, что очень хочет успеть обустроить нас, пока его время не закончилось. Такие разговоры на кухне всегда вызывали во мне слезы.

Потому что у меня нет брата. Отец женился поздно, и мама родила меня и сестренку Карину. Больше детей рожать у нее не получилось.

Скрепя сердце я согласилась на брак с Асланом, во-первых, потому что мы понравились друг другу. Аслан оказался красивым, воспитанным парнем с благими намерениями. Он всегда встречал меня с улыбкой на свиданиях и дарил мне шикарные букеты, которые я стеснялась заносить домой.

А во-вторых, я сама понимала, что, став невестой в таком роде как Исаевы, я не буду ни в чем нуждаться до конца жизни.

Этот брак был взаимовыгоден. Рустам Исаев сам желал женить поскорее сыновей и не абы на ком. В кавказских семьях часто бывает, что две семьи, которые дружат годами укрепляют родство браком.

Сейчас я нахожусь в доме Исаевых не как невеста, а как вдова.

Я сижу в гостиной, сжимая в руках разорванный край фаты, и ощущая, как реальность покидает меня. Белоснежная ткань, символ чистоты, запятнан прахом и моей кровью. Вокруг разносится скорбный вой женщин, и я боюсь, что рассудок покинет меня.

Сестру отправили домой, а я осталась здесь, среди чужих людей, в атмосфере всеобщей трагедии.

Единственным утешением стало присутствие отца. Он и другие старейшины ведут переговоры в отдельной комнате, исход которых мне неизвестен.

На мне висит клеймо вдовы. Я даже невестой побыть не успела, как хороню мужа.

Тело Аслана завернуто в белый саван и ждет погребения. Пока возились с врачами и сотрудниками силовых ведомств наступила ночь, и старшие отложили погребение к завтрашнему полудню.

Дверь резко распахивается. В проеме, заполняя собой все пространство, стоит Хан.

Теперь уже единственный наследник семьи Исаевых, известный своей суровостью и жесткостью. О нем всегда говорят либо шепотом, либо вообще стараются не упоминать. Настолько разными вырастил их отец.

Хан вошел не как человек, а как лавина, сметающая все на пути.

Он высокий, с мощными широкими плечами. Черты лица резкие, тяжелый подбородок, нос с едва заметной горбинкой. Черные брови придают взгляду постоянное выражение холодной ярости, а глаза цвета горного шторма темные, с желтоватыми вкраплениями. Волосы, как и ухоженная борода, черные густые.

В сжатом до белых костяшек кулаке он держит что-то темное, словно сгусток ночи, испепеляющим взглядом обводит всех присутствующих и кратко приказывает:

В сжатом до белых костяшек кулаке он держит что-то черное, словно сгусток ночи, испепеляющим взглядом обводит всех присутствующих и кратко приказывает:

– Выйдите.

Никто не осмелился возразить. Женщины, окружавшие меня, оплакивавшие кровную потерю, одна за другой поднялись и покинули гостиную, оставив меня на растерзание судьбе.

Я словно приросла к стулу, инстинктивно вжимаюсь в него всем телом. Хан приближается, и его огромная тень накрывает меня целиком, предвещая неминуемую беду.

Тяжелый запах оружия и чего-то неуловимо мужского.

– Вставай, – его голос звучит хрипоточной командой.

Не двигаюсь. Не могу. Колени отказываются слушаться.

Я поднимаю глаза. Хан похож на Аслана, но в его взгляде нет той мягкости, которая так подкупала меня в женихе. Только лед и... что-то еще. Яростное. Животное.

– Ты станешь моей женой, – он бросает эти слова, как приговор.

– Что? – я вскакиваю на ноги, фата словно символ утраченной свободы, соскользнула на пол, образуя жалкий белый комок. Я что сошла сума? Мне послышалось? – Это невозможно! Я...

Хан, словно хищник, резко хватает меня за подбородок, заставив замолчать. Его пальцы впились в кожу, причиняя боль.

– По нашему обычаю, вдова переходит к старшему брату. Ты теперь собственность семьи Исаевых.

В дверях появляется мой отец с серым лицом от горя. Хан отпускает меня.

– Айла, я..., – отец мнется, будто не может подобрать слов.

– Папа? – глаза наполняются слезами. – Что это он говорит? Это правда? Ты согласился?

Отец опускает голову как прокаженный.

– Это закон гор. Я не могу...

Хан перебивает его.

– Твой отец уже подписал бумаги, – затем его лицо расползается в подобии хищной ухмылки. – Мы, Исаевы, всегда страхуем свои инвестиции.

Глава 2

По древним обычаям гор – если жених погибает, его невеста переходит к старшему брату. Но я не хотела быть женой Хана.

Я стала его пленницей, врагом и... проклятием.

Рассвет окрасил горы в кровавые тона, когда меня как есть в свадебном платье повели в большой зал в доме Исаевых. Воздух густой от запаха горящей кофейной гущи и горькой полыни как будто сама природа оплакивает то, что должно было случиться. Каждый шаг отзывался болью в моих сведенных судорогой ногах, будто земля не хотела отпускать меня.

Отец идет сзади, и я чувствую на спине ледяное прикосновение его оружия – не физическое, но от этого еще более пронзительное.

«Ты знаешь, что случится, если ослушаешься» его шепот звенит в ушах громче утреннего азана.

Двери зала распахнулись с глухим стуком.

Я шагнула вперед и почувствовала, как острая боль пронзает виски – это не свадьба. Это медленная, мучительная казнь, растянутая на целую жизнь.

Зал, предназначенный для торжества, ослепляет траурной чернотой – тяжелые ленты, грубо наброшенные на праздничные гирлянды, словно саваном накрыли веселье. Музыка умерла, уступив место гулкому шепоту старейшин.

– Вдова…

– Проклятие…

– Должна искупить…

Я поднимаю покрасневшие от слез глаза.

Хан стоит напротив большого окна с таким видом, будто присутствует на собственной казни. Черный костюм обрисовывает его широкие плечи, пистолет на поясе сверкает, как пасть хищника. Его пальцы нервно перебирают рукоять оружия и от этого зрелища у меня в горле встает ком.

Но когда он поворачивает голову, я быстро отвожу свой взгляд.

Кроме нас и наших семей, в зале присутствует только мулла.

– Иди, – отец толкает меня в спину.

Шаг. Ноги не слушаются.

Шаг. Воздух как кисель.

Шаг. Сердце – побитая собака в груди.

Но я дошла. Встаю рядом с Ханом, чувствую его агрессивно-подавляющую энергию на себе.

Мулла забормотал молитву, но слова рассыпаются, не долетая до моего сознания. Взгляд падает на руки Хана – широкие, сильные. Серебряный перстень с фамильным гербом на мизинце. Этими руками он будет прикасаться ко мне. Снимать белоснежное платье. Требовать то, что жена обязана давать мужу. Беспрекословно.

Хан вдруг резко поворачивает голову.

Я не знаю о чем он думает сейчас. Зачем он согласился на это безумие? Одно его слово «нет» – и всего этого бы не случилось. Я бы вернулась в отчий дом и каждый… зажил бы своей жизнью.

– Повторяй, – шипит он, когда мулла протянул мне слова клятвы.

Слезы против воли брызгают из глаз, я открываю рот, но горло сдавило так, что не получается произнести ни звука.

В зале начались перешептывания.

Хан вдруг цепляется за мое запястье и от его прикосновения кожа горит как от ожога на морозе.

– Ты думаешь, он бы хотел, чтобы ты сдохла там? – его голос рвется, как проволока. – Теперь ты моя. Живи с этим.

Я задрожала сильнее. Аслан не выбирал смерть. Но я... я выбираю жизнь.

Поэтому киваю в знак согласия.

Сдаюсь.

Когда мулла объявляет нас мужем и женой, мужчины скупо поздравляют друг друга и спешно покидают зал.

Я остаюсь на месте, посреди роскошного зала, где должна была стоять невестой в свадебном платье. Внезапно порыв ветра срывает с меня шаль вдовы, обнажая распущенные локоны. На мгновение мой взгляд встречается с взглядом Хана, застывшего у выхода. Он смотрит на меня тяжело и пристально.

Он задерживается на мне слишком долго. В его темных глазах я прочитала всю гамму чувств – злость, презрение и… что-то еще, неуловимое.

Но на сердце – его мертвый брат.

И мы оба знаем – это не брак.

Это пытка.