Цепь императора. Факультет невезучих

Глава 1

– Привет отпускникам! – стройный молодой мужчина спустился с крыльца. – Папа, да отставь ты чемодан, никто не унесет. Лоси не едят рубашки.

– Мои сожрут по закону подлости, – последовал ответ отца. – Володя, есть холодный квас? Честно, я перепил экзотического, хочется чего-нибудь нашенского.

Саша наблюдала за Володей, замечая и его бледность, и глубокую складку между бровями. Она знала, чувствовала, как нелегко дался брату тот месяц, пока отца не было рядом. Лосиноостровский* коллапс* отнимал много сил, а Володя – всего лишь маг второй ступени, мощи которого хватало только на то, чтобы удержать силовой контур над парком.

– Тяжело пришлось? – изумительно изящная женщина подошла к Володе и поцеловала в щеку. – Ну прости. Фрида задержала нас, ей скучно одной в Шел-Ха*.

– Мам, да все в порядке. Я пока не иссох, – Володя обнял мать, на миг прижавшись щекой к ее макушке. – Фрида все еще ругается как сапожник?

– Хуже, Вовка, хуже, – отец присел на ступеньку крыльца. – Она и Сашку научила.

– Сашенька, ты так и не выросла, но похорошела. Мексиканский коллапс еще держится?

– Держится, – Саша улыбнулась, а Володя засмеялся в ответ и этому было объяснение.

Сашина улыбка уже давно стала предметом шуток и бесконечного умиления: отец называл ее лучезарной, мама – прелестной, а Лиза – мимимишной. Володя даже не пытался как-то определить это явление, просто улыбался или смеялся в ответ, вот прямо как сейчас.

Однажды брат попытался объяснить Саше, как она выглядит, когда улыбается. Он мучительно долго подбирал слова, а потом просто описал процесс: сначала Сашины брови удивленно поднимаются, глаза становятся больше, вопреки всем законам мимики, щеки округляются, на них появляются умопомрачительные ямочки, а губы складываются так, будто она, Саша, только что съела ведро карамели. Володя уверял, что ее улыбка может действовать безотказно на всех и вся.

– А где Лиза? Она еще не развелась с тобой? – отец прислонился спиной к перилам.

– Я здесь, Андрей Ильич, – очаровательная молодая женщина появилась из-за угла дома, придерживая рукой большой живот. – И я не развелась, не надейтесь. Анна Андревна, вы загорели как! Сашенька, красавица!

Саша кивнула и отошла в сторонку, зная, что сейчас начнутся объятия, возгласы, смех и сбивчивые, торопливые рассказы об отдыхе. Еще сплетни, обсуждения и все то, что случается обычно в семьях после разлуки. Сашенька суеты не то, чтобы не любила, но не могла, не умела справиться со своей застенчивостью. Она держалась скромно, стараясь быть незаметной, за что, к слову, ее любили пожилые люди, называя ее поведение достойным. Не сказать, что это радовало ее, но Саша знала о себе: за этой незаметностью она прекрасно скрывает робость, которая мешала ей жить.

– Всем мыть руки и обедать! – мама окликнула и ровно так, как делала это всегда и с той самой интонацией, которая знакома всем детям без исключения: вроде бы забота, но на самом деле приказ, нарушить который осмеливались только очень храбрые дочери и сыновья.

– Пять минут, – отговорилась Сашенька.

– Оставь ее, Аня. Она устала, ей нужно побыть одной, – Андрей Ильич взял жену под локоток и помог подняться по ступенькам. – Уверен, что Лиза сотворила холодный свекольник. Жаркий август в Москве. Не понимаю, зачем мы летали в Мексику, если и тут можно обгореть и расплавиться.

– Андрюша, тут нет океана.

Саша не услышала что ответил отец: родители вошли в дом. Сама же опустила голову, тоскливо оглядела лужайку перед усадьбой и вздохнула.

– Муравьи, комары и липучая паутина, – уныло шептала девушка. – За что мне это?

Сашенька леса не любила, тот отвечал ей взаимностью: загонял в ее комнату пауков, приносил сухие еловые иглы, насекомых всех размеров и форм, а помимо прочего, запах земли – въедливый и стойкий. Саша знала, что ради всего этого люди отказываются от благ цивилизации, уезжают в глухие места, но это было выше ее понимания. Грязь, глина, натужный комариный писк и неприятное стрекотание жуков виделись ей наказанием, но никак не раем земным.

Впрочем, Саша и лес приходили к согласию осенью, ровно в то время, когда становилось тихо и сухо, когда монотонность зелени сменялась буйством красок, а запах дождя притуплял тяжелый аромат земли. Сашенька выходила за ворота и долго бродила по тропинкам Лосиноостровской усадьбы, наслаждаясь тишиной, прохладой и одиночеством.

– Сашулька, мы тебя ждем, – Лиза выглянула в окно. – Что сотворить? Картошки или риса?

– А можно мне овощей в кисло-сладком соусе? – Саша подняла личико и смотрела теперь на красавицу снизу вверх.

– Легко, – улыбнулась Лиза, взяла миску и щелкнула пальцами. – Сладенького? Хочешь щербет? Или пюре из манго?

– Щербет, – Саша кивнула и ушла за дом, грустно вздыхая.

Особняк – белого камня, в стиле русской дворянской усадьбы – построили в Лосином Острове почти полтора века назад, ровно в тот год, когда было объявлено, что род Юсуповых* пресекся в мужском колене, и на стражу Лосиноостровского коллапса встал Сашин предок. Ему пришлось отказаться от старых связей и знакомств, солгать о пресечении рода, и по указу высшего магического совета, принять на себя обет защиты от тьмы в самом таинственном месте столицы.

Потомки Бориса Юсупова тоже стали заложниками этой тяжелой повинности. Впрочем, долг свой они исполняли хорошо, за что и снискали благорасположение императорского дома Романовых, а вместе с ним и множество привилегий, и глубочайшее уважение магического сообщества. Вряд ли кому-то было под силу держать тьму коллапса двадцать четыре часа в сутки, кроме Юсуповых: кровь потомков ногайского правителя Юсуфа наделила род мощью и выносливостью.

Саша обошла дом, полюбовалась на чистые окна своей комнаты, мысленно поблагодарив Лизу за заботу: невестка прекрасно знала, что Сашенька не привечает ни грязи, ни пыли.

– За что? – спрашивала Саша у пустоты. – Почему я такая невезучая? Лизе только пальцами щелкнуть и чистота, и еда, и выглаженное белье. Какая зараза сделала меня накопителем?

Глава 2

Утоптанная дорожка лесопарка привела Сашу к небольшому симпатичному поселку. Пасторальную картину частных домов с пышными садами вокруг них портили несколько старых двухэтажных домов, «хрущёвок» и девятиэтажек, стоявших друг к другу не то, чтобы тесно, но кучно и на двух параллельных улицах. Высокие деревья прикрывали не слишком привлекательную высотную застройку, равно как и богатые частные особняки. Крыши дорогих домов утопали в зелени яблонь, сосен и дубов, но поражали вычурностью архитектуры. Близость Москвы – меньше километра от столицы – привлекала обеспеченных людей, особенно тех, кто не имел возможности поселиться на Рублёвке, но желал статуса владельца собственного поместья.

– Дружба*. Кто придумал так назвать? – Саша вышла из леса и остановилась возле одной из многоэтажек с продуктовым магазином на первом этаже.

Двое нетрезвых мужчин сидели на скамье автобусной остановки, грея в руках бутылки с темным, рядом прогуливалась семья мигрантов: отец впереди, позади – мать с младенцем и два ребенка-дошкольника. Их громкая речь и незнакомый язык уже не казались чуждыми, вошли в привычку и стали частью жизни российских городов.

Сашенька остановилась, прикрыла глаза, почувствовав негатив несчастливого поселка: Лосиноостровский коллапс действовал на тех, кто по своему невезению родился там или поселился возле него. Поселок с жизнеутверждающим названием «Дружба» попадал под мощное воздействие тьмы, а живущие в нем, стали заложниками последствий магического разлома.

Саша помнила рассказ отца о том, что все его сверстники-люди из несчастливого поселения переболели «бутылкой» и «шприцем», а некоторые и вовсе свели счеты с жизнью: мужчин старше пятидесяти на «Дружбе» почти не осталось. Уцелели и преуспели лишь те, кому удалось уехать и обосноваться подальше от коллапса. Отец уверял, что все это произошло от его неопытности как мага, вставшего во главе усадьбы в лихих девяностых. Позже все наладилось настолько, насколько это было возможным вблизи Лосиноостровского разлома.

Сейчас Сашенька видела, что воздействие коллапса усилилось: подвыпившие мужчины заспорили и начали драку, бабушка, выходившая с маленьким внуком из магазина, принялась кричать на мальчика, а тот ударил ее в ответ. Молодая женщина в положении раздраженно говорила по телефону, обвиняя мужа во всех возможных грехах. Саша чувствовала поток неуправляемой агрессии, которая завладела местными жителями.

– Это потому что Володя целый месяц был контуром коллапса. У него мало сил, очень мало, – шептала Саша удрученно. – Папа постарел, а смены ему нет. Маги вырождаются.

Она сделала верный по сути своей вывод, а вслед за тем догадалась: «Цепь императора» не блажь, не прихоть Совета, но жестокая необходимость. Девиз магов гласил: «Во имя людского рода», и Саша понимала, что любая жертва оправдана. Оставшись без стражей, коллапсы укроют тьмой людей, и те попросту истребят друг друга, не имея возможности обуздать гнев и жажду крови.

И все же она колебалась: непросто принять решение, отдать себя в жертву, забыть о чувствах и помнить лишь о долге. Юной девушке, вся сущность которой состояла из ожидания любви и надежды на нее, ритуал виделся ни много, ни мало – смертью.

Сашенька прошла мимо агрессивных драчунов, злой бабушки, сердитого внука и обиженной жены, тихо подбирая излишки их гнева: люди успокоились, а Сашин запас пополнился каплей драгоценной энергии.

Она пропетляла по дворам многоэтажек, свернула на тихую улочку частного сектора. Дорога привела ее к церкви – новой, но уже ставшей поселковой достопримечательностью. И именно там, у храма, судьба дочери рода Юсуповых решилась: чувство долга победило надежду на любовь.

На скамье возле церковных ворот сидела женщина, даже издалека было видно, что она нетрезва: мутный взгляд, расслабленная, если не сказать, вальяжная, поза. Саша разглядывала ее, не понимая, что именно привлекло ее внимание. Через мгновение она узнала ту, на которую смотрела:

– Оля, – прошептала Сашенька, – Оля...

Саша с трудом узнала свою знакомицу: обрюзгшая, неопрятная и располневшая женщина уже ничем не напоминала красавицу Ольгу, сотрудницу заповедника. Сашенька познакомилась с ней прошлой осенью, когда гуляла по парку, и знала, что Оля вышла замуж за красивого молодого человека, родила ему двоих детей, и любящие родители купили им квартиру в поселке.

– Тьма, это все тьма. Жадная, ненасытная, – Саша заплакала, уже понимая, что согласится на ритуал.

Не в силах сдерживаться, Сашенька подошла к Ольге и обняла ее, отдав почти весь свой запас магии.

– Что это? – Оля очнулась, взгляд ее стал ясным. – Саша, ты? Не понимаю... Как я здесь оказалась? Сашенька...

Девушка не стала ничего объяснять, просто ушла, не слушая Ольгу, которая кричала ей вослед. Саша знала, что запас магии почти иссяк, и торопилась попасть домой, чтобы не погибнуть по дороге.

На крыльце дома ее поджидал отец; он сидел на ступенях – сгорбленный, будто постаревший – и молча смотрел на дочь.

– Папа, – Саша кинулась к нему, обняла. – Папочка.

– Ты почти иссохла, – отец забеспокоился, прижал ее к себе и наполнил магией. – Девочка моя, ничего не бойся, я никому тебя не отдам.

– Дорогой, в уведомлении сказано, всем магам. Всем, понимаешь? – на крыльцо вышла мама. – Императорский дом Романовых не исключение. Цесаревичу* Николаю уже двадцать три, значит, отправят его высочество Александра. Сашеньке надо ехать, слышишь? Надо!

– Аня! – отец вскочил. – Перестань!

– Андрюша, милый, прошу тебя, успокойся. Августейшая семья не примет возражений. И, повторяю, Саше это на пользу!

Сашенька оглядела особняк, знакомый с детства лес, и тихо сказала:

– Я поеду. Это мой долг. Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Может, все к лучшему.

Не дожидаясь ответа, Саша ушла в дом, поднялась на третий этаж и уселась на пол возле большого окна мезонина. Она смотрела на лес до той поры, пока не наступила ночь и не укрыла тьмой небо, деревья и громаду Ханой-центра у МКАД. Одна лишь далекая Останкинская башня светилась огнями, указывая на небеса тонким своим шпилем.

Глава 3

Директор Остерман поморщилась и осторожно пошевелила пальцами ног в узких туфлях: новая обувь на высоком каблуке была беспощадна. Ей пришлось встречать у парковки тех, кому не повезло стать избранными, а после провожать их до павильона "Миловида", за которой прятались от людских глаз учебный корпус НИИ магии и кампус для студентов. Про себя Остерман называла молодежь, призванную на ритуал, факультетом невезучих, и жалела их, юных и полных надежд, разбившихся о суровую реальность.

– Остерман, приветствую. – Завкафедрой энергетических потоков, Артемий Солоницкий, подкрался тихо, как и всегда. – Ну что? Маленькие снобы собрались?

– Воздержись от комментариев, Артемий, – директор изогнула идеальную бровь. – Они пришли сюда, чтобы исполнить свой долг. Они имеют право на недовольство и раздражение. Если нам придется терпеть их выходки, мы потерпим. Если нужно будет испытать на себе их снобизм, мы и это переживем. Просто делай свое дело, обучай.

– Как скажешь, Ирина Германовна, – Артемий, не получивший свою порцию сплетен и злословия, нахмурился, но не ушел; так Ирина поняла, что поступила правильно, пригласив Солоницкого на факультет. Потомок захудалого рода, скорее мещанского, чем дворянского, не отличался благородством помыслов, однако, долг свой знал, вдобавок неплохо владел предметом. Его кафедра сделала несколько полезных открытий и облегчила жизнь многим.

– Да будет тебе, – Ирина улыбнулась. – Сейчас пересмотрим всех, а потом обсудим каждого. Кстати, видел на какой машине приехал Апраксин? Сколько твоих окладов? Тысяча? Артемий, верь мне, натерпимся мы от этого факультета невезучих.

– Звучит странно, – невысокий и крепкий Солоницкий подобрался ближе. – На их фоне невезучие мы.

– Зато мы счастливо избежали насильственной случки. И не надо так смотреть, ты знаешь что я думаю о Цепи.

– Мне ли не знать. Сколько раз ты срывала голос, доказывая Совету не гуманность ритуала? Помню, хрипела как Джигурда. Кстати, а что делать с Юсуповой? У нее дополнительный дар, неопределенный, кстати. Еще Суворова, она, кажется, влияет на животных, и Разумовский, чертов пироман. У нас четверо с мощным выплеском, плюс его высочество, и все размещены поодиночке. Александре достанутся апартаменты в дальнем крыле корпуса? Мрачная комнатенка, если разобраться. Ее отец на особом счету у императорского дома, девочка не нажалуется?

– Артемий, они все будут жаловаться, – Ирина улыбнулась иронично, понимая, что все сказанное не самая большая проблема. – Представь себе Мари Волконскую-Ловыгину в одних апартаментах с Еленой Зотовой. Вот она точно поднимет вой.

– Апраксину придется жить вместе с Шуваловым, но я знаю, что они приятельствуют. Семен Львович обронил как-то, что эти двое близкие друзья его высочества Александра Романова.

– Знаю я эту троицу, – Ирина кивнула. – Алекс Романов, Коста Апраксин и Ники Шувалов. Баловни судьбы.

– Не такие уж и баловни, если угодили под Цепь.

– Династические браки им не в диковинку. Но, да, тут выбор ограничен, – Ирина поправила прическу. – А как выглядит Юсупова? Никогда ее не видела. Она не посещала вечера Совета, не бывала на лекциях в НИИ.

– Думаю, она выглядит хорошо, – хмыкнул Солоницкий.

– Очень информативно, ну просто очень, – Ирина скривилась. – Артемий, ты бы хоть рубашку выгладил. Тебя корова жевала?

– Отнюдь, не жевала. Это мой принцип. Помятый профессор выглядит убедительно. Это намек на то, что кроме науки меня ничто не интересует.

– Солоницкий, опять ты врешь. Семен Львович рассказал мне, что ты проигрался в пух и прах. Долг отдавал энергией? Иссох, и нет сил на глажку? Кстати, где моя полусотня? Некрасиво плодить карточные долги, – Ирина протянула ухоженную руку с алым маникюром. – Где мои деньги?

– Где, где... – нахохлился зафкафедрой. – Ты же сама не выписала мне премиальных. И с каких, пардон, шишей я должен с тобой рассчитаться? Впрочем...

– Что? – Остерман знала этот взгляд Солоницкого, потому и насторожилась. – Артемий, прокляну! Говори уже!

– Я знаю, кто будет куратором на ритуале, – зафкафедрой гордо выпрямился. – Продам информацию за половину полусотни.

– Кто? – Ирина неожиданно для самой себя вздрогнула.

– Остерман, – взгляд Артемия потеплел, – ты только не нервничай, ладно?

– В каком смысле? Артем, что? Что?!

– Комиссию по соблюдению ритуала возглавил Эмир Османоглу. Он приедет завтра.

Ирина покачнулась, но мгновенно взяла себя в руки: взгляд ее заледенел, губы плотно сжались. Все ее существо сейчас будто раздвоилось, развалилось на две части: на ту, которая счастливо встрепенулась и ту, в которой взвилась старая обида, боль и непередаваемое чувство утраты.

Эмир Османолгу, единственная и огромная любовь Ирины Остерман, стал наказанием и даром одновременно. Их роман, так грубо прерванный двадцать лет тому назад, оставил глубокую и незаживающую рану в сердце директора НИИ магии.

– Его назначили буквально вчера. Я так понял, что кто-то помог ему получить пост председателя комиссии. Странно, если учесть, что должность не так, чтобы привлекательна. Остерман, а ты не думаешь, что он сам педалировал…

– Хватит об этом, – Ирина резко оборвала завкафедрой. – Если ты позволишь хотя бы одно слово на эту тему, я перестану говорить с тобой. Это ясно?

– Хорошо, – Солоницкий пригладил волосы. – Если нужна помощь, ты знаешь, что я всегда готов. У тебя, Остерман, нет друзей, кроме меня. И не надо так смотреть, ты сама виновата.

Ирина кивнула и отвернулась, глядя на красивейший пруд резиденции российских императоров, понимая, насколько была глупа, полагая, что изжила свою любовь. При одном упоминании имени Османоглу заледеневшее сердце Остерман дрогнуло, душа – встрепенулась и приготовилась к страданиям.

В тот миг, когда Ирина собралась выругаться, ее мироощущение изменилось: напряженные плечи расслабились, дыхание выровнялось, сердце забилось ровно. Остерман давно не испытывала подобного умиротворения и душевного покоя.

Глава 4

– Александра, вам сюда. – Приятная во всех отношениях дама средних лет указала Саше на большую дверь. – Это очень старая комната, но мы сделали все, что смогли. Знаете, не всем достались собственные апартаменты.

– Спасибо… – Сашенька запнулась, припоминая имя добрейшей дамы, – Марина Ивановна.

– Не на чем, – дама улыбнулась приветливо и несколько сочувственно. – У вас единственной свой вход с улицы. Я уверена, что вы не будете злоупотреблять этим и отлучаться из кампуса без согласования с администрацией. Я ведь не ошибаюсь?

– Я не буду, – Саша по обыкновению застенчиво улыбнулась и снова взялась за ручку своего чемодана.

– Это замечательно, – дама удовлетворенно кивнула и протянула Александре конфетку. – Большая столовая в северном крыле. До встречи.

– Спасибо, – прошептала Саша в спину уходящей Марины Ивановны и уставилась на ириску.

Впрочем, через секунду Сашка уже открывала дверь своей комнаты, опасаясь увидеть там модный минимализм в серых и бежевых тонах, идеальные поверхности и унылые однотонные обои.

– Ой...

Небольшая по современным меркам комната очаровала Сашу мгновенно! Светлые стены, малюсенький камин без вычурной лепнины, кресла и диван в английском стиле с милой обивкой в клеточку. Большой платяной шкаф на толстых ножках, массивный рабочий стол и кровать в алькове, укрытая клетчатым пледом. Несколько старинных настольных ламп добавляли уюта и ощущения загородного дома. Но более всего обрадовали окна от пола до потолка и стеклянная дверь, выходившая прямо в парк, а точнее, в дальнюю его часть, ту самую, в которой было тихо, чисто и безлюдно.

Слева от входной двери оказалась еще одна – неприметная и очаровательно потертая. За ней Сашенька нашла ванную комнату и еще долго хохотала, глядя на огромную лохань, которую украшали бронзовые ножки в виде лапок чудовищной птицы.

– Интересно, а простыни тоже в клеточку? – княжна стерла со щек слезы смеха и пошла к кровати.

Мгновение спустя, она получила ответ на свой вопрос: постельное белье повторяло рисунок обивки дивана.

– Как чисто, – Саша счастливо вздохнула. – Надо бы своровать больше магии, чтобы все так и оставалось.

На радостях девушка шевельнула пальчиком: ворс коврика перед диваном взметнулся и улегся обратно, но уже причесанным и вполне гладким.

Еще половину часа Саша тратила бесценную энергию, которой успела напитаться во время короткой и внятной речи мадам Остерман; рядом стояли отпрыски известных родов, переполненные магией, нервные и напуганные неизвестностью, вот этот эмоциональный излишек и своровала дочь Юсуповых, а теперь наслаждалась магическим «перееданием» и тратила богатство, чтобы сделать свое жилище уютным и опрятным.

Шкаф наполнился широкими джинсами Саши, безразмерными худи и необъятными футболками. Среди этого сомнительного набора чуждой выглядела форма факультета: коричнево-золотистый жилет, клетчатая юбка в тон и белоснежная рубашка. На лацкане красовался вензель императорского дома Романовых и полное имя княжны.

– Жаль, нельзя самой себе творить одежду, – вздохнула Саша, зная, что этим вопросом мучилось не одно поколение магов: с готовкой и уборкой таких проблем не было, а вот игла, нить и ткань поддавались воздействию далеко не всем и не всегда.

Когда вещи из чемодана были разложены, а сам он удачно уместился в шкафу, Саша взяла телефон и вышла в парк поболтать с братом. В разговор встряла мама, позже – папа. Но все закончилось долгой беседой с Лизой, которая интересовалась, если ли в кампусе симпатичные мальчики. Саша ответила на все вопросы очень подробно, зная как-то, что ей сейчас лучше, чем семье: сегодня она была в статусе героической жертвы, а родные сокрушались по этому поводу.

– Как тихо, как хорошо, – девушка убрала телефон в кармашек, раскинула руки и прикрыла глаза. Она надеялась на тишину и одиночество, но просчиталась.

– Саша, привет! – из-за дерева буквально выпрыгнул забавный Игорь Лопухин.

Девушке осталось лишь скрыть досаду и улыбнуться:

– Привет. Мы соседи?

– Н-е-е-е-т, – парень смешно помотал головой. – Я тебя искал. Слушай, давай держаться вместе? Мы оба аутсайдеры. Тебя никто не знает, а меня – наоборот. Ты слышала о коллапсе Толстого? Ну его еще называют Наташкиным.

– Дом на Пречистенке? – Саша не смогла сдержать улыбки: во-первых, у Игоря была исключительно забавная мимика, а во-вторых – она прекрасно знала, почему коллапс прозвали именно так, а не иначе.

Название – «Наташкин» – шло, как ни странно, от Наташи Ростовой, и все потому, что в московском доме графа Лопухина на Пречистенке после Октябрьской революции открыли музей Льва Толстого. Поговаривали, что великий писатель, состоявший в родстве с Лопухиными, нередко бывал с ними в ссоре и все по причине скверного характера. После смерти Толстого коллапс образовался прямо посреди большой гостиной особняка: из него частенько вылетали дубовые листья и слышался девичий голос, звавший Андрея. Все гости известного дома испытывали непреодолимое желание танцевать, а вот люди, которые поселились в непосредственной близости от особняка, вели себя странно. Выражалось это в безудержном человеколюбии, тяге к проживанию в глухой деревне и фанатичном пристрастии к прогулкам босиком.

– Смешно? – Игорь не обиделся. – Мне и самому смешно. Подожди, меня еще будут называть Наташей.

– Не самый плохой вариант, – Саша попыталась утешить милого парня. – Интересно, а как будут называть меня?

После ее вопроса Игорь задумался и надолго; его лицо стало серьезным, голубые глаза потемнели.

– Сююмбике*? – предположил Лопухин.

– Игорь, это тяжело выговорить. И я на нее не похожа.

Игорь снял очки, поморгал, потом надел их снова:

– Похожа. Только лучше, – он помолчал: – У тебя очень красивые глаза, Саш. Как блестящий горький шоколад. И улыбаешься здорово.

Александра знала, что нужно поблагодарить за комплимент и ответить парой приятных слов, но не смогла. В тот самый миг она отчетливо поняла, что мечта ее мамы сбудется: Саше придется стать женой вот такого «Игоря», мага второй, а то и третьей ступени. Простого, спокойного, ровно такого же, как и она сама. Вся ее жизнь станет известна на десятилетия вперед: дружные семьи, вечера в кругу близких, поездки на велосипедах и самокатах, полеты к морю, походы по экологически чистым местам, забота о детях, которым придется бывать на тысяче разных кружков и секций. Апофеозом этого союза станет монаршая грамота о преданности императорскому дому и подарок в виде старинной табакерки, иконы или картины кисти известного художника.

Глава 5

– Высочество, а у тебя шикарная комнатуха, – Коста упал на кровать, широко раскинув руки и ноги. – Наша тоже ничего, но у меня сосед дятел.

– Тебе еще повезло, у меня сосед дебил, – Ники стоял у окна и глумливо улыбался.

– Сам ты дебил, – Коста хохотнул.

– Сам ты дятел, – не остался в долгу Ники.

Алекс расставлял книги на полке у рабочего стола, разглядывая корешки. Он не чувствовал себя ни счастливым, ни несчастным: не было никакой разницы в том, кто определит для него будущую жену – Цепь или августейшие родители. Династические браки готовились монаршим отпрыскам с рождения, но без ритуала существовала призрачная надежда на собственный выбор, или хотя бы его иллюзия.

Великий князь оглянулся на приятелей, радуясь тому, что они рядом. Однако одернул себя, определив эту мысль, как недостойную: ребятам, как и ему, грозила Цепь, и он чувствовал вину. Ритуал вменялся именно императорским домом, а значит, и он, Алекс, причастен. На свою собственную судьбу он не роптал: монарший долг нес на себе каждый Романов, а сыновья и дочери императоров учились исполнять его с пеленок. Если великий князь и был в чем-то уверен, то только в том, что он должен пройти ритуал с честью, без нытья и стать примером для всех.

Алекс посмотрел на Косту и не сдержал улыбки: высокий и спортивный Апраксин с татуировками и модной стрижкой был очень верным другом. Задира, наглец, но при этом любящий сын и заботливый брат. Одна беда – девушки. Великий князь не помнил, чтобы отношения Косты с избранницей длились дольше трех недель.

– Высочество, чего уставился? – Коста перевернулся на бок. – Тоскливо тебе?

– Сносно.

– А мне неплохо, как ни странно, – Ники отошел от окна и присел в кресло.

Именно присел, а не плюхнулся, как это сделал бы Апраксин. Безупречные манеры Шувалова, как думал Алекс, родились вместе с ним. Помимо прочего у этого голубоглазого красавца – стройного и плечистого – было то, что иногда подводило Косту, а именно – интеллект. Алекс знал, что за внешностью пресыщенного мажора скрывается недюжинный ум и широчайший кругозор. Но и у Ники была своя "Ахиллесова пята", у нее было имя и даже титул. Княжна Мари Волконская-Ловыгина стала любовью всей жизни графа Николая Шувалова. Алекс хорошо знал, что Ники пытался избавиться от своей слабости, но не справился, и теперь его заявление о том, что ему неплохо, удивляло, и это еще мягко говоря.

– С фига ли тебе хорошо? – прямолинейный Коста не промолчал. – А если Машку...ну...того...другому отдадут.

– Она никогда не была моей. Так что изменится? – Ники поправил ремешок дорогих наручных часов.

– Смиришься? – Алекс ждал ответа не без тревоги.

Ники ответил тяжелым взглядом, встал и принялся бродить по апартаментам.

– А мне по фиг, – отозвался Коста. – Жена не стена, подвинется.

– А чего еще ждать от ордынца? – Ники насупился. – Сорок жён – не предел. Вот Золотой конь, это да, это самое дорогое в жизни. Как там говорят? В Орде зачинают верхом и рожают в седле.

Романов не удержался от улыбки: род Апраксиных происходил от выходцев из Большой Орды, а Измайловский коллапс, контуром которого стал Коста, по шутке судьбы славился легендой о Золотом коне*. К слову, Апраксин искал его, в надежде обрести богатство и удачу, которое сулило мифическое животное, и даже настаивал, что этот злосчастный конь когда-то принадлежал великому хану Батыю*.

– Дятел, – Коста сжал кулаки. – Хватит уже. Достал с конем. Много ты знаешь об Измайловском, масон недоделанный. Нет, Алекс, вот нормально? У него дом на Поварской! Ты чей контур, Ники? Музыкального салона? Тогда не фиг ржать над Лопухиным с его Наташкой.

И снова Романов улыбнулся: не одно поколение графов Шуваловых состояло в масонской ложе. Поговаривали, что именно по этой причине сложный и непредсказуемый коллапс образовался в их московском особняке на Поварской улице. Теперь там жил Ники и охранял музыкальную гостиную дома, где расположился концертный зал Института имени Гнесиных.

Впрочем, Алекс отбросил неуместную веселость и вступился за Ники:

– Дом на Поварской один из самых опасных коллапсов. Коста, головой думай, а не... – высочество удержался от сквернословия. – Ты сам в прошлом году прибежал на помощь в одних трусах.

Коста хмурился еще минуту, потом прыснул, вслед за ним усмехнулся Ники.

– До сих пор не знаю, как это развидеть. Шикарные труселя, Кость, даже завидно. И на пузе след от губной помады, – Шувалов махнул рукой и захохотал.

– Ага, – Апраксин расслабился и улегся на спину. – Высочество приперся весь такой при галстуке, шевельнул сиятельным пальцем, и разлом уменьшился.

– Так почему тебе неплохо, Ники? – Алекс никогда не забывал о главном, даже в дружеской дурашливой беседе.

– Хороший вопрос, – Шувалов подобрался, стал серьезен. – Подозреваю, что из-за Юсуповой. Ты, я и дебил – контуры, Мари – транслятор, Лопухин – трансформатор. А кто Юсупова? Я смог определить всех, кто был в обеденном зале, но не ее. Четверо идиотов с мощным выплеском, но и они понятны. Оболенская – истеричка-транслятор, Гончаров, Пушкин, Одоевский – контуры, просто малолетние, без практики. И опять же, кто Юсупова? И почему я спокоен рядом с ней? У нее дополнительный дар какой-то?

– Интересно, а она худая или толстая? – Коста почесал нос. – А что? Шмотки у нее как мешок, я не понял ничего.

– Дебил, – с чувством сказал Ники.

Алексу тоже очень хотелось обругать Косту, но он промолчал, не понимая, откуда взялась злость. Высочество сдержался и отложил мысль, решив обдумать ее позже и в одиночестве.

– Нам нужна Юсупова, – Ники снова присел в кресло. – Без ее комнаты мы не сможем выходить в город ночью. У дебила серия гонок, у меня концерты, у Мари не знаю, наверно, шабаш, а высочество вообще с диггерами спелся. Не выйдем, все полетит к чертям. Но теперь мне жаль Сашеньку. Пока не познакомился с ней, рассчитывал, что Коста ее охмурит, теперь как-то совесть мучает. Мелкая и милая.

Глава 6

– Саша, – Лопухин стучал в дверь. – Пора на ужин. Я за тобой.

– Заходи, открыто! – Сашенька надела необъятную толстовку, собралась сделать "бублик", но передумала и связала волосы в хвост.

– Ого! – Игорь огляделся. – Саша, это обалдеть. Шкаф древний, но крепкий. Можно?

– Да, – Сашенька улыбнулась, глядя на Лопухина, и тотчас вспомнила слова Остерман о том, что необходим интерес, чтобы жить дальше. Она видела, что Игорь уже нашел свой: парень не обратил никакого внимания на ее одежду и белье, он радостно постукивал по задней стенке шкафа и оглядывал полки.

– Датирую тысяча восемьсот семидесятым годом. Это часть гарнитура, кстати. А есть книжный шкаф? О, стол есть! Саш, это классно! Жаль, нет книжного.

– Извини, – она развела руками. – Чем богата. Есть ванна, она жуткая, но симпатичная.

– Бронза? Чугун? – Лопухин уже направился к ванной, но опомнился. – Сорян, увлекся. Идем? Ты готова?

По широким коридорам до обеденного зала вместе с ними шли невезучие: Саша узнала соседку Мари по комнате, Елену Зотову, Настю Оболенскую, одну из неконтролируемых, и Митю Голицына. Она познакомилась с их компанией в парке и даже прокатилась с ними на велосипедах.

– Привет, Саш, – Голицын обрадовался. – Забыл спросить, а Лосиноостровский разлом под лесом или под крестом*?

– Он овальный. Серьезная тьма у МКАД, под крестом почти ничего нет.

– Твой отец очень крепкий контур. Гигантский коллапс, конечно.

– Это точно... – Саша не успела договорить: из-за угла выскочил Коста и направился к ней.

– Куба, я же жду. Эй, а где цветухан? Платье где? – он взял ее под руку и потянул за собой.

– А как же... – Саша оглядывалась на Лопухина, хмурого и недовольного. – Игорь!

– Да куда он денется, – улыбался Апраксин. – Завтра пойдем на вечеринку. Я не гарантирую, что там будет весело, но постараюсь, чтобы ты не скучала.

Саша потерялась: она остро чувствовала Костину близость, его крепкое плечо и жар, идущий от него. Осмелев, она посмотрела на Апраксина, поймала его взгляд и едва не споткнулась.

Коста провел ее по обеденному залу, не обращая внимания на шепотки и смешок, потом нарочито заботливо усадил за стол, тот самый, где они обедали днем.

– Игоряша, прошу, – Коста ехидно улыбнулся и отодвинул стул для Лопухина.

– Без тебя справлюсь, – Игорь присел и поправил очки.

– Вечер добрый, – подошла Мари и с тяжелым вздохом упала на стул. – Какая скучища. Я ослепну от телефона и видосов. Скорее бы лекции. Где Алекс и Ники?

– Здесь, – Ники присел и улыбнулся Сашеньке, она – в ответ.

Романов – спокойный и сосредоточенный – устроился за столом рядом с Сашей и отвернулся. Девушка попыталась понять причину его замкнутости, но не смогла: настроения Алекса она не угадала и решила оставить все, как есть.

– Что на ужин? – Волконская-Ловыгина взяла матерчатую салфетку и обмахнулась ею, как веером. – За соседним столиком блины едят, и это на ночь. Ники, давай шашлычок? Из курочки. Ну пажалста-а-а-а.

– Саша, что ты хочешь? – Игорь склонился и шептал тихо.

– А можно мне... – она не договорила.

– Ты сама не умеешь? – Романов смотрел в упор, поражая контрастом между спокойным выражением лица и мрачностью взгляда.

Саша нервно сглотнула и опустила голову.

– Алекс, что на тебя нашло? – Ники, похоже, наблюдал за ними. – Не пугай мелкую.

– Я задал простой вопрос, – высочество не отставал.

Саша оглядела ребят, понимая, что от нее ждут ответа.

– Все она умеет, – вступился Игорь. – Я хочу ее угостить.

– Может, княжна Юсупова угостит всех нас? – Романов был непреклонен.

– Я угощу... – Лопухин старался защитить, но его прервали.

– Игоряша, помолчи, – теперь и Коста стал серьезен.

Именно в тот момент дочь Юсуповых поняла – пора сделать выбор. Либо прятаться, стыдясь статуса магической воровки, либо гордо принять последствия. Саша не любила лгать, не умела, да и не хотела.

– Я не смогу угостить, – Сашенька высоко подняла голову и сжала кулачки. – У меня нет навыка трансляции и трансформирования из-за постоянного дефицита энергии. Я физически не могу извлекать ее из природных потоков или коллапсов. Я – накопитель, энергетическая воровка. Живу за счет магов и людей.

После своего заявления, Саша не опустила головы, она старалась не согнуться и, что еще хуже, с трудом удерживала себя от трусливого побега.

– Серьезно? – ошарашенный Ники бестолково хлопал ресницами. – Накопитель? Это редчайший маг. Последнее упоминание о носителе датируют началом прошлого века!

– Тише, – скомандовал высочество. – Маша, очнись, Коста, закрой рот.

– Куба, да ты крута, – выдохнул Апраксин.

– Накопитель? – очухалась и Мари. – Я об этом только в учебнике читала.

Сашенька не ответила ни на один из вопросов, просто пыталась дышать ровно и не рыдать.

– Если иссохнешь, и никого не будет поблизости, то ты умрешь? – Алекс говорил тихо, но в его голосе звучала угроза.

– Да, – Сашенька не могла не ответить великому князю.

– Я буду рядом, – Игорь обнял Сашу за плечи. – Ничего не бойся.

– Блин, Лопух, нашел время, – Коста тихо выругался.

Алекс покосился на руку Игоря, лежавшую на плече Саши, и высказался:

– Почти уверен, что Цепь выберет для нее контура. Транслятор или трансформатор не подходят, они и сами подпитываются чем попало, иногда урывками. Контур постоянно аккумулирует энергию, эта схема надежнее. Думаю, ей достанется сильный маг, слабый не потянет дополнительного расхода энергии.

– Я в деле? – Коста усмехнулся. – Игоряша, прости. И убери руки от моей будущей жены. А что такого? Я мощный контур, а значит, все возможно.

– И не ты один, – Мари насупилась и бросила короткий взгляд на Ники.

Саша молчала и именно потому, что изумилась реакции ребят: не было пренебрежения, презрения, не было ничего из того, что она ожидала.

– Ники, Коста, следим на ней поочередно, – распорядился Алекс. – Маша, твоя помощь не будет лишней, Игорь, ну и ты тоже. Куба, внеси в контакты наши номера, создадим общий чат. Почувствуешь, что иссыхаешь, пиши, звони или кричи.

Глава 7

– Ирина, побойся бога, – возмущался седой невысокий Губерман. – Почему я должен встречать этого турка? Почему не Солоницкий? Почему не Гурова? Почему не Васильева или Низамова, в конце концов? Дорогая, я спать хочу, у меня гипертония и депрессия. Какого черта его понесло ночным рейсом? Сейчас пять утра! Я пропущу завтрак, я просплю обед и умру от голода!

Остерман очень хотелось обругать Семена Львовича, но сдержалась и высказалась вполне спокойно:

– Эмир Османоглу – это вам не хрен с горы. Он влиятелен, он умен, он богат и будет вашим негласным руководителем половину года. Улыбнитесь ему, протяните морщинистую руку. Турки уважают старость. Кстати, его слово будет решающим при распределении премиальных.

– Ира, с этого и следовало начинать, – Губерман оправил лацкан пиджака и пригладил ухоженную бородку. – Ради премиальных я могу не поспать ночку-другую. И где этот уважаемый бей?

Ирина не ответила и всё потому, что нервничала. Она не спала всю ночь, представляя себе эпохальную встречу с бывшим возлюбленным: ее сердце трепетало, ее руки тряслись, а злость усиливалась. Обычная дамская реакция на глубокую застарелую обиду грозила Остерман полным отключением рассудка и выплеском эмоций.

Ирина еще раз оглядела свой кабинет: строгая обстановка, ультрамодный дизайн и лампы с мягким светом. Эта дорогая декорация прекрасно подчеркивала ее статус и показывала, чего может достичь женщина, если захочет. Остерман долго готовилась к встрече с Эмиром, представляла ее не единожды, и всякий раз в мечтах Османоглу выглядел раздавленным, уничтоженным потерей. Разумеется, потерей была сама мадам директор. Ирине очень хотелось, чтобы Эмир увидел ее во всем блеске и великолепии достижений, а вслед за тем, понял какую страшную ошибку совершил, бросив ее ради династического брака с дочерью знаменитой магической семьи Бояджи.

– Детка, что с тобой? – Губерман подался к Ирине.

– Все в порядке, Семен Львович, – солгала мадам директор.

– Ты-таки недооцениваешь старого профессора. Думаешь, я не знаю о твоей интрижке с турком? И это был не просто легкий романчик. Ирочка, неужели любовь всей жизни?

– Профессор, хочу напомнить, что мое слово в распределении премиальных вовсе не последнее. Перестаньте собирать сплетни, – огрызнулась Остерман, впадая в состояние, близкое к истерике.

– Да ни боже мой, – Губерман поднял руки, сдаваясь. – Ну кто я такой, чтобы говорить о любви с очаровательной молодой женщиной? Ира, детка, послушай старого профессора, ты выглядишь прекрасно. На месте турка я бы издох у твоих стройных ног и был счастлив такой кончиной.

Сердце Остерман пропустило удар:

– Губерман, опять вы врете, – Ирина недоверчиво посмотрела на профессора.

– Я вру?! Ирочка, ты великолепна!

– Надеюсь, что вы говорите так не из-за премиальных.

– Ну разве что самую малость, – Губерман хохотнул, а миг спустя стал серьезен: – Мне глубоко плевать на Эмира, но я волнуюсь за тебя. Ты красива, ты умна, ты превосходный маг и управленец, а сейчас трясешься как курсистка перед брачной ночью. Неужели этот дурак стоит твоих нервов?

– Почему дурак?

– Потому что потерял тебя. Даже я, циничный человек, знаю цену вот такой любви. Ирина, он дурак, он упустил свой шанс на счастье, а вместе с ним женщину, которая была готова ради него не все. И не нужно говорить, что я не прав. Из-за него ты стала тем, кем стала. Ты всю жизнь старалась доказать, что достойна Османоглу, ты горы свернула. А он наплодил детей и все. Все, Ира! Его карьера, как мага, в прошлом, она осталась в том времени, когда ты была его вдохновением.

– Боже, Семен Львович, сколько патетики, – Остерман скривилась.

– Это не патетика, это паника. Если этот хрен с горы соблазнит тебя снова, ты разрушишь свою жизнь. Подумай, зачем он едет сюда, включи уже голову, усмири гормоны, – Семен Львович щелкнул пальцами, и по кабинету поплыл упоительный аромат свежезаваренного кофе.

– Он приехал ради меня? Не смешите, – Остерман рассмеялась, но несколько истерично.

– Присядь, выпей кофе, – Губерман присел сам и откинулся на спинку кресла. – Следовало пригласить на встречу Солоницкого, для него не существует авторитетов. Артемий помог бы тебе больше и лучше, чем я. Он бы просто послал этого хрена обратно на гору. А ты боишься Османоглу, ты беззащитна перед ним, и это скверно. Турок вытянет из тебя информацию по всем новым разработкам.

– Я не такая беззащитная, как вам кажется, – Остерман вяло пыталась возражать.

– Ой, да не смеши мои тапки, – профессор махнул рукой и принялся пить кофе.

Ирина прекрасно знала, что лжет Семену Львовичу, но что еще хуже – обманывается сама. Она понимала всю степень эмоциональной зависимости от Эмира и очень хотела избавиться от нее.

Через долгую секунду мадам Остерман озарило!

– Я думаю, что справлюсь. Османоглу не получит ничего, – Ирина пошла к двери. – Никуда не уходите, я скоро вернусь.

Остерман, не жалея туфелек на высокой шпильке, пробежала по тихим коридорам кампуса, и, свернув в дальнее крыло, едва не споткнулась у двери. На миг замерла, сжала кулачки, выдохнула и только потом постучала:

– Александра, я могу войти? Это директор Остерман, мне очень нужна ваша помощь.

Через несколько секунд дверь отворилась и на пороге показалась заспанная девушка в черной пижамке, украшенной изображением веточек бамбука.

– Ирина Германовна, доброе утро, – Саша забавно терла глаза кулачками. – Нужно что-то сделать?

– Сашенька, у меня нет времени на объяснения, поэтому кратко: собирайтесь, вы пойдете со мной, – не дожидаясь ответа, Остерман вошла в комнату Юсуповой и прикрыла за собой дверь. После этого, взмахнула рукой, и через миг перед ней стояла умытая, причесанная и одетая в форму института девушка.

– Спасибо, – Юсупова, судя по всему, не удивилась. – Вам нужен мой дар?

– Именно. И я бы очень хотела, чтобы все осталось между нами. И вот еще, Саша, прошу направить свой дар на меня и забирать все мои эмоции. И плохие, и хорошие. Это очень важно, понимаете? Для НИИ важно, для империи.

Глава 8

– Да где это? – Алекс шарил рукой по верхней полке, другой – удерживал телефон у уха. – Мам, ты не пошутила случайно? Точно в подвале?

– Я с утра не шучу, я сразу убиваю. Зачем разбудил в такую рань? За что ты так со мной? – Голос императрицы Екатерины слышался радостным, вопреки угрозам. – Сказала же, в подвале архива. В мое время инструкции хранили на верхних полках. Ищи.

– Мам, я весь в пыли и тоже готов убивать. Тут миллион шкафов, – ворчал сын. – О, вот, кажется, оно!

Старые листки, сшитые вручную, слегка покрылись паутиной, но не лишились своей важности. Точнее, они хранили в себе то, что было крайне необходимо великому князю, а именно – подробную инструкцию о создании ментального щита.

– Так, теперь открой главу "Царский щит". Нашел? – Судя по звуку из телефона, императрица что-то жевала.

– Перестань есть, мам. Мне нужна помощь. Ну нашел я этот параграф, и что дальше? – Алекс жадно читал полустертые буквы рукописи.

– О, императорское величество проснулись, ставлю на громкую.

Еще несколько секунд из динамика раздавалось ворчание, шорох, а потом прозвучал голос отца, императора Николая:

– Зачем тебе щит? Им никто не пользуется. Или на факультете эмпат?

– Да.

– Просто эмпат или эмпат с дополнительным даром? – императрица, судя по звукам, продолжала жевать. – Коля, это мое! Отдай!

– Катюша, это у тебя отварное яйцо? – теперь жевал и император. – Мы слушаем тебя, августейшее чадо. Что нужно?

– Эмпат с дополнительным даром. Она считывает эмоции, и мне нужен щит, – Алекс редко лгал родителям, ну разве что в тех случаях, когда это касалось не его самого.

– Она? И кто? Симпатичная? – императрица чихнула. – Коленька, наколдуй себе завтрак сам. Это мое!

– Твое вкуснее. – Послышался звук поцелуя. – И кто она, Саш?

– Княжна Юсупова.

– Красивая, да? – Простой вопрос заставил Алекса задуматься.

Он с трудом представлял, как объяснить матери о Саше и о том, что она не просто красива, а нечто больше.

– Чего молчишь? Настолько хороша? – смеялся отец. – И зачем тогда прятаться от нее?

И снова Алекс промолчал, не зная, как объяснить, что она, предположительно, встречается с Лопухиным и, возможно, увлечена Апраксиным.

– Ребёнок, все так серьезно? Тебе плохо? – и опять вопрос матери застал великого князя врасплох: он сам не понимал – хорошо ему или не очень.

– Мне нужен щит. Юсупова красива. Мне нормально, – Алекс сказал то, что первым пришло на ум.

– Лжёт, – последовал вердикт отца. – Там в начале параграфа есть схема потока. Перенаправь свой так же. Выжди минуту и отпусти энергию. Саша, потом нужно плотно поесть, постройка щита отнимает очень много сил. Сотворить его могут единицы. И скажи спасибо, что тебя родил император, а не чиновник из Попечительского совета.

– Спасибо.

– Сыночек, ты точно в порядке? Голос странный. Мне приехать? Я сегодня же вылетаю в Москву!

– Мам, не нужно. Я попросил щит, а не цунами. Спасибо, – Алекс уже собрался отключиться, но добавил: – Я вас люблю.

– Моя ты зайка, – засюсюкала мама. – И мы тебя любим.

– Ты справишься. И поесть не забудь, – наставлял отец. – Катя, ты пожалела тост для императора? Катя!

Алекс улыбнулся и сбросил вызов, а мгновением позже, занялся перестройкой энергетических потоков. Через минуту усердной концентрации он освободил магию: в подвале раздался звон, по стенам заплясали огненные символы, и щит образовался. Романов походил туда-сюда, понимая, что никаких ощущений не испытывает. Наверно потому и улыбнулся.

– Здравствуйте, ваше высочество. – Раздался глубокий мужской голос с акцентом. – Вижу, не я один нуждаюсь в щите. Уже знакомы с княжной Юсуповой?

Великий князь внимательно осмотрел вошедшего: высок, красив, широкоплеч и с умным взглядом.

– Доброе утро, – Алекс ждал, когда нежданный гость представится.

– Эмир Османоглу, один их контуров Босфорского коллапса, Стамбул, Турция. Глава комитета по проведению ритуала, – турок поклонился.

– Рад знакомству, – Алекс кивнул, а затем понял: тайна Юсуповой перестает ею быть. – Формирование щита требует много сил.

– Я знаю, ваше высочество.

– Рукопись на столе. Верните ее на верхнюю полку, – Романов указал на шкаф. – До встречи.

– Хорошего дня, – Эмир снова поклонился и взялся за старый фолиант.

– Не думаю, что нужно рассказывать всем о даре Юсуповой, – Алекс надеялся, что глава комитета человек понятливый.

– Уверен, что никто не должен знать. А те, кто уже знают, будут хранить молчание.

– Рад, что мы согласны в этом вопросе. – С этими словами Алекс вышел из подвала, стряхнул с футболки пыль и паутину, а потом неспешно вышел из корпуса в парк.

Великий князь не любил леса: насекомые, жужжание и тяжелый запах земли раздражали его. Но этим теплым августовским утром он не заметил ничего, кроме сияния воды Верхнего пруда, белизны "Миловиды" и не ощутил обычного недовольства. Напротив, наполнился легкостью и простой радостью бытия, которая возникает ниоткуда и только оттого, что ты молод, здоров и силен.

Безветрие и свежесть парка понравились Алексу, вероятно, потому он и пошел к утренней дорожке, чтобы привести мысли в порядок, а чувства – в покой. Не доходя до пруда, он вспомнил совет отца о еде и пожалел, что не послушался: силы восстанавливались медленно.

Через мгновение Романов понял, что не он один решил прогуляться ранним утром: Юсупова шла по зеленой лужайке. Алекс тяжело вздохнул, отпустив чувства на волю, а мысли – в свободное плавание.

Девушка в широких бермудах и огромной футболке несла за спиной большой рюкзак. Алекс с трудом сдерживался, чтобы не подойти и не помочь ей: Саша казалось слишком маленькой для такой тяжелой ноши. Через пару секунд Романов постыдно проиграл поединок с воспитанием и направился к Юсуповой:

– Нужна помощь? – спросил и протянул руку к ее рюкзаку.

– Ой, – пропищала тихо Саша. – Ваше...твое высочество, доброе утро.

Глава 9

– Сашенька, откройте. – В дверь скреблись и, судя по звукам, ногтями с маникюром большой прочности. – Вас у ротонды ждет мама.

Саша отложила книгу и бросилась открыть. На пороге она увидела библиотекаря НИИ, очаровательную Юлию Гончарову.

– Здравствуйте. В каком смысле? Ирина Германовна просила не встречаться с родственниками без особой необходимости, – Саша растерялась.

– Пустое, – отмахнулась приятная дама. – Вам позволено чуть больше, чем другим студентам. Идите, не заставляйте маму ждать.

С этими словами посланница ушла, оставив Сашу в задумчивости. Впрочем, девушка не мешкала: обулась и побежала вон из корпуса.

По дорожке, ведущей к "Миловиде" она спустилась очень быстро, и в проеме беседки увидела знакомый силуэт:

– Мамуля! – Саша обняла мать.

– Опять? – Анна Андреевна освободилась из объятий дочери, отступила на шаг и внимательно оглядела ее с ног до головы. – Саша, я же просила тебя одеваться прилично. Что это за штаны? В них можно спрятать танк.

– Мама, как ты здесь? Зачем? – Сашенька оправила футболку.

– Зачем? Затем, что я не хочу знать о позоре собственной дочери, – Анна Андреевна, определенно, сердилась. – Я привезла тебе платье и обувь. И нам нужно поговорить, Саша. Давай отойдем.

Они прошли мимо постриженных кустов и остановились неподалеку от пруда. Саша молчала, чувствуя, что мать раздосадована, и готовилась к худшему.

– Сегодня у вас вечеринка. Я точно знаю, что ты не подумала об одежде. Надеюсь, что ты хотя бы причешешься. Забери пакет, там все, что нужно. И имей ввиду, я узнаю, что именно ты надела на себя вечером. И не надо спрашивать как я узнаю.

– Мама...

– Помолчи, у нас мало времени. Я слышала, что ты подружилась с великим князем и его друзьями. Я не одобряю этого.

– Но ...

– Без но. Ты у меня хорошенькая, миленькая, никто не спорит. Но ты должна понимать свои возможности, Саша. Я говорила тебе, что Цепь замечает эмоции, так для чего ты общаешься с теми, кто не посмотрит на тебя как на девушку? Давно пора учиться жизни и выбирать по себе. Ну разве ты подходишь его высочеству или графу Шувалову? Саша, очнись, наконец, и найди себе достойного юношу. Я знаю, что тут Митя Голицын и Игорь Лопухин. Это очень хорошие семьи, вот к ним и нужно быть ближе. Ты поняла меня?

Сашенька догадывалась, что разговор будет непростым, но не думала, что настолько обидным. Девушка никогда не обольщалась на свой счет, всегда знала свое место, но отчего-то сегодня слова матери показались ей оскорбительными.

– Почему ты молчишь? – мать злилась.

– Я слышу, мама. Я все поняла, – Саша коснулась даром матери и забрала себе ее гнев и раздражительность. Раньше она не позволяла себе настолько смелого поступка, но сейчас не могла и не хотела ощущать вину за то, что расстроила мать.

– Надеюсь, что ты запомнишь мои слова. Папа передает привет, Володя с Лизой – тоже. Звони чаще, пожалуйста, и по видеосвязи. Я должна знать, что ты делаешь и с кем общаешься. Мне пора, береги себя, – мать коротко обняла дочь и ушла, не оборачиваясь.

Саша осталась стоять на тропинке, бездумно глядя на пакет с одеждой. Она очень хотела заплакать, но хруст ветки напугал ее и отвлек.

– Куба, это твоя мама? – из-за куста вышла княжна Мари. – Знаешь, до сегодняшнего дня я думала, что мне не хватает материнского внимания, но теперь понимаю – да ну нахрен.

Саша слегка опешила от прямоты княжны, но и обрадовалась: она уже не так сильно огорчалась словами мамы.

– Мари, я...

– Что ты? Попой нюхаешь цветы? Идем, посмотрим на монашеское платье от княгини Юсуповой.

– Почему сразу монашеское? – Саша позволила Волконской-Ловыгиной взять себя за руку, и теперь тащилась за ней, как щенок на поводке.

– А ты думаешь, там платье-бандо с вырезом до пупка?

Сашенька опомнилась и и остановилась, вслед за ней – княжна.

– Мари, ты подслушивала?

– Конечно, – красавица иронично покивала. – Люблю в жару присесть в кустах и послушать чужие разговоры. Куба, не тупи. Я тут случайно. Ну услышала и что? Расслушать уже не могу.

– Мама беспокоится обо мне, – почему-то Саша хотела оправдаться.

– Правда что ли? – красавица нахмурилась. – А я, тупая, и не поняла сразу. Куба, твои отношения с матерью – не моя проблема. Я просто делаю выводы, чтобы самой не быть дурой. Моя маман не образец, конечно, но от нее всегда слышу только то, что я звезда и достойна большего. И честно скажу, другого слышать не хочу и не буду. А ты поступай как знаешь.

– Мари, не надо так говорить о моей маме.

– Я не о ней говорю, а о тебе, – красавица рассердилась. – Просто имей ввиду, что при таком подходе твоя мама нашла бы тебе парня по своему вкусу и заставила выйти за него. А потом ты всю жизнь жила бы по ее указке. Тебе повезло, что попала на ритуал. Есть шанс, что Цепь будет к тебе добрее, чем твоя мать.

– Мари! Перестань! Все не так!

– А как? – княжна склонила голову к плечу и смотрела вопросительно.

– Не так... – Саша собралась объясняться, но вспомнила Женю и чек, выписанный мамой.

– Куба, даже если бы я не слышала этого разговора, то по тебе все и так видно. Забитая девочка. Ты все время извиняешься, прячешься, опускаешь глаза. Тебя жизнь обидела или ты сама обиделась?

Сложно сказать, что стало причиной – гордость или понимание, что княжна отчасти права – но Саша подняла голову и посмотрела прямо в зеленые глаза красавицы:

– Я не просила лекций по психологии. Ты меня не знаешь и не тебе судить обо мне и моей семье, – Саша выдернула руку из цепких пальцев Мари. – Мне пора. Пока.

– Твою ж... – Мари, по всему было видно, удивилась. – Вот это взгляд, вот это я понимаю. А чего строишь из себя жертву?

Саша гордо перекинула волосы за спину и сделала шаг от княжны, но остановилась: эмоции Мари изумили. Красавица расстроилась едва ли не до слез.

– Маша, ты чего? – Сашенька не смогла уйти и двинулась к Волконской-Ловыгиной.