Бывший муж. Ты меня не достоин!

Глава 1

Глава 1

— То есть ты снова вернёшься поздно? — интересуюсь у мужа, украдкой изучая его профиль.

Он стоит ко мне спиной, но я вижу, как напрягаются мышцы под рубашкой Джана. Ему совсем не нравится мой вопрос. Это сразу становится очевидным. Я закусываю губу и тяжело вздыхаю.

В последнее время между нами возникает слишком много разногласий, которые выбивают почву из-под ног и заставляют сомневаться, что мы будем счастливы вместе. Не понимаю, когда мы успели так отдалиться... Раньше понимали друг друга с полуслова. Сейчас же все иначе.

— Да. — Повернувшись ко мне лицом, он начинает завязывать галстук. — На сегодня запланирована важная встреча, Диана. А я сделаю все необходимое, чтобы заслужить доверие и уважение новых партнёров.

— Хорошо. — Кивнув, я подхожу вплотную, чтобы поправить воротник его рубашки. — Ни пуха ни пера, Джан. Надеюсь, ты останешься доволен результатом.

Муж сканирует меня пристальным взглядом секунд двадцать. А затем, тряхнув головой, наклоняется и оставляет на моих губах легкий поцелуй.

Будь моя воля, я бы обвила его шею руками и никуда не пускала. Однако вряд ли Джан оценит мою инициативу. Когда дело касается бизнеса, муж сосредоточен по максимуму. И всегда хочет, чтобы все было на высшем уровне. Без осечек. Он никогда не довольствуется малым. Постоянно идёт к новым вершинам, а я во всём его поддерживаю.

Джан покидает нашу спальню, забрав телефон, портмоне и ключи от автомобиля. А я отправляюсь в комнату дочери. Она сосредоточенно смотрит мультики на своем планшете. Но, когда я опускаюсь рядом с ней на диван, Айджан тут же поднимает на меня глаза.

— Кушать не хочешь, малыш? — спрашиваю я.

— Хочу, — тут же отзывается Бусинка, блокируя экран своего гаджета. — Моих любимых блинчиков хочу!

Она еще утром попросила испечь их для нее, а я просто не могла отказать.

На кухне мы проводим минут двадцать. Вдоволь наевшись, убираю со стола посуду, мою ее, и мы с дочерью поднимаемся обратно.

Завтра нужно вставать рано утром и отправляться в детский садик. Айджан послушная девочка, тихая. Но очень любопытная. Задаёт много вопросов и, пока не удовлетворится ответом, не оставит человека в покое.

Убедившись, что дочь уснула, я тихо выхожу из ее комнаты и спускаюсь на первый этаж, где встречаю Марианну и тетю Самиру.

— Добрый вечер, — здороваюсь, присаживаясь напротив. Не могу не заметить, что они что-то обсуждали, но, едва я появилась, сразу же замолчали.

— Добрый, — отвечает Мари, широко улыбаясь. — Как ты, Диана? Выглядишь расстроенной.

Хмурюсь. Нет, я ничуть не расстроена. Наоборот. Сегодня Джан поцеловал меня перед уходом, и мы не ругались на ровном месте.

— Все нормально. — Сняв телефон с блокировки, я захожу в сообщения.

Борюсь с желанием отправить мужу СМС-ку. Но в последний момент себя одергиваю: ему это не понравится. Он ведь ясно дал понять, что встреча очень важная. Поэтому не буду отвлекать.

— С Джаном тоже все хорошо? — не отстает Мари.

— Конечно, — отвечаю ровно.

Мысленно прокручиваю в голове свои дальнейшие действия. Пойти бы в ванную и принять душ. Может, Джан вернётся в хорошем настроении и... наконец-то мы сблизимся?

Эта мысль немного поднимает мне настроение и придает веру в то, что между нами ещё не всё потеряно. Иногда во время ссор мне казалось, что вот-вот мы переступим черту и исправить что-либо станет невозможно. Однако как-то получалось сдерживать свои эмоции именно тогда, когда они накалялись до предела.

— Эй, ты куда? — спрашивает у меня тетя Самира. — Посидела бы с нами. Вон, как общаемся хорошо.

— Я устала, — с вымученной улыбкой отвечаю я. — Пойду спать, если вы не против.

Они нехотя кивают, и я ухожу из гостиной.

На самом деле ничего подобного нет. Спать я ещё не хочу. Просто необходимо остаться одной и поразмышлять… Уединиться.

Я люблю своего мужа. Очень сильно. Однако, как и в любой семье, иногда между нами возникают разногласия. Но в последнее время ситуация усугубилась. Джан стал слишком нервным и отстраненным. Даже на простые вещи реагирует вспыльчиво, чего раньше не наблюдалось.

Пару раз на дочь голос повышал, когда Бусинка шумела во время его телефонного разговора. Такого он себе не позволял. До некоторых пор.

А ещё он стал необоснованно ревновать. Даже к Шамилю — моему троюродному брату, с которым я жила под одной крышей несколько лет, когда училась в университете.

Знаете, на самом деле Джан может быть понятливым. Да только перемены в его настроении меня убивают...

Муж спускается в свой кабинет. Затем несколько часов занимается делами, а когда возвращается, начинает придираться даже к элементарным вещам, которым ранее не придавал значения. Остаётся только догадываться, что с ним происходит. Потому что говорить со мной по душам он не хочет.

Приняв душ, я выхожу из ванной и первым делом сушу волосы. Они у меня длинные и прямые. Джан любит, когда я их укладываю.

Минут через двадцать я уже стою у огромного панорамного окна нашей спальни в белоснежной сорочке на тоненьких бретельках и кусаю губы. Хочу, чтобы муж скорее приехал. Но он всё не появляется.

Чтобы хоть как-то занять себя, я начинаю смотреть видеоролики в интернете. Однако вскоре устав от бессмысленного дела, снова подхожу к окну.

Рассматривая огни ночного города, я не слышу шагов и не замечаю, как муж заходит в нашу спальню. Слегка вздрагиваю, когда он, обняв меня за талию, притягивает к себе и впечатывает в свою грудь спиной. Прижимается губами к моей шее.

Я перестаю дышать. Джан всегда на меня так действовал — я буквально таяла в его руках, едва он прикасался ко мне и ласкал. Этого не было уже очень давно.

— Как прошла твоя встреча? — интересуюсь я, поворачиваясь к нему лицом, и кладу ладони на его плечи. Украдкой бросаю взгляд на настенные часы. Почти двенадцать ночи.

Глава 2

Просыпаюсь от навязчивого звука будильника, пробивающегося сквозь сладкий, тяжелый сон. Медленно приоткрываю глаза. Веки кажутся свинцовыми — словно я спала не несколько часов, а всего пару минут. Ночь выдалась долгой, насыщенной и… невероятно нежной.

Сквозь плотные шторы, которые не до конца задернуты, пробиваются тонкие золотистые лучи утреннего солнца. Они мягко скользят по моему лицу, касаются ресниц, щек, будто кто-то ведет кистью с жидким светом. Я щурюсь, отворачиваюсь на бок и тянусь к телефону на прикроватной тумбочке, чтобы выключить назойливый звонок.

Пальцы касаются гладкой поверхности… забрав его, пялюсь в экран, но понимаю, что это не мой гаджет, а мужа. Незнакомый номер звонит уже третий раз, судя по пропущенным.

Джан спит рядом — весь такой спокойный, расслабленный, словно не он вчера был тем самым страстным, неумолимым, как зверь, что впивался в мои губы, ласкал мою кожу, нашёптывал горячие слова. Сейчас он выглядит совсем иначе. На нем только тонкое одеяло, обнажающее сильное плечо и часть груди. Темные волосы чуть растрепались, прикрывая лоб. От его кожи исходит знакомый, родной аромат — смеси виски, парфюма и чего-то исключительно мужского, пронзительно близкого.

Я не удерживаюсь. Поднимаюсь на локтях и, задержав дыхание, начинаю разглядывать его лицо. Делаю это внимательно, как в первый раз. Он красив. Безумно красив. Высокие скулы, четкая линия подбородка, тонкие губы, расслабленные во сне, и ресницы — длинные, густые, почти девичьи, от чего Джан сейчас выглядит моложе, почти мальчишкой.

Я протягиваю руку и едва-едва касаюсь его щеки подушечками пальцев. Теплая кожа… Снова провожу пальцами по пряди волос, откидываю ее со лба. Молча любуюсь им, стараясь запомнить каждую черту. Этой ночью он был со мной. Со мной по-настоящему. Я чувствовала это каждой клеточкой. И пусть день только начинается, я хочу верить, что это утро — новое начало для нас.

Я аккуратно опускаю ладонь ему на плечо. Сначала просто прикасаюсь, затем немного сжимаю, чтобы разбудить.

— Джан… — зову мягко, почти шепотом. — Поднимайся.

Он слегка ворочается, что-то бормочет неразборчивое. В этот момент снова срабатывает вибрация телефона в моей руке. Я смотрю на экран — тот же номер. Его мобильный продолжает надрываться, и теперь я уже не просто зову, а легонько встряхиваю мужа.

— Джан, тебе звонят. Вставай.

Он медленно открывает глаза. Взгляд сначала мутный, словно не сразу может понять, где находится. Но как только я протягиваю ему телефон, он садится в кровати с такой резкостью, что я едва не отскакиваю.

— Да… Да, здравствуй. — Его голос становится неожиданно деловым, хрипловатым, но собранным. — Да-да, конечно. Скоро буду.

Он мгновенно отключается, не дожидаясь дополнительных слов с другой стороны. Затем выдыхает, будто весь сон разом испарился.

— Я в душ, — бросает он, сбрасывая с себя одеяло и поднимаясь с кровати. — Быстро собери мне мои вещи. Я еду в командировку.

Он исчезает в ванной, оставляя за собой шлейф аромата. Звук падающей воды мгновенно заполняет спальню. А я… всё ещё сижу на постели, глядя на его телефон, который муж бросил на кровать. Чувствую, как что-то внутри начинает тревожно шевелиться. Будто тонкая трещина, появившаяся между нами раньше, вновь дает о себе знать.

Командировка?

Так внезапно? Без предупреждения?

Почему я об этом не знала?

Я оглядываю комнату. На подушке остался отпечаток его головы. Одеяло всё ещё теплое. В воздухе следы нашей ночи. И всё это, как ни странно, будто отдаляется. Становится неуловимым, зыбким… почти несуществующим.

Я поднимаюсь и начинаю собирать его вещи, стараясь не думать. Просто делаю то, о чём он просит. Хоть и понятия не имею, что именно класть в спортивную сумку. Надолго он уезжает или на несколько дней? Я тут с ума сойду без него. Тем более сейчас, когда его тетя здесь. Тетя, которая всеми силами пытается нас развести, так еще убеждает мою свекровь, что это прекрасная идея.

Джан выходит из ванной. Горячий пар клубится за его спиной, вырываясь из приоткрытой двери. Высокий, мускулистый, с мокрыми, сбившимися в беспорядке темными волосами, он стоит на пороге. На бедрах лишь белое полотенце, небрежно обернутое вокруг бедер. Капли воды стекают по его груди, скользят по ключицам и исчезают где-то внизу, впитываясь в ткань. Джан выглядит сошедшим с обложки мужского журнала — до абсурдного идеален, но в его движениях уже нет той мягкости, что была ночью. Он стал другим.

Открывает шкаф. Действует быстро, как будто каждая секунда на счету. Срывает с вешалки черные брюки, затем белоснежную рубашку — безупречно выглаженную, с жёсткими, идеально ровными манжетами и острыми уголками воротника. Не теряя времени, надевает одежду прямо на влажное тело, рубашка тут же липнет к спине, и он раздраженно проводит ладонью по волосам, убирая их назад. Не обращает на меня никакого внимания. Словно меня вовсе нет в комнате.

Я же, как заведенная, собираю его вещи. Сортирую рубашки, проверяю носки, кладу смену обуви, бритву, парфюм. Знакомые, рутинные действия, но руки почему-то дрожат. Кажется, между нами протянулось невидимое стекло: я вижу его, я слышу, как он застегивает ремень, как хрустит ткань под пальцами… но дотронуться до него не могу.

— То есть ты уезжаешь надолго? — наконец спрашиваю, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. Без упрека. Но внутри уже клубится тревога.

Он даже не оборачивается.

— Не знаю, — отвечает сухо. В этом одном слове — холодное раздражение. — Возможно, на пару недель. А может… на месяц.

На месяц?

Я обхватываю себя руками. В просторной, светлой комнате мне становится душно.

Джан застегивает последние пуговицы, ловко закрепляет наручные часы и, наконец, бросает взгляд в мою сторону. Он весь в деловой броне: аккуратный, собранный, недоступный. Совершенно не похож на того мужчину, который вчера прижимал меня к себе с такой нежностью, шептал, что соскучился, целовал, как в последний раз.

Глава 3

Я стою на лестнице, сжимаю перила так, что костяшки белеют. Сердце колотится в висках, в горле, в каждом вдохе. Их голоса все еще звенят в голове — холодный и ядовитый свекрови, и ее сестра с таким же вкрадчивым ядом в словах. Они говорят обо мне так, будто я вещь. Будто меня можно взять и… убрать в какой-нибудь нижний ящик. Просто вышвырнуть прочь.

Разворачиваюсь и почти бегом иду в комнату дочери. Дверь открываю тихо, чтобы не разбудить ее. Моя девочка спит, уткнувшись носом в подушку. Волосы мягкой волной рассыпались по щеке. Дышит ровно, спокойно…

Мой первый страх — не развод, не унижения, не даже та ледяная пустота, в которую превратился Джан. Нет. Первый страх — что они могут отнять у меня дочь.

Меня трясет.

Присаживаюсь на край кровати, слушаю дыхание малышки. В груди рождается что-то дикое, звериное. Если они хоть пальцем ее тронут… Осмелятся забрать у меня… Я сожгу этот дом к чертовой матери, не задумываясь о последствиях.

Поднимаюсь и иду в нашу с мужем спальню. Открываю шкаф, достаю свою небольшую сумку. Действую на автомате и достаточно решительно, несмотря на дрожь в руках. Сначала документы: мой паспорт, паспорт дочери, свидетельство о рождении. Всё, что может понадобиться, если придется уйти отсюда. Складываю в внутренний карман, застегиваю на молнию. Наличка, карточки. Пару вещей дочери — теплую кофту, смену белья. Себе только самое необходимое. И только потом аккуратно, бесшумно возвращаюсь к дочери и тихо закрываю дверь. Прячу сумку глубже, под кровать, за старую коробку с игрушками. Это моя страховка.

Слышу тихий скрип пола в коридоре. Застываю, прислушиваясь. Тень скользит под дверью.

— Ну что, все идет как надо, — шепчет свекровь тете Самире. — Пусть пока ничего не подозревает.

Шаги удаляются, но внутри все взрывается.

«Всё идёт как надо»…

Что именно идёт как надо? Джан уехал, я осталась одна… Они ждут момента?

Опускаюсь на колени рядом с кроватью, легко касаюсь плеча Айджан.

— Солнышко… пора вставать, — шепчу, целуя теплую щеку.

Она сонно ворчит, зарывается лицом в подушку. Я улыбаюсь, хоть и внутри все натянуто. В груди образовался тугой узел.

— Давай, моя зайка, у нас сегодня садик. Я помогу тебе одеться.

Сажаю ее на край кровати, надеваю носочки, протягиваю через голову платьице. Волосы растрепаны. Расчесываю их, собираю в два аккуратных хвостика. Мы идём в ванную, умываемся. Она фыркает от холодной воды, и на мгновение её смех стирает из головы весь раздрай.

— Мам, а мы пойдём сегодня гулять после садика? — спрашивает, вытирая лицо полотенцем.

— Посмотрим, — отвечаю ровно. — Все зависит от погоды.

Возвращаемся в комнату. Я незаметно для неё достаю сумку, которую спрятала под кроватью. Держу ее так, чтобы она не обратила внимания. И не задала лишних вопросов. Дочь любопытная. Слишком любопытная для своих лет.

— Иди на кухню, зайка, я сейчас приду.

Она легко сбегает по лестнице, а я следом, но сворачиваю в гостиную. Никого. Быстро выхожу через боковую дверь, иду к машине, стараясь не выглядеть подозрительно. Открываю багажник, прячу сумку глубоко. Захлопываю, проверяю замок.

Возвращаюсь на кухню — ставлю перед дочерью тарелку с печеньем, наливаю чай. Она начинает есть, болтая ножками.

Не проходит и пару минут, как в помещение заходят свекровь и её сестра. Смотрят… сначала на меня, потом на дочь.

Садясь за стол, разглядывают мою малышку. Я наливаю чай им тоже. Плевать, будут пить или нет, просто пытаюсь быть такой же вежливой, какой была всю жизнь. Пусть не думают, что я что-то слышала. Буду втихаря готовиться к каждому их выпады. Бури мне не избежать. В этом доме рано или поздно взорвется вулкан и хоть что-то на своём пути да снесет.

Я максимально спокойна. Держу эмоции под контролем. Но их пристальный, изучающий взгляд мне совершенно не нравится.

Вдруг, как хлесткая пощечина, в голову попадает мысль:

Они что, считают, что моя дочь не от Джана?

В венах стынет кровь. Последние недели их поведение было странным, но сегодня… сегодня свекровь переступила невидимую черту.

Только слепой может не заметить, несколько похожи отец и дочь.

— Доедай, солнышко, — говорю тихо. — Нам пора.

— Поздно вернешься? — спрашивает тетя Самира.

— Не знаю. Если не застряну в пробках, то через пару часов.

— Понятно, — сухо отвечает она.

Свекровь так и молчит. Но ее взгляд не предвещает ничего хорошего.

Они что, всю ночь обсуждали, как бы меня оклеветать и выкинуть из этого дома?

Наверное.

И Джана нет.

Что я буду делать? Когда вернется муж?

Как реагировать на их поведение?

Мужу это не понравится.

Одеваю дочь, застегиваю куртку, и мы выходим из дома.

В машине она поет себе под нос. А потом смотрит из окна.

— Мам, а папа скоро приедет?

— Не знаю, зайка. Он в командировке. Но обязательно тебе позвонит.

— А он привезет мне конфеты? Игрушки?

— Конечно, — улыбаюсь.

— Папа обещал, что мы полетим на море, — напоминает Айджан.

— Я помню, малыш. Полетим при первой же возможности.

Доезжаем до сада. Я крепко целую её в макушку, провожаю взглядом, пока она не скроется за дверью. Только тогда выдыхаю.

А потом еду в свою квартиру, в которой, кажется, не была целую вечность. После свадьбы с Джаном я переехала к нему. В какое-то время хотела продать свое жилье, но потом передумала. И сейчас моей радости нет предела, что годы назад я не сделала такую глупость.

Глава 4

Меня словно током пронзает. Их слова падают на меня, как тяжелые камни, один за другим, и каждый ударяет в грудь так, что я не могу вдохнуть. В голове пустота, а в ушах гулко стучит кровь. На мгновение я не понимаю, что это реальность, а не какой-то чудовищный, безвкусный розыгрыш. Тело цепенеет — я не могу пошевелиться или хотя бы вдохнуть глубоко. Взгляд застывает, но внутри стремительно поднимается волна ярости и боли, перемешанных с обидой. Такой острой, что режет внутренности.

Я отчаянно хочу, чтобы здесь был Джан. Чтобы он встал рядом, одним своим голосом и взглядом заткнул их всех, разрушил этот грязный фарс. Чтобы сказал им, что они лгут. Но его нет. И это самое страшное: я одна среди людей, готовых разорвать меня на части словами и намеками, и никто не заступится.

Я ведь была готова к этому спектаклю. Знала, что у них есть свой план и они скоро начнут его осуществлять. Тогда почему я так удивляюсь?

Ступор отступает, в теле рождается холодная решимость.

— Что вы говорите? Что вы несете? Какой любовник? О чем вы вообще? — мой голос звучит глухо, но ровно.

— Ну, естественно, — эта бесячая тетка разводит руки и усмехается. — Отрицай. Что же тебе еще делать... Не будешь же принимать факт. Говорить правду…

— Я столько лет с Джаном. Столько лет у нас все было прекрасно. Но как только вы появились, все перевернулось. Постоянные сомнения во мне, бесконечные подозрения, шепоты за спиной, перешептывания... Что все это значит? Зачем вы лезете в нашу жизнь, когда мы так счастливы? И почему именно сейчас, когда Джана нет? Вы могли сказать все это вчера, когда он был дома. Почему не сделали этого тогда? — в моих словах звенит и гнев, и боль. — Это розыгрыш? Глупая шутка? Для чего вы это делаете?

Тетя Самира хохочет так, что этот смех разрезает воздух. В нем нет веселья — только насмешка и презрение. Свекровь криво улыбается. В ее глазах лишь ледяное удовлетворение.

— Потому что мы решили сделать это так, — с видимой гордостью говорит Самира. — Потому что рядом с Джаном ты умеешь оправдываться так красиво, что он перестает верить кому угодно, кроме тебя. Но знай, он тоже в тебе сомневался. И перед тем как уехать... — она делает нарочитую паузу, наслаждаясь моментом, — он подписал документы о разводе.

Реальность кажется жестоким сном. Каждое слово падает внутрь, как раскаленный металл, обжигая изнутри. К горлу подкатывает тяжелый ком, но я не позволяю себе опустить взгляд. В голове мгновенно выстраивается холодная, логичная цепочка мыслей: если это правда — значит, Джан все это время жил с сомнением, и кто-то методично подталкивал его к этому решению; если ложь — значит, они бьют по самому больному, пытаясь выбить меня из равновесия. Но в любом случае их действия выходят за все границы допустимого, и в этом доме уже нет ничего безопасного.

— Вы врете! Джан так не поступит! Он мне верит. Хватит уже! Я сейчас же позвоню ему.

Достаю телефон, набираю номер мужа. Но он вне зоны действия сети. На глаза наступают слезы. Пытаюсь их сдержать, что получается с огромным трудом.

Свекор, взяв со стола свой мобильный, тычет пальцем в экран. А потом ставит на громкую связь, где я слышу гудки. Буквально через несколько секунд из динамика раздается голос моего мужа:

— Да, пап.

— Есть разговор, сын. Можем обсудить?

— У меня конференция. Позвоню, как освобожусь.

— Хорошо.

Отец мужа отключается, а я в шоке наблюдаю за тем, как он бросает телефон на диван, а с письменного стола берет серую папку. Сглатываю, не зная, что от них ожидать.

«У Джана есть другой номер, который я не знаю».

Эта мысль добивает меня окончательно. Почему он так делает? Ведь я никогда не была навязчивой или истеричкой. Не звонила ему, когда он был на работе. Лишь иногда отправляла сообщения.

К чему это все? Неужели он действительно решил развестись? И сделать это так, чтобы к его появлению меня в этом доме не было?

А как же наша дочь?

Боже, это бред. Мой муж так не поступит.

Свекровь забирает папку из рук мужа, открывает, достает какую-то бумагу.

— Сын подписал документы о разводе, — она подходит ко мне, швыряет в меня документ и, схватив за волосы, тянет к выходу. — Ты ему больше не жена! Моему сыну не нужна русская, он женится на «своей». Проваливай!

Мне больно. Настолько, что дышать невозможно. Марианна тащит меня к двери. Впиваюсь в ее запястье ногтями, чтобы выпустила, но бесполезно.

— Я не уйду, пока не поговорю с мужем! Что вы делаете? Какого черта? Это же… дичь! Как вы смеете?! Что вы себе позволяете?!

— Могу позволить себе, что угодно. Это мой дом!

— Это наш с Джаном дом! — кричу, вырываясь из хватки свекрови.

Мой взгляд цепляется за бумагу, валяющуюся на полу. Я отчетливо вижу подпись — эти знакомые буквы я видела на других документах, которые Джан приносил домой. Теперь они горят предательством.

«Джан... Как ты мог? Без слов? Без объяснений?»

Горло сжимает спазм, но я не даю себе закричать. Вместо этого — холод. Холод, который медленно растекается по телу, вытесняя дрожь.

Взяв мятую бумагу, я отталкиваю от себя руку свекрови, которая тянется, чтобы снова схватить меня.

— Значит так! — цежу я, глядя на всех по очереди. — Я ухожу сама! Но имейте в виду, что придет время и ваш сын сам будет умолять мне. Придет время, дорогая свекровь, ты станешь для него посторонним человеком! Это я тебе обещаю!

Выхожу из дома. Дверь захлопывается за моей спиной с финальным щелчком. Как будто захлопнулась последняя страница нашей с Джаном семейной истории. Я стою на пороге того дома, где еще вчера была хозяйкой.

Глава 5

Ровно три дня мы с Айджан живём в моей квартире.

Три дня я не получаю ни звонка, ни сообщения от Джана.

Я звонила сама, много раз. Но телефон либо вечно вне зоны, либо гудки тянутся бесконечно, а ответа нет.

В какой-то момент я просто перестала держать телефон в руках и ждать. Не потому, что смирилась. А потому, что уверена — муж всё равно появится. Он не такой глупый, чтобы поверить в тот бред, который наплели ему мать и тётка. Да, сейчас он молчит, но молчание не всегда значит «конец». Иногда оно значит «буря собирается где-то за горизонтом.

Я пытаюсь себя успокоить: возможно, у него действительно проблемы на работе, или он застрял в командировке, или... да какая разница. Истина всё равно выплывет. И когда она выплывет, ему придётся посмотреть на всё своими глазами.

Но жизнь не ждёт, пока кто-то там разберётся с собой. Поэтому я решаю действовать. Да, у меня на карте есть деньги — те самые, что Джан всегда переводил, и их хватает, чтобы спокойно жить. Но я слишком хорошо знаю: зависимость — это слабое место, а слабое место в моем положении — недопустимо. Нужно стоять на своих ногах, а значит, нужна работа.

Вчера я забрала у подруги её ноутбук. Сегодня буду искать вакансии. Но сначала отправимся с Айджан в садик.

Захожу в комнату дочери. Она уже проснулась и сидит на кровати, обнимая плюшевого мишку.

— Доброе утро, принцесса, — опускаюсь рядом, целую в щёку. — Как спалось?

— Хорошо... — она зевает. — Мам, а мы скоро вернёмся в наш дом?

Сердце сжимается, но я стараюсь отвечать спокойно, без лишних эмоций:

— Пока мы живем здесь. А там посмотрим, как всё будет. Главное, что мы вместе. Не так ли?

Она кивает, доверчиво прижимается ко мне. Дети чувствуют всё, но не всегда задают лишние вопросы.

— Давай умываться, а потом я тебе выберу красивое платье, — улыбаюсь.

— С котиками?

— Конечно, с котиками, — смеюсь, поднимая дочь на руки.

Мы идём в ванную, я аккуратно умываю ей лицо, расчесываю волосы.

— Мам, а папа мне звонить будет? — спрашивает она, глядя в зеркало.

— Будет, — говорю уверенно. — И обязательно расскажет, как у него дела.

Она верит и этого достаточно, чтобы я продолжала держаться.

Одеваю её в любимое платье, завязываю банты на хвостиках. Завтракаем вместе — каша с ягодами, чай с мёдом. Потом всё в привычном ритме, будто в жизни ничего не изменилось.

В машине она поет песенку из мультика, глядя в окно. Я слушаю и думаю, что ребёнок — лучший якорь в любой буре. Когда ты знаешь, ради кого держаться, любое море кажется менее штормовым.

У входа в садик я присаживаюсь, поправляю шапку дочери.

— Хорошего тебе дня, моя звёздочка. Слушайся воспитателей, и я заберу тебя пораньше.

— Мам, купишь потом мороженое?

— Если будет тепло — куплю, — улыбаясь, целую её в лоб.

Смотрю, как дочка убегает в группу, и сажусь обратно в машину.

Еду и уже мысленно составляю план, с чего начну поиски работы, когда на экране телефона всплывает имя мамы.

— Мам, привет, — отвечаю, стараясь говорить спокойно, чтобы не дать ей повода лишний раз волноваться.

— Здравствуй, моя хорошая. Как ты?

— Хорошо, мамуль…

— Дианочка, я подумала... — в её голосе мягкость, но под ней — напряжение, которое я знаю наизусть. — Я хочу приехать к вам. Посидеть с Айджан, помочь тебе по хозяйству. Ты же там одна…

Она не ладится с моей свекровью, поэтому особо не любит к нам приезжать.

— Нет, мам, — перебиваю сразу, не давая ей развить тему. — Ни в коем случае. Ты туда не пойдешь.

— Почему? — мама мгновенно напрягается. Её дыхание становится глубже. — Что случилось?

— Просто... — делаю вдох, чтобы подобрать слова, но голос выдает усталость. — Просто не нужно.

— Диана... — в её тоне появляется та материнская твердость, против которой в детстве я никогда не могла устоять. — Я слышу по твоему голосу, что ты что-то скрываешь.

Я на секунду зажмуриваюсь, потому что понимаю, что скрывать от мамы всё равно не выйдет. Она слишком тонко чувствует меня.

— Мам, всё плохо, — говорю прямо. — Приезжай в мою квартиру. И мы всё обсудим.

— Так, стоп... — она пытается поймать меня на деталях. — Почему я не могу приехать к вам домой? Что там случилось?

— Мама, — я говорю медленно, подчеркивая каждое слово, — это не телефонный разговор. Как только ты приедешь, я всё тебе расскажу. Лицом к лицу. Но только в моей квартире. Договорились?

— Договорились, — после паузы отвечает она, но в её голосе остается тревога. — Я выезжаю.

— Хорошо. Жду, — коротко говорю и отключаюсь, потому что если мы продолжим, я могу сказать лишнее. А сейчас не время.

Ставлю машину на парковку, выхожу и поднимаюсь к себе. В голове уже крутится, как я объясню всё маме так, чтобы она поняла масштаб проблемы, но при этом не сорвалась. И на эмоциях не поехала устраивать сцены у дома Джана.

Вставляю ключ в замок, и в этот момент телефон снова звонит. Номер незнакомый.

Сердце учащает свой ритм. «Может, это он». Я хватаю трубку быстрее, чем успеваю подумать.

— Алло? — в голосе замирает надежда.

Но вместо знакомого тембра Джана я слышу совершенно чужой, ровный и незнакомый мужской голос:

— Это Диана?

И у меня мгновенно возникает ощущение, что сейчас начнется разговор, к которому я точно не готова.

— Да, это я, — отвечаю осторожно, чувствуя, как внутри всё замирает, как перед прыжком в холодную воду.

— Моё имя Арсен Валтер, я адвокат семьи Джана Демир, — ровно и официально произносит мужчина на другом конце линии.

Глава 6

Каждое слово отзывается во мне, как удар по стеклу. И хоть я готовилась к любому развитию событий, в глубине души всё ещё теплилась детская, наивная надежда, что он опомнится, вернется. Скажет, что это была ошибка. Но теперь эти бумаги — как приговор.

— Хорошо, — произношу после короткой паузы, понимая, что в данной ситуации у меня нет особого выбора. — Давайте встретимся.

— Я пришлю вам адрес, где мы сможем это сделать, — коротко отвечает адвокат.

— Договорились.

Мы прощаемся, и линия обрывается, оставляя за собой глухое эхо в голове. Я стою у двери своей квартиры, всё ещё держа телефон в руке, и пытаюсь понять, что сильнее — страх перед тем, что будет дальше, или злость от того, что меня поставили перед фактом.

Успеваю снять куртку и поставить сумку на стул, когда слышу, как звенит дверной звонок. Открыв, встречаю маму.

Она заходит, следует за мной на кухню. Ставит пакет с продуктами на стол, и, не снимая пальто, подходит ко мне.

— Диана... — в её голосе густая и ощутимая, как туман, тревога. — Что случилось?

Она вглядывается в мое лицо, пытаясь прочитать правду до того, как я её произнесу. При ней я больше не смогу держать эту маску равнодушия. Да и не хочу…

Я ставлю чайник, достаю две кружки. Садимся друг напротив друга. Внутри постепенно выключается автоматический режим выживания и включается режим честного разговора, где не нужно играть сильную. Потому что сильной меня делает не маска, а способность называть вещи своими именами.

— Мама, — начинаю я, выдерживая паузу, чтобы собрать в одну линию разрозненные события, — три дня назад я уехала из дома Джана. Меня… выставили за дверь, обвинив во всех грехах.

Я спокойно и подробно рассказываю всё: как проснулась в тревоге, как спрятала документы на всякий случай. Как повела Айджан в садик и вернулась. Как меня встретили не как жену, а как обвиняемую. Как под рукой у свёкра оказалась папка, как на стол легла бумага с подписью Джана, как мне сказали про «мирное соглашение о расторжении брака» и алименты — слова, которые звучат сухо и аккуратно. Словно речь о договоре поставки, а не о жизни, в которой есть ребёнок, память, дом и доверие. Я говорю и про их взгляд — не просто враждебный, а оценивающе-холодный. Как у людей, которые заранее решили, что я предмет, и предметом можно распоряжаться.

Мама молчит, не перебивает, только один раз тихо спрашивает, будто чувствуя:

— Они тебя трогали?

— Да, — отвечаю честно, — свекровь. Я вырвалась. Но это не та боль, о которой хочется помнить. Мне было все равно… Куда более от молчания мужа.

— Боже, Диан, почему я узнаю об этом только сейчас?

— Понимаешь, мам, — голос у меня ровный, без надрыва. Меняю тему, чтобы она не зацикливалась, — я не верю, что Джан вот так просто берет и перестает любить в одно утро. Я знаю его силу характера. Знаю, как он умеет держать слово, как он умеет быть справедливым, и та часть меня, которая помнит эти качества, упрямо повторяет: «Он не мог опуститься до такого». Не мог не сказать в лицо, не мог подменить разговор документом. Но другая часть помнит его холодность и отстраненность. Пустые взгляды мимо, автоматические «я занят», даже не выслушав, что я скажу. Закрытые двери и телефон, который всё чаще молчал. Эта часть честно говорит: «А почему бы и нет?» Люди ломаются под давлением, люди сомневаются, люди поддаются чужому влиянию. Особенно когда рядом кто-то методично капает на камень день за днём.

Я ловлю мамин взгляд, говорю, уже формулируя не только чувства, но и выводы, потому что они важнее эмоций:

— Если он хотел развода, он мог сказать: «Диана, всё, нам не по пути, мы разводимся». Я не из тех, кто сцепится в дверной косяк и будет кричать. Кто не разводится, мам? Все разводятся, если так сложилось. Я бы собрала вещи и ушла молча, сохранив достоинство. Потому что достоинство — единственное, что нельзя делить пополам. Но он уехал и, если верить бумаге, подписал всё за моей спиной. Это не про честность и не про смелость — это про страх, про манипуляцию или про чужую волю, которой он позволил собой управлять. И я не понимаю этот поступок — не потому, что не принимаю развод как явление, а потому, что не принимаю форму: тайком, через третьих лиц, в отсутствие разговора. Они не видят во мне человека. Я для них строчка в графе «согласовано».

Мама берет мою руку, сжимает крепко-крепко. И её молчаливое «я с тобой» заземляет сильнее любых слов.

— Доченька, — говорит она мягко, — ты всё видишь правильно. И видишь глубоко.

— Я вижу ещё и то, — продолжаю, потому что важно произнести это вслух, — что за этим стоит не вспышка, а последовательность: долгий подкоп под доверие, обесценивание «она не из наших», подмена фактов намеками, и «встреча» только в тот день, когда он уехал. Это не семейная ссора, это тщательно спланированная комбинация. И всё же, — делаю паузу, — я оставляю для него дверь разговора открытой: не потому, что жду спасения, его возвращения. А потому что любой финал требует ясной точки, сказанной в глаза. Если он придёт — я выслушаю. Если не придёт — у меня уже есть план. И этот план не зависит от его решения.

Мама кивает, и я вижу, как ей хочется меня обнять. Я позволяю, потому что в этом объятии нет жалости — в нем уважение к моему пути, выбору.

— Что ты будешь делать сейчас? — спрашивает она уже деловым тоном, и я благодарна ей за это «сейчас», которое возвращает меня к управляемым шагам.

— Сейчас — жить, — отвечаю спокойно. — Отвожу Айджан в садик, ищу работу, не трачу себя на бесконечные звонки в пустоту. Адвокат пришлет адрес — встречусь, выслушаю условия. Не подпишу ничего, что нарушает интересы ребенка и мои права. Возьму копии, проконсультируюсь отдельно. Я не враг Джану, но и сама себе не враг. Я не буду драться за то, что умерло, — я буду защищать то, что живо: нашу дочь, мою субъектность, нашу нормальную жизнь, где нет шантажа и вторжения.

Глава 7

— Я поеду с тобой, — говорит мама, когда я готовлюсь выйти из дома. — Хочу внучку увидеть.

— Буду только рада.

Она просто меня одну оставлять не хочет. Да и вряд ли уедет к себе. Наверняка позже, когда вернемся, скажет, что останется на ночь. Я не против. Она же мать... переживает, волнуется. Однако не люблю, когда со мной обращаются как с ребёнком.

Мы садимся в машину. Какое-то время мама играет со своим телефоном, кажется, печатает сообщение. Не знаю, кому. Да и мне это особо не интересно. Мои мысли заняты Джаном. Словами адвоката. Всё никак не могу понять, в чём логика... Зачем он так поступил?

Я что, все эти годы, что мы были вместе, выглядела навязчивой истеричкой? Если бы он сказал мне всё в лицо, я бы гордо вздернула подбородок и раньше него подписала бы нужные документы. Оставаться рядом с человеком, который меня не хочет? Умолять? Нет. Это не про меня. Даже если безумно люблю. Даже если буду уверена, что умру без него.

— Ты у меня сильная. Всегда такой была. С самого детства со всем справлялась одна, — начинает мама вкрадчиво. — Поэтому я даже не сомневаюсь, что и в этот раз всё будет аналогично. Джан пожалеет о том, что с тобой сделал. И на работу устроишься, и жизнь свою продолжишь как ни в чём не бывало. И Айджан воспитаешь такой же умничкой, как сама.

Мама пытается поддержать, чтобы я не опустила руки. Я это умом понимаю. Но и она меня плохо знает, если думает, что я рыдать в подушку днями буду, потому что меня бросил муж. Нет. Сейчас для меня главное — мой ребенок. А мужчина... его можно найти всегда. Хоть и я вряд ли когда-нибудь на такое решусь...

В каком-то смысле я даже рада, что не забеременела. Так хотела второго малыша, но что-то не получилось. Я люблю детей, однако сейчас я в таком положении, что с двумя мне было бы гораздо тяжелее. Плюс... опять же обвинили бы в том, что я нагуляла...

Боже, их обвинения на уровне бреда. Мне даже интересно, чем сейчас занимаются свекровь и её сестричка Самира. Радуются, что избавились от меня?

Они о такой невестке, как я, только мечтать могут. Я столько лет относилась к ним с уважением. Даже когда Джан злился на что-то, уговаривала, чтобы он не срубал сгоряча. Что они его родители и нужно идти навстречу.

Дура.

Знала бы я, какую яму мне будут копать, никогда не делала бы этого.

Ловлю себя на мысли, что я опять пытаюсь защитить Джана.

Вдвойне дура, если не перестаю об этом думать.

Он не из тех, кто позволяет лезть в свою жизнь. Но если сейчас позволил, значит, устал от меня.

К тому и была вся та холодность и отстраненность. Он меня разлюбил.

Но в последний решил быть со мной той ночью?

Дура. Неужели думала, что всё начинает налаживаться?

Забрав дочку, мы выезжаем обратно. Не могу не заметить, что Айджан немного грустная. Вглядываюсь в её лицо в зеркале заднего вида.

— Малыш, как прошёл день?

— Хорошо, — подняв на меня свои большие глаза, улыбается. — Мы сегодня много рисовали. И открытки для пап готовили!

— М-м-м, вот как...

— Да, преподавательница сказала, что скоро день отце... ота...

— День отцов. Я поняла, малыш. И как у тебя получилось?

— Хорошо!

— Ты у меня умница. Всё умеешь.

Мама улыбается, глядя на нас, но в наш разговор не вклинивается. Я же устремляю взгляд на дорогу, желая скорее найти работу и хоть как-то забыть всё происходящее в моей жизни. В голове полный раздрай.

— Мам, — спустя время зовёт дочь.

— Да, родная?

— А папа скоро придёт? — Получаю мощный удар в грудь.

Видит бог, как мне не хочется врать. Однако не остаётся выбора. Да и по сути я говорю то, что мне сказал Джан.

— Папа уехал в командировку, родная. Когда приедет, наверное, увидим его...

Наверное, да...

— Надолго уехал? А мне бабушка Самира сказала, что он не мой папа.

Что?!

Что, чёрт побери?!

Сжимаю руль до побелевших костяшек, бросив яростный взгляд на маму. Она побледнела, как и, скорее всего, я. Сглатываю шумно и, остановившись на светофоре, поворачиваюсь к дочери:

— Когда она это сказала, Айджан?

— У дедушки день рождения было!

Я помню тот день... она сказала, что уложит Айджан спать, а я не стала протестовать.

— Бабушка Самира пошутила, родная.

Айджан кивает. Как же легко обмануть детей, Господи... убедить их.

Клянусь, если бы я сейчас увидела ту женщину... тётку Джана. Я бы придушила её собственными руками.

Не пойму, когда я стала такой слепой. Казалась доброй, милой... а в итоге сняла маску, показав своё истинное лицо.

Змея!

Мы заезжаем в супермаркет. Нужно закупаться продуктами. Мама, молчавшая всю дорогу, не выдерживает, когда видит, что я ни на что не реагирую. Тихо набираю всё, что нужно, в корзину.

— Дочка.

— Да, мам?

— Меня пугает твое молчание. Ничего не скажешь?

— А что сказать? Моя свекровь вместе с Самирой планировали, как бы меня оклеветать, уже давно. Даже ребёнка успели запутать. Какой тварью нужно быть, чтобы так поступить... — последнее цежу сквозь зубы, которые стискиваю до невыносимой боли. — Они хотели от меня избавиться. Но зачем вмешивать ребёнка?! Зачем?

— И ты всё равно думаешь, что Джан появится? Диана, он попросил адвоката связаться с тобой. Поставит какие-нибудь условия... Через него наверняка всё решит. Разведется и на этом всё... Пожалуйста, не надейся на что-то хорошее. Ты сейчас подумаешь, что всё наладится, а когда всё будет усложняться... Будет больнее, дочь.

Глава 8

Сижу в офисе за своим столом и думаю о том, как быстро пролетели полтора месяца с того дня, когда я ушла из того дома, где ещё недавно верила в свое будущее. Сначала казалось, что все это ошибка, дурной сон, из которого я вот-вот проснусь. Но время идет, и теперь я уже месяц как официально разведена, с подписанными документами, с алиментами и новой реальностью, которую приходится принимать.

На днях на карту пришла приличная сумма. Ее достаточно, чтобы обеспечить ребенку достойную жизнь, и вроде бы мне следовало бы быть спокойной. Но я понимаю, что никакие деньги не способны компенсировать потерю. И я больше не жду звонка от Джана, не надеюсь на объяснения, не верю, что он появится. Если бы он действительно хотел сохранить семью, он бы сделал шаг навстречу. Но его нет, значит — ему не нужно. Сначала это убивало, а теперь я все чаще повторяю себе: тот, кто дорожит семьей, не уходит без слов, не исчезает в тени. Значит, мой путь теперь другой.

Я работаю у брата, и с одной стороны, это дает стабильность и покой. Но каждый его взгляд, полный раздражения и упрека, каждое слово, сказанное вполголоса, но с намеком, напоминают о том, что в его глазах я сделала неверный выбор. Мне неприятно, но я терплю, потому что сейчас у меня нет другого выхода. И все же внутри зреет твердое решение: как только появится подходящая вакансия, я уйду. Найду свое место, где смогу чувствовать себя уверенно и спокойно.

Есть еще его друг, который когда-то был влюблен в меня. И я вижу, что он снова тянется ко мне, пытается заговорить, ищет поводы приблизиться. Но я не даю ему такого шанса. Мое сердце закрыто, и прежде чем впустить кого-то, я должна научиться дышать без боли. Сейчас в моей жизни главное дочь, работа и уверенность в завтрашнем дне.

Возможно, все так и должно было случиться. Ведь я задумывалась, что холодность Джана может привести нас к разводу. Просто не хотела в это верить. Надеялась на лучшее.

Иногда разрушение становится началом, а потеря оказывается освобождением. Но одно я знаю точно: свою дорогу должна выстраивать сама. Шаг за шагом, не оглядываясь на чужие взгляды, на мужские решения или упреки. И только тогда смогу сказать, что живу так, как хочу я.

В дверь кабинета стучат, а потом она приоткрывается, и в помещение заходит секретарь с папкой документов. Она аккуратно кладет их на край стола и, задержавшись на мгновение, указывает на верхний лист.

— Это срочно, — говорит она ровным тоном. — Подпись нужна до конца дня.

— Хорошо, поняла, — отвечаю я, бегло пробегая глазами первые строки. — Верну после обеда.

— И еще, — добавляет она, чуть мягче. — Доставка, которую вы заказывали утром, уже приехала.

— Благодарю, — киваю.

Она уходит, оставляя на столе и папку, и бумажный пакет с едой. Откладываю документы в сторону, чтобы позже расставить закладки и сделать пометки. Беру еду. Легкий запах — смесь свежего хлеба, пряных трав и горячего супа сразу ударяют в нос.

Понимаю, что с утра не съела ни кусочка. Достаю ложку, подцепляю первую порцию, но организм реагирует неожиданно: к горлу подступает тяжесть, и накатывает тошнота. Тело сопротивляется попытке вернуться к обычному ритму.

Закрываю контейнер, отодвигаю его в сторону и глубоко дышу. Длинный, медленный вдох, и выдох. Беру стакан с горячим чаем, делаю глоток.

Можно держать лицо, можно подписывать бумаги и вести переговоры, но базовые потребности тела всегда напоминают о себе. И если не научиться заботиться о себе с тем же вниманием, что о дочери или работе, любая внешняя собранность рушится от пустяка.

Снова подтягиваю контейнер ближе. Пытаюсь хоть что-то проглотить, но тщетно. Кусок в горло не лезет. В голове образовывается хаос. Пусть и с дрожью внутри, возвращаюсь к делу, которое можно контролировать. В отличие от прошлого.

Работаю, да, но делаю все автоматически. Потому что не могу вспомнить, когда у меня в последний раз были месячные. Память упорно молчит, и, перебирая в голове прошедшие дни и недели, я с ужасом осознаю, что это было еще до того, как я ушла из того дома. Внутри все обрывается. Словно кто-то выдернул почву из-под ног. Холодная волна паники окатывает меня с головы до пят.

Я пытаюсь успокоить себя рассуждением, что всему виной стресс, ведь организм всегда остро реагирует на потрясения, а их в последнее время было слишком много. Но в глубине души я понимаю: надежда на случай и самоуспокоение — это путь в никуда. Я должна точно знать, а значит, обязана исключить сомнения.

Если я действительно беременна, меня ждет новое, еще более тяжелое испытание. И я не представляю, как смогу его выдержать. Но если это лишь последствие нервного напряжения и бессонных ночей, то время все вернет на свои места. Пока же я нахожусь в состоянии неуверенности, когда каждая мысль тянет в разные стороны и не дает покоя ни днем, ни ночью.

Я не имею права на поспешные шаги, не позволю панике управлять мной и толкать к решениям, о которых потом пришлось бы жалеть. Единственное правильное решение — убедиться в правде. Я должна сделать тест и узнать наверняка, беременность это или всего лишь последствия истощения и тревог последних недель.

Конечно, я хотела бы верить, что это нервы, что это всего лишь мой организм, уставший от страха и боли, требует передышки. Но… Господи, я же с ума сойду…

Не в силах ждать завершения рабочего дня, я заказываю несколько тестов для определения беременности. Благо, заказ приносят быстро и, как я и просила, упаковывают так, чтобы никто не смог открыть. Секретарь приносит без лишних вопросов, а я, забрав, прячусь в туалете, который находится в моем же кабинете.

Чувствую, как внутри поднимается тревога, будто я переступаю порог в совершенно иную реальность, где уже не будет пути назад. С дрожью в руках я распечатываю упаковку теста, внимательно вчитываюсь в короткую инструкцию, хотя прекрасно знаю каждый шаг, и все же делаю все так, как написано. Как будто этот механический порядок способен хоть немного успокоить мой разум.

Глава 9

Возвращаюсь к работе, хотя понимаю, что мои мысли уже не принадлежат ей. Документы лежат передо мной, строки отчетов требуют внимания, подписи ждут, но взгляд постоянно ускользает к одному — к тому, что произошло несколько минут назад. Две яркие полоски на тесте впечатываются в сознание и не дают дышать свободно.

Я стараюсь заставить себя сосредоточиться: открываю папки, проверяю цифры, делаю пометки. Но все это становится механикой — руки работают, а разум упрямо возвращается к осознанию: я снова жду ребенка. И с этой мыслью приходит тревога. Как я справлюсь? Смогу ли удержать равновесие между работой, заботой о дочери и новой жизнью, которая развивается во мне?

Да, мне хватает средств. Алименты позволяют обеспечить Айджан всем необходимым, и я сама зарабатываю. Но деньги — это лишь часть картины. Я знаю, что не смогу позволить себе роскошь просто сидеть дома, сложа руки и наблюдая, как растет ребенок. Я должна работать, должна строить будущее. И вместе с тем ясно ощущаю: этот ребенок — не бремя, не случайность, а часть моей жизни, которую я принимаю безусловно.

Даже не допускаю мысли о том, чтобы отказаться. Я рожу его, я дам ему все, что в моих силах, даже если его отец никогда не узнает о его существовании. И он действительно не узнает — потому что я решила так. Мой выбор я больше никому не позволю оспаривать.

Конечно, внутри тревожно. Я не обманываю себя: впереди трудности, бессонные ночи, удвоенная ответственность. Но вместе с этим приходит и сила. Я смотрю правде в глаза и понимаю: у меня есть все необходимое, чтобы пройти этот путь. У меня есть разум, опыт, моя дочь, ради которой я уже однажды поднялась из руин. А теперь у меня будет еще одна причина стать сильнее.

Моя жизнь меняется, и я принимаю это. Я не отказываюсь от страха, но и не даю ему права управлять мной. Я решаю сама, и это решение делает меня свободной.

Дверь кабинета открывается совсем неожиданно. И, если раньше я сразу видела там своего секретаря, то сейчас мой брат широкими шагами подходит к моему столу и опускается в кресло напротив. Он смотрит на меня так, будто чего-то ждёт.

Он не появлялся ко мне среди рабочего дня. Либо приходил вечером, когда я собиралась домой, либо где-нибудь в коридоре сталкивались…

— Что такое? — спрашиваю, не выдержав.

— Ничего не хочешь мне сказать?

Первая мысль — в туалете есть камера и он все видел. Но я сразу отгоняю это безумие, пытаясь рассуждать разумно.

— Без понятия, Дима. Не разговаривай со мной загадками. Говори, что хочешь. У меня много дел.

Брат откидывается на спинку кресла и долго сверлит меня взглядом. Я же напротив: делаю вид, что не замечаю его и очень занята бумагами.

Боже, на самом деле хочется немедленно отправиться домой и сделать ещё несколько тестов на определение беременности. Но в то же время я отчетливо понимаю, что результат не изменится.

А ещё больше хочется уехать отсюда как можно дальше. Чтобы никто не нашел. Не знал, где я и как. Зря я маме все рассказала. Да и заранее нужно было ее предупредить, чтобы не проболталась. В итоге я вынуждена терпеть хамское поведение брата, который каждый раз кайфует от того, что говорит мне, как я облажалась.

— Ты же так была уверена, что он тебя любит… — тянет брат насмешливо. — И что в итоге? Куда свалил твой муженек, Диана?

— Я не хочу обсуждать личную жизнь. И ты прекрасно знаешь, как я не люблю, когда в нее лезут!

— Хочу знать, что же стряслось… И почему твой муж решил показать свое истинное лицо…

Я закатываю глаза. Боже, как же неприятно!

— Дим, выйди, а?

— Правда глаза колет? Он тебя никогда не любил, сестренка!

— Поэтому пять лет терпел? Ведь не мог раньше избавиться, да? Ты хоть понимаешь, что несешь?

— Он тебя никогда не любил, раз позволил своей родне так унизить тебя! Любящий человек так не поступит. Ах да… Ты же говорила, что он куда-то уехал. Не знаешь, не вернулся ещё?

— Без понятия. Мы в разводе… Мне это неинтересно.

— Вот как! Давай я тебе дам новую информацию о твоем горячо любимом муже, Диана. Он вернулся. Находится в городе, расширяет свой бизнес. О тебе не думает и явно считает Айджан чужим ребенком, раз не интересуется. Очевидно думает, что ты ее действительно нагуляла. Только вот интересно, почему не хочет отомстить? Ведь это не игры… Более того, Диана, у него появилась невеста. Своей же национальности. Свадьба на носу. Как тебе такая новость, а? Хотя бы сейчас осознаешь, что я был прав, когда не хотел, чтобы ты вышла за него?

Слова брата падают на меня, как камни.

«Свадьба на носу» — и в груди тут же рождается острая, пронзительная боль. Я знала, что он может не вернуться. Я почти смирилась с его молчанием, с тем, что он не ищет встречи, не звонит, не пишет. Но услышать о невесте — это уже совсем другое. Это не просто отсутствие рядом, это окончательная черта. Точка. Сердце разрывается. Хочется закричать, но я заставляю себя молчать.

Молчу, потому что прекрасно понимаю: стоит показать хоть малую слабость — и Дима будет наслаждаться этим ещё больше. Он всегда умел бить в самое больное место. Потому что никогда не одобрял мой выбор. И до сих пор злится на меня за то, что когда-то я его не выслушала.

Выпрямляюсь, собираю все силы и, гордо вскинув подбородок, смотрю брату прямо в глаза.

— Какая тебе разница, Дима? — произношу ровно, холодным тоном. — Какая тебе разница? Мы с мужем развелись. Повторяю ещё раз: развелись. Женится он или не женится, есть у него женщина или нет — меня это больше не касается. В конце концов, монахом он всю жизнь жить не будет. Как и ты.

На его лице появляется замешательство. Он думал, я буду оправдываться? Или же реветь, почему Джан так со мной поступил? Но не дождётся. Сейчас я другая. Сейчас я сильнее.

Глава 10

Работа становится для меня лекарством: я ухожу в неё с головой, чтобы заглушить шум собственных мыслей. Сосредоточенность помогает притупить боль, но ненадолго. Завершаю последние задачи и понимаю, что документы собраны и ждут подписи брата. Сердце снова сжимается. Я нервно кусаю губы. Мне совсем не хочется видеть Диму. Разговор полуторачасовой давности все еще отдается неприятным осадком, как горечь от слишком крепкого кофе. Но выбора нет — бумаги должны оказаться у него на столе.

Перед тем как выйти, я хватаю телефон и, не раздумывая, набираю номер своего гинеколога. Вздрагиваю от напряжения, когда слышу спокойный, уравновешенный голос на другом конце.

— Диана, здравствуйте. Слушаю вас.

Я стараюсь говорить уверенно, хотя внутри всё дрожит. Сглатываю, откидываясь на спинку кресла и смотрю в потолок, чувствую, как на глаза наворачиваются слёзы.

— Здравствуйте, доктор. У меня возникла ситуация, и я хотела бы как можно скорее пройти обследование. Нужно УЗИ, а анализы я сдам позже. Есть возможность заехать сегодня?

Короткая пауза, после которой звучит мягкий, профессиональный ответ:

— Я как раз сейчас на работе. Если у вас есть время, приезжайте. УЗИ сделаем сразу, а анализы действительно можно отложить. Главное — не откладывайте визит. Любое сомнение лучше прояснить как можно раньше.

Она видимо по моему голосу понимает, что что-то не так…

— Спасибо. Да, я приеду, — отвечаю, чувствуя, что я немного успокаиваюсь.

— Хорошо. Жду вас. И не переживайте раньше времени. Всё решаемо.

Мы прощаемся, и я кладу телефон в сумку. В голове звучат её последние слова: «Не переживайте раньше времени». Простая фраза, но в ней столько уверенности, что напряжение слегка отпускает.

Поднимаюсь из-за стола, беру папку с документами, сумку и телефон. С каждым шагом к кабинету брата мысленно отстраняюсь от его недавних слов и от язвительности, которой он так любит цеплять за живое. Сейчас у меня есть дела важнее, чем его вечные насмешки.

Секретаря на месте нет, что странно для этого времени. Рабочий день не закончился. Поэтому я иду напрямую, стучу, жду пару секунд и открываю дверь. Дима сидит в кресле у окна, ко мне спиной, и разговаривает по телефону низким, сдержанным голосом. Услышав шум, он поворачивается. Увидев меня, прощается со своим собеседником. И, откатившись на кресле к столу, выгибает бровь, тем самым задавая немой вопрос: что случилось?

Я кладу папку перед ним так, чтобы верхний лист оказался прямо под его рукой.

— Эти документы нужно проверить и подписать сегодня, — говорю спокойно. — Сроки жесткие.

Он коротко кивает, берет ручку и молча подписывает первый лист, не задавая вопросов. Хотя взгляд все равно задерживается на моем лице дольше, чем обычно.

Я не собиралась поднимать личные темы, но слова срываются, губ сами собой:

— Дим, есть хоть какие-то новости о твоей бывшей жене? Вы слишком быстро и резко разошлись… А потом от Кристины ни слуху, ни духу…

Он снова выгибает бровь. Губы поджимаются. Он выдыхает, прикрывая глаза, прежде чем ровно произнести:

— Диана, не лезь не в свое дело. Сама же на меня орала буквально минуты назад.

Я хмурюсь, принимая это как установку границ: он закрывает тему, как и я закрываю свои. Странная симметрия — у каждого своя боль, свое уязвимое место.

Он наклоняется к столу, чертит подпись ещё на нескольких страницах и вдруг поднимает на меня глаза:

— Не понимаю, почему ты зацикливаться на Кристине.

— Просто интересно… Ты хоть интересовался, куда она делась после развода?

Я задерживаю дыхание. В голове всплывают воспоминания: тогда я была беременна Айджан, вся погружена в заботы и осторожность. Наше общение с женой Димы и до того никогда не было тесным — редкие звонки, несколько вежливых встреч. А потом и вовсе сошло на нет. Она перестала звонить, и я не позвонила в ответ. Так иногда расходятся жизни, когда у каждого — свои заботы и приоритеты.

А потом мама сказала, что они развелись. И по секрету прошептала, что брат ее предал.

— Не интересовался, Диана. Судя по тому, что ты никогда ничего не спрашиваешь просто так, задам ответный вопрос: что происходит?

— Да так… Ты так орёшь, что Джан мной даже не интересуется… Будто сам чем-то от него отличаешься. Мужики — вы такие, — зло усмехаюсь.

— Диана, — угрожающе рычит брат.

— Подписанные листы отправь ко мне завтра утром. Проверю и занесу в систему.

Не желая оставаться здесь, выхожу из кабинета. Чем больше я тут останусь, есть вероятность, что мы прибьем друг друга словами.

Выезжаю из офиса и всю дорогу до больницы ловлю себя на том, что мысли кружат по кругу. Повторяю себе, что должна быть спокойной. Ведь впереди всего лишь визит к врачу, обычное обследование, которое даст ясность. Но внутри тревога всё равно шевелится, и руки чуть крепче сжимают руль. Не понимаю, почему так переживаю. Есть какое-то нехорошее предчувствие, которое жрет внутренности.

На парковке заглушаю двигатель, беру сумку, делаю глубокий вдох и выхожу из машины. Не успеваю сделать несколько шагов вперед, как слышу звонкий, чистый детский голос, полный радости и беззаботности. На мгновение мне кажется, что это Айджан. Невольно оборачиваюсь.

То, что вижу, заставляет меня застыть на месте. Меня будто ударило током. Это не случайный прохожий. Передо мной бывшая жена моего брата. А рядом с ней девочка лет пяти-шести, с двумя аккуратными темными косичками и прямой челкой. Она что-то говорит матери и смеется так звонко, что в моей груди все переворачивается.

Я не верю в совпадения. Нет, такие вещи не случаются просто так. Это… какое-то чудо.

Вглядываюсь внимательнее. Девочка похожа на Диму до мельчайших деталей. Та же немного кривая, но невероятно обаятельная улыбка. Те же темные глаза, глубокие, словно тянущие в себя. Даже нос и форма бровей его. Нет никаких сомнений. Это его дочь.

Глава 11

Мысли складываются в чёткую, неоспоримую линию: никаких сомнений уже не остаётся — если девочка знает, кто я, значит, Кристина рассказывала о нас, сохраняя связь с нашей семьёй хотя бы в словах. Бережно хранила для ребёнка образ тёти, которую та видит впервые, но узнаёт сразу.

Я подхожу ближе. Ощущаю тёплый, солнечный запах детства — молока, шампуня и леденцов. Смотрю на Кристину и, уловив её едва заметный кивок, опускаюсь на корточки перед малышкой. Большим пальцем мягко провожу по её щеке, затем прижимаю губы к этому месту, словно ставлю печать нежности, и обнимаю её. Шепчу в волосы так, чтобы слышала только она:

— Да, это я, твоя тётя Диана.

Отпуская, снова вглядываюсь в её лицо — прямой взгляд, кривая, обезоруживающая улыбка, тёмные косички с аккуратными резинками. И меня захватывает тихое изумление: вылитый Дима. Будто две половинки одного яблока. Я ясно вижу: те же глаза, тот же прищур, форма подбородка, даже дуга бровей. В памяти начинают шуршать альбомные страницы, где маленький Дима стоит с точно таким же упрямым наклоном головы и улыбается точно так же, как эта малышка. Только здесь — девочка.

— Сядем где-нибудь, поговорим? — говорю тихо, поднимая взгляд на Кристину.

Крис кивает. Поднявшись, смотрю на нее, нервно сглотнув ком в горле.

— Как ты?

Она сдерживается. Напрягается изнутри, чтобы не расплакаться при ребёнке. Глаза наполняются влагой, но голос остается собранным:

— Я хорошо, спасибо. А ты как?

Не выдерживаю: делаю шаг и обнимаю её. Это не вежливый жест, а необходимость — прикосновение, которое не требует объяснений. В этот момент всё искусственно и искренне одновременно: обе мы на грани слез. Потому что слишком одинаковы наши истории — когда любовь рушится внезапно и не по правилам. Когда приходится брать всё на себя, а в руках ребёнок, делающий тебя сильной и уязвимой.

Прижимаюсь к ней крепче и думаю ясной мыслью: как несправедливо, что их с Димой брак закончился так быстро. Как горько, что у моего брата есть дочь, о которой он не знает. Или, может, просто не хочет знать? Хотя… Каким бы ни был категоричным мой брат, как бы ни ругался… Я помню его мягкую сторону. Ведь он таким жестким стал именно после того, как Кристину не стало в его жизни. Он от всех отстранился, перестал какое-то время общаться даже с родителями.

Как важно сейчас не судить, а услышать и понять друг друга…

— Я очень рада вас видеть. И если ты не против, Крис, давайте где-нибудь сядем, поговорим. Пожалуйста… Тут неподалёку есть ресторан. А внутри игровая площадка для детей. Или… У вас есть дела?

— Мы приехали на ежемесячный контроль. Уже закончили.

— Контроль?

— Да. Все в порядке. Не переживай. Ты на своей машине?

— Да. Поехали?

— Окей.

Нам нужно серьёзно поговорить. Важно узнать, по какой причине Крис все же приняла решение не рассказывать Диме о беременности. Может, он сказал, что не хочет детей? Это бред. Он их всегда любил. Тем более девочек. Несмотря на то, что терпеть не может Джана, мою дочь он любит и как минимум два раза в неделю приезжает ее увидеть. Пусть остается ненадолго, но все же достаточно того, что он о ней думает.

Если бы он не переваривал детей, не стал бы интересоваться дочерью человека, которого терпеть не может. Даже если это ее собственная племянница.

Это мы с ним как кошка с собакой. С Айджан он такой заботливый… Будто вовсе не тот Дима, который огрызается каждый раз, когда мы сталкиваемся.

Мы садимся в мою машину. Я завожу двигатель, чувствуя, как сердце бьётся быстрее от предвкушения разговора, который жду с такой настойчивостью. УЗИ подождёт. Сейчас важнее всего понять, что произошло между Кристиной и моим братом.

Я бросаю взгляд в зеркало заднего вида: малышка устроилась на заднем сиденье, болтает ножками и с интересом разглядывает салон. Решаю не упускать шанс узнать её ближе, пусть даже через простые вопросы.

— Как тебя зовут, красавица? — спрашиваю я, улыбнувшись.

— Даша.

— Красивое имя, — говорю мягко. — А сколько тебе лет, Даша?

— Мне пять. А скоро будет шесть! — гордо сообщает она, показывая пальчики.

Мы все трое улыбаемся. И эта простая детская откровенность на мгновение снимает напряжение, клубящееся между нами взрослыми. Тепло заполняет пространство, вытесняя тяжесть.

Мы выезжаем со стоянки и направляемся к ресторану неподалёку. Крис молчит, сжимая ремешок своей сумки, а потом кому-то пишет сообщение.

Ресторан встречает нас мягким светом и спокойной атмосферой. Мы выбираем столик у окна и быстро делаем заказ. Едва официант уходит, Даша просит разрешения у матери и едва получает положительный ответ, со смехом вскакивает и мчится в детскую зону. За стеклянной перегородкой виднеются разноцветные горки, мягкие кубики, качели.

Стекло позволяет наблюдать за ней: Даша смеётся, карабкается на горку, машет нам рукой. И я понимаю, что этот прозрачный барьер символичен — словно жизнь Кристины и девочки всё это время была за невидимой стеной, доступной взгляду, но недосягаемой для прикосновения.

Я перевожу взгляд на Крис. Наши глаза встречаются. На ее лице нет вражды, только усталость и ожидание. У меня есть шанс услышать правду, которую она столько лет носила в себе. И, возможно, впервые за долгое время мы сможем говорить не как бывшие золовка и невестка, а как женщины, которые слишком хорошо знают цену тишины и горечь потерь.

— Расскажешь? — спрашиваю тихо, подавшись вперед.

— Расскажу. Но могу промолчать в каких-то местах и прошу от тебя понимания. Пожалуйста, не дави, если я не стану отвечать на какой-то твой вопрос…

— Крис, я когда-то на тебя давила?

— Тогда — нет. Но теперь у тебя полное право, — выдыхает она. — Дима не хотел детей… А я никогда в жизни не сделала бы аборт.

Глава 12

Мысли тянутся в разные стороны. Как нити, которые невозможно собрать в один узел. С одной стороны звонок с незнакомого номера ота Джан. Тишина после несостоявшегося разговора давит сильнее самого звонка. Чего он хотел? Сказать что-то важное? Услышать мой голос? Или просто проверить, доступна ли я? И почему не заговорил? Стыдно стало? Эти вопросы сверлят изнутри, не давая покоя.

С другой стороны — Кристина и её дочь Даша. Смешинка в глазах, улыбка, и всё это отражение Димы. Я не могу выбросить из головы ни её лица, ни той очевидной истины: мой брат — отец девочки, которой чуть ли не шесть лет. Но как сказать ему об этом? Как объяснить, не разрушив тот мир, что построила Крис без него с такой сложностью? Я видела, как она нервничала. Она смотрела на меня с мольбой, когда я говорила, что надо Диму осведомить. Нельзя всю жизнь скрывать такую правду. Она, вроде бы, согласилась. Но нехотя.

Вечерний город будто разделяет со мной это смятение. Нет привычной праздничной картинки, только будничность: огни витрин, рваный свет фар, редкие прохожие с пакетами. Запах кофе, вылетающий из открытой двери маленькой кофейни. Всё это напоминает, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Она равнодушна к чужим драмам, но в этом равнодушии — и утешение, и опора.

Сегодня к врачу я так и не попала. Слишком много событий… Встреча, которую нельзя было отложить. Но завтра я поеду обязательно. Не могу жить в догадках. На светофоре достаю телефон и коротко пишу врачу:

«Сегодня не получилось, приеду завтра. Прошу прощения за доставленные неудобства.»

Она отвечает, что все в порядке. Я даже облегченно выдыхаю после этого…

Когда открываю дверь квартиры, слышу звонкий, беззаботный, детский смех. Айджан хохочет так, что кажется — стены вибрируют от её радости. В гостиной картина, от которой сердце то теплеет, то болезненно сжимается: Дима сидит с ней на ковре, они строят башню из кубиков, а моя дочка безумно счастлива. Я останавливаюсь в дверях, не сразу решаясь войти.

Улыбаюсь, но внутри что-то ломается. Его взгляд, обращенный к Айджан, слишком тёплый, слишком нежный. Он играет с ней так, будто это его ребёнок. Меня пронзает мысль, которую невозможно отогнать: он станет идеальным отцом. Черт… Как мне сказать, что у него уже есть родная, кровная дочь? Этот вопрос как гром гремит в голове.

Смотрю на них и чувствую, как по спине пробегает холодок. Счастье и горечь сплетаются в один клубок.

Дочка подбегает ко мне, обнимает мои колени. Опустившись перед ней на корточки, целую в обе щеки.

— Мам, а можно дядя сегодня останется с нами?

— Конечно, — кошусь на Диму.

— Ой, Дианочка. Ты когда вернулась? — заходит следом со мной в гостиную мама.

— Только что, мамуль.

— Ну, давайте тогда мыть руки и за ужин. Я тут кое-что наколдовала.

Я киваю, но при этом не могу отвести взгляда от брата. Боже, его судьба меня сейчас волнует гораздо больше, чем собственная. Хочется поскорее намекнуть и увидеть его реакцию.

Накормив Айджан, прошу ее пойти в гостиную.

— Купаться будем и спать. А пока поиграй немного.

— А мультики можно посмотреть?

— Конечно, родная.

Она убегает, я же ковыряюсь в своей тарелке. Аппетита нет. Даже в том ресторане кусок в горло лез. Кристина тоже ничего не поела.

— Диана, что случилось? — спрашивает мама.

— Ничего такого… — зло усмехаюсь. — Дима решил жениться. Он тебе сказал?

Мама поворачивает голову к брату.

— Это правда?

— Я не имею право на личную жизнь? — искренне удивляется он. — Это чего вы меня отчитываете? Перед вами что, ребенок сидит?

— Мне порой кажется, что ребенок умнее тебя. Так благополучно просрал свою семью несколько лет назад, сейчас хочешь точно так же оставить на полпути другую? Зачем? Тебе мало женщин, кому в кайф свободные отношения?

— Дианочка, не говори так, — тихо просит мама.

— Ты не понимаешь, — огрызаюсь. — На ком ты жениться собрался?

— Тебе какое дело? Так надо.

— Не лучше вернуть Кристину?

Дима, повернувшись, отодвигает тарелку.

— Ты чего несешь? Лучше в своей жизни порядок наведи, — рявкает так, что мама вздрагивает.

— Что, стыдно? Ведь знаешь, что Кристина не простит, да?

— Диана, пожалуйста, не начинай…

— Мам, Крис вернулась. И не одна…

Брат будто получает пощёчину — слишком бурная реакция. Он резко встает из-за стола, стул с грохотом отъезжает назад. В каждом его движении чувствуется ярость, едва удерживаемая самоконтролем. По скулам ходят желваки, челюсти стиснуты слишком крепко..

— Вот и прекрасно, — рявкает он. — Не одна — значит, новую жизнь начала. Чего ты вообще ко мне пристала? Пусть живет..

Смотрю на него спокойно, хотя внутри всё бурлит. Голос мой намеренно ровный, как натянутая струна:

— Постарайся вернуть её, Дима. Даже если в её жизни уже есть кто-то другой. Ответь честно: ты ведь женишься не от любви. Ты любишь Кристину. Всегда любил. Но почему то поступил как последний дебил. То ли специально, то ли так вышло — не знаю. Но все получилось не так, как ты хотел. Твои чувства к ней никуда не делись. Только признайся самому себе.

Мама встает с места, поднимает руки, словно пытается разнять нас:

— Прошу вас, не повышайте голоса. Айджан может испугаться. Я пойду к ней в комнату.

Она уходит, и мы остаёмся вдвоём. Воздух между нами буквально звенит от напряжения.

— Не твоё дело, — выдавливает брат сквозь зубы.

Я не отступаю. Подаюсь вперёд, встречая его взгляд, в котором больше боли, чем злости:

— Крис не возражала, когда я сказала, что поговорю с тобой. Понимаешь? Это значит, что шанс есть. Это зелёный свет.

Глава 13

Три месяца спустя

Джан

Сижу во главе длинного стола в конференц-зале. Передо мной несколько человек: топ-менеджеры, главный аналитик и директор по маркетингу. На столе лежат папки с отчетами, графики, открытые ноутбуки. Всё вокруг пестрит цифрами, но в их глазах я вижу только растерянность.

— Господа, — начинаю твёрдо, без лишних эмоций. — Давайте называть вещи своими именами. Компания на дне. Падение по всем показателям: доход, доверие клиентов, репутация. И сейчас вопрос не в том, кто виноват. Вопрос в том, как вытащить бизнес наверх.

Аналитик, нервно поправив очки, открывает презентацию.

— Мы провели анализ. Основная проблема — неэффективные внутренние процессы. Издержки растут, а отдачи нет.

— Хорошо. Это конкретика. С этим и будем работать. Первое: урезаем все лишние расходы. Второе: автоматизация процессов. Нет смысла держать десятки сотрудников там, где достаточно одного алгоритма. Да, будут увольнения, будет недовольство. Но либо мы чистим компанию, либо хороним ее.

— Но массовые сокращения ударят по имиджу, — осторожно замечает директор по маркетингу.

Я подаюсь вперед, упираясь ладонями в стол.

— Имидж? Вы правда думаете, что клиентам не все равно? Им нужен продукт, им нужна надежность. А у нас? Долги и растущее недоверие инвесторов. Сначала мы выживаем, потом думаем, как выглядим.

В зале воцаряется тишина. Я знаю, что многим мои слова режут слух, но время для мягкости прошло. Они наверняка считают меня монстром, которому плевать на жизнь других. Но это не так.

— Дальше. Нам нужно вернуть доверие акционеров. Каждую неделю они должны получать короткий и предельно точный отчёт. Никаких обещаний и воды, только цифры. Если они видят движение вперед — остаются с нами. Если продолжаем молчать — уходят. В таком случае только точка.

— А какие сроки? — осмеливается спросить один из менеджеров.

— Шесть месяцев, — отвечаю без колебаний. — Это предел. Через полгода компания должна хотя бы выйти в ноль. Дальше — рост.

Я знаю, что это жестко. Сам последние месяцы работаю без сна, днем и ночью, на пределе. Но другого выхода нет. Если придется сгореть дотла, лишь бы поднять этот бизнес и не дать грязи коснуться моей семьи — я сделаю это. Потому что у меня нет права проигрывать.

Смотрю на каждого. Молчу. Отчетливо вижу, как в их глазах вспыхивает огонек. Моя решимость цепляет их сильнее любых слов.

— На сегодня все. План у вас есть, сроки обозначены. Остальное зависит от вас.

Я поднимаюсь и выхожу. В коридоре останавливаюсь на секунду. Тишина здесь кажется громче, чем все слова в зале. Захожу в курилку и закурив две сигареты подряд, иду в свой кабинет. Никотин не помогает. Напротив: внутри жжет.

Тишина нарушается ровным гулом кондиционера и едва слышным тиканием настенных часов. На столе — аккуратные стопки документов, планшет, несколько личных записей. Я давно привык к этому порядку: здесь всё должно быть под контролем.

Рауф опускается в кресло напротив, скрещивает руки на груди и некоторое время молчит, внимательно разглядывая меня.

— Слушай, Джан, ты неплохо развернул ситуацию. Ещё пару месяцев назад все считали эту компанию списанной, а теперь акционеры начали успокаиваться. Но сам понимаешь — опасности никуда не делись.

— Всё постепенно налаживается. Но говорить о стабильности пока рано. Любая ошибка может стоить слишком дорого.

Он улыбается, но в его взгляде я читаю вопрос, на который отвечать не собираюсь. Делаю вид, что не замечаю намека. Дистанцию нужно держать даже с близким другом.

— И всё-таки… ты доволен тем, как идет работа? — уточняет он, прищуриваясь. Пытается заглянуть глубже, но напрасно старается.

Я пожимаю плечами:

— «Доволен» — слишком громкое слово. Работы впереди ещё много.

Больше ничего не добавляю. Не потому что не доверяю ему, а потому что есть темы, которых пока касаться нельзя.

Ещё несколько минут мы обсуждаем детали проекта: цифры, прогнозы, план по сокращениям. Я говорю только по делу, без лишних слов.

Дверь открывается, и в кабинет заходит Арслан. В руках у него планшет, на лице лёгкая ухмылка. Он идет прямо к моему столу и протягивает устройство:

— Джан, взгляни. Новая анкета. Один человек хочет устроиться к нам.

Я даже не смотрю. Отмахиваюсь:

— Не до этого. У нас сокращения, а не набор. Сейчас не время.

Но Арслан шире ухмыляется. Есть какой-то подвох.

— Думаю, ты всё-таки захочешь посмотреть. Этот кандидат… тебе не чужой.

Беру планшет из любопытства. Аж интересно становится, почему он такой довольный. Просматриваю первые строки, чувствуя, как грудную клетку разрывает. Внутри поднимается холодная и острая волна одновременно.

На экране анкета. Имя и фотография.

Диана.

На мгновение дыхание сбивается. Пальцы сильнее сжимаются на корпусе планшета. Всё вокруг размывается, уходит в тень. Рак реальность под ногами качается, но не позволяю себе ни единого лишнего движения. Лишь взгляд, упертый в экран.

Имя и фотография врезаются в память, прожигают её насквозь.

Диана, черт побери.

Поменяла фамилию. Вернулась свою старую.

Диана Сталь.

Снаружи я спокоен, но сердце пытается пробить клетку.

Арслан внимательно наблюдает за мной, но я не поднимаю взгляда. Ему достаточно мельчайшей детали, чтобы понять больше, чем нужно. Поэтому выравниваю дыхание и спокойно возвращаю планшет на стол.

— Не время, — произношу коротко.

Мысли расходятся волнами. Одна тянет к работе, к холодному расчёту. К правилам игры, которые я сам выстроил. А другая снова и снова поднимает прошлое, которое я пытался оставить позади, не позволяя иметь власти надо мной.

Глава 14

Любовь — это не когда тебя держат рядом красивыми словами, а когда не отпускают даже в тишине. И если человек исчезает, оставив после себя лишь домыслы и чужие обвинения, то это уже не любовь, а всего лишь удобная иллюзия, которой так легко прикрыть собственную слабость.

Любовь может быть оружием в руках слабого и щитом в руках сильного. И если кто-то выбрал уйти, оставив тебя под ударами, значит, теперь именно ты держишь щит — для себя и для тех, кто рядом.

Именно об этом я думаю, сидя за столом на кухне. Передо мной ноутбук, а рядом остывшая кружка чая, которую все еще машинально подношу к губам. На экране открыты десятки вкладок с вакансиями. Я заполняю одну анкету за другой, прикрепляю резюме, пишу сопроводительные письма. Отправляю их повсюду, куда только можно. Не потому, что мне приятно метаться в поисках, а потому что нужно уйти. Уйти из места, где каждый день давит на нервы, где каждый взгляд напоминает о моих ошибках, а каждое слово брата или его друга звучит как упрёк.

Да, с братом мы уже не ругаемся так ожесточенно, как раньше. Наши разговоры стали короткими, деловыми, почти без эмоций. Но есть то, что вынести я не могу. Его друг… постоянные намёки, улыбки с двойным дном, придирки к мелочам. Он словно ищет повод приблизиться, отчего мне противно. Я устала быть объектом чужих навязчивых попыток. Именно поэтому заполняю эти анкеты до глубокой ночи — лишь бы найти спокойное место, где можно работать и не чувствовать на себе удушающие взгляды.

С тех пор, как мне позвонили с того самого незнакомого номера, прошло уже немало времени. Да, я уверена, что это был Джан. Но больше звонков не последовало. Теперь я стараюсь не возвращаться к этому. Не тратить силы на догадки. Он сделал свой выбор. Я сделала свой.

Захлопнув ноутбук, иду в душ. Тёплая вода смывает напряжение, но не уносит мысли. Ложусь поздно, но утром, когда звонит будильник, автоматически встаю и начинаю новый день. Дочка чистит зубы, я помогаю умыться и одеться. Плету ей две косички, кормлю.

— Мам, а мы сегодня поедем на самокате? — спрашивает Айджан, пока я помогаю ей надеть обувь.

— Нет, родная, сегодня едем в садик на машине. На улице холодно.

— А завтра можно?

Я улыбаюсь и целую ее в макушку:

— Посмотрим завтра.

Она сияет так, что на миг мои тревоги кажутся ничтожными. Застегивая курточку, кладу в рюкзак любимую игрушку. Айджан улыбается. Это единственное, что по-настоящему наполняет меня спокойствием.

У детского сада, проводит дочь, замечаю на себе чей-то взгляд. Оглядываюсь, но ничего подозрительного не вижу.

Показалось, наверное.

Возвращаюсь домой, чтобы собраться самой. Достаю юбку-карандаш и белоснежную блузку. Пусть она и свободная, живот всё равно заметен. Не спрячешь. Только слепой или глупый может не понять, что я беременна.

А я больше и не пытаюсь скрывать. Ни от брата, ни от кого-либо ещё. Никто не имеет права меня судить. Я сама принимаю решения и несу за них ответственность. Этот ребенок — моя жизнь, мой выбор, моя ответственность.

Подхватываю сумку, проверяю телефон и документы. Выхожу из квартиры, закрываю за собой дверь. Сегодняшний день будет тяжелым, как и многие до него. Но я уже не та женщина, которая ломается под чужими словами и взглядами.

В коридоре меня перехватывает секретарь. В руках у неё аккуратно сложенная папка, а в её взгляде читается легкое напряжение — словно чувствует, что я не в лучшем расположении духа.

— Вот, Диана Олеговна, — говорит она, протягивая документы. — Остальные материалы оцифрую и отправлю вам на почту. Постараюсь сделать это в ближайшие сроки.

— Хорошо. Главное не откладывай. Мне важно всё просмотреть до конца недели.

— Конечно, всё будет вовремя, — заверяет она.

Я благодарю её коротким взглядом и иду к своему кабинету. Закрыв за собой дверь, позволяю себе вздохнуть: на пару минут могу остаться в тишине и сосредоточиться на бумагах.

Но не успеваю раскрыть папку и просмотреть первый документ, как дверь резко распахивается. Входит Дима.

— Что происходит? Почему я слышу, что ты решила уйти из офиса? До меня дошли слухи.

— Господи, Дим… до тебя не слухи дошли. Просто твой дружочек Коля случайно услышал мой разговор с секретарем и поспешил тебе донести. Детский сад, честное слово. Почему я должна докладывать каждый свой шаг?

— Я тебе не позволю уйти. С какой стати ты должна уходить? Я хочу, чтобы ты постоянно была перед моими глазами. Чтобы я знал, где ты и чем занимаешься.

— Дима, тебе это не нужно. Позаботься лучше о себе.

Он прищуривается, пытаясь поймать меня на слове:

— Тогда хотя бы объясни. Почему уходишь? Зарплаты мало?

Я качаю головой:

— Тут дело не в зарплате. Твой Коля меня достал до предела — со своими намеками, подколами и бесконечными попытками влезть туда, куда его не просят. Я хочу работать спокойно, а не тратить нервы на чужие комплексы.

— Коля к тебе больше не полезет. Это я тебе обещаю.

— Нет, Дим… Если я смогу устроиться в другое место, где мне будет спокойнее, то я не упущу своего шанса.

— Да кто же тебя беременную возьмёт?

Слова брата обжигают, но я не позволяю себе дрогнуть. Смотрю ему прямо в глаза.

— Если решу уйти, то уйду. И ни беременность, ни твои запреты не станут оковами. Моя жизнь — мой выбор, и никто не вправе им распоряжаться. Наконец пойми это и не лезь ко мне со своими запретами.

— Упертая… С тобой невозможно разговаривать.

— С тобой прямо кайф, — усмехаюсь.

Лежащий на столе мой телефон оживляется. Дима первым наклоняется и, заметив на экране «Кристина», хмурится. Вопросительно выгибает бровь.

Взяв мобильный, хочу уже сбросить, как брат спрашивает:

Глава 15

Просыпаюсь с тяжелой головой, будто ночь прошла не в сне, а в бесконечном повторении одной и той же сцены. Блондинка с наращенными волосами, тонкий, раздражающе-сладкий голос, фраза «я невеста Димы». И самое болезненное — как в тот же миг меняется лицо Кристины. Сначала непонимание, потом мгновенная боль, скрытая за натянутой вежливостью.

Я знаю, что Дима к ней неравнодушен, и явно что-то скрывает. Знаю, что у них есть общая дочь, а это значит, у них всегда остается шанс вернуть семью из прошлого в настоящее. Но появление «невесты» врезается в эту надежду, как лезвие. Одно слово и ощущение, что хрупкая возможность испарилась, щелкнув, как выключатель.

Я злюсь на Диму. Клянусь, если бы в тот момент он был рядом, я бы, наверное, врезала ему звонкую пощечину. Потому что я ему несколько раз уже сказала, что ему не нужна никакая женщина. Тем более такая, что появилась вчера на моем пути, как черт из табакерки.

Не думаю, что брат показал мою фотографию. Та девица явно многое знает о нашей семье, что неприятно.

Я такую в нашу семью не хочу. Какой бы эгоистичной я не выглядела. Ведь отчетливо видно, что она не из-за большой любви вцепилась в Диму. Просто охотится за его деньгами.

Будильник во второй раз пытается заставить меня встать. Поднимаюсь, выравниваю дыхание и обещаю себе, что в компании я не обойду эту тему.

— Мам, я хочу косички, — объявляет Айджан, выскакивая из комнаты с куклой в руках, которую вчера ей подарила сестра. — Хочу косички как у Даши.

— Будут, — улыбаюсь дочери, прижимая ее к себе и целуя в шею. — Умываемся, одеваемся, а потом две косички, как у Даши.

— А бусы можно? Маленькие.

— Маленькие можно, звездочка моя.

Айджан не могла уснуть ночью, хоть и была безумно усталой. Без умолку говорила, какая Даша хорошая и что хочет часто с ней встречаться.

В ванной проводим около десяти минут. Наконец переодев дочь, привожу ее волосы в порядок. Все делаю так, как она просит. А потом мы идём на кухню и я кормлю её, параллельно набирая маме.

— Доброе утро, мамуль. Как ты?

— Хорошо, дочка. А ты как?

— Нормально, мам. Скажи, сможешь забрать Айджан из сада? У меня сегодня на работе будет завал.

— Конечно, смогу. Ты только скажи во сколько?

— Как обычно. Я напишу, если вдруг успею сама.

— Не волнуйся, Диана. Я заберу малышку, — мягко говорит она. — Позаботься о себе тоже. Ладно?

— Постараюсь. Спасибо.

Кладу телефон и возвращаюсь в комнату к зеркалу. Сегодня надеваю то же самое, что вчера — строгую мини-юбку и свободную блузку.

— Готова, капитан? — подмигиваю Айджан, застегивая на ней куртку.

— Готова! — она вздергивает подбородок, копируя мою серьезность. — Я заберу куколку с собой, ладно?

— Хорошо. Как ты ее назвала?

— Никки!

— Вау. Прекрасное имя.

— Даша помогла выбрать!

Ну что же… Очень умная у меня племянница.

Мы выезжаем. По дороге дочь рассказывает про секретный рисунок для воспитательницы. Я поддакиваю и ловлю себя на том, что напряжение ушло на второй план: когда рядом мой ребенок, я перестаю думать о лишнем.

У ворот сада я приседаю, поправляю малышке косички.

— После садика тебя заберет бабушка, — говорю спокойно. — Я приду поздно. А вечером крепко-крепко обниму. Хорошо?

— Договорились, — серьезно кивает малышка и бежит к группе.

Звонок от незнакомого номера по пути в офис выбивает почву из-под ног. Телефон на подставке вибрирует, но я не решаюсь взять трубку. Потому что интуиция подсказывает, что это Джан. Не знаю, как я умудряюсь игнорировать и первый и второй звонок. Но у меня получается.

Возможно, это вовсе не он, однако я не могу отделаться от мысли, которая шепчет другое.

Концентрирую взгляд на дороге. Захожу в офис и прямиком направляюсь к лифтам. Едва створки начинают медленно закрываться, кто-то подставляет руку. По циферблату дорогих часов понимаю, что это Николай. И как назло, в кабине кроме меня никого нет.

Стою молча, даже не отодвигаюсь в сторону. Смотрю на себя в отражении зеркала. Чувствую, на себе пристальный взгляд Вербицкого, очень пытаюсь не обращать на него внимания. Но, к сожалению, всё нос ударяет запах его парфюма и меня начинает тошнить. Не то, что аромат неприятный — нет. Каким бы неприятным ни был для меня Николай, нужно признать, что он любит ухаживать за своим внешним видом и пользуется дорогими вещами, в том числе и духами. Однако все равно к горлу подкатывает тошнота. Малыш под моим сердцем напоминает о себе.

— Я считал тебя умной женщиной, Диана, — Вербицкий нарушает тишину. Поняв, что я не собираюсь ему отвечать, продолжает: — Оставлять ребенка от человека, который вышвырнул тебя как мусор… Только глупый человек может так поступить.

— А ты будь умным и держись от того глупого как можно дальше, ладно? — огрызаюсь в ответ. — Не лезь ко мне, Вербицкий. Занимайся своими делами. Ясно?

— Иначе что? Пожалуешься брату?

Закатываю глаза.

— Иначе тебе мало не покажется.

— Ой, Диана… перестань вести себя как святая королева. Когда-то ты нос воротила, когда я тебе в любви признавался. Обещал сделать самой счастливой в мире. Но ты выбрала того ублюдка. И что в итоге? Счастлива?

— Ещё как, — бросаю и делаю шаг вперёд, потому что створки лифта расходятся, чему я безумно рада. Однако избавиться от Вербицкого не удается — я чувствую тяжелые шаги за собой.

— Поэтому с ребёнком живёшь в маленькой квартире, где даже дышать невозможно? И еще одного собираешься рожать… Как его воспитывать будешь? Оно тебе надо? Избавься, пока не поздно, — проникает в сознание противный голос.

Я резко останавливаюсь, поворачиваюсь к Николаю лицом. Не в силах сдержать эмоции, врезаю ему пощечину, совершенно не думая о том, что со всех сторон нас окружают сотрудники.

Глава 16

После разговора с братом возвращаюсь в свой кабинет и плотно закрываю за собой дверь, отрезая гул всего этажа. Тиканье часов и слабое жужжание кондиционера действуют на нервы. Сажусь за стол, открываю чистый лист и начинаю печатать заявление. Каждая буква кажется тяжелой, как свинец: пальцы двигаются медленно, будто подписываю не бумагу, а целую эпоху своей жизни.

Я не спешу. Проверяю каждую формулировку. Подписываю, кладу лист в папку и закрываю ноутбук.

Вызываю секретаря, передаю ей оставшиеся документы и спокойно говорю:

— Эти отчёты отправь в бухгалтерию, а презентацию — в юридический отдел. И, пожалуйста, сделай это сегодня до обеда.

— Конечно, Диана. Всё будет, — уверенно отвечает она.

Я киваю и жду, пока дверь за ней закроется. Потом беру папку с заявлением и направляюсь к брату.

Не стучусь — захожу сразу. Дима сидит за столом, окруженный бумагами, и только спустя несколько секунд отрывает взгляд от монитора. Я кладу заявление прямо перед ним.

— Это что? — приподнимает бровь он.

— Заявление на увольнение, — спокойно отвечаю, усаживаясь в кресло напротив и скрещивая ноги. — Я ухожу, Дима.

Он откидывается на спинку кресла, переплетает пальцы и некоторое время молчит. Затем говорит сдержанно, но в голосе слышится холодный металл:

— Объясни.

Будто не мы пару часов назад обсуждали все в этом помещении. Он что, думал я шучу? Серьезно?

— Всё просто. Я хочу работать там, где могу дышать. Здесь я уже не дышу, а задыхаюсь. И не потому, что не справляюсь, а потому что устала ежедневно ощущать, как по мне ползёт чья-то навязчивая тень.

— Господи, ты опять одно и то же… Вербицкий? — бросает Дима раздраженно.

— Догадался, — сухо усмехаюсь. — Только догадки бездействием не лечатся. А я больше не хочу тратить энергию на каких-то идиотов. Хватит уже. Хотела найти другую работу — ты предложил прийти к тебе. Я согласилась. Но это не значит, что вы можете вести себя так нахально! Я вам не ребенок. Не малолетка!

— Диана, да что может сказать тебя Коля? Я же его закопаю, если он переборщил. Думала, ты из-за его постоянных взглядом так бесишься. Надо было сказать изначально…

— Я говорила. Не один раз. Ты предпочел не слышать, потому что удобнее было видеть меня на рабочем месте, чем разбираться с проблемой, которая требует мужской ответственности и вмешательства. Если он твой самый близкий друг, Дима, это не значит, что я буду молчать и проглатывать. Не буду это делать, даже есть он станет акционером этого места!

— Диана… — брат тяжело выдыхает. — Сейчас не время рушить всё. У тебя проекты, контракты… Я с ним поговорю как надо. Больше Вербицкий к тебе лезть не будет. Обещаю.

Он впервые смягчается. Вижу, что не рад моему уходу. Если бы раньше так со мной разговаривал, я бы, наверное, не ушла, поверив в то, что он разберётся со своим другом. Но сил терпеть у меня нет.

— Я беременна, если ты забыл. И я не обязана тратить остаток своих сил на доказательство элементарного уважения. Мне нужно спокойствие, а не вечные намёки от твоего друга и твоё молчаливое одобрение если дурацких поступков.

— Диан, — раздраженно произносит он. — Кто возьмет тебя беременную на работу? Тебе будет сложно. Оставайся тут, пока есть ресурсы на работу. После рождения ребенка, спустя некоторое время снова вернешься. Коля даже смотреть в твою сторону не будет. Слово даю.

— Я не собираюсь оставаться там, где к женщине относятся как к приложению, а не как к специалисту.

Брат долго и пристально смотрит на меня. Пытается прочитать между строк хоть одну лазейку, за которую можно ухватиться и удержать меня здесь.

— Ты всегда бежишь, когда становится тяжело, — наконец говорит он.

— Нет, — спокойно отвечаю. — Я ухожу, когда понимаю, что борьба лишила меня главного — уважения к себе.

Тишина сгущается между нами. Я слышу, как за окном проезжают машины, и чувствую, как в висках стучит пульс. Но не отступаю.

Дима берет заявление, смотрит на подпись и возвращает лист на стол.

— Я не подпишу.

— Это уже не имеет значения. Я не прошу разрешения, я сообщаю.

Поднимаюсь, направляюсь к двери. На секунду замираю, не оборачиваясь:

— Ты сам научил меня не просить, а добиваться.

— Диана, не тот случай. Пойми ты это…

— Всего хорошего, брат.

Возвращаюсь в кабинет, тихо прикрываю за собой дверь и на секунду прислоняюсь к ней спиной. Открываю шкаф, достаю из ящиков личные вещи: любимую кружку, несколько фотографий Айджан, ежедневник с цветными стикерами, торчащими из страниц. Складываю всё в сумку и ловлю себя на мысли, что на самом деле уходить не хочется. Но и наезды брата и Вербицкого лишили меня терпения.

На столе остаются лишь монитор и аккуратная папка с документацией по последним проектам. Зову секретаря.

— Эти документы передай в бухгалтерию и в юридический отдел, как договаривались. Всё должно быть у них сегодня, не позже обеда. Я ухожу, поэтому… — качаю головой. — Отнести все сейчас. Чтобы мне было спокойнее.

— Конечно, Диана, — забирает папки. — Всё будет в ближайшие сроки.

Через сорок минут я стою перед зеркальной башней из стекла и стали. Фасад уходит в небо острыми линиями, отражая облака, — как символ дисциплины и контроля. У входа охрана в тёмной форме, турникеты, шуршание кондиционеров и запах свежего бетона. В последнее время я четко ощущаю каждый запах.

Не стала переодеваться. В машине привела свой внешний вид в порядок. Да, живот заметен. И я искренне надеюсь, что меня не выгонят из компании, как только узнают о моем положении. Не хочу возвращаться к брату — это будет очередная насмешка надо мной и повод подколоть. И искать новые вакансии тоже не хочу…

Глава 17

— Я ознакомился с вашим резюме. Опыт впечатляющий, но хочу услышать от вас лично: что для вас приоритетно в работе?

— Системность, четкая структура процессов и автономия в принятии решений. Я не боюсь ответственности, но считаю критически важным понимать границы полномочий и зону влияния.

Он делает пометку в планшете. А еще смотрит… Не как сотрудник. Изучает меня, прищурив глаза. Смотрит так, будто знает меня давно. А этот разговор — просто так.

— Как вы действуете, когда команда перегружена, а сроки горят?

Господи, что за вопросы… Сжимаю руки, лежащие на коленях, в кулаки.

— Анализирую объем задач, выделяю приоритетные и параллельно перегруппировываю ресурсы. Иногда требуется жёсткое перераспределение ролей — в таких случаях действую напрямую, без лишней дипломатии. Главное результат и сохранение ресурса ключевых сотрудников.

Все выходит автоматически. Всё-таки работа с братом пошла мне на пользу. Иначе я сейчас сидела бы и заикалась, выбирая правильные выражения, как бы ответить.

— И не боитесь, что кто-то подведет?

— Боюсь неэффективности, — спокойно отвечаю. — Но не полагаюсь на людей, в ком не уверена.

Несколько секунд он просто изучает меня взглядом, потом откладывает планшет и откидывается в кресле.

— Мы ищем именно такого человека. Решительного, но не импульсивного. Холодного в анализе, но с логикой в управлении.

Я молчу, чувствуя, как пульс ускоряется.

— Добро пожаловать в команду, Диана. Вы приняты. Официальное оформление уже начато, пока познакомьтесь с отделом и получите пропуск в службе безопасности. Я обо всем позаботился. Через полчаса я позову вас для подписания контракта.

Боже… Ну хоть какая-то хорошая новость! А брат говорил, что меня никуда не возьмут! Я тоже так думала, но все оказалось куда проще…

— Хорошо. Спасибо.

— Меня зовут Арслан.

— Приятно познакомиться…

Выхожу из кабинета, чувствуя, как с плеч уходит невидимый, но тяжелый груз.

Девушка — секретарь Арслана рассказывает, как нужно одеваться. Во сколько приходить и уходить. Что я должна буду делать и где сидеть. Я внимательно слушаю, а через сорок минут возвращаюсь в Арслану вместе с ней. Подписываю документы, внимательно прочитав. Два года я не смогу уволиться. Зарплата и график меня устраивает. Никаких жестких ограничений нет. Работа как работа.

Ставлю подпись, пожимаем руку друг другу с Арсланом. Я снова ловлю странный блеск в его глазах, которому не могу найти объяснение. Не понимаю…

Неужели, сбежав от Вербицкого, я умудрилась наткнуться на такого же типаж мужчину?

Да нет. Я себя накручиваю. Не зная человека уже делаю поспешные выводы.

— Лилия, Диану нужно ознакомить со всем, чтобы завтра она приступила к делу. И… Познакомь ее с нашим начальником. Он хотел лично пообщаться с каждым сотрудником.

— Конечно, Арслан Тагирович.

Лилия уводит меня. Я иду следом за ней, заходим в лифт и поднимаемся на седьмой этаж.

— Странно, — шепчет девушка.

— Что именно?

— Новый начальник многих уволил. Сказал, что брать никого не будет, — говорит она шепотом, будто боится, что нас могут услышать. — А тут такое…

Черт…

Что происходит?!

— Давно начал увольнять?

— Вчера, сегодня… Я удивилась, конечно. Почему открыли вакансии — неясно. Чтобы усложнить задачу начальнику, который взялся за дело вытащить эту фирму из дерьма? Если честно, я сама в шоке. И, давай на «ты», пожалуйста.

Ловлю взгляд девушки в отражении.

— Ты меня пугаешь, — честно признаюсь.

— Сама боялась, что меня тоже выкинут отсюда. А мне эта работа сейчас как воздух и вода нужна. Ребенок часто болеет. На его лечение, таблетки деньги нужны.

— Сочувствую.

Девушка улыбается. Створки расходятся и мы выходим из кабины. Шагает по длинному коридору.

— А у тебя дети есть? — спрашивает опять же шепотом, наклонившись ко мне. — Так ты еще и беременная, да?

— Да. Послушай… Чем я могу усложнить работу начальника? И с компанией все настолько плохо?

— Есть такое… Я уж думала надо искать другое место работы, а тут новое начальство. Диана, если уволить старых работников, а вместо них взять новых и неопытных — это, конечно, будет усложнение для босса. Он отчетливо дал понять, что никаких сотрудников. А у тебя и опыта работы не так много…

Я кусаю губы до крови, не зная, что думать. Лилия здоровается с женщиной — видимо секретарем того самого нового начальника.

— Он у себя?

— Да. Знает, что вы придете?

Почему они разговаривают шепотом?

— Арслан Тагирович отправил к нему. Передай, пожалуйста.

— Хорошо.

Сжав мой локоть, Лилия тянет в сторону.

— Тут девушка работала. Больше двух лет. Молодая, стройная. Любительница крутить роман с богатыми мужиками. Так вот… Он ее сразу уволили, взял к себе эту. А она боится его…

«Он» — это новый начальник. Аж не терпится его увидеть.

— Лилия, заходите. Но имейте в виду, что он разозлился.

Чувствую, как напряжение в походке девушки нарастает с каждым шагом. Она осторожно стучит в дверь, и, не дождавшись ответа, всё же приоткрывает её и делает шаг внутрь. Будто ступает на тонкий лёд.

У окна стоит мужчина — спиной к нам. Руки в карманах, в черных брюках и черной рубашке, плотно обтягивающей плечи. Рукава закатаны до локтей, на запястьях проступают вены.

— Добрый вечер, — тихо, почти подрагивая голосом, произносит Лилия. — Нас направил Арслан Тагирович, чтобы вы ознакомились с новой сотрудницей…

— Ты выйди, — отзывается он ледяным, ровным тоном, не поворачивая головы.

У Лилии дёргается плечо — она быстро кивает, будто он может это увидеть, и исчезает, прикрыв за собой дверь.

В кабинете становится неестественно тихо. Слишком тихо. Даже звук моего дыхания кажется громким. По коже пробегает волна мурашек, будто кто-то провел ледяным пальцем по позвоночнику.

И в голове всплывает фраза Димы: «Куда ты пойдешь работать, к своему бывшему мужу?»

Глава 18

Боже… Я умру от его слов. От его вроде бы усталого, но такого… безэмоционального тона.

Закрываю дверь комнаты, где спит дочь. Смотрю на него с ненавистью.

— Да как ты смеешь? — цежу сквозь стиснутые зубы. — Как? Ещё и меня в чем-то обвиняешь? Где ты потерял совесть, скажи?

Хватаю Джана за руку чуть выше локтя, чувствуя под пальцами напряженные мышцы. Его кожа горячая, но сам он холоден — как будто весь из острого льда. Тащу его за собой в кухню и плотно прикрываю дверь.

Я вся дрожу. Но не от страха, а от злости. От того, что его хриплый шёпот ещё звенит в ушах: «Ты всё испортила».

Испортила?! Я?! Нет, Джан, это ты всё сломал. Ты оставил меня без объяснений. Позволил своим родным выкинуть меня из дома, словно я была случайной женщиной в твоей жизни, а не матерью твоего ребенка. Ты исчез так, что я до сих пор не знаю всей правды. Да я вообще ничего не знаю!

А сейчас, когда я беременна, так вообще ничего слышать не хочу. Нервничать — тем более. Мне нужна тишина, спокойствие, а не вот эти вот разборки.

Я злюсь, потому что вижу, что передо мной уже не тот самоуверенный мужчина, который всегда контролировал всю ситуацию и даже жизнь своих любимых. Передо мной человек, который… потерял опору, что ли... Он смягчился; глаза у него другие — не стальные, а усталые. Он явно в безвыходном положении.

Мысленно даю себе пощечину. Иногда самая опасная ловушка — это жалость, приправленная старыми чувствами.

Я не должна его оправдывать! НЕ. ДОЛЖНА.

Ни один повод, никакая ситуация не способна стереть ту боль, которую он мне причинил.

И всё же в груди дерётся два чувства. Обида и… что-то такое, что заставляет смягчиться. Я умом понимаю, что, возможно, у него проблемы.

Но сердце… сердце всё ещё кричит: «Он предал! Он оставил нас с Айджан, не подумав, справимся мы или нет!»

Я больше не та наивная девчонка, которая жила в его доме и верила, что любовь всё выдержит. Я взрослая женщина. У меня есть дочь. У меня есть долг перед самой собой — уважать себя.

Да, я вижу: он изменился — не такой безжалостный, каким был в офисе. Не смотрит глазами, полными ненависти. Но это не значит, что я обязана простить. Я не готова закрывать глаза на прошлое только потому, что у него под глазами темные круги, а в голосе усталость.

Взгляд у него болезненно прожигающий, но я заставляю себя выдержать его. Я обязана быть сильной. Для себя. Для Айджан. Для ребёнка, которого ношу под сердцем.

И эта злость помогает мне удержаться. Она не даёт утонуть в жалости. Потому что жалость — это первый шаг назад. Туда, где мне больше нельзя оказаться.

— В кого ты превратился? — рычу, глядя на бывшего мужа снизу вверх. — Что ты несёшь? Какое имеешь право врываться в нашу жизнь, из которой ушёл без каких-либо объяснений? Ты хоть знаешь, что с нами было все эти несколько месяцев? Хоть понимаешь, что чувствует Айджан? И какого черта называешь ее своей дочерью, когда твоя мать выкинула меня из дома, схватив за волосы и сказав, что я ее нагуляла?!

Отчетливо вижу, как желваки на скулах Джана дергаются. Он тяжело сглатывает. Отводит взгляд и, сняв капюшон, избавляется от кожанки — бросает на спинку стула. А потом снова смотрит на меня.

— Айджан — моя дочь. Было бы иначе — я не стал бы платить алименты.

— Ой, какое благородство! Мы ведь без твоих денег никак не справились бы! Да?! — зло усмехаюсь.

Клянусь, если бы Айджан не было дома… Если бы она не спала в соседней комнате — я кричала бы! Выплеснула бы всю злость, весь яд, что накопился внутри за все время, что Джан отсутствовал.

— Успокойся, — тон требовательный. — Я сюда не спорить пришел. Как ты оказалась в той компании, Диана? Не было другого места? Специально пришла туда, узнав, что я там? Что ты хочешь мне доказать?

— Я?! Доказать? Ты совсем с катушек слетел?

Моему возмущению нет предела. Я еле сдерживаю эмоции. Гнев вырывается наружу как ураган. Бью Джана в грудь кулаком. Он даже не дёргается. Никак не реагирует. Стоит на месте как статуя, прожигает меня взглядом.

— Почему я должна тебе что-то доказывать? Кто ты вообще такой? Кто?! Я пять лет была слепой. Не могла принять тот факт, что ты трус! Человек, который не способен защитить свою семью! Человек, который позволяет своим родственникам топтать в грязь свою жену! Дочь! Да ты… Даже не спрашиваешь ничего про Айджан. Всё про работу! Раз так надоело жить с нами, слабо было развестись до ухода? Слабо было в лицо сказать, что наш брак тебя достал! А ты что сделал?! Переспал со мной, на следующий день свалил в закат! А потом меня выгоняют из дома твои родители! Обвиняют в…

В горле настолько сухо, что говорить удаётся с трудом. Меня больше бесит, что Джан ничего не говорит. Молча слушает, не отводит взгляда и даже не моргает. Его губы поджаты, руками упирается в стену по обе стороны от меня. Так, что между нами остаются сантиметры. Но меня это совсем не останавливает.

— А потом мне звонит твой адвокат. Стало легче, когда я подписала документы о расторжении брака? М? И как там поживает твоя невеста? Когда свадьба? Черт, — не выдержав, всё-таки теряю контроль над эмоциями и раз за разом бью его то в плечо, то в грудь. Если бы смогла повысить голос — хоть немного остыла бы. Но я не могу себе этого позволить. Не могу разбудить дочку.

Джан ловит мои руки, отводит их назад — к стене. Нависает надо мной как скала и смотрит в упор. Между нашими лицами считанные сантиметры. Я уже чувствую исходящий от него до боли знакомый запах. Слышу стук его сердца — в унисон моему. Я готова бить его до тех пор, пока злость не отойдёт во второй план. Но бывший муж сжимает мои руки настолько сильно, что вырваться из его хватки не удаётся.

— Пусти!

— Молчи, Диана! Заткнись!