- Не отдавай меня им.- тихий шепот заставляет вздрогнуть и опустить глаза.
Малышка сидит под столом, смотрит на меня умоляющим взглядом.
Едва не поперхнувшись отвечаю растеряно:
- Кому?
- Им.
Хлопает длиннющими ресницами, и подносит палец к губам приказывая мне молчать.
- Они звые.
- Какие? – мой шок еще не прошёл, поэтому я отвечаю.
- Ну… звые! Ведьмы звые… Хотят меня у мамы отобвать.
Глазёнки девчушки наполняются слезами. Она очень красивая, только, какая-то… Нет, не грязная. Неухоженная, вот. Такими обычно бывают отпрыски у алкашей.
Чёрт…Как только у них получаются такие красивые дети? А у меня, у миллиардера – хрен без палочки.
Ленивые, твою ж дивизию сперматозоиды.
К кому я только не обращался! Только что к знахаркам не ездил. Хотя, жена бывшая каталась.
В клинике, где я лечение проходил, один из моих компаньонов, Корсар, соучредитель, предложил как-то вместе посидеть, ну и главврача тоже вытащил. Забавный мужик с интересным именем Товий. Смотрел на меня этот Товий, а потом выдал:
- С правильной женщиной они ни хрена не ленивые. Так захочешь, что сделаешь ей и двойню и тройню.
Сделаешь… Была одна, которой захотел сделать.
Только оказалась гнилая.
Почему сейчас, глядя на эту малыху думаю о ней?
Хрен знает.
- Мужчина, вы тут ребёнка не видели?
Поднимаю глаза. Передо мной стоит миловидная дама лет пятидесяти. Рядом еще одна, тощая как жердь, но вполне благопристойная. Это… злые ведьмы? Не скажу, что похожи, но…
Рядом с ними девушка-хостес, смотрит на меня, перепугано глазами косит, моргает.
Рестораном этим я владею вместе с моим другом, Демьяном Шереметьевым. Элитное заведение для богатой публики.
Как сюда попал ребёнок – вот вопрос.
- Простите, Максим Юрьевич, это… недоразумение.
Поднимаю бровь.
- Извините, у нас ребёнок пропал. Маленькие часто убегают.
- Следить надо за детьми.
Выдаю спокойно, и готов уже обнаружить их пропажу под моим столом, но в этот момент мой телефон начинает вибрировать, и я отвлекаюсь.
Помощница звонит, чтобы напомнить о встрече.
Я пишу сообщение и слышу, как одна дама говорит другой.
- Вот же мелкая зараза, найду, на жопе живого места не останется.
- Как же я устала от этих сироток, а…
А вот теперь точно «звые ведьмы».
Мельком смотрю под стол, где моя беглянка сидит, зажимая ротик ладошкой, из глаз крупные слезы градом.
Выдать? Своих?
Почему-то у меня мысль, что вот это чудо под столом – своя.
Абсолютно. И я должен ей помочь.
Как? Понятия не имею.
Но ведьмам точно не отдам.
- Дамы, покиньте заведение. Никаких детей тут нет и быть не может. Если вы не уследили за подопечной – ваши проблемы. Впредь будьте внимательнее. И не смейте заходить на мою территорию.
- Что? Вы… да как вы… - пытается протестовать та, которая пополнее и постарше.
- И я бы не советовал вам со мной пререкаться. Думаю, вы дорожите местом своей работы.
- Дорожим. – сухо отвечает вторая. – Но ребёнок пропал тут. И мы можем вызвать полицию и обшарить тут каждый угол.
- Серьёзно? Прям полицию? – усмехаюсь от такой уверенной наглости, - Каждый угол? Вы, кажется, не совсем понимаете, куда вы попали.
Смотрю на бейджик хостес.
- Марина, позовите охрану.
- Да, Максим Юрьевич, хорошо, Максим Ю…
- Быстро. – красноречиво поднимаю бровь.
Девчонка бежит, роняя тапки. Знает, что со мной шутить не нужно.
А наглые «ведьмы» стоят как истуканы.
- Вы… поймите, ребёнок пропал. Это не игра, это серьёзно. Это очень важно. Маленькая девочка, одна на улицах города.
- С вас и нужно спросить почему девочка одна на улицах города. И поверьте мне – спросят.
- Угрожать нам только не надо.
- И мне не надо. И злить меня не стоит.
Охрана появляется.
- Попросите дам на выход. И проследите чтобы больше я их тут и близко не видел.
«Попросите» на языке моей охраны значит быстро взять и выставить вон.
У «ведьм» хватает ума не сопротивляться и выйти самим. Шум их шагов стихает.
Я снова смотрю вниз. Слезы высохли. На меня смотрят с интересом. Почти как на божество. Или на супергероя.
- Ты их пр-рогнал? Ты сийьный?
- Есть такое дело.
- Ты поможешь мне пойти к мамочке? Меня не пускают.
- А где твоя мамочка?
- В тюйме.
Хм. Нормально.
Листаем дальше! ====>>>>
- Голодная?
Кивает, быстро ладошкой смахивая остатки слез со щечки.
Еще раз отмечаю какая она хорошенькая.
Ангелочек. Херувимчик.
Но при этом явно – оторва та еще.
А разве другая сбежала бы от «звых ведьм»?
Да не просто сбежала, каким-то макаром пробралась в крутой ресторан, один из лучших в столице, пафосный, инста-гёрлы сюда за месяц запись ловят, чтобы потом поймать хайп.
- Вылезай тогда, раз голодная.
- Выйезу сейчас. Ха-ашо, что ты ведьмов пвогнав!
- Ха-ашо? – дразнюсь немного.
- Ага.
Вылезает, вытирает ручки о подол платьица. Умыть бы её было бы «ха-ашо».
- Дядя, а ты пвавда меня к маме отвезефшь?
Чёрт, так смотрит. От этого взгляда у меня душа в кашу. Заноза сидит.
Сколько ей? Четыре? Наверное, не больше.
Говорит бойко, но не выговаривает половину букв. Видно, ни хрена с ней никто не занимается.
Ну, тут ясно, если мамашка в тюрьме.
Интересно…А если…
Чёрт, я реально об этом думаю. Удочерить такую сложно?
Нет, мне с баблом моим вообще ничего не сложно, так-то. Но если мать рогом упрётся…
А если… если мать в тюрьме? Может оно и к лучшему?
Сука я, конечно, понимаю это. Но тут уж… с волками жить.
Кто ей виноват, что она попала, а дитё одно шарое… шарохается?
Нормальную мать в тюрьму не посадят.
- К мамке хочешь?
- Очень.
- Почему?
Малыха делает огромные-преогромные, круглые-прекруглые глаза.
- Ты фто? Это вже мамочка моя! Я её так сивьно люблю! Люблю-пр-ре-люблю.
Прикольно, слово «люблю» она говорит так чётко.
Люблю. Где она, та любовь? Есть ли?
Я раньше думал нет, нифига. У меня у самого в семье полный кабздец.
Потом поверил.
Ага.
Очень больно падать с высокой горы лжи прямо на острые камни правды – эти слова не я придумал. Она.
Та, что меня наизнанку вывернула. Сердце в осколки. Сука.
- Любишь маму? Это хорошо. А кушать что любишь?
- Я могу без обеда, свазу к маме, мовжно?
- Прости, малыш, мне сначала надо узнать кто твоя мама, где она. Это не так просто.
- А я вже всё вжнаю! Мама – Вета Иванова. Она в этом… Си… - девчушка так тщательно выговаривает, морщит лобик, - жо! Сижо! Нет. Си…
- Зо?
- Ага. Си… Зо. Вот.
- Номер СИЗО знаешь?
- Номев? – она пугается, щеки краснеют как-то очень быстро и слезы, прямо мгновенно. Как ливень из стремительно накрывшей черной тучи. – Не внаю! Ты её не найдеф, да? Не найдеф? Никада – никада? – и в рёв как сирена!
- Тише, тише ты! Найду. Сейчас мы с тобой поедим и найду.
- Спасибо.
Я не успеваю отреагировать. Малыха бросается на меня, обнимает за шею.
И сердце сводит от боли. Чёрт. Чёрт… чёрт.
Зажмуриваюсь.
Не хватало еще заплакать тут. Твою ж…
- Пвости. Я нечаянно.
Убирает ручонки, и глазки потупив смотрит вниз.
- Не страшно, мне было приятно.
- Пвавда? А мама гововит, что нельзя чужих дядев твогать. И ничего нельзя бвать.
- Правильно мама говорит. – хоть чему-то эта кукушка научила! – Это чужих. Но я-то свой?
- Свой? – смотрит немного подозрительно.
- Я же тебя ведьмам не выдал?
- Не выдав.
- Значит – свой?
- Свой. Да. Это ха-ашо! Пойдём вучки мыть? – показывает ладошки.
- Да, руки обязательно, и мордашку, чумазая ты.
- У меня не мовдафка, и ли-чи-ко! Внаешь почему?
- Почему?
- Потому фто я мамина Пвинцесса!
- Мамина?
- Ага! Мамина!
- А папина? – закидываю удочку.
- А папы нет.
- Как это, нет? – усмехаюсь, хотя понимаю, что нифига не смешно это, когда у таких малых нет отца.
Ей нужен отец. Очень. За такой куколкой глаз да глаз.
Повезло. Что она ко мне попала. А то…
В груди опять давит, словно там что-то есть внутри, за рёбрами, словно не убито в хлам.
Представляю, что с такой крохой могли бы сделать уроды всякие, и внутри узел закручивается.
Нет, убить мало и ведьм этих, что упустили, и мамашку из тюряги, суку подлую.
- Вот так вот. Нет папы.
- Совсем? – почему-то в горле пересыхает.
- Он… он пвохой. Я его не… не… ненавиж-жу!
Ого! Ничего себе.
- Прямо ненавидишь? За что же? Бил тебя?
- Нет.
- Тогда почему?
- Он маму обидев. Она говоит, он хаоший, а я жнаю! Обидев! Он звой. Он… он нас бвосил.
А, ну, всё ясно.
Не удивлён.
Мать одиночка придумывает про папашку небылицы. А сама, небось, залетела хрен знает от кого.
Что ж… разберемся мы с этой мамашкой. И с девочкой.
Очень уж она славная.
Смотрю и умиляюсь, сам от себя не ожидал. И главное не спросил.
- Как тебя звать-то, принцесса!
- Ма-р-рина!
Она говорит это очень чётко и так важно.
А у меня в груди дыра размером с Тихий океан, потому что так хотела назвать нашу дочь она. Моя Лана.
********************
Дорогие мои читатели, добро пожаловать в новинку!
На сайте совсем мало стало книг о детках и я решила, что это нужно исправлять!
Поэтому моя новинка с очаровашкой Малинкой, её суровым, но сильным папой и мамой, которая попала в беду.
Только от вас зависит успех книги!
Добавляйте в библиотеку! Читайте!
Всех люблю!
- Моем, моем, твубочиста, чиста, чиста, чиста, чиста! Будет, будет, твубочист, чист!
Малышка Маринка стоит на специальной подставке, яростно трёт мылом ручки, потом так же яростно – мордашку, то есть личико.
Мамина принцесса, значит?
А мама в СИЗО.
Интересное кино. И как нам маму искать?
Можно не искать, конечно, сказать, девочке, что…
Стоп, Ланской, серьёзно?
По спине холодок ползёт.
Бабла у меня достаточно. Связей тоже до хрена и больше.
С опекой я могу разобраться сегодня же. Да и что разбираться? Девочка у них пропала? Пропала. Пусть оформляют как пропавшую без вести, а я…
На хрена ей мать, которая в тюрьме?
Наверняка там целый букет проблем.
Порасспрашивать бы, конечно, но не охота раны бередить.
Может и не стоит?
Сколько ей, годика четыре?
У малышей вроде память короткая? Просто нужно заполнить её жизнь новыми впечатлениями и всё. Она постепенно забудет о том, что была у неё какая-то мама в «Сижо».
А ты мразь, Ланской, мразь…
Смотрю на себя в зеркало, одним уголком губы чуть усмехаюсь.
Мразь.
Такие как я золотые мальчики хорошими не бывают.
Пытался хорошим быть, для одной девочки.
Только она все мои благие намерения растоптала, а меня самого спустила прямиком в ад.
Интересно, что с ней сейчас?
Эскорт в Дубае?
Или старый, богатый турок в Стамбуле?
Или бодрый американский дедушка, а-ля Байден, у которого склероз и деменция, и который забывает, что уже выполнил супружеский долг?
По хрену.
По хре-ну…
Кого ты лечишь, Макс? Кому звездишь?
Не по хрену тебе.
Вот только найти её ты не можешь.
Ладно, сейчас не об этом.
Вижу, как малышка с ноги на ногу переминается.
- Что?
- Писить.
- Как? – это у меня случайно вырывается, потому что я реально не могу понять что делать.
- Где туалетик, тут? – показывает на дверь.
- Да, но…
Блин, она мелкая. Она сама справится? Ей же надо помочь как-то?
А как я могу помочь?
Я мужик, она девочка.
Я в принципе могу себе статью поднять, если пойду с ней сейчас туда, в туалет.
И что делать?
- Мовжно же?
Можно? Она что, разрешения спрашивает?
Не понял. Это как?
- Можно, только ты сама не справишься, наверное?
- Почему? Я же бовшая! Спавлюсь! Только двей, отквой!
Двей…
Открываю дверь, малышка заходит. Я… закрываю.
Чёрт, стоп, там, наверное, нужно какую-то дезинфекцию провести? Или как? Или…
Нет, в принципе-то у нас ресторан элитный и тут уборка практически за каждым клиентом проходит. Но всё равно мне как-то не по себе.
Дверь до конца не закрыта, и я вижу, как малышка отматывает бумагу и укладывает её на ободок, чтобы сесть. Хм, разумно.
Хоть чему-то её мамашка непутёвая научила.
Как там её? Имя какое-то странное.
Вета.
Иветта, может быть? Или… Света?
Сердец опять сбоит.
Света-конфета.
Светлана.
Полное имя моей бывшей. Светлана Соколова.
Только её все звали Лана. И имя лана ей очень шло.
Красивая, нежная девочка Лана.
Что-то я сегодня превысил лимит допущенных мне воспоминаний.
Нужно остановиться.
Нет её.
Умерла.
Просто умерла и всё.
Умерла хорошая девочка Лана. Кто там сейчас вместо неё – по хрену.
Не буду вспоминать. Не хочу.
- Я всё! Я спавилась!
- Молодец.
- Тепей опять мыть вучки!
- Давай.
Улыбаюсь ей, а она корчит смешные рожицы в зеркало. Забавная такая.
И тут у неё вдруг так сильно урчит живот.
- Ой, - сама пугается и рот рукой закрывает. – Кто-то очень хочет кухать!
- Кто-то сейчас покушает. Готова? Идём?
- Идём!
Она бежит впереди меня, выскакивает из коридора в зал и тут же возвращается, делая страшные глаза.
- Не отдавай меня, пожавуйста! Они меня отпвавят в пвиют и мамотька меня не найдёт! Пожавуйста!