Бродяга (тихий город)

Глва 1

Пролог.

Не знаю с чего и начать? Надо бы с главного и интересного. Кто бы ещё подсказал что в моей жизни главное, а что интересное? Ну да ладно, попробую как смогу, а Вы сами решайте.

Родителей у меня нет, подкидыш я. Гринька-Колченогий нашёл замотанного в тряпки младенца, отыскал в кустах у дороги и притащил в посёлок мусорщиков. Обменял меня на выпивку у торгаша Варга.

Гриньку - Колченогого в посёлке все сторонились, обходили десятой дорогой. Любил Гринька навеселе кулаками помахать, а веселился (пил кислую) и дрался каждый день. Без меры выпивал мой спаситель. Кулаки у Гриньки как молоты в кузне, шарахнет по столу, доски трещал, ломаются. Трудно Гриньке отказать, да ещё когда тот страдает похмельем. Расщедрился торгаш на три кувшина кислой, отмерял Гриньке две косицы вяленого мяса, пять пригоршней солёных орехов и поношенные ботинки. Давно это было, лет двадцать назад.

Сейчас другие времена, суровые. За найдёныша если и дают, то всё больше по башке, и под замок в холодный погреб. Но это если сильно повезёт и найдутся заступники. А нет, так взашей из посёлка вытолкают. Могут забить насмерть, и ещё неизвестно что хуже? Пришибут - быстрая смерть. За забором - долгая. От того и обходят подкидышей и найдёнышей десятой дорогой.

Слыхал я разное о брошенных младенцах. Люди всякое болтают, страшные истории рассказывают. Вот к примеру - болотный люд своего выкормыша подбросит. Подрастёт малец, сил наберётся и передушит всё поселение. А ещё, в наших краях живут ворожеи, эти куда хитрей и опасней болотников. Мерзкие старухи ворожбой сильны. Гадкие отвары да настойки умеют делать. Дурным зельем дитя опоят да на тропе покладут. Сердобольная баба или мужик подберут ребёночка, в избу принесут. Малыша уже не спасти, а беда долго ждать не заставит. Мор нападёт или всякая дрянь с омутов да гнилых ям к частоколу полезет. Сам я всего этого не видел, но людям верю. Не станут они врать и наводить напраслину.

Вот и выходит - спасибо родителям, появился я на свет в нужное время. Потому-то и не сгинул на окраине, и мусорщики не прибили вместе с Гринькой-Колченогим. Он хоть и крепок на кулаки, но против пули и ножа не устоит.

Искатель из Гриньки так себе, далеко не ходил, рылся в мусоре неподалёку от посёлка. Хлам собирал, обменивал находки у Варга, тем и жил. На еду и выпивку хватало. С чего вдруг ему вздумалось сунуться в город я не знаю. Там и трезвому не безопасно, а пьяному, да ещё и хроменькому на каждом шагу смерть в спину пальцем тычет. Пропал Гринька в Тихом, лет десять назад как ушёл да, так и не вернулся. Жалко Гриньку, хороший был мужик. Не давал меня в обиду, во всём был заступником.

1

Третий день идёт дождь, небо как мешок у нерадивого торговца, всё что в него падает тут же вываливается через дыры. Дожди в наших краях не редкость, но хуже всего это ветер. Резкий он, холодный, бьёт плетью сквозняков, толкает на острые камни, воет как голодный зверь в чёрных провалах разбитых окон. Он здесь хозяин, всё ветру дозволено. Гремит кусками железа, гудит в печных трубах, раскачивает ржавые фонари. Никто его не догонит и не поймает, да и не встречал я охочих за ветром гоняться.

Тихий город умело и быстро убивает чужаков. Побрёл нехоженой тропой – зверьё зубастое сожрёт даже днём. Тронул не тот камень – стена обвалится. Свалился в яму, а там жёлтый туман за горло ухватит и уже не отпустит. Не успел до темноты в лёжке залечь - верная смерть. Когда пропадают тени зверьё главный враг, унюхают не убежишь. Как не крути, а пришлым по руинам гулять не долго.

Врать не стану, Тихий город и завсегдатай не особо-то жалует. Живём по его законам, придерживаемся не писаных правил – днём, осторожно не поднимая шум в уцелевшие дома забираемся, всякие нужности достаём. Ночью, в лёжках да схронах отсиживаемся. В Тихом и наш брат пропадает, уходят люди и не возвращаются.

***

Так сложилось, в друзьях-приятелях держу не многих, по пальцам сосчитать можно. Они, Бродягой кличут. Для всех других я Заитал. Имя мне дали редкое, не встречал я тёзок. Возможно, мусорщики специально под меня его придумали, а может и кто-то другой, ещё до них постарался. Да вот только смысл от этого не меняется. Заитал - уже не чужой, но ещё и не свой. Вот такое мне имя на совете посёлка дали. Так и живу с двумя, Заитал -Бродяга. Но я не в обиде, так даже лучше. По оклику не сложно понять кто позвал, свой или чужой?

Бродягой, меня Гринька нарёк. Частенько я убегал от торгаша Варга, ночевал у Гриньки в сарайчике с дырявой крышей. Но ещё чаще бродяжничал. Подкармливался на рынке, спал в заброшенных домах. Убегал, потому как в питейной жилось не сладко. К подзатыльникам и пинкам сызмальства приучили. Варг руки не распускал, Гриньку боялся, а вот его сыновья всем скопом мутузили. Да и Лукерья жена торгаша тоже не жаловала, мокрой тряпкой охаживала. Невзлюбила она меня, криворуким выродком обзывала.

Спозаранку до поздней ночи я на семейство Варга батрачил. На окраинах хворост собирал. В питейной посуду, полы мыл, за скотиной в хлеву прибирался, там и жил, спал на сеновале. Пропал Гринька, сгинул в Тихом, тут-то торгаш и осмелел. За малейшую провинность бил палкой. Спасибо кузнец Акан вступился, дал за меня два десятка патронов и забрал к себе в кузню. Днём чем мог, тем и помогал в кузне, на ночь уходил в Гринькин сарайчик что стоит у самых ворот. Подрос, набрался сил. Возле огня и железа быстро крепчаешь. Поначалу уголь таскал, горн раздувал, молоточком по разогретым чуть ли не до бела железкам легонько тюкал. Вровень с калиткой поднялся, Акан доверил молоток побольше. Многому я у дядьки Акана научился. Умелый он кузнец и мужик хороший. Да вот беда, не молчит Акан на совете посёлка, говорит всё что думает. Ругает старосту и его прихвостней бранными словами. Своевольничают они, обдирают поселенцев до последней нитки, а несогласных за ворота выдворяют. Устал дядька Акан мириться с самодурством старосты и бесчинством совета. Обменял кузню на воз разного добра, запряг Черноносого и на рассвете уехал из поселения. Куда отправился не сказал. Он уехал, а я остался.

Глава 2

- Стой! Кто идёт!? – Окликнули сверху. - Назовись!!!

- Открывай ворота! Бродяга я! – Ответ получился не особо приветливый, запыхался.

- Да тут кого не спроси, все бродяги! Ты имя назови! – Ответили с издёвкой.

- Заитал я!!! Из посёлка мусорщиков. – Пришлось помахать рукой, и нацепить улыбку. Понятное дело, сверху её не видно. Но всё же, а вдруг?

- Карлуха! – Проревели зычным басом. Ветер гудит сдувает слова, плохо слышно. - Ступай вниз, погляди, что за птицу к нам занесло?!

- Эй, наверху?! – Прокричал, срывая горло. Признаюсь, такой ответ меня насторожил. - Вы часом кислой не перебрали?! Открывайте ворота! Нашли время дурачиться!

- А если не откроем?! – Пробасили совсем не приветливо. – Приступом возьмёшь?! – Громкий смех вперемешку с бранью, двух, возможно и всех четырёх лужёных глоток. Похоже, караульные попивают кислую, весело им. А вот мне совсем грустно. Мокро под открытым небом, ветер холодный, пронизывает до костей. Заскрипели несмазанные петли, отварилась небольшая калитка в крепких, железных воротах.

- Здорово Бродяга. Заходи. – Прохрипели из чёрной дыры. – Оружие не тащи в контору. Оставь у Носатого.

- Что за придурки наверху? – Такого «радушного» приёма, я не встречал в этом месте. Карлуха, он же Коротун, прячется в тени, с его-то малым ростом это не сложно. У входа не горят лампы, да и менял что первыми встречают искателей тоже нет. Не припомню я такого дня что бы менялы бездельничали.

- Привет. – Коротун добавил света масляной лампой, вытер о штаны руку и протянул мне ладошку. Потёртая кожаная куртка висит мешком, старые заплатанные штаны волочатся по земле. В своём убранстве, низкорослый приятель выглядит большим серым пятном.

- Привет. А чего темно? – Пожимая руку спросил я и принюхался. Керосином даже и не пахнет, а вот нечистотами из отхожего места и хлева разит как никогда раньше. В прошлый мой приход, тоже подванивало, но не так сильно.

- Не знаю. – Карлуха поднял лампу над головой. - Ты проходи не стесняйся. Отойди, я дверь запру.

- Ага, запирай. – Отошёл чуть в сторону, заглянул в темноту коридора. Черны-черно хоть глаз выколи. Потоптался я на месте и спросил. – Колесо крутить некому? Темно точно в склепе. Ушастые подохли?

- Живые, что с ними будет? – Поведал Карлуха с большой неохотой. – Крутят, куда они денутся?

- И где свет? Почему светильники не горят?

- Ты у Гундосого спроси. Это его забота лампы менять.

- Спрошу, обязательно спрошу. Но чуть позже. Как Шванька поживает? Всё ли у неё ладно?

- И ладно и сытно. Нам с тобою так не жить. – Карлуха лукаво улыбнулся и взялся запирать калитку. – Гости у Шваньки и её девок. Все комнаты заняты, не протолкнёшься.

- Что за гости? - За спиной брякнул тяжёлый засов. Где-то в глубине Бочки проблеяли, громко завизжали напуганные грохотом животные.

- Пришлые к нам заглянули, да так и остались. С виду ничего, спокойные. – Сообщил Карлуха и подёргал за мой мешок. - Платят патронами и консервами. А ты чего нарыл? Есть что-то интересное?

- Да так, мелочи разные.

- Будет врать-то. – Не поверил Коротун. - Что бы у тебя и мелочи?

- День не задался.

- Бывает. – С участием выдохнул Карлуха и подбодрил. – Ничего, в другой раз повезёт.

- Стало быть Шванька нынче в наваре. При патронах?

- Ага. – Низкорослый улыбается, выставил напоказ кривые, жёлтые зубы. – Пару сотен ещё днём девицы заработали. Патроны новые, в бумажных обёртках, жиром измазаны. По тридцать штук в каждой пачке. А ещё, пришлые огромную коробку хрустяшек девкам подарили. Хлеб такой, сушёный, в шуршащей обёртке. Они его галетами называют. Сам-то он вкусный, а вот пахнет не очень.

- А может, не ходить в контору? У Шваньки добро скину? – Встряхнул мешком, послышался тихий звон. – У неё и обменяю своё барахлишко.

- Идея хорошая, но. – Карлуха пожимает плечами, глядит на меня с ухмылкой, ковыряет пальцем в ухе. – Прознают в канторе, пускать перестанут. Оно тебе нужно?

- И то верно. Та же Шванька и растрезвонит.

- Не знаю, как Шванька, а вот её девицы, языки распустят. С добром распрощаться не успеешь, а в конторе уже прознают. – Карлуха подмигнул. – Ступай. Сменяй барахло и сразу к Шваньке. Я договорюсь. Ну, так что, по рукам? – Коротун протянул ладонь. - Два патрона, и ты без очереди на чистых простынях с девицей кувыркаешься. Тебе какую, беленькую или чернявую?

- Лучше беленькую, хотя…

- А бери обеих. Гони пять патронов.

- Уже пять? Наглеешь Карлуха?

- А чего сразу наглею? – Низкорослый захлопал глазищами, а они у него большие. – Ты что, глухой? Гости у Шваньки, свободных девиц нет. Думай быстрей.

- Сначала в контору.

- Верное решение. Беги. Только гляди, не засиживайся. Шванькины девки сегодня в большом спросе. – Не теряя надежды заработать патроны предупредил Коротун. – Ладно, ступай к Носатому. Ружьишко там оставь. Да и ножичек, тоже выложи. Сейчас с этим строго.

Глава 3

Как выбрались из нужника в Чёрный овраг помню смутно. Голова тяжёлая, от смрада нечистот кишки выворачивает. Знай я раньше во что выльется Гунькин план, отыскал бы другую лазейку. Это не сточная яма, а лабиринт какой-то. Бесконечные коридоры, повороты, тупики, я и не догадывался что под Бочкой столько всего нарыто. Арочные тоннели из кирпича, ливнёвки, колодцы, краны, вентиля, трубы, какая же это Бочка для керосина? Здесь, всё как в подвалах под Тихим. Идём мы по колено в дерьме, уже через четверть часа я потерялся во времени и пространстве. Не понимаю куда иду и зачем?

Воняет до умопомрачения, в голове неразбериха. Минькины разносолы к горлу поднимаются. Перед глазами всё плывёт, а по голове точно кувалдой охаживают. В башке стучит, гремит, как в кузне дядьки Акана. Состояние я вам скажу отвратительное. А тут ещё новенькая винтовка как-то не к месту пришлась. Штука хорошая, но уж больно длинная, за всё цепляется. Куда не глянь паутина, лохматые корни свисают точно верёвки, на голову зловонная жижа капает. Бредём наугад, подсвечиваем путь масляной лампой. Ходим, бродим и заплутали, да оно и понятно почему? Не доводилась нам гулять под нужником. Ноги едва волочём, руками за стены держимся, везде грязь, нечистоты. Уже и надежду потеряли. А тут сквознячком потянуло. Дышать стало легче, только вот дерьма заметно прибавилось. Торбу и Карлуху тащим поочерёдно. Иду и уже не надеюсь, что выберусь.

Из-за больной головы позабыл рассказать. Карлуху мы с собою взяли. Он-то и помог выбраться на свежий воздух. Побили его гости незваные. Отыскали спящего в сене, растолкали и отмутузили. Пистолет Карлуха стащил, за это и отгрёб. А что бы ещё чего не вытворил, его у клозета к опорному столбу привязали. Мало того, что избили, так ещё и на голову мешок надели. Пролезли мы в дыры нужника, Карлуху спустили на верёвке.

Взвалил Гунька мелкого на плечо и понёс. Ну не оставлять же его на верную погибель? Оклемался Карлуха, пришёл в себя и поведал про запертую решётку на выходе из сточной ямы. Мы к ней, пока мелкий был в отключке, дважды выходили. Да вот открыть не смогли, замок на ней амбарный. От зверья решётка, железные прутья толстые. Повезло нам с Коротуном, он-то и указал верный путь. Не сразу конечно. Далеко забрели, даже Карлуха не сразу разобрался где мы? Подсказал Коротун как уберечься от смрада. Тряпками лица прикрыли, дышать стало легче. Но и намучились мы с мелким не мало. Торба с провизией неподъёмная, Карлуха тоже не пушинка. В яме нам по пояс, а ему по самое горло, вот и тащим низкорослого на себе. Но я не в обиде, даже благодарен, за такую ношу.

Как оказалось, состоял Карлуха при отхожем месте главным. Чистил его. Держал своё ремесло в тайне, стыдился. Раз в неделю, ранним утром уходил на чистку, возвращался затемно. Ключик от добротного амбарного замка что выход запирает, при себе держит. Этим ключиком и открыли замок, выбрались на свободу.

Долго отлёживались в ярочке, отхаркивали прогулку. Небо тучами затянуто, идёт дождь, сильный, проливной. Спасибо непогоде, с крыши Бочки нас невидно, да и выбрались мы не близко. Не страшна погоня, да и кому мы нужны? В сумерках, да ещё и в такую непогоду, выходить за ворота только безумец осмелится.

Полежали, отдышались и побрели куда подальше от сточной ямы. За холмом что порос высокими кустами и трухлявыми пнями, лёжка имеется. Охотники в ней мясо коптят, а по ночам от зверья прячутся. Захаживал я к ним и не один раз, товаром менялись. Тогда я и помыслить не мог – в коптильне найду спасение. По-хорошему, налегке и бегом, до моего схрона в лесу, час с небольшим. Там, и чистая одежда, и ботинки не новые, но сухие припрятаны. Да вот беда, не по пути, и не поспеть нам в лёжку. Ночь ждать не станет.

Вымотала нас сточная яма, все силы забрала. Карлуха едва ноги переставляет. Михалыч позади всех тащится, носом клюёт. Позеленел весь, через каждые десять шагов останавливается, плюётся, кашляет. Плохое дело, спешить нужно, а мы как ожиревшие ползуны волочемся.

- Бродяга. – Позвал Гунька. Первым он взобрался на холм, упал на колени, глядит на пройденный путь. – Ты смотри, что твориться? Не уж-то из-за нас столько шума?

- Да кому мы нужны? – Ответил и присел на траву. С крыши Бочки, сумрак дождливого вечера режут лучи света. Не факельные, не языки костров. Посечённые и побитые дождём полосы, размазанными пятнами шарят по округе.

- Прожектора это. – Усевшись на пень заговорил Михалыч. Грязный, понурый, но уже не такой зелёный как час назад. – Ветеринар сволочь. – Вытирая с лица дождевую воду прохрипел Михалыч. – А говорил аккумуляторы издохли. И тут соврал гадина.

- Кто издох? – Спросил Гунька, но Михалыч не ответил. Глядит суровый мужик в сторону огней и громко сопит.

От Бочки послышалась стрельба. Ветер донёс хлопки, прогремели разрывы. Бьют куда-то вниз, то по одну, то по другую сторону Бочки.

- Меня хватились. – Брякнул Карлуха приглаживает ладонью мокрую копну волос.

- Чего гадать? Ищут, не ищут, нам-то какая разница? Мы здесь, они там. Бурелом обойдём, до лёжки рукой подать. Хватит валяться, уходим. – Поторопил друзей-приятелей. – Зверьё отпугивают. Вот и палят патронов не жалеют. Пошли мужики, ночь совсем близко.

- Ага. – Согласился Гунька. – Патронов у них хоть завались. Айда мужики. Спешить нужно. Шипари твари свирепые, для них самое время охотиться. Да и погодка в самый раз. Уносим ноги пока совсем не стемнело.

***

В лёжку залезли из последних сил, куда не глянь темень непроглядная. Завинтили тяжёлый люк-крышку и попадали на деревянные лежаки. Даже лампу зажигать не стали. Так и уснули, мокрые, вонючие и грязные.

Глава 4

Идём, бредём тяжело и медленно. Хуже всех Сюнделю, тащит девку. После травки что я ей дал, перестала улыбаться и свалилась как подкошенная. Тогда-то Сюндель и взвалил её себе на плечо. Вот уж удружили болотники с травкой, могли бы и предупредить.

Врать не стану, и мне не легко. Винтовку Михалыч не забрал, хотя и грозился. Лучше бы она у него осталась, уж больно большая и неудобная для прогулок по болоту. А тут ещё Карлуха будь он неладен. Ростом не вышел мой приятель для таких путешествий. Едва ноги волочит, мешок не бросает точно прирос к нему. Ноет мелкий, жалуется на свою гадкую жизнь. А я, слушаю и тащу его за собою. Там, где глубоко несу на себе. Бусики из ракушек вещица хлопотная, а когда Карлуха на спине едет, хоть вой. Шею они царапают. Хотел было снять и в мешок спрятать. Поймал на себе осуждающий взгляд болотника и передумал. Что же мне теперь с этими ракушками до скончания дней мучиться?

Всё же странная у нас компания. Сюндель с девкой на спине, я за Карлухой приглядываю. Михалыч с Гунькой обособились. Идут вслед за ластоногим, нам не помогают.

Лезу по болоту, гляжу по сторонам, дорогу запоминаю. Места не знакомые, не бывал я здесь раньше. Тревожно мне, запах от нас по всей округе разлетелся. Толпой в болото полезли, широкий след оставляем. Как бы зверьё не унюхало? Болотник, как и я во все стороны башкой вертит, останавливается, слушает. Кому как ни ему знать, кто в этих краях главный хозяин? Болотный рвака прячется в тине. Знать бы ещё где? Ухватит за ногу и утащит в яму. В таких как это местах и без рваки зверья хватает. Кто жалит, кто кусает, встречаются и с фантазией. Тот же остронос. Хитрая тварь, терпеливая. Не такой крупный как рвака, но выдумщик ещё тот. Ткнёт носом, уколет совсем чуть-чуть, так сразу и не поймёшь, что случилось? На болоте всякое случается, можно о корягу или корень пораниться. Кровь, как не старайся не остановишь. Остронос позади бредёт, выжидает, нападать не торопится. Зачем ему это? Свалишься, тогда и узнаешь кто на болоте хозяин.

Темнеть начало, вышли к знакомому мне месту. Комаров, мошек, жучков и букашек, тьма тьмущая. Гудят, роятся.

Деревянная лачуга стоит посреди болота, старая, обветшалая. Чёрные сваи, крыша из тростника поросла мхом и низенькими кустами. Не зная с какой стороны подойти, пройдёшь в двух шагах и не заметишь. Вокруг хибары рогоз, а на воде большущие красно-жёлтые цветы баюки. Вонь от них стоит ужасная, точь-в-точь как в отхожем месте. На этот запах и летят жучки и букашки.

Вывел нас болотник к избушке, развернулся и ушёл не попрощавшись. Проводил я его взглядом, не теряю надежды, может хоть рукой помашет. Не помахал. Ну и ладно, я не гордый, переживу.

С большим трудом взобрались по скользким, скрипучим сходням и повалились на доски помоста. Болото я вам скажу - это куда хуже бурелома и сухостоя вместе взятых. Там посидеть, да отлежаться можно. В болоте останавливаться нельзя, увязнешь. Ноги преют, царапины да укусы грозят большими неприятностями.

Чуток отлежались, перевели дух. Отворили кособокую дверь и вошли под крышу. Снял бусики, подарок болотников спрятал в мешок. Здорово они мне шею исцарапали и натёрли. Надо бы мазью смазать. Но это чуть позже, обустроимся тогда и подлечусь.

***

- Да уж. – Подсвечивая спичкой изрёк Михалыч. Стены у входа в плесени, на полу мох разросся волдырями, досок совсем не видно. – Апартаменты люкс, для бомжей. – Всматриваясь в черноту заключил Михалыч и брезгливо добавил. - Воняет так же.

- Каких бомжей? – Укладывая у двери вещи, спросил Гунька. – Кто они такие?

- Странный ты мужик Гунька. – Прикуривая от угасающей спички выдохнул Сюндель. – Стало быть, апартаменты люкс для тебя не в новость. А вот про бомжей, разузнать хочешь. С чего вдруг?

- Отвяжись. – Вступился Михалыч. – За девкой приглядывай. – Огонёк погас, Михалыч зажёг спичку прошёл чуть дальше. – Не цепляйся к Гуньке. Дурочку обхаживай. Хорошо попросишь, глядишь и согреет ночью.

- А в рыло? – Сюндель до хруста сжал кулаки. – Ты за метлой следи. Фильтруй базар.

- А-то что? – Спичка погасла, Михалыч потерялся, растворился во тьме.

- Пошли за хворостом. – Позвал я Серёгу-Сюнделя и потянул его за рукав.

- Ты ступай. Я догоню. – Сюньдель одёрнул руку и прорычал. – Нарываешься Михалыч?

- Угомонись. – Донеслось из темноты дальнего угла. – Хочешь вернуться домой, прикуси язык.

- А если не хочу? – Прошипел Сюндель. – Что тогда?

- Оба заткнитесь! – Гаркнул я. – Сюндель. Уложи девку ближе к печи. В углу найдёшь шкуры. Укрой и выходи на помост. А ты. – Прошёл я на свет спички. Михалыч её зажёг. – Наведите здесь порядок. Гунька! Займитесь делом.

- Бродяга, ты чего злишься? – Заговорил Гунька.

- Ничего. Отыщи лампу. Там она. – Указал пальцем. – Выйдем, плотно дверь затвори. Комары налетят. – Сказал строго и пошёл к выходу. Следом побрёл и Сюндель.

- Я с вами. – Отозвался Карлуха.

- Откуда здесь хворост? – Спросил Сюндель. Уселся на доски, свесил ноги к самой воде, загребает носками мокрых ботинок болотную траву. Курит приятель, отгоняет рукой мошек. Квакают лягушки, пищат комары. Где-то в зарослях ухает птица. Сумерки над головой, отяжелело небо.

- Неподалёку остров. – Сообщил и поглядел в нужную сторону. - Там и хворост и коряжник.