Бывший. Сердце в твоих руках

1

- В операционную, срочно!

Слышу крики, но они так далеко. Глухо, как из-под воды. А сама я как будто бы в невесомости, оторвана от всего и медленно угасаю.

- Настя, держись! – звучит вновь знакомый до боли голос. До мурашек. До самой глубины души, которую я когда-то ему открыла.

Зачем-то жмурюсь что есть сил, чувствуя, как по щеке скатывается слеза.

И улыбаюсь. Горько, безумно.

Угасаю.

Это же мой Кирилл.

Тот самый, с кем я перестала стесняться собственного тела.

В кого впервые в жизни по-настоящему влюбилась. Но это было так давно…

Но наш последний разговор я помню.

Каждое слово.

Каждый взгляд.

Это было не просто больно.

Это было предательство.

Мое!

И от этой мысли сердце сжимается сейчас сильнее, чем от болезни.

… - Давай, детка, покажи мне себя, - слышу его хриплый голос и кусаю губы.

Мне нравится, как он на меня смотрит.

Как облизывается, когда я прогибаюсь в спине и задираю юбку, устраиваясь на диване перед камерой.

Мне нравится, как он учащенно дышит, когда я расстегиваю лифчик и сжимаю пальцами свою грудь.

Я ловлю его взгляд на экране и чувствую, как загораюсь изнутри. Это единственное, что напоминает мне, что я еще жива.

Его дыхание, мой саундтрек. Моя исповедь!

- Давай, еще, - его голос царапает. – Закрепи телефон, сними эту юбку, ну же! Прошу тебя, детка, давай!

Медленно, как в ритуале, двигаюсь, прогибаясь и извиваясь.

Я танцую для него. В последний раз.

- Не вижу! – его голос становится требовательным, нетерпеливым. Он поправляет камеру. И я вижу, как он садится в кресло, сбрасывает рубашку. Его тело эталон совершенства, кубики пресса, мышцы, все крайне красиво и главное в меру.

Любуюсь им, пока он растягивает ширинку и чуть встает, высвобождая свой член.

Он возбужден. Из-за меня! И это одновременно и пьянит, и разрывает сердце.

Облизываю губы, глотаю слюни.

Поправляю камеру, как он просил, и отползаю чуть дальше, подставляя ему себя всю, такую лживую, такую отчаянную.

Встаю на четвереньки и виляю попой, чувствуя жар в щеках. А потом отбрасываю лиф и щипаю себя за соски, резко, до боли, чтобы чувствовать что-то кроме всепоглощающего страха.

- Настя, пиздец! Твоя попа просто огнище! Так и просится на грех, вот ей-богу! Давай, шлепни себя, слышишь? Давай, я хочу видеть!

Исполняю.

Звонкий щелчок разрывает тишину комнаты.

Мои ягодицы горят, но это ничто по сравнению с внутренним пожаром.

Мои ягодицы горят.

Трогаю их, мну, а он дышит все чаще, и этот звук – мое единственное спасение и моя пытка.

Снова веду руками по телу, тру свои напряженные соски. Мне больно и сладко одновременно, потому что я представляю, что это ЕГО пальцы, ЕГО губы, ЕГО прикосновения, которых никогда не будет.

Мне хочется, чтобы это он их трогал, ласкал, кусал, посасывал.

Снова кручусь, виляя бедрами, и медленно, с мучительной медлительностью, стягиваю трусики. Они уже мокрые насквозь, предательское свидетельство моего желания к человеку, которого я уже предала.

- О, да, крошка, раздвинь ножки, раздвинь! – его голос срывается на хрип.

Сажусь перед ним, и раздвигаю ноги шире, закусывая губу до крови. Он шипит, смотрит на меня в камеру, и в его глазах такой чистый, неискаженный восторг, что мне хочется плакать.

- Поласкай себя! – приказывает, а звучит как мольба. Он облизывает губы, и я слежу за движением его языка, представляя его вкус.

Смотрю на него жадно. Он очень красивый.

И я за этот год привыкла к нему. К его голосу в трубке, к его словам, к этой иллюзии близости. Мне будет его не хватать. Больше, чем воздуха.

Делаю то, что просит.

Скольжу пальцами по изгибам своего тела, дотрагиваюсь до промежности, ласкаю себя там, нахожу клитор, прогибаюсь в спине от нахлынувшей волны.

Да, я бы хотела, чтобы он меня трогал. Но, видимо, не судьба.

С моих губ слетает стон, когда я вижу, как он скользит рукой по своему члену. Он блестит от смазки, а головка такая большая и недоступная. Мне дико хочется оказаться рядом, дотронуться, впервые в жизни попробовать на ощупь, а потом и на вкус. Узнать его по-настоящему.

- М-м. – Стонет он вновь, двигая рукой все быстрей.

Я ласкаю себя, и он видит каждый миллиметр моего тела, каждый вздрагивающий мускул, каждую предательскую каплю пота. Но он не видит моего сердца, которое разрывается на части.