Пытался кидать с юга, с запада, на закате дня,
С утра, под разными углами, камнями разных пород,
Другой рукой, в прыжке, вслепую... какая-то западня –
Всё равно попадаю в центр круга... который год…
"Слот"
— Ну, вот чего ты! — знакомый смех заслуженный тренер России Вероника Литвинцева услышала еще до того, как повернула за угол в холл, где ее у проходной должна была ждать… давайте честно, обуза.
Спортсмен, который три года нормально не тренировался — в любом случае обуза. И не имеет значения, насколько тренер любил этого спортсмена и даже если любит сейчас. А Литвинцева навязанное отродясь не любила.
Что ж, они, кажется, сразу не попали в резонанс по настроению. Скорее даже наоборот, изначально начали диссонировать. Впрочем, другого Ника и не ожидала. Если три года даже не общаешься со спортсменом, которого все считали твоим лучшим произведением, то, наверное, не потому что у вас все в полном порядке и душевной гармонии.
Вышла в светлый холл дворца водных видов спорта. Оценила открывшуюся картину и невольно цокнула языком. Все было даже хуже, чем могло бы быть. Во-первых, телевизор не врал. Это, пожалуй, самое плохое. Все-таки надеялась, что телекартинка накидывает габариты, но, увы, увы.
Хохочущая девица с копной короткостриженных в стильную прическу под мальчика светлых волос была на добрых семь, а то и десять килограммов в стороне от своей формы. Даже не лучшей формы, а просто хотя бы спортивной. И что-то тренеру подсказывало, что облапавший эти формы за выпуклости парень-качок, под мышкой у которого угнездилась светловолосая обуза Литвинцевой, в восторге именно от тех самых семи-десяти кило избытка.
“Боже! За какие грехи?!”- мысленно взвыла тренер, а вслух сказала:
— Мирослава, ты не могла бы отклеить от себя молодого человека и вспомнить, что вы оба в общественном месте.
— А мы не мешаем обществу, — хихикнула девушка, — прижимаясь к своему спутнику. Мы дарим любовь!
Соглашаясь с мыслья подруги, качок положил ладонь на ее бедро и по-свойски похлопал.
— Тогда вы выбрали слишком малолюдное место, — спокойно ответила тренер, но бывшая спортсменка чуть отстранилась от обнимающего кавалера и напряглась.
Видимо последний не понял, что время шуток закончилось, попробовал снова притиснуть девушку.
— Да убери ты! — смахнула его руку со своего бедра блондинка и воззрилась на тренера. — Я пришла.
— Ну, пошли, раз пришла, — вздохнула длинно Вероника.
По большому счету историю с Мирой тренер Литвинцева закончила для себя три года назад, с появлением вердикта. За полный год расследования, тягучего рассмотрения нарушения в разных инстанциях, меняющихся вердиктов устала от напряжения, необходимости как-то стимулировать спортсмена, который, вроде, должен работать, а вроде, непонятно — зачем. Ну, и ответственность взрослого перед ребенком. Его не бросишь, даже если очень хочется. Ей хотелось.
Стальная Ника, как ее прозвали за ледяной взгляд серых глаз и волосы, которые уже лет десять не меняют пепельного оттенка, прячущего раннюю седину, железной не была. Была она обычной женщиной, тогда еще, можно сказать, даже молодой, а по тренерским меркам — юной.
Вымотало их не столько самим фактом положительного теста на оксандролон, сколько длительностью разбирательства и шумихой вокруг. По идее никто и знать не должен был, что несовершеннолетнюю, даже по меркам большого спорта еще малолетнюю спортсменку, поймали на плюс-пробе запрещенного препарата, но… информация протекла. И утекла в СМИ, а дальше уже не остановить.
Что тут скажешь? Может, не повезло, а может, если отбросить наивную веру в людей, все было сделано с расчетом. Никому не нужна была русская спортсменка в уже привычном русле доминирующих китайцев. Впрочем, на родине тоже далеко не всем была нужна подрастающая сильная конкурентка. Только доказательств все равно нет, поэтому думать можно, что угодно, а жить приходится с тем, что имеется.
Вероника иллюзий не питала, ее не любили, ни коллеги местные, ни тем более зарубежные. Карты путала. Она любви и не искала. С семнадцати лет не искала, как сама закончила с большим спортом, получив тяжелое сотрясение о край вышки и множественные травмы легкой и средней степени тяжести от удара о воду.
На удивление, сейчас могла вспомнить тот прыжок-падение в деталях. Ошибка была полностью ее. Винить некого. Неправильно вытолкнулась из стойки, не отошла достаточно далеко телом от вышки. С ее опытом — непростительная ошибка. Трамплин и не простил — наддал по голове. Вниз летела без группировки, как попало. Пришлась о воду левым боком. Ушибы — еще ничего. Даже вывих плеча и смещение позвонков можно было бы пережить, но к этому добавился разрыв селезенки.
После встречи с водной поверхностью не помнила больше ничего, ни как тренеры вытаскивали из воды, ни как скорая везла в больницу. И уж, конечно, не помнила, как оперировали. Очнулась и поняла, что вся зафиксирована снизу доверху, но ничего не болит. Не болело из-за лошадиных доз наркотического обезболивающего. Когда его действие проходило, болело все. Лежала и скулила, привычки орать не было, хотя, может, стоило бы, чаще бы кололи.
Через год вернулась в бассейн. И поняла, что как прыгунья кончилась. Не сразу. Верила, что страх можно преодолеть. Да и тренер мотивировал снизу, а то и сверху. Нет, солдатиком — могла. Базовые прыжки — могла. Сложность — не могла.
Мира шла за Вероникой Александровной, потому что деваться ей было некуда. Жизнь сложилась так, что хочешь, не хочешь, а сказали — идти, идешь.
После дисквалификации Черняева думала закончить. Во-первых, очень обидно из-за несправедливости. Ее же и правда подставили. Не знала кто, знала, что сама ничего не упортебляла, тем боеле ничего такого. И ладно бы подставили! Ее оставили. И вот эта женщина, идущая впереди сейчас, была первой, кто оставил.
Еще до отстранения видела, что Ника стала появляться на тренировках нерегулярно. Ей говорили — время неудобное, у Вероники Александровны другие дела. Но разве нельзя отложить какие-то дела всего а час или два?! Два часа в день! И приехать, посмотреть, исправить! Никто не умел так подсказывать и отмечать ошибки, как Литвинцева. Для Миры и не было другого тренера. Ника не ходила на тренировки, Мира прогуливала тренировки. До смешного доходило: уже приготовится, разомнется, заходит в бассейн, видит второго тренера, разворачивается и уходит.
Разговаривали тренеры, настраивали родители. Вероника тоже пыталась поговорить, добиться, что происходит и как помочь. А помочь было нельзя. Когда теряется тонкое абсолютное доверие между спортсменом и тренером, уже не достучишься словами. У них потерялось. Первый раз так очевидно и невозвратно. И за три полных года молчания ничего не поменялось. Да и не должно было.
Итак, возвращаться Мира не хотела, а вот федераци я очень хотела, чтобы Мирослава вернулась.
— Можно мне хотя бы другого тренера?! — взмолилась спортсменка, поняв, что не выкрутится из удушающих объятий родного вида спорта.
— Нет! — коротко отказали чиновники.
— Почему? — не поняла мать Мирославы, присутствующая там же рядом с дочерью.
— Нина Андреевна, мы Миру поддерживали, чтобы весь мир видел, что спортсменке верим, ее наказание считаем нечестным. Историю с положительной допинг-пробой полагаем или ужасной случайностью, в которой никто не захотел разобраться, или попыткой дискредитации нашего спорта. Спортсменов и… тренеров, — на последнее слово был сделан упор. — Если сейчас Мирослава сменит тренерскую группу, поползут слухи, которых важно… не допускать!
Мира, в общем, и не сомневалась, что защищать будут Литвинцеву. Мать Миры, видимо, тоже в этом не сомневалась, потому что прямо сказала в том кабинете:
— Моя дочь не желает быть ширмой для вашего тренера!
— Для ее тренера, в первую очередь, — аккуратно поправил чиновник. — Для ее, Нина Андреевна! В Мирославе должна быть как минимум благодарность за годы работы с ней и Вероники Александровны, и нашей федерации, не так ли?
— Благодарность? — подняла одну бровь мать. — За что ей вас благодарить? За три года пустоты?
— За три года, которые у вашей дочери были все условия, была возможность хорошего заработка и полновесная поддержка во всех сферах. Страна Мирославу поддерживала. Теперь очередь Миры расплачиваться со страной своей поддержкой. Нам скандалы с допинговым душком не нужны! Тренер и спортсмен в одной связке продолжают движение. Люди высокой морали и незапятнанной репутации!
Ничего более трескучего и бессмысленного сказать было нельзя. Тем более, о какой “незапятнанной репутации” могла идти речь в случае с, отбывшей полновесную дисквалификацию? Прикрывали Веронику. Это и понятно, Мира — сбитый летчик, а Литвинцева работала, работает и будет работать дальше, поставляя новых спортсменов. Она нужнее и важнее перезревшей бывшей прыгуньи в воду.
Получается, в прошлом большую надежду прыжков, а ныне совершенно ни к чему неспособную, давно перегоревшую спортсменку просто вынудили сейчас идти за человеком, которого она и видеть могла с трудом, а уж подумать, что будет тренироваться…
У них ведь всё началось с огромной любви. Нечеловеческой! Это просто дар судьбы — с самого начала найти своего тренера! Мирослава всегда думала, что они так вместе и пройдут весь путь до самых высоких достижений. Вообще-то, были предложения перейти. Сначала, когда еще тренировались в Подмосковье. Как-то их встретил по дороге из бассейна мужчина. Крепкий, устойчивый. Не толстый, скорее широкий. Предложил попробоваться в московскую школу. Назвал фамилию ведущего тренера. Мать чуть не задохнулась.
Взяли номер телефона. Долго дома обсуждали. Почти решились. Десятилетняя Мирослава даже размечталась уже о жизни в Москве. И сказала:
— Вот и Вероника Александровна сможет нормально пожить, не мотаться.
— Это ты к чему? — не поняла мама.
— Ну, ей же тоже в Москве удобнее. И с ребенком будет больше времени проводить, — наивно ответила девочка.
— Мирочка, Вероника Александровна останется здесь. В нашем бассейне. Будет новых спортсменов растить, — пояснила ребенку женщина.
Мира, наверное, была туповата, если сразу не сообразила, как на самом деле выглядит ситуация, но уж как поняла, уперлась всеми ногами и рогами. А рогов и ногов хватало, чтобы самолет в полете удержать.
— Я без Вероники Александровны не поеду! — приняла однозначное и суровое решение.
Вот вернуть бы тот момент. Да перерешить. Но тогда Мира была светлой, честной девочкой. Верила в то, что бог следит и считает наши неблаговидные поступки. Предашь тренера, предашь себя! Это все равно, что родную мать. Так просто нельзя!