Бывшая Москва

Глава 1

Смотреть на свое отражение было почти всегда приятно, за исключением дней, когда Маша приходила с работы усталая и сонная, со слипающимися глазами, вся пропитанная пластиковой пылью. В такие моменты уже не обращала внимания на то, как выглядит, и сразу отправлялась спать. Зато сейчас в тусклом зеркале на стене прихожей отражалась девушка в полинявшем, но все-таки нарядном голубом платье… Маша достала из тумбочки помаду, раскрыла, осторожно провела по губам. Помады оставалось совсем чуть-чуть, приходилось экономить. Потом потянулась к дверце шкафа, в котором висела слишком короткая, зато любимая своей владелицей куртка.

Мать неодобрительно бросила:

— Куда это ты собралась в таком виде? Надень платок и старый плащ.
— Можно подумать, что у меня есть новый, — проворчала дочка, однако послушалась.

Теперь, в бесформенном белесом плаще и с повязанной платочком головой, она казалась старше.

По коридору, цокая копытцами, шел крошечный поросенок. Точнее, не поросенок, а вполне взрослый трехлетний кабанчик, только размером с крысу. Новая порода, сама собой появившаяся в пригородном районе, где до Атаки находился ядерный реактор так называемой нулевой мощности. Мощность оказалась не совсем нулевой, во всяком случае, в этом убедились сотрудники, которые обслуживали реактор. Окрестным жителям тоже пришлось сделать много неприятных открытий. Поблизости от комплекса с разрушенным реактором была ферма… Обычно организмы под воздействием радиации уродливо разрастались, но тут почему-то получился обратный эффект. Смышленые и ласковые атомные свинки ели очень мало и не доставляли никаких хлопот. Поэтому их так охотно заводили люди, которые были не в состоянии содержать собаку или кошку.

Маша присела на корточки:

— Сенечка, иди ко мне!

Тот поспешно приблизился к хозяйке, забрался к ней на колени и довольно захрюкал. Иногда Маше казалось, что Сеня — самое близкое ей существо. Она могла часами с ним разговаривать, жаловаться на обиды и неудачи, а в блестящих глазках ее любимца светилась безграничная преданность, перемешанная с обожанием.

Мать прошлась по всему дому, закрыла створки буфета, в гостиной придвинула стул к стене. Вздохнув, перестелила покрывало на кровати в Машиной комнате.

Раньше обстановка в просторной квартире Скворцовых была намного презентабельней. Ценные и редкие вещи, сохранившиеся с давних времен, исчезли пять лет назад. В гостиной на паркете до сих пор проступал более яркий прямоугольник — след от исчезнувшего ковра. Еще по одному узкому прямоугольнику можно было догадаться, где именно стояло пианино. Стеклянные полки шкафа опустели — там уже не было тарелок с узорными ободками и настоящей хрустальной вазочки, которая, как и пианино, некогда принадлежала Машиной бабушке. На память о бабушке Лере осталась только фотография в рамке — тонкое большеглазое лицо, окруженное седыми кудряшками.

Когда в семье случилась беда, стало уже не до сохранения дорогих, но неодушевленных предметов. Все усилия были направлены на спасение старшего брата Маши, арестованного однажды ночью вместе с четырьмя друзьями. Они где-то доставали старинные книги и читали. Просто читали книги и обсуждали их, собираясь у кого-нибудь из пятерки дома или в подвале. Однако это подпадало под одну из самых суровых статей Всеобщего Милосердного Закона, по которой смерть была почти неизбежна.

К счастью, Скворцовы сумели выйти на нужных людей. Сергея судили отдельно, по относительно легкой статье за недонесение, осудили всего на пять лет. Меньше дать было просто невозможно. Практически все, что было ценного в доме, перекочевало посредникам, ушло на взятки важным начальникам. Семье удалось спасти единственного сына. Его друзей через неделю после суда сбросили в овраг исполнения наказаний, откуда никто, разумеется, не возвращался.

Конечно, не обошлось без последствий для остальных Скворцовых, ведь пребывание близкого родственника в исправительном учреждении неизбежно понижало статус семьи. Только к Маше никаких мер не применяли, ей тогда едва исполнилось тринадцать. Все свелось к банальной осуждающей речи, которую директор школы произнес перед всеми учениками и преподавателями. Это была такая мелочь, что не стоило даже расстраиваться, тем более учиться в школе оставалось меньше года.

Известный многим в Городе инженер Скворцов теперь работал простым ремонтником в бригаде, восстанавливавшей разрушенные дороги и мосты. Матери из заведующей больницей пришлось пойти в уборщицы. Скворцов-старший не унывал и говорил, что его новая работа на относительно свежем пригородном воздухе гораздо полезнее просиживания в душном кабинете. Мать угрюмо молчала, правда, это было ее обычное состояние в последние пять лет. Она теперь разжимала губы только в крайнем случае, когда считала, что без слов нельзя обойтись.

Сегодня должно было произойти важное для всех них событие. Срок наказания истек, и Сергея выпускали из тюрьмы. Он словно возвращался из небытия, пусть тюрьма и находилась в полутора часах пути. Хотя статья считалась не тяжелой, свиданий и писем не полагалось.

— Мы не опоздаем? — спросила Маша.
— Если метро нормально работает, то успеем.
— Все-таки надо было пораньше…
— Кто тебе мешал?

Маша хотела напомнить, что она встала на рассвете, а вот мать, хоть и проснулась рано, долго собиралась, суетилась на кухне, зачем-то перебирала старые фотографии, в десятый раз вытирала несуществующую пыль в комнате Сергея. Случайно заглянула в глаза матери и осеклась, потому что уже давным-давно не видела на них слезы.

— Успеем, конечно, — примирительно сказала Маша. — Еще ведь много времени в запасе. А метро сейчас вообще отлично работает, уже давно не закрывалось.

Мать надела примерно такой же, как у дочери плащ, повязала волосы темной косынкой, влезла в тесные резиновые сапоги. У Маши сапожки были старые, еще детские, зато с яркими цветочками. Хотя наступил июнь, передвигаться по улицам в открытой обуви никто не рисковал — запросто можно было напороться на осколки стекла, колючую проволоку, угодить в ядовитую химическую лужу, вода из которой разъедала кожу, оставляя долго не заживавшие язвы.

В метро на перроне собралась небольшая толпа, до прибытия состава оставалось десять минут. Или пятнадцать, или полчаса… Точнее никто не мог бы сказать, ведь расписание, нацарапанное мелом на черной доске, считалось довольно приблизительным. Наконец в туннеле послышался шум, и появился состав из пяти вагонов.

Глава 2

Маша молча удивлялась тому, как непринужденно держится брат. Нет, она не ждала, что он будет каяться и падать на колени, как показывали в фильме на обязательных курсах бдительности. Там отсидевшие срок преступники поступали именно таким образом. Но все-таки ей представлялось, что Сергей будет чувствовать себя неловко. Хотя он не убил, не украл и вообще был ее любимым старшим братом, он нарушил Всеобщий Милосердный закон, значит, поставил себя вне общества и Города. Может, даже стал внутренним врагом. Сейчас, когда Городу особенно трудно, несмотря на предпринимаемые властями усилия, внутренние враги чрезвычайно активизировались. Так говорили по радио. Конечно, Сергей мог оступиться, попав под влияние своих ложных друзей, но… Маша и раньше пыталась понять, как ей следует относиться к брату, когда тот выйдет из тюрьмы и вернется в семью. Радио учило: нужно быть бдительными, внутренние враги цинично пользуются родственными связями и кровными предрассудками. Впрочем, это было слишком сложно.

В конце-концов, не ее это ума дело, решила Маша. Пусть другие ломают голову и ищут врагов в собственном доме. На крайний случай она всегда может посоветоваться с отцом.

А Сергей улыбался, как ни в чем не бывало.

Да, он был очень худым, но Маше показалось, что плечи у него стали шире и взгляд совсем другой. Не такой, как прежде, слегка рассеянный, а скорее жесткий, не очень-то сочетающийся с улыбкой.

Документы остальных заключенных пока не были готовы, мать и сестра торопили Сергея на выход. В самом деле, зачем лишние минуты оставаться в том учреждении, куда лучше не соваться по доброй воле.

Сергей протянул руку, и товарищи по тюрьме ответили ему кто рукопожатием, а кто-то по-особому коснулся запястья. Возможно, это был некий знак, понятный только узкому кругу.

— Пока, Серега, — негромко сказал один из них, высокий молодой мужчина с холодными зелеными глазами, шрамом на переносице и заросшим щетиной подбородком. — Может, еще когда пересечемся. Но только уже не здесь.

— Обязательно пересечемся, — пообещал тот.

Миновав последнюю проверку, Скворцовы оказались на улице. Отошли от тюрьмы подальше, потом остановились возле полуразрушенного панельного дома. Здесь уже можно говорить, не оглядываясь и не понижая голос, вокруг ни души. Действительно безлюдным и мрачным был этот Околотюремный сектор. Даже серые тучи на небе здесь казались особенно густыми, гуще, чем в других районах. Это, разумеется, была иллюзия. А вот Сергей смотрел на небо с явным удовольствием. Ему наверняка оно представлялось светлым и высоким, в отличие от потолка камеры.

— Ну, как вы живете? Как вообще все вокруг? Лучше, хуже?

Мать пожала плечами.

— Немного получше, — вмешалась Маша, которой очень хотелось порадовать брата. — Дома все в порядке. Уголь для печки сейчас доставать не трудно, мы можем хоть каждый день готовить на кухне. Всякие вкусности получаются. Мама с утра пирожки приготовила. Воду пускают почти каждый день. Помнишь, раньше приходилось договариваться с соседями, чтобы набрать побольше воды. А теперь напор нормальный.

— Прогресс налицо.
— Что?.. А я работаю на фабрике пластиковой продукции. Не слишком тяжело. Сутки через сутки. Так даже удобнее. После смены полдня, понятно, спишь… Зато потом полдня делаешь, что захочешь. А иногда и спать не хочется. Вот сегодня, например…

— Машка, ты такая взрослая. Я даже не могу поверить, что это ты. Хотя, конечно, сразу тебя узнал.

Она взяла его за руку.

— Да я почти не выросла ведь. Видишь, сапожки ношу прежние.
— Все равно взрослая.
— У нас правда все хорошо. Отцу нравится на новой работе. Они мосты ремонтируют… Он попробует тебя в свою бригаду устроить. Представляешь, скоро можно будет поехать куда-нибудь далеко. Перебраться через реку. Это, наверно, ведь так красиво: едешь, а под тобой река…

— Конечно, красиво. Ну что, пойдем?

Он расстегнул застежку куртки, откинул воротник.

— Все-таки воздух стал чище. Или так кажется, после пяти-то лет в клетке?

Мать опять обхватила Сергея за плечи и прижалась к нему. Наверно, оставалась бы в таком положении еще долго, но ей уже приходилось торопиться.

— Вы с Машей вдвоем поедете домой. А мне нужно на службу.
— Ты все там же, в больнице?
— Не совсем. Я сейчас в другом месте, но это неважно. Потом расскажу. У тебя есть неделя, чтобы устроиться на работу. Сначала нужно встать на учет в комендатуру. Желательно сегодня.
— Да, мам, не беспокойся. Я обязательно схожу. И работу быстро найду. Все нормально теперь будет.

Мать улыбнулась (Маша уже забыла, как она выглядит, когда улыбается), на секунду стиснула руки Сергея. Потом она свернула к паробусной остановке.

Брат и сестра вскоре добрались до метро. Обычно Маше было неприятно спускаться вниз. То есть под землей чувствовала себя вполне уверенно, даже нравился вид запущенных станций. Все здесь до сих пор казалось величественным и грандиозным. Остатки былой красоты, пришедшей из другой эпохи... Однако шагать в полутьме по узким лестницам, едва различая ступеньки, было страшновато. Но только не сегодня. Теперь рядом — брат, сильный, старший, взрослый, а Маша снова стала младшей сестренкой, о которой нужно заботиться. Снова было кому защищать ее, как в детстве.

Когда они оказались на платформе, до прихода поезда по расписанию оставалось всего несколько минут. Во всяком случае, можно было на это надеяться, хотя они никуда особенно не спешили.

Народу собралось немного, а потом Маша заметила, что ожидающих стало еще меньше. То есть они не растаяли в воздухе, но как-то быстро переместились с середины платформы, растеклись по краям, отошли подальше, втянув головы в плечи и изо всех сил делая вид, что ничего не замечают вокруг.

А освободившееся пространство тем временем заняли новые люди.

Городские странники!

Маша тоже инстинктивно отвернулась и уставилась на противоположную стену. Хоть бы поскорее подъехал поезд…

Глава 3

Добежали до конца платформы, свернули в узкий боковой коридор. Преследовал их кто-нибудь или просто бег отдавался гулким эхом? Трудно было бы ответить. Вынырнули из коридора, снова куда-то свернули. Маша уже перестала ориентироваться, тем более, что в окрестности этой станции попала впервые. Казалось, они бегут по кругу и вот-вот снова вернутся на платформу. Но ее спаситель, похоже, чувствовал себя здесь, как рыба в воде. Старое выражение, сохранившееся с тех давних пор, когда в реках вокруг Города водилась рыба…

Маша едва успевала перебирать ногами, чтобы успеть за незнакомцем. Всхлипывала на бегу, свободной рукой размазывала слезы, которые, не останавливаясь, текли по щекам. Иногда незнакомец просто тащил ее словно по льду, по уцелевшим на полу гладким плитам.

Свернули в другой коридор, на этот раз широкий, помчались к лестнице, по которой вереница людей спускалась вниз. Здесь была предусмотрена лестница только для спуска, подниматься по ней запрещалось, об этом сообщала строгая надпись на картонке, приклеенной к стене.

Сильные пальцы крепко стиснули Машину руку. Расталкивая спускавшихся вниз, нарушая все правила, наплевав на все предписания и возможность нарваться на подземный патруль, который время от времени обходил метро, они бежали в полутьме. Сзади оставались возмущенные крики тех, кто едва успевал спастись от падения, вовремя уцепившись за перила.

Выскочили на поверхность. Им удалось незаметно проскользнуть мимо стражника, который наблюдал за порядком на входе в метро. Пригнувшись, чтобы их не было видно за пластиковым барьером, выбрались на улицу. Теперь можно было уже не торопиться: странники, даже если они их преследовали, находились далеко внизу. Впрочем, и сил бежать все равно не осталось, во всяком случае, у Маши.

Завернули за обшарпанную пятиэтажку. Возле кирпичного забора валялись куски арматуры, подгнившие доски. Тут же лежал обломок бетонного столба, на который опустилась Маша.

Незнакомец присел рядом на какой-то ящик, снял кепку и вытер ладонью вспотевшее лицо. Совсем молодой, хотя явно постарше Маши. Темно-русые волосы, карие глаза с длинными прямыми ресницами, упрямый подбородок… Маше вдруг пришло в голову: ее спаситель чем-то похож на Сергея. Хотя, наверно, теперь все молодые худощавые мужчины будут напоминать брата, который только что был рядом и внезапно исчез.

И вот тут у нее по-настоящему хлынули слезы. Она громко всхлипывала и что-то бессвязно бормотала.

— Не реви! — сказал парень. — А то еще патруль услышит, если вдруг забредет сюда.
— У меня убили брата, и я должна помалкивать? Ой, а что я скажу родителям?! Они же его пять лет из тюрьмы ждали! За что, он никому ничего плохого не сделал… Я думала, теперь все у нас будет хорошо, — причитала Маша.

Он тронул ее за плечо.

— Ну, не плачь, не изменишь теперь ничего.
— А может, он остался жив? Ты меня так быстро утащил оттуда. Я должна была остаться! Не убили бы они меня…
— Нет, странники действуют наверняка. Да и поезд как раз по нему проехал. В любом случае семье сообщат. У него ведь было с собой удостоверение личности?
— Да, конечно. Мы сегодня забрали его из тюрьмы, ему там только-только документы выдали.
— Тебя как зовут?
— Маша.
— Ян.
— Первый раз слышу такое имя.
— Полное имя Емельян, но меня никто так не называет. По-моему, просто Ян — лучше. Я в этом секторе живу. А ты где?
— В девятом секторе.
— Ого, престижный райончик. Редко там появляюсь.
— Да какой престижный, обычный. Все как везде, одна серость и грязь вокруг.

Маша всхлипнула, вспомнила, как целую неделю наводили идеальный порядок в квартире перед возвращением Сергея, и снова зарыдала.

— Давай я тебя домой провожу, — предложил Ян.
— Боюсь туда идти. Что я вечером скажу родителям?
— Ты ни в чем ведь не виновата. Что ты могла сделать?
— Знаю, но от этого не легче.
— Ну, пошли тогда ко мне, здесь близко.

Хотя Маша пребывала в ступоре, тем не менее, возмутилась.

— К неизвестному мужчине? Знаешь, как за это женщин осуждают? Комитет по защите нравственности все время борется со всякими уродливыми антиморальными явлениями.
— А как комитет по нравственности догадается, что ты была у меня в гостях?
— Не знаю… может, соседи сообщат.
— Они сейчас на работе. Да и плевать всем, кто к кому и зачем приходит. Пошли, хоть успокоишься. Не трону я тебя, не бойся.
— А я и не боюсь.

Его дом был в десяти минутах ходьбы. Такая же обшарпанная пятиэтажка, что и та, возле которой они недавно нашли приют.
Поднялись на четвертый этаж, и Ян повернул ключ в двери.
Тесная прихожая, две комнаты, мебели совсем немного.

— Эта комната матери, а та, что поменьше — моя. Проходи, плащ снимай, на диван садись. Сейчас чайник вскипячу.

Грязно-бежевые стены, щелястый деревянный пол… На противоположной от дивана стене в комнате Яна висела фотография странного пожилого человека с взъерошенными волосами и высунутым языком.

— Кто это?
— Так, один старинный ученый.
— Я уж думала, неужели какой-нибудь родственник…
— У меня родственников, кроме матери, нет.

Он перехватил взгляд, который она бросила на заставленную книжками полку.

— Ты умеешь читать?
— Я училась в школе, — обиженно сообщила Маша.
— Не обижайся, в твоем поколении хватает неграмотных.
— Почему это «в твоем поколении»? Ты ведь ненамного старше… Сколько тебе?
— Двадцать два. Но мне повезло, учителя хорошие были.
— У меня тоже, в общем, неплохие. Мы даже геометрию начали проходить.
— Да, на самом деле круто.
— Что в этом смешного?
— Ничего, — Ян загасил улыбку. — Хочешь взять что-нибудь почитать?
— Нет!!!
— Чего ты дрожишь? Они все из разрешенного списка.
— Все равно не надо. Брата из-за книг и посадили. Нет-нет, спасибо.
— Ладно.

Они просидели в комнате Яна долго. Пили чай с солеными сухариками, рассказывали друг другу о своей работе (Ян уже несколько лет работал в цеху, где собирали паровые автомобили для среднего и мелкого начальства), иногда просто молчали, перебирая что-то в памяти. Было, в общем, нормально, уютно и спокойно, и временами Маша словно забывала, почему она здесь оказалась.

Когда небо за окном затянулось вечерними тучами, стало понятно: Маше давно пора домой, где придется объяснять родителям, что произошло сегодня в метро. Она пыталась отогнать от себя эту кошмарную мысль, но с каждой минутой получалось все хуже и хуже. Ян уловил ее беспокойство.

— Если так уж боишься домой идти, оставайся тут. Мать ничего не скажет. А завтра что-нибудь придумаем.

Глава 4

Конвейер двигался с пронзительным скрипом, от которого закладывало уши. Время от времени ленту заедало, и тогда подходил ремонтник. Громко чертыхаясь, орудовал своими незатейливыми инструментами. Если ремонт затягивался, наступал самый приятный момент в течение всего рабочего дня, вернее, рабочих суток.

Вот и сейчас работницы расположились в углу цеха на груде старых картонных коробок и устроили перерыв. Можно было заморить червячка прихваченными из дома сухарями, поболтать с приятельницами, просто отдохнуть. В основном здесь были молодые девушки, но попадались и уже взрослые женщины — вечно усталые, с увядшими лицами и единственной мечтой избавиться от преследовавшего их столько лет шума конвейера. Маша закрыла глаза и задремала. Поскорее бы закончилась смена!.. Хотя идти домой тоже не особенно хотелось: за последнее время обстановка в осиротевшей семье стала невыносимой.

Нет, скандалов и криков, как у некоторых соседей, не было. Наоборот, стояла бесконечная тишина. Когда Маша в день гибели Сергея вошла в квартиру, родители уже все знали. Им на редкость оперативно сообщили о происшествии в метро: несчастный случай. Тело, по которому проехался поезд, семье не выдали. Кремация состоялась в одном из санитарных пунктов, согласно принятым нормам и правилам. Ножевая рана даже не упоминалась — когда в деле были замешаны странники, молчание считалось нормой, приходилось смириться. Следы насилия просто не фиксировались. Скворцовым выписали справку о смерти члена семьи и оставили эту самую семью в покое. Никаких разбирательств и последствий.

Если раньше молчала только мать, то теперь замолчал и отец. Прошло уже десять дней, а он все так же молча уходил на работу и вечером появлялся в квартире без единого слова.

Мать перестала наводить порядок в комнатах и высказывать Маше замечания насчет не убранной обуви или оставленной на столе тарелки. Равнодушно смотрела сквозь дочь на покрытые бледно-желтыми обоями стены, потертую мебель, унылый городской пейзаж за окном. Перестала расчесывать свои густые каштановые волосы и «держать спину», ходила теперь, сутулясь.

Маша предпочла бы длинные нотации и придирки. Она специально «забывала» убирать на место свои вещи. Или хваталась за уборку, подметала полы, протирала окна, готовила еду на жестяной печке, стараясь производить как можно больше шума. Однако все было бесполезно. На нее просто не обращали внимания. Сколько еще так будет продолжаться? Думать об этом не хотелось. Маша встряхнула головой, отгоняя от себя дремоту и мрачные мысли.

Конвейер ожил, перерыв закончился, и снова поползли нескончаемые пластиковые заготовки, которые надо было вынимать из картонных форм, слегка сглаживать грубые дефекты на поверхности напильником и снова опускать на ленту. Сегодня это были глубокие миски неопределенно-бурого цвета, обычного для изделий из переработанного пластика. Иногда на поверхности проступали следы не до конца растворившейся крышечки, фрагмент детской игрушки… В Городе постоянно не хватало обычных бытовых вещей. В отличие от Скворцовых, у которых сохранились изрядные запасы от старших поколений семьи, многие использовали картонную посуду и стремились разжиться хотя бы пластиковой. Поэтому время от времени важные государственные заказы на канцелярские принадлежности, секции для перегородок, пластиковую плитку и тому подобное чередовались с такими вот простыми заказами.

Несколько ламп, кое-как освещавших середину цеха, одновременно моргнули и потухли, конвейер, по-особенному противно скрипнув, снова остановился. Наступила почти полная темнота, потому что свет из узких окон был совсем слабым.

— Что случилось? — спросила Маша у проходившего мимо ремонтника.

— Похоже, генератор сдох, — ответил он.

— Девочки, может нас отпустят? — предположила ближайшая Машина соседка.

— Как же, дожидайся, — откликнулась невидимая в темноте девушка с другой стороны конвейера.

Они стояли и ждали, не решаясь что-либо предпринять, пока не послышался зычныйголос начальника цеха:

— Сегодня генератор вряд ли починят. Можете расходиться по домам. Только не передавите друг друга в дверях. Смену всем закрою с вычетом трех часов. Доложу начальству, пусть сами решают, нужно потом отрабатывать или так сойдет.

— Все-таки Платонов нормальный мужик, — обрадовалась еще одна работница, которая стояла неподалеку от Маши, — не стал вредничать. А эти три часа, может, как-нибудь спишут или забудут.

Все потихоньку разобрали свою верхнюю одежду и сумки (по счастью, вещи складывали у той стены, где были окна, поэтому ничего не потерялось), начали подтягиваться к выходу, стараясь не толкаться, ведь многим уже довелось на себе испытать, каково оказаться в потерявшей разум толпе. Маша тоже выбралась из цеха, миновала пост на проходной и оказалась на улице.

Ее догнала рыжая Наташка, с которой Маша, можно сказать, дружила:

— Ты куда теперь? Давай прошвырнемся на склад? Вдруг что-то приличное завезли по цеховым карточкам?

— Нет, я домой… До послезавтра.

— Ну, удачи.

Маша нырнула в метро. Вообще-то она планировала идти домой попозже, а неожиданно появившиеся свободные часы провести в своем любимом парке. Разумеется, парк — это слишком пафосно сказано. Просто огороженная старинным каменным забором территория с аллеями, по краям которых там и сям торчали стволы засохших деревьев. Деревья шустрые граждане почему-то не успели распилить на дрова, хотя охраны не было. На первый взгляд, картина нарисовывалась безрадостная. Но все равно Маше нравилось сидеть в одиночестве на ветхой скамейке, наблюдать за тем, как на дне глубокой ямы с зацементированными стенками ветер перекатывает обрывки бумаги, мелкие веточки и прочий мусор. Там, где кончался асфальт, едва заметно пробивалась трава — зеленовато-сизая, вялая, но все-таки живая.

Глава 5

Маша рывком вытащила руки матери из воды, потом обхватила ее за ребра и резко поставила на ноги. Мать всей тяжестью навалилась на Машу. Неизвестно, откуда у той взялись силы, но она все-таки смогла вывести мать из ванной, почти волоком дотащить до комнаты. Там обе не удержались на ногах и повалились на пол. Маша прислонила мать спиной к дивану, приподняла ее руки. Кровь из перерезанных запястий текла все медленнее, и мать, кажется, постепенно приходила в себя. Уже сама удерживала руки на весу. Маша метнулась к шкафчику, где еще со времен работы матери в больнице хранилась коробка с бинтами, ватой и кое-какими лекарствами. Нашла то, что нужно, вернулась, присела на пол, начала бинтовать порезы. Все это делала инстинктивно, не отдавая себе отчета. Мать даже помогла завязать бинт на левой руке.

Только тут, когда стало ясно, что все обошлось, Маша заплакала. А потом заметила: мать тоже плачет, тихо-тихо… Они просидели на полу, обнявшись, перепачканные кровью, еще, наверное, долго. Во всяком случае, так их застал отец, когда вернулся с работы. Он моментально понял, что произошло.

— Надя, как ты могла?

Она виновато опустила голову.

— Хотела бросить нас с Машкой? Вот так вот бросить, и конец?

Он легко приподнял их обеих, усадил на диван.

— Девочки мои… Все наладится, все пройдет…

*****

Маша проснулась среди ночи, выглянула из своей комнаты. В кухне горела лампа. Отец сидел за столом и курил.

— Как мама? — спросила Маша.

— Спит. Первый раз за последнее время крепко спит.

Он загасил папиросу в блюдце.

— Иди сюда.

Посадил Машу на колени, как маленькую.

— Думаю о том, что было бы, не вернись ты пораньше…

— А ты не думай, — серьезно посоветовала Маша. — Думать вообще вредно. За нас всегда есть кому думать, это еще в школе объясняли.

— Машуля, какая же ты глупенькая. Как я тебя упустил? Прости… Все некогда было, никакого просвета. Даже говорить нет сил иногда, так устаю. Считал, ты еще малышка. И потом, мне казалось: раз Сергея тогда забрали, может, не стоит тебе что-то лишнее знать? Так проще жить.

Он качал ее на коленях, словно она в самом деле была маленькой девочкой.

— Не вешай нос, принцесса.

— Как ты меня назвал?

— Принцесса. Это значит — красивая и счастливая. А ты обязательно будешь счастливой, дочка. Хотя бы ты. Веришь мне?

— Конечно, верю!

— Ладно, спать пора. Кое у кого завтра выходной, а мне с утра на работу. Мама справку возьмет дня на три, ей знакомая врач поставит простуду или грипп, чтобы не было лишних вопросов. Все обойдется…

*****

Когда Маша поздним утром открыла глаза, сразу почувствовала: в квартире что-то изменилось. И правда, до нее доносилась тихая песня. Не на шутку удивленная Маша вылезла из постели. В ванной мать что-то напевала, без слов, слышна была одна мелодия. Мать протирала опустевшую ванну мочалкой.

— Ты зачем? Я бы сама убрала.

— Вот еще, уже почти закончила. Видишь, повязки сверху пакетами замотала, инфекция не попадет. Столько воды пропало… Жалко.

— Ничего, новую наберем. Ты бы легла лучше.

— Нет, со мной хорошо все. Не хочу лежать. Теперь уже не лягу точно.

Маша удивилась еще больше. Конечно, мать выглядела не лучшим образом, бледная и изможденная, но все-таки гораздо лучше, чем в последнее время. Какое-то совсем другое выражение лица, и взгляд другой.

— Сейчас завтрак приготовлю, потом займусь уборкой. Антон по дороге должен к моей бывшей коллеге зайти, чтобы справку взять. Она не откажет. Так что несколько дней будет в запасе. Ранки быстро затянутся, а на работе я потом длинные перчатки буду надевать. Никто ничего не заметит.

После завтрака мать почти насильно выставила Машу на улицу.

— Иди погуляй, целый день сидишь в четырех стенах, то в цеху своем, то в квартире. Воздух сейчас нормальный, с утра ветер выл, значит, всякой гадости поменьше стало.

Маша медлила, ей казалось, что хоть мать и переменилась так неожиданно, это может оказаться притворством, а дальше, оставшись одна…

— Не бойся! Я вчерашнее уже никогда не повторю. Вчера, когда ты мне руки перевязывала, поняла, что жизнь не закончилась. У меня есть ты и Антон. Почему-то раньше об этом забывала. Заглянула за край и… нет, не стоит туда спешить.

Она осторожно погладила Машу по щеке.

— Если вдруг на меня опять накатит, просто напомни этот день, ладно? А сейчас иди, отдыхай и не беспокойся ни о чем.

Возле подъезда Маша сразу заметила знакомую фигуру на дворовой скамейке. Ян со скучающим видом рассматривал окна противоположного дома. Заметив Машу, улыбнулся и сказал так, будто они расстались только накануне и договорились встретиться сегодня:

— Привет. А я уже полчаса тут торчу.

— Как ты узнал, где я живу?

— Я ведь тебя провожал тогда, забыла?

— Да, точно.

— Сходим куда-нибудь?

— Куда? Если только в парк…

— Как хочешь, мне без разницы. Раньше не мог приехать, все время на работе торчал. Вкалывали почти без перерыва.

Они немного посидели в парке на любимой Машиной скамейке. Маша совершенно неожиданно для себя рассказала Яну, что стряслось у них дома вчера.

— Да, вовремя ты вернулась. Родители, они тоже иногда не выдерживают. Но ты особенно не переживай, бывает хуже. Может, ко мне поедем?

— Ну, давай, а то прохладно что-то стало.

Из-за вновь поднявшегося ветра действительно похолодало, и Маша в своем легком плаще продрогла. Зато воздух казался относительно свежим.

Глава 6

Они вошли в квартиру Яна. На кухне кто-то гремел посудой.

— А кто у тебя дома?

— Мать, кто же еще. Она, как и ты работает сутки через сутки.

Сидели на чистенькой кухне за круглым столом и пили чай с пирогом, который только что достала из жестяной печки мать Яна, красивая стройная брюнетка в ярко-бордовом халате. Он был ей очень к лицу, смотрелся, как нарядное платье, и Маша даже залюбовалась. Сама давным-давно мечтала обзавестись чем-то ярким, вот только достать подобную материю не удавалось. Самым лучшим в ее скромном гардеробе было голубое платье, но оно уже износилось, хотя Маша старалась его беречь.

— Спасибо, очень вкусно было, — поблагодарила она. — Я так люблю сладкое!

Вместо ответа женщина спросила:

— А ты давно знакома с Павлом?

— С каким Павлом? Нет, я с ним вообще не знакома.

Мать Яна разочарованно отвернулась.

— Не обращай внимания, она со странностями, — негромко сказал Ян.

С ней наверняка и в самом деле было что-то не то, поскольку никак не среагировала на слова сына. Как будто говорили не о ней.

— Маш, пойдем ко мне в комнату.

— Может, я помогу со стола убрать?

— Не надо, что тут убирать-то…

В комнате Яна Маша все же поинтересовалась:

— Твоя мама меня с кем-то перепутала? Я, честно, не знаю никакого Павла.

— Конечно, не знаешь. Павел — мой отец. Его странники убили двенадцать лет назад. Она с тех пор слегка помешалась. Но это не страшно, просто иногда заговаривается. А так с ней вполне нормально общаться. Она добрая и характер хороший.

— Она и молодая еще…

— Ну да. Родила меня в шестнадцать. Сейчас ей тридцать восемь всего.

— А моей маме сорок два. Отец на год старше. Но я ведь второй ребенок.

— То поколение старалось пораньше детей заводить, пока организм не ослаб. Они ведь росли, когда не так много времени прошло после Атаки, кошмар же был вокруг. И наследственность у них оказалась не позавидуешь — родились уже усталыми и больными. Нашим бабушкам и дедушкам и вовсе не повезло.

— Да. Моя бабушка Лера родилась в тридцать шестом. Я ее, конечно, не видела, она в тридцать лет умерла, хотя на фотографии почти вся седая. А прабабушка в шестнадцатом родилась, отец говорил, тоже рано умерла. Ей только пять лет было во время Атаки. Семья, правда, долго в убежище пряталась, но потом ведь все равно пришлось выйти наружу.

— Хорошо, что сейчас живут дольше. Но ведь сорок, пятьдесят, даже шестьдесят лет — не предел. Раньше многие люди до восьмидесяти доживали.

— Мало ли, что было раньше! И зачем столько жить? Надоест…

— Даже не знаю, что тебе ответить. Наверно, просто для того, чтобы… жить. Смысл жизни — такая сложная штука… До Атаки его не успели найти, а потом не до философии стало. Но мне кажется, наши ровесники уже другие, не такие как родители и бабушки с дедушками. Те были слабыми, так уж сложилось.

— Мой отец сильный!

— Я не спорю. Но в целом мы сильнее предыдущих. При нас все-таки терпимая экология.

— Экология — это ведь воздух и вода?

— Примерно так.

— Ян, ты столько всего знаешь… Я себя чувствую настоящей дурочкой. Правильно отец говорит.

— Ты не дурочка, Маш. Просто наивная очень и веришь всему, что тебе по радио рассказывают.

— А кому еще верить?

— Мне, например. Можешь книжки старые читать, там полно полезного написано. Не на все вопросы есть ответы, но на многие.

— Да что эти старые книги знают о нашей жизни?

— Все уже когда-то было, а теперь повторяется на другом уровне.

Маша встала с дивана, нерешительно подошла к книжной полке. Наугад выбрала одну книжку в твердом переплете.

— Одна тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год… Такая старина! Надо же, как книжка хорошо сохранилась. Это про кошек?

На обложке был нарисован большой черный кот.

Ян усмехнулся.

— Нет. Это про любовь и магию, а еще про верность и предательство. Но про кошек там тоже есть, точнее, про кота. Возьми, почитай. Мне кажется, тебе понравится.

— Она точно разрешенная?

— Точно, не сомневайся.

— Хорошо, я попробую почитать. А это что такое?

Теперь у Маши в руках был маленький глянцевый томик с какими-то забавными зверушками на обложке.

— Ничего не понимаю. Буквы совсем древние, что ли…

— Книжка на английском. А буквы — из латинского алфавита, был когда-то в древности такой язык, латынь.

— Ты говоришь удивительные вещи. Какая польза от таких букв? Это же не по-русски!

— Просто я выучил английский.

— Ты что — выучил ЧУЖОЙ язык?! Да ты знаешь, что за это бывает? А мне за недонесение?! Брату тогда пять лет дали, и это еще нижний предел!

— Если ты не донесешь, то кто узнает? Захочешь донести — тебе станет меня жалко, и сразу передумаешь. Ну, а если все-таки донесешь, всю оставшуюся жизнь будешь раскаиваться и жалеть меня, несчастного, — усмехнулся он.

— Но ведь кто-то другой может донести, Ян! Будь осторожнее, сейчас такие времена…

— Какие?

— Сам знаешь. Про кота я возьму, а эту, как ее, английскую, давай сожжем в печке, вот и все дела.

— С ума сошла? Кто тебе позволит книги жечь?! А это вообще классная история. «Ветер в ивах» называется. Сказка про Крыса, Выдра и Жаба.

— Сказка — это еще ничего, не так опасно, — слегка успокоилась Маша.

— Я тебе потом переведу, если захочешь.

Глава 7

Просторная комната с высоким потолком была заставлена кусками фанеры, рулонами толстой бумаги, пустыми рамами. На полу валялись вперемешку листы картона, банки, тюбики с краской, кисточки и много чего еще.

— Творческий беспорядок, — пояснил Захар Маше. — Не обращай внимания. Но в краску наступать тоже не желательно.

Он провел их с Яном в дальний конец комнаты, где за низкой перегородкой расположились четверо. Все были при деле: двое парней размалевывали огромный лист картона причудливыми узорами, третий с глубокомысленным видом курил, рыжеволосая девушка размешивала краску в жестяной банке.

— Кто к нам пришел! — радостно воскликнула девушка, поставила банку на пол и поднялась со своего места.

Приблизилась к Яну, встала на цыпочки, громко чмокнула губами. Вероятно, подразумевался поцелуй в щеку, однако девушка была очень миниатюрная, гораздо ниже Маши, и до щеки Яна не достала. Маша нахмурилась, ей не понравилась такая бесцеремонность.

— Это Геля, а это Маша, — как ни в чем не бывало сказал Ян. — Геля здесь главная по смешиванию красок.

— Обижаешь! Мне уже доверяют буковки обводить.

— Ого, ты растешь на глазах!

Геля совсем не обиделась из-за беззлобного намека на свой рост.

— Да, скоро всех этих верзил обгоню по художественной части. Они же лентяи форменные. Без конца сроки срывают, приходится их выручать и работать сверхурочно. Что бы они без меня делали…

— Ничего подобного, — откликнулся один из вышеупомянутых верзил, — у нас тут все путем, начальство довольно. Привет, Маша. Я — Макс. А это вот Димка.

Он кивнул на напарника, который уже бросил свое творческое занятие и вытирал руки тряпкой. Работали парни в майках и заляпанных краской штанах. Напарники на первый взгляд были похожи — одинакового роста, поджарые мускулистые шатены. Но у первого черты лица на редкость правильные, большие зеленые глаза с пушистыми ресницами, а у второго — глаза темные, чуть раскосые и нос слегка вздернутый. Почему-то именно второй, Димка, показался Маше особенно симпатичным. Наверное, потому что приветливо улыбался, и от улыбки на его щеках виднелись ямочки.

Еще один из приятелей Яна тоже обернулся к Маше.

— Я — Богдан. Добро пожаловать.

Этот тип точно бы выделился из толпы в метро или на улице. На его носу красовались круглые очки, а длинные волосы были схвачены в хвост. Такая прическа для мужчины считалась крайне вызывающей. Когда-то Машиного одноклассника вовсю клеймили за отпущенные почти до плеч волосы. Разумеется, Богдан давно не был школьником, но и взрослым гражданам не следовало выбиваться из общей массы. Маше еще не доводилось встречаться с подобными экземплярами.

— Я вскипячу чайник, — сказал Димка, — а вы пока на стол соберите.

Низкий стол на толстых ножках быстро освободили от всяческих рисовальных принадлежностей, накрыли чистым листом бумаги, расставили разнокалиберные чашки, блюдца с галетами, печеньем и какими-то нарезанными кольцами тушеными овощами.

Чай получился ароматный, с необычным, не знакомым Маше прохладным привкусом.

— Это мята, — пояснила Геля.

— Представляете, Гелька у нас целый огород на подоконниках развела. Мята, петрушка и все такое. Нормальные-то люди другие травки выращивают, а тут сплошное сено, — вмешался Захар.

— Вместо того чтобы спасибо сказать, ты претензии предъявляешь, — парировала Геля. — Полезно ведь и вкусно. Я семена нашла в пакетиках, от прежних владельцев дома остались. Не знаю уж, сколько лет в шкафу пролежали, но проросли.

— А кто здесь раньше жил? — поинтересовалась Маша.

— Без понятия. Ребята сюда в прошлом году въехали, дом давно уже пустовал.

— Это нам работодатель помещение нашел. По-моему, отличное. У каждого по комнате, и не надо время на дорогу тратить. Рабочее место тут же. Маш, хочешь посмотреть, чем мы занимаемся?

— Конечно. Я еще никогда в художественной мастерской не была.

— Вот, к примеру, наше творение.

Захар вытащил из-под дивана свернутый в трубку ватман, стряхнул пыль, расправил. На листе был самыми яркими красками изображен Лидер в окружении улыбающихся детей. По краям летали цветные зигзаги и звездочки, а внизу было начертано крупными оранжевыми буквами:

ДЕТИ — НАШЕ БУДУЩЕЕ И НАСТОЯЩЕЕ!

— Впечатляет?

— В общем, да, — вежливо ответила Маша.

— Видела такие плакаты на улице или где-нибудь в учреждениях?

— Мне кажется, нет. Я бы запомнила. Очень красиво нарисовано.

— Это первый наш плакат, который здесь нарисовали. Можно сказать, талисман. А тут еще всякие…

Он продемонстрировал зрительнице с десяток творений. Почти везде был изображен Лидер в разных ракурсах и в разной обстановке — то улыбающийся, то серьезный, то встревоженный, то нахмуренный. И надписи, разумеется, тоже были разными:

ВНУТРЕННИЙ ВРАГ НЕ ПРОЙДЕТ

ПРИХОДИ НА РАБОТУ ВОВРЕМЯ

НИКТО НЕ ДОЛЖЕН ЗАКРЫВАТЬ ГЛАЗА НА НАРУШЕНИЯ

ТВОЯ СОВЕСТЬ НЕ СПИТ

И так далее.

— Ой, а вот такой плакат у нас на проходной висит! — воскликнула Маша.

ГОРОД СЛЕДИТ ЗА ТВОЕЙ РАБОТОЙ

На плакате был размашисто, без лишних подробностей нарисован заводской цех, где то ли токарные станки стояли, то ли шлифовальные, то ли еще какие. Точнее было нельзя разобрать из-за рассеянных по всему фону огненных искр. Рабочий в опрятном комбинезоне всматривался в висевший сбоку портрет Лидера, одновременно умудряясь осуществлять какие-то манипуляции на станке. Инструмент в руках рабочего тоже не поддавался четкому определению.

— Знакомый плакатик? Ну как, нравится?

Глава 8

День, который казался таким длинным, почти бесконечным, подошел к финалу. Маша махнула Яну рукой на прощание и проскользнула в темный подъезд. Ключ в замке повернулся беззвучно, дверь не скрипнула, однако Машино появление не осталось без внимания. Небывалый случай: в прихожей ее встретили родители.

— Машка, ты где болталась целый день? — спросил отец, то ли удивленно, то ли возмущенно.

— Гуляла. Потом к Наташе зашла, у нее посидели.

— Мы с мамой, между прочим, беспокоились.

— Антон, не ругай ее. Маш, переодевайся и садись ужинать. Кстати и пообедаешь. Я как раз сегодня новый брикет открыла. Вроде бы ничего на вкус.

Ох уж эти брикеты… Само название Маше казалось отвратным. Увесистые кирпичики, упакованные в целлофан, распределялись на предприятиях. В сущности, именно они составляли основу рациона большинства горожан. Что входило в такой брикет? Когда как… Львиная доля — мука грубого помола из выращенного на южной окраине Города зерна, плюс жмых да отруби. А вот остальной состав зависел от фантазии производителей и текущей обстановки на продовольственных складах. Перемолотые сухари или тоже перемолотые сушеные овощи, иногда молочный порошок или еще что-нибудь, по большей части не поддающееся определению. Правда, эта мешанина щедро сдабривалась крайне полезными для здоровья добавками и всевозможными витаминами. Если верить оптимистичным сообщениям властей.

Часть брикета крошилась, заливалась водой, дальше в полученную малоаппетитную массу можно было добавить масло, соль или сахар, чтобы появился хоть какой-нибудь вкус — и вот блюдо на всю семью готово.

— Я у Наташи перекусила.

Вечер оказался на редкость спокойным и уютным. Родители мирно переговаривались между собой, Маша чинила вязаный жилет, который собиралась завтра надеть на работу, Сеня с жизнерадостным видом крутился возле хозяйки.

«Разве можно вот так забыть беду, что случилась совсем недавно?» — вдруг подумала Маша. То есть, конечно, не забыть, но отодвинуть ее в дальний угол, сделать вид, что все нормально? Трудный вопрос, и она не знала, как на него ответить.

Уже улеглась в постель, когда вспомнила про взятую у Яна книжку. Было пока не очень поздно, спать не хотелось, поэтому встала и вышла в прихожую, где на вешалке висела ее сумка. Во всей квартире царила темнота, родители, вероятно, уже спали. Стараясь не шуметь, Маша вернулась в свою комнату, поудобней устроилась на кровати, достала из тумбочки фонарик. Он горел не особенно ярко, однако читать было вполне комфортно.

Прежде чем открыть книгу, Маша полюбовалась котом на обложке. Таких толстых, вальяжных зверюг с лихими усами ей еще не доводилось видеть. Кошки, которые иногда попадались на улице, были тощими и норовили побыстрее убежать, а домашние питомцы знакомых тоже не шли ни в какое сравнение с этим рисунком. Машина мечта стать владелицей кошки не осуществилась. Был момент, когда родители уже почти собрались взять котенка, ведь дочь так долго упрашивала. Но тут разразилась катастрофа с сыном, и стало не до подобных забот. А потом завели Сеню, который ел гораздо меньше самой мелкой и неприхотливой кошки. Кабанчик как раз заглянул в Машину комнату, подобрался к кровати и просительно задрал пятачок верх. Хозяйка подхватила любимца и положила у себя в ногах. Он удовлетворенно хрюкнул, свернулся клубочком на одеяле, не хуже любой кошки, и задремал.

Своих книг в квартире Скворцовых почти не осталось, хотя в свое время их было много. Завалялось только несколько потрепанных детских сказок без обложек, неизвестно какого года издания. Вскоре после ареста Сергея мать однажды вечером собрала сохранившиеся в доме старые книги, завязала в узел и отнесла на помойку. Там их, скорее всего, сразу разобрали на растопку. Вместе с книгами тогда сгинула монография профессора Скворцова и его же дневник в толстой общей тетрадке. Машин отец обнаружил пропажу лишь через несколько месяцев, когда зачем-то заглянул в шкаф в дальнем закутке коридора. Исчезновение монографии и особенно дневника прадеда, чуть ли не единственной памяти о нем, стало неприятным сюрпризом. Но устраивать скандал по этому поводу было бесполезно, тем более, перед семьей маячили более серьезные проблемы.

Маша раскрыла книгу и прочитала первые строчки. С самого начала возник вопрос: где происходит действие? «Москва», «Патриаршие пруды» — что это? Какие-то древние секторы Города? Давно ведь это было… Или «Москва» — навсегда сгинувший после Атаки городок? А может, целая страна? Но причем здесь пруды? Дальше местность иногда называлась просто «Патриаршие» безо всяких упоминаний о прудах.

Двое мужчин, разгуливавших по Патриаршим, никакой симпатии не вызывали. Нудные они были какие-то и противные… Разговоры тоже вели невразумительные. Но потом на скамейку присел таинственный незнакомец с разноцветными глазами, и сюжет поглотил читательницу, хотя непонятных слов становилось все больше и больше. Маша барахталась в них, возвращалась на предыдущие страницы. Местами повествование становилось вполне доступным, и казалось, что люди из книжки вот-вот заговорят вслух. Причем не друг с другом, а непосредственно с ней… Она опомнилась только глубокой ночью, когда фонарик начал устало мигать. А ведь надо было еще выспаться и встать вовремя, чтобы завтра, вернее, уже сегодня выйти в смену, которая на этот раз начиналась с утра. График у Маши был плавающим, и она всегда боялась перепутать и пропустить смену. Такой промах мог иметь печальные последствия.

Положила книжку на тумбочку, выключила фонарик. Остаток ночи снился темный Патриарший сектор, где асфальт покрывали узоры из оранжевых кругов и синих треугольников. По широкой дороге, окаймленной стволами засохших деревьев, медленно и величаво шел Лидер в кроваво-красном костюме. Лидер передвигался под руку с загадочным незнакомцем, имя которого начиналось на букву В. Незнакомец был весь в черном, только берет, надвинутый на правое ухо, переливался всеми цветами радуги. Радугу Маша, разумеется, никогда не видела, но знала, что она слегка напоминает лужу, в которую попал бензин. За корявыми стволами мелькал огромный кот. Потом заскрежетало, задымило, засвистало… Промчался шумный паробус, поскользнулся на повороте, выпустил белое облако пара и увез с собой Лидера. Оставшиеся на разрисованном асфальте кот и незнакомец свернули в сторону и поднялись на крыльцо двухэтажного старого здания. «Как они туда попали? — удивилась Маша. — Ведь дом, где живут друзья Яна, находится в Околотюремном секторе… Сплошные загадки».

Глава 9

Конвейер снова протяжно поскрипывал и время от времени ломался, как обычно. Однако сегодня выпал совершенно необычный заказ, что вносило какое-то разнообразие в вялое течение дня. Небольшие квадратные плитки — просто синие и зеленые, а еще васильковые, бирюзовые, сапфировые, ультрамариновые, изумрудные, травяные, оливковые… иногда попадались лиловые и фиолетовые. Названия эти сохранились в Машиной памяти еще со школы, где преподаватель черчения, седой добродушный чудак, зачем-то учил различать оттенки цветов. Плитки были гладкие и ровные, на некоторых просматривались разводы, появившиеся явно не из-за плохого исходного материала. Очевидно, так и задумывалось. Похожие разводы можно было заметить на древних лестницах, фундаментах, остатках постаментов в центре Города. Только старые камни были грязными, потертыми и словно полинявшими. А эти новенькие пластиковые плитки казались очень яркими. Наверняка краситель использовался самый что ни на есть качественный.

— Внимательней, не пропускайте брак, — время от времени покрикивал мастер, который с самого утра выбрался из своей каморки в углу цеха, где обычно проводил большую часть смены. — Очень ответственный заказ!

Однако брака практически не было. Работницы аккуратно вынимали плитки из форм, до блеска протирали поверхность тряпками, укладывали в картонные коробки.

— Такая красота, — тихонько сказала Маша Наташке, которая стояла с ней рядом.

— Это для рабочего дворца Лидера. Бассейн будут облицовывать, — прошептала в ответ та.

— Откуда ты знаешь?

— Говорят… Слушай, ты видела Ладу?

— Это которая в прошлом месяце ребенка родила?

— Вон она, с той стороны стоит…

Маша прищурилась и разглядела в бледном, чуть мерцавшем свете высокую девушку, не поднимавшую взгляд от конвейера. Лада работала очень сосредоточенно и, казалось, ничего не замечала вокруг.

— А почему она на работу вышла? Ей же вроде можно еще недели три дома сидеть с ребенком.

— Понятия не имею. Подойдем к ней в перерыв? Интересно ведь, что да как.

История Лады могла бы заинтересовать многих ее товарок. Мужа у Лады не было, беременность свою она скрывала долго, почти до последнего момента. Рожать отправилась, так никому не сказав ни слова. Кто был отцом ребенка: кто-то из фабричных или некий неизвестный любовник? Целую неделю после ее исчезновения любопытные шептались и выдвигали разнообразные предположения. Появление ребенка у одинокой матери властями особо жестко не осуждалось, но и не поощрялось, разумеется. Вокруг нее обычно образовывался вакуум, и мало кто из знакомых решался с такой женщиной общаться. Хотя бывали исключения.

Подружки подошли к Ладе, которая во время перерыва сидела в стороне от остальных, все так же опустив голову.

— Привет! Неужели соскучилась по работе?

— А, привет. Куда же от нее денешься.

— Ты ведь родила, правду говорили?

— Ну да. Мальчика.

— А он хорошенький?

— С кем ты его оставила?

Лада равнодушно окинула девушек своими большими, темными, но сейчас какими-то пустыми глазами.

— Да, хорошенький. Он сейчас в больнице, что-то не так с ним…

— И ты его отдала?

— Думаешь, у меня кто-то спрашивал разрешения?

— Я бы ни за что не отдала, — уверенно заявила Наташка. — Только если болезнь очень серьезная. Страшно в больницу отправлять такого маленького.

— Ничего страшного, — возразила Маша. — У меня мама в больнице работала. Там всем хорошо помогают.

Лада оглянулась и сказала совсем тихо.

— Нет уже никакого ребенка, девочки. Умер в больнице на следующий день, как его туда забрали. Там же и кремировали. Они сказали: он бы все равно рос отсталым… Может, и отсталым, но он живой был, и шевелился, и грудь сосал… А на следующий день — всё.

Маша и Наташка некоторое время молчали, не зная, что ответить на такое признание. Губы у Лады дрожали, хотя она старалась не привлекать внимания остальных работниц и держаться спокойно.

— Не надо было мне его из рук выпускать, ты правильно сказала, Ната. Но теперь уж что… Ладно, не могу больше об этом говорить. Вы тоже помалкивайте, ладно? Не хочу, чтобы все это тут обсуждали.

— Конечно, мы никому не скажем. Только вспомните, девочки: в прошлом году у Галины ребенок в больнице сразу умер. Тогда тоже врачи сказали, что он какой-то не такой родился.

— Ната, молчи лучше. Галина молчала, и я выступать не буду. Все равно теперь ничего не исправить. Никому нет дела…

Перерыв закончился, девушки вернулись на свои места. Маша механически продолжала перебирать плитки, а сама то и дело невольно поворачивалась к Ладе. Что она сейчас чувствует? Наташку, скорее всего, одолевали те же мысли. Время от времени они пересекались с Машей взглядами и тут же отводили глаза. Чужая тайна не давала отвлечься.

В зал для собраний согнали население всех цехов, кроме тех, где производство нельзя было оставить без присмотра. Люди сидели на длинных скамьях, некоторые переговаривались, но большинство устало молчали. На стене висел портрет Лидера в узорной пластиковой раме. Похожий портрет Маша накануне видела в мастерской у друзей Яна. Правда, там Лидер был в коричневом френче, а не в сером, и фон чуть посветлее, но все равно сходство бросалось в глаза. Как будто оба портрета рисовали по одному шаблону. Скорее всего, так и было на самом деле.

Прямо под портретом Лидера, за длинным столом расположился главный директор завода, вечно угрюмый человек с выбритой до зеркального блеска маленькой головой. Можно предположить, что он (как и множество руководителей разного ранга) тратил время на регулярное бритье, подражая Лидеру. Рядышком разместились другие директора, не главные, а так, обыкновенные. Их было четверо.

Глава 10

В вагоне метро почти пусто, час пик давно миновал. И можно разговаривать, не понижая голоса.

— «Патриаршие» — это сектор когда-то такой был? Или что? — спросила Маша у Яна.

— Нет, не сектор… Погоди, давай выйдем через две остановки, и все увидишь сама.

Они выскочили из вагона, поднялись по лестнице и вскоре оказались на большой площади. Маша сюда до сих пор ни разу не заглядывала. Примерно посередине территории с остатками нескольких разрушенных и полуразрушенных зданий виднелось углубление.

Ян вытянул руку вперед.

— А теперь смотри. Вот это — Патриаршие.

— С чего ты так решил? Совсем не похоже.

— Раньше здесь было по-другому, ясное дело. Но все равно кое-что осталось. Подойди-ка сюда.

Он подвел ее к краю широкой ямы. Дно устилали слои самого разнообразного мусора, поэтому трудно хотя бы примерно определить глубину этого второго уровня площади.

— Здесь когда-то был пруд.

— Такой огромный?

— Ну да. А вокруг росли деревья, и люди гуляли.

— Невозможно поверить.

— Погоди…

Ян за руку подвел Машу к прямоугольному возвышению. На таких каменных прямоугольниках прежде стояли памятники.

— Залезай сюда и посмотри сверху.

— Ну и что изменилось? Ничего.

— Да, постамент слишком низкий. Давай повыше поднимемся.

*****

— Зачем ты меня сюда тащишь? — ворчала Маша, нехотя следуя за Яном по закопченной лестнице в полуразрушенном доме. — Какая разница, откуда смотреть на эту груду мусора?

Но Ян все-таки подвел ее к окну, вернее к оконному проему на третьем этаже. Комната с голыми, покрытыми трещинами стенами, часть досок на полу выдрана. Когда-то здесь жили люди, но сейчас вряд ли кто-нибудь соблазнится такой жилплощадью.

— А теперь что скажешь?

— Очень большая и глубокая яма с мусором. Наверно, полсектора занимает. А что я еще должна сказать?

— Закрой глаза и представь: сейчас светит солнце… не то, которое иногда выглядывает из-за туч, а настоящее — жаркое, желтое… Внизу все зеленое, деревья шелестят листьями. А прямо перед тобой огромный пруд. Присмотрись: вода — как зеркало…

Маша честно попыталась представить эту фантастическую картину.

— Теперь медленно приоткрой глаза.

Она послушалась, и вдруг внизу за окном что-то блеснуло, будто и правда зеркало. Темная поверхность бывшего пруда сверкала. Неважно, что это были обломки стекла, разбросанные повсюду. Издали они казались солнечными бликами на воде.

— Видишь?

— Да! Как здорово!

Маша прищурилась, и ей показалось, что вокруг сияющей воды зеленеют деревья, и небо уже не серое, а голубое, такое, как рисовали на картинках в старинных детских книжках. Солнце светило настолько ярко, что даже приходилось щуриться и смотреть сквозь ресницы. Яркое, жаркое, желтое солнце. Стало так тепло…

Ян стоял рядом, прижавшись к оконному проему, совсем-совсем близко, тоже смотрел на улицу.

— Ты все это видишь? — прошептала Маша.

— Да. Деревья зеленые, а на ветках сидят птицы.

Он наклонился и поцеловал ее в щеку, потом в губы.

Маше стало еще теплее, и она отстранилась не сразу. Должна была отстраниться, ведь поцелуи с чужими мужчинами ни к чему хорошему не ведут. Это настойчиво твердила наставница в выпускном классе. И все же, было приятно.

— Прости, я не…

— Ничего, не надо извиняться. Я не сержусь.

Свет солнца, которого на самом деле не существовало, медленно угасал. Хотя все вокруг снова стало серым, Маше не было больно, как случается, когда реальность прямо на твоих глазах разрушает временно ожившую мечту. Пусть Патриаршие — всего лишь куча мусора, но теперь понятно, какими они были прежде. Может, когда-нибудь они снова станут настоящими?

— Пойдем? — спросил Ян.

— Погоди.

Маша пошарила в оконном проеме, взяла маленький камешек, положила в карман.

— На память возьму. О деревьях и солнце. Ян, мы ведь куда-то в другое место сначала ехали?

— Да. Нас Богдан в гости пригласил.

— Слушай, а зачем он такие длинные волосы отрастил?

— Маш, ты у него сама спроси, если любопытно.

— Мне неудобно.

— Наверно, ему просто так нравится, — усмехнулся Ян. — Вкусы у людей разные. Некоторым ведь наоборот нравится лысая голова.

— Ты на кого намекаешь?

— На твоего хваленого Лидера и на одну его поклонницу. А сейчас ты меня наверняка ударишь.

— Вот еще! Мне совсем не хочется.

— Какая же ты после этого поклонница Лидера? Предаешь свой идеал.

— Ян, хватит ржать! Что смешного?

Маша возмущалась, хотя самой почему-то тоже хотелось рассмеяться.

Ян побежал вниз по лестнице, Маша бросилась за ним. В одно мгновение миновали два пролета, и перед самым выходом Маша все-таки Яна нагнала. Или он сам притормозил. На улице она уже привычно держалась за его руку. Маше нравилось, что Ян такой высокий по сравнению с ней, нравилось задирать голову и заглядывать ему в глаза.

— Я теперь, когда снова попаду в свой парк, буду представлять, что в бывшем бассейне блестит вода. Так ведь тоже когда-то было.

Снова в метро… На этой ветке пассажиров набралось побольше, и болтать стало неудобно. Хотя вполне достаточно просто находиться рядом...

Глава 11

Через узкие улочки и тихие дворы добрались до четырехэтажного бетонного здания. Вид у него был заброшенный и явно нежилой. Похоже, это какое-то учреждение, из числа тех, что после Атаки подверглись такому разрушению, что приводить их в порядок и использовать дальше не имело смысла.

Ян несколько раз подряд коснулся едва заметной панели на стене, распахнул тяжелую дверь. Поднялись на третий этаж, оказались в длинном коридоре, в который выходило множество дверей. Одну Ян открыл, и они с Машей зашли в просторную светлую комнату. За столом, заваленным инструментами и железным хламом, сидел Богдан, сосредоточенно ковыряясь маленькой отверткой в какой-то детали.

— Я уж думал, вы не придете.

— По дороге еще кое-куда заехали.

— Как там погода?

— Как всегда, само собой. Что за дурацкий вопрос?

— Да я вторые сутки отсюда не выхожу. Показалось, что дождь шумит. Хоть какое-то изменение.

— А в окно посмотреть не мог? — изумился Ян.

— Некогда было. Ты же знаешь, у меня работы выше крыши.

— Ты и здесь плакаты делаешь? — поинтересовалась Маша, хотя работа Богдана совершенно не походила на то, чем занимались друзья Яна в мастерской. Возможно, какие-нибудь крепления и рамки мастерит?

— Нет, что ты! Из меня плакатчик никакой, я просто у ребят в мастерской числюсь. Иногда только там появляюсь. А так я совсем другим занят. Видела когда-нибудь прежние машины?

— Что ты имеешь в виду?

— Вот, например…

Богдан кивнул на другой стол, где, как сперва показалось Маше, стояла большая коробка. Однако это был некий прибор, видимо, из старинных. Бледно-серый пластик или металл, одна стенка почти полностью сделана из темного непрозрачного стекла.

— Что это?

— Раньше такие устройства называли компьютерами.

— Смешное слово.

— Он работает, между прочим. Сейчас включу.

Богдан нагнулся, нажал на кнопку другого ящика, стоявшего прямо на полу. Раздалось гудение, что-то пискнуло. Потом надавил на кнопку первого ящика. По темному стеклу пошла рябь, вся поверхность засветилась…

Маша наблюдала за происходящим, затаив дыхание.

Крупные буквы растворились на посиневшем стекле, а дальше на нем проступили загадочные яркие значки.

— И что теперь?

— Можно что-нибудь напечатать, как на машинке, или картинки посмотреть, или поиграть. Это самое примитивное. Хочешь попробовать?

Он усадил Машу за стол, подвинул поближе к ней доску с буквами.

— Жми на клавиши.

На белом листе, который выскочил на экран, заметались буквы, которые выбирали непривычные Машины пальцы.

— Чудеса какие-то… Даже страшно…

Она встала из-за стола.

— Во времена перед Атакой такие компьютеры считались давно устаревшими. Работали на других, с плоскими экранами. Из них, скорее всего, ни один невозможно восстановить. Они были совершенные, но хрупкие. Ведь почти всю технику, которая уцелела, уничтожили.

— Кто?

— Чистильщики. Была такая секта. Не слышала?

— Вроде что-то такое... Точно не помню. Но ведь их сейчас уже нет?

— Да, в наше время им уже делать нечего, они свою задачу выполнили. Когда люди начали выбираться из убежищ, сначала мародеры появились, потом городские странники… А дальше — чистильщики. Вот эти никакой выгоды для себя не искали. Просто уничтожали все, что привело к войне. Так они считали. Технику, книги, дорогие вещи. Особенно технику ненавидели. Встречались среди них всякие сильные личности. Они умели влиять на остальных, собирали вокруг себя людей. Их считали пророками. А люди тогда были совсем отчаявшиеся, озверевшие, метались по Городу, крушили все, что не успели прибрать мародеры.

— Откуда ты знаешь? — спросила Маша. — В школе на истории ничего похожего не рассказывали.

— Про странников тоже не рассказывали, но ты ведь не сомневаешься, что они есть. А насчет чистильщиков осталось много записей.

— Маш, ты не сомневайся, Богдан в курсе. И вообще он в сто раз умнее меня.

Маша усомнилась, что этот странный парень с тихим голосом и отстраненным взглядом в чем-то превосходит Яна, но высказывать свое мнение вслух не стала.

Богдан продолжил:

— Их пророки учили: все беды пошли от излишеств, от прогресса, от того, что человек стал слишком много знать и уметь. Толпе нравилось это слышать. Короче, громили все подряд. Врывались в бывшие институты, школы, библиотеки, магазины, музеи. То, что не разрушила Атака, разрушили чистильщики. Здесь тоже в свое время разгулялись. Я этот компьютер из нескольких собрал. Ну, из остатков. Целый месяц возился, пока он заработал. Тут раньше институт находился, и компьютеров было полно. Только в основном все с плоскими экранами. Целые горы обломков… А устаревшие в подвале стояли, видать, ими уже не пользовались, просто не выкидывали. Там чистильщики тоже побывали, но не особо крушили, да и техника покрепче оказалась. Во всяком случае, кое-что уцелело. Постепенно разбираю залежи. В общем, работы тут у меня непочатый край. Когда случайно сюда попал, не догадывался, что здесь столько всего… Здание заброшенное, стоит на отшибе, стражники не заглядывают. Даже если нагрянут, у меня сигнализация проведена, заранее узнаю. А эта комната блокируется.

— Я же говорил, что Богдан технический гений, — вставил Ян.

— Не захваливай. Но мне так нравится с этими железяками возиться… Может, в конечном итоге что и получится путевое. Сейчас еще один компьютер собираю. Тут, можно сказать, идеальные условия. Генератор есть, инструменты тоже. Время от времени ребята заглядывают помочь, правда, от них толку мало, больше отвлекают.

Глава 12

Все-таки она решилась отправиться в эту загадочную Падающую башню…

Родителям сказала, что в цеху аврал, и придется выйти в смену не утром, а уже накануне вечером. Выскользнула из дома, нырнула в метро, вышла на нужной станции. Было еще совсем светло, и Яна с Богданом можно было заметить издалека, они сидели на сложенных в штабель досках неподалеку от Башни.

Ян тоже увидел Машу, махнул рукой.

— Мы слишком рано пришли. Подождем немного.

Терпеливо ждали, когда наступят сумерки. Впрочем, опасности и сейчас не предвиделось. Прохожих было не слишком много, а те, что появлялись поблизости, не задерживались. Какое им было дело до двух парней и девушки, которые беззаботно беседуют и, возможно, собираются куда-то залезть? Горожане предпочитали не смотреть по сторонам, в уличные истории не ввязываться и передвигаться как можно быстрее. Мимо протопала группа стражников, однако тоже не проявила ни малейшего интереса.

Маша, задрав голову, любовалась на громадную Башню. Та отдаленно напоминала странную птицу с очень длинной, вытянутой вверх шеей, кривым клювом и неряшливо обрубленными крыльями. Правое крыло-пристройка почти полностью разрушилось, зато левое выстояло. На темном покосившемся шпиле кое-где выделялись вставки из мутного желтого стекла. Возможно, прежде они покрывали шпиль полностью, а сейчас большая часть вывалилась. Но все равно искалеченное здание притягивало своей грандиозной красотой.

— Я в детстве часто здесь проходила с мамой. Каждый раз засматривалась. Просила ее как-нибудь зайти внутрь, она вроде обещала, но...

— Снаружи все двери забиты.

— А как же мы туда попадем?

— Другой вход есть, сбоку.

Они легко проникли в Башню через замаскированный пластиковыми щитами проем в стене правого пристроя. Мощный фонарь, который прихватил с собой Богдан, освещал широкие коридоры, бесконечные, сменявшие друг друга залы, высоченные потолки. У Маши и Яна тоже были с собой фонарики, как практически у всех обитателей Города. Каменный пол местами покрывала засохшая грязь, сама уже напоминавшая камень. При каждом шаге в воздух взлетали частички пепла.

— Чистильщики тут все, что могли, сожгли, — пояснил Богдан. — Расколотить не так уж много чего получилось. Не тот материал.

И в самом деле, трудно было представить, как можно всерьез повредить толстые колонны или выдрать фрагменты пола. Так что рисунок на полу, составленный из огромных квадратов и ромбов, остался в неприкосновенности. Зато там и сям валялись осколки стекла. С потолков свисали металлические остовы причудливой формы. Вот и все, что осталось от массивных люстр, чьи обломки поблескивали внизу.

— Неужели не жалко было разбивать? — удивилась Маша.

— Чистильщики вряд ли что-то жалели.

— Это же не стекло, а хрусталь! — она наклонилась и подобрала с пола прозрачный обломок, напоминавший по форме капельку. — У нас дома такая вазочка была. Ничего, если я возьму?

— Конечно. Тут все ничейное.

Обстановка напоминала разоренный дворец из старинной сказки. Будто ворвались в сказочный дворец злые разбойники, покуражились, а после оставили его разрушаться и зарастать паутиной. В детстве Маше читали вслух сказки на ночь — то родители, то старший брат. Эти воспоминания вроде бы спрятались в дальний уголок памяти, а сейчас вдруг снова возникли. Вместо паутины дворец атаковали пепел, грязь и запустение. Какими были эти чистильщики, что разорили Башню? Крушили и поджигали с криками и воплями, кружились вокруг пылающих костров или просто молча делали свое дело? Теперь уже без разницы. Спалили даже деревянные панели на стенах. И никто здесь не живет уже много-много лет…

Богдан свернул на лестницу.

— Высоко подниматься?

— Нет, на третий этаж. Я туда кое-что в прошлый раз с верхних этажей спустил. Сейчас только разобрать.

— А сколько всего этажей?

— Много, Маш. Честно говоря, даже не считал. Мы сегодня высоко залезать не будем. Здесь раньше, само собой, лифты были. Сейчас от них только шахты остались. Прямо загадка, как чистильщики с лифтами расправились.

Богдан передвигался по полутемному пространству уверенно, заметно было, что он здесь уже не впервые.

На третьем этаже Маша заглянула в одну из открытых дверей и сразу, испуганно ойкнув, отскочила. На полу, совсем рядом с порогом, валялась целая груда костей. Куски позвоночников, мелкие черепа странной формы и прочие не слишком приятные фрагменты.

— Это животные какие-то. Здесь, похоже, что-то вроде музея было. Видишь, таблички с надписями. Ничего страшного.

— Я не боюсь, просто неожиданно.

Маше еще в раннем детстве довелось увидеть немало костей, причем человеческих. Когда обрабатывали подвал в доме, где жила ее семья, во двор вытащили несколько скелетов, и они около недели так и оставались лежать на земле. Жильцы торопливо проходили мимо, опустив глаза. Потом скелеты то ли увезли на утилизацию, то ли закопали где-нибудь поблизости. Скорее всего, останки людей, которых Атака застала на улице. Они бросились спасаться в открытый подвал дома, а через некоторое время вход зачем-то завалили каменными блоками (кажется, это сделали военные), и все оказавшиеся там постепенно умерли без воды и еды, да еще от нехватки кислорода. Их судьба уже никого не трогала.

Маша передернула плечами. Нет уж, лучше про такое не вспоминать.

Тем временем Богдан завел их в квадратную комнату в самом конце коридора. В одном углу — свалка обгоревшей мебели, в другом — скопище разбитых компьютеров и вывалившейся из них начинки, переплетенное разноцветными проводами.

— Вот, здесь полно всяких деталей, которые могут понадобиться. Если поможете разобрать по образцам, будет здорово.

Работа затянулась. Они добросовестно шарили в груде искореженной техники, распутывали провода, вытаскивали мелкие фрагменты и сверяли с образцами, которые Богдан положил рядышком. Ему, разумеется, было проще, он-то знал толк в технике, а вот добровольные помощники, особенно Маша, быстро выдохлись и заскучали. В конце-концов Богдан, который сам увлекся не на шутку и явно не собирался в ближайшие часы покидать обретенные сокровища, предложил:

Глава 13

Ян поколдовал над кодовым замком буквально минуту. Тот тихонько щелкнул и сдался.

— Ого, ты так с любым замком можешь справиться?

— Почти с любым. Ну как, спустимся?

— А нас Богдан не потеряет?

— Богдан сейчас весь в своих железках, его за уши от них не оттащишь. Он про нас забыл давно. Вспомнит только, когда сами вернемся.

Они зашли в темное помещение за дверью, спустились еще на несколько ступенек.

— Мне кажется, ничего тут такого уж интересного нет. Сплошная темнота и пустота… Наверху гораздо лучше.

— Зачем-то ведь эту дверь запирали. Значит, неспроста. Совсем немного пройдем, всегда можно вернуться назад.

Ян повернул рычажок на корпусе фонарика, и тот начал гореть заметно ярче.

— Только бы не заблудиться…

— Не заблудимся, Маш. Я хорошо ориентируюсь.

Ян случайно задел квадратную панель на стене. Вспыхнул мощный свет, загорелись плоские лампы на потолке.

— Ничего себе! Откуда тут электричество? Все же уничтожили давно.

— Так светло… как днем, даже светлее. На небе ведь облака постоянно, — восхитилась Маша.

Однако и при свете в помещении не нашлось ничего примечательного. Голые стены, серый цементный пол. Дальше виднелась еще одна дверь.

— Посмотрим, что там?

— Давай.

Дверь была не заперта. Она вела в освещенный лампами длинный коридор, который вскоре свернул направо. Перед ними оказалось два пути: прямое продолжение коридора и узкий коридор, который явно следовал куда-то еще ниже, уровень пола там постепенно понижался.

— Куда теперь?

— Вниз страшновато.

— Маш, я же с тобой. Давай рискнем. Нет, если боишься…

— Да ничего я не боюсь!

Спуск, хоть местами и крутой, не казался опасным. Самый обычный коридор со светлыми, ровными, чистыми стенами. Ян заметил еще один выключатель, нажал, и вдалеке снова вспыхнули потолочные лампы.

— Так можно бесконечно идти.

— Ладно, еще чуть-чуть продвинемся и обратно. Заметила: воздух не затхлый, наверно система вентиляции хорошая, и сухо здесь. И крыс не видать.

— Вот только крыс не хватало. Бррр…

Маша обожала кошек, собак и атомных свинок. Еще птиц, которых в Городе в последние годы расплодилось огромное множество. Возможно, других животных она бы тоже полюбила, хотя и не встречала никогда. А вот крысы, иногда мелькавшие в метро или на улицах целыми стаями, вызывали у нее оторопь и ужас. Многие Машины знакомые верили, что часть городских крыс после Атаки мутировала, и теперь готова в любой момент напасть на первого попавшегося одинокого прохожего. Маша тоже так считала, поэтому предпочитала держаться от пронырливых грызунов подальше.

— Скорее всего, в этом подземелье было убежище, поэтому все так тщательно отделано.

— Тогда получается, что люди, которые в Башне жили или учились, не погибли?

— Если знали про убежище и успели спуститься, то да. Но мне кажется, если бы так много людей здесь прошло, следы бы все-таки остались. Могли какие-то вещи в суматохе обронить, например. А здесь как будто вообще до нас никто не побывал. Смотри-ка, Маш…

Ян наклонился и поднял с пола блокнот в черной кожаной обложке. Страницы склеились от времени, чернила полиняли, но отдельные слова и цифры при желании еще можно было разобрать.

— Тут схемы, таблицы, записи. Потом как следует посмотрим, что тут написано.

Спуск закончился. Дальше они шли уже по совершенно ровному полу.

— У меня такое впечатление, что мы бродим по кругу.

А потом после долгого блуждания, которое им порядком надоело, перед глазами возникла лесенка с узкими ступенями, ведущая наверх.

— Поднимемся?

— Давай.

Случайные исследователи подземелья быстро вскарабкались на тесную площадку перед металлической дверцей.

— Закрыта?

— Не проблема.

— Но тут ведь даже замка нет! Как она вообще запирается? Может, ее заварили?

— Нет. Смотри, тут кодовая панель, дверь просто захлопывается. Придется повозиться, но никакой инструмент специальный не нужен. И новый код можно ввести. Погоди минутку.

Под пальцами Яна замелькали цифры и буквы, и вот уже дверь приоткрылась. Послышался шум проезжавшего поблизости паробуса, чьи-то торопливые шаги по асфальту.

— Куда же мы попали?

Шаги стихли, больше никаких звуков снаружи не доносилось.

Ян осторожно выглянул. Прямо напротив, на фоне вечернего неба выделялся силуэт Башни, который ни чем было не спутать.

— Нормально! Действительно ходили по кругу.

Они оба высунули головы на улицу и осмотрелись. Металлическая дверца снаружи была искусно замаскирована каменными пластинами и, будучи закрытой, ничем не отличалась от поверхности постамента, на котором когда-то находился памятник. Маша приметила этот постамент, еще когда шла к Башне от метро.

— Ну что ж, — глубокомысленно заметил Ян. — Куда-то мы все-таки пришли. Может, этот ход когда-нибудь и пригодится. Кстати, ведь коридор дальше идет, и раньше тоже попалась развязка. В следующий раз прогуляемся. А сейчас двинем назад, а то Богдан уже наверняка все железки перебрал.

Обратный путь показался заметно короче. Когда вышли из двери на первом этаже, Ян снова повесил замок на прежнее место.

*****

— Богдан, ты домой собираешься?

— А?

Тот с досадой обернулся.

— Что-то вы слишком быстро. По этажу гуляли?

— Почти. Заодно нашли подземный ход.

— Здорово. А я пока тут отобрал кое-что. Только самое необходимое. — он показал на целую россыпь всевозможных деталей. — И вот еще какую штучку зацепил.

Штучкой оказался неизвестный прибор в виде плоской коробочки с кнопками и крошечными круглыми вставками из прозрачного пластика.

— Что это такое?

— Сам не понял. Прихватим на всякий случай. К нему некоторые провода подходят, их тоже обязательно надо взять.

Все, что отобрал Богдан, распихали в три матерчатые сумки, Маше досталась самая легкая. Богдан с сожалением оглядывал обломки железа и пластика, которые оставались на месте.

Глава 14

Стражник точно не принадлежал к самым легконогим и выносливым обитателям Города. Во всяком случае, совсем скоро начал пыхтеть и задыхаться.

— Стоять, я сказал!

Маша на мгновение обернулась, заметила, что он шарит в кармане, видимо, пытаясь на бегу вытащить оружие. Сердце екнуло, но в этот момент Ян потянул ее вперед, и они понеслись по пустой темной площади, легко оторвавшись от преследователя. Стражник безнадежно отстал, а с пистолетом произошел какой-то конфуз. На всякий случай беглецы еще попетляли по безлюдным закоулкам и дворам. Потом перешли на быстрый шаг, а дальше уже можно было идти совершенно спокойно.

— Почему когда я с тобой, мне все время приходится удирать? — устало выдохнула Маша.

— Так уж совпало.

— А с какой стати мы вообще побежали? Ничего ведь противозаконного не делали. Или у тебя не было с собой карточки гражданина?

— Была. А еще у нас с собой были сумки с деталями.

— Но ведь это не преступление, сам же говорил. Эти железки все равно валяются никому не нужные. Что за ерунда!

— Лучше лишний раз не нарываться.

— Как ты думаешь, Богдана не поймали?

— Нет, конечно. Он быстро бегает, когда надо, хоть весь из себя такой заторможенный кажется. Ты обратила внимание: эти стражники в какой-то другой форме? И вообще не похожи на обычных патрульных. От обычных так просто не оторвешься, а наши уже старые оказались и нетренированные. Слышала, какая у того старикана одышка? Наверно, ветеран бдительности, из тех, которые целыми днями в конторе штаны протирают. Непонятно, как их сегодня на улицу занесло.

Маша пожала плечами.

— Какая разница? Главное, чтобы у нас неприятностей не было. Ты уверен, что они нас не опознают и не будут разыскивать?

— Уверен. Мне кажется, у стражников людей стало не хватать, вот и отправляют всяких канцелярских крыс дежурить на улицы. Похоже, скоро начнется.

— Что начнется?

— Сама увидишь. Перемены начнутся.

— Ян, вообще это все неправильно. Я не собираюсь носиться по Городу и прятаться от стражников. Они же представители Лидера. У меня никогда не было проблем со Всеобщим Милосердным…

Ян молча поставил обе сумки на асфальт и поцеловал Машу в губы. Стояли обнявшись, разгоряченные бегом, и никуда не хотели уходить с пустынной улицы, где заброшенные дома темнели окнами без стекол. Оторваться друг от друга было почти невозможно, но через какое-то время Маша все-таки умудрилась выскользнуть из объятий Яна.

Говорить о том, что сейчас произошло, было неловко. Лучше просто-напросто сделать вид, будто все идет как обычно.

— Где мы вообще? Далеко забежали?

— В восемнадцатом секторе. До станции близко, и метро еще работает.

— Я никогда не бываю на улице в такое время. Только если смена поздно заканчивается. Но там ведь дорога знакомая.

На этот раз Маше в кои-то веки удалось попасть в квартиру незамеченной. Свет нигде не горел, значит, родители уже улеглись спать. Сняла плащ и платок, стянула с ног сапоги. Не помешало бы поставить чайник и перекусить. Она тихонько двинулась на кухню. Когда проходила по коридору мимо родительской спальни, ей послышались странные звуки. Не задумываясь, заглянула в открытую дверь и застыла на пороге.

На широкой кровати сплелись смуглое мужское и казавшееся по контрасту с ним почти белым женское тело. В окне светила луна, поэтому Маше было отчетливо видно все, вплоть до испарины на голой коже. Мышцы на мужской спине ритмично перекатывались, длинные волосы женщины разметались по подушке. А стоны становились все громче, удивительно, как Маша не услышала их еще в прихожей. Было почти невозможно поверить, что охваченная любовной горячкой пара — родители, как правило, спокойные и даже холодноватые. Но в этой картине не было ничего постыдного и развратного. Это было красиво.

Маша, позабыв про ужин, шагнула обратно в коридор, пока ее не заметили, и юркнула в свою комнату. Свернувшись клубочком под одеялом, она вспомнила о том, как в выпускном классе и на курсах бдительности все упорно твердили, что половая связь оправдана лишь в целях продолжения рода…

*****

Утром, когда Маша зашла на кухню, там уже аппетитно пахло. На жестяной печке шипела раскаленная сковородка.

— А ты как дома оказалась? — искренне удивилась мать.

«Значит, не заметили меня», — с облегчением подумала Маша.

— Я вернулась очень поздно. Генератор опять сломался, и нас до утра отпустили. Не стала вас будить, сразу спать легла.

Почувствовала, что краснеет, и отвернулась.

— Вот и замечательно. А я уже успела блинчики испечь. По-моему, неплохо получилось, мука почти без примесей попалась.

Она поставила перед дочерью глубокую миску, в которой млели лоскутки подрумяненного теста, застегнула верхнюю пуговицу на своем узком халате с полинявшими цветочками. Темно-каштановые волосы, обычно закрученные в тугой пучок, сегодня свободно спускались на плечи. Маша вдруг заметила, какая у матери тонкая талия, а бедра и грудь почти как у девушки. Плавные движения, спокойное лицо… Повязки на запястьях она уже сняла, остались только небольшие полоски пластыря. Мать рассеянно улыбалась и смотрела куда-то мимо Маши, в окно, за которым клубились облака.

— Тебе сегодня с утра на работу?

— Само собой, — ответила Маша, подхватив верхний тонкий кусочек теста. — Опять на сутки.

— Может, попробовать поискать другую работу? Это, правда, сложно и без особой причины трудно уволиться, но стоит попытаться. Тяжело ведь так сутками пахать.

— Я не очень сильно устаю и привыкла уже. Зато потом целые сутки или даже больше делаю, что хочу. — Маша дожевала блинчик, отхлебнула чай из чашки. — Вкусно. Это уж получше, чем всякие брикеты.

— Говорят, норму выдачи брикетов скоро уменьшат. Режим экономии... А, перебьемся как-нибудь, — мать небрежно махнула рукой. — Еще много вещей осталось, которые можно на продукты обменять. Нам все-таки повезло со старшими поколениями...

Глава 15

Хлопнула дверь ванной. Потом на кухне появился отец.

— Это что за сюрприз? Машка, ты же сегодня в ночь должна была работать.

— Их отпустили до утра. Генератор приказал долго жить.

— Что, совсем накрылся?

— Да нет, пап, починят.

Он снял влажное полотенце, которое висело у него на шее, забросил на крючок. Сел за стол, потянулся к миске с блинчиками. На руке под рукавом футболки отчетливо проступили крепкие мускулы. Маше почему-то пришло в голову, что у Яна наверно, такие же мускулы и золотисто-смуглая кожа. Смуглая по сравнению с женской… Только отец был блондином, а у Яна темные волосы. У самой Маши цвет волос и глаз в отца, но кожа очень светлая, как у матери. Тоже рядом с Яном казалась бы почти белой. Да что такое, почему Ян постоянно проникает в ее мысли? И почему родители выглядят такими беззаботными и так внезапно помолодели? То есть, конечно, не кажутся ее ровесниками, но складывается впечатление, что они не намного старше. Красивая пара… Интересно: они занимаются этим всякий раз, когда дочь работает в ночную смену или вчера на них что-то нашло после долгого перерыва? Маша скорее склонялась ко второй версии.

— Машка, ты когда в следующий раз будешь с работы поздно вечером возвращаться? Если в четверг, то я смогу встретить.

— Да не надо, пап, я сама еще пока толком не знаю. У нас последнее время какая-то чехарда. Начальство мечется, все меняет без конца. Сегодня вроде бы должны точный график на неделю объявить, потом скажу. Хотя меня встречать не надо. Тем более…

Маша чуть не проговорилась, что со следующей ночной смены ее собирался встретить Ян. Не из соображений безопасности, а исключительно для того, чтобы пообщаться. Она так и не решилась рассказать родителям о новом знакомстве. Почему-то инстинктивно предчувствовала: они вряд ли будут в восторге.

— В общем, сама доберусь… Или опять стреляли?

— Здесь вроде тихо пока. Но у нас в бригаде говорили, что в пятнадцатом секторе облавы начались со стрельбой. Пришли кого-то арестовывать, а тот не сдался, да еще и в ответ огонь открыл. Отбился и ушел по крышам. Молодец!

— Пап, да что ты такое говоришь?! Он же напал на представителей…

— Ладно, принцесса, я пошутил. Смотри на работе не проболтайся, что твой старый папаша начал бунтовать дома на кухне.

— Ты не старый.

— Маш, я вчера случайно в шкафу нашел один листок. Твой прапрадед написал…

— Это который профессором был?

— Да. Ты ведь знаешь, он когда-то в Падающей башне работал.

— Первый раз слышу. Ты никогда не рассказывал.

— Не может быть. Хотя да, точно. Сергею рассказывал, а тебе нет. Мой прадед был историком, изучал прошлое и студентам лекции читал.

Надо же, Маша только накануне была в Башне, где, оказывается, в далекие времена преподавал профессор Скворцов. Случаются же такие совпадения! Очень хотелось упомянуть об этом, но она вовремя смекнула, что не стоит распространяться о своих вчерашних приключениях. Особенно о ночной пробежке с участием стражника-ветерана.

Отец встал, вышел в коридор, через минуту вернулся с двойным тетрадным листком в руке.

— Вот. Я думал, ничего уже не осталось, а этот листок приклеился к ящику. Прочитай, только руки сначала вытри, это ведь можно сказать, семейная реликвия.

Маша положила на тарелку недоеденный блин, вытерла пальцы салфеткой. Листок был старый-старый, клеточки на нем стали бледными, едва заметными, но крупные размашистые фиолетовые буквы проступали четко.

«Когда-нибудь старушке Земле надоест терпеть неблагодарное человечество. Ураганы и цунами, извержения вулканов и наводнения… Да мало ли бедствий хранится в арсенале до поры до времени? А люди, увлеченные бессмысленными войнами и бесконечным потреблением, заметят опасность, когда уже поздно будет прятаться по благоустроенным убежищам.

Последний из сынов человеческих навсегда закроет глаза, и тогда все утихнет. Осядет пепел, впитаются в почву грязь и вода, океан отступит в свои прежние пределы. Трупы сгниют без следа, станут частью жирного чернозема, на котором расцветут роскошные цветы. Животные вылезут из глубоких нор, спустятся с горных вершин, расправят крылья бабочки, в небе замелькают птицы. Только своим любимцам Земля даст шанс выжить.

Пройдут сотни лет, растворятся мерзкие яды, сотворенные человеком, считавшим себя разумным. Замрут ядерные реакторы, зарастут лесами мегаполисы, разрушатся небоскребы. Лишь самые прочные здания еще продержатся и станут приютом для летучих мышей. Наши хваленые супердороги уступят место звериным тропам. По ним обитатели планеты будут передвигаться не спеша и никуда не опаздывая, потому что звери не ведают о времени.

Где-то там, в глубине развалин, сквозь все еще бронированное стекло будет мерцать в полумраке улыбка Джоконды. Может, хотя бы часть человечества могла считаться не такой уж тупиковой ветвью? Впрочем, от этой запоздалой мысли никому не будет ни холодно, ни жарко. Идеальный климат, никаких резких перемен, никаких катастроф… Ласковый ветерок, ласкающий изумрудные травы на бескрайних лугах, синий небосвод с невесомыми облаками...
И ленивый лев будет дремать рядом с ягненком, жмурясь на солнце.
Жаль, что мы с тобой этого не увидим…»

— Он не угадал.

— Думал, что на Земле наступит вечный рай без людей, а сейчас непонятно что, но зато с людьми.

— С тем, что осталось от человечества. От всех этих бесконечных миллионов и миллиардов.

— Вроде и не совсем ад, жить можно. Особенно, если не с чем сравнивать.

— Ты представляешь себе улыбку Джоконды?

— Мне твоей улыбки достаточно и Машкиной. Но в таком климате я бы с удовольствием пожил.

— Наверно, это средиземноморский климат… или умеренно континентальный.

— Как где-то на юге Старой Европы…

Маша допила чай, а родители все продолжали обсуждать полусказочную историю, записанную на листке в клеточку. Раньше Маша тоже замечала, что иногда реплики, которыми они обменивались друг с другом, были ей не совсем понятны. Вернее, не понятны совсем. Вот и сейчас. Тут же вспомнила про книжку о Патриарших, где ей тоже мало что было знакомо…

Глава 16

Геля и Богдан в мастерской отсутствовали, остальные встретили Машу приветливо, уже как старую знакомую. Макс и Димка с удовольствием бросили раскрашивать очередной транспарант, а Захар сказал:

— Маш, я в прошлый раз обещал портрет твой написать. Не против?

— Ох, я думала, ты тогда пошутил. Я бы не отказалась, конечно.

— Тогда прямо сейчас и начнем. Садись вот сюда, сегодня эскиз сделаю, потом в цвете поработаю. Ты ведь, наверно, хочешь портрет, написанный красками?

— Как получится, я не разбираюсь в этом. У меня даже фотографий нет, только одна детская.

— Да, фотографии нынче роскошь, мало кто может себе позволить.

— Зато Лидера каждый день снимают во всех позах, — вставил Димка.

— Нашел с кем сравнивать. Лидер — наше все и даже больше, — хмыкнул Захар. — Сними платок, Маш. И волосы распусти, они у тебя классные.

Маша устроилась на табуретке и постаралась принять подходящее, по ее мнению, для портрета выражение лица. Увлекательно было наблюдать за тем, как Захар водит карандашом по листу бумаги, закрепленному на куске фанеры. Время от времени художник прищуривался, вытягивал вперед руку с карандашом и снова с головой нырял в творческий процесс.

Ян прошелся по комнате, небрежно взглянул на появившиеся за последние дни плакаты и свернутые рулонами яркие лозунги.

— Вы работаете прямо без простоев. А Богдан так и не появлялся?

— Нет, — ответил Макс. — Мы сами к нему вчера нагрянули, а он нас практически выставил. Сидит в своей берлоге весь в железках и проводах, что-то паяет. Абсолютно невменяемый. Что уж вы там в Башне раскопали? Богдан теперь окончательно свихнется.

— Знаешь, всех настоящих изобретателей современники считали сумасшедшими.

— Может быть. Только он ведь не изобретает. Скорее, пытается восстановить то, что изобрели гораздо раньше.

— В наше время это можно считать изобретением. Богдан, кстати, не рассказывал, как за нами на обратном пути стражники погнались?

— Забыл, наверняка, тут же. А что случилось?

— Да ничего особенного. Два каких-то старикана увидели, что мы с сумками идем, заинтересовались. Ну, мы и рванули от них.

— Понятно. Сейчас вообще на улицы столько стражников повылезало... Даже в тех местах, где обычно не появляются.

— Надеюсь, в двадцатых секторах спокойно?

— Пока да. Я туда на днях наведывался. Все тихо-спокойно. То есть жизнь бурлит, но стражников нет.

Оба замолчали, и стало отчетливо слышно, как шуршит грифель по бумаге. Маша слегка подустала сидеть без движения, однако боялась пошевелиться, чтобы Захар не передумал ее рисовать.

Тишину прервало галдение птичьей стаи, которая стремительно промелькнула за окном. Птиц в Городе становилось все больше. То ли слетались из окрестностей, то ли начали размножаться с небывалой прежде скоростью. Кружили над крышами, шумно рылись в помойках, без устали носились в хмуром облачном небе. Мелкие птахи задорно щебетали и порой дрались между собой так, что пух и перья разлетались по округе.

— Целый день туда-сюда носятся, — недовольно бросил Макс. — Не галки с воронами, а какие-то мутанты оголтелые.

— Какие еще мутанты? Птицы и должны летать. Это же здорово, что природа оживает. Когда мы были маленькими, их не видно было, а сейчас полно. Город не может все время стоять мертвым. Наступает подходящий момент и…

— Ты у нас известный любитель природы… Между прочим, к Богдану не собираешься?

— В принципе можно, если только он и меня не пошлет.

— Тебя не пошлет, ты же самый умный из нас после него, он тебя уважает. Отнеси ему жратвы, а то ведь загнется. Сам-то не вспомнит. Гелька с утра пораньше макароны отварила с консервами и травой своей, которая на подоконнике растет. Вроде не очень отвратно, мы ели.

— Ладно.

Макс с Яном вышли на кухню, Захар отложил карандаш.

— Все, достаточно, хватит для первого раза.

Маша потянулась к эскизу, но автор его моментально перевернул и засунул в низенький шкаф с открытыми полками.

— Не смотри пока, потом покажу, когда уже что-то определится.

— А ты все время рисуешь? То есть я хотела спросить — с детства?

— Сколько себя помню. В школе мне вечно за это доставалось. На уроках преподов рисовал. Не в парадном виде, само собой. Однажды в выпускном классе за это чуть не вытурили. Уже готовили мне прямой путь в карьеры. Крупно повезло, что в последний момент передумали почему-то.

— У нас тоже из класса троих мальчиков туда отправили. С тех пор их больше никто не видел. Родители еще какое-то время, кажется, ездили на свидания, а потом перестали.

— Да уж, кто туда попал — отрезанный ломоть.

Маше было горько вспоминать давнее школьное происшествие. С одним из тех сосланных учеников они почти дружили. Во всяком случае, она старалась по возможности стирать его имя из списка опоздавших или прогулявших уроки, когда дежурила. А он не позволял другим мальчишкам дергать ее за косы и помогал пробиваться в очереди за продуктовым набором по ученической карточке.

Когда трое старшеклассников залезли в кабинет директора, вытащили журналы, где фиксировались все нарушения, и сожгли во дворе, скандал просочился далеко за пределы школы.

«Это не просто нарушение дисциплины или хулиганство, а бунт! — без конца повторял своим пронзительным голосом директор. — Открытый бунт, вызывающий, безудержный и наглый!» Он привык выражаться высокопарно. А еще считал своей обязанностью доводить до начальства малейшие отклонения от нормы в плавном и нудном течении жизни вверенного ему учебного заведения, где каждый день отсиживали положенные часы ученики от семи до четырнадцати-пятнадцати лет. Обычно такая стратегия успешно срабатывала, но на сей раз подвела, видать, случай был вопиющий. Директора сняли с должности, лишили всех наград и, по слухам, перевели трудиться на ферму, тоже на какую-то начальственную должность, хоть и мелкую. А школу вверили новому директору, который оказался еще хуже предшественника. Причем, по мнению учеников, гораздо хуже.

Глава 17

Макс не преувеличил, Богдан действительно весь без остатка ушел в свои изыскания. Даже не заметил вновь прибывших и не шелохнулся. Сгорбившись, сидел посреди заваленной металлоломом обители, никого не желая удостаивать общением. Технический гений сосредоточенно колдовал над разноцветными внутренностями какого-то развороченного блока.

— А если бы это были не мы, а стражники? — спросил Ян.

— Ты же условный сигнал набрал. Поэтому я дверь внизу и открыл, то есть на кнопку надавил.

— Открыл и забыл. Кончай работать, перекуси лучше, отвлекись. Ребята тебе кое-что прислали из съестного.

— А проволоку тонкую они не прислали, случайно?

— Нет.

— Я же просил…

— Знаешь, давай не ворчи. Проволокой сыт не будешь.

Богдан все-таки оторвался от своего неизбывного труда, разжег огонь в печке, перевалил макароны из пластикового контейнера в глубокую сковородку. Потом потянулся, пошевелил затекшими плечами, на несколько секунд снял очки и почесал покрасневшую переносицу.

— Ты прав, надо иногда перерыв делать.

— Что нового на техническом фронте?

— Вот, помнишь, я в Башне прихватил такую вещицу с кнопками…

— Коробочку? — вклинилась Маша, которой надоело все время обиженно молчать.

— Ну да. Это что-то потрясающее. Я здесь уже давно в одном кабинете записи нашел. Обрывки, журнальные страницы… Не все сохранилось, остается только гадать. Если не ошибаюсь и ничего не путаю, через эту «коробочку» можно было подключиться к сети.

— Что еще за сеть?

— Как бы тебе объяснить подоходчивей? Я сам до сих пор толком не понял, но… Короче, раньше через компьютеры можно было общаться друг с другом на расстоянии.

— Да ладно фантазировать!

— Почему фантазировать? Ты видела когда-нибудь рацию?

— Видела. У стражников в руках. И еще отец на прежней работе ремонтировал эти рации. Они ведь очень старые, то и дело ломаются.

— Вот. Это, конечно, совсем другое, но главное принцип уловить.

— А ты уловил? — иронически поинтересовался Ян.

— Пока нет. Но когда-нибудь…

— Постарайся побыстрей. Нам это может понадобиться.

— Уж как получится. Конечно, не факт, что от сети что-то осталось… Макароны будете?

— Нет, это все тебе, еще и на завтра хватит.

— Интересно, что там за кусочки в макаронах? — задумчиво произнес Богдан. — Неужели мясо?

— Можешь считать, что подарок прямо с фермы. Только с какой именно — загадка.

Среди мягких белесых трубочек макарон попадались темные волокнистые кусочки.

— Нет, соя, — хорошенько распробовав, констатировал Богдан. — Но, кажется, с мясным порошком.

— Вот бы как-нибудь побывать на ферме, посмотреть, из чего такое мясо мастерят, — сказал Ян.

— Ты тогда это самое «мясо» никогда в рот не возьмешь.

— Я слышала, — вмешалась Маша, — что ученые вывели новую породу скота, модифицировали коров, кажется. Так вот, у них практически нет мозга, нет потребности двигаться, и при этом они очень быстро растут. Только их пока мало. Когда появится больше, то продовольственная проблема будет решена.

Слушатели дружно рассмеялись.

— У кого мозга нет, — спросил Ян, — у скота или у этих ученых? А то я чего-то недопонял. И где ты такую ерунду слышала?

— На работе поговаривают. Официально пока не объявлено. Но Лидер недавно выступал и сообщил, что проблемы с продуктами уже почти решены… Не будет же он говорить просто так. Почему вы хохочете опять?

— Ну, ты и наивняк, Маша! Город в таком переплете, что скоро брикеты станут деликатесом.

Глава 18

Возле подъезда Маша вдруг заметила отца, который как раз открывал дверь. Конечно, он мог бы не оборачиваться, и все же обернулся. Будто почувствовал взгляд дочери. Сдвинув брови, уставился на Яна.

— Пока, — прошептала Маша и поскорее высвободила пальцы из руки своего провожатого.

Тот уловил, что она торопится с ним распрощаться не просто так. Послушно шагнул назад и моментально скрылся за домом. Отец и дочь зашли в полутемный подъезд вместе, молча поднялись по лестнице до четвертого этажа. Навстречу попалась любознательная соседка, при которой вступать в беседы было, по меньшей мере, неразумно.

Мать уже вернулась домой. Отец дождался, когда она выйдет в прихожую, и сухо поинтересовался у Маши:

— Что за тип тебя провожал?

— Так, парень один. Мы недавно познакомились. Он мне помог в метро, когда с Сергеем…

— Понятно. Ладно, тогда, наверное, не такой уж бандит, каким на первый взгляд кажется.

— С какой стати ты так его называешь? — Маша была готова вспылить. — Да он…

— Где он живет?

— В Околотюремном секторе.

— Великолепно!

— А что за предвзятость такая? Все горожане равны, вне зависимости от места проживания и профессии, — отчеканила Маша.

— Машка, радио больше не включай, или я его выкину на помойку. Ты прямо уже наизусть речи Лидера цитируешь.

— Выбрасывать радиоприемники строжайше запрещено.

— Все-то ты знаешь! Надя, ты хоть ей объясни, что прогулки с всякими неизвестными… Лично у меня слов нет. Я уже не справляюсь с собственным детищем.

— Погоди, Антон. Ничего ужасного не произошло. Машуля познакомилась с парнем, так она ведь взрослая уже. Раз он помог в трудную минуту, мы ему еще благодарны должны быть.

— Я очень благодарен и все такое. Только мне его физиономия почему-то сразу не понравилась…

— Просто тебе не хочется признать, что наша девочка выросла. Начала с кем-то встречаться… Да что тут такого? Я наоборот боялась: ее так обработали на этих идиотских курсах бдительности, что всю жизнь будет от противоположного пола бегать. Все девушки с работы наверняка уже с кем-то встречаются. Да, Маш?

— Почти все. Лику каждый раз возле проходной парень встречает, Ирину тоже и Валю. Даже Светку. Вот только Наташка одна пока…

Маша не ожидала, что мать ее поддержит, и такой поворот добавил ей уверенности. В конце концов, пора заявить: она давно уже взрослая дееспособная личность. Собственно говоря, Маша раньше не задумывалась, встречаются они с Яном или просто намечается нечто вроде дружбы. То, что они далеко не всегда понимают друг друга, было очевидно, но это еще не повод разрывать знакомство. Тем более, по указке отца, который Яна вообще не знает. Маша перешла в наступление.

— А вы ведь сами рано поженились. То есть я-то не собираюсь…

— Тогда было совершенно другое время, — отрезал отец.

— Какое другое? Скажешь, намного хуже, чем сейчас?

— Маша, лет двадцать пять-тридцать назад был сплошной кошмар, — вмешалась мать. — Да, у меня в твоем возрасте уже был маленький ребенок на руках. Но жизнь складывалась иначе. Вокруг все умирали, как мухи, многие мои подруги умерли совсем молодыми. Люди жались друг к другу, вместе казалось не так страшно. Если находилась пара, и потом появлялся здоровый малыш — это было невероятное счастье.

— Хочешь сказать, ты вышла за меня из-за страха? — улыбнулся отец.

— Нет, конечно, ты это отлично знаешь. Но Маша меня поняла. Сейчас не надо так торопиться, можно выбрать. Если этот парень из… неподходящей семьи…

— У него мать только. Отца странники убили, давно уже.

— Это ужасно. Но тебе стоит общаться с кем-нибудь поближе к нашему кругу. Кстати, меня на днях опять переводят на работу в больницу. Пока медсестрой, а потом посмотрим.

— Мам, я рада за тебя. Но при чем тут, с кем я встречаюсь? Ваш круг, не ваш, — какая разница, если Ян мне нравится? Да я и знакома с ним недавно, а виделись мы раза четыре… или пять.

— Ян, значит? Запомним, — сказал отец, но уже не так сердито. — И чтобы никаких любовных историй. Ты меня поняла?

Маша хотела возмутиться и заявить, что ее не за ту принимают, однако вспомнила историю Лады, которая раньше считалась строгой и недоступной.

— Конечно, пап. Мы видимся просто иногда. Мне с ним общаться интересно.

Среди ночи ее разбудил дождь, который вкрадчиво, точно пробуя свои силы, постукивал по подоконнику. Звук был не громкий, но настолько непривычный, что Маша выбралась из-под одеяла и подошла к окну. Дождь в Городе мог считаться редким, почти исключительным гостем. За все свои восемнадцать лет она видела дождь (настоящий, а не слабенькую морось), пожалуй, пару десятков раз. При этом визит дождя был далеко не желанным явлением, и угодить под неизвестно какой химией насыщенные струи никому не хотелось. Прохожие прятались кто куда. Те, кому обязательно нужно было выйти на улицу, укутывались в целлофан, надевали прорезиненные плащи, доставали из глубин шкафов старинные зонтики, еще помнившие те времена, когда под дождь было не страшно попасть. Времена, когда люди могли радоваться дождю и ловить ладонями шустрые прозрачные капли, давно миновали.

А между тем дождь, за которым наблюдала Маша, становился все сильнее и уже громко колотил по подоконнику. Во дворе, на освещенном тусклым светом фонаря асфальте виднелись лужи. Потом эти лужи будут медленно сохнуть, на асфальте останутся размазанные белесые отметины. А на оконном стекле выступят мутные полосы, которые придется оттирать тряпкой… Похоже, дождь зарядил на всю ночь.

Он в самом деле резвился на темной, насквозь пропитавшейся влагой улице почти до самого утра. Однако утром стекло оказалось прозрачным. Никаких химических следов. Странно…

Глава 19

Мать Яна не торопясь собиралась на работу. Пришивала оторвавшуюся пуговицу к своему темно-коричневому плащу, расчесывала густые волнистые волосы, зачем-то переставляла блюдца и чашки в шкафу, хотя там и так царил идеальный порядок. Они с сыном и его гостьей уже успели выпить чаю, причем на столе снова оказался пирог, который сладкоежка Маша оценила по достоинству. В этот раз стол накрыли в комнате хозяйки. Здесь было уютней, чем на кухне. Везде, где только можно, лежали пестрые салфетки, связанные хозяйкой из старых ниток. На стене висел коврик, сплетенный из тонких полосок ткани.

Хозяйка еще раз прошлась по комнате, надела плащ и туго затянула пояс.

— Ну, счастливо оставаться, а мне пора. Ты, Машенька, заходи к нам еще обязательно.

— Спасибо.

— Если без меня появится Павел, попросите его подождать. Договорились?

— Конечно, мам, — привычно ответил Ян, — не беспокойся.

После того, как входная дверь захлопнулась, они некоторое время молчали. Маше было неловко заговаривать о том, что она сейчас услышала, но ведь и не сделаешь вид, будто совсем ничего не замечаешь.

— Все более-менее нормально, — нарушил тишину Ян. — Я тебе говорил уже. На ее работе никто ни о чем не догадывается, к счастью. Она же только дома об этом говорит. Просто они с отцом очень любили друг друга. Я помню…

— Как Мастер и Маргарита? — откликнулась Маша.

— Может быть. А ты дочитала уже? Понравилось?

Маша вздохнула с облегчением. Разговор сам собой перекинулся на другую, более приятную тему.

— Даже не знаю, что сказать. Я все-таки многого не поняла, хоть и у отца спрашивала. Он как-то туманно отвечал. Про Москву почти все ясно, но вот про другой город и того пророка…

— Га-Ноцри?

— Да.

— Маш, там сложно все… Кстати, в двадцатых секторах тоже есть свои пророки.

— Не может быть!

— Честное слово. Бродят по улицам и пророчествуют. Кто хочет, слушает, остальные мимо проходят.

— Возьмешь меня туда как-нибудь?

— Как-нибудь возьму.

— А сегодня дашь еще что-то почитать? Ту книжку я в следующий раз верну, еще только последнюю главу просмотрю.

— Конечно. Пошли, сама выберешь

В комнате Яна Маша нерешительно перебирала книги на полке, вчитывалась в названия на корешках. Почти все названия были такими, что и не поймешь сразу, о чем, собственно, читателю собираются рассказать. А потом Ян подошел к ней и обнял за плечи. Ей совсем не хотелось отталкивать его, наоборот, хотелось замереть и стоять так долго-долго.

Он развернул ее к себе лицом, поцеловал в губы. Книжка, которую она держала в руке, упала на пол, прошуршав страницами. Дальше Машу словно накрыл теплый туман, она слабо осознавала, что происходит, и как они вдвоем оказались на диване.

Попыталась высвободиться из объятий Яна, но тут же поняла, что не сможет этого сделать.

— Маш, если не хочешь, я не настаиваю. Иди домой, я тебя провожу, — вдруг сказал Ян.

Она едва узнала его изменившийся голос.

— Нет, я не пойду пока домой…

«Когда-то это все равно должно было произойти между нами», — так, возможно, подумала бы она, если бы была в состоянии сейчас рассуждать. В тесной комнате с потрескавшимся потолком и выкрашенными темно-бежевой краской стенами… В давних мечтах ей представлялось нечто иное, однако тогда не было рядом Яна. Просто никого не было. Только какая-то неопределенная, размытая мечта. А с ним все остальное было уже не важно. Правда, Маше показалось, что странный старинный ученый с фотографии на стене насмешливо смотрит прямо ей в глаза. Но дальше стало все равно… Пусть усмехается, какое ей дело…

*****

Ян, который сидел рядом на диване, обернулся к ней. Лицо у него было виноватое, будто он собирается сказать «прости», но не решается.

— Тебе больно было?

— Нет, не очень… Ян, а можно спросить… У тебя кроме меня девушки были?

Он досадливо поморщился.

— Ну вот, начинается. Конечно, были. Если я скажу, что ты единственная и неповторимая, это будет… не совсем правда. Хотя нет, Маш, ты действительно одна такая. Когда я тебя первый раз увидел, там на платформе, среди странников… Ты стояла, сжала кулачки, такая маленькая по сравнению с ними. Меня словно перевернуло всего. Ты же знаешь, у меня свои счеты к странникам. Но я бы, наверно, не решился вот так, один на толпу. А ты не испугалась…

— Я не испугалась? Да ты что?! Тогда я просто ничего не соображала. Даже этот момент помню не очень четко, честно говоря. Зато как я боялась упасть, когда ты меня тащил по коридорам! И непонятно было, бегут за нами или нет…

— Давай больше не будем вспоминать. Жуткий день был.

— Ладно. Только я сейчас вдруг подумала… мне кажется, вы бы с Сергеем подружились. Вы даже похожи немножко.

— Правда?

— Да. Часто в голове все заново прокручиваю… Если бы только мы подольше шли к метро… Он ведь сказал, что воздух стал лучше, может, прогулялись бы вокруг, поболтали. Никуда ведь не спешили в тот день. Сергею все было в новинку на воле после пяти лет. Тогда бы странники все уехали на том поезде, и ничего бы не произошло. Да что толку сейчас…

— Маш, а может это была не просто случайность? У меня такое впечатление, что твой брат не случайная жертва. Почему именно его выбрали? Возможно, они его уже ждали. Иначе какой смысл? Странники, понятно, и просто так убивают. Моего отца тоже убили без повода. Оказался не в то время не в том месте. Но это ведь не первый случай, когда человек выходил из тюрьмы, а до своего дома не добирался.

— Ты хочешь сказать…

— И каждый раз поблизости странники маячили. Я уже раньше слышал о таком.

— Получается, все эти разговоры, что тюрьма исправляет, а потом Город снова принимает преступников, которые отбыли наказание и раскаялись… Все это вранье?

— Да, получается так. Маш, хватит, не реви. Не изменим уже того, что случилось. Иди лучше ко мне…

Он крепко обнял ее, коснулся губами ее виска. Потом губы опустились ниже, собрали соленую влагу на Машиной щеке.

Глава 20

Богдан встретил их на лестнице. Сразу было видно, что ему не терпится хоть с кем-то поделиться грандиозной новостью.

— Кажется, получилось! То есть, не кажется, а точно получилось… Помните, в прошлый раз говорил про сеть? Так вот, я перерыл все документы, записи, инструкции к технике, которые здесь в кабинетах оставались. И тут меня осенило! Старинный кабель сохранился, прямо каким-то чудом. Тот прибор, что мы тогда нашли в Башне, присоединяется к компьютеру, а дальше… Ну, сами сейчас поймете. Давайте быстрее заходите, пока нормально работает.

Он затащил их в свою рабочую комнату. Все там было, как и прежде, только на столе возле негромко гудящего компьютера они заметили знакомую пластиковую коробочку, и появилось больше проводов. На коробочке мерцали мелкие зеленые лампочки.

— Мне удалось связаться с парнем за другим компьютером.

— А где этот компьютер? В другом бывшем институте? — заинтересовался Ян.

— Как же! На другом континенте. Даже не спрашивайте, как мне удалось на него набрести, это отдельная история. Короче говоря, этот парень очень далеко, за океаном.

— За океаном же никого не осталось.

— Я тоже так раньше думал. Он называет свой город Канадой. Если я правильно разобрал. Ян, садись сюда, посмотри. Переведешь, а то я практически ничего не понял. Ты же хорошо знаешь английский.

— «Хорошо», это ты мне льстишь. Но разберу как-нибудь.

Ян уселся на стул, несколько минут вчитывался в буквы на экране, потом сказал.

— Ты правильно понял, это Канада. Ну, бывшая Канада. У них там тоже все паршиво, только по-другому. На всем континенте людей практически не осталось, после войны мало кто выжил. Все предоставлены сами себе, живут или небольшими группками или вообще поодиночке. Этот парень… как его… Михаель… то есть Майкл, совсем один, родители давно умерли. Через двадцать километров от него обитает какая-то семья, они иногда встречаются. Так… компьютеры у них остались, но только почти не используются, толку от них никакого нет, с электричеством проблемы. Иногда только Майкл подключается к сети. Когда совсем уж тоскливо, общается с такими же одиночками. Люди вернулись к натуральному хозяйству, что-то пытаются выращивать — всякие овощи, злаки. Тут я названия не совсем понял, но неважно. Лето очень короткое, большую часть года холодно, редкие растения успевают вырасти, урожаи плохие. Майкл пишет, что раньше, сразу после войны, снег вокруг его дома был черный. Так говорят. Потом, лет десять назад, еще при жизни его родителей постепенно стал серым, сейчас падает почти белый… Города стоят разрушенные. Кое-что, правда, люди пытаются обустроить, приспособить из прежней жизни. Но их слишком мало.

В общем, не сказать, чтоб очень весело…

Майкл спрашивает, как мы тут живем. До сих пор никакие вести через океан не доходили. Они там думают, что здесь вообще никто не выжил.

— А мы вот живы! — усмехнулся Богдан. — Даже не верится, что все так просто. По горстке людей на разных континентах, и все как-то выкарабкиваются.

— Ну, в Городе не такая уж и горстка, — вмешалась Маша. — По последней переписи почти полтора миллиона.

— Если учесть двадцатые сектора, где со статистикой полный бардак, то и больше, — согласился Ян. — Да, нас можно сказать, полно. Так что ему написать?

Богдан замялся.

— Даже не знаю. Так офигенно, что мы вообще можем общаться. У меня ни одной умной мысли, по правде говоря. Сам что-нибудь напиши. Добавь оптимизму, ты же умеешь.

— Ладно.

Ян застучал пальцами по пластиковой доске с буквами и цифрами. Маша подумала о том, что для него это занятие явно привычное, наверняка много раз забавлялся с компьютером, когда прежде наведывался к Богдану в гости.

Тут Ян обернулся.

— Интересно, он сразу ответит?

— Не знаю. Если сейчас тоже сидит у компьютера, то сразу.

Однако им пришлось некоторое время подождать.

— Может, что-то сломалось? — разочарованно протянула Маша.

— Вроде все в порядке… Точно, вот и ответ. Майкл пишет: «Я тоже не мог поверить, что вы существуете. От некоторых континентов, возможно, практически ничего не осталось. То, что часть человечества выжила — чистая случайность».

— Нам, можно сказать, крупно повезло, — вставил Богдан.

— Да мы прямо счастливчики. Все относительно, конечно… Еще он пишет: «Жаль, что именно ваша сторона развязала войну, но я все равно очень рад, переписываться с вами. Рад, что вы живы».

— Ничего себе «ваша сторона развязала», — Маша была искренне возмущена. — Да всем известно, что как раз с их стороны первые ракеты прилетели. Это еще в начальных классах объясняют.

— Брось, Маш. Чего ты кипятишься? Нам так объясняют, им по-другому. Кто начал, сейчас уже какой смысл раскапывать? Главное, почти все, что было на Земле, смогли разрушить. Города, страны, даже климат изменили. Какие же твари были наши прапрадеды! И с той, и с другой стороны…

Ян снова что-то снова начал набирать на доске.

— Похоже, проблемы какие-то… Не отправляется. Богдан, взгляни-ка сам.

Богдан тоже попробовал понажимать кнопки, что-то подкрутил на задней стенке большого прямоугольного ящика, от которого исходило приглушенное гудение, проверил провода.

— Ничего, я потом еще попробую выйти на связь. Так уже было. Да вообще почти невероятно, что кабель сохранился. Теперь на другом конце земли знают, что наш Город живет.

— Как ты думаешь, — перебил его Ян, — на нашем континенте еще выжившие города есть? Раз уж выяснилось, что…

— Почему бы и нет? Только ведь у них шансы минимальные были. Наш Город был лучше всех защищен. То, что до него долетело — капля в море, по сравнению с другими городами.

— Нам все время твердили, что кроме Города нигде людей не осталось, — добавила Маша.

— А ты всему веришь? Нет, мне кажется, кто-то мог выжить. Например, в каких-нибудь дальних секторах, то есть территориях. Атака относительно долго продолжалась, но ведь что-то могли и пропустить.

Глава 21

В вестибюле метро всех разворачивали обратно, проход к спуску был перекрыт.

— Что случилось? — спросил Ян у парня, который попытался спуститься раньше них и теперь с недовольным видом возвращался.

— Говорят, авария. Может, и врут. Я краем уха слышал, стражники кого-то ловят, вот и перекрыли входы и выходы. Забегали теперь, — он ухмыльнулся. — Ну, всех не переловят. А нам придется на паробусе тащиться.

— Придется.

Паробуса ждали долго, толпа на остановке все прибывала.

— Ян, ты иди домой, сама доберусь, не маленькая.

— Да мне все равно сейчас делать нечего.

— Ах, вот как…

— Я пошутил. Маш, мне расставаться с тобой неохота.

— Тогда другое дело. Мне тоже.

Когда потенциальных пассажиров набралось гораздо больше, чем достаточно, паробус подъехал, устало вздыхая и выбрасывая клубы дыма. Его облезлые сине-белые бока, залепленные многолетней грязью, казалось, вот-вот с треском лопнут из-за обилия скопившихся внутри людей. Трудно было поверить, что сейчас в салон сумеет просочиться еще хоть один человек. Однако некоторым счастливчикам это удалось, в том числе Маше с Яном. Дверца скрипнула, закрылась, паробус медленно тронулся с места.

Маша всегда боялась толпы, и хотя рядом с Яном это чувство притуплялось и отходило на второй план, все равно было очень неприятно находиться среди незнакомых людей, с недовольными-угрюмыми-озлобленными или в лучшем случае просто равнодушными лицами.

«Если вдруг кто-то из них ударит другого, — подумала Маша, — а тот ответит, остальные тоже полезут в драку. Обязательно. Достаточно одного неверного движения, чтобы все окончательно возненавидели друг друга».

Она хорошо помнила, как однажды (ей было лет пять), они с матерью стояли в очереди за продуктами, которые выдавали по продовольственным карточкам в переулке неподалеку от их дома. Кто-то из стоявших впереди что-то не поделил с соседом, вспыхнула короткая перепалка, которая почти мгновенно перешла в яростную вспышку агрессии. Люди, среди которых были и мужчины, и женщины, толкались, протискивались сквозь толпу, кричали. Некоторые пытались выбраться и пока не поздно унести ноги из узкого закутка между домами, теперь походившего на настоящую западню. Но большинство будто только и ждали повода, чтобы выплеснуть накопившуюся злобу. Мать успела подхватить Машу на руки и протиснуться назад. А дальше — бегом из вопящего десятками голосов взбесившегося переулка. Остановилась она и опустила дочку на землю только в своем дворе. На ее лице был написан ужас.

Маша вздрогнула и прижалась к Яну.

Прямо на нее смотрел странник. Непривычно было видеть его в одиночестве, обычно странники перемещались по Городу группами. А этот парень по какой-то причине оказался среди горожан, настороженно косившихся на его широкий пояс со сморщенными лоскутами кожи. Пассажиры в битком набитом салоне каким-то образом ухитрились встать так, чтобы не прикасаться к страннику. Парень с коротким ежиком волос, не слишком высокий и мускулистый, со светло-голубыми глазами и белесыми ресницами… Так близко, словно самый обычный человек, возвращавшийся домой с работы. Ян заметил, куда смотрит Маша, подвинулся, и она оказалась наполовину спрятанной за его спиной. Теперь странник перевел взгляд на Яна. Несколько секунд они стояли, уставившись друг на друга, потом одновременно опустили глаза. Маша заметила, что оба едва заметно усмехнулись. Хотя, возможно, ей это померещилось.

На следующей остановке странник вышел, и сразу стало как-то спокойней.

— Ты его знаешь? — шепнула Маша.

— Нет. Откуда я могу его знать? — небрежно ответил Ян.

До Машиной остановки они доехали без приключений.

— Ян, ты меня до самого подъезда не провожай. А то в прошлый раз…

— Да, в прошлый раз твой родитель на меня так воззрился… Я уж думал, сейчас начнется кулачный бой. А он у тебя очень даже не хилый.

— До кулачного боя не дошло бы, но лучше пока ему на глаза не попадаться. Я про тебя уже немного рассказала. Мама нормально настроена, но ни к чему лишний раз… И потом соседи вокруг. Знаешь, какие любопытные есть.

— Знаю. В доме, где мы раньше жили, одна соседка на всех подряд доносы строчила. По любому поводу. От нее даже в комендатуре шарахались, так им надоела.

— У нас вроде таких нет, хотя тоже всякие встречаются. Ну, пока?

— Пока.

Ян отправился в сторону метро, рассудив, что перекрыть могли не все станции, а Маша завернула за угол и через минуту оказалась в собственном дворе.

Навстречу быстрым шагом приближалась соседка. Маше эта пожилая сплетница категорически не нравилась. Она даже старалась как можно реже пересекаться с соседкой, чтобы лишний раз не здороваться и не оказаться втянутой в бесконечную беседу. Особенно не хотелось бы попасться на глаза вместе с Яном. Хорошо, что он успел исчезнуть из поля зрения. Однако сейчас сворачивать было поздно, соседка ее заметила, замахала рукой. Видно, что-то произошло.

— Посмотри-ка, что я нашла на остановке. Там целая кипа таких бумажек была.

Она покопалась в своей тряпичной сумке и вытащила измятый листок.

— Вот, прочти, что пишут.

У Маши перед глазами замелькали короткие строчки, из которых внимание привлекали отдельные слова, набранные крупным шрифтом.

ЛИДЕР

БРИКЕТЫ

РАБОЧИЙ ДВОРЕЦ

ДОЛГО НЕ МОЖЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ

и так далее.

— Надо выбросить и порвать! Надежней будет сразу сжечь. Чтобы больше никто не заметил, — пробормотала соседка, опасливо оглянувшись. — А твоим родителям ничего такого не попадалось?

— Нет. Им никогда ничего такого не попадается, — ответила Маша.

Ей хотелось как можно скорее избавиться от неприятного общества, добраться до квартиры и захлопнуть дверь. Выпустила листок и положила на пухлую ладонь соседки.

— Сами сожгите, а я спешу очень.

Она сразу вспомнила, где и когда уже видела такую бумагу и такой шрифт. Правда, издали. В мастерской друзей Яна, несколько дней назад.