Бунтарь и принцесса. Если нельзя, но хочется

1 глава

Я лишусь девственности сегодня!

Эта мысль бьется в висках в такт тиканью поворотника, отсчитывающего ритм какого-то дикого, запретного танца, который мне предстоит, и сопровождается неоновой подсветкой иллюминации ночного города, мелькающей за окном моей машины…

А еще от новых ощущений себя самой у меня слегка кружится голова.

Хорошая девочка, отличница, папина дочка — осталась там, в актовом зале, в бальном платье с натянутой улыбкой для фотографий. Сейчас за рулем сексуальная молодая женщина, которая мчится творить безумие. Даже кожа под новым шелковым бельем горит от смеси страха и предвкушения.

Оборачиваюсь. На соседнем сиденье лежит картонная коробка с любимыми эклерами Марка. Улыбаюсь краешками губ, представляя, как он обрадуется им.

Стоп! Это уже абсурд.

Я везу ему себя, чтобы отдать на блюдечке с голубой каемочкой, а мысли путаются вокруг каких-то пирожных.

Просто нервы.

Даже живот сводит от этого.

Боже, я так часто представляла себе этот момент.

Правда, не так.

В моих фантазиях всегда была идеальная спальня с лепестками роз на кровати, покрытой шелковыми простынями, свечи, томная музыка. А все произойдет в его холостяцкой и совсем не романтической квартире на кровати с несвежем бельем…

Отбрасываю эти мысли. Сейчас мне почему-то уже кажется, что детали не важны. Важно, что первый раз у меня будет с любимым человеком, который настолько обожает меня, что больше года ждет, когда я дорасту до взрослых отношений.

Разве это не самое главное?!

И, может быть, в настоящем, лишенном театральности, все произойдет естественнее и незабываемее.

«Ты моя единственная. Я буду ждать столько, сколько понадобится», — эхом звучит в голове голос Марка. Он такой трогательный, такой любящий, такой заботливый, что по коже расползаются мурашки.

Улыбаюсь. Марк будет удивлен и обрадован, что я решилась.

Подъезжаю к его дому, гашу фары, потом двигатель.

Внезапная накрывшая тишина оглушает, и я обращаю внимание, как громко колотится в груди сердце.

Глотаю комок дикого волнения, смешанного с паникой, и выхожу на улицу.

Все.

Отступать больше некуда.

Все проходят через это.

Уверенно направляюсь к подъезду, несмотря на внутренний раздрай.

Я не звонила Марку, даже не намекала. Хочу сделать ему сюрприз.

Вхожу в лифт, и в отражении ловлю взгляд незнакомки с дикими, но решительными глазами, выхожу на нужном этаже…

Отстукивая каблуками почти ритм своего сердца, подхожу к двери и лезу в карман за ключами, которые Марк дал мне месяц назад, когда уезжал в командировку, чтобы я приходила и поливала денежное дерево, которое сама же когда-то ему подарила.

Мои пальцы дрожат. С трудом попадаю ключом в замочную скважину.

Боже, я такая эмоциональная дура. Снова улыбаюсь. Счастливая дура.

Дверь наконец поддается, и я бесшумно вхожу в квартиру, радуясь, что он дома, раз в прихожей горит свет. Снимаю туфли и прислушиваюсь, чтобы понять, куда идти, и улавливаю странный звук, доносящийся из спальни.

Он похож на приглушенный, сдавленный женский стон.

Кажется?!
Нет.

Что это значит?

Ассоциации, что выдает воображение, мне не нравятся.

Не может быть.

Ледяная волна шока окатывает меня с ног до головы, смывая глупые иллюзии и всю мою смелость. Коробка с эклерами вываливается из ослабевших рук и падает на пол с мягким, пошлым шлепком.

Замираю на месте, не в силах сделать ни шаг вперед, ни назад, а потом немного прихожу в себя, и ноги сами несут меня к источнику звука, чтобы убедиться, что я не ошибаюсь.

Открываю едва прикрытую дверь и вижу его голую, поблескивающую от пота спину. Спину, которую я так мечтала обнять, вот так же отдаваясь ему, как сейчас это делает другая.

Заторможенно смотрю, как он ритмично движется, доставляя удовольствие какой-то блондинке. Слышу его тяжелое, хриплое дыхание, перемешанное с ее повторяющимися стонами.

Мир сужается до этой комнаты, до кровати, где рушатся все мои многоэтажные планы, сталкивая с прозой взрослой жизни.

Внутри все рвется, колет, режет. Да еще и воздух вдруг становится слишком густым и спертым, потому что пахнет сексом и предательством, которые сейчас действуют на меня, как яд.

Марк поворачивает голову, видимо, почувствовав чужое присутствие. Его мутный от похоти взгляд натыкается на меня. Пустые одурманенные глаза широко раскрываются, и в них медленно, с чудовищным опозданием, пробивается ужас, замешательство и… злость?!

— Лу?! — его хриплый и какой-то совсем чужой голос режет тишину.

Девушка под ним вскрикивает, судорожно пытаясь натянуть на себя одеяло, ее испуганные глаза мелькают в полумраке.

Только я стою, как идиотка, в своем самом сексуальном красном платье с макияжем в тон, который мне делала не менее часа нанятая визажистка. Готовый подарок, который оказался некстати на чужом празднике жизни.

— Я… хотела сделать сюрприз, — выдавливаю зачем-то. Мой голос — тонкий, потерянный, детский писк. Он звучит так жалко, что я злюсь на себя.

Марк торопливо встает с кровати, и я впервые вживую вижу мужской член. Большой, эрегированный, желающий другую…

Надо бы отвернуться, но я смотрю, как мой бывший мужчина быстро натягивает штаны и прячет свое мужское достоинство, в то время как его красивое лицо перекашивается гримасой ярости.

Он не извиняется.

Не молит о прощении.

Он злится!

Злится на меня!

За что?!

— Что ты здесь делаешь? — шипит Марк, подходя ко мне, и хочет схватить за руку, но я инстинктивно отступаю.

От него пахнет чужими духами, потом и сексом. Чужим сексом, а я мечтала, чтобы нашим. — Ты что, с ума сошла?!

— Ты же… ты же говорил… — я пытаюсь вспомнить его слова, его клятвы, но мозг отказывается функционировать, выдавая лишь обрывки. — Что любишь…

— Да! Люблю! Но я мужик, Луиза! Понимаешь? — он уже кричит, и его слова практически физически бьют меня по лицу, больнее любой пощечины. Они ранят глубоко. Мою душу. — Мне нужен секс! Нормальный, регулярный секс! А не эти недотрахивания на заднем сиденье машины! Ты что, хотела, чтобы я ждал и дрочил на твое фото?! Так не бывает! Это жизнь! Если не дает одна, дает другая!

2 глава

Мой палец с силой нажимает иконку на телефоне, словно это кнопка, и будто я могу таким образом раздавить бесячий голос, только что звучавший из мобильного. Тот самый, низкий, привыкший повелевать и никогда не сомневающийся в своей правоте.

Телефон тут же звонит снова.

Не хочу отвечать, но решаю дать ему второй шанс.

— Не смей разъединяться, когда я с тобой разговариваю! —рычит отец.

— Это все, что ты хотел сказать? — мой собственный голос, хриплый и сорванный, горько звучит, смешиваясь с воем ветра.

— Да.

Снова всего одно слово. Одно гребаное, ледяное «да» как ответ на все, что я выложил перед ним, в который раз пытаясь доказать, что я чего-то стою.

Пока я проглатываю его ответ, в динамике уже насмехаются надо мной короткие гудки. «Не смей разъединяться, когда я с тобой разговариваю» относится только ко мне. Ему можно.

Отец не впервые сбросил вызов.

Сказал свое веское слово и отключился, оставив меня в аду собственных мыслей.

Тяжело вздыхаю.

Значит, ничего не изменилось.

Ни-че-го.

Я для него все тот же никчемный смутьян. Бунтарь, не вписывающийся в картину его мира, который вечно все портит и не хочет играть заготовленную для него роль.

Ярость подкатывает к горлу горячей, едкой волной. Стискиваю зубы так, что челюсти ноют, а в глазах темнеет от бессильной злости на человека, зовущегося моим отцом, на себя, на весь этот жуткий, несправедливый мир.

Мне нужно что-то с ней делать. Иначе она начнет разрушать меня. Нужно движение, скорость. Что-то, что потушит это адское пламя в груди, заглушит его голос в голове.

Рывком выкручиваю ручку газа на тахометре до упора. «Ямаха» ревет в ответ, срываясь с места, и, жадно вгрызаясь в асфальт, летит в темноту. Я несусь сквозь ночь, как проклятый, пытаясь оставить позади себя все, что ранит – его упертость, его равнодушие, свою обиду.

Город мелькает перед глазами размытым пятном. Огни фонарей складываются в длинные светящиеся нити и тянутся за мной.

Я стараюсь не думать ни о чем. Только пропускать через себя скорость, только позволять ветру забирать все отрицательные эмоции.

Когда боль настигает по новой, вдавливаю газ еще сильнее, бросая вызов всему миру, всем, кто пытается меня сломать.

Впереди вырисовывается пустой перекресток. Светофор переключился на желтый, и я, не сбавляя, подкатываю к нему, чтобы проехать на салатовый.

Неожиданно сбоку, явно на красный, словно призрак, выскакивает Порше и несется прямо на меня.

Я понимаю – пара секунд до столкновения. Мозг вопит об опасности, и инстинкты, выточенные годами, срабатывают быстрее. Резко бросаю мотоцикл в сторону, уходя от лобового удара под звук визжащей резины.

Чувствую, как «Ямаха» уходит из-под меня, падает на бок и проносится по асфальту, высекая сноп искр. Я сам кубарем лечу рядом, чувствуя, как кожаная куртка сдирается об шершавый асфальт.

Следом слышу оглушающий удар, а потом наступает тишина, нарушаемая шипением мотора и треском пластика.

Адреналин бьет по венам и поднимает меня на ноги. Отряхиваюсь. Убеждаюсь, что все цело. Оборачиваюсь на свою «ласточку», что лежит на боку, поцарапанная, но, кажется, тоже живая.

А потом в голове выстреливает: другая машина.

Поворачиваю голову и вижу врезавшийся в столб Порше. Удар оказался не сильный, видимо прошелся по касательной, но подушки сработали.

Ярость, чистая и неразбавленная, закипает во мне.

Кто этот мудак, который чуть не угробил нас обоих?!

Быстрыми решительными шагами подхожу к водительской двери, готовый вытащить оттуда пьяного ублюдка, который только что не отправил нас в преисподнюю, и надрать ему задницу.

Дверь не заперта. Рывком распахиваю ее и замираю.

За рулем — девчонка. Хрупкая, маленькая, вся трясется, словно у нее лихорадка, и плачет. Громко, в голос. Слезы ручьями текут по щекам, она их эмоционально стирает и еще больше размазывает макияж.

Смотрю на ее эффектную фигуру в каком-то немыслимом алом платье, на пальцы, судорожно сжимающие руль, так что костяшки бледнеют с полумраке салона.

— Ты вообще в себе?! — рычу я, все еще находясь на взводе. — Ты видела, что на красный неслась?!

Она молча отрицательно мотает головой, и вообще выглядит, как испуганный, затравленный зверек.

— Пьяная, что ли?

— Нет, — пищит в ответ и смотрит на меня огромными, полными слез глазами. Испуганными и… пустыми. Глазами, в которых нет ни капли осознания происходящего.

Обдолбанная?

Накурилась или чего там еще приняла и устроила праздник непослушания?

От одной этой мысли злость накатывает с новой силой. Из-за таких вот безответственных особ, которым все можно, гибнут люди.

— Позвони, чтобы тебя забрали, — цежу ей сквозь зубы, сдерживаясь, чтобы не орать.

Она не шевелится.

— Быстро. Пока я не передумал и не вызвал ментов.

Девчонка снова отрицательно мотает головой, зажимая в руках телефон, будто это какой-то оберег. Взгляд ее блуждающий, несфокусированный.

— Давай я позвоню, — требую я.

— Нет, — ее голос снова тихий, надтреснутый шепот.

— Что нет?!

— Оставьте меня!

Вот реально, чего я с ней вожусь?!

Надо уехать и забыть этот вечер, как страшный сон.

Пусть сама разбирается со своими проблемами.

Оборачиваюсь. Смотрю на покореженный любимый агрегат и… остаюсь. Все это гребаное благородство, привитое с детства. Оно вопит во мне, требуя не бросать девчонку ночью одну в неадекватном состоянии.

Ненавижу себя за эту слабость и ничего не могу поделать.

Вдруг она в таком состоянии надумает дальше продолжить путешествовать и врежется куда-то еще, либо ее кто-нибудь подберет, и не факт, что с хорошими намерениями.

Выдыхаю, смиряясь с неизбежным. Опускаюсь на корточки перед ней, чтобы быть на одном уровне. Отшатывается, но я успеваю уловить, что от нее пахнет дорогими духами, большими проблемами и страхом.

Визуализация главного героя и не только

Тарас Волков, 26 лет

Раскрывать его тайны пока не буду.

Любитель мотоциклов и машин в целом.

Визуализация главной героини и не только

Луиза Лебедева 18 лет.

Выпускница частный школы. Золотая медалистка. Умница, красавица, папина дочка.

Ее машина, которую ей только подарили на окончание школы.

Марк Синицкий 30 лет. (Он еще появится в нашей истории).

Кто хочет новую главу, ставьте плюсики в комментариях.

3 глава

— Вылезай!

Слова вырываются у меня хрипло, почти как рык. Я все еще на взводе, адреналин медленно отступает, оставляя после себя лишь едкую злость и усталость от всего этого дерьмового вечера.

Она сидит, не двигаясь, уставившись в одну точку.

Не слышит?!

Да нет!

— Ты чего, оглохла?! — хлопаю ладонью по крыше ее нового и уже разбитого «Порше». — Будешь тут дожидаться ментов?

Девчонка резко поднимает на меня взгляд и отрицательно мотает головой. В ее темных, чернее этой ночи, глазах проступает испуг.

Нет, она боится не меня.

Похоже, ее пугают мысли о полиции.

Интересно, чего это папина дочка их так боится?

Накурилась чего-то запретного или просто права забыла дома?

Хотя уверен, с ее связями это вряд ли стало бы проблемой.

Вздыхаю, смиряясь с неизбежным, и открываю дверь пошире. Подушка безопасности бессильно болтается, наполняя салон неприятным запахом сгоревшего пороха.

Помогаю ей сдуться, а потом и заразе, чуть не убившей нас, выбраться с кресла и, сам того не желая, прилипаю к ней взглядом.

Звездец, какая она офигенная!

И буфера, и задница, что надо, а ноги вообще растут от ушей. А благодаря туфлям на умопомрачительных шпильках она практически одного роста со мной.

Девчонка ловит мой взгляд и тут же краснеет, отводя глаза. Я тоже резко отворачиваюсь. А то еще подумает, что я на нее залип.

Я, конечно, не святой и женщин люблю, но точно не таких навороченных цыпочек. Мне нравятся те, что попроще и посговорчивее.

Перепихнулись для взаимного удовольствия без лишних заморочек и разошлись.

А эта... с ней одни проблемы. Уже прочувствовал.

— Садись, — бурчу, открывая пассажирскую дверь.

Она молча плюхается на сиденье и тут же вся сжимается в комок.

Вот же свалилась на мою голову.

Сажусь за руль, сдвигаю машину с места и стараюсь не обращать внимания на то, что принцесса едет, уткнувшись взглядом в стекло, и не издает ни звука. Хотя от этого реально бомбит.

Вот что не так?!

Считает, что выше меня?

Прямо голубых кровей и с кем попало не разговаривает.

Подъезжаю к своей мастерской и, останавливаясь у ворот, открываю их пультом.

Загоняю Порше внутрь, глушу двигатель, и командую:

— Выходи.

Она послушно выходит и замирает возле двери, осматриваясь.

В глазах принцессы неподдельный шок, когда она смотрит на полуразобранный кадиллак рядом с ее тачкой, на расставленные по стенам полки с запчастями и инструментом, на старый потертый диван в углу.

Ну конечно, родилась с серебряной ложкой во рту, в своем замке из слоновой кости, и не была дальше парадного подъезда, а уж в настоящий гараж и вовсе не заглядывала.

— Что, не нравится? — не сдерживаюсь едкого вопроса.

Она молча качает головой и обхватывает себя за плечи.

Обманщица. На лице же все написано.

При свете мощной лампы я лучше разглядываю свою нежданную гостью. На локте видна ссадина, еще пара – на коленке.

— У меня есть аптечка, обработать нужно, — бросаю ей, указывая взглядом на запекшуюся кровь.

— Не надо, — тут же выдает она, и в голосе слышится многотонное упрямство.

Внутри все переворачивается от раздражения.

Все ей в нос колет.

И невольное участие борется с желанием развернуться и уйти.

Успокаиваю сам себя. Принцесса. Что с нее взять!

— Как знаешь. Можешь переночевать на диване, — киваю в сторону единственного спального места. — Завтра решим, что с тобой делать.

Хмурится, а я снова оцениваю взглядом ее платье.

Оно чертовски сексуальное.

Обтягивающее, короткое, алое.

Прямо красная тряпка для мужика.

Это платье явно создано для совращения. Оно просто кричит, чтобы его сорвали в порыве страсти или просто задрали, освобождая стратегически важные места для быстрого, ни к чему не обязывающего секса.

Эта мысль застревает в голове против воли, заставляя кровь прилить ниже пояса.

Звездец.

Я, словно оголодавший пацан, возбуждаюсь с пол-оборота.

Разворачиваюсь, чтобы скорее остыть, и отправляюсь к шкафу. Роюсь в вещах, нахожу чистую, хоть и помятую, черную футболку с логотипом какой-то рок-группы.

Возвращаюсь и протягиваю ее ей:

— На, переоденься. В этом хоть спать можно.

Она смотрит на меня с таким видом, будто я достал ей тряпку из мусорного бака и теперь хочу заставить ее надеть на себя, я даже жду, когда она скривится от брезгливости и скажет свое «спасибо, не надо».

Вот только принцесса берет себя в руки и, не меняя выражения лица, забирает футболку.

— Спасибо.

— Ладно, мне надо вернуться, мой байк остался на обочине, — бурчу, отводя взгляд и стараясь не поддаваться бушующим внутри эмоциям. — Ты ложись.

Разворачиваюсь и иду к выходу, но уже у самой двери хлопаю себя по карману. Кошелек есть, ключи есть, а вот телефона... видимо, по привычке выложил на торпеду ее машины и забыл забрать.

Не хочется, но придется возвращаться.

Разворачиваюсь, иду обратно и, заметив ее у дивана, встаю как вкопанный.

Девчонка сняла платье и теперь стоит в нижнем белье.

Но звездец в каком!

Черное, кружевное, до невозможности сексуальное. Грудь просто напрашивается, чтобы к ней прикоснулись и освободили офигительные сокровища на волю. Крохотный треугольничек внизу на тоненьких веревочках соблазнительно манит и кричит, что к нему прикреплены только ниточки, и его легко можно сдвинуть.

Идеальное тело, просто созданное для секса.

Стою, как идиот, не в силах отвести взгляд, а она каким-то седьмым чувством ощущает мое присутствие, резко оборачивается и тут же прижимает футболку к груди.

Ее глаза вспыхивают гневом и обидой.

— Ты подглядывал!

Злость, что бродит сегодня в организме, перемешанная с раздражением, что меня застукали на месте преступления, вырывается наружу.

— Ага, еще скажи, что я маньяк.

4 глава

— А как же маньяк? — не удерживаюсь от колкости и произношу голосом, пропитанным всей той злостью и усталостью, что копились во мне весь этот вечер.

Я жду, что она взорвется, кинет в ответ что-то острое, ядовитое, но вместо этого она стоит в проеме двери, готовая разреветься. Ее плечи подрагивают, и она обхватывает себя руками, будто пытаясь удержать себя от распада.

— Я вообще не знаю, кто ты, — ее голос тихий, надтреснутый. —Но мне некуда идти.

— Скажи честно – ты что-то принимала? Какие-то наркотики?

Вопрос вырывается сам собой. Потому что иначе мне ее состояние необъяснимо.

Мои слова, кажется, достигают цели. Она резко поднимает голову, и в ее глазах вспыхивает что-то живое. Обида? Злость?

— А ты всегда всех голословно обвиняешь?! Или это вообще…прерогатива мужского пола. Хотя чему я удивляюсь, все мужики…

Она замолкает, словно сдувается, сглатывая комок, который явно стоит у нее в горле.

— Козлы? — подсказываю я, и в моей интонации — вызов. Пусть скажет все. Пусть выплеснет это на меня. Мне не привыкать, а ей станет легче.

— Да! — повышает голос принцесса, и это слово вырывается из нее, как пуля. Громко, резко, наполненное всей болью и разочарованием, что сидят в ней глубоко.

Воздух в гараже сгущается. Пахнет бензином, металлом и теперь еще ее эмоциями – обидами и злостью.

Поднимаюсь и делаю шаг вперед.

— А если я не такой? — бросаю ей прямо в лицо.

Фыркает, а мне вдруг становится дико важно, чтобы она это поняла. Чтобы не ставила на мне клеймо только потому, что я мужик, а какой-то ублюдок ее обидел.

Она ничего не отвечает. Просто смотрит на меня своими огромными, заполненными слезами глазами. А потом они переполняются, и по ее щекам снова текут слезы.

Она не рыдает, не всхлипывает. Просто беззвучно плачет.

Я в шоке. Я не ожидал такого. Не ожидал тихой, всесокрушающей безысходности.

Подхожу к ней медленно, не зная, что делать. Руки сами тянутся обнять ее, прижать к себе, дать хоть какую-то опору, но я останавливаюсь, так и не прикоснувшись. Боюсь спугнуть. Боюсь, что она снова убежит.

— Все вы не такие, а потом!.. — бормочет она, снова вытирая щеки тыльной стороной ладони, оставляя новые разводы.

— Тебя кто-то обидел?

— Да… Он… Я не… Я просто… Он…

Она задыхается и не может ничего объяснить. Слова путаются, вырываются обрывками.

Снова дико хочется ее пожалеть, но я сцепляю пальцы в замок и продолжаю слушать поток ее уже более сформированных эмоций:

— Он говорил, что любит! Что будет ждать, когда я решусь! А сам… с ней!

Принцессу трясет так, что я рискую и беру ее за руку.

Не отдергивает и продолжает:

— Он сказал, что это я виновата! В его измене. Но я не понимаю – в чем?

Глажу руками ее дрожащие пальчики, пытаясь передать им свое спокойствие.

— Не виновата. В измене виноват тот, кто изменил. Последнее слово было за ним.

Кажется, ей становится легче, и она продолжает еще более эмоционально:

— Что я его не понимаю! Что все мужики такие! Что им всем нужен секс!

Она говорит все снова на одном дыхании, с надрывом, и кажется, вот-вот сорвется в истерику. Ее плечи снова трясутся.

— Я не понимаю: мужчины вообще не могут без секса? — ее вопрос повисает в воздухе. Риторический, полный горького разочарования.

Я молчу.

Что я могу ответить?

Что да, могут.

Но я как-то не пробовал и нет такого желания. А лгать ей вообще не хочется.

— И как тебя родители отпустили в таком виде? — перевожу тему, кивая на ее алое, соблазнительное платье.

— Я в машине переоделась, — бормочет она, опуская голову. — Хотела сделать ему сюрприз.

В голосе девчонки снова слышится та детская обида, что заставляет что-то сжиматься у меня внутри.

Вздыхаю. Усталость наваливается как мешок на плечи. Вечер выдается знатным.

— Ладно, давай не будем больше философствовать, — говорю я, и мой голос звучит уже почти нежно. — Успокойся и отдохни.

Принцесса не двигается. Я осторожно беру ее за локоть и провожаю к старому потертому дивану в углу. Она смотрит на него уже не обреченно, а с каким-то смирением.

Теперь я понимаю, что эта... как там ее... Луиза останется здесь. По крайней мере, на эту ночь. Другого варианта у нее просто нет.

Вытаскиваю из старого шкафа чистое постельное белье и подушку с выцветшим чехлом и кладу на подлокотник дивана.

— Ложись. Попробуй поспать.

Она молча кивает. Кажется, у нее не осталось сил даже на слова.

Я отворачиваюсь и, забрав телефон из машины, снова иду в сторону выхода.

Мне нужно ехать. Мой байк еще там, на обочине. Оставлять его на ночь — все равно что подписать ему смертный приговор.

— Я скоро вернусь, — бросаю через плечо и выхожу из гаража, плотно прикрыв за собой дверь.

Ночной воздух холодный и свежий. Он бодрит и прочищает мозги. Это именно то, что сейчас нужно. Я не принимал сегодня ни капли алкоголя, но голова трещит, будто с похмелья.

Сажусь в такси, которое вызвал еще пока она ревела, и еду к месту аварии.

Мой «железный конь» лежит на боку, поцарапанный, но в целом живой. Поднимаю его, осматриваю. Ничего серьезного.

Завожу.

Мотор игриво рычит, и я облегчением выдыхаю. Хоть на одну проблему меньше.

Возвращаюсь в гараж уже глубокой ночью. Вхожу и, не включая свет, подхожу к дивану, подсвечивая дорогу фонариком.

Принцесса спит. Закуталась в плед, подобрав под себя ноги. На лице еще видны полосы от слез, но вообще во сне она выглядит такой юной и прекрасной, что хочется благоговейно любоваться ею.

Отвожу взгляд и тихо, чтобы не разбудить, раздеваюсь до футболки и боксеров и устраиваюсь на противоположном краю дивана. Места мало, гостья расположилась по центру, но выбирать не приходится.

Лежу, смотрю в потолок и понимаю, что заснуть сегодня будет непросто. В голове крутятся обрывки сегодняшнего дня. Отец с его истерикой после моего окончательного отказа от его предложения. Его ледяное «да» в ответ на мое душеизлияние. Эта дурацкая авария. Принцесса. Ее умопомрачительное тело в этом чертовски сексуальном белье…

5 глава

Просыпаюсь неохотно. Вернее, как просыпаюсь – разлепляю глаза, не в силах больше мучиться, пытаясь уснуть.

Давно я так плохо не спал.

Всю ночь меня колбасило между кошмарами: то орущее, багровое от ярости лицо отца нависало надо мной, то несся ослепительно-золотой «Порше», из-за которого у меня до сих пор мышцы напряжены в ожидании удара.

Разлепляю веки и всматриваюсь в полумрак. В воздухе висит знакомый, успокаивающий запах бензина, машинного масла и растворителей.

Поворачиваю голову и замираю.

Принцесса.

Спит поперек, целиком и полностью захватив территорию, будто этот потертый диван — ее королевское ложе, а я — всего лишь подушка. Лицо девчонки уткнулось мне в ребро, а одна нога закинута поверх моих ног так, что ее бедро прижимается к моему боку, и сквозь тонкую ткань моих боксеров я чувствую…

Так, в этом направлении лучше не думать, и так член с утра стремится в космос.

Усмехаюсь про себя. Малышка чувствует во мне сексуального мачо, оттого и неосознанно тянется, как железка к магниту.

Глаза сами собой скользят по ее телу.

Футболка, которую я ей вчера дал, во сне задралась, открывая соблазнительный изгиб бедра и ту самую черную кружевную завязочку от тех умопомрачительных трусиков, что врезались в память.

Звездец.

Офигенная. Она просто источает сексуальность на каком-то внутреннем подсознательном уровне. Понимаю ее мужика и… не понимаю. Такую девчонку можно было бы и подождать или переубедить поднять белый флаг скорее.

В подтверждение моих слов мой мужской орган, будто живущий своей отдельной, наглой и абсолютно безмозглой жизнью, уже вовсю сигнализирует о своем полном и безоговорочном согласии. Он не просто стоит. Он готов порвать ткань боксеров и вырваться на свободу, требуя внимания, которое точно не получит от принцессы. Девчонка-то неискушенная, наивная. Ее вчерашними слезами до сих пор пахнет в воздухе.

Тяжело вздыхаю и пытаюсь отодвинуться, чтобы хоть как-то уменьшить наше соприкосновение. Потом легонько дергаю за плед, на который она легла, чтобы прикрыть то, что ей не стоит видеть, и тут же жалею.

Луиза вздрагивает всем телом, как от электрического разряда. Огромные, испуганные, еще ничего не понимающие глаза распахиваются и таращатся на меня, явно не соображая, где она находится и что вообще происходит.

В следующую секунду принцесса отодвигается на край дивана, словно я могу ее обидеть, и взгляд мечется по гаражу, по дивану, цепляется за собственные голые ноги, по мне, пока… не опускается ниже, прямо на мой внушительный, оттопыривающий боксеры стояк.

В ее глазах — паника, граничащая с ужасом.

— Только не говори, что ты меня не помнишь? — хрипло выдавливаю я. Голос с утра скрипит, как несмазанная дверь.

Принцесса отрицательно мотает головой, отводя взгляд. Щеки заливает яркий румянец. Она судорожно тянет с дивана тот самый плед и закутывается в него, пытаясь спрятаться и от меня, и от моего взгляда, и от самого факта нашего утреннего соседства.

— Уже неплохо, — бурчу я и поднимаюсь с дивана. Кости ноют, спина затекла. Чертова ночь.

Она сидит, уткнувшись взглядом в ладони, но потом ее глаза снова утыкаются в сторону моего паха, словно не могут поверить, что такое бывает.

— Это тебе, кстати, как доказательство, — говорю ей, поймав ее взгляд на месте преступления. — Что ты жутко сексуальная, а твой бывший — последний идиот. В случае, если ты еще сомневалась.

Она нерешительно кивает и сглатывает. Кажется, мой «комплимент» ее не впечатлил, а скорее, смутил еще сильнее.

Поворачиваюсь к Луизе спиной, натягиваю джинсы и застегиваю ширинку, слыша, как за спиной она тихо выдыхает.

Отпустило?!

По крайней мере, самая очевидная причина для паники теперь скрыта за джинсовой тканью.

— Ну что, — оборачиваюсь к ней. Она по-прежнему сидит, закутанная в плед. — Сегодня ты скажешь, куда тебя отвезти? У меня планы на день.

Луиза молчит пару секунд, переваривая вопрос. Потом ее взгляд падает на разбитый «Порше», мирно стоящий рядом с моим полуразобранным «Кадиллаком».

— Ты ремонтируешь тачки? — внезапно спрашивает она, игнорируя мой вопрос.

Хмыкаю.
— Я делаю тюнинг и прочие фишки. Чтобы они ехали быстрее и выглядели круче. Ремонт — это так, если что-то себе нужно сделать.

— А мою… можешь починить? — ее голос тихий, почти шепот, но в нем слышится какая-то новая, незнакомая нота. Не слезливая просьба, а скорее… надежда.

Таращусь на нее.
— Ты серьезно?

— Я заплачу, — тут же добавляет она, и в ее глазах вспыхивает что-то упрямое. — Любые деньги.

Я уже почти готов отказаться. Я не планирую иметь дел с этой мажоркой и ее игрушкой, но она смотрит на меня так умоляюще, так по-детски беспомощно, что во мне снова просыпается это чертово благородство.

— Папа жутко будет ругать, — добавляет она, и ее нижняя губа чуть подрагивает. — Он только его мне подарил.

Вздыхаю и сдаюсь.
— Ладно. Договорились. Сделаю.

Она светлеет прямо на глазах.
— Спасибо!

— А что ты ему скажешь? — интересуюсь. — Про машину? Про то, почему ее нет?

Девчонка пожимает плечами, и в этом жесте — вся ее сущность.
— Он сразу не заметит. А я пока возьму другую из гаража.

Ну да. Она же принцесса.

— Собирайся. Отвезу тебя.

Кивает, но потом опять смущается.

— Ты можешь отвернуться и не подсматривать?

— А я не подсматривал вчера. Так вышло, — оправдываюсь чересчур эмоционально.

Смотрит на меня своими огромными темными глазами, и вижу, что не верит.

Вот зараза.

Чтобы не думала ничего, я не просто отворачиваюсь, а иду выгонять байк на улицу.

Минут через пять она вышагивает ко мне в своих туфлях с сумасшедшими каблуками на умопомрачительных ногах. Вспоминаю, как одна лежала на мне и…

Срочно запускаю двигатель, чтобы не посчитать себя сексуальным маньяком, и сажусь на своего железного монстра.

6 глава

Мотоцикл с ревом уезжает, оставляя меня одну у калитки, ведущей на огороженную территорию дома. Я смотрю ему вслед, и вдруг осознаю весь сюрреализм ситуации.

Я в неприлично откровенном вечернем платье, поверх которого надета чужая толстовка, пахнущая бензином и еще не пойми чем.

Похоже, в квартире у Марка я оставила не только иллюзии, но и часть своего разума, и потеряла способность здраво мыслить.

Как я в таком виде пойду домой?

Если не отец, то мачеха или горничная Лиза, которая растила меня с пеленок, увидят меня.

А всего-то стоило переодеться в одежду, в которой уходила, что осталась в моей машине, которая сейчас в гараже этого байкера. А теперь вместо нормального вида мне придется явиться в виде девочки легкого поведения и отвечать на неприятные вопросы.

А еще и соседей могу встретить. Закон подлости существует.

Вздыхаю. Если думать глобально – я вообще могла бы уехать от Марка на такси или заказать трезвого водителя, а так… Помимо боли от предательства любимого человека еще и ворох проблем сверху.

Ну что теперь. Сейчас сожалеть уже поздно. Глупости совершены.

Делаю глубокий вдох, и прикладываю брелок к замку, чтобы войти внутрь.

Хоть сумку взяла. Ну да, она на глаза мне попалась, поскольку лежала рядом с платьем.

Вхожу внутрь и стремглав отправляюсь к подъезду мимо окна охраны, ни с кем не здороваясь, словно я не я. Влетаю в лифт, и молюсь, чтобы удалось проскользнуть в комнату незамеченной.

Современная железная коробка поднимается мучительно медленно. Я ловлю свое отражение в зеркале и ужасаюсь. Я похожа на героиню дешевого молодежного сериала после неудачной вечеринки: размазанная косметика, растрепанные волосы, чужое байкерское худи и голые ноги в люксовых туфлях. Шедевр.

Дверь квартиры открываю бесшумно. В прихожей никого. Слышу лишь приглушенные голоса из гостиной – отец и Ирина, моя мачеха, уже проснулись и, кажется, завтракают.

На цыпочках, затаив дыхание, пробираюсь по длинному коридору к своей спальне. Каждый скрип паркета под ногами кажется мне оглушительным грохотом. Сердце колотится где-то в горле.

— Только бы не встретить Лизу, только бы не встретить Лизу… — бормочу себе под нос и…

Моя молитва остается неуслышанной. Дверь кладовой открывается, и на пороге появляется наша домоправительница со стопкой свежевыглаженного белья в руках. Ее добрые, всегда всепонимающие глаза смотрят на меня с удивлением.

— Луизочка? Голубка ты моя! Что с тобой? — шепчет она, переводя взгляд с моего застывшего лица на руки, которые прижали к груди туфли.

Пока я стою статуей, она откладывает белье, направляясь ко мне. Ее руки, пахнущие лавандой, тут же тянутся ко мне и поправляются волосы.

От ее прикосновения вздрагиваю.

— Ты гуляла всю ночь? Почему не позвонила папе? Мы волновались!

Ее забота, такая привычная и родная, сейчас действует на меня не как поддержка, а с прямо противоположным эффектом. Мне хочется разрыдаться, уткнуться в ее плечо, как в детстве, и выложить все: про Марка, про его измену, про аварию, про этого странного, грубого, но… не бросившего меня в беде человека.

Но слова комом застревают в горле. Этот так сокровенно, что я не могу сказать даже ей.

— Все хорошо, Лиза… — выдавливаю я, и мой голос звучит хрипло и неубедительно. — Просто… загуляли немного с ребятами. Выпускной же.

Она смотрит на меня с недоверием, но не допытывается. Лиза всегда чувствовала, когда нужно остановиться.

— Ладно, иди, ребенок, — торопит она меня, оглядываясь на дверь в гостиную. — Быстро в душ, пока папа тебя такой не увидел. А я скажу, что ты вернулась и пошла спать. Видок у тебя, конечно, потрепанный.

Киваю, сжимаю ее пальцы в знак благодарности и буквально лечу к своей спальне. Войдя внутрь, аккуратно притворяю за собой дверь.

Прислоняюсь к деревянной поверхности спиной и закрываю глаза.

Пронесло.

Снимаю с себя толстовку и хочу по привычке положить в грязное белье, но соображаю, что она – улика.

Пробегаюсь глазами по комнате и решаю спрятать ее на верхнюю полку шкафа. Потом ему отдам. Машину же нужно будет забирать.

Следом снимаю платье и понимаю, что ему не подходит ни корзина с грязным бельем, ни шкаф.

Его надо выбросить, причем чем скорее, тем лучше. Кладу в пакет и запихиваю под кровать.

Отправив белье к платью, отправляюсь в свою личную ванную комнату.

Душ – это священно. Забираюсь в кабинку и стою под горячей водой. Вода смывает с меня остатки вчерашнего макияжа, липкий лак для волос, запах духов и слез.

Тру кожу мочалкой до красноты, пытаясь стереть память о вчерашнем разочаровании, о Марке, оказавшемся предателем. Свою ярость и стыд за свою наивность. А потом сама не замечаю, как мои мысли перепрыгивают на совсем другие воспоминания и ощущения. Я отчетливо помню, какой огонь разгорелся внутри от прикосновения взгляда спасителя, когда я стояла в одном белье. О том, как было хорошо спать, вдыхая его запах. О каменных мышцах, что напряглись под моими руками, когда мы ехали на мотоцикле.

Меня пронзает какое-то странное, щемящее любопытство к этому новому знакомому.

Кто он?

Почему не бросил и помог?

После душа я падаю в постель. Тело ноет, веки слипаются, но сон не идет. Перед глазами снова и снова проносятся кадры вчерашнего кошмара. Его спина. Ее стоны. Его глаза, полные злости. А потом – другие глаза. Холодные, колючие, но в которых мелькало что-то… человеческое.

Я заставляю себя думать о чем-то отвлеченном, но не получается. Я переполнена эмоциями вчерашнего дня.

Сон все-таки приходит ко мне. Короткий, прерывистый и насыщенный кошмарами.

Я снова в машине, снова вижу свет фар, снова слышу визг тормозов и вижу черный шлем…

Просыпаюсь в холодном поту, с бешено колотящимся сердцем.

Встаю с постели, не отдохнувшая, а разбитая. Голова тяжелая, во рту противно.

Подхожу к окну – вечереет.

7 глава. Луиза

Такси довозит меня до нужного гаража слишком быстро.

Слишком быстро, чтобы я успела придумать хоть сколько-нибудь адекватную причину своего визита, кроме самой очевидной и дурацкой. Не зря говорят – правда часто выглядит неправдоподобно.

Выхожу и в нерешительности стою перед массивными воротами, внезапно осознавая всю абсурдность своего поступка.

Сердце начинает отчаянно колотиться, как будто пытаясь вырваться из клетки груди и сбежать обратно, подальше от этой безумной затеи.

Что я здесь делаю?

Что я скажу?

Здравствуйте, я приехала за своим телефоном?

Он же сразу подумает, что я навязчивая дура, и это жалкая отмазка.

А разве это не совсем правда?!

Нет. Я действительно забыла телефон.

И все?

Еще я… беспокоюсь за машину.

И больше ничего?

Ну да, мне еще очень хотелось еще раз увидеть своего спасителя, чтобы понять, почему он не выходит из головы.

Вот это в точку.

Ну да, в моей скучной, распланированной по минутам жизни такого никогда не было, и меня привлекает и новизна, и сам парень.

Однозначно в его гараже пахнет не только бензином, но и дурманящей свободой, а не приторными духами моей мачехи, деньгами отца и тюремными правилами.

Еще пару минут веду эту нервную внутреннюю дуэль сама с собой, а потом подхожу и приоткрываю дверь в гараж. Сразу доносится яростный ритм тяжелого рока.

Морщусь – не люблю такую музыку.

Делаю неуверенный шаг вперед, затем еще один, заглядываю внутрь и замираю, забыв про все свои глупые оправдания.

Мой вчерашний спаситель стоит, повернувшись ко мне спиной, возле своего мотоцикла с каким-то инструментом в руках и полностью поглощен процессом. На нем только низкие, заляпанные темными пятнами штаны.

Его спина…

Боже.

Она не просто мускулистая. Она гибкая и сильная, каждая мышца под гладкой, загорелой кожей играет и напрягается с каждым движением.

На плече – скалящийся татуированный волк, который, кажется, вот-вот сорвется с кожи и прыгнет в полумрак гаража.

Я непроизвольно сглатываю, чувствуя, как по телу разливается странное, будоражащее тепло. Марк тоже был мускулистым, и я любила водить по проступающим мышцам пальчиками, но от этого незнакомца просто веет какой-то хищной мужской силой. Прямо до мурашек.

Пытаясь успокоить взволнованное дыхание, перевожу взгляд на пространство вокруг. Несколько деревянных стеллажей с аккуратно разложенными, непонятными мне, но явно рассортированными штуковинами.

У стены – небольшой шкаф, старенький холодильник с магнитами, и… диван. Тот самый, на котором вчера мы… спали.

Щеки мгновенно покрываются густым румянцем, и я поспешно перевожу взгляд в другую сторону, на мотоцикл, возле которого он возится, на старый ухоженный «Кадиллак», и…

Сердце внезапно падает в пятки, вытесняя всю романтическую дурь.
Где моя машина?

Незнакомец как будто чувствует мой взгляд, оборачивается и замирает. Его движения резкие, как у хищника, почуявшего чужого. Музыка продолжает орать, заполняя тяжелое, напряженное молчание, повисшее между нами.

Парень медленно, не отрывая от меня колючего взгляда, вытирает руки о грязную тряпку. Его глаза скользят по моим идеально отглаженным джинсам, белой футболке, собранным в конский хвост волосам. Я точно выгляжу как пай-девочка, заблудившаяся в чужой вселенной. И мне от этого не по себе.

— Ты чего пришла? — его голос низкий, хриплый и без труда перекрывает гитарное соло. В нем нет ни капли удивления, одно раздражение. — Опять натворила чего?

Чувствую, как замираю под его взглядом. Хочется съежиться, стать меньше, незаметнее, но я все же выпаливаю, и мой голос звучит тоньше, чем мне хотелось бы.

— Где моя машина?

В его глазах мелькает что-то вроде насмешки.

— Испугалась?

Вздергиваю подбородок.

— Нет. Удивилась.

— Здесь, по соседству, бокс друзей. Они как раз этим занимаются, — он делает легкий жест рукой в сторону, не отводя взгляда. — Привезут, когда будет готово.

— Хорошо… — бормочу я, опуская глаза и чувствуя, как горит лицо. — Я… телефон забыла. В машине.

Парень молча кивает, поворачивается и проходит к столу. Вижу, как мышцы на его спине волнующе играют при движении. Он находит мой iPhone и направляется обратно.

Мне кажется, я даже дышать перестаю. И перед глазами так некстати всплывают утренние картинки его стоящего члена.

Срочно опускаю глаза в пол, словно он может прочитать мои неправильные мысли, а он протягивает мой мобильный.

— Вот, держи. Там еще пакет с вещами был. Я его тоже забрал и сложил туда все остальные вещи, что нашел.

Я беру телефон и обжигаюсь прикосновением.

— Спасибо, — шепчу я, совершенно не понимая происходящую магию. Именно магию, потому что я никогда так не реагировала на других людей.

— Не за что, — его взгляд снова становится пристальным, изучающим, и я боюсь, что он, как маг, видит меня насквозь и чувствует фальшь. — Ты приехала ради этого?

Пожимаю плечами, отчаянно пытаясь сохранить остатки самообладания.
— Еще хотела узнать про машину… И… — я делаю глубокий вдох. — Сказать спасибо. За вчера. За то, что помог и помогаешь.

Парень молчит несколько секунд, и в тишине, под аккомпанемент рока, его молчание кажется оглушительным.
— Ладно, — наконец бросает он. — Принято.

Я продолжаю стоять и смотреть на него.

— Телефон вернула, извинилась. Можешь ехать домой, к папочке.

Его слова – как пощечина. Они заставляют меня выпрямиться, а глаза сами собой поднимаются на него.

— А еще… — я снова запинаюсь, чувствуя, как безумствует сердце. — Я хотела увидеть тебя.

Боже, я это сказала вслух!

Спаситель поднимает бровь, на его губах появляется едва заметная, скептическая ухмылка.
— А как же «все мужики козлы»?

___________

Новинка от Дарины Вэб “Мажор? Иди лесом!”

8 глава. Луиза

Не выдерживаю его сарказма. Разворачиваюсь и делаю шаг, чтобы убежать от позора, который сама устроила, но он хватает меня за руку.
— Извини. Я рад, что ты пришла.

Останавливаюсь.

Рад?

Я не ослышалась?!

Оборачиваюсь и поднимаю глаза на парня.

— Я, кстати, Тарас.

Киваю.

— Луиза.

— Я помню.

Мы стоим, смотрим друг на друга, и он неожиданно спрашивает:

— Хочешь прокатиться по городу? Ты как раз сегодня в джинсах.

Вспоминаю свои будоражащие впечатления и киваю.
— Да. Только мне надо в десять быть дома.

Он смотрит на меня, будто я сказала что-то шокирующее.

— Утра?

— Вечера, — выдыхаю я, и на мои щеки снова наплывает румянец.

Тарас медленно, будто взвешивая все «за» и «против», проводит рукой по подбородку, а потом говорит:
— Ладно, Золушка, доставлю тебя домой вовремя.

Улыбаюсь.

— Подожди, я переоденусь.

Киваю и смотрю, как Тарас отправляется в самый дальний угол, где я не заметила душевую кабину и… снимает штаны.

Обжигает жаром, словно в меня полыхнуло пламя. Едва не отшатываюсь от него, но продолжаю смотреть, как оголяются мощные округлые ягодицы, а потом он, абсолютно голый, скрывается в кабинке.

Дверь захлопывается. Я вздрагиваю и прикладываю руки к щекам.

Боже, как я себя веду!

Я никогда не подслушиваю и не подглядываю, а сейчас…

Пока я борюсь со своей совестью, двери в душевой открываются.

Я уже не смотрю на него.

Я отворачиваюсь, зажмуриваюсь, чтобы не поддаться искушению и не посмотреть на обнаженного мужчину, к которому так влечет.

Тарас направляется ко мне в одном полотенце на бедрах, и я не знаю как на это реагировать.

Стою, как кукла и моргаю ресницами.

За все время общения с Марком я не видела его в таком виде, а со своим спасителем я знакома всего сутки.

С трудом растягиваю губы, но он проходит мимо. Слышу, как скрипит створка шкафа, и предполагаю, что он одевается.

— Я готов, — произносит Тарас наконец и подходит ко мне, протягивая шлем.

Смотрю на его мощную фигуру, на влажные волосы, в искрящиеся глаза. Я не привыкла общаться с подобными людьми, и это так сносит голову.

Беру шлем, надеваю, и мир сужается до узкого обзора стеклянного визора. Мое дыхание становится громким и частым внутри этого замкнутого пространства.

Тарас выкатывает мотоцикл из гаража и запускает двигатель. Он издает низкий, мощный, животный рык, от которого по всему моему телу, от пяток до макушки, пробегает дрожь.

Он садится в седло, ловко откидывает подножку и смотрит на меня через плечо. Его глаза в тени шлема кажутся еще более пронзительными.

— Садись.

Я делаю неуверенные шаги к нему, закидываю ногу, устраиваюсь на узком пассажирском сиденье сзади и обнимаю его за талию.

— Держись крепко.

Я киваю, забыв, что он не видит этого, и обнимаю его крепче, ощущая ладонями твердый, упругий пресс, тепло его кожи, морской запах геля для душа и чего-то неуловимо мужского. От этого кружится голова сильнее, чем от скорости.

— Крепче, — командует он, и я вжимаюсь в его спину, буквально врастаю в него, чувствуя, как напрягаются мышцы под моими пальцами.

Он включает передачу, и мотоцикл срывается с места так резко, что меня откидывает назад. Вскрикиваю и вжимаюсь в него еще сильнее, обхватывая так, словно он – мой единственный якорь в этом безумном мире скорости и рева.

Городские огни превращаются в длинные размазанные линии, и я на какое-то время закрываю глаза, а потом снова открываю, пытаясь осознать, что это происходит наяву.

Это реально не похоже на езду в машине. Мне не показалось в первый раз. Сейчас нет никаких преград между мной и миром. Только скорость, только рев мотора, заполняющий все существо, и его спина, к которой я прижалась.

Тарас ведет мотоцикл уверенно, легко лавируя между машинами, и я понимаю, что доверяю ему. Безумно, безрассудно, но доверяю. И еще я осознаю, что не хочу, чтобы это заканчивалось.

После бесконечных гонок он сбавляет скорость, и мы плавно останавливаемся у знакомого дома. Тишина, наступившая после рева мотора, непривычна.

Я не двигаюсь, все еще чувствуя вибрацию мотора в каждой клеточке. Его пресс под моими ладонями напряжен.

— Ну что, Золушка, — с легкой насмешкой в голосе произносит Тарас, заглушая двигатель. — Карета не превратилась в тыкву. Я доставил тебя вовремя.

Медленно разжимаю одеревеневшие пальцы и отстраняюсь. Потом снимаю шлем, и ветерок остужает разгоряченные щеки.

— Спасибо, — мой голос звучит хрипло. — Это было... невероятно.

Тарас поворачивается ко мне. Его глаза в свете фонаря кажутся темными.

— Ничего особенного, — пожимает плечами, но в уголках его губ играет нечто, похожее на улыбку. — Просто драйв для поднятия настроения.

— Мне реально помогло, — признаюсь я, глядя на него. — Я никогда не чувствовала себя так... свободно.

Он внимательно смотрит на меня, и его взгляд становится серьезным.

— Да, свобода — это вообще-то единственное, что по-настоящему стоит иметь, принцесса.

В его словах нет насмешки, только какая-то горькая правда, которая отзывается во мне странной болью.

— Мне пора, — говорю я, сползая с мотоцикла и чувствую, что ноги немного дрожат.

Он кивает, не спуская с меня глаз.

— Заходи как-нибудь, если захочешь снова поднять настроение.

Улыбаюсь.

— Зайду.

Между нами повисает пауза. Неловкая и в то же время наполненная каким-то новым, трепетным смыслом.

— Пока, — он первым отводит взгляд и запускает мотор.

— До свидания, — бормочу я.

Тарас кивает, разворачивает мотоцикл и срывается с места, растворившись в ночи так же быстро и неожиданно, как и появился в ней.

Я стою и смотрю ему вслед, пока красный огонек заднего габарита не превращается в крошечную точку и не исчезает за поворотом.

Сердце все еще колотится, но теперь не только от страха. От чего-то другого. Чего-то нового и пугающего.

9 глава. Луиза

Открываю дверь ключом, вхожу в прихожую и замираю. У нас не принято оставлять в прихожей обувь, а на полу стоят дорогие мужские ботинки.

Гость?

Прислушиваюсь и улавливаю, что из гостиной доносится приглушенный гул голосов. Узнаю папин бас и визгливые нотки мачехи, а вот третий голос… Низкий, бархатный, до боли знакомый.

Сердце делает в груди головокружительный кульбит и замирает.

Не может быть.

Как он посмел?!

Скидываю туфли на автомате и, как зомби, иду удостовериться, что у меня не слуховая галлюцинация.

Каждый шаг по паркету отдается гулким стуком в висках. Я жутко взволнована и возмущена.

Пересекаю порог и вижу его.

Марка.

Негодяй сидит в кресле с невозмутимым видом и попивает чай из маминой фарфоровой чашки. Рядом, на столике, лежит огромный букет алых роз. Моих любимых. Отец восседает напротив, а Ирина, как всегда, изящно развалилась на диване, наблюдая за всем с легкой, едкой ухмылочкой.

Перевожу взгляд обратно на лицо бывшего, на котором теперь вижу не любовь и обожание, а лишь самодовольную маску, и меня начинает трясти. Внутри все закипает, подступает к горлу едким, горьким комом.

Что он здесь делает после всего?!

Марк первый замечает меня в дверном проеме. Его глаза встречаются с моими, и в них вспыхивает что-то... триумфальное?

Он ставит чашку с противным звяканьем, поднимается, взяв в руки цветы, и произносит так сладко, так фальшиво, что меня чуть не тошнит.

— Лу, дорогая! Мы уже начали волноваться.

Отец и Ирина поворачивают головы. Папин взгляд — вопрошающий, строгий. Иринин — полный ядовитого любопытства.

— Марк заехал по делам в наш район и решил навестить, — голос отца ровный, но в нем слышится металл. — Говорит, ты не берешь трубку. Опять телефон «сел»?

Я не отвечаю отцу, я не могу отвести взгляд от Марка. От этого актера, который разыгрывает спектакль в моем доме.

— Что ты здесь делаешь? — мой собственный голос звучит хриплым, чужим шепотом.

Лицемер подходит ко мне с той самой обезоруживающей улыбкой, что раньше заставляла мое сердце таять.

— Хотел извиниться за вчерашнее, солнышко. За то, что вышел из себя, — он пытается взять меня за руку, но я резко отдергиваю ладонь, будто он может меня обжечь.— Я был не прав. Признаю. Но ты тоже. Ты же меня понимаешь, да?

Его глаза пытаются продемонстрировать раскаяние, но где-то в глубине — вызов. Он уверен, что я сдамся. Что все проглочу.

В висках стучит кровь. Я мазохистски вспоминаю его спину, блестящую от пота. Ее стоны. Его слова: «Если не дает одна, дает другая!»

— Понимаю? — голос срывается на крик, который эхом раскатывается в тихой, чопорной гостиной. — Я поняла только одно! Что ты — лгун и изменщик!

Ирина аж подпрыгивает на диване, прикладывая руку к груди в притворном удивлении. Отец хмурится.

— Луиза! — его тон предупредительный. — Выбирай выражения.

Но меня уже не остановить. Ярость смывает все остатки страха и приличий.

— Он изменял мне! Вчера я сама все видела! Прямо в его квартире! — выкрикиваю я, тыча пальцем в Марка, который уже не улыбается. Его лицо застывает, в глазах мелькает паника, а потом — та самая злоба, что была вчера.

— Лу, успокойся, — он делает шаг ко мне и протягивает букет, но я отступаю. — Ты все неправильно поняла...

— Я неправильно поняла голую блондинку в твоей постели?! — нервно хохочу я, и этот звук больше похож на истерику.

— Луиза, достаточно! — встает отец. Его лицо багровеет. — Марк все объяснил. Было недоразумение. Он здесь, чтобы извиниться.

— Недоразумение? — переспрашиваю я, не веря, что это говорит отец.

Внутри все обрывается от предположений.

Он знал. Возможно, даже прикрывал его.

— Он сказал, что ты была не в себе, — вступает Ирина своим сладким, ядовитым голоском. — Что вероятно, переутомилась.

Я смотрю на мачеху, на ее идеальную укладку, на дорогое платье, на равнодушные глаза. И на Марка, который уже немного оправился и снова надел маску «несчастного, оклеветанного праведника».

— Да, я был резок, — подхватывает он, играя в смирение. — Но, солнышко, ты сама виновата! Ты меня довела! Нельзя врываться к человеку без предупреждения.

Каждое слово — как удар под дых, и мне не хватает воздуха.

Он не извиняется. Он меня обвиняет. И они все это слушают и молчат.

Мой мир рушится окончательно. Это не только предательство бывшего мужчины. Меня предает моя семья.

— Так измена — это нормально? — спрашиваю я тихо, обращаясь уже ко всем. Голос дрожит. — Это то, что просто... случается?

Ирина пожимает плечами, делая глоток чая.

— Милая, в жизни взрослых людей иногда случаются... эксцессы. Надо быть мудрее, прощать, если отношения дороги. Не делать из мухи слона.

Я смотрю на нее, и меня осеняет.

— Значит... — говорю я, и мой голос наливается ледяной ясностью. — Значит, папа тебе изменяет, и ты на это смотришь сквозь пальцы?

Чашка в руках Ирины с дребезгом ставится на блюдце. Ее лицо искажается гримасой гнева.

— Нет, конечно!

— Луиза! — рычит отец.

— А может, это ты ему изменяешь? — не останавливаюсь я, поворачиваясь к Ирине. Ведь это так по-взрослому, да?

— Сбавь тон,— шипит она, вскакивая с дивана. Ее глаза горят.

Но меня уже не остановить. Стены этого идеального, дорогого и лицемерного дома рушатся на меня, и мне больно.

— Я все поняла! — кричу я, и слезы наконец прорываются наружу, горячие, обжигающие щеки. — Здесь все построено на лжи! На сделках! Вы все притворяетесь! И ты... — обращаюсь к Марку, — ты идеально вписываешься в эту картину! Лгун! Подлец!

Я делаю шаг назад, потом еще один. Мне нужно бежать. Отсюда. От них всех.

— Луиза, стой! — командует отец, но я уже разворачиваюсь и бегу по коридору обратно к выходу.

— Дай ей остыть, — слышу я притворно-сочувствующий голос Ирины. — Истерика. Пройдет.

Я выскальзываю в прихожую, на ходу всовывая ноги в туфли, и выбегаю в подъезд. Лифт едет мучительно медленно. Мне немедленно нужно на воздух.

10 глава. Тарас

Вожусь со своим Cadillac Eldorado. Музыка орет так, что стекла дребезжат, заглушая все мысли. То, что мне требуется.

Внезапно чужой голос прорезает гитарное соло:

— Тарас! Привет!

Вздрагиваю. Оборачиваюсь. Рядом со мной стоит Виолетта. Девушка из той прошлой жизни, которую хочу забыть.

Она в короткой юбке, которую и юбкой-то назвать язык не поворачивается, топе и накинутой поверх рубашке, завязанной на талии. Прикид дорогой шлюшки. И улыбка наглая, уверенная.

— Дверь была открыта, — произносит она, пожимая плечами, и, цокая каблуками по бетону, делает разделяющие нас шаги.

— Виола. Какими судьбами? Чего надо? — выключаю музыку и вытираю руки об тряпку, смахивая с лица капли пота.

— Музыку хочу крутую. Как у тебя в «Мустанге», — подходит ближе, проводя пальцем по капоту «Кадиллака». — Сделаешь?

Хмыкаю.

— Чем тебе твоя не нравится? У тебя же там полный фарш.

— Скучная она, — надувает губки. — Хочу, чтобы орало так, чтобы аж стекла дрожали. Чтобы все оборачивались.

Смотрю на нее, пытаясь понять, серьезно ли она. Или просто нашла повод ко мне заявиться.

— Окей, — пожимаю плечами. — Привози тачку, до конца недели будет готово.

— Она уже здесь.

С удивлением смотрю на девушку:

— А на чем обратно поедешь? Неужто на такси?

В ее глазах вспыхивают дьявольские огоньки:

— А я обратно не собираюсь.

— А я временно здесь живу, — приземляю названную гостью.

Делает большими глаза.

— Не может быть. А я Архипову не поверила.

— Зря.

— Ну я в принципе и здесь готова с тобой переночевать, — произносит она, осматриваясь с видом королевы, забредшей в свинарник.

— Я вроде как тебе не предлагал остаться, — тыкаю носом в действительность.

— Ну так предложи, — выдыхает она, и в ее голосе появляется обиженная нотка.

— Что ты за игру задумала? — устало спрашиваю я. Сил разгадывать ее схемы сегодня нет.

— Тарас, я соскучилась, — говорит она, и ее голос становится томным, медовым. Подходит так близко, что чувствую запах ее духов — сладкий, одурманивающий.

И тут перед глазами, будто вспышка, возникает другое лицо. Заплаканное, с размазанной косметикой и огромными, обиженными глазами.

Луиза.

Черт бы ее побрал.

Отшатываюсь от Виолы, будто она прокаженная.

— Виолетта, как-то не стоит у меня сегодня, — отрезаю я, отворачиваясь и делая вид, что что-то ищу. Лишь бы отстала.

— О, если проблема только в этом, то я легко ее решу, — слышу за спиной уверенный смешок.

Не успеваю глазом моргнуть, как оказываюсь возле дивана, и она двумя руками толкает меня в грудь. Падаю на видавшую виды мебель, ворча:

— Что ты творишь?

Виола не отвечает, а взгромождается на меня сверху, задирая мини-юбку и сверкая при этом черным кружевным бельем.

Ухмыляется.

— Нравится? — дышит она мне в лицо и начинает медленно, будто кошка, елозить по мне.

Хмыкаю, стараясь сохранить маску безразличия.

— Нравится, — флегматично констатирую факт. Тело-то свое я не обману. Оно реагирует на раздражители, даже если мозг кричит «нет».

— Я чувствую, что нравится, — шепчет она победно и начинает расстегивать свою блузку.

А у меня в голове снова она. Луиза. Ее испуганный взгляд в гараже, когда она прижала к груди мою футболку. Ее идеальное, невинное тело в этом чертовски сексуальном белье. Ее тихое «Спасибо».

Просто чертовщина какая-то. Одна девчонка в голове, а другая тут, на мне. Как-то секс втроем мне не нравится.

Пытаюсь ссадить Виолу, приподнимаюсь, но та сопротивляется, впиваясь пальцами в мои плечи.

— Ну же, Тарас, расслабься. Если не встанет — я уйду по-хорошему, — заявляет она с вызовом.

Ржу над ее наглостью. Соблазнительница нашлась. Но что-то внутри сломалось, и я уже почти не сопротивляюсь. Усталость после работы, настойчивость и сексуальность девушки сверху…

Может, и правда забыться?

Стереть образ принцессы, с которой все равно ничего не будет?

Неожиданно краем глаза вижу движение в дверном проеме.

Луиза?

И правда она.

Стоит и смотрит на нас своими огромными глазами. В них — шок, боль, предательство. Все то же самое, что было в них вчера, когда она рассказывала про своего козла.

Ну е-мое.

Вскакиваю так резко, что Виолетта с визгом съезжает с меня на диван.

— Луиза! — вырывается у меня.

Но она уже разворачивается и пулей несется к выходу.

— Эй! Постой!

Выскакиваю на улицу, догоняю ее за несколько шагов, хватаю за руку.

— Отстань! Не иди за мной! — она вырывается, не оборачиваясь. Голос сдавленный, дрожащий от слез.

— Ну да, конечно, — рычу я, разворачивая ее к себе. — Чтобы ты еще в какой-нибудь столб въехала в истерике?

— Я без машины! — выкрикивает она и наконец поднимает на меня взгляд. Слезы катятся по щекам, оставляя блестящие дорожки.

Сердце сжимается в комок. Маленькая глупая девочка, но такая родная.

— Луиза… — отпускаю ее руку. — Разве я твой парень?

— Я думала…

— Я даже не знаю, нравлюсь ли я тебе.

Она закусывает губу, стараясь сдержать новые слезы. Выглядит такой потерянной и хрупкой, что хочется прижать к себе и больше никогда не отпускать.

Черт возьми. Что с этим делать?!

— Нравишься, — выдыхает еле слышно.

— Ты мне тоже нравишься, — говорю я впервые вслух.— Но мы только познакомились и никак не обозначили свои отношения. Понимаешь?

Кивает.

Мы стоим и смотрим друг на друга. В тишине ночного переулка только и слышно ее прерывистое дыхание и бешеный стук моего сердца.

— Тарас! — раздается из гаража раздраженный голос Виолы.

— У меня на тебя не встал, так что пока! По машине отзвонюсь! — произношу скороговоркой.

— Да пошел ты! Другого найду! И мужика, и мастера.

Луиза вздрагивает и отводит взгляд.

Через мгновение мимо нас проносится машина разъяренной Виолетты.

11 глава. Тарас

— Нет, — резко отвечаю я. — Если бы я был, как он, то сейчас с тобой не говорил бы об этом. Но и святым я не являюсь. И ты это уже видела. Поэтому давай разберемся на берегу. Чтобы потом не было мучительно больно.

Луиза молчит, переваривая мои слова. А я смотрю на нее и понимаю, что вляпался по самые помидоры. Вляпался в невинную девушку с разбитым сердцем и глазами, в которых отражается весь мир. В дуреху в дурацком платье, что разбередило мои сексуальные фантазии. И черт меня побери, я не хочу выкарабкиваться.

— Ну так что, — сажусь на проклятый диван, где пять минут назад чуть не случилось непоправимое, и увлекаю ее за собой, заставляя встретиться взглядом. — Что ты от меня хочешь? Конкретно. Объяснись.

Она молча пожимает плечами, снова уставившись в пыльный бетонный пол, словно он сейчас даст ей все ответы. Внутри все закипает от ее непонятливости и этой детской обиды, которая маскируется под взрослую независимость.

Девушка поднимает на меня глаза, и в них — настоящая, неподдельная растерянность.

Не игра.

Она действительно не знает.

Она задетая, ранимая, наивная.

Звездец!

— Так к чему ты готова? — спрашиваю я, и голос звучит хриплее, чем обычно. Слишком много эмоций за вечер. — Чего ты хочешь от меня? Что можешь дать?

Она поднимает на меня испуганные глаза.
— К сексу… точно нет, — выдыхает она и вся напрягается, словно ожидает, что я сейчас на нее наброшусь и лишу девственности.

Е-мое.

С тихим стоном закрываю на секунду глаза, собираясь с мыслями, а потом притягиваю ее к себе. Она аж взвизгивает от неожиданности.

— Дурочка, — поворачиваю голову и говорю я ей прямо в губы, которые уже в нескольких сантиметрах от моих. — Разве я говорю об этом? Я же не зверь, я почти адекватный мужчина. Можно пробовать. Все. И постепенно подходить к самому половому акту.

Она смотрит на меня любопытными, чуть прищуренными глазами, в которых проскальзывает искорка интереса.
— Это… как?

— Это значит, — объясняю я, чувствуя, как раздражение куда-то уходит, и на его месте появляется какое-то странное, будоражащее чувство, — можно целоваться. Сколько угодно. Потом, если захочешь, можно позволить друг на друга смотреть. Трогать. Если, опять же, есть желание ласкать. Без проникновения. Без всего того, чего ты так боишься.

Она строит небольшую гримасу, но в ее глазах уже нет паники.
— И всегда знать, — продолжаю я, глядя прямо в ее темные, как ночь глаза, — что у тебя есть стоп-слово, которое означает, что дальше ты идти не готова. Я остановлюсь. Всегда. Мгновенно. Без вопросов.

Ее глаза загораются по-настоящему. В них вспыхивает не только интерес, но и облегчение, и какое-то новое, неизведанное любопытство.
— Интересно, — шепчет она, и губы ее растягиваются в едва заметную, робкую улыбку.

Я улыбаюсь в ответ. Широко, по-волчьи.
— А уж как мне интересно, принцесса, — говорю я честно.

Медленно, давая ей время на сопротивление, если захочет, сажаю ее к себе на колени. Она легкая, почти невесомая. Чувствую, как ее тело поначалу напрягается, а потом потихоньку доверчиво расслабляется на мне. Также медленно, давая ей возможность остановить меня, тянусь к ее губам.

— Давай начнем с простого и безумно приятного.

– С чего? – выдыхает она мне уже буквально изо рта в рот.

— С поцелуя, — произношу я и нежно, почти несмело, совсем не так, как целовал до этого кого-либо, накрываю ее губы своими.

М-м-м… Кайф!

Ее губы мягкие, сладкие, немного подрагивающие. Луиза отвечает мне, сначала неуверенно, а потом все смелее. Она не знает, куда деть руки, и нерешительно кладет их мне на плечи. Я притягиваю ее сильнее, буквально вжимаю в себя.

В голове одурманивающая тишина, и кажущиеся жутко громкими и возбуждающими звуки наших прикосновений.

Это офигеть как круто.

Это по-новому.

Я не тороплюсь, смакую этот момент нашего первого поцелуя.

Отрываюсь от ее губ, чтобы перевести дух. Смотрю на ее раскрасневшееся лицо, на влажные губы и сверкающие глаза.

Восхитительная. Завораживающая. Дурманящая.
— Ну что? Понравилось? — спрашиваю, уже зная ответ.

Кивает и смотрит на меня задумчиво, изучающе, будто видит впервые.
— О чем думаешь? — не выдерживаю я.

Улыбается смущенно, по-девичьи, и от этого что-то переворачивается у меня внутри.
— Думаю… какое стоп-слово придумать.

Не могу сдержать хриплый смешок. Вот же чудачка.

Снова набрасываюсь на ее губы, на этот раз уже с большим напором, с большей страстью. Она вздрагивает, но не сопротивляется, а наоборот — открывается мне еще больше, даже руки запутываются в моих волосах.

Ловлю себя на мысли, что Луиза вся отдается поцелую, и такое ощущение, что если бы я захотел прямо сейчас, то мог бы пойти дальше, мог бы подойти к сексу семимильными шагами. Но почему-то я не хочу торопиться. Мне нравится раскрывать в ней эту спящую чувственность, будить ее, наблюдать, как она расцветает. Хочется, чтобы она сама захотела большего. Сама попросила продолжения.

Отрываюсь от ее губ, мы оба дышим тяжело.
— Ты приехала, потому что соскучилась? Или что-то случилось? — спрашиваю я, все еще держа ее в своих руках и не собираясь отпускать.

Луиза мгновенно мрачнеет и сбивчиво, путано, с дрожью в голосе рассказывает про то, как этот мудак Марк пришел к ним домой. Как разыгрывал из себя невинную овечку. Как ее отец и мачеха взяли его сторону, оправдывая его измену, называя это «эксцессом», советовали быть «мудрее». Как она сбежала оттуда, потому что больше не могла этого выносить.

Слушаю ее, и ярость медленно, но верно закипает у меня внутри. Не на нее. На них. На всех этих лицемеров в дорогих костюмах, которые ломают жизни, прячась за маской приличия.

Хочется найти этого Марка и надрать ему задницу.

Хочется вломиться в ее шикарный дом и сказать ее отцу, что не все измеряется деньгами.

Она замолкает, иссякает, и снова выглядит потерянной и такой маленькой.
— Хочешь остаться? — спрашиваю я.

12 глава

День сумасшедший. Одна сплошная эмоциональная американская горка, где я то падаю в бездну отчаяния, то взлетаю вверх. Где я то готова убить Тараса за ту сцену на диване с другой, то сама же жажду притянуть его к себе и целовать до потери пульса.

Его слова о том, как можно подходить к этому неизведанному, манящему и пугающему миру секса, действуют на меня обнадеживающе. Уверенность, что я всегда могу пойти на попятную и он остановится, делает все не таким страшным. А идея со стоп-словом вообще крутая фишка.

— Хочешь остаться? — повисает в воздухе вопрос.

Смотрю на Тараса и понимаю, что да.

Я совершеннолетняя девушка. И в свете открывшихся событий и циркового выступления Марка в доме отца я имею полное право ночевать, где захочу.

Киваю.

Он снова наклоняется, и его губы касаются моих.

Это невероятно.

Я целовалась и раньше, но это было… иначе.

Я всегда думала о том, чтобы скорее все закончилось, потому что боялась, что чужие микробы попадут ко мне в организм, а больше всего того, что Марк потребует продолжения. Я никогда не забывалась настолько, чтобы потерять ощущение себя, места, времени, сейчас же – только ощущение полета.

Тарас отрывается от моих губ и, не говоря ни слова, идет к старому шкафу. Достает оттуда сложенное в стопки постельное белье. Я сначала молча наблюдаю, как его сильные, умелые руки привычными движениями трясут простыню, натягивают ее на потертый матрас дивана. А потом присоединяюсь к процессу.

Завершив всовывать одеяло в пододеяльник, он поднимает на меня глаза. Его взгляд тяжелый, изучающий.

— Давай ложиться.

— Сейчас…— растерянно бормочу я.

Кивает.

— Раздевайся.

Я стою, не двигаясь, как истукан, и только таращусь на него.

— Стесняешься? — спрашивает прямо, и от этой прямоты по коже бегут мурашки.

Пожимаю плечами, опуская глаза.

Да! Он попал в яблочко! Именно так!

Я вся горю изнутри. Я никогда этого не делала вот так, перед парнем.

— Брось, ты красивая, — отрезает он, и в его голосе нет ни капли лести. Просто констатация факта.

Не знаю. Какие-то внутренние, вбитые с детства табу и стопы тормозят меня. Я замираю на месте, не в силах пошевелиться.

— Давай я первый, — предлагает он, и в его интонации слышится понимание, а не насмешка.

Тарас без лишних церемоний снимает с себя черную футболку с черепами и отбрасывает ее в сторону. Его торс — это рельефная карта из мышц, шрамов и татуировок. Аж дух захватывает.

Потом его пальцы ловко расстегивают пряжку ремня, ширинку и… спускают джинсы.

Через мгновение он стоит передо мной в одних боксерах, оттопыренных эрегированным членом. Он нисколько не смущается этим обстоятельством. Выглядит уверенным в себе и сильным, как дикий зверь.

Инстинктивно отвожу взгляд, чувствуя, как щеки пылают огнем.

— У меня на тебя всегда стоит, — хрипло говорит он, и его голос звучит совсем близко. — Потому что ты очень сексуальная, и я тебя хочу. Но это не значит, что я тебя возьму силой. У мужчин просто возбуждение всегда вот так очевидно. Привыкай.

Его слова такие откровенные, но почему-то не пугают, а наоборот, успокаивают. В них правда. Жесткая, неприукрашенная правда. Он не играет в игры. Не хочет обмануть. И потому я инстинктивно доверяю ему.

Набираюсь мужества и поднимаю на него глаза. Он не двигается, давая мне время привыкнуть, осмотреться.

Понимаю, что теперь моя очередь. Глубоко вздыхаю и быстро снимаю джинсы и футболку. Кожа покрывается мурашками от прохлады в гараже и от его пристального взгляда, который я очень явственно чувствую. Хорошо, что сегодня на мне более-менее закрытое белье. Черные трусики-бойфренды и такой же бралетт.

— Иди ко мне, — его голос звучит с дивана не как приказ, а как заманчивое приглашение. Тихое и от этого еще более волнующее.

Разворачиваюсь и иду.

Тарас лежит, прислонившись спиной к стене, накрывшись одеялом до пояса. Его взгляд полыхает темным огнем.

Я устраиваюсь рядом, и он сразу же притягивает меня к себе. Его тело горячее, твердое. Он пахнет морским ароматом и чем-то неуловимо мужским.

Искуситель снова находит мои губы...

Этот поцелуй уже другой — не нежный и исследующий, а более уверенный, требовательный. В нем я чувствую его возбуждение и голод.

Я отвечаю ему, запуская пальцы в его волосы и пропадаю.

Через какое-то время, когда совсем расслабляюсь, чувствую, как его ладонь скользит по ткани, скрывающей грудь, и ложится на нее. Сначала он не двигает руку, словно давая привыкнуть к теплу его руки, а потом приятно сжимает.

Импульс чистого, дикого возбуждения мгновенно разлетается по всем моим венам, ударяя в самые потаенные места. Я непроизвольно выдыхаю тихий стон прямо ему в рот.

Боже… Это… оказывается очень приятно.

Неприлично, ошеломляюще приятно.

— Нравится? — хрипло спрашивает он, и его большой палец проводит по соску, который моментально затвердел и превратился в тугую, чувствительную горошину.

Я не могу вымолвить ни слова, лишь киваю и зажмуриваюсь. Мое тело, кажется, взрывается от новых ощущений. Оно живет своей собственной, дикой жизнью, совершенно мне не подконтрольной.

— Ты отзывчивая девочка, — с одобрением в голосе произносит он и снова захватывает мои губы в поцелуй, а его пальцы продолжают свою нежную, сводящую с ума пытку.

Я таю. Превращаюсь в жидкость, в пар, в ничто. Руки сами обвивают его шею, я прижимаюсь к нему всем телом, чувствуя его мощный торс, его напряженные мышцы живота и… твердый член под тканью боксеров, который упирается мне в бедро.

От этого осознания внутри все сжимается в тугой, сладкий комок желания и страха.

Я хочу, но я боюсь перейти черту.

Тарас замирает. Его рука спускается с моей груди. Он тяжело дышит, его лоб упирается в мой.

— Но на сегодня, думаю, хватит, — выдыхает он, и голос его звучит сдавленно, будто сквозь зубы.

13 глава

Стою под душем, упершись ладонями в запотевшее стекло, и пытаюсь привести в порядок дыхание и мысли. Вода ледяными струями бьет по коже, но не может потушить тот пожар, что разожгла моя принцесса.

Черт возьми, я ввязался в безумие. В самое настоящее безумие. Но все равно я не хочу никого, кроме своей принцессы. А секс втроем, где третьей виртуально все равно будет она, такое себе удовольствие.

Так что остается ждать, когда мне достанется главный приз. Думаю, это будет феерично.

А пока…

Пока придется уговаривать стремящийся в космос член опуститься на полшестого и ждать своего часа. Вот только сделать это чертовски не просто. У этого упрямца в голове одни инстинкты, и отмазки типа: «ей нужно время» его не убеждают. Он хочет здесь и сейчас. Немедленно и безоговорочно.

Вытираюсь наспех, натягиваю боксеры и возвращаюсь к дивану.

В гараже тихо, слышно только ее прерывистое дыхание. Луиза лежит, накрывшись с головой простыней, но я чувствую, что она не спит. Чувствую напряжение, исходящее от нее.

Ложусь рядом, стараясь сохранить дистанцию, но она сама прижимается ко мне. Ее тело, теплое и податливое, буквально врастает в мой бок. От этого простого прикосновения по мне снова пробегает ток, так что впору снова идти стоять под холодной водой.

В итоге всю ночь мой «бедолага» стоит колом, ноет тупой, навязчивой болью.

Утро приходит неожиданно. Первые лучи солнца пробиваются сквозь пыльное окно под потолком, выхватывая из полумрака знакомые очертания помещения.

Лежу и слушаю, как дышит Луиза. Как ни странно, это меня успокаивает. Эта тихая близость, эта доверчивость, с которой она спит рядом со мной, чего-то стоит. Возможно, даже больше, чем незамедлительный секс.

Девушка начинает шевелиться и поворачивается ко мне. Ее глаза медленно открываются, темные, бездонные, еще мутные от сна.

Она смотрит на меня, и я вижу, как в них медленно просыпается осознание — где она, кто я, что произошло вчера.

— Доброе утро, — хрипло говорю я.

Луиза молча кивает. Потом ее губы растягиваются в робкую, сонную улыбку. И это просто сносит мне голову. Она прекрасна. Без всякого макияжа, с растрепанными волосами, в моей кровати.

Я не могу удержаться. Медленно, давая ей время отодвинуться, наклоняюсь и касаюсь ее губ своими.

Утренний поцелуй нежный, несмелый, почти невинный. Ее губы мягкие, теплые. Она отвечает мне, и ее рука лениво ложится мне на грудь.

Этот момент… он такой хрупкий и настоящий. Кажется, ради этого можно перетерпеть и не одну такую ночь.

Но потом, неожиданно, словно спохватившись, она резко отстраняется. Ее глаза широко раскрываются.

— Боже, который час? Мне надо домой!

Луиза срывается с дивана, как ошпаренная, и начинает метаться по гаражу в одном белье в поисках своих вещей.

Лежу, смотрю на нее и понимаю того мудака Марка. Не его подлость, не его измену, а его отчаяние. Обладать такой роскошной, желанной девчонкой и не обладать ею по-настоящему — это и правда засада засад. Настоящая пытка для мужчины. Но разница между нами в том, что он сломался и пошел по легкому пути, а я… а я буду ее ждать. Потому что она стоит того.

— Успокойся, — говорю я, поднимаясь. — Я отвезу тебя.

Луиза кивает, торопливо натягивая джинсы. Она снова вся в себе, в своих мыслях о том, «что скажут», «что подумают».

Одеваюсь сам и выкатываю мотоцикл на улицу.

Утро свежее, прохладное. Город только просыпается. Луиза молча надевает шлем, я помогаю ей застегнуть пряжку под подбородком.

Справившись, она садится сзади, и на этот раз ее объятия кажутся более привычными, но такими же неуверенными. Утренняя магия рассеялась, ее снова сковали условности.

Подъезжаем к ее дому. Останавливаюсь напротив калитки. Она сползает с мотоцикла, снимает шлем и протягивает его мне.

— Спасибо, — бормочет, не глядя в глаза.

— Всегда пожалуйста, принцесса.

Луиза делает шаг, чтобы уйти, но я ловлю ее за руку. Замирает.

— Что?

— А утренний поцелуй на прощание? Или уже нельзя? — спрашиваю я, и в голосе слышится едва уловимая насмешка.

Она оглядывается по сторонам, как вор. Улица пуста.

— Тарас… А если кто-то увидит?

— И что? — не сдаюсь я. — Поцелуй – это что-то плохое? Ужасное преступление?

Девчонка смотрит на меня, и в ее глазах идет борьба. Страх перед осуждением и желание.

Желание побеждает.

Она делает быстрый шаг ко мне, поднимается на цыпочки и прижимает свои губы к моим. Поцелуй короткий, стремительный, украденный, но в нем есть искра. На первый раз достаточно.

— До свидания, — выдыхает малышка и, не дав мне ничего сказать, разворачивается и почти бежит к калитке.

Смотрю ей вслед, пока она не скрывается за поворотом.

Завожу мотоцикл. Рев мотора разрывает утреннюю тишину. Срываюсь с места, пытаясь оставить позади и этот богатый квартал, и это противное ощущение, что я — тайный грех, который нужно прятать.

Но ее вкус на губах все еще со мной, как и воспоминание о ее сонной улыбке, и это не дает плохому настроению взять верх.

_____________

Новая история литмоба “Мой первый”

от Натали Рик

“ Френдзона”

https://litnet.com/shrt/9kzJ

14 глава. Луиза

Дверь за моей спиной с тихим щелчком захлопывается, словно перерезая последнюю ниточку, связывающую меня с тем безумным, прекрасным и страшным миром, где пахнет бензином и свободой.

Я прислоняюсь к прохладной деревянной поверхности, закрываю глаза и пытаюсь поймать дыхание. На губах все еще горит привкус его поцелуя — стремительного, украденного, но такого настоящего.

Тишина в прихожей кажется гулкой, неестественной после рева мотоцикла и биения собственного сердца в такт скорости.

Делаю шаг, чтобы на цыпочках прокрасться к своей комнате, но…

— Луиза.

Голос отца раздается из гостиной. Он низкий, властный, без единой нотки вопроса. Просто констатация факта. Он знает, что я пришла. Видимо, ждал.

Сердце совершает головокружительный кульбит и замирает где-то в районе горла.

Так, дышать!

Я большая девочка, но…

Спокойствие, только спокойствие.

Разворачиваюсь и медленно вхожу в гостиную. Отец сидит в своем кресле, вчитываясь в экран планшета. На нем домашний халат, но он выглядит так, будто готовится провести совет директоров. Его поза, взгляд — все кричит о контроле.

— Доброе утро, пап, — выдавливаю я, стараясь говорить естественно, чтобы голос не дрожал.

Он медленно поднимает на меня глаза. Они холодные и сканируют меня с ног до головы: помятая футболка, джинсы, растрепанные волосы, отсутствие макияжа.

— Где ты была этой ночью?

Глотаю воздух, чувствуя, как по спине бегут мурашки, собираюсь ответить, но внутри что-то щелкает.

— Я не обязана отчитываться за каждый свой шаг, — говорю я громко и четко.

Отец откладывает планшет на стол с таким видом, будто я только что призналась в тяжком преступлении.

— Обязана, — парирует он, и в этом одном слове — вся непоколебимость его вселенной. — Когда будешь сама себя обеспечивать или, на худой конец, выйдешь замуж, тогда — да. А пока ты живешь под моей крышей, ездишь на машине, которую я тебе подарил, и тратишь мои деньги, так что будь добра ставить меня в известность, с кем ты ночуешь и где. Это не обсуждается.

Каждое слово — как пощечина.

«Моей крышей». «Мои деньги». «На машине, которую я тебе подарил». Они приземляют меня, сбрасывают с небес обратно в эту позолоченную клетку.

Мне хочется закричать, что я готова отказаться от всего этого, только бы он перестал меня контролировать, но я молчу. Потому что пока не представляю жизни без всего, к чему привыкла. И хуже всего, что он это знает.

— Я ночевала у одного своего знакомого, — говорю я, опуская глаза.

— У кого? — его голос становится жестче. — У Марка? Вы помирились?

— Нет. Не у Марка.

— Тогда у кого? Назови имя.

Поднимаю взгляд на отца. Вижу в его глазах не столько беспокойство, сколько раздражение от потери контроля.

—Ты его не знаешь.

На его лице появляется то выражение, по типу «лицо следователя» из любимых сериалов Ирины. Он медленно складывает пальцы домиком.

— Так познакомь. Если этот… человек… так важен, что ты проводишь с ним ночи, я должен знать, с кем имеет дело моя дочь.

В горле стоит ком.

Знакомить с отцом?

Тарас ему не понравится. Он презирает тех, кто работает руками. Он считает их низшей расой. Он не раз мне читал лекции, что люди должны думать головой.

— Познакомлю, — лгу я, чувствуя, как горит лицо. — Как-нибудь.

Отец долго смотрит на меня, а потом кивает, но я вижу — он не удовлетворен. Разговор окончен, но война объявлена.

Сбегаю в свою комнату и с облегчением захлопываю дверь.

Боже, это была настоящая пытка!

Всего несколько минут в его обществе — и я снова чувствую себя маленькой девочкой, которая должна отчитываться за каждый чих.

Снимаю футболку, потом джинсы, с наслаждением ощущая прохладу воздуха на коже. Мысли путаются: утренний поцелуй Тараса, его горячее тело рядом, а теперь — ледяной взгляд отца. Два параллельных мира, которые столкнулись во мне самой.

Дверь в мою комнату без стука открывается. На пороге стоит Ирина в своем нелепом шелковом халате с длинными рукавами, с идеальной утренней прической и таким же идеально-равнодушным лицом.

— Ну что, гулена, вернулась? — ее голос сладок, как сироп, так что хочется скривиться.

— Это тебя не касается, — бросаю я, поворачиваясь к ней спиной и добавляю. — Выйди.

— Как это не касается? — слышу за спиной.— Я же почти твоя мама. И переживаю за твою репутацию.

Резко оборачиваюсь. Ее слова будто раскаленной иглой вонзаются мне в самое сердце.

— Не смей даже упоминать имя моей матери! — вырывается у меня, а в глазах темнеет от ярости. — Ты никогда не будешь такой, как она.

Ирина замирает, ее идеально подведенные глаза сужаются. На ее лице появляется обида, смешанная с злостью.

— Это почему? — шипит она. — Потому что я не умерла? Потому что я жива и пытаюсь заботиться о тебе?!

— Ты ее недостойна! — шиплю я, уже не контролируя себя. — Ты и папа… вы построили этот фальшивый мир, где все покупается и продается! Где измена — это «экcцесс»!

— А твой отец, по-твоему, тоже недостоин ее? — она язвительно улыбается.

Смотрю на нее, и во рту появляется горький привкус.

Да. И он. Он стал частью этой системы. Частью лжи.

— Мой отец, живя рядом с тобой, потерял глаза и ум, — произношу я тихо, но четко, и, не дав ей ничего ответить, юркаю в ванную и захлопываю дверь.

Запершись изнутри, наконец-то чувствую себя в безопасности.

Выдыхаю. Сердце колотится как бешеное.

Опершись руками о раковину, смотрю на свое отражение в зеркале. Выгляжу так, будто не я ехала на мотоцикле, а он проехал по мне.

Вздыхаю и включаю воду в ванне и, не дожидаясь, пока она наберется, забираюсь внутрь. Теплая вода расслабляет, смывает слезы, но не может смыть смятение внутри.

Я вспоминаю вчерашний вечер. Руки на моей коже, его возбуждение и слова: «У тебя есть стоп-слово». Эта фраза крутится в голове, как заевшая пластинка.

15 глава

Жалко, что Алиса сейчас улетела на Ибицу.

Ужасно жалко!

Мне позарез нужна подруга, чтобы посекретничать, вывалить на кого-то весь этот клубок противоречивых чувств и задать самый главный, самый дурацкий и наивный вопрос: сколько же должно пройти времени после знакомства, чтобы заняться сексом и не прослыть девушкой легкого поведения?

Глупо, что меня это волнует?

Да, чертовски глупо! После всего, что случилось с Марком, я должна бы плевать на все условности, но не получается. Ярлыки «папина дочка» и «хорошая девочка» приросли к коже прочнее, чем татуировка волка на плече Тараса. Я сдираю их с себя каждую минуту нашего общения, но все не так просто.

Размышления прерывает настойчивая вибрация телефона. Сердце замирает, а потом пускается в галоп, как его «Ямаха» на пустом шоссе. На экране — имя, от которого по всему телу разливается предательское тепло.

«Тарас».

— Але, — мой голос звучит чуть взволнованнее, чем обычно.

— Привет, принцесса, — его низкий баритон, будто простуженный от ветра и скорости, бьет прямо в солнечное сплетение. — Чем занята?

— Ничем особенным, — стараюсь быть небрежной, но слышу, как фальшивлю.

— Слушай, поедешь со мной? Есть одно офигенное место за городом. Тебе понравится.

Не «можешь ли сходить», не в привычные «в кино или кафе». А «поедешь». «За город». Это так на него похоже. Так будоражит кровь.

— Когда? — спрашиваю я, уже зная какой ответ ему дам.

— Вечером заеду, — произносит он, словно прочитав мое несказанное «да».

Разъединяюсь и чуть не пускаюсь в пляс от радости.

Свидание. У меня свидание с Тарасом.

Потом вскакиваю с кровати и подбегаю к громадному, почти до потолка, шкафу-гардеробной.

Распахиваю створки, перебираю вещи и понимаю, что надеть нечего.

Невероятно!

У меня полный шкаф брендовой одежды, платьев, костюмов, джинсов на любой вкус. Вещей на сотни тысяч. Но сегодня я с дикой, иррациональной уверенностью понимаю — здесь нет ничего подходящего. Ничего, что скажет ему то, что я хочу сказать. Ничего, в чем я буду чувствовать себя собой. Не принцессой из золотой клетки, а той самой Лу, что летит на мотоцикле с распущенными волосами.

Решение созревает мгновенно. Беру сумку, телефон и вызываю такси до ближайшего торгового центра.

Через пятнадцать минут я уже на месте.

Я иду по бутикам не как обычно, с сомнамбулической уверенностью модницы, а как охотник. Я ищу не просто одежду. Я ищу доспехи. Новую кожу.

В одном из молодежных брендов, куда я раньше бы и не зашла, нахожу коротенькие шортики из мягкой джинсы, которые с первого взгляда кажутся юбочкой — такие у них покрой. Смотрю на них и понимаю, что возьму. Они практичные, удобные, и они не поднимутся до неприличия, когда я буду садиться на мотоцикл.

Подбираю к ним простую белую маечку, из тонкого трикотажа. Вроде бы скромная, но она так облепляет грудь... что, уверена, заставит смотреть его именно туда.

Мне дико нравится это новое чувство — осознанно выбирать что-то не для того, чтобы соответствовать ожиданиям отца или Марка, а для того, чтобы нравиться себе. И Тарасу. Мне нравится чувствовать, что я сексуальна, и знать, что у него на меня стоит. Это словно защитная система организма после той раны, что нанес мне Марк. Его измена ударила по моей женской самооценке, а внимание Тараса — дикое, грубоватое, но честное — ее лечит.

Дополняю свой комплект короткой джинсовой курткой и иду на кассу.

Выхожу из бутика и взгляд падает на соседний магазинчик нижнего белья.

Ноги сами несут меня туда, и я выбираю белье для «первого раза». Я вроде как еще и не решила, когда он будет, но хочу быть во всеоружии.

С Марком мне хотелось чего-то жутко вызывающего, кричащего. Сейчас же рука сама тянется к комплекту цвета слоновой кости. Шелк и тончайшее кружево. Сексуальное, но в то же время невинное, что ли. Чистое. Как я.

Нет, не так. Как я хочу себя чувствовать, когда это случится.

Возвращаюсь домой на легком подъеме, с пакетами в руках. В доме царит мертвая, гнетущая тишина. Отец на работе, Ирина, наверное, на своих бесконечных спа-процедурах. Идеальный момент.

Едва вхожу в свою комнату, раскладываю свои покупки на кровать с расчетом все примерить. Начинаю снимать с себя одежду, как вдруг дверь в мою комнату без стука открывается.

На пороге стоит Ирина. Ее холодный, оценивающий взгляд скользит по мне, по новой одежде, по россыпи кружевного белья на моей постели.

— О, ты ходила на шопинг?

Внутри все сжимается в комок.

— Ирина, не надо врываться в мою комнату! — пытаюсь сказать твердо, но выходит скорее раздраженно.

Она игнорирует мою просьбу, делая пару шагов внутрь. Ее пальцы с длинным маникюром касаются шелковой чашки бюстгальтера.

— «Zimmerli»? — произносит она с притворным удивлением. — Дорогое бельишко и… откровенное.

— Это не твое дело, — шиплю я, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. — Выйди.

— Луиза, дорогая, я же не чужая, — она делает вид, что не слышит меня, и поднимает на меня взгляд. В ее глазах — не забота, а ядовитое любопытство. — Что у тебя происходит? Ты стала какая-то другая. Пропадаешь ночами, покупаешь откровенное белье... Мы все очень волнуемся.

— «Мы»? — с вызовом переспрашиваю я. — Это кто? Ты и папа? Или ты уже говорила об этом с Марком? Может, он тоже «волнуется»?

Ее лицо на секунду искажается гримасой раздражения, но тут же становится гладким и равнодушным.

— Ты не должна так говорить. Мы семья. И если в твоей жизни происходят... изменения... мы должны быть в курсе. Особенно твой отец. Судя по белью, — ее взгляд снова ядовито скользит по шелку на кровати, — Луиза вступила в половые отношения? Или готовится к этому?

16 глава

От слов Ирины меня бросает в жар.

Это так унизительно! Так грубо!

Она вторгается в самое сокровенное, выворачивает его наизнанку и треплет грязными пальцами, смакуя мое смущение.

— Выйди! Это мое личное пространство! — голос мой срывается, в горле пересыхает, словно я наглоталась песка. — Это моя комната! Моя жизнь!

Она разворачивается с театральным достоинством оскорбленной королевы и, демонстративно вытащив телефон, словно показывая, что сейчас же все доложит отцу, выходит, нарочито оставив дверь открытой.

Я стою посреди комнаты, вся дрожа от унижения и ярости. Слезы подступают к глазам, горячие и горькие, но я сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, и я сдерживаю их.

Подхожу к двери, с силой захлопываю ее и поворачиваю замок. Победный щелчок звучит как выстрел, возвещающий о начале войны. Впервые в жизни я запираюсь в своей собственной комнате. Впервые в жизни я хочу воевать с кем-то.

Понимаю, что я переволновалась и мне нужно успокоиться, и подхожу к кровати, где лежат мои покупки. Начинаю механически их перебирать, а потом решаю отвлечься и примерить их.

Вечером собираюсь заранее, чтобы звонок Тараса не застал меня врасплох. Смотрю на свое отражение в зеркале – на девушку с горящими глазами, с растрепанными волосами, в новых шортах и соблазнительной маечке – и улыбаюсь. Она выглядит немного испуганной, но в глазах решительный блеск. Немного потерянной, но ищущей свой путь.

В кармане вибрирует телефон. Сердце делает кувырок. «Тарас».

— Я выхожу! — произношу в динамик и, срываясь с места, лечу из комнаты, прихватив на ходу новую джинсовую куртку.

В коридоре, словно по закону подлости, встречаю Ирину.

Хотя, может, она специально караулила меня у двери?!

Взгляд у нее холодный и сканирующий меня с ног до головы.

— Ты куда?

— У меня дела, — бросаю, не останавливаясь.

— Какие дела? В таком виде?

Она делает шаг, преграждая путь. Ловко обхожу ее.

— Ты мне не мать, чтобы я тебе отчитывалась, — говорю через плечо, тыкая ее носом в правду, и выскальзываю за дверь, оставляя мачеху с раскрытым от моей дерзости ртом.

На улице меня уже ждет мой дикий красавчик на своей крутой «Ямахе» с работающим мотором. Он сидит в седле, могучий и небрежный, и в его взгляде, скользящем по моим обновкам, я вижу одобрение, от которого по телу разливается тепло.

— Привет, принцесса, — его хриплый голос лучше любой музыки.

Послушно одеваю протянутый шлем, сажусь сзади и, обнимая его за талию, вжимаюсь в спину.

Мы срываемся с места, и ветер выдувает из головы все страхи и сомнения. Остается только скорость, рев мотора и желание провести с ним самые запоминающиеся минуты.

Мы быстро выезжаем из города, и я понимаю, что Тарас везет меня к заливу.

Проезжаем по петляющему Приморскому шоссе пару десятков километров и съезжаем с асфальта на стоянку возле залива.

Тарас достает плетеную корзинку, и через несколько минут мы выходим на пустынный берег Финского залива. Вода темная, почти черная, усыпанная отражениями первых звезд. Пахнет влагой, травой и… свободой.

— Ну? Как тебе моя «вип-площадка» для ужина? Пять звезд по версии «дикаря».

— Шикарно, — искренне выдыхаю я.

Он расстилает на песке потертый, но чистый плед. Ставит корзину и приоткрывает крышку. Сажусь на подстилку и вижу упаковки еды навынос из дорогого ресторана, фрукты, две банки колы.

А у нас реально пир.

— Думаю, такого у принцессы никогда не было, — усмехается он, усаживаясь рядом.

— Нет, — признаюсь я. — Обычно это рестораны с белыми скатертями, изысканные блюда и фарфор. А это... в тысячу раз лучше.

Мы едим, смеемся, и я чувствую себя невероятно легко. Тарас рассказывает забавные истории, а я — безобидные курьезы из своей жизни.

В какой-то момент я понимаю, что сладкое мы все съели, и мой мужчина хочет другого сладкого.

Его взгляд, темный и сосредоточенный, говорит мне об этом громче любых слов.

— Лу... — его голос низкий, хриплый, и от этого одного слова по моей коже бегут мурашки.

Тарас нежно, но уверенно притягивает меня к себе. Я не сопротивляюсь, позволяя ему поймать мои губы в поцелуй. Он начинается нежно, почти исследовательски, но с каждой секундой становится все глубже, требовательнее. Его язык скользит по моей нижней губе, просит разрешения войти, и я с тихим стоном открываюсь ему. Мир сужается до шепота его дыхания, до тепла его рук, скользящих по моей спине.

Но потом мой мозг, отравленный условностями, просыпается. Я резко отрываюсь, отстраняюсь на полсантиметра, и мои глаза лихорадочно блуждают по темному берегу.

— Тарас... Нас могут увидеть, — шепчу я, и мой голос звучит жалко и испуганно даже для меня самой.

Он хрипло смеется, и его дыхание обжигает мою щеку.

— Кому мы тут сдались, принцесса? Чайкам? Расслабься. Здесь только я и ты.

Его слова и твердая уверенность в них действуют на меня, как наркотик. Страх отступает, уступая место новому, щемящему любопытству и желанию. Он снова целует меня, и на этот раз я тону в нем полностью. Его ладони скользят под мою джинсовую куртку, сбрасывают ее с моих плеч. Потом его пальцы находят край моей маечки.

— Можно? — он дышит мне в губы, и это формальность, потому что в его глазах уже горит ответ.

Я зажмуриваюсь и киваю, не в силах вымолвить ни слова. Ткань скользит вверх, и вот я уже сижу перед ним в одних шортах и тонком шелковом бюстгальтере. Ночной воздух касается обнаженной кожи живота и спины, и я вздрагиваю. Но его руки согревают меня, его большие ладони обхватывают мои бока, а большие пальцы нежно проводят по коже прямо под грудью.

— Боже, какая ты... — не заканчивает фразу, но я и так понимаю.

Он ловко расстегивает застежку сзади. Бюстгальтер ослабляет хватку, и Тарас мягко стягивает его с меня, отбрасывая в темноту рядом с маечкой. Я сижу перед ним полностью обнаженной до пояса, и мне хочется закрыться, спрятаться, но его взгляд, полный такого нескрываемого обожания и желания, пригвождает меня к месту.

17 глава

Сладкое давно съедено, а вот настоящий, животный голод только разгорается. Я смотрю на Лу, как завороженный. В темноте ее глаза горят, как два уголька. Она вся одно сплошное искушение. Самый лучший в мире десерт, попробовав который, я уверен, мне будет мало.

— Лу... — мой голос срывается на хрипоту, один только звук ее имени обжигает горло.

Я тяну девчонку к себе, и она не сопротивляется. Тело принцессы податливо и мягко впивается в меня.

Ее губы — сладкие, чуть липкие от колы. Сначала я просто пробую их, нежно, давая ей привыкнуть, но черт возьми, с ней невозможно сдерживаться. Каждый ее тихий вздох, каждый стон — это бензин, льющийся в топку моего желания.

Я глубже погружаюсь в поцелуй, и она открывается мне, робко встречаясь с моим языком. Весь мир сужается до этого ощущения, до тепла ее кожи под моими ладонями, до бешеного стука ее сердца, который я чувствую сквозь одежду.

И вдруг будто щелчок. Она резко отрывается, ее глаза, широкие и испуганные, мечутся по пустынному берегу.

— Тарас... Нас могут увидеть, — ее возглас такой детский, что мне одновременно хочется и засмеяться, и прижать Луизу к себе сильнее.

Хрипло смеюсь, мое дыхание обжигает ее кожу.

— Кому мы тут сдались, принцесса? Чайкам? Расслабься. Здесь только я и ты.

Мои слова, кажется, достигают цели. Напряжение потихоньку уходит с ее плеч, уступая место щемящему, пьянящему любопытству.

Я чувствую это и снова набрасываюсь на ее губы, и на этот раз она тонет в поцелуе полностью, без остатка.

Мои руки скользят под дурацкую модную куртку, сбрасывая ее с плеч на песок рядом. Пальцы находят край майки.

— Можно? — я дышу ей прямо в губы. Это риторический вопрос. Ответ отражается в ее расширенных зрачках, в том, как она выгибается навстречу.

Луиза зажмуривается и кивает, беззвучно соглашаясь. Ткань скользит вверх, открывая тонкую талию, нежную кожу живота. Она сидит передо мной в одних шортах и этом чертовски сексуальном шелковом бюстгальтере. Ночной воздух касается обнаженной кожи девушки, и она подрагивает.

Прикрываю часть тела своими ладонями, чувствую, какая она горячая, как учащенно бьется ее сердце. Большие пальцы проводят по ребрам, прямо под упругой окружностью груди.

— Боже, какая ты... — я не могу закончить. Слова застревают в горле, потому что все мысли уже замещает одно сплошное, всепоглощающее желание.

Пальцы сами находят крошечную застежку на ее спине. Щелчок — и бюстгальтер ослабляет хватку. Я мягко стягиваю его и отбрасываю в темноту, и она уже сидит передо мной с обнаженной грудью. Луна льет на ее кожу свой серебряный свет, а Луиза, смущенная и прекрасная, инстинктивно пытается прикрыться. Вот только мой взгляд, полный такого безумного обожания, что самому не верится, заставляет ее остановиться.

— Не прячься, — вырывается у меня хриплый шепот.

Слушается.

Наконец я касаюсь тончайшей, как шелк, кожи ее упругой груди. Я ласкаю ее, и малышка запрокидывает голову с тихим, сдавленным стоном, впиваясь пальцами в мои плечи. Это так дико, так неприлично... и так чертовски идеально.

— Садись на меня, — приказываю, чтобы она даже не думала придумывать отговорки.

А потом, не дожидаясь ответа, поднимаю малышку, как перышко, и усаживаю к себе на колени, раздвинув ее ноги, чтобы она обнимала меня ими.

Луиза прижимается ко мне настолько, что я чувствую каждый ее изгиб собственным твердым, как сталь, болезненно напряженным членом, который упирается в ее промежность сквозь слои джинсов и ее шорт. Одна только мысль о том, что она чувствует его, сводит с ума.

— Подвигайся.

Я кладу руки на ее бедра, направляя.

Она послушно, почти неосознанно, начинает покачиваться, тереться об меня. Это невинное, инстинктивное движение заставляет меня стиснуть зубы.

Адское, сладкое мучение. Я вжимаю ее в себя сильнее, теряя остатки контроля.

И тут во мне что-то переклинивает. Я резко переворачиваю нас, прижимая ее к пледу, и нависаю над ней. Мое тело вдавливает ее бедра в себя, и я ощущаю всю мощь своей эрекции, всю готовность взять девчонку здесь и сейчас. Но в этот момент вижу — ее глаза. В них не желание, а чистый, животный ужас.

Она не готова.

В этот момент Луиза испуганно пищит:

— Свобода!

Я замираю.

Мгновенно.

Как будто меня облили ледяной водой из проруби или кто-то выключил рубильник.

Медленно поднимаюсь на руки, отрываясь от нее и пытаясь совладать с бешеным ритмом сердца, и с болью в области паха.

— Что?

— Я придумала стоп-слово. «Свобода».

— Хорошо, — выдавливаю из себя, и в голосе звучит не злость, а сдавленное, адское напряжение. — Все нормально. Остановился.

Откатываюсь от Луизы и сажусь спиной, запуская пальцы в волосы.

Звездец.

Все тело ноет от неудовлетворенности, каждый мускул напряжен до предела, а внутри борются ярость, разочарование и какое-то странное, щемящее чувство.

Она боится.

Я не должен ее напугать.

Мне нужно остыть. И ей — прийти в себя.

— Пошли пройдемся, — бросаю я через плечо, поднимаясь. Потом, уже глядя на нее, предлагаю то, что собирался сказать с самого начала: — Останешься здесь со мной сегодня?

Вопрос висит в воздухе, густой и тягучий, и я вижу в ее глазах, что она хочет остаться.

Боже, как же она хочет, но страх пока сильнее.

— В следующий раз. Обещаю.

Трусиха.

Хотя, может, это и к лучшему.

Еще одну такую же прелюдию без продолжения за одну ночь я не переживу.

Поэтому я не настаиваю, а просто киваю.

— Ладно, Золушка. Значит, в следующий раз.

Мы еще немного сидим в тишине. Я беру ее холодную руку в свою, большой палец водит по ее костяшкам. И этот простой, дурацкий жест успокаивает и меня, и вижу, что и ее тоже. Он значит, что я успокоился и готов ждать.

И да, черт побери, это, наверное, и есть то самое взаимопонимание. То, что важнее всего в отношениях между мужчиной и женщиной.

18 глава

Сижу за огромным столом в столовой и ковыряю вилкой омлет.

Воздух насыщенный, сладковатый от запаха дорогого кофе и свежей выпечки.

Отец молчалив. Он не расспрашивает меня о вчерашнем дне, не бросает колких замечаний. Просто листает почту в телефоне, изредка попивая из фарфоровой чашки.

Ирина же, напротив, не может скрыть злорадного любопытства. Ее взгляд, острый и оценивающий, скользит по моему лицу, будто она пытается прочитать на нем доказательства вчерашнего свидания.

Поднимаюсь из-за стола и слышу ровный, но не терпящий возражений голос отца.

— Луиза, иди ко мне в кабинет.

Сердце совершает в груди головокружительный кульбит и замирает где-то в районе пяток.

Что это значит?

Ослушаться не смею и на ватных ногах направляюсь за отцом по длинному коридору.

Его кабинет — место, где я всегда чувствую себя маленькой и беззащитной.

Обреченно смотрю на панели из темного дерева, тяжелые книги в кожаном переплете, портрет сурового деда над камином — все здесь дышит деньгами, властью и неоспоримыми правилами.

Отец проходит за свой массивный письменный стол, сделанный на заказ из цельного куска мореного дуба, и садится в кресло, не предлагая мне присесть.

Остаюсь стоять посреди комнаты, словно обвиняемая на судилище, и жду, что будет дальше.

Он молча достает из ящика стола планшет, проводит по экрану пальцем и кладет его на край.

— Это что такое? — его голос ледяной и звенящий.

Опускаю взгляд и чувствую, как земля уходит из-под ног. На экране я на пустынном пляже, в лунном свете. Моя спина обнажена, грудь прикрыта лишь руками Тараса, его голова склонена к моей шее.

Снимок четкий, качественный, сделанный с телеобъективом.

Внутри все обрывается. Кровь стучит в висках, заливая лицо жгучим стыдом.

За нами подглядывали. Нас снимали.

Как противно!

— Это незаконно! Это частная жизнь! — вырывается у меня. Голос дрожит от ярости и унижения. — Ты нанял кого-то, кто следил за мной?!

— Я защищаю свою дочь от неподобающих связей, — парирует он, не моргнув глазом. — Кто он?

Глотаю комок горечи и ярости, подступающий к горлу.

Нет. Я не позволю ему это сделать. Не позволю превратить то, что было таким настоящим и прекрасным, во что-то грязное и постыдное.

— Мой парень, — говорю я, заставляя себя выпрямиться и встретиться с его взглядом.

Глаза отца сужаются до щелочек. В них вспыхивает холодный, опасный огонь.

— Твой... парень, — он произносит это слово с таким презрением, будто это что-то неприличное. — Какой-то байкер? У которого нет даже денег на номер, и он таскает тебя по пляжам и раздевает на улице?

— Не смей! — кричу я, и мой голос, тонкий и надтреснутый, эхом разносится по кабинету. — Не смей о нем так говорить!

— Это ты не смей повышать на меня голос! — он резко встает, и его тень нависает надо мной, огромная и угрожающая. — Слушай меня внимательно, Луиза. Я запрещаю тебе с ним встречаться. Категорически! С сегодняшнего дня с тобой будет охрана. Ни шага без моего ведома. Ни одного звонка. Ты поняла меня? Я еще узнаю, кто он на самом деле, и…

Его слова — как удары хлыста.

Охрана. Полное лишение свободы.

— Мне восемнадцать, — шепчу я, чувствуя, как слезы подступают, но я изо всех сил сдерживаю их. — Я совершеннолетняя. Ты не можешь мне этого запретить.

Он медленно обходит стол и останавливается прямо передо мной. Его лицо так близко, что я вижу каждую морщинку, каждую жесткую складку у его губ.

— Я могу, — говорит он тихо, и в этой тишине — вся мощь его власти. — Пока ты живешь под моей крышей и тратишь мои деньги, ты играешь по моим правилам. Так что выбор за тобой. Ты готова уйти отсюда навсегда? Прямо сейчас? Оставить все это? И больше никогда не вернуться?

Вопрос повисает в воздухе, тяжелый и сложный.

Уйти?

Навсегда…

Остаться без денег, без дома, без привычного комфорта?

И тут перед глазами возникает Тарас.

Его раздевающий взгляд, его улыбка, его руки, которые кажутся такими надежными. Его гараж, пахнущий свободой.

Его слова: «Если захочешь снова поднять настроение...»

И понимаю, что я скорее согласна, чем нет.

Но... Тарас?

Сердце сжимается от нового приступа уже другого страха. Я не знаю, готов ли он к этому.

Вдруг для него это слишком?

Вдруг он посмотрит на меня и скажет: «Извини, принцесса, но я не подписывался на такую драму»?

Что мне делать?

Подчиниться или восстать?

Остаться в своей золотой клетке и навсегда забыть вкус сводящих с ума поцелуев и ощущение ветра в лицо или сделать шаг в неизвестность?

Шаг, который может стать самым большим провалом или... самым главным подвигом в моей жизни.

Я поднимаю голову и смотрю отцу прямо в глаза. Я не готова сейчас, не зная ответа Тараса, решиться на безумие.

Я, наверное, трусиха, но решаю взять тайм-аут и, не отвечая, разворачиваюсь и иду к выходу из кабинета. Каждый шаг отдается в висках гулким эхом. Рука сама тянется к карману джинсов, где лежит телефон. Мой спасательный круг.

Мне нужно позвонить Тарасу. Эта мысль — единственный проблеск в наступившем хаосе.

Единственная соломинка, за которую можно ухватиться.

Мне нужно услышать его голос.

Мне нужно узнать, станет ли его гараж моим новым домом, или же эта дверь, которую я только что захлопнула за спиной, окажется входом в пустоту.

Решительно влетаю в свою комнату в надежде найти его визитку. Ту самую потрепанную картонку, которую я, сама не зная зачем, сунула в карман, когда оставила в его гараже свою машину.

С лихорадочной поспешностью роюсь в гардеробе, срываю с вешалок одежду, пока пальцы наконец не натыкаются на искомую вещь.

Нахожу глазами номер телефона и не могу сдержать счастливую, почти истерическую улыбку. Вот он, мой спасательный круг!

Пальцы дрожат, когда я набираю цифры на телефоне. Прикладываю мобильный к уху, слушая длинные, тягучие гудки, и молюсь, чтобы Тарас ответил.