Часть 2. Небо девяносто первого

Небо девяносто первого

Блок питания заискрился и вспыхнул. Пётр, получив током до самых кончиков волос, полетел с ретранслятора вниз, роняя свои инструменты. За те пару секунд, что он падал с шестиметровой высоты на подстриженную травку, другой инженер Толя лишь успел выкрикнуть: «Твою мать!» Блок питания, пускающий дым в чистое голубое небо, стремительно удалялся. Шесть метров – и всё, тьма.

Это было шестое июля девяносто первого года. День, который перекрутил всю его последующую жизнь в фарш.

Минут десять Пётр пролежал на газоне у забора, а когда очнулся, то вокруг никого не было. Держась за раскалывающуюся от боли голову, он стоял в центре плаца и не видел ничего живого. Только развевающийся на ветру кумач с серпом и молотом в звенящей тишине. Тогда ему был тридцать один год, и что-то в его воспоминаниях сейчас уже безнадёжно стёрлось, какие-то обрывки смешались и наслоились друг на друга, но если ему и снились кошмары, то одни и те же. Снилось ему, как он ходит по пустынной площади и кричит, но никто ему не отвечает. Как мокнет под промозглым дождём в лесу, дрожа от холода, и как его лучший друг, открыв дверь, не сразу узнаёт исхудавшее и чумазое чучело, в которое превратился Пётр по дороге домой. И в тот момент, в самый беззащитный для мозга, когда человек только засыпает, снова и снова возникал перед ним этот вопрос: «Как?»

Вопроса «Где?» не было. То место, куда сейчас направлялся Пётр, и было этим «Где». «Когда?» Это тоже было известно. Если бы тогда, шестого июля, он был в добром здравии – может, и не пришлось бы сюда идти. Или его бы уже не было в живых. Всё лучше, чем грызть себя одиннадцать лет. Но судьбу он не винил. Верить в судьбу – всё равно что снимать ответственность за конкретные события, произошедшие по конкретным причинам. Якобы, так и должно было случиться. Но ведь нет, не должно было. И если бы он нашёл виновника – тот бы давно висел под этим самым ретранслятором. Но виновник пропал, и наказывать было некого. Но это пока…

Если уж Пётр во что и верил, то только в науку. Именно поэтому в первую очередь он позвонил Юре – одному из четырёх потенциальных участников экспедиции, указанных в том смятом письме. С ним было проще всего найти общий язык: Юра, которому недавно стукнуло двадцать семь, был кандидатом физико-математических наук. Теоретическая физика. Звучит круто, но всё-таки теоретическая. Петра интересовала практическая сторона вопроса, однако Юру в команду он всё же взял. Потому что его имя было в списке. Тот согласился почти что сразу, и три миллиона на руки лишь укрепили его решимость.

Это была голова экспедиции, её интеллектуальное ядро. А вот те двое, которым Пётр звонил после – руки для грязной работы. И хотя он надеялся, что грязи не будет, где-то глубоко внутри он знал, что живыми вернутся не все.

Впереди, шоркая берцами по опавшей хвое, шёл двоюродный брат Юры – охотник Глеб, следопыт, владелец самой ладной экипировки в этой компании, с Сайгой наперевес. Сайгу он взял на всякий случай, да и не ходил он в лес без неё – вдруг попадётся глухая деревня с вечно пьяным населением, желающим пограбить хорошо одетых туристов (а такие случаи в его жизни были). Или надо будет отбиться от дикого зверя. О том, что в том месте, куда они все шли, не живут ни дикие звери, ни даже насекомые – никто и не знал. Однако, вам всем заплатили хороший аванс, вам обещали всего, что попадётся под руку, и притом столько, сколько сможете унести. Так что делайте свою работу и не задавайте лишних вопросов. Кстати, если сложить два плюс два, вырванные из контекста, Пётр мог предположить, что охотник Глеб не совсем и охотник, а скорее бывший солдат, и солдат весьма опытный. Однако где именно он воевал и что именно делал – Пётр не спрашивал. Да и какая разница, если его имя тоже было в списке.

Только Юра и Глеб были знакомы между собою в этой экспедиции больше, чем одну неделю. Позади шёл угрюмый Медвежатник – специалист по взлому замков, сейфов и всего, что приколочено. Его настоящего имени никто не знал, да и Петру было плевать. Как, впрочем, и остальным. Под номером телефона, по которому Пётр ему звонил, чтобы назначить встречу, он так и был записан: «Медвежатник».

Медвежатник отсидел два срока про профилю и дело своё знал. Даже когда со временем эволюционировали замки – он эволюционировал вместе с ними. Он всегда был в тренде – виртуоз, настоящий самородок.

Эта разношёрстная компания двигалась молча по густому сосновому лесу, изредка останавливаясь организованно подкрепиться не разогретой тушёнкой и относительно цивилизованно сходить в туалет. Охотник за всеми присматривал и запрещал углубляться в лес. Да, участники иногда обращались друг к другу по кличкам. Взятым, конечно, из рода деятельности. Учёный, Охотник, Инженер и Медвежатник. Такая вот компания.

Мужики шли с севера уже вторые сутки. Шагали вдоль облысевшей узкой полоски леса, которая, по всей видимости, некогда была грунтовой дорогой. Сейчас же она поросла всяким разнотравьем и даже молодыми деревьями, поэтому идти рядом по хвое было проще. Участники не возмущались, что лес никак не заканчивается и что карта, возможно, врёт. Пётр одиннадцать лет не мог найти то место, куда шёл. Все его поиски неизменно приводили к тому, что он просто гулял по лесу, обшаривая квадратные километры и обманывая коллег на работе байками про мифическую рыбалку в административном отпуске. На картах и спутниках этого места не было. Но теперь у него появилась другая карта. Самодельная, практически нарисованная от руки, и нужное место было просто обведено кружочком.

Солнце уже садилось, мужики то и дело закрывали ладошками глаза от ярких лучей, продирающихся сквозь верхушки крон. Пора было искать место для лагеря, но Охотник всё вёл людей дальше. Карте он тоже верил, несмотря на её топорное исполнение. Ведь она была точной во всём, чего остальные не замечали. Он знал – сейчас, вон за той чащей, что-то будет. Так сказала карта.