Будешь моей, Должница

Глава 1 Илиана

Телефон в кармане звонит совсем невовремя. На экране высвечивается имя Аллы Степановны.

Конечно, кто еще.

Не ответить не могу и принимаю звонок.

— Алло?

— Иля! Ты уже приехала? В общежитие устроилась? Документы не забыла? Вещи все взяла? — выпаливает это все на одном дыхании.

— Я еще еду. Все взяла. Не переживайте.

— А машина нормально едет? — Она понижает голос, будто боится, что кто-то услышит.

— Ну так себе, но едет, — честно отвечаю, плечом прижимая телефон к уху. Руль надо держать крепко, а то авто уносит влево.

— Слушай, будь осторожна! Дороги сейчас скользкие. Ты точно справишься?

Конечно, сейчас самое время об этом подумать. Как будто у меня есть выбор.

— Справлюсь, Алла Степановна. Спасибо, что беспокоитесь, но все будет нормально. Я вас позже наберу, как доберусь.

— Хорошо, — наконец смягчается она. — Но обязательно звони. А то я знаю вас, молодежь. Все время забываете о взрослых.

— Не забуду, обещаю.

Заканчиваю разговор и глубоко вздыхаю. Забота — это, конечно, приятно, но иногда просто невыносимо, особенно, когда невовремя. Хочется сосредоточиться на дороге, а не отбиваться от вопросов.

Руль дрожит у меня в руках, как будто вот-вот развалится. Я жму на педаль тормоза, но машина едва замедляется.

Черт! Черт! Черт!

Пурга вокруг такая, что не видно даже встречки. Дворники беспомощно скребут по стеклу, а по моей спине скатывается холодный пот.

Зачем я только согласилась взять машину Аллы Степановны? Но как ей откажешь…

Светофор впереди резко загорается красным.

— Тормози! Тормози! — умоляю я и давлю на педаль, но машина не слушается, а тормоза скрипят, будто издеваются надо мной.

Ладно, пусть катится потихоньку… Может, обойдется. Но нет.

Внезапно из ниоткуда появляется огромный черный внедорожник и на большой скорости приближается. Его фары слепят меня через зеркало, и глухой бас из колонок доносится даже сквозь закрытые окна. Он резко подрезает меня и тормозит прямо перед носом. Я только успеваю вскрикнуть, уперевшись ногой в педаль тормоза, а потом — удар.

Глухой скрежет, мой лоб чуть не врезается в руль. Благо ремень спасает. Сердце останавливается на мгновение, а потом начинает бешено колотиться в груди. Я не дышу.

— Боже мой... — шепчу, вцепляясь в руль, как будто это поможет спасти меня от надвигающейся реальности.

Сзади меня друг за другом останавливаются еще две машины, перекрывая пути отъезда. Все внутри меня кричит о том, что я круто попала!

Мамочки…

Через треснутое заднее стекло вижу, как из машин выходят люди. Двое. Нет, трое. Высокие, массивные, как будто сошли с экрана фильма про гангстеров. У одного руки в карманах куртки, другой надвигается на мою машину так быстро, что теряется из виду.

— Эй! — стучат в окно. Я вздрагиваю и вжимаю голову в плечи, как будто это меня спасет. — Ты там что, заснула? Давай, выходи!

Нет. Я не выйду. Я не могу выйти. У меня нет денег. Нет возможности что-то объяснять. Я сжимаюсь в комок на сиденье, и мне кажется, что они вот-вот услышат, как громко колотится мое сердце.

Парни начинают громко ржать. Один из них, с широкими плечами и яркой татуировкой, нагло пинает по переднему колесу моей машины.

— Слышь, она реально ехала на этом ведре! Как оно еще не развалилось по дороге? — хохочет он.

— Да тут, наверное, вместо мотора хомяк в колесе бегает! — добавляет другой, и их громкий смех эхом отражается в ночной тишине.

Я задыхаюсь от страха. Внутри все переворачивается. Они такие уверенные, такие бесстрашные... А я? У меня даже слов нет, чтобы ответить. Я боюсь, что любое мое движение только усугубит ситуацию. Одна в чужом городе. Ни денег, ни знакомых.

— Мы долго будем ждать? — Снова стук в стекло, а я дрожу еще сильнее.

Смотрю на их силуэты через запотевшее стекло. Мне хочется спрятаться, исчезнуть. Или хотя бы провалиться сквозь землю. Господи, что мне делать? Может, выйти и сказать правду? Но что они сделают, когда узнают, что я не смогу заплатить ни за их машину, ни за свою глупость?

Я судорожно дышу и чувствую, как начинает кружиться голова.

— Ты что, глухая? — тянет лениво темноволосый. — Мы просто поговорим.

Нет. Я качаю головой. Они смеются. Их смех звучит глухо и пугающе. Двое парней начинают раскачивать машину, а я вцепляюсь в руль еще сильнее.

— Откроешь дверь или нам самим выломать ее?

Я зажмуриваюсь, чувствуя, как паника сковывает каждую клеточку моего тела. Они издеваются надо мной. Что мне делать? Убежать? Позвонить кому-то? Но кому? У меня нет никого в этом городе. Я здесь одна, абсолютно беспомощная.

— Открывай, пока добрые, а то нам скучно становится, — произносит тот, что пинал колесо, и для убедительности снова стучит по машине, заставляя ее содрогнуться.

Глава 2 Тихомир

— Тихомир, ты думаешь, я буду тебя ждать всю ночь? — голос отца рвет тишину в салоне, а я невольно закатываю глаза. Достал уже со своими нравоучениями.

— Я сказал, что приеду. Не напрягайся, — огрызаюсь в трубку.

— Встреча началась пятнадцать минут назад. Если ты хочешь, чтобы тебя воспринимали всерьез, будь пунктуальным.

— Да понял я! — Отвечаю раздраженно и сбрасываю звонок. Вечер и так испорчен.

Возвращаю громкость на максимум и вдавливаю педаль в пол.

Пурга такая, что дорогу едва видно, но мне плевать. Бассы в колонках гремят так, что вибрация чувствуется в груди. Я давлю на газ и почти не смотрю на спидометр. Вечер и так уже в полной заднице — с отцом поругался из-за какой-то херни. А это значит, что сумма доната сильно уменьшится. Бесит, сука!

Мы с Рафом разъехались на прошлом перекрестке. А сейчас он летит справа. Я успеваю проскочить перед ним, но впереди на дороге кто-то плетется, как черепаха. Резко обруливаю эту рухлядь, невольно подрезая и торможу у перекрестка, все же пропуская друга. Не успел, сука. Еще и светофор не в тему — красный. Достало все.

Сзади удар. Машина содрогается. Я вылетаю из мыслей и хватаюсь за руль. Мгновенная злость накатывает волной. Не может быть! Кто-то серьезно врезался в мою тачку? Это что за идиот?!

Я вырубаю музыку и откидываюсь на спинку, чтобы унять внутренний армагеддон. Краем глаза вижу, как друзья, что гнали за мной, выскакивают из своих тачек, а я растираю лицо руками. Что-то я реально подзадолбался. В зеркало наблюдаю за парнями.

Ржут, что-то кричат, раскачивая машину. До меня долетают только обрывки фраз. Надо выйти и разобраться, но так не хочется всего этого гемора. Отец еще ждет.

Да блядь!

Психую и выхожу на улицу. Снег валит прямо в лицо, но мне не холодно. Злость согревает. Пацаны откровенно борщат. Еще не хватало проблем.

— Парни, вы совсем охренели? Сбавьте обороты.

Подхожу к машине, которая теперь стоит в миллиметре от моего бампера. Это не машина, а консервная банка на колесах. Как она вообще еще ездит?

Я подхожу к водительской двери и заглядываю в окно. Внутри темно, но я все же различаю силуэт. Девчонка. Молодая. Не двигается, будто замерла на месте и не дышит. Мелкая такая, голову вжала в плечи и нахохлилась, как замерзший воробей. Смешная и, судя по всему, перепуганная этими придурками.

Стучу по стеклу и перехватываю затравленный взгляд девчонки.

— А ты, Воробушек, чего сидишь? Выходи. Поговорим по-взрослому, — говорит с усмешкой.

Она медленно открывает дверь и выходит. На секунду я замираю. Что за хрупкая птичка? Глаза огромные, в них ужас. Еще чуть-чуть — и она реально рухнет в снег. Вид у нее такой, словно мир готов раздавить ее прямо сейчас. Губы пересохшие, трясется, как будто только что из ледяной воды вылезла.

Злость от столкновения чуть притихает, но я сразу беру себя в руки. Не время для сантиментов. Еще и отец звонит каждые пять минут.

— Ты вообще понимаешь, что ты натворила? — говорю резко, стараясь не дать своему голосу звучать слишком жестко. Но внутри все еще кипит. — Ты знаешь, сколько стоит бампер моей машины? Или ты решила, что тут все бесплатно раздают?

— Я… я… — Воробушек пытается что-то сказать, но изо рта вырывается лишь слабое заикание.

— О, понятно, — хмыкаю я и говорю самое очевидное. — Что, платить нечем?

Резко мотает головой. Лицо у нее такое, словно готова провалиться под землю. Я вижу, как ее пальцы сжимаются в кулаки. Она явно пытается держаться, но плохо выходит. Внутри меня что-то екает, но я тут же гашу это ощущение. Мне не нужна еще одна проблема на вечер.

— Я... я все отдам. Или… или могу отработать, — шепотом произносит испуганный Воробей.

Я не могу удержаться от смеха. Отработать? Девочка явно не понимает, в каком мире оказалась. Это даже не смешно — это жалко. А может, и интересно? Зацепила меня своим упрямством, только времени нет на эти игры.

— Отработать? Серьезно? — Я подхожу ближе и смотрю ей прямо в глаза. — Чем ты собралась отрабатывать, Воробушек? На тебя ни у одного мужика не встанет.

Она вздрагивает, но не отводит взгляда. Упрямство? Ну-ну.

Телефон снова вибрирует в кармане. Конечно, отец. Опять будет рассказывать про дисциплину и обязательства. Как же задолбал со своими лекциями! Я сдерживаю раздражение и беру трубку.

— Через десять минут буду, — бросаю в трубку и обрываю звонок. Взгляд снова падает на девчонку. Она дрожит, но уже смотрит мне прямо в глаза. В них все тот же страх, но и что-то еще. Что-то странное... — Ладно, я сегодня добрый, — хмыкаю я. — Мы торопимся. Будешь моей должницей

— Должницей? — переспрашивает она тихо, словно пробует слово на вкус.

— Именно. До встречи, Воробушек, — расплываюсь в ехидной ухмылке. — В следующий раз не отвертишься.

Я разворачиваюсь и киваю парням.

— Я погнал.

Пахан усмехается и хлопает меня по плечу.

— Ну ты даешь, Тихир. Теперь у тебя должница. Дашь попользовать?

— Заткнись, — огрызаюсь я и иду к своей тачке. Теперь надо в сервис еще записаться. Не забыть бы.

Остальные с хохотом обсуждая случившееся, разбредаются по своим машинам. Вечер один хер испорчен. Куда интересно Раф запропастился?

Сажусь за руль и резко давлю на газ. Машина срывается с места, снег взлетает брызгами из-под колес. Фары освещают дорогу впереди, но взгляд все равно тянется в зеркало заднего вида.

Девчонка так и стоит на месте, растерянно глядя вслед моей машине. Темная фигура почти сливается с пургой, но глаза... эти чертовы глаза я вижу даже отсюда.

— Интересно, как долго она будет помнить эту ночь, — тихо говорю сам себе и отвожу взгляд от зеркала.

Глава 3 Тихомир

Паркуюсь перед рестораном рядом с тачкой Рафа. Оставляю басы и выхожу на улицу, где ждет друг. Со смешком толкаемся плечами. Сделал меня, чертила. Но только в этот раз.

Парни сигналят и пролетают миму. У них свои дела. И только мне сегодня киснуть в этом заведении, исполняя родительскую волю. Чего только не сделаешь ради бабла.

— Ты надолго? — спрашивает Рафаэль и закуривает.

— Хер его знает, — раздраженно веду плечами. — Не жди. Если что я наберу.

— Добро, — толкает меня кулаком в грудь и скалится. — Приятного вечера.

— Да пошел ты, — клацаю зубами и разворачиваюсь.

Снег валит, холод пробирается под кожу, но я спокойно шагаю к ресторану.

Отец выбрал место со вкусом — шикарный фасад, охрана у дверей. Как всегда, все слишком официально и пафосно. Внутри все сверкает: люстры, полированные поверхности, зеркала. Атмосфера дорогая и холодная. Люди в костюмах и платьях смотрят на меня, как на бомжа, которого случайно пустили внутрь. Я чувствую на себе эти взгляды, но мне плевать. Пусть думают что хотят.

Да, я выгляжу как идиот в их глазах. Джинсы, футболка, кожаная куртка. Смотрят так, будто я сейчас вынесу из ресторана столовые приборы в карманах.

Отец уже ждет за угловым столиком. Он всегда выбирает такие места, чтобы его сразу можно было увидеть. На лице привычная смесь раздражения и сдержанного высокомерия. Рядом с ним партнер — типичный деловой хищник, которому все равно, что у меня на уме, главное, чтобы сделка шла по плану.

Но вот девушка... Ее взгляд цепляет. Тонкий силуэт, изящные черты лица, но в глазах читается что-то хищное. Она не просто здесь для галочки. Она внимательно изучает меня с головы до ног и делает свои выводы. Отец встает навстречу.

— Ну, наконец-то. Позволь представить, это Сергей Викторович и его дочь Оксана.

Дочь? Как интересно. И даже становится понятно.

Сергей Викторович пожимает мне руку, а Оксана продолжает изучать меня взглядом. А я ее.

Ей, наверное, столько же лет, сколько и мне. Худая, стройная, в дорогом платье, которое, кажется, стоит больше, чем половина тачек в моем гараже. Но за этим внешним лоском скрывается что-то острое, как лезвие. Оксана знает, что она красива, и явно привыкла получать то, что хочет. Это читается в каждом ее движении. Типаж классический: уверенная в себе, точно знает, чего хочет. В ее взгляде читается вызов и интерес.

— Рад познакомиться, — автоматически выдаю я и киваю, не особо включаясь в происходящее.

— Присаживайся, Тихомир, — добавляет отец с легкой ноткой приказа в голосе.

Я не спорю, сажусь, широко расставив ноги, и сразу заказываю выпить. Откидываюсь на спинку кресла, скрещиваю руки на груди и оглядываю потолок. С улицы доносятся басы — музыка долбит в машине. Я подстукиваю пальцами по столу в такт.

— Музыка твоя? — спрашивает Оксана, наклоняя голову чуть вбок. Ее голос мягкий, но с легкой издевкой. Она словно проверяет, как далеко может зайти.

— Моя, — бросаю, не стараясь скрыть равнодушие. Меня такие игры не впечатляют. Она ждет, что я начну что-то объяснять или хвастаться? Не дождется.

— А чем ты занимаешься? — вклинивается в разговор Сергей Викторович.

— Учусь, — коротко отвечаю. — Финансы и управление.

— Почему именно там? — продолжает он.

Я усмехаюсь и скользким голосом язвлю:

— Так папа решил. Чтобы я был примерным сыном и следовал всем семейным традициям. Вот только это не моя мечта.

Отец замирает на мгновение, скрипит зубами. Я наслаждаюсь этим мгновением. Ненавижу, когда меня пытаются загнать в рамки.

— А сам ты чего хотел? — спрашивает Оксана, прищурившись.

— Музыку писать и выступать с гитарой, — отвечаю прямо, без намеков. Пусть сразу поймет, что я не пай-мальчик.

Отец резко смеется, как будто услышал анекдот года.

— Вот еще ерунда, — бросает он.

Оксана улыбается, но ее глаза вдруг начинают светиться особым интересом. Это не просто вежливость. Она словно оценивает товар на витрине. У нее, кажется, есть план, и я часть этого плана. Интерес, возможно, с примесью азарта. Такие, как она, не ждут, когда им предложат. Они сами берут, что хотят.

— Сыграешь мне как-нибудь? — спрашивает тихо, подаваясь вперед. Ее голос мягкий, но с ноткой кокетства.

Я усмехаюсь. Этот тип девушек мне давно понятен. И в целом приемлем. Жаркий секс без обязательств и ненужных соплей.

— Да хоть сейчас, — скалюсь я в ответ, проверяя ее на прочность. Обычно такие предложения ставят девушек в тупик. Но не ее.

— Поехали, — без колебаний отвечает Оксана с вызовом и поднимается. Никакого сомнения. Она готова прямо сейчас сорваться и поехать со мной, будто всю жизнь только этого ждала.

Я замечаю, как отец хмурится. Для него это явно выходит за рамки приличий. Но мне плевать. Я встаю, киваю Оксане и направляюсь к выходу. Она следует за мной, уверенная в каждом шаге. Отец что-то бурчит под нос, но я уже не слушаю.

Интересно будет посмотреть, как далеко она готова зайти в своей игре.

Выходим на улицу, я щелкаю брелоком, снимая с тачки сигналку и сажусь на руль. Оксана явно ожидала большей галантности с моей стороны, но не дождется. Мне этот фарс не интересен.

Дожидаюсь пока она сядет на пассажирское сидение, перехватываю заинтересованный взгляд и срываю машину с места.

Глава 4 Илиана

Машины исчезают в ночи, их гулкие басы растворяются в снежной тишине. Я остаюсь одна на дороге. Одна в этом городе. Да и в целой вселенной тоже.

Грудь стягивает страх, и я понимаю, что практически не дышу. Разжимаю пальцы. Ладони вспотели, но тело пробирает ледяной озноб. Я в порядке? Я пытаюсь осознать, что только что произошло. Я жива. Это главное. Смотрю на свой бампер. Он на месте. Только фара треснула, но вроде светит.

Сесть за руль снова — это отдельная пытка. Темная трасса кажется мне теперь опасной западней. Руки дрожат, ноги ватные, но я не могу оставаться здесь. И машину Аллы Степановны бросить не могу тоже. Она же мне ее, как от сердца оторвала. Последняя память о ее покойном муже.

Закрываю дверь и поворачиваю ключ зажигания. Машина подхватывает с натужным скрежетом, как будто тоже сопротивляется. Я медленно трогаюсь с места, ссутулившись за рулем, уставшая и выжатая, но двигаюсь вперед.

Кажется, дорога растягивается на часы. Каждая фара встречных машин заставляет мое сердце вздрагивать. Но вот наконец впереди вырастает здание общежития. Я припарковываюсь, выключаю двигатель и несколько секунд просто сижу в темноте, стараясь успокоить дыхание.

Я добралась. Теперь только бы добраться до своей комнаты. Надеюсь, мне не забыли ее выделить. Ночевать в машине мне совсем не хочется. Подхватываю спортивную сумку и иду к зданию.

Общежитие встречает меня тяжелой, скрипучей дверью и запахом затхлого ковра. Комендантша, женщина средних лет с острым, как нож, взглядом, тут же останавливает меня у входа.

— Новенькая? — спрашивает строго, осматривает меня с головы до ног. — Документы есть?

— Да, вот, — быстро протягиваю ей свои бумаги. Она не торопится, долго их изучает, хмыкает и наконец кивает в сторону лестницы.

— Третий этаж, комната триста восемнадцать. Правила читай на стенде. Дисциплина у нас строгая.

— Поняла, спасибо, — подхватываю сумку и поднимаюсь по лестнице.

Комната небольшая. Все скромно: металлическая кровать, шкаф и стол. Пока я распаковываюсь, в коридоре слышатся голоса. Девчонки, видимо, уже знают о новенькой.

Через пару минут дверь открывается, и на пороге появляются три девушки. На вид все обеспеченные: дорогая одежда, ухоженные лица. Смотрят на меня, как на забавную зверушку.

— О, ты та, которая с грантом? — фыркает одна из них. — Ну-ну, удачи.

Они смеются, бросают еще пару язвительных комментариев и уходят, оставляя за собой шлейф высокомерия. Я чувствую, как внутри все сжимается, но стараюсь не подавать вида. Привыкла. Мне нужно быть сильной, чтобы выживать в этом жестоком мире.

Я опускаюсь на кровать, пытаясь перевести дух, когда дверь снова открывается. На этот раз без смеха и злых подколов.

Входит девушка с собранными в высокий хвост волосами, в простой толстовке и джинсах. Она бросает на меня любопытный взгляд и с улыбкой говорит:

— Ты новенькая? Я Аня, твоя соседка.

— Илиана, — отвечаю я, немного расслабляясь.

— Слышала, ты на гранте? Уважуха, — кивает она. — Мало кому такое светит.

Не успеваю ответить, как за ее спиной появляется еще одна девушка. Ее лицо утопает в косметике, волосы уложены аккуратными локонами, на ногтях французский маникюр. Она явно старается выглядеть дороже, чем может себе позволить.

— Света, — представляется она и тут же добавляет: — Здесь свои порядки. Главное — не переходи дорогу тем, кто реально что-то решает.

— Ты о мажорах? — уточняю я.

— Ну да, — Аня закатывает глаза. — Особенно про девчонок. Они считают себя элитой. Хотя на самом деле…

— Ты тоже? — спрашиваю я у Светы.

Она пожимает плечами и отворачивается. По ее виду понятно: хочет быть частью их мира, но ее туда пока не пускают.

Аня, простая и приветливая, с готовностью помогает мне с заселением. Света не участвует, но все же поддерживает разговор.

— Тут, конечно, тяжко будет, — говорит Аня, присаживаясь на край кровати. — Мажоры местные считают себя королями.

— Особенно один, — добавляет Света с благоговейным трепетом. — Тихир. Все девчонки мечтают о его внимании.

— Тихир? — переспрашиваю я, чувствуя легкую волну недоумения. Имя какое-то странное. — Мне не до королей. Мне учиться надо.

Соседки переглядываются и кивают. Меня не интересуют парни. Надо получить диплом и вернуться в свой маленький город. Меня ждут, на меня возлагают большие надежды.

Ложимся спать ближе к полуночи. Я долго лежу в темноте, не в силах заснуть. Мысли скачут, сердце до сих пор гулко отбивает ритм. События последних часов прокручиваются перед глазами, как сломанная пленка.

Дорога. Свет фар, слепящий глаза. Огромные черные машины, обступившие меня. Смех, громкий, насмешливый. Темные глаза парня, сжимающие мой подбородок.

"Будешь моей должницей." — эхом отдается в ушах.

Я резко открываю глаза, раздраженно переворачиваюсь на другой бок. Кровать предательски скрипит.

— Эй, новенькая, — ворчит сонно Света, шевелясь под одеялом. — Хватит ворочаться, дай поспать.

— Да, прости, — шепчу я, замирая. Закрываю глаза, пытаюсь заставить себя уснуть, но это не так просто. В груди все еще неприятно ноет, а тень сегодняшнего вечера не собирается отпускать.

Утром меня будит Аня, толкая в бок. Я едва успеваю застонать от усталости, как она уже шепчет:

— Вставай, если хочешь успеть в душ. Потом будет очередь, не протолкнешься.

Я с трудом приоткрываю глаза, ощущая, насколько разбито тело после вчерашнего. Но в душе искренне благодарна ей. Если бы не Аня, я бы точно влетела в толпу разъяренных девиц, которым не хватило времени.

Я быстро хватаю полотенце и халат, плетусь в душ. Горячая вода немного приводит меня в себя, смывает остатки тревоги.

Но как только выхожу в коридор, кутаясь в старый потрепанный халат, слышу тихие смешки.

— Господи, она это серьезно?

— Такой халат еще с девяностых остался?

Я вжимаю голову в плечи, но не успеваю ничего сказать, как рядом появляется Аня.

Глава 5 Тихомир

Оксана закидывает ноги на панель машины и томно вздыхает:

— И далеко ты меня везешь?

— Высотка в центре, — бросаю я, не отрываясь от дороги. — Скучно стало?

— Немного. Но надеюсь, что ночь будет интересной, — ее голос звучит с вызовом, и я краем глаза ловлю ее ухмылку.

И ухмыляюсь в ответ, предвкушая приятное развлечение.

Спустя полчаса мы подъезжаем к элитному комплексу, где я живу. Отец подарил мне квартиру сразу после того, как я поступил в институт на специальность, что он лоббировал. Приятный бонус за прогиб.

Оксана внимательно осматривает здание, будто оценивает, насколько оно ей подходит. Я открываю дверь подъезда, веду ее к лифту. Внутри она поправляет волосы перед зеркалом, пристально разглядывает свое отражение.

— И часто ты приводишь сюда девушек? — спрашивает с лукавым прищуром.

— Достаточно, чтобы не чувствовать себя одиноко, но не настолько, чтобы кого-то запомнить, — отвечаю я с ленивой улыбкой.

Она качает головой, но промолчать не может:

— Ты такой самодовольный, что это даже привлекательно.

— Спасибо, я стараюсь, — усмехаюсь и, когда двери лифта открываются, пропускаю ее вперед.

Моя квартира просторная, с панорамными окнами и минималистичной обстановкой. В углу гостиная плавно переходит в кухню, а возле стены стоят музыкальные инструменты: синтезатор, гитара, ударные.

Оксана бросает взгляд на них, идет ближе, проводит пальцами по клавишам синтезатора. Ее интерес не поддельный, но я знаю, что ей любопытнее не музыка, а я.

— И ты на всех играешь? — в ее голосе слышится неподдельный интерес.

Я пожимаю плечами, наливая вино в бокалы.

— У меня вообще много талантов, — хмыкаю, подавая ей один из бокалов.

Оксана усаживается на диван, делает глоток и пристально смотрит на меня.

— Что ж, Тихомир, — медленно тянет она. — Покажешь мне еще какой-нибудь твой талант?

Я ухмыляюсь, потому что прекрасно понимаю, к чему все идет. Оксана играет по правилам, которые она сама придумала, но я не привык уступать инициативу.

Она касается моей руки, слегка проводит ногтями по коже, наклоняется ближе. Я не тороплю события — мне нравится наблюдать за ее нетерпением. Она двигается так, будто все под контролем, но в какой-то момент теряет эту уверенность. Я заставляю ее забыть, кто здесь привык диктовать правила. Горячие поцелуи, ее пальцы скользят по моей спине, дыхание сбивается. Подхватываю ее под ягодицы и несу в спальню. Здесь только мои правила и законы. И один я не нарушаю никогда — защита.

Достаю резинку и раскатываю по стоящему колом члену. Оксана следит за мной с вожделением. Вижу, как изнывает от желания и специально распаляю еще больше. А потом, трахаю ее жестко, грубо, по животному. Сливаю накопившиеся эмоции, гашу их в хриплых стонах и рваных фрикциях. Оксана стонет, извиваясь змеей и умоляет не останавливаться. Но я даже не слышу ее. Сосредоточившись на своем удовольствии, стремительно приближаюсь к цели.

Когда все заканчивается, Оксана лениво вытягивается на простынях, проводя ногтями по моей груди.

— Ты совсем не тот, кем хочешь казаться, — говорит она хрипловато.

Я усмехаюсь, закуриваю. Оксана смотрит на меня, ожидая ответ, но я уже не здесь.

В голове всплывает лицо другой девчонки — той, что дрожала около машины, когда я сжимал пальцами ее подбородок. Воробушек.

Она была другой. Напуганной, но не сломленной. Я помню, как ее губы дрожали, но в глазах была решимость. Как будто она собиралась сражаться, даже если знала, что проиграет.

— О чем задумался? — Оксана касается моей руки, но я уже отворачиваюсь.

— Ни о чем, — бросаю коротко и тушу сигарету.

Мне не нравится, что я вспомнил ее именно сейчас.

— Я в душ. Составишь компанию? — вопросительно дергаю бровью. Кажется, минет может спасти ситуацию.

— С удовольствием, — мурлыкает Оксана, поднимается с кровати, и обнаженная идет в ванную, призывно виляя бедрами.

Будильник настойчиво трезвонит над ухом. Пора вставать. Мне в институт и пропустить никак нельзя. Именно сегодня.

Усилием воли заставляю себя встать, а Оксана лежит на спине, растянувшись на простынях, и лениво смотрит, как я собираюсь.

— В такую рань? — ворчит, приподняв голову. — Ты серьезно?

— Не могу пропускать, — отзываюсь я, натягивая джинсы.

— Останься, — ее голос становится мягче, но я лишь качаю головой.

— Нет. Будешь уходить, дверь захлопни, — бросаю через плечо.

Она закатывает глаза, недовольно фыркает, но не настаивает. Хотя вижу, что перспектива выбираться отсюда одной ее не радует.

Обычно я не оставляю никого в своей квартире, но выкинуть дочь партнера отца — это тумач. Надеюсь, ей хватит мозгов свалить самой и не устраивать мне проблем. Хотя ночь получилась достаточно приятной. Возможно, я бы повторил когда-нибудь, но не больше.

Я закрываю за собой дверь, спускаюсь вниз. Раздражение тлеет внутри с самого утра, и его усиливает тот факт, что в институте меня тут же ловит декан.

— Тихомир, рад тебя видеть! — его голос пропитан подобострастием.

Я смотрю на него холодно. Опять из-за отца.

— Что-то срочное? — спрашиваю без малейшего интереса.

— Нужно передать вашему отцу… лично, — улыбается он натянуто.

— Так передайте, — бурчу я, не желая в это вникать.

— Лучше, если это сделаете вы. Знаете, семейные вопросы…

Я закатываю глаза, забираю конверт и, не попрощавшись, резко выхожу из кабинета. Достала вся эта возня.

И врезаюсь в кого-то.

Горячая жидкость расплескивается по моим ботинкам.

— Блядь!

Я резко опускаю взгляд. Девчонка замерла передо мной на коленях, в руках разрозненная кипа бумаг. Новенькая что ли?

Вокруг кто-то уже ржет. Я смотрю на нее внимательнее и сердце бьется быстрее. Черт, это же Воробушек!

Она поднимает голову, ее взгляд встречается с моим. Глаза у нее огромные, растерянные.

Я медленно ухмыляюсь:

Глава 6 Илиана

Сжимаю зубы, пока собираю разбросанные по полу бумаги. Пальцы дрожат, но не от холода, а от ярости. Этот подонок. Этот чертов мажор.

— Гляньте, наша новая золушка, — фыркает кто-то.

— Может, ей еще ведро для уборки выдать? — подхватывает другая, и их смех сливается в общий хор.

Я вжимаю голову в плечи, стараясь дышать ровно. Не обращать внимания. Просто подобрать бумаги и уйти. Смех вокруг не утихает, и я чувствую, как щеки пылают от стыда и негодования. Нелюди. Уроды моральные!

— Давай помогу, — слышу вдруг мужской голос.

Парень с коротко стриженными волосами присаживается рядом, подбирая несколько листов и протягивая мне. Он высокий, крепкий, с уверенным взглядом.

— Янис, — представляется он спокойно. — Недавно перевелся сюда, так что пока не в курсе всех местных порядков, но, похоже, здесь любят устраивать цирк.

Я осторожно принимаю бумаги, удивленная его простотой.

— Илиана, — тихо отвечаю, смущенно сглатывая. Значит, не все здесь идиоты. Есть и нормальные.

— Спасибо, — шепчу я.

— Да без проблем. Эти курицы могут смеяться сколько угодно, не бери в голову, — он кивает в сторону девчонок, которые продолжают перешептываться. — Они любят строить из себя элиту.

Я выдавливаю тусклую улыбку, но внутри до сих пор все кипит. Все равно благодарна, что хоть кто-то не считает меня пустым местом.

После того как мне удается привести бумаги в порядок, я спешу в деканат. Должна отдать документы, пока не забыла, иначе будет еще одна причина для нападок. В коридоре людно, но мне удается протиснуться в кабинет. Секретарша недовольно поднимает голову, но, увидев папку в моих руках, кивает на свободный стол.

— Оставьте здесь.

— Спасибо, — выдыхаю я и быстро направляюсь к выходу.

Как только оказываюсь в коридоре, замечаю Аню. Она стоит, скрестив руки на груди, и сразу направляется ко мне.

— Все нормально? — спрашивает она, оценивающе меня оглядывая. — Мне рассказали про сцену в холле. Я думала, ты сбежишь отсюда навсегда.

— Мне еще рано сдаваться, — бурчу я, расправляя плечи. — Пойдем на пару.

— Не слушай их. Они просто стая шакалов. Им только дай повод.

Я киваю, но внутри все равно жжет.

В аудитории преподаватель уже начал лекцию. Я стараюсь не привлекать внимания, но он тут же замечает меня.

— Ах, наша новенькая. Илиана, верно? — его голос звучит дружелюбно, но мне от этого не легче.

— Да, — отвечаю тихо, опускаясь на свое место.

— Как хорошо, что вы вовремя. Тогда скажите мне, каков основной принцип финансового управления при инвестиционном анализе?

Я моргаю, но тут же вспоминаю учебники, которые штудировала до поздней ночи. Это же элементарно.

— Оптимизация ресурсов с учетом рентабельности и риска, — четко отвечаю.

Преподаватель одобрительно кивает:

— Отлично. А какие основные методы оценки инвестиционного проекта?

— Метод чистой приведенной стоимости, индекс рентабельности, внутренняя норма доходности и срок окупаемости, — без запинки выдаю я.

Преподаватель улыбается:

— Вижу, вы серьезно подошли к учебному процессу. Похвально.

За моей спиной раздается шепот, а затем приглушенный смешок:

— Фу, заучка.

— Ага, зубрила.

— Думает, что если ее по головке погладили, то теперь особенная.

Я сжимаю кулаки под столом, но не поворачиваюсь. Они могут смеяться сколько угодно. Я сюда не за их дружбой пришла.

После лекции мы с Аней идем в столовую. Очередь длинная, но Аня уверенно прокладывает путь вперед. Вокруг шум, звон посуды, кто-то громко спорит о результатах недавнего теста.

— Держись ближе, а то останешься без еды, — говорит Аня, пробираясь к раздаче.

Я следую за ней, не совсем понимая, почему именно пирожки она выбирает первой. Но через минуту она уже держит два горячих, золотистых пирожка и два стакана чая. Один протягивает мне.

— Держи.

— Спасибо, — я принимаю угощение, чувствуя, как внутри что-то теплое разливается. Не столько от горячего пирожка, сколько от того, что кто-то подумал обо мне. — Я тебе отдам, только надо снять деньги в банкомате.

Аня пожимает плечами.

— Не парься.

— Почему на тебя никто так не нападает? — спрашиваю я, сделав осторожный глоток чая.

Аня усмехается и опирается спиной на одну из колон. Найти свободный столик в такой толкучке нереально.

— С моим отцом никто не захочет связываться.

— Но ты же не мажорка? — с сомнением интересуюсь я.

— Нет, — качает она головой и чуть загадочно продолжает. — Мой отец не олигарх, но достаточно влиятельный.

Аня отвечает уклончиво, и я понимаю, что копать дальше не стоит. Но, прежде чем я успеваю спросить что-то еще, за спиной раздается довольный, до зубного скрежета знакомый смех. Мурашки пробегают по спине. Я даже не оборачиваюсь, чтобы понять, кто это.

— Вот только их не хватало, — фыркает Аня. — Пойдем отсюда, пока нас не заметили.

Я не привыкла бегать от трудностей, но сейчас, вопреки привычке, предпочитаю послушаться. Мы уже разворачиваемся, когда голос звучит совсем близко.

— Эй, Воробушек.

Я пытаюсь сделать вид, что не слышу, но не успеваю. Тихомир вырастает передо мной, словно из воздуха. Едва не врезаюсь в него, что удивительно, с моей координацией.

— Далеко собралась? — Тихомир лениво усмехается, как кот, играющий с мышью.

— От тебя подальше, — огрызаюсь я, но он только шире ухмыляется.

— Напра-асно, — тянет, медленно протягивая руку, будто хочет убрать выбившийся локон мне за ухо.

Его пальцы почти касаются моей кожи, и у меня по всему телу пробегают мурашки. Черт, мне это не нравится. Вернее, нравится — но не должно. Внутри все сжимается от непонятного трепета, который я не могу объяснить. Меня раздражает этот эффект, который он на меня производит.

Я едва не клацаю зубами, отшатываясь назад.

— Не трогай меня.

Тихомир приподнимает бровь, но тут же смеется.

Глава 7 Тихомир

Воробушек бесит. Не потому, что тупая или надоедливая, а потому что…

Черт.

Потому что я слишком часто ловлю себя на том, что слежу за ней взглядом. Как она упрямо выпрямляется, когда ей хотят наступить на горло. Как стискивает зубы, но не опускает голову. Как ее глаза вспыхивают злостью, когда я специально вывожу ее из себя. Она цепляет меня. И это сильно раздражает.

Вот и сейчас. Она могла бы просто уйти. Но нет. Вместо этого смотрит на меня так, будто я ее личный демон.

— Я передумал, — лениво произношу я. — Со мной пойдешь за стол.

Ее глаза вспыхивают возмущением, но, черт возьми, мне даже нравится это пламя. Мне нравится, как она сжимает кулаки, будто готова ударить. Вот только я знаю, что не ударит. Не здесь, не сейчас. Хотя мне бы даже понравилось проверить ее предел.

Злится. Черт, как же мне нравится доводить ее.

— Не хочу.

— Придется, Воробушек. Ты мне должна, помнишь? — ухмыляюсь я, подталкивая ее вперед.

Рядом с ней топчется подруга. Охранный щит, видимо. Плечи расправлены, взгляд твердый. Я ее помню. Ее отец то ли прокурор, то ли еще кто-то из высокопоставленных. Капитанская дочка.

— Она никуда с тобой не пойдет, — спокойно говорит Аня, но в последний момент добавляет. — Одна…

Я закатываю глаза.

— Да на здоровье. Хоть всех своих тащите, мне плевать.

В итоге за наш стол садится не только Воробушек, но и ее верная спутница. Компания смотрит на меня, как на идиота. Особенно девчонки.

— Тихир, ну зачем ты так? — морщится Вероника, поправляя идеальные локоны. — Зачем нам этот сброд?

— Может, им надо отдельный стол, где подают воду из-под крана? — хихикает другая.

— Или хлебные корки? Ты же на гранте, да? Привыкла скромно жить?

Улавливаю агрессию, исходящую от Воробушка, и стискиваю зубы. Это моя игрушка, и только я имею право ее дразнить. Резко бросаю взгляд на сидящих напротив, и на мгновение за столом воцаряется напряженная тишина.

— Рты закрыли, — лениво бросаю я, не меняя выражения лица.

— Чего? — уточняет одна из них, нахально выгибая бровь.

— Я сказал, заткнись, — рявкаю на нее, явственно намекая на то, что спорить со мной не стоит.

— Зачем они здесь? — спрашивает Рафаэль, внимательно рассматривая Илиану и Аню.

Я лениво наклоняюсь вперед, пожимаю плечами.

— Кто-то же должен нам прислуживать, — спокойно отвечаю, отпивая из своего стакана.

Воробушек тут же вспыхивает, ее глаза сверкают яростью.

— Ты...

— Я? — приподнимаю брови, ожидая взрыва. Она, кажется, вот-вот лопнет. Но я придвигаю поднос к ней, чтобы сходила мне за едой.

— Сам себе можешь прислуживать! — рявкает, резко толкая поднос от себя.

Компания громко смеется, а я внимательно слежу за своей птичкой. Ее порыв сбежать слишком явный. Плечи напряжены, но она держится, не позволяя себе сорваться. Не хочу отпускать. Мне нравится наблюдать за ней.

— Ты куда? — лениво спрашиваю, приподнимая бровь. — Ты мне должна, Воробушек.

Мой голос звучит тихо и вкрадчиво, наклоняясь ближе, и замечаю, как плечи Илианы напрягаются. Она чувствует мою близость, это видно по тому, как ее дыхание на секунду сбивается. Меня это забавляет. Даже больше, чем должно.

— Пока я не решу, что мы квиты, будешь отрабатывать, — добавляю насмешливо и осторожно втягиваю воздух.

Она пахнет чем-то легким, цветочным, не резким, но достаточно отчетливым, чтобы я это заметил. Этот запах цепляется за мои мысли, будоражит рецепторы и оседает внутри. Я чувствую себя наркоманом, которому раз дали попробовать, и теперь он боится снова втянуться.

Глупо. Очень глупо.

Воробушек скрипит зубами. Я наслаждаюсь моментом. Бесить ее, выводить из себя — мое новое любимое развлечение. Она несколько раз пытается встать, но я каждый раз ловлю ее взглядом и просто жду. Не касаюсь, не удерживаю силой, но ей этого и не нужно. Она сама замирает, будто что-то внутри нее не позволяет сделать этот шаг. Мы играем в странную игру, и пока что выигрываю я.

Мне звонит Оксана. Я закатываю глаза. Боже, сколько можно? Мы уже все обсудили. Никаких встреч. Нажимаю сброс. Неинтересно.

— Нам надо идти, — мямлит моя бойкая птичка. — Пара скоро начнется.

Девушки фыркают и первыми выходят из-за стола. Аня тоже поднимается и тянет за собой Воробушка.

— Я тебя не отпускал, — расплываюсь в ухмылке и откидываюсь на спинку стула. Парни невозмутимо пьют кофе и с интересом наблюдают за ситуацией.

— Тихир, отпусти девушку, — раздается из-за спины знакомый голос, от которого мгновенно сводит скулы, а мышцы наливаются свинцом. Янис…

— Чего? — нехотя поднимаю взгляд и смотрю в глаза. — Ты охренел что ли?

— Девушку отпусти, она хочет уйти. Так ведь, Илиана? — он переводит взгляд на нее.

Воробушек молчит несколько секунд, но потом все же кивает. Мое раздражение тут же разгоняется до предела. Какого хера она вытворяет?

— С тобой что ли? — бросаю я с издевкой.

— А если и со мной? То что? — Янис не отводит взгляда.

— А хрен тебе. Она моя должница и останется сидеть здесь. Со мной.

Слышу, как Воробушек судорожно вздыхает.

Напряжение между нами нарастает. Янис стоит спокойно, но в его взгляде читается вызов. Я чувствую, как сжимаются пальцы в кулаки.

— Перестань выпендриваться, Тихир. Она не вещь, чтобы ты ее удерживал, — спокойно говорит он.

— Брось, ты что, рыцарь теперь? — ухмыляюсь я, поднимаясь на ноги.

Янис смотрит на меня, и в его взгляде нет ни грамма страха.

— Почему бы и нет? — ухмыляется он. Гаденько так, провокационно.

Цепляет. Умышленно. А я, как баран, ведусь.

Черт.

Злость во мне вспыхивает мгновенно. Все, что накапливалось, все, что раздражало, выходит наружу с бешеной силой.

И через секунду я бью первым.

Удар приходит четко в челюсть, но Янис не падает. Он быстро перехватывает инициативу, и вскоре мы оба валимся на стол. Все гремит, люди вскрикивают, кто-то пытается нас разнять, но я уже не слышу. Мне нужно выплеснуть злость.

Глава 8 Илиана

В столовой стоит оглушающая тишина. Я видела драки и раньше. В интернате это было обычным делом — пацаны дрались за место в иерархии, за еду, за сигареты. Иногда просто от скуки. Это не новость для меня, не повод испугаться.

Но сейчас все по-другому.

Эти двое сцепились на ровном месте, и я понять не могу, зачем? Шумные разговоры, смех, звон посуды — все исчезло. Остались только они двое.

Тихомир и Янис.

Они стоят напротив друг друга, тяжело дышат, кулаки сжаты. В воздухе летают искры, будто вот-вот разразится буря. Янис молчит, только дышит глубоко, пытаясь держать себя в руках.

— Чего ты добиваешься, а? — он наконец нарушает молчание, голос его глух и пропитан раздражением. — Думаешь, ты тут царь и бог?

Тихомир усмехается, проводит пальцем по подбородку, размазывая кровь, и лениво ухмыляется:

— А что, ты сомневаешься?

Янис сжимает челюсти, и на секунду мне кажется, что он снова ударит. Напряжение между ними ощутимое, как грозовой разряд перед бурей.

— Ты не изменился, — шепчет Янис, не отводя взгляда. — Все тот же самодовольный мудак, который считает, что ему все с рук сойдет.

— А ты все такой же скучный и предсказуемый, — парирует Тихомир, откровенно наслаждаясь каждым словом. — До сих пор считаешь, что можешь кому-то что-то доказать?

Я не понимаю, что между ними, но это явно не началось сегодня. Что-то было раньше, что-то тлеет между ними, и эта драка — лишь очередной виток их ненависти друг к другу. У Тихомира губа рассечена, кровь медленно стекает по подбородку, но он все равно ухмыляется, будто ему чертовски весело. У Яниса синяк под глазом уже начинает проступать. Он вытирает костяшками губы, коротко бросает взгляд на меня.

Я не знаю, что делать. Внутри все сжалось.

— Что здесь происходит?! — громкий, холодный голос разрезает тишину, и я вздрагиваю.

Все вокруг резко садятся, делают вид, что ничего не было. Но было.

— Так, в кабинет. Все трое. Немедленно. — проректор Роговская Людмила Семеновна смотрит на нас с прищуром. Она — ледяная стена. Никаких эмоций, кроме раздражения.

Я хочу возразить, сказать, что мне там делать нечего, но Тихомир бросает на меня взгляд. Ждет. Его взгляд скользит по мне с ленивым вызовом, в глазах читается: «Сдашь?»

И я опускаю голову. Я не стукачка.

Кабинет Роговской давит на меня своими серыми стенами и шкафами, забитыми папками. Воздух в комнате тяжелый, напряжение висит в воздухе. Сердце стучит слишком быстро, ладони вспотели, но я не подаю виду. Если меня выгонят... Черт, не хочу об этом думать.

Я сижу на одном из стульев, за мной два парня. Они не сказали ни слова за всю дорогу, но я чувствую их взгляды.

— Так, — голос Людмилы Семеновны звучит резко, требовательно. — Илиана, объясните мне, что произошло? Не вздумайте мне тут юлить, иначе я лично поговорю с ректором о вашем отчислении.

Меня прошибает холодный пот. С ректором? Я с таким трудом получила этот грант, и теперь... Теперь что? Все может полететь к чертям из-за их драки?

— Я не знаю... — голос срывается. Я сглатываю, но продолжаю. — Они не поделили что-то… наверное…

Роговская смотрит на меня долго, изучающе. Я знаю, что она понимает — я не договариваю. Но и правду никто не скажет.

— И что же не поделили? — ее голос становится мягче, но от этого еще страшнее.

Я снова молчу. Нет. Я не скажу. Иначе перестану себя уважать.

— О, ну конечно, новенькая ничего не знает, — вдруг лениво тянет Тихомир, откидываясь на спинку стула. — Я ее вообще второй раз в жизни вижу. Просто проходила мимо.

Я моргаю. Что?

— Правда, — неожиданно кивает Янис. — Она только недавно перевелась, какое ей дело до нас?

Они что, оба выгораживают меня? Не верю своим ушам и растерянно хлопаю ресницами.

— Воробушек умеет хранить секреты, — лениво тянет Тихомир, откидываясь на спинку стула. — Это похвально.

Янис резко дергает головой в его сторону, как будто сейчас сам не сдержится.

— Ты даже сейчас шутишь? — его голос звучит напряженно. — Тебе вообще хоть что-то в этой жизни важно?

Тихомир пожимает плечами, небрежно поправляя рукав рубашки.

— Конечно. Свобода, например. И знаешь, что самое смешное? — он медленно переводит взгляд на Яниса. — Ты всегда считал себя лучше меня, но каждый раз ведешься, как наивный идиот.

Глаза Яниса темнеют, и он делает едва заметное движение вперед, но завуч Роговская отрывается от своих бумаг и бросает на них взгляд, полный ледяного предупреждения.

— Хватит, — коротко говорит она.

Янис глубоко вдыхает, будто сдерживая слова, которые готовы сорваться с губ, но потом резко отворачивается.

Я сжимаю кулаки и втягиваю голову в плечи. Чувствую себя между двух опасных огней. Это пугает не меньше, чем возможное отчисление.

Янис коротко хмурится, явно недоволен моим ответом.

— Тихомир, — завуч резко переключает внимание. — Ваша фамилия мне уже надоела. Вам не кажется, что вы слишком много берете на себя?

— Я ничего не брал, — пожимает плечами он. — Даже новую девочку рассмотреть не успел, а на меня уже набросились.

Я вспыхиваю. Какой же он…

— Тих, заткнись, — глухо говорит Янис.

— Ой, не нервничай, спортсмен, — усмехается Тихомир. — Фингал тебе идет. Брутальности добавляет.

Янис делает короткий вдох, но на этот раз не ведется.

Роговская медлит, скрестив руки на груди. Но все же тяжело выдыхает:

— Ладно, Илиана, можешь идти. Но если я узнаю, что ты что-то скрыла... вылетишь отсюда, как пробка.

Я резко встаю, кивая.

— Не скрыла. Спасибо.

Я не оглядываюсь. Просто выхожу. Но спиной чувствую, как за мной смотрят два человека. И вот только не знаю, кто из них больше пугает.

Выбегаю из кабинета, но вместо облегчения внутри пустота. Сердце все еще стучит слишком быстро, но мне нужно взять себя в руки. Лекция. Главное — успеть.

Бегу по коридору, нервно сверяясь с расписанием на телефоне. Он, как специально, глючит сильнее, чем обычно. Где эта гребаная аудитория? Голова гудит от перенапряжения, мысли путаются, но я не могу позволить себе задержаться. Наконец, нахожу нужную дверь и глубоко выдыхаю, прежде чем войти.

Глава 9 Тихомир

Роговская еще долго нудит, но я не слушаю. В голове и без нее шумит, губа саднит, и настроение окончательно скатывается в ноль. Янис рядом — напряженный, молчит, как всегда. Не потому, что не может высказаться, а потому что боится, что сорвется.

И правильно делает. Потому что, если сорвется — я пойду до конца.

Все слишком давно накипело между нами. Не с этого дня началось. Но после того, как Ян перевелся в мой институт, просто заиграло новыми красками.

Я откидываюсь на спинку стула, скрещивая руки на груди. Он сидит поодаль, но я чувствую на себе его взгляд. Колющий, давящий, уничтожающий. Не глядя показываю фак и усмехаюсь.

— Думаешь, снова прокатит? — вдруг бросает Янис.

Я поворачиваю голову чуть в сторону, с ленцой.

— Снова? — дергаю уголком губ. — Слушай, ты застрял в прошлом. Там, где все было по-честному, по понятиям, с благородством. Но жизнь — это не Лика. Она не ждет, пока ты всех спасешь.

Янис замирает. Знаю, что попал точно в цель. Но он сам подставил подбородок.

— Ты не достоин даже произносить ее имя, — сквозь зубы.

Я отвожу взгляд. Знал, что ему будет больно. Но он сам виноват.

Лика. Не мой позор и не мое предательство. Но кто же теперь поверит в это, если ярлык уже повешен?

Янис думает, что я растоптал чью-то судьбу. А по факту — она сбежала туда, где хотела быть. За границу. Сильно страдала, ага.

Как же задолбало это все. Я встаю.

— Можно нас отпустить? — лениво бросаю Роговской.

Она кидает на нас тяжелый, изматывающий взгляд.

— Еще один инцидент — и лично вызову вашего отца, Тихомир. И вас, Янис, тоже это касается.

— Прям соскучился по его нравоучениям, — бормочу себе под нос и снисходительно закатываю глаза.

Мы оба направляемся к выходу, но в дверях Янис резко разворачивается и толкает меня плечом. Жестко, резко, болезненно.

— Решил снова поиграть с чужой жизнью? — шепчет он зло, почти сквозь зубы. — Отстань от Илианы.

Я поднимаю на него взгляд и усмехаюсь:

— Ты как всегда все понял по-своему. Прямо как тогда.

Его глаза темнеют, пальцы сжимаются в кулаки, но он отворачивается и уходит первым, оставляя за собой напряжение, будто после грозы. Я выдыхаю. Слишком все близко. Слишком остро. Бесит!

Аудитория, в которой следующая пара, на третьем этаже. Иду медленно, стараясь прийти в норму. За спиной слышу шаги Яниса — он идет в другую сторону.

И слава богу. Он на другом курсе. Зачем ему управленка?

Подхожу к двери аудитории и слышу тихий гул голосов внутри. Захожу и бегло оцениваю обстановку.

Воробушек сидит на втором ряду, сжалась вся, как будто хочет исчезнуть. Рядом — эта девчонка, Аня. Поддержка, верная тень. Но сейчас даже она не может прикрыть ее от взглядов.

— Какая овца, — шепчет кто-то.

— Устроила разборки.

— Просто решила стать новой любимицей, — фыркает мажорка с розовыми ногтями.

Внутри нарастает злость, от того, что эти овцы глумятся. Слышно все, даже если они делают вид, что шепчут.

Рафаэль с Пашей сидят ближе к последнему ряду. Я ловлю их голоса.

— Смотри, наш Тихир опять решил спасти Золушку, — хохочет Паша.

— Не, он просто нашел себе новую игрушку. Старая, видать, надоела, — усмехается Рафаэль, приподнимая бровь.

Скольжу по их довольным физиономиям взглядом. Рафаэль хмыкает, но не отворачивается. Всегда говорит, что думает. Паша наоборот — в глаза улыбается, за спиной может нагадить.

— Заткнитесь, — бросаю я им, почти не повышая голос.

Они замолкают. Раф усмехается, а Паша резко утыкается в телефон.

Воробушка продолжают жрать все вокруг и меня это раздражает.

Решительно обхожу ряды, но иду не к парням, а сажусь прямо за ней.

Илиана вздрагивает. Плечи напрягаются, дыхание сбивается. Чувствую это на каком-то ментальном уровне. Но не могу сдержаться от колких замечаний.

— Смотрю, ты уже стала звездой, Воробушек, — шепчу ей, наклоняясь ближе.

Она дергается, но не оборачивается.

— Ты наслаждаешься этим вниманием? — спрашиваю я, голос неожиданно становится хриплым от злости, но я сам не понимаю — на кого именно злюсь.

— Ты больной, — шепчет она. Глухо. Без истерики. Спокойно.

Почему-то это задевает сильнее, чем если бы она закатила сцену.

Я откидываюсь назад. Аня резко оборачивается, сверлит меня взглядом. Но я просто улыбаюсь ей.

— Успокойся, я ничего не делаю, — говорю вслух, чтобы все услышали. — Разве не прекрасно, когда такие разные люди могут учиться вместе?

Смех в зале. Злобный, липкий. Я вижу, как Воробушек сжалась еще сильнее. Но никто больше не осмеливается сказать ничего ей в лицо. Потому что я рядом.

И не позволю.

Хотя сам до конца не понимаю, зачем мне это все.

Препод прерывает свой рассказ и ловит мой взгляд.

— Тихомир, вы желаете продолжить лекцию вместо меня?

— Да запросто, — довольно ухмыляюсь я. — Но вряд ли вам понравится.

Все вновь начинают ржать, а Воробушек украдкой бросает на меня негодующий взгляд. Смешная такая…

После пары я почти сразу направляюсь к выходу, но на лестничной площадке меня догоняет Лера — одна из тех, что вечно крутятся возле наших столов. Тонкая, в обтягивающих джинсах, с глянцевой помадой и глазами, полными самых жирных намеков.

— Тих, прокатишь? — томно улыбается, прикусывая губу.

Я вскидываю бровь. Не хочу, если честно. Но и не возражаю. Быстрый перепихон — вполне в духе моего вечера.

— Погнали, — коротко киваю ей.

Мы выходим вместе, и она почти сразу прижимается ко мне на парковке, лезет под куртку, смеется и шепчет, что давно об этом мечтала. Я открываю тачку и сажусь, не торопясь. Она забирается сверху, перебирая пальцами мой воротник. И в этот момент я бросаю взгляд в сторону входа в корпус.

Илиана стоит на ступеньках. Одна. Замерла.

Наши взгляды встречаются. В ее глазах — обида, разочарование и... что-то еще. Она вспыхивает, резко отворачивается и уходит.

Глава 10 Илиана

Я швыряю потрепанный рюкзак на кровать и резко сажусь рядом, спрятав лицо в ладонях. В голове шумит, в груди жжет. Как будто на бегу влетела в бетонную стену.

Он. И эта. Прямо в машине.

Меня едва не выворачивает наизнанку

Перед глазами снова всплывает картинка: его руки на ее заднице, ее губы, его смех, когда наши взгляды встретились. А я, как дура, стояла, вросшая в ступени, с пылающим лицом.

— Что случилось? — Аня садится на соседнюю кровать, склонив голову набок.

— Ничего, — бурчу я, не поднимая глаз. — Просто… день тяжелый.

— Еще бы, после такого, — хмыкает она.

Я резко поднимаю голову:

— Ты видела?

Она снисходительно закатывает глаза.

— Полуниверситета видело, Иль. — Аня тихо смеется. — Тихир любит проворачивать такое. На грани фола. Тем более, что ему за это ничего не будет.

— На грани? — возмущаюсь я. — Ну знаешь, у нас это называется…

— На грани, потому что продолжения не было, — терпеливо поясняет подруга. — Он уехал, а Лерка осталась ни с чем. Так ей и надо, — хихикает она. — Но давай честно, тебя-то почему так зацепило?

Я молчу. Потому что не знаю, как ответить. Меня и правда задевает. Почему? Что он мне сделал? Кроме унижения, кроме этих насмешек, кроме… всего?

— Забей, — говорю через силу. — Все нормально. Я справлюсь.

Слово за слово, и тишина в комнате растягивается. Я изношенные ботинки и придирчиво рассматриваю. Один — с трещиной по подошве. На втором немного разошелся шов. Надо немного подлатать и сезон доходить хватит. Я хмурюсь, достаю супер-клей и прикидываю, как заклеить, чтобы не стало еще хуже.

Аня замечает и цокает языком:

— Ты серьезно?

— А у меня нет выбора, — тихо отвечаю я. — Просто нужно дотянуть до стипендии.

Она у меня должна быть повышенная. При условии успешно сданной сессии.

— Или найти подработку, — мягко предлагает она. — Я, кстати, в кафе здесь недалеко работаю. Там не супер, конечно, но платят исправно. А еще чаевые. Хочешь, спрошу у начальника? Вдруг кого-то еще ищут.

Я с удивлением смотрю на нее. А так можно было?

— Правда?

— Конечно. Ты же не из тех, кто боится работы? Думаю, справишься.

— Спасибо… — я чувствую, как где-то внутри теплеет.

Честно. Оттого, что хоть кто-то здесь рядом не хочет меня растоптать.

— Только предупреждаю, — Аня улыбается. — Там форма дурацкая. Зато чаевые иногда норм.

Я смеюсь. Первый раз за день.

— Мне подойдет даже самая дурацкая форма. Лишь бы не сидеть в общаге и не думать о… — я замолкаю. О нем. — Том, где достать деньги.

— Тогда сегодня вечером и спрошу.

— Договорились

Вскоре после этого она собирается на смену в кафе. Переодевается, собирает волосы в хвост и, застегивая куртку.

— Ну все, я пошла.

— Давай, удачи, — киваю я ей, оставаясь в комнате одна.

Третьей соседки, Светы, пока нет. Меня это устраивает. Тишина — хоть и давит, но помогает сосредоточиться на конспектах — завтра пара, а материал новый, сложный. Но это не так просто.

Приходится по несколько раз перечитывать, делать пометки. Но все бесполезно. Мысли утекают в другую сторону. Словно кто-то дергает за ниточку внутри, отвлекая, мешая, раздражая. Я прекрасно знаю, кто.

Снова вижу его взгляд. Снова слышу голос.

«Смотрю, ты уже стала звездой, Воробушек».

Мурашки невольно ползут по коже. Вспоминается все и даже больше. Фантазии уносят меня далеко, приходится тормозить.

Недовольно шиплю в подушку от злости. Черт бы тебя побрал, Тихомир!

За несколько минут до десяти, дверь тихо скрипит — в комнату заходит Света и расплывается в дружелюбной улыбке.

— Йоу, как там наша новенькая? — тянет она, скидывая кроссовки. — Что ты их клеишь? — кивает на мои ботинки. — Выброси и новые купи.

— Было бы на что, — отзываюсь сухо, не поднимая головы.

Света подсаживается ближе. У нее сегодня новые серьги и запах дорогого парфюма. Где она только берет все это?

— Ты не думай, я не злюсь. Просто... тут надо быстро вливаться. Ну или искать другие пути, — она улыбается, хитро, почти по-змеиному. — Если хочешь, могу познакомить с нужными людьми. Есть варианты, куда проще, чем вкалывать за копейки.

Я чувствую, как внутри что-то сжимается.

— Спасибо, но я пока сама справляюсь, — выдавливаю из себя.

— Ага, я вижу, — хмыкает она. — Ну, как знаешь. Только если передумаешь дай знать, я помогу с работой. — Света отворачивается к зеркалу, расчесывая волосы. Я чувствую ее взгляд в отражении, и по спине бегут мурашки. Не нравится мне все это.

Я обещаю себе держаться подальше от этого мира. От всего, что связано с ним. С их тусовками, с их правилами, с этим хищным глянцем. Я сюда не за этим приехала. Я сюда за шансом на лучшую жизнь. Но добиваться всего, нужно самой. С детства внушали воспитатели, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Наутро я встаю раньше обычного, собираюсь молча.

Аня уже одета и сидит на кровати, шнуруя ботинки. Она зевает, потягивается и вздыхает.

— Плохая новость, — говорит она. — Пока мест нет. Вчера одна девчонка просилась на работу. Но начальник отказа, что как только кто-то уволится — сразу скажет мне.

Я стараюсь не показать разочарования, хотя внутри оно отзывается глухим звоном.

— Ладно. Спасибо все равно. Хотя бы попыталась.

Аня улыбается, подмигивает:

— Я держу руку на пульсе. Не бойся.

Мы с Аней выходим из общежития и направляемся к корпусу. У главного входа — шумная компания мажоров, и в центре, как всегда, Тихомир. Он смеется, что-то рассказывает, бросает кому-то пощечину из разряда "по-братски". Когда замечает нас, довольно скалится. Его глаза цепляют меня, будто взывают к реваншу за молчание.

Я уже собираюсь отвернуться, как вдруг слева появляется Янис. Высокий, уверенный, с тем самым спокойствием, которого мне так не хватало в последние дни.

— Девчонки, вместе пойдем? — говорит он и смотрит на нас с легкой улыбкой.

Глава 11 Тихомир

Воробушек снова делает вид, что меня не существует.

Проходит мимо, не бросив ни взгляда, ни слова. Будто мы не пересекались. Будто она не пялилась на меня вчера, когда я целовался с Лерой. Ну окей, когда Лера целовалась со мной. Что это меняет?

Она смеется с Янисом. Смотрит на него так, как будто он — безопасный остров среди всей этой грязи. А может, так и есть. Только вот я не могу это спокойно видеть. Бесит!

Меня раздражает ее взгляд. Ее напускное равнодушие. Ее… чистота. Она словно из другого мира. Не такая как все остальные. Лучше. Черт, какая разница?

Я отворачиваюсь, будто мне тоже все равно. Но внутри все горит. И дело не в Янисе. Не в том, что он рядом с ней. А в ней самой.

В этой ее упрямой осанке. В том, как она смеется — тихо, искренне. В том, как смотрит на него, будто он для нее герой. А я? Я — хаос. Я — угроза.

Смешно. Среди своих я — главный. За столом, на тусовке, в любой компании. Рафаэль, Паша, Темыч — все держатся со мной, потому что мы друзья. Банда. Только почему тогда я чувствую себя так, будто сижу на вершине своей горы совершенно один?

Рафаэль ржет над каким-то мемом, Паша подливает себе газировки. Я киваю, вставляю шутку. Все смеются. Все по плану. Только внутри — пусто.

Я даже не понимаю, чего именно хочу от этой девчонки. Нет, вру. Понимаю. Хочу, чтобы она смотрела на меня так же, как смотрит на него. Хочу, чтобы не морщилась при словах, которые все считают нормой. Хочу, чтобы не убегала, когда я подхожу.

Но чем больше тянет — тем больше хочется ее сломать. Смотреть, как она корчится от слов, как скрипит зубами, как замирает от страха, но не отступает. В ней — сталь под тонкой кожей. И это бесит. И возбуждает одновременно.

Но Янис прет против меня по всем фронтам. Смотрит, будто я у него что-то отобрал. А сейчас — еще и эту девчонку пытается увести. Да ради бога. Только вот что-то внутри скребется, будто не хочет отпускать.

После пар мы собираемся в музыкальном классе на втором этаже старого корпуса. Здесь запах дерева, слегка протертых гитарных грифов и стертых клавиш — мой единственный остров нормальности.

Раф уже врубает синтезатор, наигрывает что-то тяжелое, почти киношное. У него за плечами музыкалка с отличием. Темыч в наушниках барабанит на установке, сбивает ритм, пока я настраиваю гитару.

Пальцы сами находят аккорды. Dm, Am, G. Все просто, но звучит грязно, по-настоящему.

— Готов? — кричит Темыч, снимая один наушник.

— Давно, — киваю я, опуская подбородок и уходя в струны.

Играем. Минут сорок без остановки. Я не думаю. Просто издаю звук. Это то редкое состояние, когда внутри становится тихо. Только музыка, только аккорды, только голос — мой, хриплый, живой. Не Тихомир, зажравшийся сын олигарха. Просто Тихир.

Раф иногда смеется, добавляет в партию что-то свое. Темыч кивает в ритм, подыгрывает — и мы в одной волне. Мы одно целое.

Никто из них не лезет с вопросами. Не спрашивает, почему я злюсь или кто меня довел. Они знают, что музыка — это все, что у меня осталось, когда отваливается весь мир.

И пока звучит последний аккорд, а струны дрожат, я закрываю глаза и впервые за день чувствую себя живым. Только музыка. Только сейчас.

Вечером идем с парнями на вечеринку. Шум, свет, алкоголь. Все, как всегда. А мне — скучно.

Паша с девчонкой слинял в дальнюю комнату, уже ясно, чем все закончится. Я рядом с Рафаэлем. Наш аристократичный вампир что-то рассказывает про свою невесту, но я слушаю вполуха. Мне плевать, мысли все равно где-то не здесь. Вращаются вокруг Воробушка.

И вишенка на торте — звонок от отца.

— Слушаю, — бросаю лениво, наблюдая за тем, как девочка гоу-гоу красиво двигается в ритме музыки. Может ее на ночь?

— Как у тебя с Оксаной? — вопрос ставит в тупик, я даже не сразу понимаю, о ком речь.

— Никак, — откидываюсь на спинку. Ну пиздец, сейчас начнется.

— Очень плохо. Надо встретиться с ней. И не откладывай. Это важно для нас.

Нахрен я во все это ввязался?

— Опять ты со своими сделками, — фыркаю недовольно. Подкладывать меня скоро начнет, как сутенер.

— Это не сделки, а будущее. Или ты хочешь всю жизнь играть на гитаре по подворотням?

— Лучше, чем прогибаться под чужую волю, — парирую я.

— Хватит, — рычит отец. — Думай о сумме на карте. Сказать сколько в месяц мне обходится твое содержание?

И как обычно — нажал, где больно. Я не отвечаю. Просто соглашаюсь на встречу. Потому что, бабки нужнее.

Пишу сообщение Оксане, что жду ее в клубе.

Она появляется ближе к полуночи. Вся в брендовых шмотках, губы — алые, взгляд — хищный.

— Тих, привет, — мурлычет, присаживаясь рядом. — Соскучился?

— Как же.

Она целует меня при всех. Специально. Ждет реакции. Я едва заметно морщусь и вытираю губы.

— Что за показуха?

— А как ты хотел? — усмехается.

— Вообще-то наш секс закончился без обязательств, — напоминаю я и раздраженно веду плечами.

— Ты мне понравился.

— Поздравляю.

Она отходит, но я чувствую, как ее когти по-прежнему держат меня. Чмом последним себя чувствую, что вынужден прогибаться. Но все же везу Оксану домой. На автомате трахаю, а сам думаю совсем о другой. Воробушек даже в постели не дает мне покоя.

Выпустив пар, отправляю Оксану на такси домой и падаю на кровать спиной. Смотрю в потолок и не чувствую ничего. Какое-то странное отупление. Не хочется ничего, даже шевелиться.

На следующее утро мне все еще мерзко. Даже душ не помогает отмыться. Голова — ватная, мысли — вязкие. Но одно ощущение кристально ясное: я хочу видеть Воробушка рядом. Просто рядом. Чтобы знал, что не сбежит.

Когда вижу ее в холле, внутри что-то щелкает. Подхожу, медленно, с той самой ухмылкой, которая всегда выводит из себя.

— Скучала, Воробушек?

Она косится на меня. Никаких реверансов. Только холод и ожидание удара. Я наслаждаюсь этим напряжением. Слишком уж приятно играть с огнем.

Глава 12 Илиана

— Стоять! — рявкает Тихомир, и я чувствую, как его пальцы сжимаются на моем плече. — Она останется!

— Отпусти, — спокойно, но твердо говорит Янис.

Тихомир не двигается. Его пальцы чуть сильнее вжимаются в мое плечо, и я чувствую, как под тонкой тканью он буквально прожигает кожу. Его взгляд — не на мне. Он смотрит на Яниса, как хищник на другого хищника. В глазах злость, упрямство и что-то еще, что невозможно прочесть сразу. Что-то слишком личное. Слишком опасное.

— Проваливай. Она со мной говорит, — цедит сквозь зубы.

— А хочет пойти со мной, — спокойно парирует Янис, делает шаг ближе.

— Она принадлежит мне и будет делать то, что я скажу, — шипит Тихомир, и голос его срывается.

Все происходит резко. В груди — удар, дыхание сбивается, будто меня выдернули из себя. Люди вокруг останавливаются, оборачиваются, кто-то шепчется. Я чувствую, как напрягается Янис рядом.

— Приди в себя, Тихир. Рабство отменили херову тучу лет назад. Или ты будешь держать ее насильно?

Я дышу неровно. Горло сухое. Мне хочется что-то сказать, но язык прилипает к небу. Глаза жгут от сдерживаемого напряжения.

— Хватит! Я сама решу, — вырывается у меня, хрипло. — Оставьте меня в покое, вы оба.

Тихомир на секунду замирает. Его глаза опускаются на меня. В них читается все: раздражение, напряжение, колючее недоумение. А еще обида. Как будто я должна была выбрать его. Как будто он вправе ждать этого от меня.

Но я не боюсь. Я злюсь. До дрожи в пальцах. До сжатых зубов. До слез.

— Ладно, решай, — бросает Тихомир насмешливо и отпускает. Его пальцы медленно скользят с моего плеча, как будто он все еще хочет удержать. — Потом договорим.

Я стою несколько секунд, не двигаясь, будто вкопанная. Тело ноет от напряжения, но я не могу понять, откуда сильнее — от недавних прикосновений или от того, что Тихомир снова сказал «потом».

Янис слегка касается моей руки — аккуратно, почти незаметно.

— Пойдем? — спрашивает он. Без давления, просто предложение. И в этой мягкости есть что-то настолько чуждое после всего, что только что было, что я киваю. Механически.

Мы уходим. Медленно, не спеша. Я даже не сразу понимаю, что с каждым шагом становится легче дышать. Воздух больше не натянут струной, сердце не пытается выскочить из груди.

С Янисом мне спокойно. Но я все равно ему не до конца доверяю.

— Прости, — говорит он после паузы. — Я не должен был вмешиваться так резко.

— Нет, все нормально, — выдыхаю я. — Спасибо, что... вступился.

Он кивает, и мы идем дальше.

— Ты знаешь, Тихир не такой, каким кажется, — говорит он, словно невзначай. — Ты не первая, с кем он... играет. Разводит на секс, а потом…

Я не отвечаю. Но внутри что-то сжимается. Все это слишком похоже на правду. Но мне какое дело? Я не собираюсь иметь дел с Тихомиром.

— А у вас какие с ним терки? — спрашивает он чуть тише.

— Просто... обстоятельства, — неопределенно пожимаю плечами, не желая рассказывать подробности.

— Он тебя обидел?

Я останавливаюсь и смотрю на Яниса. Глаза у него добрые. Теплые. Но я все равно не готова рассказывать подробности своих взаимоотношений с Тихомиром. Даже есть их совсем нет.

— Слушай, он говорил о каком-то долге, — вдруг говорит Янис, осторожно, — Если ты ему должна… Я могу помочь. Ну, если речь о деньгах — я разберусь. Без обязательств.

Он поднимает руки вверх.

— Не надо. Я справлюсь сама, — заявляю решительно. Еще чего не хватало. От одного отделаться не могу, еще и второй туда же.

Янис не настаивает, но в глазах появляется легкая тень.

— Просто... иногда стоит позволить себе быть слабой.

— Нет уж спасибо. Я не хочу быть никому обязанной, — выдыхаю я, снова глядя вперед.

Он больше не говорит. Мы идем молча. Но внутри я чувствую, что между нами стало неспокойно. Словно появилась какая-то недосказанность и это мне не нравится. У меня не так много друзей, чтобы терять их из-за каких-то глупостей.

Я возвращаюсь в общежитие. Дверь в комнату открывается с легким скрипом. Ани еще нет, она сегодня собиралась встретиться с отцом. Тишина встречает меня, как спасение. Я скидываю куртку, ботинки, бросаю рюкзак на кровать и сажусь за стол.

Надо сразу сделать домашку, пока мозг еще соображает. Открываю тетрадь. Достаю ручку. Гляжу на формулы... и не вижу их. Мысли упрямо скатываются в одно и то же место.

Тихомир.

Почему он так ведет себя? Почему, когда он рядом, внутри все становится нестабильным? Почему я позволяю ему так на меня влиять? Он как буря — разрушает, треплет, оставляет следы. А я — просто пытаюсь держаться на ногах.

Я злюсь. На него. На себя. На то, что он умеет рушить мою уверенность одним взглядом. На то, что мне сейчас вообще не до математики.

В этот момент в комнату влетает Света. Вся сияющая, при параде: волосы идеально выпрямлены, на губах блеск, на пальцах кольца, на плече — новая сумка. Брендовая. Я не знаю цену этой вещи. Но что-то мне подсказывает, что не мало.

— Ну привет, золушка, — говорит она с ехидной улыбкой. — Как успехи в мире заучек?

— Нормально, — отвечаю сухо, не отрывая взгляда от тетради.

Она смеется, проходит мимо, бросает туфли на пол, вытаскивает из сумки косметичку.

— Знаешь, ты могла бы не париться. Хочешь, как у меня — шмотки, косметика, парень на джипе? Все реально. Только надо не тупить.

Я поднимаю взгляд. В груди на мгновение возникает какая-то неприглядная зависть. Я устала. Устала все время выгрызать себе дорогу, считать копейки, чинить разваливающуюся обувь, придумывать, как выжить. А ей — все само. Все просто. Она не думает, за что купить шампунь. Не встает в шесть утра на пары с пустым желудком.

Но я не из тех, кто сдается. Я просто глотаю все это, как горькую таблетку и продолжаю зубрить предмет. Привычно.

— Мне не до этого. Я учусь.

— Учатся — те, кто потом работают за копейки, — фыркает Света. — А я живу в свое удовольствие.

Глава 13 Тихомир

Вечером очередная встреча с отцом. Он снова тянет за нитки. Хочется послать его к херам собачим, но я слишком завишу от его доната. Все это, конечно, сильно ломает, заставляет прогибаться, но все же лучше, чем остаться без бабла. Я всегда так жил, привык к роскоши и вседозволенности, менять что-то не собираюсь. Но и плясать под дудку отца все сложнее. Балансировать выходит все хуже.

— Ты понимаешь, что Оксана — твое будущее?

Нихрена себе заявочки. Закидываю голову за спинку кресла, и покачиваясь, смотрю на отца вверх ногами.

— Нет не понимаю, — тяну лениво. — Можешь пояснишь?

— Ее отец очень влиятельный человек. Ваш союз был бы очень кстати для нашей семьи, — распаляется он, рассказывая какую-то дичь. — Это новый уровень. Инвестиции. Перспективы.

— То есть ты выступаешь моим сутенеров в этой сделке? — хмыкаю я, метая в него издевательский взгляд.

— Не передергивай! — предупреждающе рычит отец. — Тебе надо присмотреться к Оксане.

Я слушаю весь этот бред, пока не начинает зудеть в висках.

— Нет, — отрезаю и поднимаюсь. — Это не моя история.

— Такой же упрямый, как твоя мать! — это звучит скорее, как оскорбление.

Я почти не помню родительницу. Бросила нас, когда я был совсем мелким. Но судя по рассказам отца, тварью она была редкостной. Правда или нет не знаю, да и не хочу знать. Если она так просто отказалась от меня, то мне такая мать не нужна.

Разворачиваюсь и иду к двери.

— Тихомир! — летит мне в спину.

— Я сказал нет, — раздраженно отмахиваюсь и выхожу из кабинета, громко хлопнув дверью.

Я уезжаю. Злой настолько, что, кажется, если кто-то сейчас встанет на моем пути, я просто прошибу его, не останавливаясь. Но нет, мозг работает исправно. И адреналин от скорости немного притупляет раздражение. Дышать становится легче.

И еду. Сам не знаю зачем. К общаге. К Воробушку. Что скажу? Хрен его знает. Но хочется увидеть.

Пишу короткое сообщение:

«Через 5 минут буду у общаги. Выйдешь. Это не обсуждается.»

Паркуюсь напротив входа. Выключаю фары.

Опускаю голову на руль. Сердце колотится. В груди скребет — злость, раздражение, что я тут. Что эта девчонка меня дергает изнутри, как будто имеет на это право. Не нравится мне вся эта херня. Но я все равно здесь.

А что, если не придет? — язвительно проносится в мозгу.

Сам поднимусь и разнесу здесь все к ебеням.

Но Воробушек выходит. Ровно через пять мину. Застегнутая в серую куртку по горло и нелепой шапке с вытертыми ушами. Ну точно Воробей. Снег сыпет, мягкий, невесомый. Кто-то из проходящих студентов толкает ее плечом, она спотыкается и падает, и телефон скачет по ступенькам и приземляется в сугроб.

Звучно матерясь, я дергаюсь вперед. И даже почти выбегаю, но в последний момент сдерживаюсь. Не стоит вмешиваться. Это мне ни к чему. Хотя и хочется подправить зрение тому слепошаре, который не видит, куда идет.

Я просто выхожу из машины и подхожу к девчонке. Она на коленях в снегу, вытаскивает из сугроба убогий, треснутый гаджет. Пальцы дрожат.

— Ну и что случилось? — бурчу я, глядя на нее сверху вниз.

— Не работает... — шепчет она и всхлипывает.

Закатываю глаза. Ну капец, драма века. Глубоко вдыхаю.

Но взгляд все равно цепляется за дырявые ботинки, в которые уже, наверное, натекло, и за тонкую куртку, явно не для такого мороза. У нее под ней даже нет нормального свитера. Просто какая-то водолазка. Застиранная и потерявшая цвет.

Я ничего не говорю. Это не мое дело. Я здесь не за этим. Просто запоминаю.

— Поехали, — кидаю грубо, не скрывая раздражения.

— Куда? — Воробушек поднимает на меня глаза, мокрые ресницы дрожат, а мои кулаки по инерции сжимаются. Надо валить отсюда, как можно скорее, пока кому-нибудь не прилетело.

— Узнаешь. — Я рычу. — Ты задаешь слишком много вопросов.

Поднимаю ее за шкирку и толкаю в сторону машины. Она тупит у двери, переминаясь с ноги на ногу. Смотрит на нее, как на летающую тарелку. Я не выдерживаю. Обхожу, рывком открываю. Зашвыриваю ее внутрь, пристегиваю, щелкаю ремень. Все с раздражением. Резко. Быстро.

Но внутри... внутри будто что-то греется. Мне нравится это делать. Заботиться. Хоть и по-дурацки. Но не признаюсь. Ни за что на свете.

Под ее молчаливым взглядом, срываю тачку с места. Нет у меня никакого плана. Придется импровизировать.

Приезжаем в торговый центр. Паркуюсь на подземной стоянке. Молча. Я не объясняю. Она ничего не спрашивает.

— Идем, — выхожу и быстро устремляюсь к лифтам.

— Что мы здесь делаем? — Воробушек едва поспевает.

— Ты опять с вопросами, — огрызаюсь на нее. — Шевелись.

Я не хочу грубить, но по-другому не получается. Слова вырываются быстрее, чем я успеваю придать им нужный оттенок. Пусть терпит! В конце концов это в ее интересах.

Заходим в отдел гаджетов. Техника здесь качественная и сто процентов оригинальная. Внутри магазина Воробушек испуганно хлопает ресницами, глядя на ценники, как на пульты запуска ядерных ракет. Не обращаю внимания и покупаю телефон, не самый навороченный, зато самый комфортный для нее.

Возвращаемся в машину. Я кидаю коробку на колени Воробушку и нажимаю кнопку зажигания. Мне гораздо лучше. Немного отпустило после встречи с отцом.

— Зачем это? — она округляет глаза.

— Чтобы было, — криво усмехаюсь и плавно трогаюсь с места. — Не нравится?

Любая мечтает о таком подарке. Нехер гнать.

— Я не могу это взять, — ее губы дрожат. Осторожно кладет коробку с телефоном на торпеду.

Это еще что за нахер? К такому меня явно не готовили.

— Воробушек, с тобой все в порядке? — язвительно хмыкаю я. — Кто же в здравом уме отказывается от такого подарка?

— Я, — равнодушно бросает она и пожимает плечами. — За «такой» подарок надо платить. А я с тобой еще за бампер не рассчиталась.

Охренеть просто логика. Вынесла меня.

— Это не подарок, — злюсь сам на себя, сжимая руль крепче. — Это аренда. Мне нужно, чтобы ты всегда была на связи. Ясно?

Глава 14 Илиана

Я не понимаю, что происходит. Не понимаю Тихомира.

Он пишет мне требовательно, безапелляционно. Я выхожу хотя обещала себе не подчиняться. Он хватает меня за руку, рявкает, ворчит, злится и при этом пристегивает ремнем, будто заботится. Он покупает мне телефон, но не как подарок, а как обязательство.

И все это время... он рядом. Близко. Слишком близко.

Мне страшно. С ним страшно. Он непредсказуем, острый, как лезвие. Но почему тогда сердце бьется чаще, когда приближается? Почему от его взгляда подкашиваются ноги? И почему внутри все скручивается, когда он смеется в лицо или поднимает бровь с этой своей кривой усмешкой?

Я не знаю, как с ним быть. Хочется выстроить стену. Огромную, непробиваемую. Но в этой стене каждый раз появляется трещина, стоит ему заговорить.

Тихомир привозит меня в ресторан. Настоящий. С подсветкой, вензелями, запахом дорогого парфюма и звоном бокалов. У входа нас встречает женщина с идеальной укладкой и безупречно красной помадой.

— Простите, у нас дресс-код, — холодно произносит она, скользя по мне пренебрежительным взглядом.

Я сжимаюсь. Мне хочется исчезнуть. Я в куртке, ботинках с промокшими носками и с пакетом из магазина в руках. Все во мне кричит о том, что я беспризорница. Сиротка, случайно оказавшаяся здесь.

— У нее нормальный вид, — рявкает Тихомир. Его голос звучит, как щелчок кнута. — Мы не на подиум пришли, а поесть.

— Просто… — колеблется администратор, — у нас имиджевое заведение.

— У вас сейчас будет имидж скандального заведения, — рычит он. — Моя фамилия Горский. Мы пройдем. Или позвонить отцу?

Женщина вздрагивает и тут же нас пропускает. Как же мне стыдно.

Отдаем одежду и проходим в зал. Я иду за ним, стараясь не смотреть по сторонам. Мне кажется, что на меня уставились все. Щеки горят. Я держу пакет крепче, будто он способен защитить меня от насмешливых взглядов.

Тихир падает на диван с видом хозяина мира. А я… Я сажусь аккуратно, как школьница на экзамене. Спина прямая, руки на коленях. Боюсь коснуться подлокотника, как будто он обожжет.

— Расслабься, ты не на собеседовании, — бросает он с насмешкой.

Я не отвечаю. Не могу. Горский подзывает официанта и, не глядя на меня, заказывает еду на двоих. Я открываю рот, чтобы возразить — но он приподнимает бровь.

Этого хватает. Я замолкаю со всем соглашаясь

И снова чувствую себя... маленькой девочкой, попавшей в ловушку.

Еда появляется быстро. Официант приносит красиво оформленные блюда, тарелки сверкают, от них идет пар, запахи щекочут нос. Все выглядит безупречно. И очень вкусно. Слюна сразу же наполняет рот, сглатываю ее и едва слышно вздыхаю.

Тихомир сразу берется за стейк, ест уверенно, будто дома. Я же ковыряю вилкой салат. Листик туда, листик сюда. Не могу заставить себя есть. Кусок в горло не лезет.

— Ты почему ничего не ешь? — спрашивает Тихир, не поднимая взгляда от тарелки. Надо же. Я думала он не заметит.

— Я не голодна, — бормочу невнятно.

— Да брось, — хмыкает он и указывает на меня вилкой. — Кожа и кости, небось всегда голодная.

Словно холодной водой облили. Щеки вспыхивают, в груди неприятно екает. Как будто он только что сравнял меня с чем-то липким и ненужным.

— Тебе доставляет удовольствие издеваться над более слабым, да? — вырывается, прежде чем успеваю себя остановить.

Он отрывается от еды, хмурится.

— В смысле?

Во взгляде и правда недоумение.

— Ты постоянно унижаешь меня, заставляешь чувствовать человеком второго сорта. Зачем? — мой голос предательски дрожит. Сама себя не узнаю.

— Воробушек, ты чего?

— Хватит меня так называть, — шмыгаю носом, уткнувшись в тарелку. — У меня есть имя…

— Я его не знаю. Вроде… — пожимает он плечами. — Хватит исполнять, поешь и отвезу тебя в общагу.

— Я не хочу, — упрямо отодвигаю от себя тарелку.

— Да почему? — возмущается Тихомир. — Вкусно же.

Ну вот как ему объяснить? Мы слишком разные. Сытый голодного не поймет.

— Потому что чувствую себя здесь ничтожеством, — выдыхаю срывающимся голосом. — Все на меня пялятся, как на прокаженную. Того и гляди пальцем начнут показывать.

— Глупости, — морщится он, но все же осматривается. — Пока ты со мной...

— Надо же, какие люди, — раздается женский голос, холодный и насмешливый.

Я вздрагиваю. Инстинктивно. Внутри все сжимается. Поворачиваюсь медленно.

— Горский, не ожидала увидеть, — девушка придирчиво меня рассматривает. — Познакомишь со своей зверушкой?

Тихомир моментально напрягается. Его рука, до этого лежащая на столе, подается вперед, будто инстинктивно хочет меня закрыть. Я чувствую, что он злился. И почему-то... мне от этого легче.

Он поворачивает голову, его глаза темнеют. Не встает, не кричит, просто смотрит на нее так, что даже я ежусь.

— Ты сейчас не вовремя, — говорит Тихомир лениво, но внутри отчетливо слышится сталь.

Девушка высокая, хищная, с идеальной укладкой и ярко-алыми губами усмехается.

— Смешно. Я жду пока ты позовешь меня пообедать, а это что? Благотворительность?

— Времена меняются, — отвечает он холодно, затем вдруг смотрит на меня, — и вкусы тоже.

Мое сердце замирает. Тихир сказал это, будто специально. Глаза его цепляют мои, и от этого взгляда во мне все снова сбивается. Как бы он ни пытался быть резким и дерзким, в эти моменты я чувствую, что внутри он совсем другой.

Я отвожу взгляд, но не быстро. В груди странный жар. Что-то вроде благодарности. Что-то вроде того самого притяжения, от которого невозможно сбежать.

Он больше не смотрит на гостью. Просто берет бокал, отпивает и добавляет:

— Оксан, у тебя дела были? Так иди займись ими.

Девушка закатывает глаза, обводит меня взглядом, полный яда, и уходит, бросив напоследок:

— Береги зверушку, Тихомир. А то однажды она укусит.

Я замираю. А он, как ни в чем не бывало, режет стейк и снова рычит на меня.

Глава 15 Тихомир

Воробушек все же начинает есть.

Медленно, как будто боится, что ее сейчас одернут. Смотрит в тарелку, не поднимает глаз, берет крошечный кусочек и запивает его водой. Упрямо делает вид, что меня нет рядом. Смешная. Я здесь. И никуда не денусь из ее жизни, пока мне не надоест.

Смотрю на нее внимательно. И злюсь.

Злюсь на нее. Злюсь на себя. На весь этот вечер, на этот гребанный ресторан. Что меня дернуло привести сюда Воробушка? Выебнуться хотел? Произвести впечатление? Произвел? Олень, млять!

Самое стремное — это встреча с Оксаной. Я должен был позвонить ей, как того требовал отец. Но вместо этого сгенерировал незапланированный треш. Как карма быстро подсуетилась! Я даже не успел сообразить, как меня уже нахлобучило. Отец опять будет в бешенстве

А я? Я просто не хочу быть пешкой. Никем. Даже ради миллиона шансов.

А еще в голове слова Воробушка. "Ты заставляешь меня чувствовать себя человеком второго сорта."

Она сказала это так тихо. Но до сих пор гремит в ушах. Я не хотел ничего подобного. И в мыслях не было. Я просто не умею по-другому. Не знаю, как это… Странно. Почему мнение этой девчонки вообще важно?

Тянусь за бокалом с водой, отпиваю. Горечь во рту не уходит. Злость в груди не рассеивается. Дышу глубоко, чтобы хоть немного потушить это пламя.

Тишину за столом разрывает звонок.

Новый телефон. Ее.

Воробушек смотрит на экран, замирает. Я вижу, как ее пальцы дрожат. Смотрю тоже.

Имя на экране — Янис.

Живот сжимается. Все внутри становится холодным и острым, как лед. В еще растет и крепнет желание выкинуть нахрен этот долбанный гаджет.

Я поднимаю взгляд на нее. Воробушек все еще хлопает ресницами и не знает, как поступить. Сидит с этим телефоном, как с зажигалкой над бочкой бензина.

— Ответь, — говорю с притворным спокойствием, глядя ей в глаза. — Что, боишься?

Она не двигается. Только ресницы вздрагивают. А внутри у меня — целый ураган. И я не знаю, снесет ли он ее... или меня.

Воробушек решается, проводит пальцем по экрану и медленно подносит телефон к уху.

— Алло, — голос тихий, но уверенный.

Я слышу голос Яниса, доносящийся через динамик. Спокойный, теплый, слишком правильный.

— Привет, Иль. Хотел узнать, может, прогуляемся? Воздухом подышим, развеемся немного.

Она глядит в тарелку, потом бросает торопливый взгляд на меня и тут же опускает глаза.

— Не получится, — говорит осторожно. — Я... не в общаге.

— А... Ну, ладно. Тогда увидимся на парах?

— Хорошо.

Воробушек отключает звонок и кладет телефон на край стола, как будто он горячий. На секунду мне кажется, что она сама не понимает, как это звучало. А я... я бешусь. Не из-за того, что она кому-то ответила. А из-за него.

Янис.

Этот сукин сын, который вечно вылезает не вовремя. Который тянется к ней, как будто имеет право. Который выглядит лучше, ведет себя вежливо и не давит, как я. А я... я только и умею, что рычать и ставить ультиматумы. Но я такой как есть и не могу измениться!

Смотрю на Воробушка и хочу накричать. Запретить ей общаться с Янисом. Потому что она моя и не имеет права.

Но я молчу. Потому что не знаю, на каком основании.

Кто я ей? Хозяин? Друг? Парень? Нет. Все не то.

Я просто Тихомир Горский. Проблема с характером и отсутствием тормозов.

И внутри все дико пылает.

И, черт возьми, я не знаю, как это потушить.

— Что у тебя с Янисом? — вырывается у меня.

Она удивляется, приподнимает брови:

— Ничего.

Смотрит в глаза, спокойно. Не оправдывается. Я нахмуриваюсь.

— А у тебя с ним? — прилетает встречный вопрос.

— Старые недопонимания, — отрезаю уклончиво.

Не хочу об этом говорить. Особенно с ней. Особенно сейчас.

Подзываю официанта, прошу десерт Воробушка завернуть с собой и прошу счет. Хочу быстрее уйти отсюда.

В машине тишина. Давящая. Я держусь за руль, будто он может меня заземлить. Или хотя бы не дать взорваться от переполняющих эмоций.

Телефон трещит от звонка. Отец.

Я сразу напрягаюсь. Прекрасно знаю, что он мне хочет сказать. Выслушать? Не сейчас. Не при ней.

— Не могу говорить, — бурчу в трубку и сбрасываю.

— Проблемы? — голос Воробушка осторожный, как будто боится спугнуть зверя.

— Все нормально, — огрызаюсь по инерции.

Резко торможу напротив общаги. Девчонка сжимается на сиденье.

— Я... пойду? — неуверенно спрашивает.

Смотрю на нее. На глаза, губы, пальцы, вцепившиеся в пакет с телефоном и десертом.

— Подожди, — рычу зло.

Дышу тяжело. Пытаюсь что-то сказать. Пытаюсь объяснить. Себе хотя бы.

Но снова звонок. На этот раз Раф. Весь настрой мгновенно улетучивается.

— Ладно. Иди. Потом поговорим.

Она кивает. Торопливо выходит. И не оборачивается.

Я жду, пока ее силуэт не исчезает в дверях общаги. Потом принимаю звонок.

И срываю машину с места.

— Брат, ты где? Мы с Пашкой на заброшке. Тусовка начинается, будет весело. Подтягивайся.

— Подумаю, — бросаю хрипло.

— И думать нечего. Мы тебя ждем. Все, как ты любишь. Бабы, пойло и дым.

И мне смешно. Глупо. Обидно. Но в то же время, друг прав.

Разворачиваю руль, давлю на газ. Машина рвется вперед. Хочется забыться. Хочется тишины внутри, пусть даже через шум снаружи.

Улицы пролетают мимо, как кадры на ускоренной перемотке. Влетаю под «кирпич» и оказываюсь на пустыре. Дальше недостроенный какой-то дом, а внутри наша толпа, свет, музыка, алкоголь. Друзья уже на месте. Рафаэль хлопает по плечу, Пашка тянет стопку.

— За тех, кто мешает нам быть счастливыми, — ухмыляется он.

Я выпиваю. Еще и еще. Вокруг девчонки, дым, музыка.

И никаких проблем.

Никаких Воробушков. Никаких Янисов. Никаких отцов.

Только ночь. И скорость. И пустота, в которую я прыгаю с облегчением.

Глава 16 Илиана

Я врываюсь в комнату так, будто за мной гонится стая собак. Дверь с грохотом захлопывается, и я прислоняюсь к ней спиной, стараясь отдышаться. Сердце колотится, грудь ходит ходуном, в ушах шумит. Воздух, как вата, густой и липкий. Колени дрожат. Я словно вернулась с поля боя. Хотя... может, так оно и есть.

— Ого, ты как будто марафон пробежала, — лениво тянет Света, бросая на меня ленивый взгляд поверх глянцевого журнала.

Аня отрывается от тетрадки. Смотрит внимательнее. В ее взгляде мелькает интерес. Она ничего не говорит, просто ждет. И от этого у меня внутри все сжимается еще сильнее.

— Все нормально, — быстро выдыхаю. Голос дрожит, и я это слышу. Улыбаюсь фальшиво и как-то глупо.

— Просто... решила прогуляться. Голова разболелась. Пары, духота, все это...

Сочиняю на ходу какую-то глупость.

— Снег же валит стеной, — фыркает Света, скрестив ноги и закатывает глаза. — Гулять ей вздумалось.

Я смотрю на пакет в руках, будто это какая-то бомба замедленного действия. Достаю коробку с десертом. Крем сквозь прозрачную крышку выглядит грешно красиво. Ставлю на стол.

— Я... тут, десерт принесла…

— Серьезно? — Света моментально оживляется, подскакивает и хватает коробочку. — О, боже, это доставка из ресторана. Он стоит, как целая степуха! Сама что ли купила? — она улыбается, но в голосе сквозит подозрение.

— Откуда у меня такие деньги, — отшатываюсь я. — Коменда передала, — снова вру. Слишком быстро. Слишком натянуто. — Сказала, для тебя, Свет.

— От кого? — Света прищуривается, но лицо у нее уже сияет. — Не сказала?

— Нет, — качаю головой. Стараюсь держать голос ровным, не выдать истинных эмоций. Вру я, честно говоря, из рук вон плохо. Особенно когда вот так с лету. Без подготовки. Но, кажется, Свете уже все равно.

— Анька, ты будешь? — Света все же решает поделиться.

— Спасибо, обойдусь, — натянуто улыбается Аня и смотрит на меня. Долго. Слишком долго.

— Ты точно в порядке? — тихо спрашивает она. Ни упрека. Ни давления. Только теплая осторожность.

Я киваю. Опять слишком быстро. Опять неправдоподобно.

— Угу. Просто... день тяжелый. Вот и все.

Но внутри все стонет от страха. Десерт, как улика. Новый телефон в кармане, как ошейник. А Тихомир Горский, как вирус, от которого не спрятаться. Он проникает внутрь. Без стука. Без предупреждения. И я не знаю, как его оттуда вытравить. Может просто переболеть?

Света уже сидит с ложечкой, улыбается, довольно щурится:

— М-м-м... кто бы ни был этот таинственный ухажер — я за! Пусть передает еще. Особенно из этого ресторана. Там фантастическая кухня, — довольно щурится она. — Только вам нищебродкам, туда никогда не попасть.

Едва успеваю прикусить язык, чтобы не сболтнуть лишнего. Я сегодня ужинала в этом ресторане. И еда там и правда очень красивая, жаль вкус не запомнила. Пусть Света издевается и дальше, свою тайну я не раскрою

Сажусь на кровать. Пальцы мнут край одеяла. Меня трясет. Я не знаю, что делать. Не знаю, куда девать себя. Сердце до сих пор колотится. Мысли путаются.

А перед глазами его глаза. Его руки. Его голос. Все это угроза для меня. И в то же время... почему-то хочется к нему ближе. И от этого становится страшнее всего.

Утро наступает, как наказание. В глаза будто насыпали песок, а к векам подвесили гири. Голова гудит. Сон, если это можно так назвать, был беспокойным, как и все внутри. Не принес ни капли отдыха. Но выбора нет. Надо вставать. Надо жить дальше, как бы трудно это ни было.

Мы с Аней выходим из общаги. Морозный воздух обдает лицо, слегка отрезвляя. Холодно. Пробирает до костей. Я кутаюсь в тонкую куртку, натягиваю капюшон. Хочется исчезнуть. Раствориться.

У входа в универ стоит Янис. Опирается на перила, улыбается своей фирменной теплой улыбкой:

— Доброе утро, девчонки!

— Привет, — отвечаю, стараясь выдавить что-то, похожее на улыбку. Но внутри пусто. Как будто все сгорело за ночь.

Он говорит что-то о погоде, о парах, о какой-то новой преподавательнице. Я киваю, вставляю дежурные фразы, делаю вид, что все в порядке. Но сама, как в тумане. Меня будто нет. Я словно наблюдаю за происходящим со стороны и едва вслушиваюсь в чужие реплики.

А главное, что я замечаю сразу — его нет. Тихомира. Ни в коридоре, ни у входа, ни даже мельком где-то на лестнице. И это почему-то тревожит сильнее, чем хотелось бы признать. Я злюсь на себя. За то, что ищу его взгляд. За то, что надеялась увидеть.

После последней пары Янис предлагает нас проводить. Мы с Аней соглашаемся. Идем втроем по университетскому двору. Ветер обжигает щеки. Снег хрустит под ногами. Янис шутит, Аня смеется. А я... я просто иду, опустив голову. Стараюсь быть с ними. Стараюсь дышать.

Внезапно по позвоночнику пробегает электрический ток. Чувствую на себе чей-то взгляд. Жесткий. Впивающийся. Словно ладонь сжимается на горле.

Я замедляю шаг. Оборачиваюсь.

И вижу его.

Тихомир Горский стоит, прислонившись к своей черной машине. Выглядит, как всегда, слишком уверенно, слишком красиво. Но в глазах полыхает пламя. Жгучее. Беспокойное. Опасное.

— Ничего не забыла? — голос притворно приторный.

Янис останавливается, встает чуть ближе ко мне.

— Что случилось?

Я отвожу глаза. Забыть? Да как тут забудешь.

— Черт... — выдыхаю и качаю головой. — Я же обещала Горскому помочь с проектом.

— Когда ты успела? — Аня недоуменно округляет глаза.

— Не помочь, а сделать за меня, — самодовольно хмыкает Тихомир, открывая переднюю дверь машины. — Давай, Воробушек, время не ждет.

Я чувствую, как Аня и Янис застыли. Их взгляды прожигают мою спину. Я отвожу глаза. Горло пересохло.

— Идите без меня, — говорю нервно. — Я сама доберусь.

Глава 17 Тихомир

Утро врывается в мой мозг вместе со звонком будильника. Наощупь отключаю голосящий гаджет и утыкаюсь лицом в подушку. Голова трещит, будто по ней прошлись кувалдой. Бок гудит, как после ночной драки, хотя я вроде ни с кем не дрался. Или дрался? В памяти провалы, знатно я вчера накидался. Напрягаю мозг, собирая кусочки пазла воедино. Алкоголь, шум, смех, какие-то бабы, блестящие платья и перекачанные губы. Мерзость какая, аж передергивает. В такой рот даже член засунуть страшно…

На пары, естественно, не иду. И плевать. Кто-то должен продолжать эту прекрасную традицию невыспавшихся мажоров. Отрубаюсь еще на пару часов. А когда просыпаюсь, телефон надрывается под подушкой. Отец. Сейчас начнется. Но не ответить не могу, и так вчера его продинамил.

— Тихомир, — голос отца в динамике хлесткий, как хлыст. — Почему не в институте?

— Потому что я живой человек, — выдавливаю из себя и морщусь от очередной волны боли. — И у меня голова…

— У тебя нет головы. И от этого одни проблемы, — не отстает он. — Я скоро заеду.

И ведь заезжает. Через сорок минут, как по расписанию. Я еще в одних трусах, только кофе сварил. А он уже в дверях. В костюме. С видом, будто пришел объявить войну.

— Мы с Оксаной и ее отцом договорились на ужин в пятницу, — говорит вместо «здравствуй».

— Приятного, я не голоден, — отрезаю я.

Отец опирается на стену, смотрит на меня, как на проблемного подростка:

— Ты должен на ней жениться, а дальше делай, что хочешь. Штамп в паспорте не кандалы. Гуляй в свое удовольствие.

Снова Оксана и снова я не согласен. Перепихнуться пару раз да, а что-то большее меня не интересует. Рано мне еще думать о серьезном шаге. Не готов морально. Не созрел мозгами.

— Я не хочу как ты, — взрываюсь. — Если я и женюсь когда-нибудь, то не для того, чтобы потом изменять.

Отец смеется. Жарко. Сухо. Я прекрасно знаю, что он всю жизнь изменял матери. И она знала. Противно.

— Ты еще слишком молодой. Ни черта не понимаешь.

— Зато хочу понимать, — цежу сквозь зубы. — А не просто повторять чужие ошибки.

Он раздраженно машет рукой.

— Подумай. И не прогуливай. Университет не просто так тебе достался.

Когда он уходит, я опираюсь на стену и долго стою, глядя в пол. Потом иду реанимировать себя после вчерашнего загула. Душ. Обезбол. Кофе. Мир немного проясняется. Уже не хочется сдохнуть. Даже жить чуть-чуть хочется. А еще услышать одного очень вредного Воробушка.

Поддавшись порыву, набираю ее номер. Не отвечает. Какого хрена?

Хлопает дверь. Я на кухне, в одних спортивных штанах, с мокрыми волосами.

— Марго? — вытаскиваю голову в коридор.

Она в пальто, с сумкой на плече и румянцем на щеках. Женщина, которая несколько раз в неделю убирает мою квартиру. В связи с этим знает очень много секретов, но умеет держать язык за зубами. А за это я щедро плачу ей с отцовского счета.

— Ой, Тихомирушка! Ты чего дома? Я думала, ты в институте.

Расплываюсь в ленивой усмешке.

— А я отдыхаю. Сегодня день святого пофигиста.

— Так бы сказал, я бы попозже зашла…

— Да нормально. Я все равно уже уезжаю.

— Надолго?

— Хрен его знает, — пожимаю плечами и залпом допиваю остатки кофе. — Только постель мне смени.

Она смеется и закатывает глаза. В шутку называет меня блядуном и уходит переодеваться. А я одеваюсь и раскидываю по карманам личные вещи.

— Я ушел, — кричу Марго и выхожу из квартиры.

Спускаюсь на парковку, завожу двигатель и стучу пальцами по рулю. С Рафом вроде договаривались пересечься, но в груди скребет неприятно. Не понимаю с чем связано, но точно знаю, куда меня тянет.

Выруливаю с парковки, выезжаю на проспект и вопреки здравому смыслу еду к универу. На автомате. Сердце сжимается. Хочется. Надо. Увидеть ее. Одного очень непослушного Воробушка.

Какой повод? Зачем? Да плевать.

Мне. Нужна. Она.

Паркуюсь у входа в университет. Место, как всегда, неподходящее. Но плевать, я Горский. Мне можно. Становлюсь поперек, как хочу. Выбираюсь из машины, достаю сигарету, прикуриваю. Дым першит в горле, но немного отрезвляет.

Смотрю на часы. Пары уже закончились. Ну и где ты, Воробушек?

Что-то щелкает внутри. Как будто срабатывает инстинкт. Вдыхаю и чувствую. Ее. Этот легкий, едва уловимый аромат. Не духи. Что-то живое. Настоящее.

Поворачиваю голову.

Вижу их. Янис, Аня и она. Идут втроем. Смеются. Болтают. Но она… Она не смеется. Улыбается натянуто. А глаза ищут. Меня? Размечтался!

Прислоняюсь к капоту. Вижу, как ее шаг замедляется. Как замирает на месте, оборачивается. Наши взгляды встречаются.

— Ничего не забыла? — спрашиваю лениво. Но внутри беснуется буря.

Янис сразу делает шаг ближе к ней.

— Что случилось?

— Черт… — выдыхает она и качает головой. — Я же обещала Горскому помочь с проектом.

— Когда ты успела? — Аня округляет глаза.

— Не помочь, а сделать за меня, — хмыкаю, открывая переднюю дверь. — Давай, Воробушек, время не ждет.

Она мямлит что-то, смотрит на них, потом на меня. Я жду. С каждой секундой раздражаясь все больше.

— Идите без меня, — бросает она наконец. — Я сама доберусь.

А я только усмехаюсь. Потому что знаю, что она моя. Хоть и сама об этом пока не догадывается.

— Зачем ты постоянно это делаешь? — шипит Воробушек, но в тачку садится и даже пристегивается.

— Что конкретно? — невозмутимо падаю за руль и плавно трогаюсь с места.

— Ставишь меня в неловкое положение перед друзьями, — она недовольно хмурится и складывает руки на груди.

А меня корежит изнутри.

— Ничего себе. Янис тебе уже друг? — голос пропитан желчью, но Воробушек этого даже не замечает. Или делает вид.

— Что тут такого? — ее черные ресницы возмущенно порхают.

У меня нет ответа на ее вопрос. Точнее он есть, но только для меня. Ей озвучить его я не могу. Не хочу. Это как проявить слабость, но это не про меня.

Глава 18 Илиана

Спустя полчаса, мы въезжаем на подземную парковку высокого дома. Машина замедляется, свет фар отражается от идеально вычищенных бетонных стен. Пространство полностью закрытое и мне становится не по себе.

— Где мы? — спрашиваю, цепляясь пальцами за край сиденья.

— Почти у меня дома, — отзывается спокойно Тихомир.

Я сразу напрягаюсь. Все тело сжимается, как от холода.

— Я не пойду, — вжимаюсь в кресло, будто это может меня спасти.

Он бросает на меня недоуменный взгляд:

— Почему?

Молчу, кусая губы и качаю головой. Перед глазами мелькают картинки, как кадры кинохроники, которые вдалбливала в мою голову Алла Степановна, объясняя почему нельзя ходить домой к парням. Все, что угодно может произойти и помочь будет некому.

Тихомир хмурится. Его глаза подозрительно прищуриваются, как будто он пытается заглянуть мне в голову.

— Ты чего себе напридумывала?

— Ничего... — торопливо отвожу взгляд, но щеки предательски розовеют.

— Дома у меня ноут, с инфой по проекту, — раздраженно бросает он. — А не то, что ты успела нафантазировать.

— Я не... — пробую возразить, но это бесполезно.

— Да конечно, — отмахивается Тихир. — Я вижу тебя насквозь, Воробушек. Но ты не в моем вкусе. Поэтому расслабься и пошли. У меня мало времени.

Вроде и успокоил, а вроде и оскорбил. Как у него это получается?

Сжимаю зубы. Ничего не остается, кроме как подчиниться. Послушно следую за ним в лифт. Едем долго на самый верх. Двадцать пятый этаж. Стена у лифта прозрачная. Страшно смотреть в нее, дух захватывает, а сердце колотится, как сумасшедшее. Но от страха или близости Тихомира не понятно.

Тихомир открывает дверь своей квартиры и пропускает меня в перед. Осторожно переступаю порог и на мгновение застываю, боясь пошевелиться.

Просторная квартира. Светлая, с панорамными окнами в пол. Мягкие диваны, стены цвета топленого молока, стеклянный стол, огромный телевизор, и повсюду запах дорогой жизни. Картины на стенах. Я даже не понимаю, что на них изображено, но они явно дорогие.

Я стою в коридоре, не зная, что делать. Куда поставить обувь, которая совсем не вписывается в этот интерьер.

— Запоминай с первого раза, больше повторять не буду, — кидает Тихомир, проходя мимо. — Здесь ванная и туалет, — указывает на дверь из матового стекла. — Там кухня и гостиная, а за той дверью спальня, в которую тебе вход запрещен. Уяснила?

Киваю, как болванчик, но вряд ли запоминаю хоть что-то. Он уходит вглубь квартиры, а я оглядываюсь. Как будто попала в другую реальность. Все блестит, сверкает. Каждая деталь, как из глянцевого журнала.

— Ты один здесь живешь? — спрашиваю сдержанно, все же решаясь пойти за Тихомиром.

— Конечно один, — он снисходительно закатывает глаза. — Работать будешь здесь.

Проходит в гостиную, достает ноутбук, кладет его на стеклянный стол.

— Все файлы для проекта я уже закачал. Тема тоже там в файле. Если я получу за него отлично, то мы в расчете.

— А если нет? — спрашиваю почти шепотом.

Он оборачивается. Медленно подходит ко мне. Слишком близко. Его большой палец касается моих губ. Мягко очерчивает контур.

— Тогда мне все же придется придумать альтернативный вариант, — улыбается вкрадчиво и очень провокационно.

Я сглатываю. Нервы натянуты, как струны. Стараюсь не дрожать, но внутри все трясется. Не от страха. От чего-то порочного и запретного. По инерции облизываю пересохшие губы.

Он хрипло смеется:

— И опять все пошлые фантазии проступают на твоем лице.

Вспыхиваю от стыда и отворачиваюсь. Он все еще смеется и уходит в спальню, а я осторожно присаживаюсь на диван и открываю крышку ноутбука. Такой же дорогущий, как и все вокруг.

Открываю файл за файлом и пытаюсь сосредоточиться на проекте, но не получается. Тихомир выходит из комнаты с обнаженным торсом и проходит на кухню. Чем-то там гремит, что-то делает. Он постоянно попадает в поле зрения и отвлекает.

— Если хочешь есть, закажи себе что-нибудь, — кидает на стол планшет.

— Нет, спасибо, — цежу сквозь зубы и склоняюсь к экрану, прячась за волосами.

Горский наливает себе кофе, садится на диван напротив. Отпивает пару глотков, ставит кружку на подлокотник и прикрывает глаза. Он что, собрался за мной следить?

Время идет, а Тихомир не двигается. Только смотрит на меня из-под опущенных ресниц. Или мне только кажется?

Я сама бросаю на него взгляды украдкой, но не решаюсь ничего спросить. В туалет хочется ужасно, но как представлю, что придется это делать в его квартире с почти прозрачной дверью, сразу становится не по себе. А еще перекусить было бы неплохо. Последний раз я ела еще утром в универе, а уже смеркается...

Вздыхаю и снова опускаю глаза к монитору. Изверг. Специально издевается надо мной. Чтоб ему бумерангом прилетело за все мои страдания.

На улице совсем темно. Смотрю на часы. Мне пора в общагу. Но Тихомир все еще спит. Или только делает вид и издевается надо мной?

Решаюсь. Отодвигаю ноутбук в сторону и осторожно встаю, стараясь ничего не задеть и не уронить. Сердце громко колотится, будто сейчас выскочит наружу.

— Тихомир, — зову я негромко, но он не отвечает. Даже не реагирует никак. Вот же гад!

Вздыхаю и, пересилив смущение, дотрагиваюсь до его плеча. Его кожа обжигающе горячая. Странно. Тревожно.

— Тихомир...

— М-м-м... Воробушек... — его голос звучит необычайно мягко и как-то странно. Такое ощущение, что он сейчас скажет что-то важное, но он молчит. А я, кажется, понимаю, что к чему.

По инерции прикладываю ладонь к его лбу и понимаю, что он слишком горячий. Мурашки страха мгновенно выступают на моей коже. Как же так? Надо что-то делать. Надо померить температуру. Срочно.

— Тихомир, — трясу его за плечо. — Просыпайся. Сейчас же.

— Не могу, — стонет он и морщится. — Башка трещит.

— Где у тебя градусник?

— У меня его нет. Я не болею никогда.

Глава 19 Тихомир

Она целует меня. Или я целую ее. Неважно. Момент, доли секунд. Но внутри будто что-то ломается и тут же срастается заново. Но уже по-другому. В груди горит, но не от температуры. Где-то глубоко, под ребрами, в том месте, куда лучше не заглядывать. В том месте, где давно бескрайняя пустыня.

Воробушек отскакивает, словно я ее укусил. Смотрит на меня, как на вселенское зло и прикладывает пальцы к губам. А я не знаю, что сказать. И нужно ли что-то говорить.

Один маленький, случайный поцелуй вызвал неожиданно бурную реакцию. Яркие эмоции и трепет внутри. Меня накрыло так, что пробрало до самого сердца. Но я не собираюсь признаваться в этом Воробушку, ни даже себе.

— Зачем ты это сделал? — шепчет она. Глаза огромные, испуганные. В них вопрос. И что-то еще, от чего внутри у меня стягивает все, как при спазме.

— Я? Это ты полезла целоваться, — огрызаюсь нарочно, чтобы скрыть настоящие эмоции.

— Я всего лишь хотела измерить температуру.

— Губами? — поднимаю бровь, скептично. Издеваюсь. Намеренно. Чтобы заглушить собственное волнение.

— У тебя же нет градусника... — бормочет она, и в голосе столько смущения, что у меня на секунду щемит в груди.

— На кухне, в аптечке, вроде был. Но это не точно, — отмахиваюсь, пожимая плечами.

Воробушек сбегает. Шарится по ящикам, гремит, ворчит себе под нос. Возвращается с градусником. Протягивает молча. Засовываю под мышку. Послушно измеряю и отдаю ей. Хочется поиграть в доктора, я не против.

Голова и правда тяжелая и соображает медленно, а мотор работает на износ. А еще слабость сумасшедшая.

— Тридцать девять и два... — произносит она, смотрит на меня. Брови сведены. Губы поджаты. Она явно злится, но зато рядом. Такая настоящая. И такая странная. Вообще не отсюда. Не из моего мира. И именно от этого сносит крышу.

— Пройдет, — бурчу я. Как будто это не температура, а легкое недоразумение.

— Ты с ума сошел? — девчонка так смешно возмущается. — С такой температурой не шутят!

— Воробушек, ты за меня переживаешь, что ли? — лениво тяну я и улыбаюсь.

— Вот еще, — фыркает она.

— Если я сдохну, ты станешь свободной. Никаких долгов и проектов. Подумай над этим.

— Дурак! Не смей так говорить! — ее голос дрожит, а я довольно щурюсь, обжираясь ее эмоциями и прикрываю глаза. Башка трещит и в целом чувствую себя паршиво. Надо же было так накидаться вчера.

— Не спи! — Воробушек снова трясет меня за плечо. — Я сейчас найду лекарство от температуры.

— Да не надо мне ничего. Само пройдет.

— Тихомир! — вскрикивает испуганно, но лицо ее плывет перед глазами.

— Да понял я... Неси, — сдаюсь с усмешкой.

Она уходит и возвращается быстро. В одной руке таблетка, в другой стакан воды. Взгляд строгий, как у классной руководительницы. Только я бы с такой не в школу ходил, а из кровати не вылазил.

Я выпиваю. Послушно. И вдруг понимаю, что миссия закончена и она сейчас уйдет. А мне этого совсем не хочется.

— Тебе надо поспать, — тихо говорит Воробушек, словно читая мои мысли.

— Да. Спальня там. Проводишь?

Она кивает и помогает мне встать, не замечая очевидного подвоха. Идет рядом. Заходит со мной в спальню.

Комната почти пустая. Кровать широкая, с темным бельем. Аккуратно застелена. Пока девчонка осматривается, я хватаю ее за запястье. Мягко, но крепко. Утаскиваю с собой на кровать.

Она визжит, но я не обращаю внимания. В этой комнате максимальная звукоизоляция. Не слышно ничего вообще.

— Тише будь, — шепчу строго и притягиваю Воробушка к себе. Втыкаюсь носом в ее шею. Горячо. Пахнет чем-то сладким, ее ароматом.

— Тихомир, — жалобно стонет моя жертва, но я непреклонен.

Крепко сжимаю за талию, не позволяя себе лишнего.

— Сейчас я посплю, — бормочу заплетающимся языком. — А потом отвезу тебя в общагу.

Закрываю глаза. А внутри так тихо. Так спокойно.

Впервые за долгое время.

Проваливаюсь в темноту. Со вкусом ее кожи на губах.

Мне снится сон... яркий, липкий, чувственный. Она подо мной, волосы рассыпаны по подушке, глаза смотрят в упор, мягкие губы приоткрыты. Дышит часто, горячо. Я чувствую каждое движение, каждый изгиб ее тела под своими ладонями. Она зовет меня, шепчет что-то мое имя? Возможно. Ее пальцы цепляются за мою шею, ногти царапают кожу. Я теряюсь в ней, сгораю, почти теряю контроль. Почти... почти... чуть-чуть, еще чуть-чуть... И…

Будильник. Твою мать!

Как выстрел. Резкий, безжалостный. Сон рушится. Я распахиваю веки, задыхаясь. Сердце стучит в висках. Комната знакомая, но плывет. Я дома. Уже хорошо.

Черт, а вот и спецэффекты подъехали.

В паху тянет неприятно. Влажно и туго под штанами. Как подросток. Гребаный сон. Настолько реальный, что теперь внутри зудит. Чем меня накормила эта девчонка?

— Блять, — выдыхаю и швыряю телефон в подушку.

Башка тяжелая, горло будто наждаком стесанное. Горячо. Но не в том смысле.

— Воробушек? — мой голос сиплый. В квартире тихо. Слишком.

Поднимаюсь. Пошатывает. Иду по коридору, как зомби. На диване пусто. В ванной никого.

Сбежала?

Да нет. Просто ушла. Но почему не сказала? Почему не разбудила? Я бы такси вызвал.

На кухне нахожу записку. Простой листочек, аккуратный почерк:

"Бульон в холодильнике. Надо обязательно поесть. И померить температуру. Лучше сходи к врачу."

Сажусь. Смотрю на бумагу. Несколько секунд просто смотрю. Сердце бьется глухо, как от удара в бетон.

Измеряю температуру. Тридцать восемь и один. Терпимо. Но все равно хреново.

И тут до меня доходит. Откуда взялся бульон? Воробушек сварила? Когда? Продуктов же не было. Вообще ничего. Я в принципе не питаюсь дома и почти не пользуюсь кухней. Не считая кофе-машины.

Открываю холодильник и правда, кастрюля. Осторожно приподнимаю крышку. Запах вкусный, как в детстве.

Даже не верится.

Звоню на охрану. Спокойно, как будто не из-за этого внутри все вибрирует.

Глава 20 Илиана

Тихомир прижимает меня к кровати. Резко. Смело. Уверенно. Я замираю, не смея даже вдохнуть. Внутри все сжимается от страха и растерянности. Надо его оттолкнуть, но не получается.

Его дыхание горячее, хриплое, оно касается моей кожи. Но он не делает ничего лишнего. Просто притягивает ближе. Просто прижимается и утыкается носом куда-то в волосы. Через пару минут его дыхание становится глубоким и ровным. Он засыпает. Крепко, по-настоящему.

Я лежу, не двигаясь. Едва дышу. В голове бьются мысли: "Что делать? Что это вообще было?" Потом осторожно, не без усилий, выбираюсь из его хватки, встаю. Первый порыв сбежать без оглядки. Но что-то внутри меня останавливает. Я не могу уйти вот так. Бросить его в таком состоянии. В конце концов Тих даже не приставал, просто вел себя немного странно. Или это у меня с головой что-то не так?

Обернувшись, вижу, как он спит на боку. Его лицо спокойное, почти беззащитное. Кожа влажная от пота. Значит температура снижается. Такой он взрослый и одновременно… мальчишка. Красивый. А ресницы длинные, как у девочки.

Поддавшись порыву, накрываю его пледом, что лежит на кресле рядом, и тихо выхожу из спальни. Чувствую себя невероятно неловко. Я в чужой квартире, с чужим человеком, которого почти не знаю. Но делать нечего, раз уж я все равно здесь, нужно как-то помочь.

Алла Степановна всегда говорит, что лучшее лекарство от простуды — это домашний бульон, сваренный с любовью. Ну, может, любви у меня и нет, но бульон сварить я точно могу.

Прохожу на кухню. Открываю холодильник. Энтузиазм тут же испаряется. Внутри почти ничего. Пара банок энергетика, упаковка сыра. Ни овощей, ни яиц, ни курицы. Мда… Чем он вообще питается?

Можно было бы заказать продукты. На столе лежит его планшет. Пытаюсь его включить. Честно? Без понятия, с какой стороны к нему подступиться. Ладно. Телефон есть. Нахожу ближайший магазин на карте. Вздыхаю. Делать нечего, придется сходить.

На улице холодно. Магазин неприлично дорогой. Я, конечно, ожидала чего-то подобного, но не до такой степени. Цены, как будто для олигархов. Я живу на стипендию, точнее на накопленные Аллой Степановной деньги. И не имею права так тратиться. Но и оставить Тихомира больного не могу.

Покупаю все необходимое для куриного бульона в минимальном количестве. На кассе на меня смотрят, как на ненормальную, но мне все равно. Гордо вскидываю подбородок и оплачиваю покупки. Возвращаюсь. Охрана узнает меня, провожает до лифта. Квартира не заперта, поэтому захожу легко.

Тихомир все еще спит. Даже не шевелится. Я прохожу на кухню, осматриваюсь, нахожу кастрюлю, нож, кое-как включаю плиту. Несколько раз чуть не взрываясь от злости, техника тут будто с другой планеты. Но с помощью интернета справляюсь. Варю бульон, как учила Алла Степановна. С душой.

Запах наполняет кухню. Пахнет уютом. Домом. Я улыбаюсь. Хочется съесть половину, но понимаю, что продуктов хватило только на одну порцию. Тихомир нуждается в ней больше.

Телефон вибрирует, возвращая меня в реальность. Аня.

— Алло, — шепчу, выходя в коридор.

— Иль, ты где? Почему шепотом? — голос подруги звучит взволнованно.

— Не могу говорить. Скоро буду… — смотрю на часы и до боли закусываю губу. Уже десять. — Черт, я не успеваю.

— Ты далеко?

Открываю навигатор и обреченно смотрю сколько мне добираться до общаги общественным транспортом. При всем желании за час не успеть.

— Прилично.

— Давай на такси!

— Денег нет… — вздыхаю я, вспоминая купленные продукты для Горского.

— Сейчас переведу. Вызывай, — отзывается подруга.

— Спасибо огромное.

Через минуту приходит СМС о пополнении счета. Вызываю эконом такси, убираю бульон в холодильник, нахожу бумагу и ручку, пишу Тихомиру записку:

"Поешь обязательно. И температуру померь. Лучше к врачу сходи."

Закрываю за собой дверь. Охрана помогает сесть в машину. Еду до общаги сорок минут. Успеваю. Коменда ворчит, но все же пропускает в общагу.

В комнате Аня тут же кидается ко мне:

— Где ты была? — осматривает с ног до головы.

— Я… потом расскажу. Обещаю, — устало стаскиваю куртку и ботинки. — И деньги за такси верну со стипендии.

Аня лишь отмахивается и помогает убрать вещи.

— Он тебя хоть не обидел? — шепчет она.

Делать вид, что не понимаю о чем она бессмысленно, поэтому просто качаю головой.

— Есть хочешь?

— Очень, — честно признаюсь я и падаю на кровать.

— У меня есть бутерброды.

Она достает хлеб и нарезку. Подвигает ко мне ближе.

— Спасибо… А Света?

— Спит уже.

Поужинав, сажусь за домашку и полночи провожу над учебниками. Утром с трудом поднимаюсь, иду в душ, собираю себя по кусочкам. Мы с Аней направляемся в универ.

У входа нас встречает Янис. Как всегда обаятельный и веселый. Всеми силами старается поднять нам настроение. И он действительно хороший. Но мои мысли, к сожалению, совсем не о нем.

Во время перерыва у меня звонит телефон. Рефлекторно достаю и смотрю на экран номер Тихомира. Сердце сжимается от волнения. Сглатываю, пытаясь не выдать охватившую меня панику.

— Ого, какой у тебя смартфон, — удивленно говорит Света. Слишком громко. Намного громче, чем надо.

Все вокруг тут же оборачиваются. Головы поворачиваются почти синхронно, как в каком-то фильме ужасов.

— Откуда у нее такой? — слышу чей-то голос.

— Ты что, украла? — доносится с ехидцей.

— С таким лицом и с таким телефоном? Ага, как же!

— У нее даже кроссовки старые, а тут — последняя брендовая модель, — в голос смеется блондинка.

Я стою, будто приросла к полу. Выключаю гаджет. Пальцы дрожат. Внутри все скручивается в плотный узел. Я не крала. Ничего не брала. Но объяснить это сейчас словно кричать в пустоту.

— У меня был такой! — Катя поднимает руку, в глазах искрит злорадство. — Пропал неделю назад. Я думала, потеряла. А вот он где!

Шепот вокруг превращается в гул. Люди окружили меня, как стая. Кто-то толкает в плечо. Я отступаю, прижимая телефон к груди.