Цена доспеха

Рыцарская клятва перед троном нерушима, несмотря на то, что приносится не на крови. Доспехи, как вторая кожа, прикипают, напоминая своей тяжестью о долге, что несет защитник королевы. Каждое мгновение своего существования нужно быть готовым отдать свою жизнь за один только волос на ее голове. Тело рыцаря испещрено шрамами, каждый из которых носит свою отдельную историю, но он не должен жаловаться, потому что не имеет на это никакого права. Вся его природа, все естество, каждая клеточка огромного натруженного тела созданы лишь для того, чтобы нести защиту, дарить уверенность ее легким шагам, но отчего-то его душа пошла поперек самого главного из заповедей стража...

Королева красива, как ангел, затерявшийся на грешной земле, что достаточно большая редкость среди членов великой династии. Ее удивительные глаза отливают жидким золотом, а волосы черные, как вороново крыло. Только ее рыцарю и служанкам известно насколько хороша хранительница трона в тонкой полупрозрачной сорочке, обнимающей пышные женские изгибы ее неповторимой фарфоровой кожи. Она не жалеет для своего тела жутко пахнущих кремов из свинца. Тонкая талия стянута корсетом, переходящим в пышные муслиновые юбки, а под ними молочные шелковые чулки и маленькие размером, но очень тяжелые туфли с огромными вычурными бантами на немыслимых каблуках, модных среди знати.

Она редко... крайне редко улыбается, потому что не хочет иметь ранних морщин. Лишь слегка приподнимает уголки тонких губ, когда хочет наградить своих подданных. Ему посчастливилось видеть ее улыбку лишь однажды, когда упав пред ней на колени от безысходности, он посмел признать, что нарушил правила и увлекся ее прекрасным ликом. Просил казнить его на месте, но она лишь махнула тонкими изящными пальцами в белой перчатке:

— Полно переживать, может и будет иначе, а пока служи мне мечом, как изначально было завещано...

С этой фразой в памяти рыцарь нес свое бремя, испытывая крошечную, почти детскую надежду, что когда-нибудь получится завоевать холодное сердце, несмотря на целибат, который ему следует соблюдать до конца своих никчемных дней, во славу королевы.

Своим мечом он сносил головы всех неугодных ее величеству, несмотря на пол и возраст, стоило ей лишь показать своим вышколенным пальчиком в сторону человека. Сквозь годы его руки замозолились и по локоть утонули в крови. Он нарушал правило за правилом из своего рыцарского свода, убивая, вместо того, чтобы защищать невинных. Ему было не жаль никого, ибо он готов был продать свою душу за один только холодный взгляд в свою сторону. Вечный истукан за ее троном, готовый сложить каждую часть своего тела за подобие улыбки на ледяном лице. Все войны, все рыцарские турниры, где ему предстояло доказывать свою силу, он посвящал только ей, отчаянно надеясь на взаимность и возможность стать ближе, чем любой слуга из дворца.

Награды рыцарь никогда не просил, но иногда королева поощряла своего вершителя, одной ей угодного правосудия, томными вздохами, тонким намеком, когда приподнимала тяжелые юбки для демонстрации изящной женской лодыжки. Ему нравилось. После он с особым остервенением резал вокруг нее жертв короны, заливая кровью залы. Ее враги испытывали настоящий ужас от этой пары, не знавшей никакого сострадания. Слава о кровавой королеве шагала по стране с огромной скоростью, заставляя жителей избегать встреч с дворцом. Даже жалобы на неподъемные налоги стихли, наполняя казну серебром с завидным постоянством...

Когда пятнается рыцарская честь, душа человеческая мельчает, сердце становится жестким, как сталь его доспехов, а кодекс правил, давно попранный, перестает существовать. И многие годы королева могла бы жить такими методами, однако, на ее беду, утекающее сквозь пальцы время, обелило рыцарский висок, и однажды воин увидел седину в отражении своего меча. В его темных глазах отразился образ любимой, чья красота стала угасать, меньше затмевая разум. Вокруг глаз пролегли сети, словно паук оставил, на потемневшем от прошедших зим, лице. Крем из свинца перестал отбеливать кожу, а жестокость стерла ангельское выражение. Блеск черных волос пришлушился, закрытыми от солнца залами, обнажив, наконец, прожитые годы без прикрас. Он вдруг понял, что она никогда не подарит ему сердце, ибо в ее груди застыл огромный кусок бездушного камня. Теперь его рыцарский род проклят, поскольку клятвы были нарушены сотни раз, а, значит, после смерти встретиться с предками ему не суждено. Зачем же тогда нести бремя этих клятв?

Он не рассчитывал стереть грехи своим чудовищным поступком, однако надеялся унять страх у тех, кто не заслужил впустую погибать под властью тирана. Начистив меч до блеска накануне, да натерев доспехи, рыцарь с лязгом опустился на колени пред единственной памятью уважаемой рыцарской семьи – гербом на щите. Отец возглавлял королевскую гвардию, принося своему королю величие на поле боя, и там же он сложил свою безгрешную голову.

— Подвел я вас, батюшка! Не оправдал ценности фамилии. Ушел служить королеве, зная, что род замкнется на мне, но даже в службе ей открыл себе геену огненную. Просить прощения не стану, не заслужил. Прощайте!

Рыцарь доспехи снял, оставшись в простой холщевой рубахе. Негоже совершать самый тяжкий из грехов с фамильным гербом на металлических пластинах, знающих лишь заботу и гордость носителя. Лишь меч останется с ним до последней минуты и он же станет его приговором...

В спальню своей драгоценной королевы он вошел без доспехов, немало ее удивив. Ему захотелось еще хотя бы раз добиться ее холодной улыбки, но за последние несколько лет он не удостаивался даже этой маленькой милости. Меч над ее головой рыцарь занес без тени сожаления, как и над каждым убитым им по ее приказу. Она не шелохнулась, убежденная, что он не способен причинить ей вред. Так закончились эти странные неформальные отношения.

На белых воздушных простынях красные капли словно гроздья рябины. Водопад черных распущенных волос прикрыл постыдную сорочку. Королева не кричала, ведь до последнего вздоха была уверена, что ее раб не посмеет причинить ей боль. Впрочем, здесь она не ошиблась, ибо его талант убивать с одного удара пошел на ее пользу, забирая жизнь в одно короткое мгновение.