Ник. Москва-сити, 2020 год.
— Тебя только за смертью посылать, — отец встаёт с дивана, чтобы поприветствовать своего нерадивого сына. Меня то есть.
— Пап, — широко улыбаюсь и ныряю в отцовские объятия. — Мужики не плачут.
Отстраняюсь и шутливо бью кулаком в плечо, отмечая, что отец в прекрасной физической форме.
— Мне можно, — усмехается, проводя ладонью по лицу. — Блудный отрок вернулся в отчий дом.
— Ещё не точно, — обозначаю тихо, здороваясь с остальными присутствующими за столом. — Потом обсудим, окей?
Отец понимающе улыбается, отодвигая для меня стул рядом с собой.
Хмыкнув, присаживаюсь и тянусь к меню, чтобы заполнить паузу.
От российских реалий и торжественных сборищ за время своего отсутствия успел отвыкнуть.
Родитель представляет своих приятелей из адвокатской коллегии, а я равнодушно мажу по лицам, цепляясь вдруг за одно.
Мужские, разумеется, меня мало интересуют, а вот миловидное женское личико рядом с наглой рожей бывшего государственного обвинителя притягивает внимание.
Украдкой рассматриваю девушку, гадая, кем она приходится Смирнову. Для жены слишком мала, а про дочь я ни разу не слышал, хотя отец приятельствует со Смирновым много лет.
— Аркадия ты знаешь, — угадывая мысли, отец продолжает церемонию знакомства. — А это…
Небольшая заминка моментально повышает градус заинтересованности.
— Люба. Любовь, — Смирнов протягивает отёкшую руку и по-хозяйски сжимает плечи спутницы. — Моя девушка.
Звучит это дико и смешно, учитывая бросающуюся в глаза разницу в возрасте. Помимо этого, Аркадий давно и прочно женат на дочке генерала. И сомневаюсь, что он в разводе. Кольцо на пальце подтверждает факт.
Задерживаюсь на Любови, смакуя про себя редкое имя. Люба. Любочка. От русских имён я тоже отвык.
От девушки фонит страхом и нервозностью. Считываю её состояние по движению ресниц, по подрагивающим губам и по мимолетному движению плечом, когда Аркадий её обнимает.
Не нравится? Или не привыкла к пристальному вниманию?
Девушка-загадка. Откуда она здесь? На обычных эскортниц, сидящих с другими, не похожа. Те смотрят иначе, сканируя сразу выгодные варианты. А эта… Простовата что ли… И совсем юная. Про таких говорят «девочка» и спрашивают документы, прежде чем продать сигареты или алкоголь.
Переключаюсь на меню и подзываю официанта, выбрасывая из головы лишние мысли. Собираюсь попробовать местные блюда от шефа, чтобы оценить, сравнить и, возможно, что-то почерпнуть для себя.
— Прямым рейсом из Франции, — хвастается отец, пока я задаю официанту несколько вопросов. Слышу краем уха гордость в голосе. — И Академии Алена Дюкасса. Первоклассные повара, сомелье, кондитеры…
— А также менеджеры ресторанного бизнеса, — подхватываю.
Плавно перетекаем на обсуждение моей учёбы и планах на будущее.
О планах отмалчиваюсь, потому что ничего точно ещё не решил. Прилетел специально, чтобы оценить обстановку. Ну и на стажировку к одному крутому шефу чтобы попасть. Мы с ним познакомились на одном ужине в посольстве. Слово за слово, и вот я здесь.
Ресторан для встречи тоже выбран неслучайно. Он входит в мишленовский гид, имеет высокий рейтинг и именно в нём при положительном решении мне предстоит пройти практический курс погружения в национальную кухню.
В общем, я заранее предвкушаю и уже чувствую знакомую вибрацию растекающегося по венам адреналина. Моё пребывание в столице обещает быть кайфовым.
Спустя полчаса времени, попробовав холодную закуску и оценив оригинальную подачу, показываю свои варианты блюд.
Во Франции, где я работал и учился последний год, мной были придуманы несколько оригинальных идей, введённых в меню. До переезда во Францию я несколько лет отбыл в Швейцарии, постигая все азы кулинарии. Учился не только готовить, но и презентовать приготовленное. А ещё сочетать несочетаемое, играя текстурами, вкусами и различными техниками.
Не без удовольствия демонстрирую фотографии кулинарных шедевров, отвечая попутно на сыплющиеся вопросы. Больше всех старается Смирнов, буквально выхватывая мой гаджет, чтобы получше рассмотреть.
Тычет под нос своей спутнице и громко ржёт, когда она дёргается при виде меня в фартуке, разделывающего тушу страуса. Это был мастер-класс от именитого гостя нашей Академии, и я не мог упустить шанс. Хорошо, что Аркадий не дошёл до кадров, запечатлевших готовку субпродуктов. Зрелище определённо не для слабонервных.
— Простите, — практически неслышно извиняется девушка, обращаясь к бывшему обвинителю. — Мне надо… на воздух.
Он благосклонно треплет её по щеке, а я вновь улавливаю мелькнувшую в глазах брезгливость.
Задумываюсь, почему так тонко чувствую все эмоции девушки. Эмпатия — это не про меня. Обычно я равнодушен к состоянию других и настроен исключительно на своих близких или друзей. Но там как раз понятно: бок о бок и так далее. А здесь?
Кручу ситуацию в своей голове, но не нахожу логичного объяснения. Чтобы сконцентрироваться, вожу пальцем по потухшему экрану смартфона. И тут чувствую прикосновение к ноге.
Сначала робко и как бы пробуя, а позже смелее и наглее. Вскидываю взгляд и попадаю под обстрел знойной брюнетки в красном платье с глубоким декольте.
Глубоким настолько, что видны тёмные ореолы груди.
Дама провокационно очерчивает языком губы, спрятавшись за бокалом белого сухого. Автоматически отмечаю: вино к выбранным блюдам не подходит. Как и яркая помада не подходит к симпатичному лицу. Симпатичному, но лишённому индивидуальной привлекательности.
В отличие от убежавшей девушки с редким именем.
Люба. Москва, 2020 год.
В волнении хожу из угла в угол, прикладывая к щекам прохладные ладони. Меня трясёт, и вовсе не от холода, который я устроила в комнате.
Волнение и страх — два главных фактора, не дающих мне спокойно присесть и обдумать, что делать дальше.
Алина, близкая и любимая подруга, наблюдает за мной, громко хлюпая кофе из огромной кружки.
— Алин, — прошу, сжимая пальцами виски. — Потише.
— Не дрейфь, Майская! Прорвёмся!
Мне бы её уверенность. Мне бы хоть каплю её смелости…
Именно Алинка притащила меня примерно месяц назад в модельное агентство с броским названием «Sweet stars», по факту оказавшимся никаким не модельным.
«Пойми, эскорт — это лучший выход. Всё по взаимному согласию. Никакого интима, если сама не захочешь», — убеждала подруга, когда я растерянно хлопала глазами, ошеломлённая свалившейся правдой.
Никаких показов и фотосессий. Разве что для каталога, где каждый представитель противоположного пола может выбрать себе спутницу на вечер. Или ночь, если девушка одобрит.
— А если… Если он начнёт приставать? Если начнёт требовать? Я не смогу.
Отчаянно кусаю губы и опускаюсь на постель около Алинки. От одной только мысли, что кто-то будет меня трогать, тело вибрирует и кожа покрывается пятнами. Меня охватывает паника, и я неровно дышу, стараясь контролировать вдохи и выдохи.
Это ужасно — чувствовать себя вещью, которую купили. Которую выбрали, как рубашку или платье. Но Алина права в том, что я добровольно пошла. И согласие на сегодняшний ужин тоже давала добровольно.
Свой первый ужин с мужчиной, по возрасту годящемся мне в отцы. Я знаю только его имя, а фото поискала в интернете.
— Он бывший государственный обвинитель, Алин, — шепчу. — Мне страшно…
— Одна встреча, и ты уйдёшь. Ну не будет же он тебя лапать при всех? Сама подумай: такие, как этот чиновник или кто он там, обычно женаты.
— Или разведены.
— Про развод ничего не написано, — подруга трясёт телефоном, на заставке которого три улыбающиеся девушки. Она, я и Надя.
Фото сделано недавно, и очень мне нравится. У меня такая же заставка.
— Это ещё ничего не значит, — вздыхаю. И Алинка вздыхает следом.
Уж кто-кто, а она точно знает, о чём я говорю. Она сама влипла в такую историю, что заново пришлось учиться смеяться и верить людям.
Познакомилась с парнем. Влюбилась, конечно. А он повстречался с ней несколько недель и уехал в другой город. К жене и детям. На прощание оставил ей долг за квартиру, которую якобы «купил» и в которую перевёз мою подругу, мечтающую о колечке и белом платье.
— Начинай собираться, Люб. Дяденьки на дорогих машинах не любят ждать.
Прилагая усилия, встаю и плетусь беру полотенце, висящее на спинке стула. Если в душевые очередь, то я действительно рискую опоздать, что негативно скажется на моей оценке и гонораре, который я смогу получить.
Проклятые деньги! Если бы можно было прожить без них!
Но никак не получается.
Мои родители ещё не знают, что их дочка провалила вступительные экзамены и не прошла на бюджет.
У мамы больное сердце, а папа… Папа не так давно бросил пить, и мама трясётся над ним, переживая, что любое потрясение может вернуть пагубную привычку.
Только подруги знают. Алина и Надя приехали вместе со мной, но обе сразу знали, что не пройдут.
Надюшке стартовый капитал обеспечили родители. Алина пытается пробиться сама. Ну я теперь тоже пытаюсь, не добрав всего два балла. Два! И это решило всё.
Это ещё спасибо Наде, одолжившей мне сумму для оплаты первого полугодия. Но деньги нужно отдавать, а заработать за короткий срок приличную сумму честным трудом… Кажется, это утопия.
— Майская, твою мать! Если так боишься, откажись! Надька, может, и простит, но ты сама-то? Простишь себя, если откажешься от мечты? С какого класса, напомни, ты мечтала сюда поступить?
Мотаю головой, проглатывая слёзы. Савицкая права — я мечтала об этом вузе со средней школы. Говорила всем, что поеду в Москву и обязательно поступлю. И что же теперь? Отказаться и подставить подругу? Я не смогу.
Как и вернуться домой, признав поражение. В нашем городке все друг друга знают и не упустят возможности уколоть, если я приеду и фактически распишусь в своей глупости. Выглядеть будет именно так.
— Ты права, — хрипловато, но достаточно уверенно звучит мой голос.
Накинув на плечи махровую ткань и прихватив косметичку с принадлежностями для ванных процедур, иду занимать очередь.
Мне несказанно везёт, когда передо мной оказываются только две девочки из нашей группы. Отвлекаюсь, болтая с ними. А когда подходит моё время, спешно намыливаю волосы и тело шампунем, досадуя на память. Забыла, что накануне закончился гель. Но, если честно, особо шиковать и покупать новый, средств тоже нет.
Пока не выплачу Наде всё до копейки, не смогу себе позволить траты, без которых можно обойтись. И два-три выхода в качестве сопровождения действительно могут решить мои проблемы.
***
Смотр на себя в зеркало и прикрываю веки.
Нет, отражение мне нравится: стройная, грудь аккуратная. Могла бы быть больше, но учитывая мой рост, грудь и попа выглядят пропорциональными.
Длинные волосы распущены и завиты в вертикальные локоны. Алина почти час кружилась вокруг меня, колдуя над причёской.
Строгое коктейльное платье подруги сидит немного свободно. Но об том знаем она и я. Для тех, кто посмотрит со стороны, мой наряд покажется идеальным. Ничего лишнего: обтягивающая ткань, небольшие ажурные вставки по бокам. Даже длина идеальна. На один сантиметр выше колена. Я зачем-то замерила линейкой.
Чулки, туфли, ручной клатч дополняют образ. И макияж, естественно. Савицкая настаивала на ярких красках, но мне захотелось натуральности. Да и возраст позволяет не использовать большое количество косметики. Достаточно тона, туши и блеска для губ. Тёмные помады — не моё.
Люба. Москва, 2020 год.
Жадный взгляд прокатывается с головы до ног, сканирующий и неприятный.
Смирнов Аркадий Викторович оказывается грузным и неповоротливым, хотя на фото он был даже как будто подтянутым.
Пытаюсь отодвинуться как можно дальше, но он занимает собой практически всё пространство.
— Не бойся, — гудит, — девочка. Если будешь хорошо себя вести, мы обязательно поладим.
В его усмешке мне чудится то, чему противится вся моя сущность. Особенно, когда его лапа накрывает мою коленку, поглаживая её.
— Не… Не надо, — прошу.
— Не обижу. Сиди смирно, Люба. Имя-то какое, ммм, — причмокивает губами, и от этого жеста меня начинает тошнить. — Сказал же, не обижу.
Но его близость и замашки не дают ни расслабиться, ни сосредоточиться. Когда он, убрав руку, отвечает на телефонный звонок, моя кожа продолжает гореть и щипать, чувствуя фантомное прикосновение.
Испытываю дикое желание помыться, но приказываю себе терпеть.
Мы едем в пафосный ресторан, о чём мне сообщил Смирнов сразу, как только запихнул своё тело на сиденье рядом. Какая-то встреча старых друзей по поводу возвращения сына одного из них.
Мне неинтересно, но я внимательно слушаю, лишь бы говорил и больше не смотрел так сально и мерзко. Он всё равно смотрит, но отвлекается на звонящих. Понемногу успокаиваюсь, надеясь на то, что весь вечер его будут дёргать, а я пробуду отведенный срок и уеду домой. Не надо меня отвозить, как-нибудь доберусь сама.
— Так что, Любонька, неблагодарные нынче дети пошли. В старости стакан воды подать некому будет. Пока по заграницам откармливают чужих, своя страна вынуждена принимать иностранных профессионалов.
Что? Начало речи я пропустила, погрузившись в себя. Тяну вверх уголок губ, давая понять, что со всем согласна, всё поддерживаю и так далее.
К моему великому счастью, машина останавливается на парковке у знаменитого комплекса Москва-сити. Водитель выходит первым, помогая выбраться своему хозяину, как я мысленно окрестила Аркадия Викторовича. Тот уже протягивает руку мне, буквально выдёргивая на свежий воздух.
— Не тормозим, Любонька.
А меня передёргивает от такого обращения. Опускаю голову и смотрю на блестящие носки туфель. То, что они давят, такая ерунда! А вот чужие пальцы на моей талии самая настоящая проблема.
— Улыбайся, Люба, улыбайся, — эти пальцы впиваются в кожу, наверняка оставляя синяки. — Не забывай, что мы влюблённая счастливая пара.
И тут я начинаю соображать, почему именно я. Неумелая и неопытная, стесняющаяся и совершенно не понимающая, как себя вести.
Потому что меня никто не знает.
Услугами агентства «Sweet stars» пользуются многие и наверняка девушек знают в лицо. Вот и ответ на терзающий вопрос, почему хозяин готов был идти на уступки и позволил мне внести железное условие в договор. Никаких намёков на секс в любом виде.
Минуем вход. Я стараюсь не смотреть по сторонам, но взгляд то и дело прыгает по огромному светлому холлу, по инсталляциям, по спешащим людям. Смирнов же шагает уверенно в сторону лифтов, таща меня за собой.
Сказать, что обувь подвела, не могу. Мне стыдно от всего происходящего, а ещё страшно, так как Аркадий ясно дал понять — нянчиться со мной не намерен. Я на работе, которую он оплатил, и обязана выполнять роль послушной декорации.
В лифте мне везёт. Кроме нас наверх едут ещё несколько человек, и хватка Смирнова слабнет. Правда, когда лифт останавливается на восемьдесят пятом этаже и нас встречает весёлый мужчина, раскинув руки для объятий, пальцы снова впиваются в кожу.
Собираю волю в кулак и широко улыбаюсь. Сама прижимаюсь к боку Аркадия, просовывая руку между его телом и боком. Так по крайней мере он меня не касается.
Выслушиваю дежурные комплименты по дороге к столику. Не могу сдержать восторга от внутреннего интерьера ресторана. Он невероятный!
Элегантный, но выдержанный стиль поражает воображение. Панорамные окна, в которых видна столица, как на ладони, завораживают. Чувство, что мы парим в воздухе, и это чувство щекочет живот.
Русская печь, мимо которой проходим, приковывает взгляд. Я видела такие только на картинках или в фильмах. Цитаты, развешанные везде, подчёркивают атмосферу, окуная и в прошлое и настоящее одновременно.
Полностью отдаюсь впечатлениям, не замечая никого. Не зацикливаюсь, чтобы запомнить имена. Не протестую, когда за меня делают заказ.
Не притрагиваюсь к восхитительно пахнущему блюду, оформленному филигранно. Мне жаль его нарушать, и я им любуюсь.
Но вся лёгкость, подаренная парящим рестораном, теряется. Воздух как бы становится гуще и тяжелее с появлением нового человека.
Он молод, этот сын друга, о котором рассказывал Смирнов.
Наверное, чуть старше меня. Высокий. Выше всех мужчин, которые сидят за столом.
Русые волосы в лёгком беспорядке, тёмные глаза прищурены, а на лице гуляет ухмылка.
Я застываю на этой ухмылке, но моментально краснею, стоит нашим взглядам скрестится. Перевожу внимание на красоту в тарелке и замираю. Реагирую иногда на прикосновения Аркадия, решившего всем показать, что я его.
«Моя девушка», — обозначил, так обозначил. Отвратительная формулировка, с которой приходится смириться.
Даю себе возможность передышки. Прошу разрешения отойти, получая благосклонное разрешение и щипок, внутренности от которого сводит узлом.
Удаляюсь, надеясь, что мой уход не похож на бегство.
Мне не нужна уборная, я просто хочу побыть в одиночестве.
Найдя укромный уголок, прислоняюсь лбом к стеклу и любуюсь городом. Он прекрасен в любое время и с любым настроением. Огоньки домов, фары машин, фонари — всё сливается в живую ленту. Словно светлячки собрались огромным роем и решили позабавиться, выстраивая разные фигуры.
Дышу на стекло и улыбаюсь, очерчивая кончиком пальца получившийся кружочек. Рисую ему глазки и рот, а рядом похожего колобка с косичками. Придумываю для них историю, в которой мои колобки живут весело и счастливо, не имея забот и обязанностей. Максимально тяну время, чтобы не возвращаться.
Ник. Москва, 2020 год.
Настойчивая нога добирается до моей ширинки, и я развожу колени в стороны, давая соблазнительнице больше места для игр.
Она не теряется. Сохраняя на лице маску, сбрасывает туфлю и возвращается к прелюдии, касаясь стопой внутренней стороны бедра.
Улыбаюсь, глядя ей в глаза, и резко свожу ноги вместе, ловя в капкан. Сжимаю с силой, чтобы сделать больно. Чтобы поняла: я не тот, с кем стоит флиртовать, сидя в обнимку со спонсором. Кажется, так они называют своих благодетелей.
— Пройдусь, — встаю, отпуская конечность покрасневшей девушки. — Хочу осмотреться.
На самом деле смотреть мне нечего. Готовясь к визиту сюда, совершил виртуальный тур на сайте ресторана. Красивый интерьер, безусловно, привлекает. Но куда больше меня привлекает исчезнувшая Любовь.
Смирнов пока занят набиванием бездонного желудка и за временем не следит. А я засёк: прошло шесть минут с момента ухода его спутницы.
«Моя девушка». Бл#дь, это звучит пошло даже для меня.
Но то, что та самая девушка меня успела зацепить — неоспоримый факт.
Как пёс, натренированный на работу поисковика, иду на запах. Чёрт его знает, что ведёт вперёд, минуя поворот к уборным. Чутьё, которым я никогда не гордился. Интуиция работает на все сто исключительно в рабочих моментах. В остальных я, кажется, никогда не парился.
Сейчас же чувствую острую необходимость найти. Что буду делать дальше? Плана нет, как и ответа на вопрос, на хрена мне это всё надо.
Заглянув за очередной поворот, натыкаюсь на спину, спрятанную под тканью черного платья. Даже наряд её выделяет среди остальных — никаких открытых участков кожи, длина почти монашеская.
Наблюдаю.
Слежу за движением руки, но она закрывает телом часть стекла, на котором что-то пишет.
Я не выдерживаю.
Ступая тихо, приближаюсь. Давлю смешок при виде круглых овечек и какой-то геометрической фигуры. Похоже на наивный детский кривой домик.
Упираюсь рукой в прозрачную стену, закрывая художества. Даю себе ровно секунду на принятие решения и прижимаюсь к напряжённому телу. Подходит, как идеальный пазл!
Мелькает удовлетворение, что эта девочка заточена под удовольствие. Я даже шепчу на ухо ей первый пришедший в голову бред, чтобы коснуться губами аккуратной мочки.
Но Любовь дёргается и испуганно шарахается в сторону, теряя равновесие. Перехватываю её за локоть, не давая упасть.
Рассматриваю покрасневшие щёки и гневно раздувающиеся крылья изящного носа. Губы поджаты и прикушены, а глаза мечут молнии.
— Горячая штучка, да? Сколько берёшь за вечер?
— Что?
— Только не говори, что по любви… Любовь, — ухмыляюсь. — У твоего Аркаши есть жена, ты в курсе?
Люба молчит. Кусает свои притягивающие внимание губы, и молчит. Шумно дышит, запуская цепную реакцию в моём теле. От частого дыхания её грудь опускается и поднимается, а у меня встаёт. Неконтролируемое возбуждение бежит по венам и находит выход в твёрдой эрекции. Сжимаю зубы, чтобы привести себя в норму, но… бл#дь…
Правая рука взлетает в воздух, но оказывается перехваченной мной. Теперь Любовь снова прижата ко мне и может прочувствовать недвусмысленную реакцию, которую вызвала.
Толкаюсь бёдрами вперёд, перемещая нас обратно к панорамному окну. Мне нужна опора, чтобы освободить руки. Склоняюсь к милому личику и показательно облизываюсь. Наслаждаюсь расширившимися зрачками, поглощающими серую радужку. Сейчас серую, а в зале за столом глаза Любы казались голубыми.
— Назови цену, девочка. Я дам больше.
Зафиксировав её, чтобы не вырывалась, обхватываю пальцами подбородок. Не даю отвернуться, хочу, чтобы на меня смотрела, когда разговаривает.
Она борется, чем раззадоривает. Я не собираюсь причинять ей боль — насилие не входит в круг моих интересов. Но наше противостояние не на шутку меня завело.
И вдруг всё меняется. Сопротивление испаряется. В моих руках абсолютно послушная и расслабленная девушка.
Приподнимаю бровь, удивлённый произошедшим метаморфозам.
— Поняла, кто сильнее? — хмыкаю.
— Поняла, как должна поступить, — едва слышно шепчет. Мне приходится склониться, чтобы расслышать, ведь разница в росте существенная.
Когда я уже мысленно праздную победу, прикидывая, куда везти — к себе в отель или снять номер здесь же — Люба умудряется высвободить руки и оттолкнуть, зарядив коленом по не опавшему члену.
Из глаз сыплются настоящие искры, как из чёртовых бенгальских огней. Боль пульсацией расползается по спине и ногам, дезориентируя.
— Я. Не. Продаюсь. Поищите себе другую шлюху.
Задрав голову, покидает наш укромный уголок, оставляя меня корчиться от оставшихся вспышек непередаваемых ощущений.
Кое-как выровняв дыхание, ковыляю до мужского туалета и умываюсь холодной водой. Громко смеюсь, глядя на себя в зеркало. Уела ведь. Сделала на раз-два, как пацана.
Опасная ты штучка, Люба-Любовь. Неужели девчонка со Смирновым по доброй воле? До зуба в солнечном сплетении хочется узнать, как есть на самом деле.
И, кажется, ответ я нахожу.
Покидаю уборную и двигаю к столу, где уже заждался отец. Мой путь проходит мимо холла, где у открытого лифта стоит Люба, а рядом Аркадий. Обнимает за талию и тянется к её губам.
Люба. Москва, 2020 год.
К глазам подступают слёзы, когда Николай начинает задавать свои мерзкие вопросы. Если до этого мне хотелось помыться от липкого взгляда Аркадия, то сейчас хочется взять металлическую губку и содрать верхний слой кожи.
Неужели я так похожа на одну из тех девушек, сидящих в зале с остальными?
Не сразу, но поняла, что нет ни одного мужчины, пришедшего со своей женщиной. Только такие же, как я: сопровождающие и играющие роль за деньги.
Внутри кисло и горько. Разъедает от той грязи, в которую я добровольно окунулась.
А ведь это начало. Первый раз.
Не представляю, как Алина выносит такое и ещё успевает шутить. Как другие позволяют себя лапать и делают вид, что всё хорошо?
Я же видела, как один из мужиков за столом положил ладонь брюнетки на свой пах. Видела, как она улыбнулась и потянулась за бокалом с вином.
Это так пошло и так отвратительно! Я не хочу так… не хочу!
А ещё высокомерный сноб гипнотизирует, думая, что ему всё позволено. Держит крепко и вжимает в себя, не обращая внимания на сопротивление.
Где-то за пеленой накрывшей паники всплывает урок физкультуры и наставление учителя. Иногда он устраивал нам занятия по самообороне. Обмякаю, давая понять, что сдалась. Не шевелюсь, а когда напряжение зашкаливает, вырываюсь и бью. Вкладываю в удар все свои оставшиеся силы, и бегу.
Спотыкаюсь на неудобных каблуках, но не останавливаюсь.
Выгляжу, наверное, немного сумасшедшей. Официант с подносом участливо спрашивает, всё ли в порядке, но даже в его вопросе мне чудится насмешка.
Как будто он знает, кто я и почему здесь. Как будто он тоже сейчас отставит свою ношу и спросит, сколько я стою.
— Простите, — искусав до крови губы, возвращаюсь за столик. — Присаживаюсь за место, закреплённое за собой, и придвигаюсь к Аркадию. — Время вышло, я бы хотела уехать домой.
Жду вспышки недовольства или гнева, но он меня удивляет.
С шуткой, обращённой к хозяину вечера, встаёт сам и помогает выйти мне. Меня всё ещё трясёт, и чувствуется невероятная усталость. Как только пафосный ресторан останется позади, меня накроет истерикой.
Она прорывается в тихих всхлипах и жжении под веками. Я комкаю ткань подола, как будто это может отсрочить моё падение. Хочу успеть покинуть зал, сохраняя достоинство. Или его видимость, потому что кроме меня никто не будет знать, какая борьба происходит внутри.
За широкой расплывшейся фигурой бывшего обвинителя меня практически не видно. Семеню следом, спрятавшись от чужих глаз.
Посетителей много и каждый второй со скучающим видом изучает окружающих. Вальяжно откинувшись на удобных диванах, скользят своими оценивающими взглядами по другим, будто проверяя, подходят эти люди им по статусу или нет.
Не подходят! Им никто не подходит, кроме круга избранных, определённых неизвестно кем! Люди, считающие, что могут купить всё и всех… Это страшные люди! И я, идущая с одним из таких, должна быть счастлива, что избежала сегодня участи стать вещью. Если избежала…
У лифта, двери которого призывно распахнуты, Смирнов больно дёргает меня на себя, опять оставляя на коже следы. Вся поясница будет в его отметках как напоминание о прошедшем дне.
— А поцелуй на прощание? Ты обещала быть послушной девочкой. Давай же, чтобы я снова выбрал тебя, ты должна постараться.
Сжимаю губы и пытаюсь отвоевать хоть капельку пространства, но огромный живот мужика напирает.
— Наше агентство не оказывает услуг интимного характера, — на высокой ноте и довольно громко выпаливаю, уворачиваясь от жирных губ. Пахнет мясом, алкоголем и луком.
— Кто тебе сказал такую глупость, Любонька? Кто вбил в эту прелестную голову мысль, что вы что-то там не оказываете?
Ему весело. Он смеётся, запрокинув голову и тряся двойным подбородком.
Толстый палец стучит сначала по лбу, а потом пятерня обхватывает моё лицо, попадая в те же точки, куда и Николай, хватавший похожим образом.
— Не… — хочу сказать «нет», но мне не дают продолжить.
— Ты, Любонька, моя. Я купил тебя. Ку-пил, — тянет по слогам, перестав хохотать. — И ты будешь делать только то, что я скажу. Не сегодня. На сегодня у меня другие планы. Но в следующую встречу я не буду таким понимающим, девочка. Готовься…
Хорошо поставленный зычный голос срывается на шипение. По коже с большими порами расползаются уродливые пятна, делая лицо ещё страшнее.
Онемев от ужаса, бросаюсь в просторную кабину и лихорадочно нажимаю на кнопку первого этажа, не обращая внимания на катящиеся градом слёзы.
Кто-то помогает закрыть двери, нажимая на дисплее правильные иконки. Пафосный лифт такой же пафосный, как ресторан, всё здание и все находящиеся в нём люди.
Найдя на идеальном покрытии пола небольшую царапинку, изучаю её всё то время, которое требуется, чтобы спуститься. Как только путь к свободе открывается, выбегаю в уже знакомый холл.
Кручу головой в попытке сориентироваться, но застилающие глаза слёзы мешают.
Мой локоть попадает в очередной захват. Какой по счёту? Не знаю. Плыву по течению, позволяя себя вести. Я выжата и не в состоянии драться, убегать и даже кричать. Да и опасности не чувствую. Просто перебираю ногами, слизывая солёную влагу с губ.
Идём долго. Постепенно успокаиваюсь, зрение восстанавливается и предметы не кажутся уже размытыми карикатурами. Вместе с этим приходит понимание и узнавание человека рядом.
Замедляю шаги. Полностью останавливаюсь и начинаю стаскивать неудобную туфлю, чтобы избавиться от балласта и попробовать бежать. Инстинкт требует, при том, что интуиция молчит.
Николай — а это он — удивлённо смотрит на то, как я пытаюсь вытащить ступню, намертво влипшую в обувь. Ведёт взглядом снизу и застывает на моём лице.
Медленно поднимает руку и заправляет за ухо несколько моих локонов, которыми играет ветер. Этой же рукой ведёт по моему предплечью, спускаясь. Не дышу, забыв про туфли, ветер и Аркадия.
Ник. Москва, 2020 год.
— Сколько? — повторяю, глядя на заплаканное лицо. Чёрт его знает, что я чувствую в моменте. На жалость не похоже, но чувства странные, как щекотка. — Сколько тебе платит агентство?
Я сразу подозревал, а сцена у лифта только полностью раскрыла картину. Реакция вот странная, да. И моя в том числе. Зачем побежал? Объяснения нет.
Надеюсь, Смирнов не связал моё появление со слезами Любы.
— Не знаю, — она эти два слова произносит попытки с четвертой.
Всхлипывает, моргает часто, дышит… Бл#дь! Как она дышит. Глаза то и дело возвращаются к аккуратной груди, обтянутой тканью.
— Не понял.
Вот тут я немного охреневаю. Хотя нет, вру. Много охреневаю.
— Ты за идею что ли? — предполагаю. Бред же. Говорю и сам это понимаю. Не шугалась бы, если бы прожжённой была. — Или впервые?
— Первый раз, — кивает, опустив голову.
Сканирую тёмные волосы, которые треплет ветер. Я помню, как нежно они пахнут и как приятно скользят по волосам.
Помню и, бл#дь, хочу повторить!
— Зачем? — этот вопрос вырывается совершенно против воли.
Не хочу знать и не должен. Чужая девка, которую я вижу впервые в жизни, но переживаю за неё так, словно роднее и ближе никого нет.
И тут она вскидывает голову, задирая подбородок. Распрямляет спину, отступает на назад, пошатываясь. Одна туфелька, сброшенная с ноги, валится набок. Замечаю красные полосы на ступне, оставленные обувью. Зачем-то запоминаю, как они выглядят. И какая маленькая ступня у этой девочки. Сама она в сравнении со мной тоже кажется невысокой.
— Это моё дело. Извините, — чётко и внятно на этот раз чеканит мне. Как недавно, когда зарядила коленом. — Спасибо за помощь.
В глазах вместо слёз огонь горит. И это п#здец как заводит!
Проходит мимо, обдав ароматом духов. Так близко, что волосами задевает мою одежду.
— Cendrillon, ты туфельку забыла, — окликаю, но Любовь не реагирует. — Твою мать… Как там… Золушка, слышишь?
прим. — (франц). Золушка
А она не оглядывается. Ступает на носочках, будто бы так и надо.
Восхищённо присвистываю и наклоняюсь, чтобы поднять обувь. Отдам при следующей встрече.
А в том, что она будет, не сомневаюсь.
Перекурив, возвращаюсь в зал ресторана и принимаюсь за остывший ужин. Отец если и удивлён, вида не показывает.
Аркадий травит несмешные байки, слышанные всеми раз по сто. Даже я их помню, а уезжал из города шесть лет назад. С родителями виделся исключительно на своей территории, там же пересекался со старшим братом.
Моего участия в общем веселье не требуется, поэтому именно сейчас есть возможность понаблюдать за работой официантов, бармена и общей атмосферой.
Мне здесь нравится. В меню представлены традиционные русские блюда: расстегаи с волжской рыбой, пельмени с олениной, ребрышки в сметане и валаамские щи, томленые в русской печи. Мне эта кухня знакома, но асом в ней я себя не чувствую.
Помимо оригинального и интересного выбора блюд, в данном ресторане предусмотрен ледяной ice-bar. Барная стойка оформлена в виде ледяных глыб, поддерживается специальная «зимняя» температура, а холодная синеватая подсветка усиливает морозный эффект. Выглядит впечатляюще.
Я ещё не был в той зоне, где знойная жара сменяется напоминанием о русской зиме, но уже наслышан.
Смирнов же, закончив ржать, отправляется именно за стойку, о которой я думаю. Присоединяюсь к нему в надежде услышать хоть какую-то информацию про сегодняшнюю знакомую.
Специально и в лоб не спросишь, а тратить время на поиски, зная только имя… Не уверен, что это хорошая идея.
— Нравится? — обводит рукой картинку, которая действительно может поразить воображение.
От принятого алкоголя Аркадия Викторовича неплохо так штормит. Я, делая заказ бармену, слежу, как бывший обвинитель пытается попасть на высокий стул, но раз за разом промахивается.
Смеюсь, отвернувшись, и ловлю пристальный взгляд подошедшей сбоку девушки.
Та самая, в красном.
Просит порцию Grey Goose, которую быстро вливает в себя, не закусывая. Приподнимаю бровь, ожидая продолжения. Смирнов, крякнув, всё-таки
прим. — бренд французской водки премиум-класса.
покоряет вершину под название стул. Тянется за своей порцией, но опрокидывает её, разливая по стойке.
Пока работник бара вытирает гладкую поверхность и переделывает заказ, девица принимает ещё один шот и просит третий. Разламывает плитку шоколада, медленно обхватывая кусочек губами.
— Нравится?
Я не заметил, что Аркадий Викторович откровенно палит нашу немую игру.
Пожимаю плечами, крутанувшись на сто восемьдесят градусов.
— Не особо.
— Это правильно. Николаш, таких в Москве как грязи. Извини за банальщину. А чтобы найти бриллиант среди дерьма, надо постараться.
— Вам удалось? — развиваю тему.
— Считай, удалось. Видел мою девочку? Свеженькая. Специально искал новенькую. Пугливая пока, но как сладко такую приручать. Будешь? — без перехода переключается на выставленные коктейли, которые я брал, чтобы продегустировать.
— Они безалкогольные. Повторите — прошу, поднимая руку с рюмкой. — И где же водятся такие особенные?
— Интересуешься?
— Хочу попробовать. Вдруг повезёт.
— Попробуй. Но помни, сынок, — очередной шот исчезает, а с ним сельдь под шубой, выполненная в форме канапе. — Любонька моя.
Вечером, лёжа в постели арендованного номера, вбиваю адрес в поисковый запрос и нажимаю на первую ссылку из предложенных.
Листаю виртуальный каталог, ища одну модель, которая интересует. Просматриваю дважды, но Любы среди них не нахожу…
Люба. Москва, 2020 год.
Второе дыхание, говорите? У меня открылось сразу третье от всех обидных слов, от всех пережитых эмоций, от отвращения к себе и окружающим.
Мне пришлось ехать на такси, потому что, уходя в запале, я даже не сразу вспомнила о снятой туфле. Кожу жжёт до сих пор в тех местах, где жёсткий шов соприкасался с кожей. Чулки в данном случае совершенно не стали спасением.
На свой этаж в общаге бегу так, словно следом гонится стая хищников. Не думаю, что я не права, когда их так называю. Мужчины тоже напоминают зверей… но не всегда благородных.
Мой отец яркий тому пример. Не было ни одного праздника в моей жизни, чтобы папа встречал его трезвым. С раннего утра он принимался за бутылку, выкрикивая тосты. «За новый год», «за старый год», «за мужиков», «за баб», за «не баб, но стоя», за «у дочурки день рождения»… Формулировки циклично повторялись, прозрачная жидкость убывала, а мы становились врагами папы. «Сука и бл#дь» — наши имена на весь период, требующийся для усмирения зеленого змия и последующего отходняка.
Я знаю сто и один способ ускорить протрезвление, но не знаю ни одной сказки, потому что маме всегда было некогда. Про отца понятно и так.
Как-то, учась в старших классах, я спросила, почему мама с ним не развелась. «А как без мужика-то?» — она не задумалась над ответом. Неужели такое дороже своей погубленной жизни?
А теперь он не пьёт, зато мама не вылезает из болячек, к которым прибавилось сердце. И брат, оканчивающий школу.
Вваливаюсь в нашу комнату и, наверное, впервые радуюсь, что в ней никого нет.
Срываю с себя платье, бросаю его на спинку кровати. Чулки аккуратно скатываю и складываю рядом с собой.
В одном белье, потирая уставшие лодыжки, задумываюсь о перспективах.
Что меня ждёт, если я останусь в этом агентстве? Очередной Смирнов? Или наглый Николай, считающий, что всё продаётся и покупается? В их мире, может, так и есть, но я не из их мира.
И не смогу стать такой же, как девушки, которых видела сегодня.
Просто не смогу переступить через себя.
Раскрываю клатч и вынимаю телефон. Активирую экран, включаю звук и смотрю на несколько пропущенных от мамы. Но не перезваниваю.
Захожу в чат и пишу Алине сообщение, интересуясь, где она. Мне очень! Очень нужно с ней обсудить.
Подруга долго молчит. Так долго, что я успеваю набросить халат, тщательно отмыться в душе, съесть вредный, но вкусный бутерброд из чёрного хлеба и кабачковой икры made in родители. Прожёвывая последний кусочек, получаю входящее видео, на котором Савицкая отрывается на танцполе в кругу молодых парней.
«Утром не жди», — гласит приписка и красный смайлик в виде губ.
Не жду…
Убираю небольшой беспорядок, наведённый во время сборов. Расправляю платье, повесив на плечики. С грустью смотрю на одинокую туфлю.
Теперь ко всем долгам прибавится ещё и долг за обувь. Алинка, конечно, купила эту пару на распродаже, но даже половина от прежней цены вызывает сейчас трепет.
Дура ты, Люба… Настоящая дурочка…
Долго гоняю в голове разные слова, ругая себя. Параллельно ищу доступные варианты работы, которые бы позволили мне заткнуть дыру в бюджете.
Даже если представить, что агентство выплатит мне обещанную сумму, копить придётся много. И есть сомнения, что Смирнов остался доволен моим поведением: не получилось у нас с ним по-хорошему. А по-плохому я не вытащу. Сломаюсь.
«Алин, я хочу выйти. Я не буду там работать!» — печатаю и стираю. Повторяю. Стираю и пишу длинное сообщение, поясняя решение.
Удаляю. Передумав, набираю текст ещё раз.
Оставляю черновик и перехожу на сайт, где команда рекрутеров предлагает заполнить анкету для подбора должности. Сомневаюсь, что солидным заведениям нужны студентки без опыта и не имеющие права прогуливать занятия, но чем чёрт не шутит?
Заполняю данные, отправляю. Нажимаю крестик и вдруг неожиданно для самой себя ввожу запрос: Бессонов Николай Александрович.
Фамилию подслушала в разговорах, а с отчеством, конечно, проблем не возникло. Имя хозяина вечера было на слуху.
Из предложенных искусственным интеллектом людей выбираю того, кто позирует в красивом кителе повара на фоне очень красивого зала.
Читаю описание и кликаю на ссылку со статьёй.
Молодой талантливый повар Ник Бессонов, лучший выпускник академии Алена Дюкасса. Любитель смелых экспериментов на кухне. Автор популярного гаспачо из моркови, арбуза и апельсина со свежими овощами, где сельдерей представлен в трех текстурах.
В статье пишется и о семье дарования, и о его пути к той вершине кулинарного Олимпа, на котором он находится.
В конце журналист рассуждает о возможном переезде Ника в Россию и его стажировке в ресторане, гостьей которого мне не посчастливилось стать.
Дата в углу месячной давности. «Уже переехал», — говорю шёпотом невидимому корреспонденту.
Завершает страницу дифирамбов галерея, состоящая из очень красивых тарелок с выложенными блюдами. Почти все названия я слышу впервые! Но надо признать: вкус у Николая отменный. Чувствуется, что он любит то, чем занимается.
А вот дальше идут фотографии самого повара. В форме разных цветов, он одинаково хорош с огромным крабом в руках, с ножом, прикрывающим один глаз, с ящиком клубники и в расслабленном виде у бассейна.
Как шпионка, глазею на проработанный торс, на мышцы груди, которые можно сравнить с блюдом. Красиво, завораживающе. Ничего лишнего.
Низкая посадка шорт почти не оставляет простора фантазии. Кипятком проносится фрагмент вечера, когда он вжимался в меня этим шикарным телом.
Дура ты, Люба… Настоящая дурочка…
Он же оскорбил. Обидел. Посчитал продажной, а ты пялишься и чуть слюни не пускаешь.
Опомнившись, деактивирую экран, но тут вновь включаю, чтобы удалить и страницу, и историю поиска. Приказываю себе отпустить и забыть произошедшее. Хотя бы на ночь. Хотя бы несколько часов передышки.
Люба. Москва, 2020 год.
Голова болит невыносимо. В комнате душно, но у меня пока нет ни сил, ни желания выбираться из постели, чтобы приоткрыть форточку.
Алины нет, а третья девочка-соседка ночует здесь очень редко. Иногда остаётся Надя, но ей некомфортно. Она с ужасом смотрит на общие душевые и так называемые комнаты гигиены, в которых, в общем-то чисто. Просто всё уже старое и облупившееся.
Где-то в районе поясницы вибрирует телефон, непонятно как там оказавшийся. Вытаскиваю его и, не глядя на имя, провожу пальцем по экрану, принимая входящий вызов.
Локтем прикрыв глаза, жду соединения. Характерные короткие гудочки в динамике намекают, кто именно звонит, но я спросонья не придаю значения. Лишь когда слышу хриплый папин голос, подрываюсь и больно бьюсь коленом об угол тумбочки.
Заикаясь, потому что снова пьян, не с первого раза, но доносит то, для чего звонит. Мама в больнице. Состояние тяжёлое, к ней не пускают.
Я хочу сказать, что состоянии опьянения ему и так нечего делать в больнице, но отца начинает нести. Сначала достаётся врачам, потом маме, потом и мне. Только брата не трогает, ведь мальчик — это мальчик. Продолжатель фамилии. Так было всегда. Я уже даже не обижаюсь, приняв как данность.
Под конец тирады я уже полностью одетая осматриваю комнату. Телефон на громкой связи прокуренным голосом изрыгает непристойности. А финал мог бы стать трогательным, не окажись таким поганым.
— Ты бы это, дочушк.. Выслала бы батьке деньжат. На мели сейчас, а за твоей мамкой нужен уход.
И так же жалостливо и заискивающе просит… Вздыхаю. Вздрагиваю. Женская рука с ярким лаком на ногтях, задевая меня, дотягивается до экрана и завершает разговор.
— Алин…
— Люб…
Одновременно произносим, но поднимаю брови, показывая, что уступаю право сказать первой.
— Они и те же грабли. Ну переведёшь ты ему денег и что? Думаешь, хоть раз он съездит?
— Слышала, да?
— Не всё, но суть уловила. Лучше уж Надюшкиных попросить проведать.
— Я сама хотела, — акцентирую внимание на спортивном костюме, который всегда надеваю в дорогу. — Если потороплюсь, то успею на утренний автобус.
Савицкая щёлкает языком. Крутит мой выключенный телефон. Обернувшись, цепляет начатую бутылку воды и прикладывается к горлышку, бросив смартфон на полку рядом.
— Говори, — предчувствуя что-то нехорошее, прошу.
— Не получится у тебя уехать, Люб. Обвинителю ты так понравилась, что он на месяц тебя оплатил.
— Но… Как?! Откуда?! Подожди, — морщу лоб, растирая его ладошкой. — Раннее утро, с чего ты взяла? Да как такое вообще возможно?!
— Нуууу… Короче, мы с владельцем ночью затусили в одном клубе. Он собрал всех, кто хорошо… Неважно, — отмахивается, снова припадая к бутылке. — Я рядом была, когда твой обвинитель ему напрямую звонил. Не знаю, что говорил, но Аззам сверкал, как начищенный самовар. Слышишь, Любка? Тебя богатый мужик под крылышко взял на целый месяц!
— За один телефонный звонок? — не верю.
— Когда крутятся большие бабосики, вопросы решаются по щелчку пальцев. Знаешь поговорку? Ну там, кто девушку ужинает, тот её и танцует?
Качаю головой, поражаясь, с какой лёгкость Лина говорит обо всём. Она ведь и раньше так делала, делилась. Но мне казалось, ей нравится её мир. Тот, в который и я попала.
— Он пытался меня поцеловать, Алин. И сказал, что никакого договора нет.
— Есть, но…
— Деньги решают?
— Вот именно. Поэтому, Любаш, уехать тебе вряд ли позволят. Если только бежать и забыть о возвращении. Такие люди не прощают.
— Ты шутишь? — ахаю. — Алин? Скажи, что ты шутишь.
Савицкая пугает меня ещё больше, когда откидывает опустевшую бутылку и садит на мою разобранную кровать, скрестив ноги.
— К сожалению, не шучу. Прости, Люб. Я не знала, что так выйдет. Думала, покрутишься, заработаешь… Смирнов этот вообще откуда взялся? Я его раньше не видела.
— Мне всё равно, — приземляюсь рядом, касаясь плеча подруги своим плечом, — откуда он вылез. Что мне делать теперь?
— Пока звонить Наде и просить её мать сходить к твоей. А потом будем что-то решать, Люб. Прорвёмся.
Оптимистические прогнозы Лины не сбываются.
Во-первых и главных, новости из дома самые грустные. Мама лежит в палате интенсивной терапии и… И на это всё. Не родственникам подробностей никто не сообщает. Я несколько раз в день дозваниваюсь и разные женские голоса твердят мне общими фразами: температура, давление, состояние стабильно-тяжёлое.
Уже два дня я порываюсь всё бросить и ехать. Уже два дня Алина останавливает меня, пугая последствиями.
Глаза из-за постоянного недосыпа напоминают глаза летучей мыши. Красные и воспалённые. Концентрация внимания нулевая.
Ещё и по запросам на сайте вакансий один за другим приходят отказы.
На парах ситуация не лучше. Ловлю ворон и совершенно не воспринимаю материал, начитываемый лекторами. Один раз спасает Савицкая, бросаясь отвечать, когда преподаватель называет мою фамилию.
Но её помощь лишь один раз выручает. К занятию физической культурой я не подготовлена максимально. Форма благополучно оставлена в общаге, преподша звереет от моего унылого вида и заставляет качать пресс прямо в джинсах.
Староста группы держит мне ноги и считает, а я поднимаю и опускаю корпус, давясь слезами. От обиды и безнадёги именно упражнение на пресс становится последней каплей.
А ведь я держалась!
И когда получила на карту перевод на треть меньше, чем рассчитывала. И когда Аззам позвонил лично предупредить о новом статусе меня в их агентстве.
Держалась, когда отдавала Наде часть от общей суммы и видела недовольство, мелькнувшее в её глазах. Мы договаривались на несколько месяцев, но она, как оказалось, рассчитывала получить быстрее.
А сейчас сломалась.
Уткнувшись подбородком в колени, хлюпаю носом и слышу зычный приказ:
— Майская, два. Придёшь исправлять в конце недели.
Ник. Москва, 2020 год.
Есть ли у меня причины не доверять словам Смирнова?
Есть. Если начну перечислять, рискую не уснуть.
Перебираю в голове варианты и прикидываю, как велико моё желание увидеть ещё раз интересную девочку Любу. Да, желание, безусловно, есть, но не настолько огромное, чтобы забить на все дела и броситься разыскивать зазнобу Аркаши.
Задумываюсь, правильно ли употребил слово. У меня, честно сказать, присутствует лёгкий дискомфорт в общении. За годы вне дома я успел привыкнуть к другой речи, выучил в совершенстве другие языки и несколько теряюсь, когда ловлю себя на том, что думать пытаюсь на русском. Привыкаю.
Итак, Любовь. Необычное и редкое имя. Даже этим она выделилась среди остальных. Кто там был? Элла, Эмма, Крис, Виола… Не сомневаюсь, что в паспорте каждой второй значатся совершенно другие буквы имён. И вдруг Люба. Мда.
Она другая. Не эскортница, хоть и пыталась ею стать. До шлюхи ей далеко, это я уяснил. Как здесь говорят? Зуб даю, она никем нетронутая. Максимум — неудачный опыт в старших классах, когда хочется, но нет представления, что, куда и как, и делается на интуиции. Мне в этом отношении повезло: старший брат подарил элитную проститутку, научившую всем азам.
Мне так понравился опыт, что я продлевал девку на сутки. Ушла она выжатая до капли, но довольная. А я отправился в свободное плавание постигать новую науку и прелести вседозволенности. Выбирал себе ярких и страстных, чтобы умели доставить мужику удовольствие.
Моника именно такая. Яркая и умелая. В постели с ней огонь, да и в совместной жизни нет никакого напряга. Не было, точнее.
Она осталась во Франции, хотя я предлагал полететь со мной.
А Люба. Любовь… Чувствуется, что неумелая и неопытная, но, бл#дь, как это меня заводит! У нижнего этажа явно подтекает крыша, потому что даже сейчас, думая о ней и сравнивая с другими, я хочу именно Любу.
И представляю её на себе, потную, покрасневшую, стыдливо отводящую глаза. Но при этом позволяющую долбить так, как требует природа.
Оттягиваю резинку, чтобы не давила на головку и шумно выдыхаю. Нет же.
Я не буду этим заниматься. Смешно.
Но уже через несколько минут сжимаю себя рукой и двигаю. Двигаю, двигаю, двигаю, воспроизводя образ девчонки. Её глаза, когда она задирала голову и смотрела прямо. В них горел вызов, не взирая на то, в каком положении она была передо мной. Кончаю с глухим стоном, забрызгивая спермой свежие простыни.
Перекатываюсь на живот и утыкаюсь в подушку, от неё почему-то пахнет Любой.
Кажется, схожу с ума. Так меня влекло… Пожалуй, ни к кому и никогда. Но я не собираюсь поддаваться безумию. И искать тоже не собираюсь. Попробовал — не нашёл. Мой жизненный принцип «то, что ушло — не твоё» обязан сработать и сейчас.
Утром просыпаюсь поздно и позволяю себе получасовой релакс, залипая в смартфоне. Листаю новости столицы, отвечаю на сообщения друзей. Принимаю приглашение бывшего одноклассника затусить в отеле в Подмосковье. Они собираются как раз сегодня вечером на мальчишник, и я с энтузиазмом соглашаюсь.
Уточняю адрес, планируемую программу и корректирую свои планы. Звоню отцу, чтобы предупредить о своём отсутствии в течение двух дней. Тусовка намечается с размахом.
Неторопливо собираюсь. Закидываю сменную одежду в сумку, прихватываю ноутбук рассчитывая немного поработать в дороге. Вызываю такси, прикинув время в пути.
Можно было бы поехать на арендованной тачке, но я хочу немного раскидать накопившиеся вопросы.
Правда, вместо решения вопросов, всю дорогу я копаюсь в поисковых сетях, один за другим просматривая сайты с девочками для отдыха. Вбиваю разные параметры, натыкаясь на разнообразное однообразие. Любы нигде нет.
***
Встрече со старым другом я реально рад. Слушаю его рассказ о жизни, говорю о себе. Мы общались, но крайне редко, так как наши дороги разошлись с выбором профессии.
— Значит, женишься? — в перерыве между поздравлениями и тостами, мы одновременно выходим перекурить. — Неожиданно.
— Так сложилось.
— Залёт? — понимающе хмыкаю. Потому что Пьер и свадьба — разные полюса.
— Хуже.
— Любовь? — а ведь ёкает, когда имя приобретает другой смысл.
— Скорее, любовь наших предков к общему делу. Это фиктивный брак, Ник. Семья на бумаге.
Отпиваю прихваченный виски и заполняю лёгкие дымом. Осуждений и удивлений с моей стороны не последует: нас всех, кто здесь собрался, воспитывали так, чтобы будущее было неотрывно связано с приумножением капитала. Это я отделился, но отец всегда держал и держит руку на пульсе.
Нам с братом позволили выбрать дело по душе, всячески поддержали, но что касается законного брака...
— Понимаю. Поэтому в отрыв?
— На бумаге, Ник, это на бумаге. Моя невеста в курсе, что я не претендую на её во всех смыслах. Не удивлюсь, если она сейчас зависает со своими подругами в стрипушнике или играх, просаживая папочкино бабло.
— Кто здесь говорит о стриптизе?
На балкон, где мы дымим, выплывают две девицы в купальниках.
На первом этаже комплекса огромный СПА, до которого мы пока не добрались.
— Хочешь? — темноволосая красотка в белом мини начинает подкручивать задницей, напевая себе под нос. Заводит руки за спину и развязывает верх, покручивая клочок ткани на пальце.
У неё неплохо получается.
Ловлю поплывший взгляд друга и киваю второй русалке. Она немного похожа своим нарядом с перебором блесток.
— Как зовут?
— Мирабелла.
Кривлюсь.
— Настоящее имя какое?
— Эээ... Люба. Любовь.
Тяну её на себя, зафиксировав талию и затылок.
— Попала ты, Люба-Любовь.
Люба. Москва, 2020 год.
Рука безвольной плетью повисает вдоль тела, а слабые пальцы еле удерживают смартфон. Ещё немного и я бы его уронила.
— Майская, тебе плохо? Бледная вся.
Декан нашего факультета останавливается в шаге от меня и терпеливо ждёт ответа.
— Я… Да. Всё в порядке, — трясущимися губами пытаюсь улыбнуться.
Кажется, неубедительно.
— Вот что, Майская. Давай-ка ты сходишь в медицинский кабинет. Пусть давление измерят, наверное. Юноша тебя проводит.
И потока бегущих студентов выдёргивается коренастый парень и под недовольные возмущения получает ценные указания доставить меня к медсестре в целости и сохранности.
— Я сама, — протестую, не собираясь никуда идти.
— Знаю я ваши «сама». Падаете потом, ноги ломаете или ещё хуже… В прошлом году одну с сотрясением увезли. Идите, — машет рукой и скрывается в аудитории.
— Со мной правда всё хорошо, — теперь уже повторяю парню. Он чешет лоб, но не уходит.
— Пойдём. А то проверит ещё. Мне лишние проблемы не нужны, своих хватает.
Вот и мне хватает… Но деваться некуда.
Бреду за провожатым, так и сжимая несчастный гаджет. Потом только о нём вспоминаю и убираю в сумку.
На первом этаже в корпусе, где находится медпункт, прохладно. Кончики пальцев моментально мёрзнут, что первым делом замечает врач, к которой я попадаю.
Она терпеливо измеряет давление, даёт градусник, заставляет высунуть язык.
— Честное слово, у меня всё хорошо. Я просто… перенервничала…
— Молодёжь! Знаю я ваши нервы. Гуляла наверняка всю ночь, потом на пары. Было такое?
— Нет, — улыбаюсь. — Я не гуляю. Просто… Дома проблемы. Мама в больнице.
Делюсь, так как чувствую тепло, исходящее от незнакомого человека. Неожиданно для самой себя рассказываю про мамино сердце, про папины запои.
Вытираю выступившие слёзы и встаю, извиняясь.
— Простите! Не знаю, что на меня нашло…
— Молоденькая ты ещё, Люба. Не извиняйся. И знаешь, что? Давай-ка я тебе справку напишу. Выспись. Домой съезди, если спокойнее тебе будет. Два дня пишу, смотри.
Киваю заторможенно, наблюдая, как удивительно аккуратным почерком заполняется желтоватый бланк.
— Держи, — протягивает мне. — Сейчас в деканат забеги и свободна. Обязательно поспи. Поняла?
— Хорошо. Посплю, обещаю. И… Спасибо вам!
Растроганная, покидаю кабинет. Провожатого не видно, наверное, сразу ушёл, как только убедился, что я доставлена по назначению.
Настроение немного повышается: всё-таки любая забота очень приятна. А обо мне уже давно никто не заботился. Брат постоянно в играх, мама — в папе. А папа… С ним понятно. Про него я уверена, что изменить в нём тягу к спиртному невозможно. И опыт только подтверждает мои мысли.
В деканате отдаю секретарю справку и на словах добавляю, что почувствовала сильную слабость. Выслушиваю дежурные пожелания и почти бегом несусь к выходу из здания, а затем и с территории.
От быстрой ходьбы ловлю второй приступ. Хватаюсь рукой за стену и перевожу дыхание. Ругаю себя за бег и за то, что несколько дней ничего не ела, нервничая. К хорошему это не приведёт.
Отлепляюсь от стены и перехожу дорогу. В сетевом магазине покупаю батон и банку сгущёнки, которую обожаю. От батона, пока иду, отщипываю маленькие кусочки и тщательно пережёвываю. Желудок благодарно урчит, а меня начинает клонить в сон.
В комнате быстро переодеваюсь, протираю лицо мокрым полотенцем и падаю на кровать. В полудрёме тыкаю пальцами по экрану и завожу будильник на шесть вечера.
У меня было время подумать. Решила, что уезжать нет смысла. Алинка права: наживать себе влиятельных врагов, способных уничтожить, я не хочу. Просто попробую поговорить с Аркадием Викторовичем. Вдруг у меня получится достучаться?
***
Сон оказывается глубоким и без сновидений. Больше всего я боюсь ночных кошмаров, мучивших в школьные годы. Иногда я до самого утра тряслась под одеялом, случая ссоры родителей и до чёртиков боясь, что отец не выдержит и убьёт маму.
Я и сейчас боюсь этого. К счастью, в последние годы если и снится какая-то гадость, но редко.
Встаю даже раньше будильника. Позволяю себе съесть столовую ложку сгущённого молока и запить его холодным чаем. После незамысловатого перекуса перехожу к привычным действиям: звоню Надиной маме и, краснея, спрашиваю, как там мои. Мамино состояние неизменно, и я мысленно обещаю себе, что утренним автобусом уеду домой.
Сегодня схожу на встречу, поговорю. И уеду. Даже вещи заранее готовлю.
В назначенный час спускаюсь вниз. Подхожу к машине и, как в прошлый раз, замедляюсь.
Сегодня на мне нет нарядного вечернего платья и неудобных туфель. Алина, кстати, пока ничего про обувь не сказала, но я думаю, это временно. Она обязательно вспомнит.
Из собственного гардероба я подобрала светлые брюки палаццо с лампасами и тёмную блузку с собранными на запястьях рукавами. Эти вещи мы покупали вместе с девчонками, когда только приехали подавать документы. Тогда я ещё мечтала жить в огромном городе, учиться на отлично и иногда отрываться на дискотеках.
Кажется, так давно всё было…
— Мне нравится, — из автомобиля, пыхтя, выбирается сам Смирнов. И на глазах у студентов притягивает к себе, жёстко фиксируя мою руку. — Не захотела быть послушной девочкой, Любонька? Я предупреждал. Отвечать придётся по-взрослому. Садись.
И буквально запихивает в салон своей машины.
Ник. Москва, 2020 год.
— Не отвлекайся, — бросаю девке, решившей, что она звезда родео, мать её. Скачет и стонет так наигранно, что у меня почти упал.
Отвлекаюсь на звонок отца, жестом приказывая заткнуться крикунье. Всё равно никакого толка от неё нет. И хер пойми какое имя ей подходит больше, чем невинное Люба.
— Да, отец, — свайпаю «ответить» и слушаю важные, по мнению папы, новости.
Оказывается, послезавтра по делам в столицу его прилетает давний кореш со своей дочерью. И меня настойчиво просят быть.
— Гуд, — соглашаюсь сразу, чувствуя, что оргазм всё-таки подходит. — Позже наберу.
Бросаю смартфон на кровать и скидываю с себя девку. Наклоняю её голову и заставляю поработать ртом. Она с готовностью принимается причмокивать, оттопырив задницу.
Все прелести видны мне в огромное зеркало, но… Не вставляет, бл#дь. Никак!
Сцеживаю несколько капель в презерватив, позволяя шлюшке закончить начатое. Сдёргиваю резинку и топаю в душ. Она увязывается за мной, но я без слов захлопываю дверь, пользуясь защёлкой.
Не настроен.
Не удовлетворён.
Не удивлён.
Та Люба-Любовь за одно только предложение пойти со мной приложила по яйцам. И это, бл#дь, зацепило. Вызвало и подогрело интерес.
До глубокой ночи я наливаюсь алкоголем, игнорируя все подкаты. Односложно отвечаю приятелям и новым знакомым, ссылаясь на усталость и дикий недосып.
Во мне нет ни грамма усталости, но я выжат и безэмоционален, потому что мне скучно. Скучно от скудности выбора и предсказуемости ближайшего будущего.
Любая из девиц, весело плескающихся в бассейне, куда мы переместились, пойдет со мной. Каждая вторая даст здесь же, под грохот музыки и стоны уединившихся парочек.
Мальчишник в самом разгаре и молодой жених отрывается как в последний раз. Его высокая фигура мелькала в конце зала сразу с двумя стриптизёршами. Он кивал и звал с собой, разделить десерт, но…
Нет, бл#дь. Я. Не. Хочу.
Запал пропал, когда вышел из душа и увидел раскинувшуюся поверх покрывала голую Мира… Как её там? Белладонну? Выставил, естественно, а сам потом стоял у окна и курил одну за одной, прочищая мозги.
— Скучаешь, красавчик? — на соседний шезлонг присаживается брюнетка, оголяя длинные ноги.
— Не трать время, — отпиваю новый глоток, уже не чувствуя обижающих горло градусов.
— Что так? Только не говори, что женат и сюда попал случайно.
— Не скажу, — поворачиваю голову и скольжу взглядом по женским изгибам.
То, что спрятано под халатом, без сомнения прекрасно и проработано.
— Тогда что же? Или из тех, которые только по большой и светлой?
— А она бывает? — фыркаю, начиная проявлять увлечённость диалогом.
— О да, — смеётся девчонка. — В сказках. Только в сказках не пишут, что вместо принца принцессу ждёт борьба за место под солнцем, выбор без выбора и, в лучшем случае, старость в окружении котов.
— Всё так грустно? А как же семьи? Ячейка общества, до смерти в горе и радости, — припоминаю слова из популярных мемов.
— Ты ещё вспомни «Титаник». И жила она одна, каждый день думая про своего погибшего Джека.
— Не смотрел, — признаюсь. Дотягиваюсь до бутылки и плещу себе новую порцию виски. — Будешь?
— А давай! — принимает бокал. — Я смотрела. Много раз смотрела, и даже плакала. И мечтала, что, когда вырасту, меня обязательно настигнет настоящее чувство.
— Нет?
— Мимо. Первый парень оказался подонком. Смылся, когда узнал о залёте.
— Так ты молодая мать? — салютуя. Она мне нравится, эта брюнетка. По крайней мере, не прыгает сразу на член, томно прикусывая губы.
— Неа. Снова мимо. Аборт. Потом второй. Уже от нормального мужика. Думала, что нормального. Аминь, — выпивает до дна и хохочет, запрокинув назад голову. — Что? Не ожидал?
— Не знаю, — совершенно искренне качаю головой. Я не думал про детей в принципе, но если бы Моника сказала, что беременна… Не могу предугадать свою реакцию. — Поэтому ты здесь?
— Поэтому я здесь. Каждая приходит за чем-то своим. Думаешь, мне нужны бабки? У-у, — перед моим лицом машет пальцем. — Не нужны. Мне нужна власть. Кратковременная, но власть. Мне нравится, когда от меня зависит, с каким настроением мужик отправится домой к законной жене.
— Сомнительная причина, — бубню. — Но зачем ты рассказываешь мне? Не боишься спугнуть потенциального клиента?
— Не боюсь, — отставляет стакан. Скидывает халат, под которым купальник настолько миниатюрный, что видно всё. — Тебе же хочется узнать, что будет дальше, правда?
Брюнетка тянется к моим губам, склоняясь и закрывая нас своими волосами от чужих взглядов.
Ник. Москва, 2020 год.
— Если я сказал «нет», оно не значит завуалированное «да». Ты перепутала, — уворачиваюсь от чужих губ.
Я не целуюсь со шлюхами и не целую их. Только контакт в резинке, даже если девка VIP и даже если делает м#нет.
— Без исключений?
— Без. На чём мы остановились?
Я не против занять время болтовнёй, но против всего остального. Виски внутри столько, что ещё стакан и меня вырубит прямо на лежаке, а этого допускать не хочется. Прекрасно знаю, чем заканчиваются такого рода мальчишники, и отсвечивать причиндалами в новостных пабликах не горю желанием.
А то, что найдутся идиотки, мечтающие сделать селфи с отрубившимся «заграничным парнишей»… Как правильно? К бабульке не ходи. Как-то так вроде звучит.
В общем, я держусь и забиваю свободное время хернёй, слушая философские выкладки брюнетки. Чешет она складно.
— Окей. С тобой я понял. А если такой набросок? Девушка не желает, но вынуждена терпеть, допустим, моё общество. Ей его навязали против воли. Почему она не уйдёт?
Язык пьяно заплетается, формулируя вопросы довольно коряво. Хорошо, что собеседница уже в нужной кондиции и понимает меня.
— Заставили? Такое может быть, конечно, но очень редко. Девочки сами приходят. Лёгкие деньги нужны всем. Вот ты бы отказался от размера зарплаты своей матери за пару часов работы? Непыльной работы?
— Боюсь, столько мне никто не заплатит, — смеюсь.
Моя мать владеет несколькими бутиками модной одежды и обуви и совершенно точно мыслит другими категориями.
— Ну да. Мажоры, — хмыкает брюнетка. — Смотри. У меня есть подруга, которая взяла в долг приличную сумму. Сама отдать не может. Родаки не помогут. А отдавать надо. Куда ей пойти? Понимаешь?
— Неа, — лениво сползаю вниз и забрасываю руки за голову. — Не понимаю. Подруга твоя работать не пробовала?
— А если никак? Разные обстоятельства.
— И что? Будет терпеть условного меня? Через «не могу»?
— Будет.
— Почему? — тупо стою на своём.
— Потому что всё продаётся и всё покупается. У всего есть цена. Даже у согласия моей подруги.
— Ху#вая из тебя подруга, — подытоживаю.
— Почему?
В пьяных глазах столько изумления, что я частично трезвею. Алё?! Реально не догоняет?
— Ты страшный человек, если не понимаешь.
— Страшный? Не-е-ет. Я — предусмотрительный человек. Манипулировать людьми легче, чем кажется. Тем более, когда знаешь все их слабые стороны. Особенно, когда знаешь. Хочешь, открою тебе пару секретов?
Её руки снова пускаются в путешествие по моему телу, но я пресекаю сразу. Отпихиваю, будто бы не женские пальцы пересчитывают пресс, а змея, извиваясь, ползёт по коже.
— Предпочитаю держаться подальше от таких секретов, — опустошаю бутылку.
— Зря. Когда-нибудь ты меня вспомнишь…
— Угрожаешь? Как тебя? Очередная Лаура или Матильда?
Криво усмехаюсь, балансируя на грани. Мозг уже уплывает, но зачем-то цепляется за пустой разговор. Где-то в подсознании горит красный красная кнопка, что это важно.
— Предупреждаю. Запомни, красавчик, меня зовут Таня. Просто Таня.
Без надобности. Её слова становятся белым шумом, тело наполняется лёгкостью, а зрение отключается. Неудобный шезлонг даже не чувствуется. Пока не чувствуется.
***
Пробуждение выходит адским. Мерзкие капли попадают на лицо и затекают под тело, усиливая дискомфорт.
Не открывая век обещаю убить того, что нарушил мой сон. Самоубийца ржёт голосом Пьера и продолжает поливать меня.
— Сука, — вскакиваю, но сразу понимаю, что зря.
Пол качается. Потолок начинает кружится, и я тяжёлым грузом оседаю на лежак, рисунок которого явно отпечатался на мне. Хорошо, если не намертво.
— Лови лекарство, — в меня летит запотевшая бутылка пива, опустошаемая мной огромными глотками.
Легче не становится, но пустыня в горле начинает проходить.
— Спасибо, — сиплю. — Ты, смотрю, огурцом? А где… все?
Петька, которого я по старой школьной привычке зову Пьером, веселится от моей растерянности.
— Чувак, уже вечер. Мы наверху собрались, только тебя не хватает.
— Пас, — поднимаю ладони вверх и снова предпринимаю попытку встать. Получается лучше, но голову ещё ведёт. — Мне домой надо. Отец что-то про ужин говорил.
Приятель особо не возражает, торопясь опробовать сюрприз от друзей. Я же, проклиная виски, свою слабость, баб и вообще весь белый свет, тащусь в номер, где остановился и долго стою под контрастным душем.
Несколько раз чищу зубы, приглаживаю волосы.
Переодеваюсь и, похожий на человека, вызываю такси. Набираю батю, уточняя место сбора и время. Искренне радуюсь, что у меня есть остаток вечера и ночь, чтобы нормально отдохнуть.
Попрощавшись со всеми разом, покидаю территорию отеля и неторопливым шагом следую к стоянке, куда подъедет машина.
В такси задрёмываю, прижавшись головой к стеклу. Снится такая чушь, что вместо лёгкого недосыпа я получаю отвратительную головную боль. На ресепшене прошу принести лёгкий ужин в номер, дополнив его упаковкой обезболов. Закидываюсь и жду, когда начнёт отпускать.
При всей общей усталости организм отказывается вырубаться. Чтобы убить время, достаю из кармана сумки рабочий ежедневник и начинаю чертить схемы.
По-хорошему мне бы на кухню, чтобы сразу тестировать задумку, отметая неудачные варианты. Но!
Чутьё подсказывает, что я попаду с первого раза в самое яблочко, без тестов и дегустаций. Авокадо, сок лайма, финики и чай матча… На первый взгляд сочетаемость странная, но я убеждён во вкусе.
Зарисовываю набросок будущего блюда: сервировку, подачу. Осталось только название. И рука сама выводит ровные буквы: Lyuba – Love.
Люба. Москва, 2020 год.
У нас не получается поговорить во время поездки. Прижав меня своей тушей к дверце, Смирнов непрерывно рычит в динамик телефона.
Мат-перемат стоит такой, что хочется закрыть уши и не слышать. Я пытаюсь отвлечься, считая пролетающие за окном горящие фонари и светофоры.
Везде спешат люди. Улыбаются. Мечтают, наверное. Кого-то ждут.
Меня ждёт только мама и ради неё я обязана вырваться из той ямы, в которую угодила.
Гоняю в голове слова, подготавливая речь. Я готова сопровождать. Готова на публике играть роль влюблённой до беспамятства, но не готова ни к каким продолжениям.
К близости тем более! Во-первых, он старше моего папы, и я считаю извращением такие… эээ… пары. Да, пусть будут пары.
Во-вторых, с сексом у меня отношения не сложились от слова «совсем». Я ужасно, почти до обморока, боюсь боли. И когда мой бывший парень на выпускном засунул в меня палец, я думала свихнусь. Меня чуть не разорвало напополам, а он покрутил у виска и выплюнув «фригидная идиотка», скрылся в предрассветном тумане.
Если это поможет, я готова рассказать Аркадию даже о неудавшемся опыте! Ну не захочет же он спать с бесчувственным телом?
А вдруг? Ну вдруг это сработает?
Я, как маленькая девочка, цепляюсь за любую возможность. Даже очень глупую.
Но, увы, никакого разговора не происходит.
Смирнов, в очередной раз смачно выругавшись, велит водителю развернуть машину и ехать в один из известных ресторанов столицы.
Его название практически у каждого на языке, ведь там предпочитают отдыхать звёзды или очень известные политики. Даже мне, не интересующейся такими темами, это известно.
От души желаю Аркадию Викторовичу отравиться чем-нибудь несвежим и пропасть из моей жизни. Даже плечи расправляю, ведь уверены: меня выбросят из шикарной машины немедленно.
Если бы всё оказалось так легко…
Потыкав толстыми пальцами по экрану, Смирнов бросает мужчине за рулём: «Сюда заскочим. Точку скинул».
Тот только кивает, поймав взгляд хозяина в зеркале заднего вида. И я снова сжимаюсь в комочек, желая стать незаметной.
А если… Если меня похитят и где-нибудь запрут? Этот может.
Осторожно тянусь к своему смартфону и дрожащими руками разблокирую экран. Никто не вырывает его у меня, не орёт и не выбрасывает в окно. Всё ещё опасаясь, отправляю Алине свои координаты и пишу, что меня везут непонятно куда.
Сам Аркадий едет в ресторан с пафосным названием. Это тоже скидываю подружке и прошу её позвонить мне минут через тридцать.
От неё ответа нет, хоть и стоят галочки о прочтении.
Сморгнув непрошенную слезинку, также тихо убираю телефон и принимаюсь вспоминать слова молитвы. Любой молитвы, но кроме начала «Отче наш» ничего не приходит.
Тогда я своими словами прошу высшие силы мне помочь. Обещаю усердно учиться, найти другую работу, перестать обижаться на папу. Я знаю, что обиды разрушают, но ничего не могу с собой поделать. Мне тяжело простить того, кто всегда жил в своё удовольствие обособленным эгоистом.
Погрузившись в невеселые размышления и потеряв бдительность, упускаю миг, когда машина останавливается у сверкающего торгового центра. Ни адрес, ни вывески не говорят мне ровным счётом ничего.
Но я сбрасываю и это название Савицкой. Уже больше для своего успокоения. И вдруг подруга неожиданно быстро отвечает мне «ок».
Это воодушевляет! Значит, она просто была занята. Значит, она в курсе, и если что-то случится, не даст пропасть. По крайней мере я на это надеюсь.
— Шевелись, Любонька. Время тик-так, — стучит по часам Смирнов. — Сейчас оденем тебя, как подобает, заскочим к Бесу и будем учиться послушанию. Да, девочка? Да…
Довольный своей тупой шуточкой, смеётся, перемигиваясь с водителем.
— Я закричу, — дрожащими губами предупреждаю.
— Кричи. Я люблю, когда девки кричат на моём члене. Громко умеешь?
Господи... Это до него я хотела достучаться? До этого извращенца?
«Сбегу», — шепчу скорее сама себе.
***
Только вот сбежать из бутика, куда меня привели словно под конвоем, не получается.
Смирнов сам выбирает для меня платье и бельё. Я морщусь, отказываюсь, плачу, но меня заталкивают в примерочную бесцеремонно и рычат, что я только усугубляю своё наказание.
Для сотрудниц Аркадий с ухмылочкой вещает о наших с ним «играх». Я уже икаю от слёз, а девушки-продавщицы, как роботы, таскают мне новые вешалки и хитро улыбаются.
— Это неправда. Пожалуйста, Мария, — прочитав на бейдже имя, прошу одну из них. — Позвоните в полицию.
— Извините, нас это не касается. Аркадий Викторович наш постоянный гость, — вот что я слышу в ответ.
И новую порцию для примерки мне приносит уже сам Смирнов.
— Идеально сидит. Ну-ка, покружись.
Облачённая в нелепую короткую тряпку, открывающую грудь и ноги, покорно поворачиваюсь вокруг своей оси. Ему нравится. А я радуюсь одному: короткое платье не будет мешать бегу.
Отпрошусь в туалет и хоть через окно, но вылезу. Или в ресторане попрошу о помощи. Надеюсь, там не все купленные им? Он же вообще не местный, я читала. Как он может оказаться постоянным клиентом отдела женской одежды?
— Нет. Выглядишь, как дешёвая шлюха. Жди, — приказывает и уходит, давая минутную передышку.
Новый выбор Аркадия мог бы заставить трепетать девичье сердце, будь он сделан в других условиях.
Длинное в пол платье изумрудного с открытыми плечами кажется образцом стиля. Скрывающее всё, что нужно, оно делает образ женственным и очень привлекательным.
Но есть проблема: я не хочу становиться привлекательной для Смирнова!
А он не хочет слышать никаких возражений…
Люба. Москва, 2020 год.
— Прошу, — Аркадий, внешне довольный, предлагает свой локоть, от которого я дёргаюсь в сторону. — Не дури.
Меня тут же останавливают и насильно прижимают к себе, проходясь пятёрней по попе, обтянутой тканью платья.
Кожу тянет от неприятного ощущения. Я… снова чувствую себя грязной.
— Ещё раз напишешь подружке про полицию, вас обеих будут искать. Долго искать, Любонька. И не найдут. Так бывает, красавица. Был человечек и нет человечка.
Смирнов трясёт моей сумкой, отобранной им перед примерочной. Ахаю.
У меня ведь стоит пароль, как он…?
— Ставить паролем дату рождения не самая хорошая практика. Будет для тебя уроком, — словно слыша мой незаданный вопрос, Аркадий отвечает на него.
Тащит к стойке, за которой расположена касса. Оплачивает платье, обувь, новый клатч, подобранный консультантами без моего согласия.
Мои старые вещи аккуратно складывают в фирменный пакет и протягивают Смирнову, улыбаясь широко и дружелюбно.
Они ему чуть ли не в рот смотрят. А мне отказали в помощи, потому что…
Так бывает, красавица. Был человечек и нет человечка.
Холод сковывает движения. Словно робот, переставляю ноги и иду туда, куда меня ведут.
Моя сумка всё ещё в руках ненавистного мужика. Новая зажата в пальцах. Я прикрываюсь ею, как щитом. Но что может маленький прямоугольник против огромного танка? Ничего.
Мы почти добираемся до выхода, когда сбоку выскакивает ярко одетый молодой парень и начинает щёлкать затвором фотоаппарата со словами: «Для вас и вашей прекрасной спутницы».
Смирнов сводит к переносице брови и отрывисто чеканит водителю, следующему по пятам:
— Убрать. Чтобы никто и нигде. Не хватало, чтобы увидели.
Хлопаю ресницами и не понимаю. То он среди друзей меня лапает и представляет «своей девушкой», то так яро реагирует на невинные фото.
Естественно, я тоже не хочу никаких совместных кадров, но меня пугает именно настроение, становящееся боле мрачным с каждой секундой.
Мы проходим входную группу, и мне не слышно, что именно говорит водитель. Однако через минуту он нагоняет нас и протягивает Аркадию фотоаппарат, коротко отчитываясь, что всё проверил.
Что означает «всё»? Что стало с парнишкой?
От переизбытка всего произошедшего за один вечер меня снова мутит. Прикладываю руку с клатчем ко рту и глубоко дышу.
— Плохо что ли? Люба?
Как сквозь туман слышу чужие голоса. Перед глазами начинает кружиться, а во рту разливается кислота.
Распахнутые глаза фиксируют занесенную руку, летящую к моему лицу. Как в слоу мо происходит эффект замедленного приближения. Успеваю отклониться и не получить пощёчину.
— Всё в порядке, — хрипло выдавливаю и уже самостоятельно, смирившись, сажусь в знакомый салон.
— Мне надоели твои игры, Любонька. Надоели, — прицыкивает Смирнов, доставая мой смартфон и начиная крутить его в руке. — Всему есть предел.
Больше мне ничего не говорят, будто бы даже забывая о моём присутствии.
Машина мчится по Ленинградскому проспекту. Это одна из самых широких улиц столицы. И я безумно хотела здесь побывать, но сейчас не чувствую ни грамма радости. Не так должна была сбыться моя мечта. Не так!
Я хотела идти за руку с Алиной или, может быть, с парнем, к которому бы испытывала нежные чувства. Хотела бы есть мороженое и чувствовать себя легко и независимо.
Вместо этого я еду на заднем сиденье дорогущего авто, дышу через раз, и все мои вещи находятся в заложниках у Смирнова.
— Можно мой телефон? Пожалуйста, — робко тяну, потому что это единственный способ связи с отцом и мамой Нади. Я не помню номеров наизусть и корю себя за то, что не выучила.
Мамин номер, единственный, который знаю, выключен. Папа наверняка забыл зарядить устройство, а мой брат живёт в своём мире и вряд ли додумается до такой простой вещи.
— Моя мама… Она в больнице… Пожалуйста… Я обещаю, что больше никогда не буду…
Как это унизительно, боже! Но всё моё существование с момента прихода в агентство сплошное унижение.
— Мама это святое, Любонька. Это похвально, что ты переживаешь. Держи, — смартфон ложится на мои колени. — Если повторишь глупость, я узнаю. Ты же умненькая девочка?
Часто киваю, не ожидавшая такой быстрой победы.
— В какой больнице лежит твоя мама? В городской?
— Что? Да, но…
— Помолчи, Люба. Сейчас помолчи.
Смирнов тычет пальцами по экрану уже своего гаджета и, назвав мою фамилию, отдаёт распоряжение проследить за состоянием пациентки Майской.
— Со мной лучше дружить, красавица. Маму твою подлечим. Хорошего врача ей найдут. Что глазами хлопаешь? Или думала, я выбираю неизвестную девку и ничего не узнаю? Ошибаешься, Любонька. Ошибаешься… Я о тебе знаю больше, чем ты сама о себе знаешь. Будешь слушаться, мы и брата твоего выучим. Золотую медаль ему сделаем, м?
Шокированная, как рыба, открытым ртом хватаю кислород. Он же…
Он же сейчас намекает, что от меня зависит не только моя жизнь, но и жизнь близких? Я же правильно поняла?
— Вот и славно. Люблю умненьких, — рядом с телефоном падает ладонь, сжимающая колено. Смирнов пальцем тянет ткань платья наверх, оголяя мои ноги до бедра. — Хороша девка, а?
— Да, Аркадий Викторович, — ровный голос водителя звучит примерно как несостоявшаяся пощёчина. Он не просто видит и слышит, он ещё и наблюдает за действиями своего хозяина… одобряя их…
Люба. Москва, 2020 год.
Машина останавливается у входа в ресторан. Смирнова здесь уже ждут.
Знакомый по прошлой встрече Александр Бессонов разговаривает с высоким молодым мужчиной, смутно похожим на него.
Аркадий потирает руки и даже искренне, как мне чудится, улыбается. Выходит сам и, обойдя автомобиль, подаёт мне руку. Его взгляд пригвождает к сиденью и приказывает подчиниться. Немедленно.
Выпустив из лёгких весь воздух, касаюсь излишне мягкой и пухлой ладони, чувствуя, что она влажная.
Мои пальцы, наоборот, ледяные и прикосновение выходит омерзительным до нового приступа тошноты. С той лишь разницей, что я смотрю в одну точку и повторяю, как мантру, что смогу.
Сердце бьётся неровно и гулко. Я себя успокаиваю одним: от боли потеряю сознание. Если он добьется своего, я отключусь. Или меня вырвет.
Вывернет на него, а когда он пойдет отмываться, я сбегу. Буду кричать громко и истерично, и пусть меня арестуют за нарушение порядка или запрут в психушке. Сейчас я согласна и на это.
Да я уже согласна всё бросить! И учёбу тоже.
Если достижение цели даётся такими способами, она перестаёт быть желанной. Вообще сомневаюсь, что смогу учиться, если Смирнов осуществит свои угрозы.
— Александр, сколько лет, сколько зим?
Смирнов обнимает мужчину, похлопывая того по спине.
— Да уж давненько, Аркадий Викторович. Я не планировал. Сорвался в последний момент.
— Порадовал отца, — вступает в диалог Бессонов.
Значит, ещё один сын.
Они общаются втроём, не обращая на меня никакого внимания.
Оборачиваюсь и натыкаюсь на внимательные глаза водителя.
Понятно, почему Аркадий так расслаблен. Если его слова до меня не дошли бы, было бы, кому донести, так?
Наконец, потратив минут пятнадцать, за которые я успела не только перебрать пожелания от «провалиться и отравиться» до более серьёзных увечий, но и замёрзнуть, мы заходим в холл.
Пафосный снаружи, пафосный внутри… Помпезный, вычурный, роскошный и кричащий — вот какой вид нас встречает.
Мужчины не замечают ничего вокруг, я же ощущаю себя лишней не просто в этом месте, но и на всей планете.
Женщины, обворожительно улыбающиеся спутникам, выглядят сошедшими с глянца ожившими картинками. С удивлением, среди них я узнаю одну. Мы виделись в прошлый раз. Эта девушка не изменяет себе и снова светит пышной грудью в платье цвета спелой вишни.
Смотрится наряд на ней изумительно! Она вся какая-то… дорогая. Да, именно так. Не «красивая», а именно транслирующая суммы, вложенные в свою внешность.
Конечно же, я специалист от слова «нет». Но даже мне понятно: без вмешательства врачей дело не обошлось.
Вот кто должен быть рядом со Смирновым. Она отлично подходит ему по всем параметрам. И уж точно её не нужно будет уговаривать, убеждать, покупать и прочее. Думаю, и насиловать тоже не придётся.
— Дешёвка, Любонька, — тихий шёпот у моего виска вырывает из мыслей. — Эффектная шлюха, готовая встать на колени перед любым здесь. Такие редко привлекают.
Но я тоже не хочу привлекать! Я готова была стать приложением, собеседницей, спутницей на мероприятии. Не более!
Ведь в тех бумагах, которые я подписала, чётко было указано: никаких откровенных жестов со стороны клиентов. Это ведёт за собой штраф.
С моей стороны требовались умение держать себя в обществе, чувство юмора, грамотная речь и приятная внешность. Всё!
Почему же… Почему всё изменилось?
— Сейчас, красавица, ты пройдёшь в дамскую комнату и приведёшь себя в порядок. Телефончик на время отдашь мне. Поняла, Люба?
— Всё поняла.
Смартфон всё равно выключен. Я не включала его, не желая привлекать внимания.
Я ни за что не попрошу больше подругу о помощи, потому что она может пострадать.
Я ни за что не смогу рисковать мамой и братом, но мозг продолжает лихорадочно искать выход из положения.
С ровной спиной иду по длинному коридору, путаясь в длинном подоле платья и своих мыслях.
Не замечаю встречающихся людей.
Толкаю дверь и попадаю в помещение, которое назвать туалетом можно с огромной натяжкой. Это больше похоже на зал, обставленный не хуже комнаты отдыха в каком-нибудь отеле премиум-класса.
Огромные окна с широкими подоконниками. Диваны и даже низкий журнальный столик. По углам в кадках стоят настоящие пальмы!
Они точно живые, потому что я не удержалась и потрогала лист одной из них.
А ещё здесь есть зеркало. В пол. То есть не зеркало даже, а целая стена.
И в отражении я вижу испуганную девушку. Волосы в лёгком беспорядке. Тушь под глазами немного размазалась. Красные щёки, припухшие губы. И глаза… Пустые, блестящие от слёз глаза.
Рассматриваю себя, подавив глухое рыдание. Хорошо, что я одна. Совершенно одна. И вот это отражение даёт понимание глобальное: я не здесь в одиночестве. Я в принципе осталась в одиночестве.
Мама, когда выздоровеет, всё равно будет защищать папу. По привычке или действительно любит… С братом мы не особо дружны: разница в возрасте у нас небольшая, а интересы всегда были полярные. Отец… Про него меньше всего хочется вспоминать.
Был бы мой папа настоящим и любящим отцом, я бы, наверное, жила иначе. Но, как говорится, родителей мы не выбираем.
Стираю следы туши, смочив краешек бумажного полотенца. Прохладной водой протираю лоб и подбородок. Промокаю лишнюю влагу и, скомкав бумагу, поворачиваюсь в поисках корзины для мусора.
Дверь шуршит по блестящей от чистоты плитки, и я вздрагиваю. Комок выпадает из рук на пол при виде Аркадия, приближающегося ко мне.
Он держит стакан с остатками алкоголя и расстегивает верхние пуговицы рубашки, сокращая между нами расстояние.
— Я…
— С отличными новостями я, Любонька. Не мог терпеть. Маме твоей спеца нашли хорошего. Очень хорошего. Лучшего в вашей дыре. А за хорошие новости нужно что? Правильно, Люба, правильно. Благодарить.
Отставляет стакан на столешницу в нескольких сантиметрах от меня. Останавливается.