В Итирсисе: 10 января, вторник
Улице Резного Листа выпал счастливый жребий.
Жители квартала еще не ведали сошедшего на них благословения, когда январским вечером незнакомая повозка остановилась у самого скромного из каменных домов.
— Себастьян, скажи, что я не сплю! — воскликнула румяная девица, спрыгивая на снежную мостовую и глядя на дом влюбленными глазами.
— Ты в грезах не более, чем обычно, — успокоил юноша и привычно подобрал со скамьи мигом забытые муфту, платок и мерзлый пряник с брусникой.
Однако, и сам он осматривал дом с предвкушением новой жизни. Трудно не испытывать волнения, когда из поместья «Ближние Улитки» (старая усадьба и одноименное село в три десятка дворов) перебираешься в столицу с гордым именем Итирсис. Дом приметили месяц назад, улаживали формальности аренды, жили на загодя собранных сундуках. Лишь два дня назад, как следует облитые родительскими слезами и напутствиями, Виола и Себастьян погрузились в повозку. В сотый раз пообещав беречь снову не только платья, но и все надлежащее, а также многократно отказавшись брать единственную кухарку, птенцы заскрипели прочь от ветхого гнезда. Авантюристов сопровождал только доверенный возница, сельский дядька, который должен был доставить молодежь и вернуться с рапортом об их благополучном устроении.
Наконец, Виола отомкнула замок давно гретым в руках ключом и устремилась в новое владение. Едва найдя и затепля масляную лампу со стеклянным колпаком, промчалась с нею по сеням и обеим комнатам на первом этаже, сунула нос в крошечную кухню и умывальню, взлетела на второй этаж, состоящий из лестничной галереи и маленькой спальни. За минувший месяц она мысленно обставила здесь каждый угол и множество раз произвела перестановку. Иногда спрашивала мнения брата, но больше для порядка и еще потому, что держать это в себе не было моготы. Разумеется, его ответ о будущем убранстве никак на оное не влиял.
Теперь потянуло соделать все разом: постелить половички, вытащить мамины полосатые покрывала, повесить белые льняные полотенца у медного таза — словом, обозначить территорию веками сложившейся женской манерой.
Впрочем, Виола немало работала над лучшей версией себя по выписанным в село сочинениям преуспевающих купчих, поэтому сила ее воли была довольно развита. Девица усмирила нашедшее ликование и принялась первым делом топить в главной комнате печь — спасибо хозяйке, дом сиял до последней балки, был заблаговременно прогрет, светильники по стенам заправлены, а дрова на день приезда рачительно подготовлены.
Затащили последние сундуки, и возница отправился искать стойло на ночь для коня с повозкой вместе — ни конюшни, ни двора при доме не числилось.
Без посторонних глаз Виола немедленно легла щекой на стол и раскинула руки от края до края.
— Мое, — возвестила она блаженно.
— Месяца на три, если дела не пойдут, — любезно напомнил брат, выгребая из холодного короба картошку в мундире и солонку.
Виола, не вставая, показала ему язык.
— Смотря чего ты стоишь как маг.
— Смотря чего ты стоишь как распорядитель, — вернул Себастьян и продолжил обживаться с провизии.
Всякий счастливый обладатель брата или сестры без труда разовьет сию ленивую дискуссию на три-четыре реплики вперед.
Виола сочла было себя триумфатором прений, когда под ее «Зато я умею добиваться от людей своего!» старший брат кротко удалился в умывальню через тесную кухню. Мгновение спустя он высунул из-за двери чернявую голову с ультиматумом:
— Ты накрываешь ужин, иначе будешь мыться ледяной водой.
Подобающим ответом на такое душевное потрясение могли стать только бровки домиком.
— Зачаруй бочку, пожалуйста! — (Выжидающие бровки уже со стороны двери) — О, досточтимый Себастьян! — (Милостивый кивок, и голова упряталась обратно).
«Великий чародей и славный наследник Ближних Улиток», — продолжила Виола себе под нос, принявшись, впрочем, распаковывать домашнюю посуду.
На стол перебрался фамильный сервиз, нож, большая разделочная доска и несколько плошек. Сдобрив ленточками бекона картофелины в тарелках, труженица наполнила кружки водой из простылого самовара и сервировала все это последорожное изобилие на разделочной доске.
— Готово, греется! — провозгласила она и коснулась выжженного на краю доски кружочка.
Над чашками образовался пар, бекон зашипел приятно. Как ни дразни, а славный наследник Ближних Улиток мастерски чаровал дерево, изрядно облегчая быт семейства и верной кухарки. Этот его талант и лег в основу амбициозного плана взятия столицы, составленного сестрой в минуты досуга — как известно, праздность является опасной питательной средой для женской фантазии. Если бы матушка это предвидела, удвоила бы задания по арифметике и шарльскому языку. Однако и Себастьян, не слишком легкий на подъем, признал за городом больше перспектив для скромного развития мага-самоучки.
Магия сродни музыке. Одни могли ее слышать, другие страдали глухотой, кому-то выпал идеальный слух от рождения. Играть простые «мелодии»случалось и простолюдинам, но для виртуоза широкого профиля требовались годы, наставники и капитал. Собрать сей флеш, разумеется, под силу только аристократии. Формально Себастьян к ней принадлежал, но финансовые возможности семьи были скудными, рассчитывать на обучение у мастера не приходилось. Тем не менее, круг возможностей в столице значительно богаче, держи только ухо востро.
Когда Виола повторно коснулась круга, снимая греющие чары, комната уже наполнилась не только запахом еды, но и всевозможными хозяйственными пустячками, разнящими добрый дом от гостиницы. Лавки козыряли вышитыми накидками, кружевные салфетки важно свисли с подоконника, а половички, наконец, легли на стражу чистоты.
Себастьян же сидел на полу умывальни и общался с бочкою. Сказанное шепотом навеки осталось между ними двоими, но, видимо, он был галантным и чутким кавалером, потому что с тех пор внутри бочки потеплело.
В Итирсисе: 17 января, вторник
— К магичке? Второй этаж и первая дверь налево, — махнула полноватая женщина с бадьей и куском ткани, который можно было принять как за рушник, так и за тряпку. Вероятно, гостя встретила наместница хозяйки дома на Кленовой улице — следила за чистотою лестниц и нравственным обликом арендаторов, взамен получая клетушку у самого входа.
Гость, бородатый господин в дорогом меховом плаще с необъятными рукавами, походкой немолодого уже человека поднялся по ступенькам и обрел указанную комнату.
«Любовных зелий не продаю», — безжалостно предупредила его надпись мелом на хлипкой двери.
«Потому что не умею», — господин едва удержался от нанесения справедливой добавки, но отложил эту выходку на случай провала дипломатической миссии.
Для начала он постучал во всех отношениях деликатно.
«Входите», — голос по ту сторону был полон величия и достоинства. Его обладательница попыталась придать себе десяток лет, в чем преуспела мало — ее сопрано выдавало законные шестнадцать с хвостиком.
Мужчина подтолкнул дверь и окинул взглядом убранство, намеренно избегая смотреть на девицу сразу. К прискорбию, затянуть эту паузу было сложно — комната вместила только кровать, стол под окном и сундук за дверью. Скудные горизонтальные поверхности в три слоя укрылись платьями, накидками и прочими перчатками, делая жилище более похожим на гардеробною, чем на дивное чародейское логово.
Стол, однако, украсился только раскрытою книгой, павлиньим пером в чернильнице и семью толстобокими свечками — композиция, надо полагать, выверялась до сантиметра в попытке блюсти магическую репутацию.
Худая темноволосая девица в строгом синем платье размещалась у стола к тому спиною. Одновременно это значило и «возле окна» и «посреди комнаты» и даже «перед дверью», но она всем своим видом показывала, что высится именно «у стола». Разглядев посетителя, насельница хоромин дернула ноздрями, вскинула подбородок выше и осведомилась:
— Что вам угодно?

Господин аккуратно вшагнул. Он даже подтянул дверь за собою так старательно, будто это могло и впрямь помешать всему дому насладиться их беседой. Комната вмиг заполнилась духом сырой шерсти от растаявших на зимнем плаще снежинок.
— А что вы имеете предложить? — спросил гость вместо ответа и, наконец, остановил свой цепкий взгляд на лице молодой магички.
Та вернула созерцание столь же бесстрашное.
— Вам подойдут зелье для ясности слуха или горькие капли от сварливости, — диагностировала она.
— О, горького от сварливости мне накапают полную кружку в ближайшем кабаке, не беспокойтесь.
Девица не делала никаких попыток освободить от вещей сидячее место или иным образом явить свое радушие. Напротив, темные свои брови почти встретила над переносицей.
— Боюсь, такая диета снизит эффективность чар для слуха — речи дорогих вам людей так и не достигнут вашего сознания, — вздохнула она трагически. — Ничем более не могу помочь. Выход, полагаю, вы найдете без посторонней помощи?
— Лея, — внезапно сказал посетитель иным голосом и совершил опасный в эдаком пространстве шаг вперед, — здесь и платья твои не втиснутся, что уж говорить достойном тебя комфорте. Возвращайся домой.
Магичка только фыркнула:
— Как раз готовлю вещи на продажу. Не волнуйтесь, отец, я смогу еще долго снимать этот милый уголок, а общую умывальню потерплю за глоток свободы.
— Надеешься заработать магическими услугами? — перевел господин. — Ты переоценила свои таланты. Я не научил тебя и сотой доле того, что знаю.
— Простые зелья — самые ходовые, — отозвалась упрямая девица.
Нежеланный гость вновь обозрел покои, уже с откровенной усмешкой в бороду.
— Кто к тебе пойдет в эту дыру? — бросил он. — Малолетняя магичка без образования. Ничем не отличаешься от дюжины безродных мошенниц!

— Со временем люди меня заметят, — заявила Лея. — Пусть и не высшего круга. Зато здесь я сама выбираю и кашу на завтрак, и супруга на всю жизнь.
— Уже выбрала? — вдруг подтянулся маг, уловив только самое страшное для отеческого слуха слово. — Кто такой? Ты ушла из-за него? Он здесь?
Не дожидаясь ответа, он махнул рукой, заставляя кровать подлететь на воздух — безо всякого уважения к почтенным ее летам. Под ложем обнаружилась гора нарядных туфель — маг щедро оплачивал капризы единственной дочери, чью судьбу расписал со всей заботой состоятельного вдовца.
Разумеется, ничего предосудительного он там найти не мог.
Предосудительное хранилось под столом, который своим платьем загораживала Лея.
Она быстро задвинула пяткой подальше к стене большую корзину леденцов и заморского шоколада — это была ее первая покупка, ставшая символом избавления от оков, началом новой жизни и легкого диатеза на спине.
— Где бы мне успеть! Но ваш вариант не подходит категорически, — попыталась объясниться юная магичка, но отец уже вернул кровать на пол и ревизировал сундук, сбросив с него безвинные юбки. К его возрастающей злости, внутри тоже никого не обнаружилось.
«Наверняка подлец прячется рядом!» — отстучал адреналин в его ушах.
Маг покинул комнату и в ярости зашагал по коридору от двери к двери. Жалобно хрустя, они распахивались без его прикосновений — даже те, что были заперты.
Часть комнат пустовала, в другой части не выискалось никого, кого удалось хотя бы с натяжкой заподозрить в покушении на честь его малютки. На мага взирали перепуганные старушки — мудрая владелица дома сдавала комнаты только женщинам во избежание неловких ситуаций, а семьи здесь едва бы разместились.
В Итирсисе: 13 февраля, понедельник
Комната со всей утварью до самых занавесок намертво пропиталась резким запахом всевозможных трав. Даже белый кот давно уже отдавал полынью, но Кинри долгие годы этого не замечал. Он родился в аптекарском доме, рос и мужал здесь все свои неполные двадцать лет. Страсть к сушеным корешкам передалась ему от отца, а тому — еще от его отца. Преемственность эта терялась в веках.
Возможно, кот знал еще основателя славной династии травников, потому что никто не помнил времени, когда белого кота не было бы в доме.
Такова семейная легенда. Может быть, коты на самом деле разные и у них тоже сложилось родовое предназначение — жить при аптеке. И всегда кота (котов?) звали Тысячелистник Обыкновенный.
— Что скажешь, хватит шалфея или не жалеть? — советовался по привычке Кинри, отмеряя сухие листья кипящему горшочку. Конструкция грелась в небольшой настольной треноге над масляной лампой.
Кот, по старинной традиции сидящий рядом прямо на столе, оторвал взгляд от варева и внимательно посмотрел в глаза вопрошавшему.
— Нет в тебе, брат, моего духа авантюризма, — смутился аптекарь, отводя взор. — Ладно, уговорил. Коли сказано три ложки — положу ровнехонько три, а никак не три с четвертью.
Порой юноша позволял себе мысленно звать кота коротким «Тыся». но его авантюризма также недоставало на повторение вслух этой дерзости. Тысячелистник снова уставился на воду, усы едва различимо шевельнулись от кошачьего тяжкого вздоха.
— Все-то за мной следить надо, — вполне серьезно согласился юноша, поправляя круглые очки. — Рано не стало родителей, кто еще наделит меня всеми секретами. Без тебя пропаду, даром что полки от книг ученых гнутся.
На миг он понизил голос и певучим полушепотом произнес заговор, усиливающий действие компонентов отвара.
Подобно некоторым простым горожанам, молодой аптекарь обладал магическим слухом в той крошечной мере, что позволяла улучшить свойства хорошо изученного ими предмета. Отвар бурлил, запах пяти трав поднимался к потолочным балкам и беспощадно впечатывал свои ноты в и без того насыщенную симфонию. Выветрить ароматы давно не могли никакие сквозняки.
«Побочный эффект усиления, — пояснял когда-то отец. — Счастье, что твою матушку я встретил в другом краю и привез сюда уже женой. В ином порядке она бы дальше порога не ступила.»Матушка всегда смеялась, что дом оказался единственным недостатком отца, так что пришлось ей с этим мириться. Однако, с тех пор она полюбила долгие прогулки по городу, что в девичестве ей свойственно не было.
Кинри разлил готовый отвар по стеклянным пузырькам и два из них отправил на укрытую от солнечных лучей полку шкафа. Перед тем, как отнести третий пузырек заказчице, юноша переоделся в лучшую беленую рубаху и меховой плащ, что предусмотрительно висели на веревках во внутреннем дворе. Одежду «на выход» всегда и держали на выходе — там у коварного запаха пока еще не было власти.
На эти хлопоты Тысячелистник Обыкновенный взирал с немым осуждением. Решительно, негоже человеку почти ученому с каждой склянкой носиться по городу.
Обычно Кинри и не носился, но этот случай был особый — микстуру просила мать Селены, тетушка Агата. Ради ясноокой Селены, к тому же изрядно простуженной, Кинри был готов бежать при необходимости гораздо дальше и быстрее.

Словно рыцарь из древней сказки, он избавит ее если не от дракона, то уж по крайней мере от кашля. Еще неизвестно, какая из этих напастей бывает досаднее долгими зимними ночами.
В пути через рынок и пару улиц юноша успел придумать четыре версии того, как сраженная болезнью Селена после капли его отвара откроет прекрасные очи, поначалу с трудом узнает своего спасителя, но облик аптекаря, явившегося лучом надежды в черный для нее день, навсегда останется в ее памяти и сердце.
Тогда у него появится хрупкий шанс на ответное чувство. Там более, в его дом Селена еще не заглядывала.
Поэтому он был, почитай, разочарован, когда обнаружил девицу сидящей на лавке за пряжей. Свидетельством тяжкого ее недуга был только большой пушистый платок, укрывающий шею и плечи, да теплые носочки под домашней юбкой.
Впрочем, речь давалась ей все-таки с трудностью. Она светло улыбнулась, когда тетушка Агата впустила гостя, но поздоровалась тихо и хрипловато.
— Добрый день, — красноречиво изрек в ответ юноша. Все его героические слова были рассчитаны на тот момент, когда девица очнется от беспамятства, и оказались совершенно непригодны для обычной беседы. — Красивая у вас шаль.
Селена снова улыбнулась, опустив глаза, поправила темную косу на плече и, стыдливо промолчав, вернулась к своей работе.
«Ведь приданое ладит», — ревниво подумал вдруг юноша, поглядев на бойкое веретено под ее тонкими пальцами. От мыслей, что девица по-своему тоже готовится к свадьбе, он даже покраснел. Ей уже семнадцать, каждый день его нерешительности может стать роковым. Хорошо еще, что красавец-сын кузнеца пока что сохнет по новой магичке. Только сыщутся и другие статные женихи! Не то, что он, растрепанный очкарик. Впрочем, грамотный и не бедный, но дом его махом стирает все прочие достижения. Кто бы мог подумать, что препятствием в женитьбе может стать наличие собственного очага, а не его отсутствие.
— Как славно, что микстура готова! — напомнила как бы невзначай тетушка Агата застывшему перед дочерью молодому аптекарю.
— Самая свежая! — очнувшись, тот вытащил теплый пузырек из-за пазухи. — По ложке трижды в день, на седмицу хватит.
— Вот спасибо, что сами принесли! — радовалась тетушка, отсчитывая скромную оговоренную плату, — в дом ваш я полчаса на порог ступить решалась! Такой там дух! Иного кабана с ног свалит!
Селена слушала мать удивленно и заинтересованно. Такое похвальное дочернее внимание было ударом по его надеждам, Кинри держался из последних сил.
В Итирсисе: 6 марта, понедельник
— Давайте уточним, что вы относите к этому списку?
— Разве я не сообщил? — волновался заказчик. — Ах вот, в опроснике занесено, — он обрадованно потыкал пальцем в бумагу на столе перед Виолой, — «Поглощает травяные запахи». Травяные. Как будто все указано.
Виоле очень досаждало, что Кинри Благомирович так беспокоится. Положим, юный аптекарь обзаводится артефактом впервые, но вполне достаточно ей волноваться и одной. Двух тревожных сторон прожект может и не вытянуть.
— Разумеется, — кивнула распорядительница со всей доступной сдержанностью, — но, к нашему прискорбию, магия с таким понятием не знакома.
Прискорбие оказалось несколько деланным. Будь любые чары незатейливы — семейное предприятие Виолы и Себастьяна не имело бы и шанса на успех.
Кинри в свою очередь прискорбие ощутил довольно явственно.
— Вы не возьметесь? — разочаровался он. — В моей аптечной лавке ничем невозможно вывести душный аромат отваров. Лея Сальвадоровна бралась помочь. Ей под силу приглушить букет, но однократно. Еще весна не минует, как благоухание снова войдет в силу от частого кипячения зелий.
Виоле нетрудно было вообразить масштаб сего затруднения — благоухание снадобий Кинри щедро распространял теперь по их уютной натопленной «зале». Впрочем, в малых дозах этот запах лишь обогащал нотки шиповника в глубоких блюдцах с чаем.
— Вчера при знакомстве вы так обстоятельно заполнили наш малый опросный формуляр, — начала она, — что мастер Себастьян легко вошел в курс дела и убедил меня в своей компетенции избыть вашу давнюю печаль.
В сущности, Себастьян тогда воспрял с лавки, воздел руки горе и провозгласил: «Наконец-то, не код подогрева!». Затем добавил торопливо: «Дражайшая распорядительница, молю вас, не провороньте этот заказ из-за вашей врожденной алчности.»
Однако, обсуждая зодчество магокода, он признал неохотно, что задача не из тривиальных, а трудиться за еду с подобным энтузиазмом, — экономически близоруко.
«Поэтому распорядитель у нас — я!» — погрозила ему пальцем сестрица.
Мастер полемизировать не стал, ибо ему куда больше нравилось постигать глубины чародейства, нежели — упаси Бог! — готовить к подписи магзадания.
Вместе с тем, Виола подозревала, что нынче мастер отнюдь не занят рутинным небольшим заказом на греющую подставку, а бессовестно подслушивает из комнаты.
— Нужный артефакт обязательно будет вашим, — подытожила она вслух.
Кинри улыбнулся и поправил свои маленькие очки.
— О каком же списке вы спрашивали?
Девица еще раз посмотрела на малый опросный формуляр и перевернула лист обратной стороной. Вчера она поместила на нем скрупулезно нумерованные заметки и средних размеров черную кляксу, которой удалось придать вид иллюстративного материала «Рис.1. Пример растения. Ромашка».
— Как мы определили, магия не владеет речью и словом «травяной» в частности. Предполагать за магической энергией подобие разума было бы сущим язычеством. Однако, мы можем настроить необходимые нам условия. Требуется всего лишь полный реестр растений, чей запах нас интересует.
Аптекарь удивился несказанно.
— В самом деле? Перечислить все травы, которые дом вбирал поколениями нашего аптекарского рода?
— Предвижу, что каталог будет обширным, — почтительно кивнула собеседница, впрочем, не сдавая позиций.
Кинри задумчиво отведал чаю, держа блюдце на пальцах — не зря матушка снарядила птенцам белый керамический сервиз с васильками и скромным фамильным гербом на донышке. Самовар скучал без дела, а круглобокий заварник, разумеется, обосновался на подогревающей доске и позволял заказчику в полной мере насладиться мастерством артефактора. Рядом, в плетенке на белой салфетке, гнездились пышные улитки с корицей — они располагали насладиться заодно и мастерством булочницы Лату. Все задавало беседе обстоятельный тон.
— Вы упомянули каталог, — проговорил заказчик. — В домашней библиотеке найдутся готовые справочники лекарственных растений.
— Это упрощает задачу в разы, — воодушевилась Виола, — и переносит нас к ступени с пометкою «два». С вашей помощью надлежит запечатлеть запах каждого растения.
— Каждого растения, — икнул молодой аптекарь эхом, опасно качнув блюдце и торопливо вернув его на твердую поверхность. Перед ним начинал расстилаться подлинный масштаб работы мастерской, и он впервые основательно прикинул, может ли позволить себе такой заказ. В конце концов, дожил он до своих двадцати в этом доме, не замечая его духа. Покупатели тоже как-то стерпелись, хотя и не слишком задерживались. Даже — о, чудо! — невеста нашла запах его дома скорее привлекательным, на что уж никак не приходилось надеяться. Свадьбу даже сподручнее будет играть на открытом дворе, пусть и отсрочив долгожданное событие до мая.
— Виола Базилевна, — осторожно начал он и снова подергал неповинные очки, — кажется, мы еще не добирались до стоимости воплощения моей задумки?
Еще бы — распорядительница оттягивала этот миг сколько было возможно. Когда на семейном симпозиуме за свекольником в «Опятах» она примерила план работ и вывела сумму, у нее самой перехватило дыхание. Просить полцарства за кусочек чарованного дерева? Затея показалась сущей авантюрой. Только припав к своим заморским учебникам, она смогла заново убедится в полной своей справедливости. Опасаясь дать слабину, она разместила их на пустующих стеллажах под галереей так, чтобы краем глаза лицезреть их в час переговоров. Потертые корочки честно исполняли свою роль: взирали с отеческой строгостью и напоминали, что сумму подобает озвучить не прежде, чем донесешь покупателю ценность.
Легко им было утверждать. Знакомясь с теми поучениями, Виола дерзко представляла себе оппонентом какого-нибудь сурового купца или промышленника — таковой, например, держал оружейную напротив. Однако ж, она вовсе не была готова наседать на смявшегося худенького парня, чем-то похожего на ее брата как внешне, так и своей увлеченностью скорее науками книжными, нежели окружающей действительностью.
В Итирсисе: 9 марта, четверг
Счастье, что Арис успела закончить более десятка заказов за зиму. Снежный палисадник заглядывал в окна, а ее вязаные шали, варежки и юбки дарили зачарованное тепло, позволяя проказнику-морозу только румянить хозяевам щеки. Хотя юная мастерица не обогатилась еще на этом промысле, но концы с концами сводились уже без дополнительного давления. Сегодня еще один длинный свитер цвета бирюзы обретет свой дом.
Арис устроила на локте джутовую сумку, укрыла волосы платком под цвет и выбралась наружу.
Улица звалась гордо Зеленою, но на дощечке под снежною шапкой это имя казалось насмешкой. Позабытым летом окраина и впрямь бывала зелена — деревеньку поглотил растущий город, но облика ее еще не изменил, а новоявленные итирсяне пока отдавали предпочтение земледелию и скотоводству. Впрочем, и тут нашлись мастера вроде Арис, кто пригляд за посадками совмещал с рукодельным промыслом.
Дом заказчицы, конечно, обретался на улице куда роскошнее, среди кварталов по правую сторону реки Итирсы. Туда легко доберешься дворами, но редкая девица откажется от неторопливой прогулки сквозь торговые ряды.
День обернулся безветренным и мягким. Купцы щедро вывалили на прилавки свои диковинки, покуда ясная погода собрала им изрядную публику. Иные с гиканьем плясали над товаром, не то поторапливая к себе зевак, не то греясь таким потаенным манером. Арис любила столы умельцев, не жалея времени подивиться чужому мастерству, но нынче ноги понесли ее к рядам со снедью. Миновали давно уже зимние праздники, отгуляла и щедрая масленица, а к рыночным площадям пестрыми реками все текли и текли угощения с чудаковатых земель необъятного света. Приправы каких угодно мастей, мороженые ягоды любого оттенка, выпечка разного толка — все рябило в глазах и дразнило аппетит, хотя язык еще хранил овсяное послевкусие завтрака.
В шаге от Арис толпой разгружали телегу — дюжие молодцы лихо снимали ящики солнечных заморских фруктов, наводнявших ряды с декабря. Даже теперь, в марте, от мандаринов еще не было спасенья — те, кому они были по карману, любили их за яркий вкус праздника и за сладкие цукаты из корочек. Работа грузчиков кипела дружно, рыжие пятна так и мелькали, приглашая улыбнуться их живому контрасту с белым покровом города. Один богатырь заприметил внимание Арис и, подмигнув, перебросил ей мандаринку.
Девица, конечно, не словила рыжий мячик на лету, но из сугроба вытянула его почти изящно. Кивнув с несмелой улыбкой, прибрала угощение в карман юбки и торопливо удалилась под благодушный смех.

Шумные ряды остались позади, дома подрастали, каменели и жались друг к другу плотнее. В этих районах дворов не держали за дороговизною земли, зато уж сами здания были оштукатурены, иные даже покрашены.
Устройство новых домов еще чтило традиции — резные окна глядели прямо на улицу, а вход непременно лепился сбоку, через дощатые сени. В хоромы из камня частенько проводили воду и сточные трубы, но обогрев по-прежнему доверяли печному жару. Быть может, развитие артефактов скоро позволит забыть о холодных сенных пристройках, пока же те хранили дом от сквозняка и заодно служили дровяницами.
Ближе к дворцовым стенам плотная застройка вновь сменялась простором аллей и усадеб с личными парками — здесь местились аристократы и процветающие торговцы.
Вязунья несла свой заказ в один из таких домов, предвкушая порадовать модницу, купеческую дочку Клариссу. Арис миновала уже кованые ворота, поднялась на высокое крыльцо, стянула варежку и почти занесла кулачок для стука, когда решила прежде вытащить сверток из сумки.
Рука ее дрогнула, не завершив движения — свитера в сумке не было.
Несмотря на тепло своей одежды, Арис похолодела до самой макушки. Едва помня себя от ужаса, подобрала юбки и кинулась обратно по своим следам, боясь поверить в потерю заказа, стоившего ей три седмицы труда и пяти пасм дорогой тонкорунной пряжи.
Они со свитером покидали избу вместе, в этом вязунья была уверена. Расставание произошло по дороге, и романтическая драма сия разыгралась, вероятно, в торговых рядах. Теперь на дне сумки покоилась только солидная скалка, которую девица носила при себе на случай самообороны. Орудие сгодилось ей в жизни только однажды, когда дорогу к дому заступила воинственного вида старая коза с обломанным рогом. Коза не то испугалась, не то распознала по скалке соседку и, мерно жуя лопух, пропустила без попытки сближения. Нынче же именно березовая деревяшка не дала девице вовремя ощутить, что сумка полегчала.
Свитер, обернутый холстиной, мог вероломно перекочевать в чужой мешок, а мог и нечаянно выпасть — ручки у сумки длинные, от донышка к верху она расширяется.
«Напрасно взяла ее нынче, пусть и подходит к платку по цвету…»
Тяжело дыша от бега в старенькой шубе, Арис опять очутилась на рынке. Возле прилавка с мандаринами не было уже ни телеги, ни грузчиков, ни малейших следов свитера на изрядно потоптанном снегу.
Вблизи сугроба на обочине, где Арис выудила мандарин, мостилась лавчонка с рядами варений в глиняных горшочках. Слегка уже растрепанная и безумная, девица метнулась к немолодой торговке, скучно переминавшейся за этой конфитюрной выставкой.
— Доброго дня, тетушка. Не дайте пропасть, скажите, не тут ли сверток с вязаным свитером я обронила?
Торговка улыбнулась ободряюще.
— Не трясись, девица, нашелся твой сверток. Сама ведь это диво вязала?
Арис выдохнула, уняла свои колени и позволила себе даже похорохориться.
— Сама! Интересная идея, правда?
— Вот, точно так он и сказал.
— Кто? — нахмурилась Арис.
На сей раз комплимент не вызвал ликования.
— Огромный такой купец, — втолковала торговка, — который твой сверток выхватил из-под самых копыт лошади с мандариновой телегой. Еще бы чуть-чуть и пропала твоя работа. Везучая ты.
В Итирсисе: 9 марта, четверг
Виола отвернулась от окна и сердито уставилась в свои записи. Себастьян, обычно погруженный в себя, вспышки наблюдательности проявлял отчего-то всегда не вовремя. Он тоже посмотрел на улицу и виртуозной дедукцией сопоставил недовольное лицо сестры с незнакомой блондинкой, входящей в оружейную вместе с хозяином лавки.
— Сдается мне, нынче Дарий младший сумеет примириться с дефицитом соли в доме, — предположил маг, изображая крайнюю степень задумчивости.
Они сидели друг напротив друга за столом в зале, каждый на излюбленном месте. Виола производила последнюю проверку договорных грамот для Кинри Благомировича, а Себастьян пролистывал зачитанную им до сальных пятен книгу о магическом коде. У каждого в комнате имелось по маленькому бюро для этой надобности, но непостижимым образом любая деятельность почти всегда завершалась за этим столом. Огромный и прочный, с видом на уличные хлопоты, он неизбежно притягивал устроиться и расточить по поверхности бумаги, перья, прочие нужные и не очень предметы вперемешку с чайными пиалами. Словом, вся жизнь мастерской сосредоточилась в конце концов на его дубовой тверди.
— Дивлюсь, что тебя интересуют гастрономические пристрастия нашего соседа, — проворчала в ответ Виола.
Себастьян отложил книгу и потянулся, далеко раскинув под столом свои длинные ноги.
— Вообще-то, меня больше интересует самообразование. Без новых книг мои знания скоро закостенеют до основания, — пожаловался он. — Если Кинри не откажется в последний момент, я сокращу рацион до картофеля и пущу свою долю задатка на поход к букинистам. Из страха захлебнуться слюной я до сих пор не разведал не единой книжной лавки в городе.
— Надеешься, что милосердная сестра поделится с тобой запасами орехов и моченых яблок?
— Разумеется, нет, — фыркнул Себастьян. — Я имею виды на твою абрикосовую пастилу, запрятанную в сундуке под кухонным окошком.
— Сладкоежка, — закатила Виола глаза. — Когда-нибудь это тебе аукнется, помяни мое слово. Лишишься своего «утонченного сложения» или от чего там приходила в упоение та заезжая передвижница.
— Помилуй, пастилу прячешь ты, а чревоугодником выставляешь родного брата! — возмутился юноша, отыскивая на столе деревянные основы для очередного легиона греющих подставок.
Виола поднялась и собрала готовые грамоты — потому что они были готовы, естественно, а не перемены темы ради.
— Наведаюсь, наконец, в знаменитую ароматную аптеку нашего благодетеля. Если задержусь, обедай без меня.
Снарядив бумаги в кожаную сумку через плечо, она утеплилась и отбыла наружу. Старательно избегая смотреть в окна оружейной (да и виден с этой стороны лишь торговый зал), Виола начала розыски улицы, дорогу до которой аптекарь разъяснил ей при прощании.
Ей пока не случалось бывать в этом квартале. Кленовая улица выглядела пестрым смешением среднего достатка и черезвычайной скромности. Район уже был не окраиной, он решительно развивался и крепчал, лачуги выкупались богатыми горожанами для постройки на их месте чего-то основательного — поэтому небольшие мастерские тасовались тут с деревянными избами, а окна солидных двухэтажек для сдачи комнат внаем открывали прекрасный обзор на соседние курятники.
Дом аптекаря был выстроен здесь в незапамятные времена, но подновлялся с требуемой регулярностью и смотрелся очень благопристойно. Против обычного, вход не был отделен от улицы холодным помещением — вероятно, сквозняки здесь были взяты на службу и считались одной из мер супротив вездесущего запаха, хотя помогали слабо.
Виола произвела последнюю проверку — «ул. Кленовая», дверь синяя, титул «Аптека» над входом и еще одна металлическая табличка в форме геральдического щита со змеей на зеленом поле, переданном при помощи рельефных диагональных полос.
Убедившись, что попала по адресу, Виола решительно распахнула дверь. Тут же закрыла ее, секунду постояла, сделала глубокий вдох и уже совсем не спеша вплыла в благоухающее помещение первого этажа аптечной лавки.
Вторично среагировал на ее движение колокольчик, так что Кинри, стоящий у полок с правой стороны, был уже дважды осведомлен о вторжении в свое логово.
В аптеке царил легкий сумрак, оберегающий лекарства от коварных солнечных лучей — невысокие окна были задрапированы ситцем с вышитыми цветами и литерами «Lamium album». Стены едва проглядывали за рядами узких шкафчиков и полок. Кинри спешно убрал на одну из них последний пузырек свежего зелья и приветствовал девицу.
Виола все еще не решалась открыть рот, атакованная травяным букетом. Запах не был совсем уж противным, но смесь дурманила и вышибала дух. Пробормотав ответное благопожелание почти не размыкая губ, она еще некоторое время привыкала, нарочито медленно разматывая слои вязаного шарфа и тщательно цепляя шубку к напольной вешалке у входа.
Наконец, слегка притерпевшись, она извлекла бумаги на свет.
— Проверьте, Кинри Благомирович. Здесь уговор в двух копиях и магическое задание, подробно описывающее артефакт и манеру его работы. Ваш росчерк необходим на каждом листе рядом с моим, — она передала стопку хозяину лавки, и в этот миг заметила пушистого белого кота.
Он вошел с респектабельностью монарха и пытливо посмотрел девице в глаза. Обычное «кис-кис» застряло в ее горле и, действуя скорее безотчетно, Виола изрекла:
— Доброе утро, господин Тысячелистник Обыкновенный. Меня зовут Виола Базилевна, мы сотрудничаем с вашим… с Кинри Благомировичем по вопросу небольших преобразований аптеки. Надеюсь, они придутся вам по вкусу.
Кот повел хвостом в обе стороны поочередно и, как показалось, кивнул благосклонно.
— Я рассказывал тебе, помнишь? — дополнил юноша, разметая травяной сор между горячей треногой и маленькими весами, чтобы кое-как расположиться на столе с бумагами. Было очевидно, что читать ему нет никакой охоты, но, при всем уважении к своему коту-наставнику, едва ли можно было перевалить на него эту ответственность. С прискорбием Кинри приступил к изучению виолиных причудливых формулировок, демонстрирующих, по ее задумке, владение сухим и точным канцелярским языком.
В Итирсисе: 15 марта, среда
Чернила в крошечной комнате Леи не были просто декорацией. Что бы ни думал отец, желавший вернуть магичку — она в самом деле ими пользовалась. Например, сидя на кровати с приоткрытым ртом и почти касаясь настольного зеркальца, выводила стрелку над левым веком.
На правом глазу легло немного вкривь из-за павлиньего пера, но приходилось набивать руку без камеристки. Показаться на улице чучелом Лея себе не давала ни разу, хотя два месяца назад у нее и торчал из-под платья хвостик с кисточкой.
Кисточкой, кстати сказать, стрелки выходили значительно краше, да и ботинки от снега удобно им обметались.
Хорошо еще, что пропажа хвоста не уронила леин авторитет и спрос на ее магические услуги.
Заказы милых горожан были один другого увлекательнее. Она с воодушевлением бралась вывести ягодное пятно с подвенечного платья или искать пропавшего козленка — только бы оторваться от нескончаемого потока своих коронных зелий «Отрезвленье» и «Наутро».
«Отрезвленье» с ароматом банного листа целыми бочонками заказывал местный кабатчик. Оно отлично повышало средний чек, когда втридорога предлагалось мужам зрелым и мудрым, решившим уже двинуться к родному порогу… или хотя бы приблизительно в его направлении.
Холостяки, не вкусившие радости встречи влюбленных под ласковое «Явился?!», в срочном отрезвленьи не нуждались, зато предпочитали держать возле умывальника добрый запас «Наутра».
— Госпожа Лея, вы готовы? — звонко спросила из-за двери семилетняя Рози.
Мать девочки, тетушка Стефания, дошла уже до той степени нищеты, когда не могла себе позволить иметь дом. Овдовев, она растила дочь одна и едва сводила концы с концами, увязая в долгах. Наконец, решилась переехать к сестре в деревню приживалкой, выручив за дом сколько возможно.
Хозяйка с тяжелым сердцем вычищала жилище к продаже, когда путь преградил враг, оказавшийся ей не по зубам.
Из подпола вверх лезла черная плесень.
Кумушки-соседки, узнав о напасти, цокали, вздыхали и единодушно хоронили мечты о продаже дома. Этакая гадость если уж поселилась — скоро отвоюет себе всю клеть. Никто не даст за дом с подобной начинкой и четверти цены.
Не такова была тетушка Стефания, чтобы сдаваться. Ей пришло в голову, что лучше потратиться на услуги магички, зато вернуть половицам первозданное благолепие.
Совет кумушек выражал справедливые сомнения:
— Леюшка Сальвадоровна больно хрупкая! Тут не иначе боевой маг нужен.
Ветераны борьбы с плесенью соглашались безоговорочно.
Только тетушка упрямо позвала магичку. Сражение было назначено на погожее мартовское утро, и, нетерпеливо дождавшись Лею, Рози проводила ее к месту сечи.
Дом был крепкий и нестарый. Торговля у отца Рози шла одно время бойко, так что над клетью устроили даже большую светлицу, где летом спала дочь — как царевна, в отдельной комнате. Потом все как-то разладилось, а после внезапной его кончины дела перенять оказалось некому, Стефания в них никогда не вникала. Отложенное «на черный день» иссякло быстро — редкие дни не были черными.
Соседки помогали вдове с дочерью сколько могли, и нынче по праву явились принять живейшее участие.
— Магичке, поди, совет какой нужен будет, — хлопотали они, теснясь втроем на короткой лавке с кулями семечек (домовитая жена бездельными руками не срамится!).
Кумушки почли за долг смотреть во все глаза и разнести молву: как-то закончилась битва магички, «со щитом» или «на щите»? О том, чтобы улица вести ждала с нетерпением, они наперед позаботились.
Когда Лея вошла в дом, здоровый люк у дальней стены был распахнут. Подпол уже пустовал, на досках его обшивки печально зияли темные раны плесени.
— В комнату щупальца бросила, бестия черная, — подала голос кума Берта с безопасного места поодаль.
Лея, напротив, приблизилась и осторожно заглянула вниз, оценивая масштаб. Она не имела ни книг, ни других занимательных приспособлений — советчицы про себя осудили такое небрежение, хотя от души полюбовались юной леди в дивной меховой накидке.
— Как люди говорят? «Ломать — не строить»? — спросила барышня, отступая на пару шагов от края. — Не тревожьтесь, я управлюсь быстро.
Чародейку, впрочем, никто не торопил. Она настроила голосовые связки на магическое «пение» и набрала воздух в легкие.
— Телегу подогнали! Лавки выносить, что ли?
Девица вздрогнула и обернулась к двери — с холода ввалились два бравых молодца в тулупах нараспашку. Оказалось, кумушки выделили сыновей для погрузки мебели. Чем бы ни закончилась борьба, нехитрую утварь наметили сегодня же продать на рынке.
— Погоди ты, «лавки»! — шикнула на рыжего грузчика мать, кума Берта, сердито отрывая взгляд от леиной работы. — Не видишь, заняты твои лавки? Стол выноси.
— Стол так стол! — уступил доброволец.
Рыжий и его товарищ помладше, сын кумы Ады, подхватили по сторонам добротный дубовый стол и поволокли его на выход.
Силясь игнорировать их топот, Лея вновь обратилась в магический слух и даже драматично навела на черноту прямую обвиняющую руку.
Почтенная публика подобралась в нетерпении.
— Да что ж ты! Не лезет стол-то!
Взгляды снова обратились к двери. Младший парень спиной шагнул в сени, но дальше дело не двинулось — стол был значительно шире проема.
— Паааварачивай! — скомандовал рыжий, и оба принялись кренить стол ножками вбок.
На сей раз публика даже не отвернулась — со стороны было ясно, что и такой уловкою стол в сени не пройдет.
— Не пройдет! — изумился через полминуты рыжий.
— Его без ног и вносили, — вспомнила хозяйка. — Собирали уже в клети.
— А если в окно? — с надеждой спросил младший грузчик. — Вон, какое громадное!
Стол аккуратно поставили — без него чесать в лохматых затылках намного сподручнее.
— Законопачено все на зиму! — отозвался рыжий. — Соображать надо!
— Законопачено на совесть, — подтвердила тетушка Стефания.
В Итирсисе: 15 марта, среда
Как ни мечтала Виола добраться до Гильдии магов без промедления, несколько дней пришлось отдать безотлагательным трудам.
На счастье мастерской, Карлота Эдмондовна оказалась натурой столь же порывистой, как и сама распорядительница. Предложение создать артефакт с ностальгическим звучанием она одобрила горячо и тотчас же. Как показалось Виоле, для советницы этот заказ сам по себе был сродни развлечению, а успешный результат усматривался как дополнительное, но не такое уж обязательное побочное достижение. Стоимость и вовсе не имела никакого значения.
Словом, они друг друга нашли.
Зная свойство своей природы легко терять интерес к предмету, Виола заподозрила его и за советницей, поэтому к их делу приступила очень рьяно. Тут же провела краткое интервьюирование, в три дня выверила бумаги, навестила Карлоту Эдмондовну для подписи и принялась рисовать эскизы — форма была значительно сложнее фигурки кота.
— Деревянный артефакт в виде дерева? — охнул Себастьян, когда она самозабвенно рассказывала ему о новом уговоре.
— Коль уж он призван навевать сельские думы, отчего ему не иметь облика натурального? — выпятила губу сестрица.
— Это невероятно сложно для резчика! Куда проще твою идею украсть и отправиться воплощать ее к артефактору, чарующему бронзу! Форма сладится куда быстрее и выгоднее, — юноша тщился обнаружить логику в замысле двух вдохновленных женщин.
— Карлоту Эдмондовну не интересует выгода, — последнее слово девица интонировала язвительно. — Видишь ли, возвышенные натуры тяготеют к искусству. Дерево из железа ее ни мало не привлекает, и мне такая позиция очень близка.
— Еще бы не близка — за тридцать золотых лун! — отметил Себастьян.
— Половина уйдет резчику, — ничуть не смутилась Виола, — вторую половину мы отработаем честно и рачительно. Труда предстоит немало. Пока у теплой печи ты будешь чаровать фигурку кота для аптекаря, я стану в хладных рощах взывать к милосердию зимних птиц, чтобы они пели строго по одной и без фальшивости. Позже придет время отыскивать жаворонков, в мае предстоит подстеречь соловьев, а летом, второй ступенью, добавить еще сверчков и прочую знойную живность.
Задумка была в самом деле невероятной. Тонкой работы резное дерево подчинится воздушному току, от легкого касания ветра каждый лист вернет свое звучание — пение зарянки, дробный стук дятла, скрип старой ели. Под едва уловимым оконным сквозняком исполнение будет тихим, неравномерным и почти естественным.
Карлота Эдмондовна ничего подобного прежде не встречала и прожектом была начисто сражена. Даже виолины пытки с вариациями древесины она снесла без ропота, с ходу выбрав самую дорогую из предложенных. Виола тоже была сражена.
К этим заботам примешались усилия по снятию травных запахов — ежедневно до полудня девица производила их во дворе аптеки, дабы избежать смешения с общим букетом. Подложив обернутую холстиной греющую доску, она устраивалась на ступенях задней веранды с навесом. Кинри выделил ей справочник и группами носил из дому сушеные травы в мешочках, уточняя названия. Виола аккуратно вбирала их аромат артефактом, похожим на шахматную пешку, впечатывала в нужный раздел книги и щелчком очищала инструмент для повторного действия с новым растением. Сердобольный Кинри иногда подливал ей горячий грушевый взвар и, смущаясь почти братской опеки, совал сладкий маковый сухарик.
Только спустя седмицу после беседы о гильдиях ей удалось найти время для предпринятия атаки.
В тот день Виола, наконец, отнесла прообразы дерева окраинному резчику, соработничество с которым уладила еще зимой, и повернула обратно к центру города. Предвкушая доступ в магическую элиту Ладии, она едва разбирала дорогу. На Зеленой улице девица налетела на раскоряченную у какого-то двора телегу, с которой двое взмокших молодцев стаскивали громадную столешницу.
— Не ушиблись, барышня? — озаботился рыжий грузила.
Виола, чуть морщась, потерла коленку, но замахала руками, что беспокоиться о ней не следует. Больше она устрашилась последствий для белого кружева на винном платье, глядящемся из-под шубки — ситуация обязала рядиться как для особого выхода. Платье не пострадало.
Квартал за кварталом облик столицы менялся. Сердце Итирсиса — кольцо соединенных парками площадей вокруг дворцовых стен — восхищало иноземцев и провинциалов. Лоточная торговля здесь шла лишь изредка, по ярмарочным дням, в остальное время ладони столицы дышали респектабельностью и благолепием богатых домов, усадеб и процветающих лавок. Виола, млея от собственной деловитости, прошла по мощеной Площади музыки, нырнула левее в Раскудрявую аллею и выбралась на простор Арены магии. Несложные топонимические изыскания подскажут, что именно сюда испокон веку выходила вратами тезоименитая гильдия.
Врата и не думали распахнуться, встречая ее приближение. Открывая тяжелые створки руками, Виола испытала даже разочарование. Когда голос преуспевающей артефактной мастерской будет иметь вес в этом заведении, она уж позаботится о магическом приводе для должного воздействия на умы посетителей.
— Куда изволите? — окинув незнакомку взглядом, осведомился сухонький пожилой господин. Придверник сидел за конторкой в просторной приемной, от которой разбегались по сторонам другие двери и стремилась на второй этаж огромная лестница. Витражное окно над входом, как раз против лестничной галереи, наполняло помещение розоватым светом.
— Желаю беседовать с господином экономом, — важно произнесла девица и принялась снимать шубу с таким видом, словно отказ в аудиенции даже не приходил ей в голову.
— К Хавьеру Фабиановичу? — отозвался встречающий без эмоций. — Кто и по какому вопросу?
— Леди Виола Карнелис, имею намерение вступить в Гильдию магов, — барышня от души надеялась, что в ее голосе звучала сталь, а не мольба. В деревне ей не особенно доводилось щеголять благородством.
— Леди Карнелис? — почтения у собеседника и в самом деле прибыло. Поднявшись, он двинулся в сторону лестницы. — Я провожу вас.
В Итирсисе: 15 марта, вторник
Менестрели воспевают мартовские муки юности — о, счастливцы! Как легко эти странники презрели иное пламя в сердцах домовниц, как скоро забыли ужас весенней генеральной уборки!
Леонора собрала на груди руки, обозревая комнату. Единственная в избе, клетушка на добрую четверть стеснена облезлой печью, прочий же простор освоили сундуки и древние шкатулки. Только в центре еще влез невеликий стол, да узкое ложе скрыла занавеска на веревочке. С печи сникло тонкое одеяльце, выдавая там вторую роскошную почивальню.
Хозяйка покачала головой: когда она запустила свое жилище так, что клеть легко сойдет за кладовую? Разве нужны эти горы вещей одинокой даме с дочерью? Сундуки пора просеять сверху до низу.
Откинув крышку первой жертвы, женщина вгляделась в ее нутро. Жертва — небольшой резной ларец — ощерилась в ответ металлическим блеском длинных стержней разной толщины. Женщине понадобилось несколько мгновений, чтобы распознать в них вязальные спицы дочери. Похоже, что этот ларь находится под протекцией Арис и вторжение может эскалировать конфликт.
С неохотою ларец убрался в сторону, открывая подступы к сундуку побольше. Тот оказался полон пряжи и мешочков с лавандой, отгоняющих жадную моль. Леонора молью себя никак не числила, но и ей пришлось отступиться от идеи уничтожить содержимое. В конце концов, рукоделие дочери уже три года кормит их обеих, нет никакой причины мешаться в его устроение.
Пряжей и образцами узоров оказались полны еще две шкатулки. Леонора подивилась обширности территорий, занятых пасмами и клубками. Закралась мысль, что пряжа множится уже как-то самостоятельно. Возможно, моль должна бы контролировать ее поголовье, а отсутствие важного санитара сулит природную катастрофу. Нужно будет поговорить с дочерью, когда та вернется.
Леонора зевнула, но закрыла сундук и стянула остатки сил к другому фронту. Ей же достанет воли управиться со старою одеждой?
— Тетушка Леонора, вы не спите? — спросила Селена, входя в избу через половину часа.
Глазам ее предстала картина неравного боя. Тут и там раскинулись платья, рубахи и юбки, посуда покрывала стол небольшими когортами. Крошечный участок пола в центре хаоса вместил аккуратно сложенную ветошь и битый соусника на ней. Леонора сидела рядом с этой конструкцией в полном изнеможении.
— Разбойники побывали? — ужаснулась гостья, не находя, на чем остановить свой взор.
— Здравствуй, Селена, — подняла глаза хозяйка, — я произвела ревизию. Старый плащ и соусник с трещиной давно пора вынести из нашего дома. Здесь не место хламу, держать стоит лишь вещи, несущие ценность.
Как видно, правило соблюдалось под этим кровом свято, потому ценность несли почти все найденные по сундуками предметы. Юбки оказались весьма годными к носке, старые шали — памятью о матери, плошки — недостаточно щербатыми для расставания. Под конец переборка велась уже на одном только упрямстве, без надежды на новую жизнь в освобожденной светлой клети.
Селена вздохнула — следовало явиться раньше.
— Вы ели, тетушка? — спросила она, приближаясь к столу и напрасно ища меж посудных отрядов следы хоть какой-то трапезы.
Леонора задумалась — и не припомнила. Медленно поднялась, оправила домашнее платье и заметила, что оно уже не облегает ее фигуры, а висит на хрупких плечиках мешком. Пока хозяйка изучала свой рукав, Селена уже деловито снимала прихваткой печную заслонку.
— Арис говорила, что в печи оставила теплые щи, — стрекотала она. — Вам обязательно нужно обедать.
Леонора тяжело отвела глаза от платья, оглядела итоги своей весенней сортировки, но не прекословила. С покорностью заняла она лавку и принялась тихонько переставлять кувшины, высвобождая краешек стола. Движения растеряли недавнюю расторопность, держаться прямо было пыткой. Селена понятливо ускорила хлопоты с ухватом.
— Вам нельзя ложиться без еды, дорогая тетушка, — заговаривала она, не давая обессилевшей хозяйке провалиться в забытье преждевременно. — Арис так чудесно готовит, вы же знаете.
Горшочек перелетел из печи на стол, девица выложила капустные горы в глубокую плошку и укрыла их ломтем еще не остывшей буханки.
Трапезу Леонора ковыряла вяло и безропотно. Необходимость принимать пищу хотя бы раз в сутки она еще сознавала, хотя дремота шептала, что обед мог бы подождать.
Сон окончательно победил ее через четверть часа, сразу после пиалы подслащенного чая, который Селена вливала в хозяйку едва не принуждением.
Арис вернулась домой, когда Леонора давно спала за тонкой занавеской, а Селена завершала сложение вещей аккуратными стопками. Не ведая, куда их поместить на хранение, она все-таки не смогла взирать равнодушно на неопрятные ворохи.
Вязунья быстро нашла глазами плошку с остатками щей на столе — заботливой ручкой соседки вся прочая утварь была удалена с него на узкие полки у печи.
— Ты, кажется, вовремя? — благодарно обернулась она к Селене.
Подруга улыбнулась и кивнула подбородком на двух изгнанников по центру комнаты.
—Тетушка просила это выбросить. Сегодня она славно потрудилась!
Младшая хозяйка сняла зимнее облачение в сенях, шагнула внутрь и приткнула за собой рассохшуюся дверь.
— Матушка не смиряется, — с радостью и болью подытожила она, — хотя подымается уже на час, а то и менее.
Леонора боролась и проигрывала, сама вязунья работала беспрестанно — им нечего было стыдиться, но почему-то рядом с хлопотливой Селеной укором проступили сиротские половички, просящие веселой снежной чистки, разбросанные мышами кусочки пакли, шаткая ножка стола и мутные окошки. Дом никогда не знал крепких мужских рук, но и спорым женским было теперь не до него.
— Из библиотеки магов? — спросила гостья, венчая стопку рубах последней, беленой с расшитыми рукавами. — Отыскала что-то?
Печальной вязунье нечем было хвастать.
— На подобную хворь нет и намека, а я должна уделять время и другому поиску.
В Итирсисе: 15 марта, вторник
Вернувшись домой, Виола определила себе полчаса поплакать.
По дороге из гильдии магов она сложила примерный новый план, и все-таки обида на неудачу и надменное обхождение была еще очень сильна. До сих пор в городе ей изрядно везло, доброжелательные соседи не пытались указать ее место. Виола стала забывать, что покинула деревню три месяца назад, что ей двадцать и она, вдобавок, барышня. Разговор в кабинете эконома стал унизительным щелчком по носу.
Уткнув метафорически пострадавший нос в подушку, Виола несколько раз всхлипнула и старательно оросила ее двумя слезинками. На попытке выжать третью она услышала, как Себастьян покинул комнату и отворил кому-то дверь. Сначала девица прислушалась к голосам внизу — кажется, заглянул Дарий младший. Потом она прислушалась к голосам в себе — не обнаружит ли желания побыть одной? Поскольку таковое сильно уступало любопытству, барышня поспешно высунулась в окно, снегом с подоконника остудила чуть припухшее личико и вышла из непродолжительного затвора.
С галереи она спускалась уже полная достоинства и всей доступной грации. Радостный взгляд, который бросил на нее стоящий внизу Дарий, в целом, смягчил дневные досады.
— Виола Базилевна! Рад, что застал вас дома… то есть, в трудах мастерской, — быстро посерьезнел он, памятуя ранимость девицы в отношении ее детища.
Себастьян почувствовал себя лишним, именно поэтому так и остался в общей зале, усевшись за стол поудобнее.
Виоле пришлось по душе, что в кои-то веки игнорируют не ее, поэтому Дария она приветствовала особенно благосклонно.
— Вы давно не заглядывали, — заметила она с мягкой улыбкою.
— Все дела, — ответствовал сосед. — Улучил минуту проведать, в добром ли вы здравии.
— Значит, чаю не греть? — все-таки встрял Себастьян, про себя потешаясь над тем, как замедлились движения его беспокойной сестренки, а речи ее стали плавны и величавы.
Дарий не нашелся с ответом, но Виола избавила его от этой необходимости. Порывшись в творческом беспорядке стола, она вытащила увесистую книгу и протянула гостю.
— Я как раз думала показать вам наше новое изобретение — справочник растений с ароматами, — начала она экскурс. — Их существует только два: первый экземпляр принадлежит заказчику, а тот, что у вас в руках — наша собственная копия. Хотелось бы услышать ваше мнение, где и как лучше распространить такое чудо по столице.
Оружейник с интересом открыл книгу — попалась литера «М». Обнаружив на развороте с мелиссой круглый чернильный штамп в правом нижнем углу, он коснулся его пальцем, и страница поделилась легким летним ароматом. Придя чуть не в детский восторг, он последовательно изучил запах миндаля, можжевельника, мылянки лекарственной и мытника болотного. Каждый раз тонкий дух выбирался на мгновение из своей бумажной клетки и растворялся, не требуя отмены действия.
— Потрясающе! — искренне дивился Дарий, — Я гораздо более узко представлял себе возможности господина мага. Примите мои поздравления, Себастьян Базилевич!
— Бумага — тоже отчасти дерево, — скромно сказал маг.
— Идея, смею предположить, ваша? — Дарий, не слушая, уже повернулся к девице.
— Да, совершенно спонтанная, — гордо заявила Виола, понемногу приближаясь к привычному темпу речи от нашедшего волнения. — Я думаю предложить его аптекарям, если у всех гильдий есть своя библиотека. Для частной коллекции наша книга довольно дорога, но я все же разузнаю, кому из братства она будет интересна.
— Не забудьте об университете, — охотно проникаясь прожектом, соображал Дарий. — Тривиум и квадривиум наук не включают медицину, но пополнить либерию диковинкой ученые мужи не откажутся.
— Университет, конечно! — поддержала девица с энтузиазмом. — Знала, что вы подадите мне дельную мысль.
— Кроме того, попробуйте воплотить вариант более простой и экономный — открытки с ароматом чего-то такого банального и расхожего… розы, пионы, лилии, — Дарий небрежно пощелкал пальцами свободной руки. — Франтам из аристократов должно понравится на подарки юным леди.
На секунду сосед запнулся, сообразив, что мысль о скромном даре, никак не обязывающем девицу, должна была прийти к нему в голову раньше и при других обстоятельствах. Теперь прозвучало так, словно он считает цветы бесполезной тратой, достойной только богатых бездельников. Опасно бросаться такими заявлениями, не прощупав предварительно почвы. Пусть Виола и видится ему образцом практичности, это не говорит еще о ее полном небрежении к традициям.
Впрочем, девица не выказала обиды. Наморщив лоб, она подхватила:
— Идея ценная. Потребуется плотная бумага, декоратор и новые пути продажи. Едва ли здесь поможет гильдия…
Дарий бережно и неохотно закрыл справочник, возвращая его хозяйке, когда та внезапно сменила тему, снова замедляя вдохновенный речевой галоп:
— К слову, Дарий Дариевич, отчего у вашей двери нет герба? Ведь вы, должно быть, состоите в Гильдии оружейников?
— Разумеется, — распрямился и без того широкоплечий гость, — в числе самых почтенных мастеров и предприятий. Наш герб повешен в торговой зале. Загляните уж как-нибудь к нам, заодно товар посмотрите.
Распорядительница из его ответа выудила главное, чего прямо спросить еще не успела — в Гильдию оружейников предприятия принимаются. Однако, она отвернулась отнести книгу на стеллаж под лестничной галереей и вслух заметила небрежно:
— Быть может, полюбопытствую, хотя в оружии не смыслю, подобно большинству девиц. Впрочем, и среди них есть ценители, не так ли?
В отличие от с трудом прикусившего язык Себастьяна, Дарий не сразу угадал, на какой тонкий лед его сманивает новая нить разговора — слишком уж чиста была его совесть. Только через несколько секунд он квалифицировал плохо сыгранное равнодушие Виолы.
— Едва ли, — ответил он очень твердо и сделал честные глаза, — девицы нашим оружием интересуются редко.
— Удивительно, — Виоле пришлось увеличить прозрачность намека, — я столько раз наблюдала приход одной горожанки.
В Итирсисе: 10 апреля, понедельник
— Послать за туалетами из дома или заказать у местных рукодельниц? — крикнула Виола через открытую дверь своей комнаты, с колебанием рассматривая единственное в гардеробе летнее одеяние.
Тепло нагрянуло в первые дни апреля. Осенью плотные накидки носятся в городе долго, пока морозы не воцарятся окончательно. Весной же едва успеешь отряхнуть их от пыли на смену шубейке, как назавтра случается пора платьев с кисейными рукавами. В этот год солнце и вовсе слизнуло сугробы за какие-то три дня, выманив любопытные носики почек.
— Родители навестят нас не раньше июня, пока можно послать за сундуками, — ответил Себастьян из залы, не больно-то вникая в сестрицыны метания. Мужчине что — камзол один будний, второй выходной (никогда не носится), штанов пара, пяток белых сорочек. Зимой и летом одним цветом. Даже когда новые брюки скрепя сердце закажет, упрашивает, чтобы, отличий не нашлось и полдюжины, разве что прорехи дозволит не воспроизводить.
Виола со вздохом вывела, что совета здесь ей не дождаться. Увлеченная мастерской, общительная девица не сразу осмыслила, что в городе осталась без подруг и пока не имела времени близко сойтись с кем-то из ровесниц своего круга.
Трудовые будни артефакторов полетели без оглядки — Виоле то и дело приходилось аккуратно стирать влажной ветошью угольные записи на печи, чтобы переправить их из одной колонки в другую через тонкий ручей вертикального разделителя.
Дерево для Карлоты Эдмондовны, наконец, забралось под «Изготовление», а помимо розданных и снова заказанных греющих подставок появился еще один прожект посолиднее: две дюжины пиал с эффектом охлаждения — трактирщик Бруно Франкович надумал к лету покорить гостей замороженными десертами. Пиалы томились в разделе «Прообразы», поскольку резные узоры еще не были согласованы.
«Скалочки», напротив, резво перемахнули две ступени, ибо рисовании эскизов не нуждались, а были куплены за бесценок на первом же рыночном лотке в количестве пяти штук.
Воодушевленные Карнелисы немалым усилием отказались от работы по воскресным дням — одним из клятвенных обещаний матушке было не свести разумные труды в столице к рабскому сребролюбию.
По этой причине сдачу заказа аптекарю назначили на утро понедельника. Отложив думы о нарядах, Виола облачилась в зеленое летнее платье и обернула артефакт расшитой крестиком салфеткой.
— Выходной камзол? — спустившись, она изобразила одобрительную оторопь, с ног до головы изучая брата. Тот ожидаемо продемонстрировал язык, но не рискнул язвить открыто, поскольку нуждался в какой-никакой женской руке для усмирения норовистого шейного платка.
Тем же утром Тысячелистник Обыкновенный, верный внешней котовьей невозмутимости, с удивлением отметил небывалый поток посетителей. Последние все больше входили в аптеку, а вот приобретать что-либо и отбывать на улицу не спешили. К приходу Карнелисов лавка уже собрала аншлаг.
Как видно, по всему кварталу пронеслось известие о том, что сегодня их аптеку будут «чистить» — хотя Кинри позвал на событие только Селену. Выставить сборище не было никакой возможности: заведение в эти часы открыто, а терпеливых зрителей не испугал пока еще буйный разгул ароматов, не соблазнил к променаду и разгулявшийся апрель.
Хозяину благосклонная толпа отвела лучшее место у его собственного стола. Там же по обыкновению застыл и кот, сидя сегодня возле нового артефакта, уменьшенной своей копии. Тысячелистник полагал, что своим присутствием должен освободить фигурку от излишнего к ней внимания, пока легкая слава не подточила ее деревянный характер. Словно разделяя соображение, Селена почесала его за ухом. Вряд ли бы кот потерпел такое панибратство от кого-то другого, но тут издал короткое урчание прежде, чем спохватился. Придя в себя, он на всякий случай спрыгнул на пол и затерялся в лесе чужих ботинок.
Рядом со столом волновались артефакторы — Себастьян был готов к оперативной правке магокода в полевых условиях.
Дома испытаний прошло уже несчетное количество. Мастер все вливал и вливал блоки магии в сосновую фигурку, а Виола терпеливо снимала пробы новой работы, не забывая следить за стабильностью прежних чар на нескольких выбранных травах.
Исправлять пришлось довольно, часть запахов потребовали даже перезаписи. Ошибки устранили, но Виола трепетала до тех пор, пока Кинри не активировал устройство касанием резного медальона на шее фигурки.
— Чудеса! — выдохнул он и немедленно снова вдохнул глубоко и счастливо, не веря собственному носу.
Воздух аптеки был чист, словно горное озеро. Фигурка на столе чуть нагрелась, послушно вбирая один за другим ароматы растений — пропала горечь полынной настойки, густой ромашковый дух, резкая календула и еще сотни запахов, которые Виола прежде не сумела бы распознать, но теперь, после часов работы над заказом, порой угадывала.
Муки мастеров окупились всеобщим восторгом и даже отдельными криками «ура». Селена лучилась изумлением, хотя букет ее как будто не огорчал и прежде. Аптеку теперь полнили ароматы, доселе скрытые.
С кухни потянуло пшенной кашей, с улицы — печным дымом, а девичьи платья, вчера покинувшие сундуки, еще отдавали лавандой (по результатам дискуссий исключенной из реестра нежеланных запахов).
— Зачастили приличные маги в нашу глушь! — излилось народное признание. — Сначала Леюшка прибыла, а ныне и еще два великих чародея!
Виола раскраснелась от удовольствия и не стала разубеждать зрителей в своих колдовских талантах. В конце концов, без нее прожект остался бы только в мечтах аптекаря, а то и вовсе не зародился бы в его уме.
Себастьян пожал незаметно пальцы сестры, жестом подтверждая, что собою горд, но и на ее счет с публикой солидарен.
Посетители вертели головами, и Виола обнаружила, что в столице она не совсем уже чужачка и многие лица в толпе ей знакомы.
Вот кума Берта — трудится прачкою и регулярно берет освежить одежонку Карнелисов.