Бромистый калий

Пар. Мир окутан паром. Он восходит из морских пучин и мягким одеялом укрывает весь бренный земной шар. В небе можно увидеть облака, а в городе туман, застывший в воздухе перед лицом своей неминуемой кончины от ярких лучей жаркого солнца. Так слякоти противостоит жар гелиевого гиганта. В такой день, когда город Романской соединяет в атмосфере своего бытия комбинацию жаркого полдня и при этом дождя, начинает происходить действо, подобное тому, что люди называют, я думаю, мраком.

Паури держит свой курс точно на восход. Он давит ногами мокрую брусчатку, идя по Докторской улице, а слепой дождь мешает ему расслабиться. Напряжение в его сознании давит, угнетает и вместе с тем звуки капель расстреливают барабанные перепонки быстрой дробью. Миллионы частиц этой светящейся от солнца воды, падая перед взором наблюдателя создают подобие помех на экране старого телевизора. Паури словно во сне, словно в кино наблюдает за происходящим и голова его пуста от того что мыслям не из чего явиться на свет. От этого напряжения внешнего шума и внутренней тишины разума, существование кажется ему довольно неприятным. Но это не столь важно ему, как можно подумать.

Путь странника проходит через весь человеческий муравейник, через узкие улицы и переулки. Конец ему наступает там, где дома высотой одного этажа и даже уходят под землю. Там дом Паури, тихий и уютный. Дом, что является для его хозяина уголкои покоя и умиротворения. Это здание выделяется средь остальных, оно возвышается на голову выше соседей и окружено маленькой садовой зоной. Территорию маленького поместия отделяет от соседей деревянный заборчик.

Конечная точка маршрута достигнута и Паури проходит в ворота, заходит в дом, после чего закрывает насквозь промокший шёлковый зонтик. Оставляя у входа лакированные туфли, он делает глубокий вдох и его тело окутывает тепло. «Вот здесь жизнь»: думает он медленно выдыхая. Ти-ши-на…

Лучи солнца проходя через ставни окон теряют свой цвет и становятся серыми. Запомните: пыль в уголке тишины --- вещь вечная, даже стёкла от неё уже потеряли свою прозрачность. Выглядит это место умиротворённо, но для стороннего наблюдателя в воздухе чувствуется лёгкий дух старости.

Паури зажигает огонь своей печи и вскорее тёплый кофе уже стоял на столе и давал немного атмосферы уюта. Вот-вот в этом месте станет относительно людно, так он думал.

Минутой позже в дом вошла девушка. Не молвив ни одного слова, она прошла на аромат бразильского производства в зал. Паури смотрел в кружку своего напитка и даже не взглянул на гостью. Это была хорошо ему знакомая особа, одетая в брюки и зелёную рубашку. Её бледноватая кожа, растрепанные волосы, синие глаза. Малейшую деталь этого образа Паури знал как свои пять пальцев. От того и надобности поднимать глаза он не видел, а продолжал наблюдать за пенкой свежего эспрессо.

Карла села на красный диван около Паури. Там её ожидала своя кружка.

Молчание держалось долго. Оно было невероятно приятно, ведь для обоих разговор был чаще вынужденной мерой, а не тем занятием от которого получаешь удовольствие. Когда чаши опустели Паури всё же встал и молвил слово.

—Мне сказать нечего, не мой сегодня день.

—И что случилось?— без удивления спросила девушка.

—День такой, не знаю даже как объяснить. Чувствую себя не на своем месте. Ещё чашечку наливать?— он поднял со стола кружку

—Да, пожалуйста.

—Скорее я просто устал или слегка заскучал, хотя дураку и этот не понять,—продолжал Паури уходя медленным шагом в соседнюю комнату—скука, я налью кофе.

—Мда, интересная вещь, эта твоя скука, она, как проблема, такая жалкая из-за своей ничтожности. Но, всё-таки, не только у тебя сегодня проблемы. Я тоже не в юморе. Затопило пригородный район. Теперь в министерстве переполох, какого я себе и представить раньше не могла.

—Мои проблемы явно беззаботнее твоих так-то,— беззаботно размешивая сахар подытожил диалог хозяин пира.

Паури зашёл назад в зал с угощениями и сел на пыльный диван. Вечер прошел без каких бы то ни было происшествий. Минул быстро, даже незаметно. Карла не спешила уходить, а всё продолжала жаловаться на свою работу, но к полночи она мгновенно села в такси и уехала домой.

Паури направился в постель и долго не мог уснуть. Его волновал вопрос затопления города. Своей целью на этот день он поставил решение этой проблемы, а теперь из-за этого схватил бессонницу и всё никак не мог оставить эти мысли. Глаза его закрывались, дыхание успокаивалось. Сон окутывал его с головы до ног, и каждый раз отступал в даль. В это мгновение по телу проносился холод, а сердцебиение учащалось, глаза бегали во все стороны.

Воскресное утро началось поздно, далеко за обед. Мир снаружи дома выглядел так же, как и вчера. Бог явно не осветил эти земли. Лучшее место для завтрака — высокая колокольня. Виды оттуда отрываются просто прекрасные, даже в дождь. Маленькими шажками по большим ступеням он поднялся на верхушку башни. Местоположение её было просто идеально: центр города, что отстроен на горе, а на самой высокой точке величественный кирпичный и нерушимый форпост. Паури сел на самый край цокольного этажа и убрал зонтик. Во время трапезы он думал о улицах города. Они выглядели точно следы протектора, оставленные машиной в грязи. Дав свободу фантазии, можно было легко вообразить себе этот титанический автомобиль, чем он от своего детского характера и занялся.

Город был словно Петербург, лишь одно его отличало от культурной столицы — из туч что-то капало, а солнце светило, хоть и слабо, но весь день. Люди ходили без зонтов, их не пугал ливень. В любом заведении города их, даже промокшими, принимали с радостью. Одно иногда удивляло Паури, каким образом люди палят табак, спички не сыреют, а сигарету не заливает каплями? Но спрашивать всегда было некультурно, можно было показаться дураком со стороны или же ума лишённым. Это не мешало продолжать жить интересу к данному вопросу, хотя и он беспокоил редко.

В раздумьях он покинул место обеда, вызвал такси. Водитель вёл непринуждённый разговор по телефону. Как-то раз в министерстве он услышал о теории фен-шуя. Сейчас об этом ему напомнила фраза шофёра. Его явно радовала эта беседа, он с радостью в глазах, увлечённо спорил с кем-то о надобности убрать мандариновое дерево с его спальни. "А ведь в доме долго быть чисто... Может и попробовать убрать? Говорят это притягивает удачу"— думал пассажир.

Блеяние

Несвязный бред. Тихий шепот, шипящие звуки ветра меж губ. Павшего на колени Паури, удвоив по макушке, прервала Карла:

—Я могу у тебя просохнуть? Так быстро полил, что даже среагировать на него не успела. Проклятые ливни... Паури!

Он явно витал в облаках и не мог избавиться от потока мыслей в своей голове, от постоянных вопросов самому себе.

—Ты кто?

—Вообще головой перестал думать? Не узнал меня?

—Кто ты черт подери?

—Да не тупи, будто первый день знакомы, тебя по голове удалили? Быстрее, пошли в дом, вставай!— зло крикнула девушка и схватила его за руку.

Вдвоем они прошли обитель. По обычаю, по своей привычке, Паури тут же направился к плите. Его сознание было будто бы в тумане, руки тряслись, но холодный разум твердо говорил ему, что ничего страшного вокруг нет, даже при том, что ты чувствуешь опасность или уверен в её наличии.

И только он перешагнул порог кухни, как его состояние пришло в норму, но сердцебиение участилось, а лицо побледнело. Возможно это было удивление или усилившийся страх, вероятно то что можно назвать оказией. На столе в самом центре комнаты, рядом с перечницей и солонкой, стояла неприметная баночка. На пожелтевшей от старости этикетке выбита надпись о содержимом: "Бромистый Калий".

—Да ты надо мной издеваешься! — Вздрогнул он и схватила склянку.

—Что опять случилось? Иди сюда уже. — сказала Карла.

Паури вошёл в зал медленно, близко рассматривая найденный предмет. Не отрывая от склянки глаз он вышел на улицу.

Во дворе под тенью темной альтанки горел огонёк. Поскольку наступали сумерки, свет керосинлвой лампы яркой зарёй выбивал из причудливых форм беседки ажурные тени. Коричневый флакон стоял на столике, у которого заседали две личности. Одна глупо смотрела на баночку, с явным недопониманием на глазах, а вторая же с таким же удивлением наблюдала за поведением первой. Шум дождя перебивал сверчков и трёп соседей, создавая что-то похожее на вакуум вокруг сидящих.

—Может всё-таки скажешь в чём дело? — сказала девушка, укутанная в одеяло и скрутившаяся в клубок.

Паури выждал театральную паузу, сделал глубокий вдох и начал вести рассказ.

—Смотри какое дело... Скажи мне что сейчас ты видишь?

—Дай угадаю. Банку из аптечки?

—Верно. Но для чего она мне?.. А вот тут то и проблема — они от шизофрении.

—Первый раз слышу о том, что ты псих, не убедительно.

—В этом и суть. Я был уверен, что моя болезнь лишь сон, а эта баночка доказывает обратное. Я не совсем понимаю, что происходит.

—А когда ты успел получить этот флакон?

—Буквально вчера вечером после встречи с тобой. Ты была здесь, я прав?

—Да, но тут не было тебя!

Паури кивнул головой Карле, как бы в подтверждение своих идей о иллюзорности того вечера. Ведь если он ушёл из дому раньше её появления — он видел лишь миражи, что заставили его бежать.

—Подожди, ты мне сейчас без капли сомнения говоришь о том, что ты шизофреник? Не думаешь, что это слегка бредовая идея? Такие диагнозы, как минимум, не возникают мгновенно.— сказала Карла указывая пальцем на собеседника.

—И в правду, сейчас всё в норме, но я более чем уверен в том что это было! — сказал Паури и неуверенно вдарил двумя пальцами о грань стола.

—Маловероятно. У тебя же была бессонница?

—Да. — его лицо резко приняло вопросительный вид.

—И что ты от неё себе купил?

—Я понял, — снизошло озарение. — Возможно и так, но я не помню, чтобы лечился от проблем со сном, а тем более того, как ходил в аптеку.

—Память у тебя от роду плохая. Не удивлюсь если ты не помнишь даже какой сейчас день...

—Готов поспорить...

В тишине под дробь капель они сидели пока не село солнце. В кромешной темноте они зашли в дом. Промокшая до нитки Карла не смогла бы уйти. В таком состоянии ей до какой-нибудь простуды рукой подать, учитывая развивающийся бум гриппа, и вовсе страшно.

Свет погас, девушка заняла собой кровать, а Паури без вопросов умостился на присыпаном пылью красном кожаном диване. Город засыпает. Люди укутывают в одеяла, ворочаются в поисках любимой позы. Кто-то пытается поспеть за остальными, в спешке доедая бутерброды. А как итог, каждый неизбежно уходит в забвение. Они видят сны, в которых разворачиваются сюжеты их жизни. Например Петр Павлович ещё днём продал Курозину ржавые часы, а сейчас размышлял картинками о том, как возмущается тот по этому поводу. Кто-то, возможно, убил человека, а сейчас наблюдает за розовыми котятами.

Вокруг блуждает ветер и тихо шепчет неразборчивые слова, которые время от времени останавливаются в неспящей голове, но так и не дождавшись обработки уходят дальше в воздух. Дверной замок щёлкнул два раза. Холодный воздух хлынул в помещение. Капли ударили по зонту и стуки каблуков понемногу начали утихать, удаляясь от дома.

Паури переполняло воодушевление, какого он никогда раньше не ощущал. Восторг и праздность, неудержимая радость заполонили собой сознание. Он бежал, спотыкался, неуклюже отпрыгивал от земли и всё стремился в даль, сам не зная куда и зачем. Мир с холодного переменился теплым, он грел его и окутывал пьяным дурманом. И всё мигом стало дружелюбным и приятным.

—Куда я бегу, зачем?!!— кричал он не в силе остановится,— что со мной?!

Но я так рад!

Среди мертвых, пустых переулков и садов, у галереи и церкви, близь дороги и даже на площади тайфуном полетел топот. Явился и нарастал лёгкий шепот. Громкий смех эхом раздавался по всей округе, проходя сквозь окна и стены домов. И крики его эмоций изредка вырывались из фона барабанных партий подошв английских туфлей. С каждой минутой голосов становиться всё больше и больше. Они плодятся и уже кричат как стая враждебных птиц.

Но Паури продолжает бежать, сломя голову. И чем дальше он от дома, тем больше теней летит по его пятам. Они стеляться по земле и взвиваются столбами уходя к небу. Ужасный шум охватывает пространство вокруг Романского, усиливаясь и сливаясь воедино, создавая ужасную картину накрытого адского казана, где черти кричат от агонии. И вот-вот тени вырвутся с улиц на просторные площади города, за облака, в дома с запертыми ставняии. И трещат оконные рамы, облака бегут в страхе.